«Завещание чудака» принадлежит к той особой разновидности приключенческого романа, которую с некоторым допущением можно бы назвать «географическим романом». В таком произведении не выделяется главный герой (в лучшем случае его место занимает группа людей), а сюжет строится либо вокруг конкретного природного объекта, либо вокруг некоторого множества однородных естественных объектов и явлений. В творчестве Жюля Верна обращение к такому типу художественного произведения не было новым. Достаточно вспомнить написанный незадолго до этого, в середине девяностых годов, роман «Удивительные приключения дядюшки Антифера», где запутанная интрига органически сочетается с географическими описаниями. В «Завещании» стержнем сюжета становятся природа Соединенных Штатов Америки и живущие в различных уголках страны люди, взятые вкупе с их историей, укладом жизни, организацией хозяйства и специфическими общественными отношениями — все то, что ученые определили бы предметом таких наук, как физическая и экономическая география.
Естественно, что обращение к подобной литературной форме прежде всего предполагало наличие у автора большого объема разнообразнейшего фактического материала. Это условие Жюль Верн выполнил загодя. Америкой он интересовался давно и всерьез. Только за предшествовавшее «Завещанию» десятилетие с крупнейшей страной континента так или иначе связаны «Север против Юга», «Школа робинзонов», «Сезар Каскабель», «Вторая родина» и другие произведения. Американцы стали героями многих его книг, американская демократия казалась писателю лучшим из возможных устройств человеческого общества. В свое время Жюль вместе с братом Полем пересекли океан и посетили Нью-Йорк, а также совершили небольшую поездку по стране. Это путешествие произвело на писателя незабываемое впечатление. Одно из свидетельств тому — «Завещание чудака».
Роман этот относится к завершающему периоду творчества Верна: написан он семидесятилетним мастером в 1897-1898 годах. Окончательный текст первого тома издатель, Этцель-сын, получил в июле 1898 года и с начала следующего стал публиковать на страницах своего журнала «Магазэн д'эдюкасьон». В августе и ноябре 1899 года вышли отдельные издания «Завещания». Кстати, Жан Жюль-Верн, внук писателя, свидетельствует, что название книге было дано в какой-то степени случайно, «за неимением лучшего»[292], хотя в целом оно достаточно точно отражает содержание романа.
В области географических познаний конец XIX века характеризовался завершением общего изучения Земли. Человечество в результате героических усилий относительно немногочисленного племени энтузиастов получило целостное представление о заселенной им планете. Наступающему веку предстояло лишь детализировать и углублять это представление да стереть с карты мира немногочисленные все еще остававшиеся белые пятна.
Такая ситуация несомненно повлияла и на сочинителя приключенческих романов, в том числе и на Жюля Верна. Выдумывать кругосветные или даже трансконтинентальные путешествия стало значительно труднее, потому что подобные странствия стали возможными не только для кучки героев, но и для массы самых обыкновенных людей. Местом действия таких романов становятся только труднодоступные и малоизученные районы. Жанр не исчерпал себя — в двадцатом веке еще появятся «Затерянный мир» А. Конан-Дойля, «Земля Санникова» В. А. Обручева и другие шедевры. Но теперь от автора требовались чрезвычайно точные данные по конкретному уголку земной поверхности, неизвестному для широкой публики. Жюль Верн прекрасно понимал это. Смешно подумать, что он — при своих поистине энциклопедических познаниях и широких связях с миром науки — не раздобыл бы нужных сведений. Дело в другом: ему скучно было повторять в миниатюре уже хотя бы раз «проигранный» сюжет. Фантазия творца требовала выхода, и писатель нашел его в необычности. Если в ранних романах путешествия считались необыкновенными в силу чрезвычайных обстоятельств, окружающих героев, то теперь они становятся таковыми по цели и способам ее достижения.
Начало романа связывалось, как правило, с остроумной, порой даже эксцентричной задумкой, ставящей героев не только в трудные, но и в комические положения. Удачной попыткой подобного произведения стал «Плавучий остров» (1895), роман о смешных распрях богачей-миллиардеров, жителей гигантского искусственного острова. Почти следом родилось «Завещание чудака». Замысел романа прост: полем для почтенной, «благородной» игры в «гусек» становится территория сорока восьми американских штатов, читатель должен с интересом следить за перемещениями героев книги по стране. Тем самым любой, даже самый ленивый обыватель, прочитав «Завещание», мог до тонкостей изучить Соединенные Штаты.
«Идея была забавной, и книга писалась с хорошим настроением. Но замысел познакомить читателей с географией США, на мой взгляд, оказался чересчур сложным. Это утяжеляло рассказ и снижало комизм сюжета. Стремление быть точным на этот раз сильно повредило писателю, сковало его остроумие, растворившееся в двух частях романа. Описание похорон Гиппербона слишком затянуто, оно только выиграло бы, если бы уместилось в одной главе, а не в трех, что удлиняет экспозицию и мешает развитию действия. Забавные детали встречаются лишь изредка и не могут развеселить читателя»[293].
Оценка внука писателя может показаться слишком суровой, но «Завещание чудака» и в самом деле не отнесешь к любимым жюльверновским книгам. Изложенные на ее страницах сведения о США быстро устарели и теперь интересны читателю разве что в историческом аспекте. Таким образом, главное оружие знаменитого писателя — умение говорить легко и просто о сложных вещах — в данном случае выстрелило мимо цели. Ну, а литературные достоинства романа сильно уступают многим из предыдущих произведений Ж. Верна.
Прежде всего надо отметить одну характерную черту. В романе, посвященном Соединенным Штатам Америки, писатель фактически не показал ни одного положительного героя-американца. С некоторой натяжкой такими можно посчитать председателя «Клуба чудаков» да милую, робкую Лисси Вэг. Остальные «шансеры» показаны не только с отрицательной стороны, но и просто водевильно. Вот Том Крабб — типичное животное по своей природе и боксер по профессии. Вот коммодор Годж Уррикан, «самый неистовый из людей», человек быстрых решений, не теряющий времени на пустые разговоры, но вместе с тем всегда глухой к голосу рассудка. Естественно, друзей у него нет. Скаредные и жадные мистер и миссис Титбюри — просто отвратительны; не вызывает симпатии и самоуверенный журналист Гарри Т. Кембэл. Пожалуй, в характеристике героев-американцев проглядывается охлаждение Ж. Верна к жителям Страны своей мечты. Их безудержная страсть к обогащению не раз высмеивается на страницах романа, и прежде всего там, где автор упоминает о тотализаторах, устроенных предприимчивыми дельцами, принимающими ставки на тех или иных участников «партии». Не случайно победителем становится таинственный соперник, которого сначала определяют инициалы X. К. Z. Потом оказывается, что это — сам основатель «Клуба чудаков», чудом возвращенный к жизни и, таким образом, всего лишь вернувший свои капиталы, которые впоследствии достанутся двум аутсайдерам состязания — Лисси Вэг и ее подруге Джовите.
Кроме этих девушек, симпатии автора безраздельно принадлежат последнему из «шансеров» — художнику Максу Реалю. Он — француз, и этим все сказано. Жюль Верн наделяет его множеством привлекательных черт. Макс путешествует не столько ради победы, сколько ради собственного удовольствия. Такое относительное бескорыстие, естественно, вознаграждается: автор сначала посылает Реаля по самым красивым местам Соединенных Штатов, а потом делает косвенным совладельцем приза.
Остальным «шансерам», которыми движет одна только алчность, достаются лишь синяки да шишки.
Видимо, автор осознавал, что далеко не каждый читатель поверит в его вымысел (и в этом тоже одна из слабостей романа), потому что заканчивает он свое произведение оправданием, вероятно, первым в своей творческой жизни: «…Если изложенные факты могут показаться до некоторой степени неправдоподобными, пусть читатель учтет одно смягчающее обстоятельство: все это произошло в Америке».
И в этих словах заключается еще одна причина любви Ж. Верна к Америке. Он верит: здесь осуществляется любая идея, какой бы сумасшедшей на первый взгляд она ни казалась.
На русском языке роман впервые был опубликован сразу же после его выхода на родине: в 1900 году, в Санкт-Петербурге, в типографии министерства путей сообщения. Год спустя новый перевод «Завещания чудака» вышел в издательстве И. Сытина.
Рассказ «Первые корабли мексиканского флота» относится к ранним прозаическим произведениям Жюля Верна. В конце 1840-х годов будущий знаменитый писатель вел довольно скромную для парижанина жизнь: дни проводил в ненавистной конторе, а свободное вечернее время делил между дружескими беседами в кругу молодых литераторов, музыкантов, артистов и сочинением то тягучих стихотворных трагедий, то незамысловатых водевилей. 12 июня 1850 года на сцене Исторического театра, которым руководил Александр Дюма, состоялась премьера одноактной комедии в стихах «Сломанные соломинки». Это был первый крупный успех начинающего провинциала. В том же году Верн сочиняет двухактную комедию «Гимар» и либретто комической оперы «Тысяча вторая ночь», музыку к которой написал его друг молодой композитор Иньяр. Казалось, путь выбран надежный, но кому теперь судить, достиг бы на нем писатель такой известности, какая выпала на его долю романиста?
Поворот в творческой судьбе Ж. Верна произошел после встречи с земляком — Пьером Франсуа Шевалье, издателем пользовавшегося успехом иллюстрированного журнала «Мюзе де фамий». Он-то и предложил молодому драматургу сотрудничество в своем издании. В сущности, Шевалье искал квалифицированного журналиста, который смог бы популярным языком излагать относительно трудные темы. И Верн как нельзя лучше подошел для этой цели. (Такую специализацию французы впоследствии назвали «вульгаризатор».)
Но на первых порах новый сотрудник не знал даже, о чем можно писать. «Обо всем,— беззаботно ответил издатель.— Вы вольны фантазировать о Мексике или Океании, о воздухоплавании или морских бурях, о землетрясениях или диких животных — о чем угодно, лишь бы было занимательно!» Кажется, молодой автор буквально воспринял это напутствие. Спустя две недели он принес свой первый рассказ.
Здесь было воистину все: козни злодеев, мятеж на корабле, убийство и наказание убийц, попытки продать похищенные суда, сухопутные приключения бунтовщиков, но прежде всего в рассказе была Мексика. Автор щедро воспользовался возможностью продемонстрировать свои общегеографические, ботанические, геологические и этнографические познания, поделиться сведениями о далекой стране, название которой многое говорило европейцам: на слуху еще была шестнадцатилетняя борьба мексиканцев за независимость от Испании, а совсем недавно, в потрясшем старую Европу революционном 1848 году, закончилась несчастливая для Мексики война с более могучим северным соседом, аннексировавшим почти половину ее территории.
Хотя описания природы в рассказе поверхностны и схематичны, герои примитивно разделены на положительных и отрицательных, а нравоучительный конец просматривается загодя, Жюлю Верну удалось совместить авантюрный сюжет с познавательными географическими сведениями, и — главное! — повезло с выбором творческой манеры, в основе которой лежит именно совмещение увлекательной фабулы и определенного набора научных данных, изложенных занимательно и к месту. Здесь читатель имеет возможность оценить первые шаги писателя по пути, приведшему его к мировой славе.
Разумеется, рассказ не отличается достоинствами позднейших романов, не свободен от фактических ошибок и неточностей, но не будем забывать, что писался он для не искушенного в науках читателя. Основным требованием заказчика была занимательность. Автор ее достиг, а финал рассказа, где наказывается порок, пришелся по нраву подписчикам журнала.
Успех был бесспорным, и вместе с новым заказом от Шевалье Жюль Верн увидел, хотя и не совсем еще ясно, свою собственную дорогу в большой литературе.
Новелла была опубликована на страницах июльского номера «Мюзе де фамий» за 1851 год. Позднее, в 1876 году, писатель несколько изменил текст, переиздав его под названием «Драма в Мексике».
«Приключения семьи Ратон» создавались уже маститым автором в 1886 году. Для Жюля Верна это был трудный год. Внук писателя Жан упоминает, что именно тогда началась депрессия, с которой всеми силами души пытался бороться дед. Становится заметной творческая усталость, «юмор постепенно исчезает из романов амьенского отшельника»[294]. 15 февраля писатель продает свою любимую яхту — стало быть, никогда уже больше ему не отправиться в далекие странствия! В марте умирает его постоянный издатель и верный друг Этцель, а за неделю до этого Жюля ранит его племянник Гастон, которого впоследствии признают психически неполноценным. Напряженными остаются отношения с женой.
Именно в такое время создается этот странный текст, который иные критики находят даже безвкусным и тяжеловесным. Большую часть мрачного 1886 года писатель лихорадочно работает над своей «волшебной сказкой», которую скорее можно было бы отнести к философским.
У Жюля Верна уже родились внуки: в 1885 году Мишель, в 1886-м — Жорж. Но сказка предназначена явно не им. Порой кажется, что она вообще не детская, несмотря на обороты вроде «Et alors, mes chers enfants»[295] и наставительные сентенции — такие, как «Тщеславие порождает глупость», «Гордыня всегда глупа», «…Коли начинаешь свою жизнь плохо, трудно выбраться на верный путь». Использование таких сложных понятий, как «метампсихоз» или «метаморфизм», мало осознаваемых ребенком цитат из Лафонтена и Менандра, постоянные нападки на женщин, причем именно на семейных женщин, прославление мудрости и скромности — все это позволяет утверждать, что сказка предназначалась именно взрослым. По мнению французского литературоведа М. Сорьяно, автор «Семьи Ратон» вообще обращается к самому себе[296].
В таком случае многое становится понятным. Ратонна, вечная цель его нападок, тщеславная и сварливая, просто списана с жены Верна Онорины. В чем лишний раз может убедить едкая цитата из басни Лафонтена, которую мудрый Ратон постоянно повторяет, когда сварливая супруга особенно докучает ему. Прообразом кузена Рате мог послужить автору уже упомянутый племянник писателя Гастон или собственный сын. Отношение к сыну проглядывает и в некоторых чертах Кисадора. А философия папаши Ратона, призывающая к смирению, отражает мысли самого романиста в тот период.
М. Сорьяно, оценив сказку как пессимистичную, так формулирует ее основную мысль: «Ни одно живущее существо не избегнет законов Природы, которые определены природой хвоста»[297].
В 1887 году здоровье писателя поправилось, улучшилось и душевное состояние. Жюль Верн принимает приглашение выступить перед публикой в Льеже. Для чтения он выбирает «Семью Ратон». Читает он в переполненном зале. Слушатели были изумлены, в публике было заметно какое-то стеснение, даже чувство неудобства. Но маститый автор не осознал этого. Он свято верил в то, что его выступление закончилось полным успехом. Только резкий отзыв на страницах «Фигаро» возвращает его к действительности. Однако ненадолго. Он продолжает верить в совершенство созданной им сказки и пытается уговорить Этцеля напечатать ее. «Этцель упирался, он не разделял нежные чувства автора в отношении «Семьи Ратон». Эта волшебная сказка… на его взгляд, создавала превратное мнение о творчестве писателя в целом. Как всякое произведение подобного жанра, сказка под прикрытием вымысла высмеивает людские пороки, так что сдержанное отношение к ней издателя вполне понятно»[298].
Ж. Верн предлагает Этцелю пристроить «Семью Ратон» в какой-нибудь праздничный номер популярного журнала или крупной газеты. Так в конце концов и оказалось: сказка была напечатана в январе 1891 года в «Фигаро иллюстре». Однако все попытки книжного издания ни к чему при жизни писателя не привели. Только в 1910 году Мишель Верн опубликовал «Семью Ратон» в посмертном сборнике отца «Вчера и завтра», заново отредактировав текст.
Рассказ «В XXIX веке» относится к самому концу 1888 года. Как-то Мишель, сын писателя, признался отцу, что написал от его имени рассказ для нью-йоркского журнала «Форум». В течение всего этого года отношения отца с сыном налаживались, чему в немалой степени способствовал переход Мишеля к «вполне умеренной»[299] жизни. Жюль Верн с интересом отнесся к сообщению сына. Он отредактировал новеллу (а по другим сведениям — просто продиктовал новый текст) и согласился публиковать ее под своим именем.
Рассказ появился на английском языке в февральском номере журнала «Форум» за 1889 год под названием «В 2889 году». Позднее маститый писатель несколько подправил текст Мишеля. В 1890 году исправленный текст был зачитан на одном из заседаний Амьенской академии и несколько месяцев спустя опубликован в выходивших небольшим тиражом записках этого ученого собрания («Memoires de I'academie d'Amiens»). Здесь рассказ получил название «Один день американского журналиста в 2890 году».
Для посмертного сборника отца «Вчера и завтра» Мишель Верн снова переработал текст, дав рассказу окончательный, более пространный заголовок: «В XXIX веке. Один день американского журналиста в 2889 году».
Таким образом, мы не можем установить степени участия Жюля Верна в написании рассказа. Нельзя даже с уверенностью утверждать, подсказывал ли он сыну какие-либо сюжетные ходы или ограничился только литературной обработкой. Вероятнее всего, что какими-то мыслями великий писатель поделился с писателем начинающим. Но раз под рассказом мэтр согласился поставить свою подпись, мы имеем полное право считать изложенные в нем идеи собственными идеями великого фантаста. Впрочем, именно с этой стороны рассказ сегодня производит наименьшее впечатление. Дело, конечно, не в скрупулезном подсчете сбывшихся прогнозов технического развития, несмотря на небольшой срок (по сравнению с указанным в новелле), прошедший со дня публикации. Такова судьба всей научной фантастики, которая верно предсказывает общее направление развития технической мысли, но не может угадать верный темп осуществления высказанных идей, ускорение научно-технического прогресса.
Важно подчеркнуть другое: прогресс Жюль Верн (или его сын) связывает прежде всего с Соединенными Штатами Америки! Словно в мире и не существует других стран, других научных школ, других центров технической мысли! Конечно, это ни в коей мере нельзя понимать как отрицание автором творческого потенциала у других наций. Надо просто-напросто вспомнить, что рассказ писался для американского журнала.
Но что сильно снижает ценность произведения (по крайней мере для современного читателя), так это отсутствие психологического прогноза. Жители двадцать девятого века живут и действуют явно по меркам девятнадцатого. Достаточно обратить внимание хотя бы на эпизод с соперничеством партий и государств на Марсе. И этому есть свое объяснение. Во-первых, прогноз развития человека, его души, его общественного сознания дать гораздо сложнее, чем предугадать развитие научной и технической мысли. И потом: Жюль Верн не был крупным знатоком человеческой психологии, еще меньше понимал в этом Мишель, а значит, и не стоило трудиться над созданием какой-то концепции человеческого общества, отличного от существовавшего… Тем более в небольшом по объему, «проходном» рассказе…
О блистательном научно-техническом видении будущего говорится буквально в любой биографической работе о Жюле Верне. Но одно обстоятельство постоянно уходило из поля зрения критиков или отмечалось как побочное, второстепенное: «Пресса всемогуща и после проведения опроса решает — быть миру или войне, от нее зависят судьбы подсудимых… Директор газеты Фрэнсис Беннет ведет себя словно глава государства»[300]. В наши дни, когда мы нередко называем средства массовой информации «четвертой властью», это видение роли прессы в человеческом обществе можно причислить к еще одному сбывшемуся прогнозу амьенского фантаста.
Новелла «Судьба Жана Морена» впервые увидела свет лишь в посмертном сборнике «Вчера и завтра» (1910). Время ее написания не установлено. Возможно, это — один из тех рассказов, о которых Ж. Верн упоминал в письме своему издателю 3 июня 1890 года — их будто бы было на целый том. Однако современные исследователи творчества великого фантаста сомневаются в его авторстве. Оливье Дюма, например, прямо приписывает рассказ Мишелю Верну.
В любом случае это — несамостоятельный рассказ. Если он и принадлежит знаменитому писателю, то, видимо, относится к раннему периоду его творчества, к годам сотрудничества с «Мюзе де фамий», потому что надуманный финал сентиментальной новеллы написан как бы под вкус читателей этого журнала.
На русском языке рассказ опубликован впервые.