Затворницы. Миф о великих княгинях

Загадка завещания Дмитрия Донского

Внезапная и тяжелая болезнь заставила великого князя Дмитрия Ивановича в спешном порядке составить завещание. Начиналось оно так: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа я, грешный и худой раб Божий Дмитрий, пишу грамоту душевную целым своим умом».

Князь указал: «А приказываю отчину свою Москву детям своим, князьям Василию, Юрию, Андрею, Петру. А брат мой, князь Владимир, ведает пусть своею отчиной, чем благословил его отец, князь Андрей».

Грамота эта фиксировала новый порядок престолонаследия в Московском княжестве. Если раньше престол переходил к старшему по возрасту члену великокняжеского рода, то теперь Дмитрий Донской решил отдать Московское княжество, а с ним и великое Владимирское княжение, сыновьям. Старшему же в роде, двоюродному брату князя, Владимиру Андреевичу, пришлось довольствоваться своим Серпуховским княжеством.

Однако после смерти старшего сына Дмитрия Донского, Василия Дмитриевича, все его земли, владения, власть должны были перейти к брату Юрию, а не к детям самого Василия.

Почему? Возможно, князь писал духовную лишь для тех, кто его окружал на момент смерти? И именно поэтому ничего не завещал только что появившемуся на свет младенцу Константину? О будущих внуках он вообще не думал, ведь почти все сыновья сами были еще детьми.

Но не исключено и другое объяснение: Дмитрий Иванович одинаково любил сыновей и хотел, чтобы именно они владели отчиной по очереди. Видимо, поэтому он даже разделил между ними столицу — Москву, подразумевая совместное управление княжеством.

Поначалу младшие сыновья должны были жить все вместе под покровительством старшего брата и матери, которая распоряжалась общим имуществом, выделяя из него средства для уплаты золотоордынской дани. Правда. Дмитрий Иванович указал, что при смене хана сыновья могут ничего не платить. Это стало еще одним новшеством духовной грамоты.

В будущем двоякий порядок престолонаследия привел к различному его толкованию, а значит, к яростной и кровавой борьбе за власть.

Еще одним спорным вопросом оказалось личное имущество великого князя. Согласно завещанию, его сыновья получили разные вещи, но, главное, богато украшенные пояса-кушаки, служившие, видимо, символом знатности князя, принадлежности к определенному роду и потому передававшиеся по наследству. Чтобы пояса не перепутались, отец достаточно подробно описал их. Василий, например, получил самые богатые пояса — золотой широкий без ремня с драгоценными камнями и золотой с ремнем, изготовленный неким Марком. Второму сыну, Юрию, также достались два пояса: один — новый, украшенный золотом, драгоценными камнями и жемчугом, без ремня; второй — тоже золотой, созданный мастером Шишкиным. Пе остались без кушаков и другие братья — все, кроме младенца Константина.

Упоминание об этих поясах не случайно. Один из них, как уже говорилось, станет причиной кровавой и многолетней борьбы между потомками Дмитрия Донского. В ожесточенной схватке примет участие и наша новая героиня — великая княгиня Софья Витовтовна, жена Василия I и мать Василия II. О ней наш следующий рассказ.

Софья родилась в 1371 году в семье литовского князя Витовта, внука первого великого князя Литовского Гедимина, и дочери смоленского князя Святослава.

Вряд ли в первые годы жизни маленькая девочка часто видела отца — сурового и отважного воина и постоянного участника боевых походов своего дяди, великого князя Литовского Ольгерда. Воспитанием и образованием дочери занималась мать, русская княжна, поэтому Софья прекрасно знала обычаи соседних стран — Литвы и России и одинаково хорошо говорила на двух языках.

В 1377 году произошло событие, надолго запомнившееся юной княжне, поскольку оно круто изменило жизнь ее семьи. Умер великий князь Ольгерд. У его гроба на пышных и торжественных похоронах собрались многочисленные родственники, еще не подозревавшие, что совсем скоро они начнут между собой кровавую войну.

Отношения обострились сразу, как только было зачитано завещание великого князя: вопреки обычаям Ольгерд назначил своим преемником сына от второго брака — Ягайло. Дед Софьи Кейстут вступил в борьбу с племянником и поначалу одержал верх. В 1381 году он даже сумел захватить Вильно и стать великим князем. Однако коварный Ягайло заманил дядю и двоюродного брата Витовта, отца Софьи, в свой лагерь и арестовал их. Вскоре оба стали узниками Кревского замка. Под стражей оказалась и юная княжна с матерью; бабушку же, обвиненную в колдовстве, утопили — раньше Бирута была языческой жрицей, и Ягайло боялся, что своими чарами она погубит его.

Через некоторое время Кейстут был задушен, а Витовту удалось бежать, переодевшись в платье служанки. Вместе со своими сторонниками он освободил жену и дочь и спешно отправился с ними в Пруссию. С этого времени для десятилетней Софьи начались годы скитаний и невзгод, но они не сломили ее, а лишь закалили характер.

Наконец в 1383 году Витовт признал себя вассалом Ливонского ордена, принял католичество и за это получил от магистра помощь в борьбе за Троцкое княжество (Жмудь). Однако в обмен рыцари пожелали завладеть частью литовских земель. Делиться ими литовский князь не захотел и предпочел помириться с Ягайло.

В следующем году оба литовских князя начали совместную борьбу против Ордена и захватили ряд принадлежавших ему замков. В одном из них, отданных Витовту, его семья на несколько лет смогла обрести покой.

Мрачный рыцарский замок производил гнетущее впечатление на молодую княжну. В нем было холодно и сыро, зато достаточно безопасно. Отец вскоре наполнил его своими военными и охотничьими трофеями: рыцарскими латами, мечами, копьями, пиками, шкурами волков и медведей. Так с раннего детства Софье приходилось привыкать к скитаниям, невзгодам и достаточно суровому образу жизни.

Вскоре судьба послала литовской княжне встречу с будущим супругом. Случилось это так. Среди литовской знати прошел слух, что Василий, сын великого князя Московского и Владимирского Дмитрия Донского, бежал из Орды и окольными путями через Крым, Молдавию, Венгрию и, наконец, Литву пытается пробраться домой.

Хитрый Витовт, зная, что Василий — главный наследник великого князя, зазвал молодого княжича в свой замок и познакомил с семьей. Красавица Софья сразу же очаровала русского гостя. Она была совсем не похожа на московских девушек-затворниц: веселая, подчас дерзкая, умная и отважная. С одинаковой лихостью Софья отплясывала местные народные танцы и скакала на горячих конях. О последнем позаботился ее отец, полагавший, что литовская девушка ни в чем не должна уступать воину-мужчине.

Необычайной красотой Софья пошла в свою бабку — весталку Бируту. Много лет назад грациозная лесная нимфа с длинными пепельными волосами и огромными голубыми глазами, Бирута околдовала сурового воина Кейстута. Несмотря на протесты жителей Полонии и самой девушки, он похитил ее и увез в свой замок.

Умом и отвагой литовская княжна была в отца, хитрого, дальновидного и даже коварного Витовта. При этом она, как уже говорилось, хорошо знала русские обычаи и язык. С первого взгляда Василий понял, что лучшей жены ему не найти.

Софья также не осталась равнодушной к красивому московскому княжичу, чья откровенная влюбленность очень льстила ее самолюбию. Кроме того, она была хорошей дочерью и прислушивалась к советам отца, а тот убеждал ее принять предложение столь завидного жениха.

В итоге юные влюбленные, а им было только по четырнадцать лет, решили перед расставанием обручиться. Они обменялись нательными крестами и перстнями, после чего разлука уже не стала казаться им столь тягостной и печальной — вскоре предстояла новая, еще более счастливая встреча. В конце 1385 года, когда морозы сковали землю и превратили реки в удобные дороги, московский княжич отправился на родину, где его давно и с нетерпением ждали родители.

Первое время Софья, возможно, скучала по красивому и статному жениху-чужестранцу, но потом события в родной Литве надолго отвлекли княжну от собственных дум. Неслыханное дело! Ее дядя Ягайло вздумал жениться на польской королеве Ядвиге. Стоявшая на ступеньку выше литовского князя, она считала себя высокообразованной и европейски воспитанной женщиной и с презрением относилась к литовским «варварам» и язычникам. Кроме того, всем было известно, что Ядвига влюблена в австрийского герцога Вильгельма, которого знала с детства.

Сватовство Ягайло к Ядвиге обсуждалось во многих литовских замках, и мало кто верил в успех своего государя. Но тот решил действовать через польских панов, без поддержки которых власть королевы превращалась к фикцию. Ягайло пообещал им принять католичество, присоединить собственные земли к польской короне, привезти в Краков свои сокровища и, главное, отвоевать польские владения, захваченные соседними странами. Панам обещания очень понравились. Они хотели, чтобы новый король был в первую очередь полководцем, а уж потом мужем королевы. О воинской доблести литовского князя паны были хорошо наслышаны, Вильгельм же в этом отношении ничем не прославился. Поэтому от своего имени они пригласили Ягайло в Краков.

Ядвига, узнав о переговорах за своей спиной, решила опередить события. Она встретилась со своим возлюбленным в францисканском монастыре и тайно с ним обвенчалась. Но, когда попыталась въехать с ним в Краков, польские паны его попросту не впустили. В страхе Вильгельм бросил жену и бежал, чем крайне ее возмутил. В итоге Ядвига оказалась в собственном замке на положении заложницы.

Тем временем к столице подъехал Ягайло в окружении многочисленной свиты. Вельможи убеждали королеву принять его в качестве жениха и стать просветительницей литовского народа. Однако Ядвигу эта перспектива не прельщала ~ она боялась. Боялась, что будущий муж очень уродлив и дик нравом. Во всяком случае такие слухи ходили среди ее прислужниц. И прежде, чем дать ответ, она отправила к литовскому князю своего слугу. Пусть он как следует рассмотрит жениха и расскажет об увиденном.

Ягайло, узнавший от доброжелателей о тайной миссии визитера, встретил его необычайно ласково и с почетом. Богато одаренный слуга сообщил королеве, что в теле князя нет изъянов, он строен, среднего роста, приятной наружности, в обхождении важен и в целом смотрится государем. Это успокоило Ядвигу, и она согласилась принять жениха.

В следующем году состоялась их свадьба, важное событие объединило два народа в одно государство. Среди наиболее почетных гостей был и Витовт с семьей. В Кракове юная Софья познакомилась со всем цветом польского и литовского общества. Несомненно, она была одной из самых красивых девушек и весьма завидной невестой. Многие паны и князья стали просить у Витовта ее руки, но все получали отказ — с московским княжичем, будущим государем Руси, никто сравниться не мог.

Вскоре Софья убедилась в том, что отец исключительно правильно выбрал ей жениха. Дружба нового польского короля с двоюродным братом продолжалась очень недолго. Поводов для ссоры оказалось предостаточно. Во-первых. Ягайло отдал великое Литовское княжение своему брату Скиргайло, а не Витовту. Во-вторых, словно бросая вызов своемуродственнику, тот перенес литовскую столицу в Троки и начал там насильно распространять католичество. Местное население, когда-то подчинявшееся Витовту, вынуждено было бежать в леса.

Витовт переехал в Гродно, но новый великий князь Литовский Скиргайло и Ягайло не оставляли его в покое. Постоянные ссоры вынудили гордого воина вновь отправиться в Пруссию и поступить на службу к магистру.

Для Софьи очередная полоса скитаний оказалась очень короткой. Зимой 1390 года в Мариенбург, где тогда проживала семья Витовта. приехало московское посольство. Бояре Александр Поле, Белеут и Селиван били челом литовскому князю и напомнили об обещании отдать дочь Софью за великого князя Московского Василия Дмитриевича. Витовт не стал возражать. Он знал, что некогда гостивший у него русский княжич уже правит самостоятельно большим и богатым княжеством и среди остальных князей считается старшим.

Наверняка Софье было страшно ехать в далекую и незнакомую страну, но она помнила о встрече с Василием и своему слову изменять не хотела. Кроме того, Софья стремилась обрести свой дом, стать государыней и повелевать тысячами подданных — властолюбивыми мечтаниями она пошла в отца.

Поездка предстояла долгая и трудная — через враждующие друг с другом страны. Сопровождать княжну вызвались дядя Иван Ольгердович и некоторые представители литовской знати.

Летописи не сохранили нам сведений о том, как проходило путешествие юной Софьи. Известно лишь, что новгородцы встретили ее с большой честью, для отдыха поселили на Городище, где располагалась княжеская резиденция, устроили пир.

Затем Софью приветствовал сын серпуховского князя Андрей Владимирович, потом, на подступах к столице, брат будущего мужа Юрий Дмитриевич и, наконец, 30 декабря в воротах Кремля — митрополит Киприан со всем высшим духовенством, бояре и знать. За пышной церемонией наблюдали тысячи москвичей, желавших увидеть свою новую государыню.

Киприан проводил великокняжескую невесту в Успенский собор на торжественный молебен. После него Софья встретилась с будущей свекровью, великой княгиней Евдокией Дмитриевной, в чьих покоях до свадьбы и поселилась.

Точно не известно, была ли Софья православной, ведь ее отец с легкостью менял веру ради политической выгоды. Возможно, ей пришлось вновь креститься по православному обряду, поскольку, по данным летописи, перед свадьбой она стала называться Анастасией, но в быту, видимо, сохранила прежнее имя.

Со свадьбой затягивать не стали. 9 января 1391 года в Успенском соборе митрополит Киприан благословил молодых, и они были венчаны священником. На свадьбе присутствовали все братья и другие родственники великого князя, а также многочисленная русская и литовская знать. Пиры продолжались несколько дней.

После свадебных торжеств Софье Витовтовне пришлось принимать бразды правления большим великокняжеским домом в свои руки. До этого хозяйственными вопросами занималась Евдокия Дмитриевна. В ее ведении оказались пряхи, швеи, вышивальщицы — мастерицы по изготовлению одежды и постельного белья для всей семьи Василия Дмитриевича. Кроме того, следовало заботиться о красоте и уюте дворца и надзирать за поварней. Правда, все эти обязанности княгине предстояло выполнять не лично, а с помощью многочисленной дворни.

Для молодой супруги Василий Дмитриевич обновил некоторые помещения кремлевского дворца. К набережному терему были пристроены столовая-гридня и повалуша — большая палата с расписными стенами. В ней Софья могла встречаться с боярынями и устраивать семейные праздники.

Чтобы не отставать от передовой Европы, Василий Дмитриевич решил повесить часы на здании дворца. Пораженные современники описали это новшество так: «Князь Василий Дмитриевич замыслил часник и поставил его на своем дворе за церковью Благовещения, сей часник называется часомерием. Каждый час молот ударяет в колокол и раздается звон, при этом он различал часы ночные и дневные». Больше всего москвичей удивляло то, что часы работали без участия людей — «самозвонно и самодвижно», да вдобавок показывали фазы Луны. Изготовил это чудо сербский монах Лазарь, приехавший в Москву из греческого Афонского монастыря. За свою работу мастер взял 150 рублей, по тем временам очень большую сумму.

В первые годы после свадьбы Василий Дмитриевич активно боролся за Нижегородское княжество и дома бывал редко. Видимо, поэтому первенец Юрий появился в великокняжеской семье сравнительно поздно — только 18 мая 1395 года. Вслед за ним родились Иван (15 января 1397 года), затем дочери Анна, Анастасия, Василиса, Мария, сын Даниил (6 декабря 1401 года). Семейство росло быстро, но не всем детям выпала доля прожить долгую жизнь.

Софья Витовтовна, в отличие от своей свекрови, была не только матерью, женой и хозяйкой, но и опытным политиком и верным помощником мужа в международных делах. Для этого она использовала родственные связи с литовскими князьями и поддерживала тесные контакты со своим отцом.

А тот после отъезда дочери вновь взялся за оружие и вторгся в Литву. Испуганный Ягайло предпочел миром отдать власть над подчинявшимся ему великим княжеством Литовским. Скиргайло отправился княжить в Киев, к тому времени потерявший статус столицы.

Став литовским государем, Витовт устремил свой алчный взор на восток и захватил Смоленское княжество. Бездомному Юрию Святославичу пришлось бежать в Тверь.

Успех отца, с одной стороны, обрадовал Софью, с другой — не мог не обеспокоить, ведь князь Юрий приходился ей дядей. Властолюбивый Витовт мог в будущем посягнуть и на владения ее мужа. Чтобы этого не произошло, она убедила Василия Дмитриевича поехать к отцу в Смоленск и четко разграничить сферы влияния. Великая княгиня надеялась, что ей удастся усмирить захватнические порывы отца и использовать его неуемную энергию в интересах своей семьи. Так оно и случилось.

В Смоленск Софья привезла своего годовалого первенца Юрия, чтобы дед мог на него полюбоваться. Потом устроили многодневные веселые пиры, на которых неоднократно произносились тосты за дружбу, за совместную борьбу с золотоордынскими ханами. А после в спокойной обстановке договорились, что существующие границы между Московским княжеством и Литвой останутся нерушимыми (в то время они проходили у Можайска, Боровска, Калуги и Алексина). Решили также, что Киприан станет главой Православной Церкви в обоих государствах.

После этого съезда дружба между зятем и тестем окрепла. Вместе они совершали набеги на земли слишком свободолюбивых и независимых новгородцев, вместе боролись с коварным рязанским князем Олегом, вместе после этого весело пировали в Коломне, в княжеской резиденции на излучине Москвы-реки и Оки.

Но Софья Витовтовна предупреждала мужа: с великим князем Литовским, думавшим лишь о личной выгоде, следует быть всегда начеку. И оказалась права.

В 1397 году Тохтамыш был окончательно разгромлен новым ханом Тимуром Кутлуком и бежал в Киев. Там он попросил у Витовта помощи для борьбы со своим соперником, а в благодарность обещал ему власть над всеми русскими землями. Хитрый литовец обратился к Василию Дмитриевичу, приглашая вместе ударить по Золотой Орде.

По совету жены московский великий князь стал тянуть с ответом. Сама же Софья направилась в Смоленск, чтобы выяснить ситуацию. Для отвода глаз она взяла с собой маленьких сыновей, Юрия и Ивана, — показать деду с бабкой — и окружила себя многочисленной свитой. А сопровождавшим ее боярам велела слушать и смотреть и по возможности подкупать осведомленных лиц из окружения Витовта.

Две недели великая княгиня провела в гостях у отца с матерью и узнала о коварных замыслах втравить ее мужа в военную борьбу, а потом оставить без княжества. Вернувшись домой, она посоветовала Василию не сражаться с Тимуром Кутлуком, своим официальным сюзереном, и сохранить нейтралитет. Он так и сделал, и не прогадал.

В битве на реке Ворксле Тохтамыш и Витовт были разбиты золотоордынцами и понесли огромные потери. Кроме того, Литве пришлось выплатить Тимуру большую дань. Воспользовавшись ситуацией, Юрий Святославич вернул себе Смоленск. Тохтамыш бежал в Сибирь, где был убит.

Василий Дмитриевич радовался тому, что оказался в стороне от этой бойни. Более того, он постарался установить дружеские связи с Юрием Смоленским, дядей жены, и даже скрепил их династическим браком. Дочь смоленского князя Анастасия стала женой его брата Юрия Дмитриевича, звенигородского удельного князя.

Несгибаемый Витовт вскоре оправился от поражения. В 1404 году он осадил Смоленск и предложил жителям сдаться. Князь Юрий бросился в Москву за помощью, но по совету жены великий князь отказал ему. И в этом деле он предпочел сохранять нейтралитет. В итоге Смоленск вновь был присоединен к Литве, а Юрию Святославичу пришлось бежать в Новгород.

Софье не хотелось обижать своего дядю-скитальца, и она уговорила мужа дать ему в наместничество достаточно крупный и богатый тогда город Торжок. Но и там бывший смоленский князь не смог найти покоя. Поскольку его собственная жена осталась в Смоленске, он решил склонить к любовным утехам супругу сопровождавшего его вяземского князя Семена.

Однако княгиня Ульяна оказалась на редкость добродетельной женщиной и все домогательства Юрия Святославича с гневом отвергла. Тогда во время пира разгоряченный вином поклонник напал на князя Семена Вяземского и убил его, а после набросился на несчастную вдову. Но Ульяна не растерялась — она схватила со стола нож и попыталась вонзить его в горло убийцы. Тот, конечно, был много сильнее, поэтому княгине удалось лишь ранить его в руку. Ульяна бросилась бежать, однако во дворе обидчик настиг ее и мечом изрубил на куски. Затем он повелел слугам бросить останки княгини в реку, где их обнаружил местный крестьянин и сообщил о находке священнику. Злодеяние было раскрыто. Боясь наказания от великого князя, Юрий бежал в Орду. Жизнь он закончил монахом небольшого рязанского монастыря, пытаясь замолить свои смертные грехи.

Жители Торжка сообщили о кровавом преступлении смоленского князя в Москву. Василий Дмитриевич и Софья Витовтовна, глубоко возмущенные злодеянием родственника, решили больше никогда не принимать его в своей стране. Это в итоге сказалось на судьбе Смоленска — он был окончательно закреплен за Витовтом.

Не всегда Софья становилась активной участницей дел мужа. Смерть сразу нескольких сыновей надолго выбила ее из размеренного и спокойного образа жизни. 30 ноября 1400 года внезапно умер пятилетний сын Юрий. Через год она родила Даниила, но тот прожил только пять месяцев. В январе 1405 года появился на свет еще один сын — Симеон, однако его жизненный путь оказался еще короче — только 12 недель.

Смерть сыновей по времени совпала с обострением отношений между Василием Дмитриевичем и Витовтом, напавшим на псковские крепости, которые находились под патронатом московского князя. Только после того, как Софья Витовтовна поехала в Смоленск и переговорила с отцом, было заключено перемирие между двумя великими князьями и родственниками.

Между тем в Москве произошло несколько важных событий. В 1406 году скончался митрополит Киприан. Верный помощник великого князя в любых делах, особенно международных, он всячески стремился к объединению православных христиан, живших на территории русских княжеств. В прощальной грамоте митрополит благословил семью Василия Дмитриевича такими словами: «Благородному и христолюбивому возлюбленному сыну моему князю великому Василию Дмитриевичу всея Руси даю мир и благословение и последнее целование, а также его матери, и его братьям, и его княгине». Софью Витовтовну он почему-то упомянул последней и ни словом не обмолвился о ее детях. Возможно, у Киприана сложились не самые хорошие отношения с бывшей литовской княжной и дочерью великого князя Литовского, который не раз менял веру и не жаловал православное духовенство в Литве.

Еще более тяжелой утратой стала смерть великой княгини Евдокии Дмитриевны. Мать Василия I пользовалась всеобщим уважением и почитанием за благочестие и активное церковное строительство. Летописцы ничего не сообщили нам о взаимоотношениях Софьи Витовтовны со свекровью. Возможно, они мало общались, поскольку имели различные жизненные интересы: первая, как уже говорилось, была опытным политиком и принимала активное участие в делах мужа, вторая — мало заботилась о суетном и больше думала о вечном, возвышенном и прекрасном...

Новости приходили и из Орды. Там захватил власть хан Булат-Султан, который задумал вновь поставить русских людей на колени. О причине нападения ордынских войск на Русь в летописи сказано следующее: «Лукавые измаильтяне (ордынцы. — Л. М.) не могли без зависти смотреть на благоденствие и процветание христиан и решили прийти и разорить красоту величества и отторгнуть славу христоименитых людей. Чтобы обмануть русских князей, они заключили с ними лукавый мир, а сами стали выбирать подходящий момент для исполнения злого умысла».

Особым коварством отличался военачальник Едигей, который в Сарае оказывал Василию Дмитриевичу почести, называл сыном, одаривал его послов. Узнав о распрях московского князя с тестем Витовтом, он заверил его в своей дружбе и пообещал военную помощь. Такие же обещания дал и великому князю Литовскому. Цель одна — окончательно рассорить родственников и истощить их в междоусобной борьбе. Для видимости Едигей послал к Василию I небольшой отряд татар, который на самом деле должен был разведать путь для разбойного набега.

Во время противостояния с тестем Василий Дмитриевич, видимо, не прислушивался к советам жены. Он сошелся с Владимиром Андреевичем Серпуховским и по рекомендации его жены взял на службу ее брата, литовского князя Свидригайло Ольгердовича. Тот обещал помощь в борьбе с Витовтом. Заранее благодарный Василий Дмитриевич дал ему для кормления Владимир и ряд других крупных городов. Однако Свидригайло не оправдал надежд великого князя.

После трехлетней борьбы Василия I и Витовта, изрядно утомившей обе стороны, Едигей решил нанести удар по Москве. Коварство его замысла состояло в том, что московскому князю он сказал, будто идет воевать с Литвой для отмщения за его обиды. Сам же вторгся на русскую территорию и быстрыми темпами направился в столице.

Василий Дмитриевич слишком поздно узнал об ордынском набеге. Вместе с Софьей Витовтовной и детьми он был вынужден бежать в Кострому, а Москву остался охранять Владимир Андреевич Серпуховской, старый и опытный полководец, закаленный в совместных походах с Дмитрием Донским. Он надеялся также на помощь шурина, Свидригайло Ольгердовича, находившегося во Владимире.

После отъезда великокняжеской семьи в столице началась паника. Многие горожане, бросив свое имущество, отправились вслед за государем. До их добра тут же нашлись охотники. Паника и отчаяние охватили многих. Владимир Андреевич как мог старался навести порядок и приготовился к обороне.

По приказу князя вокруг Кремля были сожжены все строения. Разросшийся посад горел как свеча, усиливая всеобщее смятение.

Первые полки ордынцев появились к вечеру одной из пятниц декабря 1408 года. Увидев, что никто с ними не воюет, они стали грабить окрестные села и города. Сначала были взяты Переяславль, Ростов, потом Нижний Новгород, Городец и другие богатые торговые города. Ордынцам помогали литовцы во главе со Свидригайло, решившие «под шумок» обогатиться.

Много простых русских людей было посечено, взято в плен, оставшиеся замерзли в лесах, где они пытались спрятаться от безжалостного врага.

20 дней Едигей безрезультатно осаждал Москву. На помощь ему никто не пришел, хотя он рассчитывал на подвоз стенобитных орудий из Твери. Очевидно, время распрей и междоусобиц среди русских князей миновало, все признавали старшинство московского князя и содействовать его врагам не желали.

Видя, что взять каменную, хорошо укрепленную крепость не удастся, Едигей вступил в переговоры с москвичами. За мир он запросил три тысячи серебряных монет. Уже давно пребывавшие в смертельном страхе горожане с радостью заплатили выкуп.

Возвращение великокняженской семьи оказалось не столь печальным, как после набега Тохтамыша. Конечно, по дороге из Костромы встречалось много разоренных и сожженных городов и сел, но столица уцелела. Княжеский дом был невредим, казна почти не опустела, соборы по-прежнему сияли белизной и красотой.

Набег Едигея показал Василию Дмитриевичу, что с родственниками надо жить в мире и дружбе, а распри внутри семьи лишь на руку врагам. Вновь он стал прислушиваться к советам жены, а не посторонних «доброхотов». Свидригайло было предложено покинуть русские земли, и тот на пути в Литву разграбил Серпухов, где жила его сестра и племянники. Владимир Андреевич не смог защитить свои владения — после обороны Москвы он тяжело заболел и умер.

Софье Витовтовне вновь была поручена роль главного дипломата. Съездив в Смоленск, она и на этот раз помирила отца с мужем.

После смерти Киприана Русская Церковь несколько лет вдовствовала. Только в 1410 году из Константинополя прибыл новый митрополит Фотий, которого ожидало глубокое разочарование — казна и все имущество Церкви были разграблены. Этот год оказался трудным для многих. Из-за неурожая на рынках возникла страшная дороговизна. Немало людей голодало...

Когда Софье Витовтовне было уже за сорок, она вдруг почувствовала, что скоро станет матерью. Великокняжеская семья восприняла это известие как приятный подарок. Старшие дети стали совсем взрослыми, наследнику Ивану было больше двадцати лет, и он во всех делах помогал отцу. Дочь Анна вышла замуж за византийского императора Иоанна VIII Палеолога (правда, в 1417 году она умрет во время эпидемии, не оставив наследника); Анастасия — за киевского князя Александра, Василиса — за суздальского князя Александра Ивановича, Мария — за литовского князя Юрия Патрикеевича, служившего в Москве. Будущий ребенок становился главной отрадой стареющих родителей. Летописцы подробно рассказали о его появлении на свет.

С утра 10 марта 1415 года великая княгиня испытывала ужасные муки и никак не могла разрешиться от бремени. Василий Дмитриевич попросил монахов кремлевских монастырей молиться о здоровье жены. Но те успокоили великого князя, сказав, что скоро Бог дарует ему сына, наследника всей Руси. В это время великокняжеский духовник, священник Спасского монастыря, вдруг услышал чей-то голос: «Иди и дай имя великому князю Василию». Тот очень удивился и поспешил во дворец, где узнал, что Софья Витовтовна родила мальчика. Было решено, что священнику явился ангел и назвал то имя, которое следует дать младенцу.

Эту легенду, видимо, сочинили много позднее, когда Василий II начал борьбу за великокняжеский престол со своим дядей Юрием Дмитриевичем. Ведь на момент его рождения наследником был старший брат Иван. Однако через два года, летом 1417-го, Иван погиб по дороге из Коломны в Москву. Что произошло, неизвестно. Возможно, княжич стал жертвой «моровых поветрий», эпидемий, которые свирепствовали на Руси в начале XV века.

20-е годы ознаменовались новыми несчастьями для жителей Московского княжества. Ранние зимы, холод и дожди летом привели к нескольким неурожайным годам. Многим простым людям пришлось есть падаль, коренья и даже кору. Из-за этого появлялись всевозможные болезни, которые не обошли стороной и великокняжескую семью. В 1422 году умерла жена Юрия Дмитриевича (брата Василия I) Анастасия.

До выхода малютки Василия из младенческого возраста Софья Витовтовна старалась не заниматься активной политической деятельностью. Однако новое обострение отношений между мужем и отцом заставили великую княгиню опять собраться в дорогу. На этот раз причиной конфликта стал митрополит Фотий, которого Витовт не желал принимать в своем княжестве. И вот в 1422 году Софья с маленьким Василием и Фотием направилась на встречу с отцом в Смоленск. Повод — желание показать деду внука. По случаю радостного свидания был устроен пир. На нем великая княгиня завела речь о том, что Витовту следует покровительствовать православным литовским жителям и не лишать их законного пастыря, то есть Фотия. При этом она в красках расписала все его достоинства: благочестив, книголюбив, не сребролюбец, активно борется с еретиками-стригольниками, извращающими божественное учение в Новгороде и Пскове. Доводы дочери показались Витовту убедительными. Он согласился с тем, что Фотий будет не только московским, но и киевским митрополитом и вновь объединит две Церкви. Для православных христиан это было очень важно.

В очередной раз благодаря Софье Витовтовне отношения между зятем и тестем наладились, и в 1424 году они вместе дали отпор одному из ордынских князей, пытавшемуся ограбить город Одоев. Правда, сам Василий Дмитриевич в походе не участвовал, возможно, уже прибаливал.

Чувствуя скорую кончину, Василий Дмитриевич по обычаю составил завещание. Уже первые фразы его духовной грамоты вызывают удивление: «А приказываю своего сына, князя Василия, и свою княгиню, и всех своих детей своему брату и тестю великому князю Витовту. Завещая быть им на Боге и на нем. Следует ему печаловаться о них как о своей младшей братии».

Согласно завещанию, опекуном десятилетнего Василия назначался воинственный и коварный великий князь Литовский Витовт, постоянный соперник Василия Дмитриевича в деле объединения русских земель.

В чем причина столь странного новшества? В завещании Дмитрия Донского. Тот прямо указал, что после смерти старшего сына Василия великое княжение и все его владения должны перейти к следующему по возрасту сыну, то есть к Юрию Дмитриевичу. Затем к Андрею и так далее, вплоть до Константина. Лишь после смерти всех сыновей прославленного полководца на старшинство мог претендовать сын Василия Дмитриевича.

Но умирающий князь не желал мириться с этой несправедливостью. Он много сделал для укрепления и расширения границ Московского княжества и хотел передать права на великое княжение единственному сыну. Кроме того, Василий Дмитриевич «благословлял» его «великим Владимирским княжением и своим промыслом Нижегородским княжеством с Муромом». Но в самой столице смог выделить только треть территории. Остальная принадлежала его братьям и сыновьям Владимира Серпуховского (лишь после феодальной войны Василий Васильевич станет в Москве полновластным господином).

Земельные владения с солеварницами, бортниками и бобровниками получала и Софья Витовтовна. В них она оставалась полной хозяйкой, но часть доходов должна была отдавать сыну в счет выплаты дани ханам. После смерти великой княгини эти земли отходили Василию II. Сама она могла подарить или завещать иному лицу только те земли, которые купила на свои деньги.

Следует отметить, что юный Василий получил значительно больше ценных вещей, чем когда-то его отец. На первом месте фигурирует икона Страсти большие (ее привезла Софья из Смоленска), затем икона, написанная Парамоном (ее Василию Дмитриевичу передал отец), наконец, животворящий крест с мощами святых от патриарха Филофея. Далее в завещании указывались великокняжеские регалии: золотые цепь и шапка, бармы (оплечья), золотой пояс с драгоценными камнями (позднее он будет исключен из числа регалий, видимо, из-за изменения покроя княжеской одежды). Кроме того, Василий Васильевич получил еще два пояса: золотой с каменьями, цепями и на синем ремне; сердоликовую коробку; золотой ковш, подарок князя Семена; окованный золотом сосуд, подарок Евдокии Дмитриевны; большое каменное судно, подарок Витовта; хрустальный кубок, подарок Ягайло.

Наличие подарков от литовских родственников свидетельствует о дружеских контактах с ними великого князя Московского, в развитии которых немалую роль сыграла Софья Витовтовна. Она также получила кое-какие ценные вещи: посуду, украшения. А кроме того, стада коней и семьи холопов. Из них по пять семей она должна была подарить дочерям, остальных отпустить на волю. В целом до совершеннолетия сына в ее руках сосредоточивалась большая власть, она имела право распоряжаться и управлять великокняжеским имуществом.

В начале XVI века некоторые иностранные дипломаты высказывали мнение, что Василий Дмитриевич подозревал жену в измене и не доверял ей. Скорее всего, они лишь повторяли какие-то вздорные слухи, поскольку в тексте завещания никаких намеков на конфликт в великокняжеской семье нет. Кроме того, Софье Витовтовне было уже за пятьдесят, и, по понятиям того времени, она считалась весьма пожилой женщиной, далекой от любовных утех...

27 февраля 1425 года в три часа ночи Василий Дмитриевич скончался. Предположительно причиной его смерти стала чума, которая свирепствовала тогда во многих городах. Она унесла жизни нескольких тверских и серпуховских князей, а количество умерших простых людей, видимо, исчислялось тысячами.

В ту же ночь митрополит Фотий отправил гонцов к Юрию Дмитриевичу в Звенигород, приглашая его на похороны брата и крестоцелование новому великому князю Василию Васильевичу. Но тот не захотел признавать права на престол юного племянника и отъехал со всем двором в Галич, где стал собирать воинских людей в надежде силой получить великое княжение. Однако братья не поддержали его. Они сплотились вокруг Василия и предложили ему свою помощь. Вместе со всеми великий князь отправился к Костроме, чтобы встретиться с дядей.

Несомненно, Софья Витовтовна со страхом отпускала десятилетнего сына в первый военный поход, но изменить ничего не могла — оставшись дома, он показал бы всем свою слабость и неспособность бороться за престол. Переменчивые москвичи могли перейти на сторону взрослого и уважаемого князя, ведь еще во время княжения Василия Дмитриевича Юрий часто водил полки и не раз выигрывал сражения.

Но объединенные войска не настигли беглеца. Юрий Дмитриевич сначала спрятался за каменными стенами Нижнего Новгорода, потом переправился через Суру и остановился на ее высоком берегу. Посланный за ним Константин Дмитриевич не стал переходить широкую и быструю реку и возвратился в Москву, что позволило звенигородскому князю вернуться в Галич. Там и нашел его митрополит Фотий, отправленный к князю с миротворческой миссией.

Узнав о приезде высокого гостя, князь Юрий захотел продемонстрировать перед ним свою воинскую силу. Он приказал созвать на гору у города всех окрестных крестьян, но умный и наблюдательный Фотий разгадал хитрость и, обращаясь к князю, сказал: «Сыну, никогда раньше я не видел столько народу в одежде из овечьей шерсти, обычно в эту пору все ходят в сермягах». Действительно, стояла летняя жара, и теплая вязаная одежда выглядела нелепо и даже издали не походила на железные кольчуги. Юрий был посрамлен.

Однако Фотию так и не удалось убедить Юрия Дмитриевича признать старшинство Василия и заключить с племянником мир. Рассерженный, он был вынужден покинуть город ни с чем.

После отъезда митрополита в Галиче внезапно вспыхнула эпидемия чумы (ее мог случайно завезти кто-нибудь из посольства Фотия), но богобоязненный Юрий Дмитриевич решил, что причина напасти в гневе митрополита. Вскочив на коня, он бросился за ним вдогонку. Чувствуя свою вину, князь до самой земли кланялся святому мужу и просил его отпустить грехи и вернуться в город для новых переговоров.

В их итоге Юрий Дмитриевич согласился подписать мир с племянником и обещал силой оружия не решать с ним спор за великое княжение, а положиться на волю золотоордынского хана. Это означало, что в будущем обоим претендентам предстояло ехать в Сарай.

В целом Софья Витовтовна осталась довольна: на время военный конфликт был улажен, к тому же немедленно отправлять сына в Орду она не собиралась. Хорошим предлогом для отсрочки служила все та же эпидемия чумы. Кстати, воспользовавшись смертью в Дмитрове свояка — Петра Дмитриевича, сына Дмитрия Донского, Софья Витовтовна тут же присоединила его удельное княжество к Москве. Она не сочла нужным делиться с его братьями, хотя по завещанию Дмитрия Донского это непременно следовало сделать.

Софья Витовтовна стремилась максимально обеспечить безопасность своего юного сына.

Миф о великих княгинях В 1428 году она вынудила Юрия Дмитриевича подписать с великим князем договор («докончание»), по которому он признавал племянника «братом старейшим». Для закаленного в походах и обогащенного жизненным опытом пятидесятитрехлетнего князя это было очень унизительным, ведь Василию II не исполнилось и четырнадцати. Но за спиной отрока стояли властная и искушенная в политических играх мать, грозный и могущественный дед Витовт, дядья, Андрей Можайский и Константин Угличский, не желавшие перемен на престоле, а также многочисленное московское боярство, привыкшее служить именно этой великокняжеской семье.

Софья Витовтовна делала все возможное, чтобы привлечь на свою сторону московскую знать и родственников удельных князей. Боярам обещала льготы и земельные пожалованья. Удельным князьям позволила вершить суд в своих владениях и отозвала оттуда великокняжеских наместников. Но все эти новшества оказались лишь хитрым политическим ходом и носили временный характер.

Мать-опекунша очень боялась отпускать сына в Орду и постоянно откладывала дату его отъезда. Ей было хорошо известно, как такой же юный и неопытный московский князь Дмитрий Донской проиграл в споре за великое княжение своему более зрелому родственнику Дмитрию Константиновичу. Следовало дождаться, когда великий князь подрастет и наберется опыта.

Считая отца главной опорой Василия, она предпочитала не вмешиваться в его дела, даже если они ущемляли интересы Москвы. Витовт это прекрасно понял и вновь начал совершать грабительские набеги на богатые Псков и Новгород. Однако особого успеха они ему не принесли.

В 1426 году великий князь Литовский попытался взять псковский город Опочку. Но его жители оказались исключительно хитрыми и искусными в обороне. Они перекинули через ров, окружавший городские стены, бревенчатый мост, подвешенный на веревках. Когда литовские воины вступили на него, веревки обрезали, и те упали в ров, утыканный острыми копьями. Одни воины в муках тут же погибли, других взяли в плен. На глазах у Витовта с них содрали кожу и выставили на всеобщее обозрение.

Жестокие действия жителей Опочки показали князю, что за свою землю они будут биться до последней капли крови и что с таким противником лучше не связываться.

У другой псковской крепости Ворончак литовского полководца также поджидала неприятная неожиданность — на его лагерь обрушилась страшная буря. Очевидцы рассказывали, что во время сильнейших порывов ветра Витовт хватался за шатерный столб и в ужасе кричал: «Господи, помилуй!» Он счел, что это небесное знамение, и решил заключить с псковичами мир. Правда, за свои потери князь запросил 1450 рублей серебром. Богатые торговцы предпочли откупиться от своего слишком воинственного соседа.

Поход великого литовца в Новгородскую землю принес ему много больше. Главной целью стал приграничный город Порхов. Путь к нему лежал через непроходимые болота, но Витовт приказал местным крестьянам рубить лес и бревнами устилать дорогу через трясину. В итоге по этим мосткам проехали и конные воины, и тяжелая артиллерия, в частности огромная пушка, названная Галкой. Выстрелила она всего один раз. Вылетевшее ядро разнесло не только городскую башню, но и саму пушку вместе с создателем — мастером Григорием.

После этого порховский гарнизон также предпочел откупиться и предложил Витовту 5000 рублей. Но тот заявил, что его личные обиды стоят большего (новгородские купцы называли князя бражником и изменником, нс соблюдавшим договоры), и увеличил сумму вдвое. Пришлось новгородцам с каждых десяти человек собрать по рублю.

Таким образом, при полном бездействии московского правительства грозному литовцу удалось существенно пополнить свою казну. Правда, потом он обещал дочери и внуку умерить свои аппетиты и больше не угрожать псковичам и новгородцам, находившимся под покровительством Москвы.

Обещал не полому; что наконец смирился и решил наладить дружеские отношения с соседями, просто он был уже глубоким старцем. В 1430 году Витовт праздновал свое восьмидесятилетие. По этому поводу в Троках был устроен многодневный пир, на котором присутствовали великий князь Василий, Софья, митрополит Фотий, русские и литовские князья, король Ягайло, крымский хан, изгнанный молдавский господарь Илья, великий магистр Ливонский, послы византийского императора и ряда европейских стран. Никогда еще не собиралось вместе столько венценосных особ, роскошно одетых и с многочисленными свитами. Чтобы прокормить всех гостей, на кухню ежедневно доставляли туши 700 быков, 1400 баранов, 100 зубров, 100 лосей и кабанов. Каждый день выпивалось по 700 бочек меда, не считая вина и пива. Во главе многолюдного и шумного пиршества восседал седовласый и все еще грозный воин Витовт. Сам он никогда не употреблял хмельных напитков и даже во время застолий думал лишь о своих делах и личной выгоде.

Цель пиров состояла не только в том, чтобы отметить круглую дату в жизни старца, но и получить королевский титул от посла Римского папы. Однако цель не была достигнута. Польские и литовские вельможи выступили категорически против тщеславных замыслов Витовта, полагая, что, став королем, тот отделится от Польши и захочет властвовать единолично. Не помогли великому князю и новые пиры в Вильно. Склонить свободолюбивых вельмож на свою сторону он не сумел. Привыкший всегда добиваться желаемого, Витовт настолько огорчился, что в конце 1430 года умер. Весть о его кончине пришла в Новгород, когда там еще присутствовали возвращавшиеся с пира гости.

Со смертью отца Софья Витовтовна утратила главную опору для себя и юного сына. Действительно, уже в следующем, 1431 году Юрий Дмитриевич объявил войну племяннику. Чтобы не доводить дело до кровопролития, было решено разрешить спор в Орде.

С тяжелым сердцем отпускала Софья своего шестнадцатилетнего сына на ханский суд. В чужих краях могло случиться всякое, тем более что там с ним собирался бороться опытный противник, убеленный сединами сын Дмитрия Донского. В глубокой печали, со страхом покидал мать и Василий, привыкший постоянно находиться под ее опекой и полагаться на ее опыт. В Сарае же ему предстояло сразиться с дядей самостоятельно и самому принимать решение в сложной ситуации.

Перед разлукой мать с сыном совершили богомольные поездки по монастырям, щедро раздали по церквям богатую милостыню. Прощальный обед состоялся на лугу у Симонова монастыря в теплый летний день 15 августа. Со слезами на глазах смотрела Софья Витовтовна вслед удаляющейся многолюдной процессии — она боялась, что видит горячо любимого отпрыска в последний раз. Но Бог оказался к ней милостив.

За Василием отправился в Орду и Юрий Дмитриевич, везя богатые дары своему приятелю мурзе Тегиню. С его помощью он надеялся выиграть спор с племянником.

Только к зиме оба противника прибыли в Сарай. Дело решили отложить до следующей весны, поскольку во время зимней бескормицы многие орды откочевывали к югу. Юрий вместе с Тегинем отправился в Тавриду, а Василий со своими боярами остался в Сарае. В свите юного князя находился опытный и умный дипломат Иван Дмитриевич Всеволож, который вскоре узнал, что Юрий Дмитриевич надеется заполучить ярлык на великое княжение с помощью влиятельного мурзы Тегиня. А узнав, стал настраивать против покровителя Юрия остальных татарских вельмож, говоря им, что мурза хочет властвовать над всей Русью и, возвысившись, подомнет под себя не только татарских князей, но и самого хана.

Речи боярина Всеволожа достигли ушей хана Мухаммеда, и тот пообещал казнить Тегиня, если он будет ходатайствовать за Юрия Дмитриевича. Поэтому весной на суде у звенигородского князя уже не было всесильного покровителя — мурза предпочел остаться в стороне.

Во время прений между Василием и Юрием Звенигородским каждый представил свои доказательства прав на великое княжение. Первый заявил, что в Московском княжестве введен новый порядок, по которому наследником отца становится сын, а не брат. Юрий же показал летописи и завещание Дмитрия Донского, где прямо говорилось, что после кончины старшего брата власть и все его имущество отходят к среднему брату, то есть к нему. Мухаммед оказался в затруднении. Тогда вперед выступил хитроумный Иван Дмитриевич Всеволож и начал такую речь: «Хан, ты для нас царь верховный! Молю тебя, позволь мне, смиренному холопу, говорить вместо юного князя. Юрий хочет добиться великого княжения по древним русским правилам, а государь наш — по твоей милости, зная, что его княжество всего лишь твой улус: отдашь его кому хочешь. Ты видишь сам, один требует, другой молит. Что могут значить древние летописи и мертвые грамоты, если все зависит от воли царской? Именно она утвердила завещание Василия Дмитриевича, отдавшего Московское княжество сыну своему. Шесть лет Василий Васильевич был на престоле: ты не сверг его, значит, признал законным государем».

После такой речи хан без всяких колебаний объявил Василия великим князем и заставил Юрия вести его коня, что по золотоордынским обычаям означало старшинство племянника. Уважая дядю, великий князь уговорил хана дать тому во владение Дмитров, который до этого принадлежал умершему Петру. Затем все вместе вернулись в Москву, где 5 октября 1432 года татарский царевич Улан в торжественной обстановке посадил Василия на великокняжеский престол. Раньше церемония проходила во владимирском Успенском соборе, но новый государь решил порвать с прежней традицией и окончательно утвердить стольным городом Москву.

Софья Витовтовна была очень рада за сына. Наконец-то все увидели, что он уже вырос и сам может отстаивать свои интересы. Однако вскоре она узнала, что по неопытности Василий обещал боярину Всеволожу жениться на его дочери в благодарность за помощь в Орде. Такой брак показался Софье Витовтовне недостойным и унизительным для великого князя, поэтому она вызвала к себе боярина и заявила, что его дочь никогда не станет женой ее сына и что тому следовало без всяких условий служить своему господину. Иван Дмитриевич счел себя оскорбленным, покинул Московское княжество и в конце концов нашел пристанище у Юрия Дмитриевича в Галиче, где его встретили с распростертыми объятиями. Князь постарался забыть, что именно из-за беглого боярина он потерял в Орде великое княжение. Претендент на престол предпочел иметь хитроумного дипломата в числе своих приближенных, чтобы вместе разрабатывать планы борьбы с племянником.

Повод для новой вражды появился сразу же — по совету властолюбивой матери Василий решил вернуть себе Дмитров. Наместники Юрия были изгнаны, и город вновь стал подчиняться Москве.

Вскоре произошло еще одно событие, которое окончательно рассорило дядю и племянника и привело к затяжной войне между ними. Событие это случилось на свадьбе великого князя Василия Васильевича.

Софья Витовтовна сама выбрала невесту сыну. Ею стала внучка Владимира Андреевича Серпуховского Мария Ярославна. Во всех отношениях она была выгодной партией. По знатности не уступала жениху, была из одного с ним княжеского рода. Ее отец, как и другие сыновья серпуховского князя, умер, поэтому в будущем Василий Васильевич мог рассчитывать на присоединение Серпухова, а также части Москвы к своим владениям. Подобные браки были распространены в княжеских семьях для сохранения в целостности родовых имений.

8 февраля состоялось свадебное торжество. Поначалу все шло нормально. В великокняжеском дворце собралось множество знатных и богато одетых гостей. Среди них немало родственников, в том числе сыновья Юрия Дмитриевича, Василий и Дмитрий.

Софья с традиционным женским любопытством разглядывала наряды гостей и вдруг заметила, что пояс Василия Юрьевича гораздо богаче и изысканнее, чем у ее сына, великого князя. Для удельного князя носить такой пояс, украшенный золотыми пластинами, цепями и драгоценными камнями, было не по рангу. Об этом Софья Витовтовна и сказала одному из бояр. Тот, желая выслужиться, сообщил, что на самом деле пояс как подарок зятю Дмитрия Константиновича Суздальского должен находиться в великокняжеской казне, но во время свадьбы Дмитрия Донского и Евдокии Дмитриевны тысяцкий Вельяминов заменил его менее ценным.

Следует отметить, что Василий Юрьевич получил пояс вполне законным путем — в качестве приданого своей жены, дочери Андрея Владимировича Радонежского (сына Владимира Андреевича Серпуховского). Супругой же Андрея Владимировича была одна из дочерей боярина Ивана Дмитриевича Всеволожа, который мечтал породниться и с великим князем после поездки в Орду. Она-то и получила в приданое пояс, украденный ее дедом на свадьбе Дмитрия Донского.

Софья Витовтовна всей этой истории, естественно, не знала, но тут же вознамерилась вернуть в казну злополучный пояс. При всех она подошла к Василию Юрьевичу, сорвала драгоценный пояс и обвинила родственника в воровстве.

Василий Юрьевич, также не знавший историю пояса, был глубоко оскорблен. Он решил, что великая княгиня специально публично позорит его. Возникла ссора, чуть не закончившаяся кровопролитием. Дворцовые слуги взашей вытолкали братьев-княжичей и запретили им появляться поблизости.

В гневе Василий и Дмитрий Юрьевичи покинули Москву и тут же направились к отцу в Галич, где их ждали с распростертыми объятиями. Войска давно были готовы идти на столицу, чтобы отомстить великому князю за все обиды.

В Кремле же день за днем продолжались свадебные торжества. Софья Витовтовна, видимо, не задумывалась о последствиях своей грубой выходки. Она не предполагала, что удельный галичский князь осмелится пойти против ханской воли и начнет войну с великим князем.

Однако Орда была уже далеко не та, что прежде, диктовать свою волю и помогать своим ставленникам она не могла. К тому времени Василий II лишился и других своих защитников: грозный Витовт умер, оставили этот мир и митрополит-миротворец Фотий, и верный дядя Андрей Дмитриевич. Вскоре не стало и Константина Дмитриевича.

Воспитанный матерью и совершенно не закаленный в боях, молодой великий князь остался один на один с опытным полководцем Юрием Дмитриевичем и его оскорбленными сыновьями.

Юрий Галичский долго готовился к решающему удару. На этот раз его войско состояло не из сермяжных крестьян, а из хорошо вооруженных и умелых воинов. К нему присоединились и дружины сыновей. Все вместе они быстро двинулись к Москве.

Для Василия II известие о подходе дяди и двоюродных братьев оказалось полной неожиданностью. Когда те находились уже около Троице-Сергиева монастыря, он отправил к ним парламентариев для мирных переговоров. Но родственники жаждали крови и мира не хотели.

Тогда великий князь стал спешно набирать в свое войско добровольцев из числа москвичей и членов двора. Однако многие все еще не могли прийти в себя после свадебных пиров и были не в состоянии держать оружие. В 20 километрах от Москвы это разношерстное и небоеспособное войско столкнулось с грозным и неумолимым противником. 25 апреля в сражении на реке Клязьме Василий Васильевич был разбит. В страхе бежал он в столицу. Оттуда с женой, матерью и казной поспешил в Тверь, надеясь на помощь тверского князя. Но тот не захотел вмешиваться в конфликт близких родственников и отказал беглецам в убежище. Пришлось великому князю с семьей направиться в Кострому, которая издавна считалась надежным укрытием, правда, лишь от ордынцев, двигавшихся с юга.

Для престарелой Софьи Витовтовны случившееся стало тяжелым ударом и хорошим уроком. В глубине души она, несомненно, винила именно себя за то, что им всем пришлось в страхе искать убежище от разгневанных и обиженных родственников. Гордая и властолюбивая княгиня восприняла побег как унижение, но изменить что-либо уже не могла. Прошла та пора, когда для разрешения самых разных конфликтов она ездила к всесильному отцу в Смоленск. Там во время веселых пиров все удавалось уладить быстро и ко всеобщему удовольствию. Теперь же помощи было ждать неоткуда. Сын оказался плохой опорой: не имел ни полководческого таланта, ни воинской доблести, ни смелости и отваги. В этом была и ее вина — всегда решая за сына сложные вопросы, она сделала его безвольным и слабохарактерным, типичным «подкаблучником»...

На этот раз Кострома не спасла великокняжескую семью. Город, осажденный братьями Юрьевичами, сдался, а их отец въехал в Москву как победитель и публично объявил себя великим князем. На время москвичам пришлось смириться, ведь их государь стал пленником одержавшего верх.

На радостях Юрий Дмитриевич решил быть великодушным к племяннику. Он даже пригласил его на праздничный пир по случаю своей победы. Во время шумного застолья князь обнял Василия и сказал, что жалует его уделом со столицей в Коломне.

Но Софья не желала мириться с поражением. Она стала засылать к московским боярам лазутчиков, чтобы выведать их отношение к новому великому князю. Узнав, что тот не жалует местную знать и предпочитает галичан, княгиня с помощью близких людей убедила именитых москвичей со всем имуществом покинуть столицу и переселиться в Коломну. За ними потянулись и другие горожане. Москва опустела.

Сложившаяся ситуация показала князю Юрию, что в борьбе за великое княжение надо победить не только на полях сражений, но и в людских сердцах. Сам он в этой борьбе давно проиграл, поскольку покинул Москву для обустройства собственных владений — Звенигорода и Галича. За долгие годы правления сначала брата, а потом и племянника Юрий стал для москвичей чужим — те не желали ему служить.

Сыновья Юрия Дмитриевича решили, что во всем виноват боярин Семен Морозов, который зазывал их отца в столицу, уверяя, что москвичи с радостью ждут смены власти и будут с готовностью служить опытному сыну Дмитрия Донского. Обманув галичского князя, боярин способствовал падению его авторитета и тем самым действовал в интересах Василия Васильевича. За это Семен Морозов был схвачен и с особой жестокостью казнен прямо в кремлевских палатах.

На этот раз конфликт разрешился в пользу сына Софьи Витовтовны. Все семейство в сопровождении огромной свиты вернулось из Коломны к родным очагам, а Юрий Дмитриевич с сыновьями отправился домой в Галич. Оттуда он сообщил племяннику, что отказывается от великокняжеского престола. Но его сыновья не желали мириться с поражением. Они начали разорять земли союзных Василию ростовских князей. Когда великий князь попробовал их защитить, Юрий Дмитриевич разбил его войско и заставил бежать в Нижний Новгород. После этого как победитель он въехал в Москву. Оборонять город было некому. Жители сами открыли перед князем ворота и позволили захватить великокняжескую казну и поселиться во дворце. Софья Витовтовна была вынуждена молча взирать на самоуправство родственника. На этот раз московская знать оставила ее, смирясь перед сильнейшим. Вскоре под конвоем ее вместе с невесткой Марией Ярославной отправили в ссылку в один из городков Галицкого княжества. Для гордой и властной литовки это стало еще одним, не самым последним, ударом судьбы.

Но Софья Витовтовна никогда не падала духом и подбадривала жену сына. Вместе они горячо молили Бога о восстановлении справедливости и наказании врагов. Молитва, видимо, была услышана, поскольку по воле Провидения их судьба счастливо переменилась.

Только два месяца Юрий Дмитриевич наслаждался властью. В ночь с 5 на 6 июня он внезапно умер. Москвичи с почетом похоронили его в великокняжеской усыпальнице — Архангельском соборе. Новым государем самовольно провозгласил себя старший сын скончавшегося князя, Василий. Два его младших брата, Дмитрий по прозвищу Шемяка (Щеголь) и Дмитрий Красный, в это время ехали к Нижнему Новгороду, чтобы по приказу отца пленить Василия II. Узнав о переменах в столице, они осудили брата и решили поддержать более законного претендента на великое княжение Василия Васильевича, ставшего в роду старшим, — не по возрасту, а по расположению на родословном древе.

В Нижнем Новгороде они объявили испуганному Василию II, что признают его старшинство и готовы сражаться с его соперником. После чего все вместе отправились к столице для восстановления справедливости. Теперь бежать в спасительную Кострому пришлось Василию Юрьевичу.

Восстановившись в правах, Василий Васильевич тут же направил большую свиту за матерью и женой. При встрече все обливались слезами радости, надеясь, что впредь подобные беды обойдут их семью стороной. Отслужили торжественный молебен в Успенском соборе, поклонились гробам предков в Архангельском соборе и отметили победу многодневными пирами. Софья и Мария Ярославна возвратились в свои уютные и красивые терема. Они теперь мечтали только об одном — чтобы все раздоры навсегда закончились и к ним вернулась мирная и спокойная жизнь. Кстати, пора было подумать и о наследниках. Софья Витовтовна даже стала бояться, что не доживет до появления внуков на свет, ведь ей уже было за шестьдесят.

О покое, правда, приходилось только мечтать. Зимой Василий Юрьевич вновь взялся за оружие и до самой весны разорял северные волости, полагая, что Василий II не будет гоняться за ним по глубоким снегам. Только к лету он согласился подписать мир, но с его стороны это было лишь хитрой уловкой. Зимой следующего года он принялся за прежнее, превратившись в настоящего разбойника и наводя ужас на жителей северных городов. В Устюге он с особой жестокостью расправился с великокняжеской администрацией, не пожелавшей ему служить.

Только в мае 1436 года в сражении у Ростова московское войско разбило неугомонного старшего Юрьевича. Его взяли в плен и отвезли в Москву для расправы. Василий Васильевич решил не лишать двоюродного брата жизни, но, чтобы окончательно отвадить от разбоя, приказал ослепить. Ранее таким же образом был наказан боярин Всеволож, бежавший из Москвы в Галич и строивший козни против великого князя.

Василий Юрьевич, действительно, после увечья сражаться не смог. Он прожил еще двенадцать лет с прозвищем Косой, не участвуя ни в каких смутах. Однако его младшие братья решили отомстить жестокому родственнику. Но сразу биться с великим князем они не стали, надеясь обрести союзников и ударить тогда, когда противник будет беззащитен. Это принесло обеим сторонам долгожданную передышку.

В 1437 году в великокняжеской семье наконец-то появился наследник — сын Юрий. Софья Витовтовна с радостью начала его опекать, во всем помогая невестке. С Марией Ярославной у нее давно сложились самые теплые отношения. Бесконечные несчастья и жизненные невзгоды сблизили этих совершенно не похожих друг на друга женщин. Молодая великая княгиня, мягкая и покладистая, безоговорочно признавала старшинство свекрови и не оспаривала ее власть и влияние на мужа.

Во время жестокого междоусобья русские князья совершенно забыли об Орде, которая вскоре дала о себе знать. Хан Мухаммед, когда-то вручившим ярлык на великое княжение Василию Васильевичу, был свергнут соперником и с небольшим войском отошел к Белеву, надеясь получить помощь от русских князей и зазимовать в их землях. Но Василий II решил, что с коварными ордынцами лучше не связываться, и отправил войско под началом Дмитрия Шемяки и Дмитрия Красного прогнать его из своих владений.

Однако Мухаммеду удалось склонить на свою сторону мценского воеводу Григория Протасьева. Тот предал москвичей и сообщил хану, когда удобнее напасть на их полки. Ранним туманным утром ордынцы внезапно набросились на русские войска и начали их уничтожать. Чтобы усилить панику. Протасьев стал кричать: «Бегите! Бегите!» — и сам первым бросился наутек. В итоге младшие Юрьевичи были разгромлены и едва спаслись.

Ободренный победой, Мухаммед направился за Волгу и обосновался в столице Волжской Булгарии — Казани. Вскоре на месте вассального улуса образовалось самостоятельное Казанское ханство. Это событие оказалось весьма знаменательным. Во-первых, оно стало предвестником окончательного распада Золотой Орды, а во-вторых, у Москвы появился новый грозный враг, с которым русским государям пришлось вести борьбу более ста лет.

Уже летом 1439 года казанский хан решил продемонстрировать свою силу и с большим войском направился к Москве. Василий II слишком поздно узнал о новом грозном противнике. Никто не пришел к нему на помощь, и он был вынужден с семьей бежать за Волгу в ту же Кострому. Столицу остался охранять Юрий Патрикеевич.

Престарелая Софья Витовтовна вновь пустилась в дальний путь, но о своей физической немощи она не думала. Следовало заботиться о двухлетнем внуке и невестке, которая снова ждала ребенка. Именно в них заключалось будущее семьи и надежда, что род не пресечется.

Десять дней казанцы разоряли окрестности столицы и даже сожгли Коломну, но Москву взять не смогли. Нагруженные богатой добычей, они вернулись домой. С этого времени казанские ханы стали совершать грабительские набеги на русские земли и на купцов, торгующих с восточными странами.

Вскоре великокняжеская семья вернулась домой. Вновь и вновь Софья Витовтовна молила Бога ниспослать мир на русские земли и дать ее семье успокоение. Теперь это оставалось ее единственной просьбой. Но была ли она услышана?

22 января 1440 года Мария Ярославна родила еще одного сына — Ивана, которому предстояло в будущем стать «государем всея Руси». В том же году первенец Юрий умер от какой-то болезни.

По сложившейся традиции игумен Троице-Сергиева монастыря Зиновий стал крестным отцом Ивана. Там его, как прежде и других великокняжеских сыновей, положили на раку святого Сергия и благословили.

И пяти лет не наслаждалась Софья Витовтовна мирной и относительно спокойной жизнью. В ее возрасте уже давно следовало думать о вечном и заботиться о спасении души. По примеру прежних вдов великих князей ей наверняка хотелось заняться церковным строительством, благотворительностью, поездить с богомольем по монастырям. Но сделать все это ей было не суждено.

В 1444 году казанцы вновь напали на нижегородские и муромские земли и начали их нещадно грабить. Возмужавший и набравшийся военного опыта Василий II решил сам повести полки и наказать врагов. Сперва успех был на его стороне. Удалось отогнать казанцев и отнять у них пленников и добычу. Утомленное войско расположилось для отдыха у стен Спасо-Евфимиевского монастыря в Суздале. Вместе с великим князем воины хорошо подкрепились, отоспались и расслабились. Весть о том. что казанцы уже переправились через Нерль и движутся к Суздалю, буквально застала их врасплох.

Василий Васильевич тут же облачился в латы, схватил оружие и выбежал из шатра. Его уже ждали остальные князья и простые воины. Под звуки труб с развернутыми знаменами, на которых были вышиты образы святых, все двинулись навстречу врагу.

Битва состоялась прямо у стен монастыря. Несмотря на численный перевес, а русских воинов было не больше полутора тысяч, казанцы вдруг побежали. Воодушевленные москвичи без всякого строя устремились за врагом, желая завладеть богатой добычей. Однако вскоре оказалось, что бегство — лишь хитрая уловка. Казанцы быстро перестроились и внезапно окружили москвичей. Вырваться удалось очень немногим. Оглушенного сильнейшим ударом Ивана Можайского спасли оруженосцы, Василий Ярославич, брат Марии Ярославны, ускакал. Василий II в число счастливчиков не попал. Он сражался, как лев, был ранен в руку и потерял несколько пальцев, получил много ударов по голове, плечам и груди. Наконец в тяжелейшем состоянии упал с коня и тут же был схвачен врагами.

В Москве известие о пленении великого князя восприняли как удар молнии. Едва оправившись от потрясения, Софья Витовтовна и Мария Ярославна заголосили так, что их рыдания были слышны на главных кремлевских площадях. Вместе с ними запричитала и вся многочисленная дворня. Никто не знал, что делать: ни войска, ни полководцев, способных его возглавить, не было. Казалось, отбить сына и мужа у врагов уже невозможно.

Москвичи, видя горе великих княгинь, также предались унынию. Кто их защитит от врагов, кто будет пастырем и господином? В довершение ко всем несчастьям 14 июля в Кремле внезапно начался пожар. Возможно, любители легкой наживы совершили поджог, чтобы во время всеобщей паники обогатиться. Вскоре жара и сухость, из-за которых огонь распространялся очень быстро, привели к тому, что в городе не осталось ни одного деревянного здания, стояли лишь обугленные остовы каменных церквей. 3000 человек погибли, спасая свое имущество.

Великокняжеская семья оказалась на Воробьевых горах. Взирая на пепелище, Софья, ставшая главой семьи, приняла единственно верное решение — вместе с невесткой и двумя внуками переехать в Ростов (в январе 1441 года Мария Ярославна родила еще одного сына, названного в честь умершего первенца Юрием). Снова жизнь не позволяла ей отдохнуть от Мирских дел и заняться только духовным. В семьдесят лет приходилось думать, как спасти сына, как защитить невестку и малолетних внуков во время стихийного бедствия.

К счастью москвичей, захватившие в плен Василия II казанцы не пошли к столице, а с ценной добычей отправились к хану Мухаммеду, расположившемуся в Нижнем Новгороде. Тот решил связаться с Дмитрием Шемякой, чтобы за хорошую плату отдать ему пленника. Василий Косой к тому времени в борьбе за престол не участвовал, а Дмитрий Красный умер.

На этот раз Василий Васильевич не смирился с ударами судьбы. Он стал уговаривать хана отпустить его домой, обещая выплатить большой выкуп и дать в кормление несколько богатых городов.

Предложение показалось Мухаммеду очень заманчивым. Кроме того, прошел слух, что Дмитрий Шемяка убит и других претендентов на великокняжеский престол нет. В действительности Шемяка никак не мог решить, что делать, и задержался с ответом.

Наконец Василия II в сопровождении большого татарского отряда отпустили домой для сбора дани. По дороге встретились посланцы Дмигрия Шемяки с письмом хану. Василию удалось его прочесть. С удивлением он узнал, что двоюродный брат просил хана навсегда заточить Василия в Казани, а себя признать великим князем. Это означало, что новое междоусобие неминуемо...

Возвращение в Москву Василия Васильевича, чей авторитет после неудач был подорван, многие восприняли все-таки с большой радостью. Самая теплая встреча ждала его в Переяславле, где находились покинувшие Ростов Софья Витовтовна, Мария Ярославна и малютки-княжичи. Все еще энергичной матери великого князя вновь удалось собрать видных бояр, военачальников и простых воинов, которые составили двор и войско недавнего пленника. Он уже не чувствовал себя беззащитным перед новыми несчастьями и невзгодами.

В Москву переехали не сразу, после пожара надо было заново отстроить великокняжеский дворец. Первое время даже пришлось жить в загородном доме Софьи Витовтовны, а потом — у Юрия Пазрикеевича. Только в декабре удалось справить новоселье в новом тереме Марии Ярославны с отдельными покоями для сыновей. Более просторные палаты для великого князя появились еще позднее. Софья Витовтовна, по обычаям того времени, поселилась отдельно, хотя по-прежнему оставалась самым уважаемым членом семьи Василия II.

На праздничном пиру все подняли кубки за то, чтобы несчастья остались позади и наконец-то наступили долгожданные мир и покой. Но главная беда была еще впереди.

Дмитрий Шемяка, поселившийся в Угличе, упорно плел нити заговора против Василия Васильевича. Ему даже удалось склонить на свою сторону нескольких влиятельных князей: Ивана Можайского и Бориса Тверского, а также бояр и дружинников умерших удельных князей, которых в Москве не привечали и на службу не брали. Примкнули к ним некоторые купцы и монахи. Заговорщики всюду твердили, что великий князь — изменник, прихвостень ордынцев, отдает им русские города и для них собирает дань с простых людей. Последние обвинения были вполне справедливыми — за свое освобождение из казанского плена Василий II расплачивался достаточно долго.

В Москве никто не подозревал о грядущей беде, даже дальновидная Софья Витовтовна не могла предусмотреть готовящиеся козни. Это и неудивительно, великой княгине исполнилось уже семьдесят пять лет, и ей хотелось думать лишь о покое.

В феврале 1446 года, по устоявшемуся обычаю, Василий Васильевич с маленькими сыновьями Иваном и Юрием отправился на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. Мария Ярославна осталась дома, она ждала очередного ребенка. Софья Витовтовна считала себя слишком старой для таких поездок, не подозревая, что в скором времени совершит более грандиозное путешествие, но уже не по доброй воле.

Сторонники Дмитрия Шемяки узнали, что Москва не охраняется и никто не ждет нападения врагов.

Действительно, в ночь на 12 февраля заговорщики без всякого труда проникли в Кремль и вломились во дворец. Немногочисленная стража спала глубоким сном и не оказала никакого сопротивления.

Первыми схватили Марию Ярославну и Софью Витовтовну. К несчастным женщинам тут же приставили стражу, а слуг бросили в темницу. Но одному из дворян по имени Бунко все же удалось пробраться к великой княгине и спросить ее: «Что делать?»

Софья Витовтовна, обрадованная, что не все предали ее и сына, попросила Бунко тайно отправиться в Троице-Сергиев монастырь и предупредить великого князя о случившемся. Тот так и сделал.

Наутро к пленницам пришел Дмитрий Шемяка и заявил, что отныне власть принадлежит ему, а Василий II за свои измены будет жестоко наказан.

На это гордая Софья Витовтовна смело ответила, что наказан будет сам Шемяка за клятвопреступление и беззаконие. «Бог видит все и каждому воздаст по делам его». После этих слов престарелая женщина стала главным врагом зарвавшегося честолюбца. Он решил, что с ней следует расправиться особо.

Василий Васильевич ничего пока не знал о московских событиях и спокойно молился у гроба святого Сергия Радонежского. Вдруг церковную тишину нарушил взволнованный голос дворянина Бунко, спешно прискакавшего из столицы: «Княже! Твой дворец захватили враги, Дмитрий Шемяка и Иван Можайский, казна ограблена, великие княгини в плену». Но великий князь не поверил гонцу, решив, что тот умышленно хочет рассорить его с родственниками, и выгнал Бунко. Вскоре он одумался и на всякий случай выставил на московской дороге дозор. А по ней уже приближались к монастырю отряды Ивана Можайского. Издали заметив воинов, они пошли на хитрость — наняли пятьдесят крестьянских саней и спрятались в них под рогожами. Васильевы стражники не обратили внимания на мирный обоз. Только, когда сани поравнялись с ними и рогожи были скинуты, они поняли свою ошибку, но было уже поздно.

Вскоре и сам Василий увидел мчавшихся к монастырю вооруженных всадников. Он бросился на конюшню и хотел ускакать в другую сторону, однако кругом лежали высокие непроходимые снега. Тогда князь решил найти убежище в Троицком соборе, но, услышав знакомый голос друга — Ивана Можайского, вышел к приезжим. Обращаясь к родственнику, Василий Васильевич напомнил ему о том, что они на кресте клялись жить в любви и верности, так что же теперь происходит? Коварный Иван заверил великого князя, что не собирается причинять ему зла и хочет лишь прогнать татар из его окружения. Сам же, пока Василий молился, покинул церковь и приказал слугам схватить великого князя. Так несчастный государь вновь стал пленником своих алчных и властолюбивых родственников. В Москве его бросили в темницу и через несколько дней ослепили. При этом предъявили следующее обвинение: «Слишком любишь татар, даешь им русские города в кормление, осыпаешь неверных серебром христианским, народ изнуряешь податями, ослепил нашего брата Василия Юрьевича». Последнее обвинение и было главным, а вовсе не забота о простых людях. Дмитрий Шемяка не собирался снижать налоги, он хотел лишь положить их в свой карман. Он присвоил великокняжескую казну и разрешил своим приспешникам ограбить московских бояр и выгнать их из Кремля.

Василия Васильевича под стражей отправили в Углич. Сопровождать его позволили только жене, Марии Ярославне, которая вскоре должна была родить и ни для кого не представляла опасности. Больше всего Дмитрий Шемяка ненавидел и боялся Софью Витовтовну. Ее-то и отправили в далекую Чухлому на окраине Галицкого княжества.

Для старой великой княгини это стало последним самым тяжким испытанием. Как она его выдержала, удивительно. Ведь одна лишь поездка в морозную зиму, по бездорожью и снегам в далекую крепостицу могла ее погубить или навсегда подорвать здоровье. Много тяжелее физических страданий были муки душевные: тягостные мысли о страшной участи слепого сына, разлука с близкими, боязнь за судьбу маленьких внуков (в Троице-Сергиевом монастыре Иван и Юрий сумели спрятаться, а потом князья Ря-половские отвезли их в Муром).

Одиночество и бессилие терзали великую княгиню. Ей оставалось только молиться и надеяться на помощь свыше. Вероятно, именно в пору недолгого изгнания Софья Витовтовна стала особенно богомольной. В постоянных обращениях к Богу она находила утешение и спасение от тоски, силы пережить все невзгоды и дождаться победы над врагом.

Совсем недолго наслаждался властью Дмитрий Шемяка. Его злодеяние и самоуправство вызвали возмущение у многих князей, бояр и воевод, не желавших служить под началом узурпатора.

Новый великий князь метался и не знал, как управлять большой державой и не растерять немногих союзников. Сначала Дмитрий Юрьевич решил особо отблагодарить Ивана Можайского и даже отписал ему в удел Суздаль. Потом пришел к мысли, что следует приобрести новых союзников, и, восстановив самостоятельность Суздальско-Нижегородского княжества, отдал его потомкам Дмитрия Константиновича. Себя он провозгласил не государем, а лишь старейшим великим князем среди остальных князей.

Многим русским людям, мечтавшим о возрождении единого Русского государства, действия Дмитрия Шемяки показались бессмысленными и даже вредными. Особенно страдал от правления Юрьевича простой народ, пытавшийся найти в Москве закон и справедливость. Именно в этой среде появилась поговорка о Шемякином суде, дошедшая до наших дней. Она свидетельствовала о том, что новый великий князь творил самоуправство, отвергал законы и был совершенно неспособен управлять страной. Более того, своей жестокостью и бесчестием он умудрился настроить против себя знать и духовенство. Произошло это так.

Дмитрию Шемяке не понравилось, что маленьким племянникам удалось укрыться в Муроме. Идти войной на этот город было опасно, поскольку рядом находился казанский хан, поддерживавший Василия Васильевича. Тогда коварный дядюшка решил выманить княжичей с помощью авторитетного посредника.

Выбор пал на рязанского архиепископа Иону, которого прочили на место митрополита, вакантное после смерти Фотия и бегства Исидора, осужденного русским духовенством за решение присоединиться к унии с католической церковью. Дмитрий вызвал Иону и притворно заявил, что хочет примириться с племянниками и дать им достойное их сану содержание — большие уделы с богатыми городами. На детей он не держит никакого зла и обеспокоен, что они пребывают вдали от двора, не имеют надежной защиты от ордынцев и казанцев. За хлопоты Дмитрий обещал Ионе митрополичьи мантию и посох.

Рязанский архиепископ охотно согласился стать посредником, но не из-за корыстных побуждений. Его тревожила судьба юных княжичей, и он хотел, чтобы отношения между великокняжескими родственниками наладились.

Не слишком доверяя переменчивому Шемяке, Иона потребовал от него клятвенного обещания не причинять сыновьям Василия II вреда, а, напротив, улучшить их положение. Тот без всякого зазрения совести обещал все выполнить.

В Муроме Иона дал клятву князьям Ряполовским, что Иван и Юрий не будут обижены и никак не пострадают. Только после этого княжичей отправили в Москву.

Поначалу все складывалось благополучно. В мае дети прибыли сперва в Москву, а потом их отвезли в Переяславль, где в то время находился Дмитрий Юрьевич. Однако на третий день после притворнорадостной встречи Иван и Юрий вдруг стали пленниками и были отправлены в Углич к отцу и матери. Там все семейство оказалось под крепкой стражей.

Вероломство Шемяки возмутило многих, в первую очередь Иону и князей Ряполовских. Последние дали клятву свергнуть коварного узурпатора. К ним примкнули князь Стрита-Оболенский, боярин Ощера и многие воинские люди. После неудачной попытки освободить узников они направились к брату молодой княгини Василию Ярославичу, который служил тогда великому князю Литовскому Казимиру. В Литве стал формироваться центр борьбы с Шемякой.

Новый великий князь, видя всеобщее негодование, решил собрать совет из князей и духовенства, чтобы определить судьбу Василия Васильевича и его семьи. На нем выступил митрополит Иона и сказал

Дмитрию: «Ты нарушил устав правды, ввел меня в грех, постыдил мою старость. Бог накажет тебя, если не выпустишь великого князя с семейством и не дашь им обещанного удела. Можешь ли опасаться слепца и невинных младенцев? Возьми клятву с Василия, а нас, епископов, в свидетели, что он никогда не будет врагом твоим». Предложение Ионы всем показалось приемлемым, и было решено тут же ехать в Углич.

В десятых числах сентября все того же 1446 года угличане с удивлением заметили, что к их городу движется многолюдная и торжественная процессия. Во главе ее ехал сам великий князь Дмитрий Юрьевич, за ним бояре, архиепископы, архимандриты и прочие. На городской площади они остановились, и Дмитрий Юрьевич потребовал привести Василия Васильевича. Встретившись, князья обнялись и публично покаялись в своих прегрешениях. У присутствующих, кроме умиления и радости, эта сцена иных чувств вызвать не могла. Ведь все видели, что два непримиримых противника простили друг друга и решили покончить с распрями.

В торжественной обстановке в местном соборе был совершен обряд крестоцелования. Оба князя поклялись на Евангелии не желать друг другу зла и жить отныне в мире и любви. Все завершилось роскошным пиром, на котором почетные места занимали слепой Василий Васильевич, его едва оправившаяся от родов жена (14 августа Мария Ярославна произвела на свет сына Андрея) и два маленьких княжича. Не хватало только Софьи Витовтовны, которая все еще находилась в Чухломе. Привлечь ее к этому фарсу Шемяка побоялся.

Дмитрий Юрьевич щедро одарил родственников и объявил, что выделяет им в удел Вологду. Казалось, все остались довольны. Новый великий князь надеялся, что, удалив слепого двоюродного брата от Москвы, сможет спокойно править страной. Василий II получил наконец-то долгожданную свободу и начал сам распоряжаться судьбой своей семьи.

В Вологде бывший великий князь пробыл совсем недолго. Хотя после увечья современники прозвали его Темным, то есть совершенно слепым, он и не думал сдаваться. Ведь в его жилах текла кровь несгибаемой и никогда не впадающей в уныние матери. По совету окружающих он отправился на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. Там игумен Трифон, сторонник законной власти, убедил Василия Васильевича не склоняться перед врагом и бороться за свои законные права: «Родитель оставил тебе в наследство Москву: Иди с Богом и правдой на свою отчину, а грех клятвопреступления будет на нас, мы будем молиться Господу за тебя». Трифон благословил слепца на борьбу за великое княжение и посоветовал ему поторопиться.

Василий II тайно отправил своего человека к матушке, чтобы спросить совета: стоит ли рисковать жизнью ради великокняжеского престола? Ведь в случае неудачи Шемяка не пощадит его и либо казнит сразу, либо навеки закует в кандалы.

Мудрая Софья Витовтовна ответила, что ради будущего детей следует поставить на карту жизнь. В противном случае им придется перейти в разряд малозначимых князьков и служить богатым великим князьям. За примерами далеко ходить не надо. Такой была участь внуков изгнанного из Смоленска Юрия Святославича и потерявших отчину потомков Дмитрия Константиновича, князя Суздальско-Нижегородского. Поразмыслив над доводами родительницы, Василий Васильевич решил начать борьбу. Но прямо идти на Москву не отважился, точно не зная число своих сторонников.

Сначала бывший великий князь поехал в Тверь к князю Борису Александровичу, якобы в гости. У Шемяки эта поездка не вызвала подозрения, он считал тверского князя своим союзником. Но хитрый Борис Александрович уже давно понял, что дни узурпатора сочтены. Никто из законных государей не желал признавать его права, опасаясь, что плохой пример заразителен и они сами могут оказаться жертвой любителя чужого добра. Кроме того, тверской князь знал, что число сторонников опального Василия II множится изо дня в день.

Предвидя будущее, Борис Александрович предложил Василию Васильевичу обручить юных детей: семилетнего Ивана со своей еще более юной дочерью Марией. Предстоящий брак был выгоден обоим: Василий Темный получал тверское войско, Борис — надежду, что его дочь станет великой княгиней в Москве, столице Руси.

Во главе тверской дружины Василий Васильевич направился прямо к Москве. Он знал, что на помощь ему из Литвы идут полки Василия Ярославича с князьями Ряполовскими и Оболенскими, из Казани отряды сыновей хана Мухаммеда.

Дмитрий Шемяка, получив известие о походе соперника, решил встретить его у Волока Ламского и сразиться с ним в открытом поле. Он знал, что Василий II никогда не отличался полководческим талантом и не выдержал бы его бурного натиска. Но на этот раз слепой князь стал более внимательно слушать своих сторонников и полагаться на их опыт.

Один из бояр Василия предложил обмануть Шемяку и за его спиной овладеть Москвой. Под покровом ночи он обошел стороной расположение противника и к утру был у стен Кремля. Там со своими воинами смешался со слугами какой-то княгини, приехавшей в столицу на праздник Рождества Богородицы, и без труда проник в город.

Ловкому боярину потребовалось лишь полчаса, чтобы захватить Кремль. Он арестовал Шемякиных приверженцев и охрану, а горожане с радостью согласились ему помочь. Более того, в Успенском соборе они даже поклялись верно служить бывшему государю и не принимать у себя Дмитрия Шемяку.

Весть о взятии столицы встретили в лагере Василия II с радостью и ликованием. Его противник, напротив, сразу пал духом и, не вступая в бой, бросился к Галичу. Оттуда вместе с сыновьями и казной отправился в Чухлому за Софьей Витовтовной. Шемяка решил, что только она, став заложницей, спасет его от жестокого наказания. Вместе с престарелой великой княгиней он отправился в Каргополь, надеясь оттуда шантажировать Василия Васильевича — он знал о его особой привязанности к матери.

На этот раз Софья Витовтовна действительно оказалась на краю гибели. Бегущий князь нисколько о ней не заботился. По февральским дорогам княгиню везли в закрытой повозке. Когда лошади вязли в глубоком снегу, приходилось выбираться на мороз и долго стоять на ледяном ветру. Спать ложились только в низких прокопченных крестьянских избушках, отапливаемых по-черному. При этом Дмитрий обращался с восьмидесятилетней женщиной очень грубо, виня ее во всех своих несчастьях и бедах. В ответ он не слышал ни слова. Гордая литовка не считала нужным разговаривать с побежденным врагом. Она мечтала только об одном — выдержать тяготы и испытания и вновь увидеть горячо любимого сына, внуков и невестку. Эта мечта придавала ей силы, старческое тело согревала огненная кровь отца Витовта, никогда не ведавшего страха и уныния.

Судьба матери очень беспокоила Василия Васильевича. Решив во что бы то ни было добиться ее освобождения, он отправил к Шемяке боярина Кутузова с грамотой следующего содержания: «Брат Дмитрий! Какая тебе честь и хвала держать в неволе мать мою, а твою тетку? Ищи для меня более подходящую месть за то, что я сел на великое княжение и прогнал тебя».

Беглец и сам понял, что взял в заложницы не то лицо. Путешествовать с великой княгиней было хлопотно и трудно.

Кроме того, все осуждали его за грубое обращение со старой и немощной женщиной, авторитет его стремительно падал. После трезвых размышлений он решил отпустить Софью Витовтовну в Москву. В конце февраля боярин Михаил Сабуров с почетом проводил великую княгиню до Троице-Сергиева монастыря, где ее ждала московская свита во главе с самим великим князем.

Весь долгий путь домой Софья Витовтовна молила Бога только об одном — чтобы он дал ей силы дожить до страстно желаемого свидания. Василий Васильевич, казалось, услышал горячую мольбу матери и выехал ей навстречу.

Они свиделись в самом святом на Руси месте — Троице-Сергиевом монастыре. Никто без сострадания и жалости не мог смотреть на них: искалеченный, рано постаревший слепой сын и дряхлая, измученная бесконечными невзгодами мать. Несомненно, оба пролили немало слез печали и радости в объятиях друг друга, а потом истово молились у раки святого Сергия.

В Москве Софью Витовтовну ждала еще более теплая встреча. Множество москвичей радостно приветствовали великую княгиню. В Кремле ей вышли навстречу Мария Ярославна с сыновьями — семилетним Иваном и шестилетним Юрием. Малютка Андрей остался под присмотром мамок и нянек. Было ясно, что род Василия Темного не погибнет. Сыновья продолжат его дело.

Поначалу Василий II хотел наказать своих коварных и жестоких родственников и даже пошел с войском к Галичу, где укрылись Дмитрий Шемяка и Иван Можайский.

Но потом под давлением матери и духовенства решил их простить. Софья Витовтовна боялась, что слепой сын окажется в ловушке и вновь лишится всего, ведь в бою ему пришлось бы полагаться только на своих воевод.

На радостях опальные князья пообещали вернуть похищенные в Москве казну, иконы, дорогие кресты, древние грамоты и убранство великих княгинь. Они даже согласились отдать свои уделы великому князю, лишь бы он сохранил им свободу. В покаянной грамоте Дмитрия Юрьевича говорилось: «Ежели преступлю обеты свои, то лишусь милости Божией и молитв святых угодников земли нашей, митрополитов Петра и Алексия, Леонтия Ростовского, Сергия, Кирилла и других. Не будет на мне благословения епископов русских».

Однако и на этот раз Шемяка слукавил. Несколько лет он строил козни против Василия Темного, укрываясь в северных городах. Но никто из русских князей уже не хотел его поддерживать. Для простых людей он оставался лишь беззаконником и узурпатором.

Дело кончилось тем, что в интересах страны великий князь решил окончательно расправиться со своим противником. По его приказу верные люди подкупили повара Шемяки, и тот отравил своего господина. Это произошло в июле 1453 года, когда Софьи Витовтовны уже не было в живых.

Слепому Василию Васильевичу было, конечно, очень трудно управлять страной и возглавлять войско. Поэтому его глазами и главным помощником вскоре стал старший сын Иван. Уже в десять лет юному княжичу пришлось самостоятельно водить полки для защиты муромских и нижегородских земель от казанских татар.

С 1449 года во всех официальных документах Иван стал именоваться соправителем отца и великим князем. Это заранее закрепляло за ним право на отцово наследство и старшинство среди остальных русских князей.

По мере сил помогала сыну и Софья Витовтовна. В 1451 году ей даже пришлось вместе с новым митрополитом Ионой возглавить оборону Москвы от нападения золотоордынского царевича Мазовши.

Умирающая Золотая Орда все еще пыталась восстановить свою власть над русскими землями и заставить великого князя платить дань. Поэтому под знаменами Мазовши собралось довольно большое и разношерстное войско. Быстрыми темпами оно направилось прямо к Москве.

Василий II попытался было остановить Мазовшу на Окской переправе, но обнаружил, что силы противника во много раз превышают его собственные. Тогда он решил со старшим сыном отправиться за Волгу, чтобы там собрать городовые дружины. Жену с младшими детьми и Софью Витовтовну он хотел отвезти в более безопасный Углич.

Но престарелая великая княгиня твердо заявила, что бегать, как заяц, больше не станет, последними днями жизни не дорожит и потому останется в Москве. Она напомнила сыну, что, оказавшись без твердого руководства, москвичи могут предаться панике, и это сыграет на руку врагу. Тогда на общем совете было решено, что помогать Софье Витовтовне будут митрополит Иона и внук Юрий, которому исполнилось уже десять лет. Подражая старшему брату Ивану, он хотел быть взрослым.

Решение великой княгиня оказалось исключительно верным. После отъезда Василия Васильевича с семьей в городе никакого волнения не произошло. Каждый горожанин занял свое место на кремлевской стене и приготовился к обороне.

2 июля появились татарские полчища. Они зажгли посады и начали осаду Кремля. Защитники города оказались в тяжелом положении — дым от пожарищ застилал им глаза, а разносимые ветром искры могли поджечь кремлевские строения. Но мужественная Софья Витовтовна распорядилась так: женщины и дети должны тушить все возгорания, а мужчины-воины — совершить вылазку под покровом дыма и гари и первыми нанести удар врагу. Это было определенным новшеством в тактике обороны, поскольку раньше осажденные предпочитали отсиживаться за крепкими стенами.

Ордынцы не ожидали от москвичей решительных действий и оказались не готовы к сражению. С наступлением темноты они предпочли отступить к своему лагерю, однако и там не нашли покоя. По приказу Софьи Витовтовны их обстреляли из дальнобойных пушек и пищалей с высоких крепостных стен. Напуганные кочевники побросали все свое добро и кинулись бежать. Некоторые даже подумали, что на них напало войско самого великого князя.

На следующий день москвичи вновь приготовились к битве, но кругом было тихо и пустынно.

Вскоре лазутчики донесли, что в лагере Мазовши никого нет, только телеги с пожитками. Радостное известие вызвало в городе бурное ликование, все славили Бога и великую княгиню с маленьким внуком. Победу сочли необычайным чудом.

Софья Витовтовна тут же отправила гонца к сыну, который находился в районе Дубны. Для слепого князя московская победа стала подарком судьбы. Счастливый, он вернулся домой, воздавая хвалу Богу и всем святым.

Москвичам, которые жили на посаде и лишились жилищ, он сказал так: «Бог наказал вас за мои грехи. Но не унывайте, я стану вашим отцом и восстановлю ваши дома из пепла, не пожалею казны для бедных!»

Прямо на пепелище был устроен веселый праздник. Великий князь угощал всех медами и пивом из своих погребов.

Потом во дворце начался роскошный пир для бояр, воевод и простых воинов. Все защитники получили от Василия II богатые дары. Имена отличившихся называла Софья Витовтовна.

В последние годы жизни главной радостью престарелой великой княгини были внуки. В 1451 году ее навестил совсем уже взрослый сын дочери Анастасии Семен (с 1454 года он будет самостоятельно править Киевом).

Семья Василия Васильевича росла, и бабушка нянчилась то с Семеном (родился в 1447 году), то с Борисом (родился в 1449 году), то с Анной (родилась в 1451 году), то с Андреем (родился в 1452 году). Мария Ярославна, конечно, была не в силах позаботиться обо всех самостоятельно и очень нуждалась в помощи и советах свекрови.

Отметив восьмидесятилетие, Софья Витовтовна стала готовиться к смерти, ведь в то время мало кто доживал до таких преклонных лет. Больше всего княгине хотелось видеть будущее престола, борьбе за который она и ее сын отдали много лет, сил и здоровья. Поэтому по просьбе Софьи Витовтовны решили ускорить свадьбу наследника Ивана, уже давно обрученного с тверской княжной. При этом никого не смутило, что жениху было только двенадцать лет, а невесте — десять.

В начале июля 1452 года юная княжна в сопровождении родственников прибыла в Москву. Первыми ее встретили Мария Ярославна и Софья Витовтовна, до свадьбы взявшие под свою опеку будущую великую княгиню.

Наконец 4 июля в Успенском соборе молодых обвенчали. С этого времени Иван стал считаться взрослым мужчиной, способным заменить отца в любых делах.

Глядя на рано повзрослевшего внука, Софья Витовтовна радовалась, что у великокняжеского престола есть достойный наследник. А значит, ее жизнь, полная борьбы, лишений и невзгод, не прошла даром. Все враги ее сына побеждены, а многие даже успели истлеть в могилах.

Осознание выполненного долга и завершенности мирских дел навели великую княгиню на мысль постричься в монахини.

Вскоре ее домом стал кремлевский Вознесенский монастырь, а новым именем — Синклитикия, что в переводе с греческого означает светоносная. Возможно, это редкое имя новая монахиня выбрала не случайно. Ей хотелось быть светом для слепого, погруженного во мрак сына.

Однако жизнь некогда неутомимой и энергичной великой княгини подошла к концу. На восемнадцать лет пережив своего мужа Василия I, она скончалась 15 июня 1453 года.

В летописи о смерти Софьи Витовтовны сказано так: «Июня в 15 день преставилась великая княгиня Софья, и положена в тот же день в храме монастыря Вознесенья, где и свекровь ее Евдокия была похоронена».

Самые горькие слезы над гробом матери лил слепой Василий Васильевич. Ведь он вырос и возмужал под ее надежной опекой, опытным руководством; из слабого и безвольного юноши превратился в умелого воина и достаточно мудрого государя. Ей он был обязан победой над многочисленными врагами, сохранением отчины и великокняжеского престола.

Только на девять лет пережил мать Василий II. Долгие годы борьбы и увечье полностью подорвали его здоровье. В самом начале 1462 года какая-то неведомая болезнь стала истощать князя — тело худело, ноги и руки теряли силы. В народе этот недуг назывался «сухоткой» и лечился прижиганием больных мест.

Вот и Василий Васильевич повелел местным знахарям сделать на руках и ногах ожоги. Однако выздоровление не наступило, напротив, состояние князя ухудшилось. На месте ожогов образовались незаживающие, гниющие язвы, приведшие к заражению крови. 27 марта 1462 года в страшных мучениях Василий Темный скончался. Ему было только сорок семь лет. Но на этот раз за судьбу престола он мог не опасаться.

Твердой рукой двадцатидвухлетний Иван Васильевич уже давно держал бразды правления. У него самого подрастал наследник — Иван Молодой. Поэтому можно считать лишь данью традиции фразу завещания умирающего о том, что опекуном сына и вдовы должен стать польский король Казимир. Будущий великий государь всея Руси никому не позволил вмешиваться в свои внешние и внутренние дела. Но об этом наш следующий рассказ.

Следует признать, для своего времени великая княгиня Софья Витовтовна была выдающимся государственным деятелем и очень незаурядной женщиной.

Глубокий ум позволял ей находить в самых сложных ситуациях верные решения, тонкое политическое чутье редко подводило ее, мужественное сердце никогда не трепетало от опасностей, жизненные невзгоды лишь закаляли и воодушевляли на новую битву с многочисленными врагами. Она всегда была верной помощницей и советчицей сначала мужа, Василия Дмитриевича, потом сына Василия Васильевича. В укреплении и возвышении Московского княжества под их руководством была и ее немалая заслуга.

Духовная грамота Софьи Витовтовны, оставленная ею по примеру князей-мужчин, свидетельствует о том, что она считала главными ценностями в своей жизни.

Важнейшую из них — ящичек со святыми мощами и животворящий крест, подаренные греческими монахами, великая княгиня оставила горячо любимому сыну. Сноха Мария Ярославна получила икону в красивом окладе. Старший внук Иван был благословлен иконой Богородицы с пеленой, вышитой искусными мастерицами под руководством самой Софьи.

Икона Богоматери, но большего размера, досталась и внуку Юрию. Его бабушка, видимо, любила особо, поэтому и завещала ему все свои материальные ценности: дом в Кремле с житным двором, несколько построек за городом и даже ожерелье.

Не остались без подарков и остальные внуки. Андрей получил икону Козьмы и Демьяна, Борис — икону Федора Стратилата, самый маленький Андрей — два дубовых ящичка с мощами и крест.

Судя по завещанию, не было у Софьи Витовтовны ни браслетов, ни колец, ни дорогих головных уборов, ни шуб, ни ларцов с драгоценностями, ни золотой и серебряной посуды. Только иконы и ящички с мощами. Все принадлежавшие ей немногочисленные села она оставила церквям, но наказала сыну собрать на полях урожай, продать его, а вырученные деньги отдать в монастыри на помин ее души.

Рачительная хозяйка и любящая мать, она не хотела вводить сына в большие траты на похороны и даже своей смертью стремилась не причинять ему беспокойства.

Для составления завещания Софья Витовтовна позвала только духовных лиц: спасского архимандрита Трифона, симоновского архимандрита Геронтия, своего духовного отца архимандрита Феодосия и митрополичьего дьяка Ярлыка. Выполнение своей последней воли она доверила именно им, не желая под конец общаться со светскими лицами, столь переменчивыми в своих пристрастиях. Вероятно, кроме родственников, великая княгиня не имела близких людей и в своей повседневной жизни была достаточно одинока.

Возвращаясь к загадке завещания Дмитрия Донского, снова отметим, что он очень любил своих сыновей и хотел все оставить только им. Изменяя порядок престолонаследия, он не заглядывал далеко вперед и думать о будущих внуках не хотел.

Но Софья Витовтовна любила своего единственного из оставшихся в живых сына ничуть не меньше. Поэтому она сделала все возможное и невозможное, чтобы власть и владения московских князей достались ее ненаглядному Василию. Победив врагов-родственников, он ликвидировал их уделы и получил существенно большую территорию, чем была у Дмитрия Донского. Кроме того, он стал единоличным собственником земель столицы и ни с кем уже не делил главный город Руси.