Завет Холкрофта

Глава 18

Холкрофт сделал маленький глоток кофе и выглянул в окно. Холодное солнечное парижское утро. Уже второе Утро с тех пор, как он виделся с Хелден. И нельзя сказать, что сейчас она намного ближе к брату, чем днем раньше.

— Он позвонит мне, я точно знаю, позвонит, — сказала Хелден по телефону минуту назад.

— Полагаю, я могу выйти ненадолго? — спросил он.

— Не беспокойся, в любом случае я свяжусь с тобой.

Не беспокойся.Подобное замечание было излишним. Как сможет она определить, где он сейчас, как попал туда, как онипопали туда.

Сумасшествие усугублялось. Они сбежали из загородной гостиницы и двинулись назад, по направлению к Монмартру, где и оставили свой «ситроен»; они шли по людным улицам, мимо открытых летних кафе, расположенных прямо на тротуаре, шли и знали, что в любой момент могут вернуться к машине, взятой Ноэлем напрокат.

С Монмартра она повела его через весь Париж, по набережной Сены в Сен-Жермен-де-Пре, где, предполагалось, он остановится. Но это был лишь ловкий трюк. Зарегистрировавшись и заплатив за ночь в отеле, он отнюдь не поднялся в свой номер, а отправился вместо этого в другую гостиницу на улицу Шеваль, где и остановился под именем Н. Фреска.

Хелден оставила его в вестибюле отеля и пообещала, что обязательно позвонит, когда будут новости о брате.

— Может, ты все же объяснишь мне, что происходит? — попытался выяснить Ноэль напоследок. — Почему мы все это делаем? Какая разница, где я остановлюсь, и почему при этом не могу жить под собственным именем?

— Тебя видели со мной. Этого достаточно.

Хелден. Странное имя, странная женщина. Удивительное сочетание открытости, ранимости и силы. Что бы ни случилось с ней, какую бы боль ни приходилось терпеть, эта женщина категорически отказывалась жалеть себя. Она знала о полученном наследии, слишком хорошо понимала, что дети нацистов подвергались преследованиям со стороны «Одессы» и «Возмездия»; они жили с этим и вынуждены были мириться, проклятые за то, кем они на самом деле являются и кем не являются вовсе.

Женева сможет помочь этим детям. И она им поможет. Ноэль твердо решил это для себя. Он с легкостью отождествлял себя с ними. Ведь если бы не мужество матери, он мог бы быть одним из них.

Но на настоящий момент существуют куда более спешные, безотлагательные проблемы. Вопросы, касающиеся Женевы. Кем был этот неуловимый Энтони Бомонт? Кого он поддерживал во всей этой истории? Что в действительности произошло с фон Тибольтом в Бразилии? И как много знает Иоганн фон Тибольт о договоре?

Если у кого-то и есть ответы на бесконечное множество вопросов, терзающих Ноэля, так это у Иоганна... Джона Теннисона.

Холкрофт вернулся к окну. Стая голубей пролетела над ближайшей крышей, трепеща на ветру крыльями.

Фон Тибольт. Всего три недели назад имя это ничего не говорило Ноэлю, он даже и не подозревал о существовании этого человека. Сейчас же жизнь его была так прочно связана с ним... с ними.

Хелден. Странное имя, странная девушка. Полная сложностей и противоречий. Ноэль никогда не встречал никого, хоть сколько-нибудь похожего на нее. Женщина из другого времени, другого мира, мужественно хранящая наследие войны, давно уже канувшей в историю.

«Возмездие». «Одесса»... «Вольфшанце».Фанатики. Соперники. Участники кровавой бойни... Хотя сейчас уже не имеет значения. Все позади, должно бы уже остаться позади — все-таки тридцать лет прошло. Отболело. Умерло.

Голуби вновь устремились вперед, и в массовом их броске на вершину крыши Ноэль вдруг увидел нечто, вернее, понял нечто, чего раньше не осознавал. Это появилось здесь с прошлой ночи, точнее с момента встречи с Полковником.

Итак, война и все, связанное с ней, не умерло и не отболело, а, напротив, возрождалось с новой силой. Воскресало благодаря Женеве.

Всякий, кто встанет на твоем пути, кто попытается отвратить тебя с этого пути, кто попытается ввести тебя в заблуждение гнусной ложью, будет уничтожен...

«Одесса». «Возмездие». Враги Женевы. Фанатики и террористы, способные на все, чтобы только разрушить, уничтожить договор. Возможно еще обращение к международным судам, но ни «Одесса», ни «Возмездие» сделать этого не смогут. Здесь Хелден была не права, то есть отчасти не права. Какие бы планы ни строили они относительно детей партийных лидеров, активные действия вокруг женевского дела были временно прекращены! Чтобы остановить его.Каким-то образом они узнали о швейцарском счете и были готовы на все, чтобы заблокировать его. Если добиться успеха в этом деле означало убить Ноэля, то они пойдут на все, чтобы убить его.

Теперь можно объяснить и стрихнин на борту самолета — жуткая смерть! Террористическая тактика «Возмездия». События в Рио-де-Жанейро из той же серии:

стрельба и битье стекол в машине. Морис Графф и психопатические последователи бразильской «Одессы». Они знали, они всезнали о Женеве!

И уж поскольку они знали о договоре, то не могли не знать о фон Тибольте. Все это способно объяснить, что же произошло в Бразилии. Иоганн фон Тибольт. Он бежал от «Одессы» Граффа, пытаясь защитить и спасти то, что осталось от его семьи, воодушевляя себя и двух своих сестер.

Жить и довести до конца дело с женевским договором.

Однажды придет человек и расскажет о странном договоре.И в этом «странном договоре» — деньги, и главное — возможность уничтожить «Одессу» и «Возмездие». Цель, бесспорно, оправданная.

Перед Ноэлем, наконец, возникла четкая и ясная картина. Он, Джон Теннисон и человек по имени Кесслер в Берлине будут контролировать Женеву и руководить работой агентства в Цюрихе. Они достанут «Одессу», где бы та ни была, и сделают все, чтобы раздавить «Возмездие». И что еще очень важно — утихомирить фанатиков, ведь именно они — вдохновители убийств и геноцида.

Ноэлю захотелось позвонить Хелден, чтобы сказать, что очень скоро придет время, когда она сможет остановиться и все они прекратят постоянное бегство — не нужно будет прятаться и страх останется позади. Он хотел сказать ей все это и хотел снова увидеть эту женщину.

Но, увы, он обещал не звонить и не пытаться встретиться, что бы ни происходило.

Телефон. Нужно позвонить в «Америкэн экспресс», офис на Елисейских полях. И сказать Сэму Буоновентуре, что он хочет быть в курсе всех поступивших сообщений. Самый простой способ получить находящуюся там информацию — по телефону. Раньше он не раз так делал. Никто не должен знать, где он находится. Ноэль поставил чашечку кофе и направился к телефону, вспомнив на ходу, что должен сделать еще один звонок. Матери. Но сейчас еще очень рано звонить в Нью-Йорк. И он решил сделать это позже, днем.

— Мне очень жаль, мсье, — сказал Ноэлю клерк из «Америкэн экспресс», — но по телефону это невозможно. Вы должны лично расписаться за телеграммы. Извините.

Телеграммы! Ноэль положил трубку, слегка раздосадованный, но не рассерженный. Выбраться из гостиничного номера на улицу было бы совсем неплохо, проветриться, отрешиться от звонка Хелден.

Ноэль шагал по улице Шеваль, и холодный ветер бил в лицо. На такси он добрался до Елисейских полей. Свежий воздух и яркий солнечный свет подбодрили Ноэля; опустив в машине стекло, он с удовольствием подставил лицо ветру и солнечным лучам. Впервые за последние несколько дней он почувствовал уверенность в себе: по крайней мере, он точно знал, куда направляется и что собирается сейчас сделать. Женева казалась ближе, расплывчатая линия, разделяющая врагов и друзей, — более определенной.

Что ждет его в «Америкэн экспресс», казалось сейчас несущественным. И в Лондоне, и в Нью-Йорке на данный момент нет ничего такого, с чем Ноэль не смог бы справиться. Настоящие проблемы сейчас в Париже. Он и Джон Теннисон встретятся, они все обсудят и составят план действий, первым шагом которого будет поездка в Берлин и встреча с Эрихом Кесслером. Они знали своих врагов, и суть состояла лишь в том, чтобы избежать их. В этом им смогут помочь друзья Хелден.

Ноэль хлопнул дверцей такси, бросил взгляд сквозь тонированное стекло офиса «Америкэн экспресс», и тут его осенило: а что, если отказ прочесть телеграммы по телефону — ловушка? Самый примитивный способ заполучить его? Если так, то, без сомнения, это тактика британской разведки.

Ноэль улыбнулся. Он точно знал, что следует сказать, если английская разведка выйдет на его след: Джон Теннисон более не наемный убийца, а, вероятнее всего, агент МИ-5. Он мог бы даже пойти дальше и предложить военно-морским силам Великобритании обратить пристальное внимание на одну из их наиболее дефлорированных штаб-квартир. Все указывало на вероятность того, что капитан Энтони Бомонт является членом «Одессы», завербованным в Бразилии человеком по имени Графф.

Он чувствовал, будто проваливается куда-то, стремительно погружается вниз, будучи не в состоянии перевести дух. Боль пронзила всю нижнюю часть грудной клетки.

Ноэля охватили смешанные чувства: горе, страх и... гнев. Телеграмма гласила: "Отец умер четыре дня назад. Не могли связаться с тобой. Пожалуйста, отзовись по телефону Бедфорд-Хиллс. Мама".

Была и вторая телеграмма. От лейтенанта Дэвида Майлза из нью-йоркской полиции: «Недавняя смерть Ричарда Холкрофта делает необходимым, чтобы вы связались со мной немедленно. Настоятельно рекомендую поговорить со мной до того, как свяжетесь с кем-либо еще». Далее" следовали два телефонных номера, которые Буоновентура дал ему в Рио-де-Жанейро, а также шесть запросов Майлза — дважды в день он проверял, дошло ли сообщение до адресата.

Ноэль шагал по Елисейским полям, тщетно пытаясь собраться, привести мысли в порядок. Горе душило его. Отец, единственный в его жизни. «Папа»... "мой отец"... Ричард Холкрофт. Слова эти всегда произносились Ноэлем с любовью. И всегда с теплотой и юмором — Ричард Холкрофт обладал множеством чудесных качеств, не последним из которых было умение посмеяться над собой. Он всегда был бесспорным авторитетом для Ноэля, ненавязчиво и незаметно направлял в жизни своего пасынка, нет, черт побери, своегосына! Направлял, но никогда не вмешивался и не докучал, за исключением случаев, когда вмешательство было единственно верным решением.

Господи, он умер!

Но что усугубляло страдания Ноэля, так это примешивающиеся к боли утраты страх и... гнев. И все из-за телеграммы Майлза. Неужели каким-то образом он ответствен за смерть отца? Есть ли связь между этой внезапной смертью и той бутылочкой со стрихнином, смешанным с его питьем на высоте тридцать тысяч футов над Атлантикой? И как события эти перекликаются с Женевой?

Возможно ли, чтобы он пожертвовал отцом, человеком дорогим и любимым, ради другого, незнакомого и чужого?

Ноэль дошел до угла улицы Георга V. На той стороне широкого перекрестка, кишащего машинами, над тентами летнего кафе он увидел знакомую вывеску: «Fouquet's». Слева — «Георг V», отель, где год назад Ноэль останавливался, правда ненадолго. Тогда он подружился здесь с помощником менеджера. Если тот по-прежнему там, то, вероятно, позволит воспользоваться телефоном. Что касается того, фиксируются ли телефонные звонки в «Георге V», то проверить это будет легко. И кроме того, это самый простой способ навести их на ложный след.

— Конечно же, Ноэль, доставьте мне удовольствие! Очень рад видеть вас снова. Жаль, что не остановились у нас и на этот раз, но при нынешних ценах я не виню вас. Пожалуйста, мой кабинет в вашем распоряжении!

— Я запишу эти звонки на мою кредитную карточку.

— Не беспокойтесь, друг мой. После, может, выпьете чего-нибудь?

— Пожалуй, — откликнулся Ноэль.

В Париже сейчас без пятнадцати одиннадцать. Значит, в Нью-Йорке — без четверти шесть. Если Майлз действительно настолько встревожен, насколько можно судить по его посланию, то время суток не имеет значения. Ноэль поднял трубку и заказал разговор. Снова посмотрел на телеграмму Майлза: «Недавняя смерть Ричарда Холкрофта... Настоятельно рекомендую поговорить со мной до того, как свяжетесь с кем-либо еще...»

Тон, с каким даны были эти указания, показался Ноэлю зловещим. «С кем-либо еще...» могло означать и разговор с матерью. Ноэль положил бумагу на стол и полез за второй телеграммой. «Отец умер четыре дня назад... Не могли связаться с тобой...» Комплекс вины перед матерью за то, что не был с ней рядом, когда случилась беда, на какое-то время затмил чувства, охватившие его при мысли о возможной ответственности за смерть отца. Возможной? Ни к чему обманывать себя. Ноэль почти наверняка зналэто, он чувствовал.

Зазвонил телефон.

— Это Ноэль Холкрофт?

— Да. Мне очень жаль, детектив, что создал вам столько проблем. Вы не могли найти меня.

— Не будем терять время на извинения, — прервал Майлз. — Вы нарушили закон.

— И в чем же я обвиняюсь? — резко спросил Ноэль. — в чем проблема? Вы меня нашли. Я не прячусь, не скрываюсь.

— Мы нашли вас после недельных попыток определить ваше местонахождение. И это называется вопиющим пренебрежением к закону и уклонением от обязательств. Вы не должны были покидать Нью-Йорк, не поставив нас в известность.

— Но у меня были веские личные причины так поступить. К тому же я оставил свои координаты. Вы неубедительны, детектив.

— В таком случае вам остается «обструкция правосудия».

— Простите, не понял.

— Вы были в салоне английского «Боинга-747», и вы и я прекрасно знаем, что тогда произошло. Или я должен сказать, чего тогда не произошло?!

— О чем это вы? Не понимаю.

— Питье предназначалось вам, отнюдь не Торнтону. Холкрофт понимал, что когда-нибудь это случится, но предчувствие не сделало удар менее болезненным. Однако Ноэль не собирался безропотно соглашаться.

— Знаете, Майлз, это самый чудовищный бред, который я когда-либо слышал, — сказал он.

— Продолжайте! Вы способный, прямой и морально здоровый человек из нормальной семьи, но ваше поведение на протяжении последних пяти дней по меньшей мере глупо и непоследовательно.

— Вы оскорбляете меня, но так ничего и не хотите объяснить. В телеграмме вы пишете...

— Мы дойдем и до этого, — прервал Ноэля детектив. — Я хочу, чтобы вы определили, на чьей вы стороне. Я хочу помочь вам, а отнюдь не воевать с вами.

— Так что?

— Мы следили за вами до Рио. Мы говорили с...

— Вы... что?

— Это было совсем не сложно. Между прочим, ваш друг Буоновентура не в курсе. Мы достали список телефонов, по которым он звонил, и проверили авиалинии. Вы останавливались в отеле «Порто Алегре» в Рио.

Конечно, дилетант не может противостоять профессионалу.

— Сэм сказал, вы звонили пару раз?

— Естественно, — согласился Майлз. — Вы уехали из Рио, и мы хотели знать, где вы теперь. Вы ведь должны были связаться с ним. Кстати, вы получили мою записку в отеле в Лондоне?

— Нет.

— Пропала?

Нет, не пропала, а была похищена человеком из «Вольфшанце».

— Ну, хорошо, перейдем к делу.

— Мы говорили с посольством в Рио, с человеком по имени Андерсон. Он говорит, вы все ему рассказали. И как были загнаны в ловушку, и как вас преследовали, даже пытались убить. Но он сказал, что не поверил ни слову из вашего рассказа. Этот человек считал вас смутьяном и был рад выдворить из Бразилии.

— Знаю. Он отвез меня в аэропорт.

— Хотите все мне рассказать? — спросил детектив. Ноэль уставился перед собой. Соблазн велик — отвести наконец-то душу, обрести покровительство и защиту реальной власти. Лейтенант Майлз был для Ноэля в тот момент символом власти, но, увы, власти без места и времени.

— Нет. Сейчас вы уже ничего не сможете поделать. Все уже решено.

— Уверены?

—Да.

Несколько секунд оба молчали.

— Хорошо, мистер Холкрофт. Надеюсь все же, что вы передумаете. Думаю, мы вполне в силах вам помочь. Уверен даже, что вы нуждаетесь в помощи. — Майлз выдержал паузу. — А запрос о возвращении в Нью-Йорк я все-таки сделаю. Вы — первый свидетель в деле об убийстве, и это существенно.

— Мне очень жаль. Но не сейчас.

— Я и не надеялся. Итак, придется действовать без соблюдения формальностей. Ноэль, дело касается вашего отца.

Итак, самые страшные слова были произнесены, и Холкрофт ничего уже не мог поделать.

— Его убили, не так ли? — еле выдавил он из себя.

— Я этого не слышал. Видите ли, если бы эти слова прозвучали, то я должен был бы пойти к своему начальнику и доложить. Или это провокация? Ведь ваше умозаключение не может быть основано на том, что я тут наговорил. И потом, я желаю экстрадикции!

— Прекратите, Майлз! Ваша телеграмма была не слишком деликатной. «Недавняя смерть... Настоятельно рекомендую...» и так далее. Что еще, по-вашему, я мог подумать?

Снова пауза на том конце провода.

— Хорошо. Вы меня убедили.

— Так он был убит?

— Мы так думаем.

— Что вы сказали моей матери?

— Ничего. Это не в моей компетенции. Она даже не знает моего имени. И это ответ на следующий вопрос. Вы еще не говорили с ней?

— Естественно, нет. Но что же все-таки произошло?

— Ричард Холкрофт попал в автокатастрофу, очень необычную, надо сказать. Умер часом позже, в больнице.

— Что за катастрофа?

— У отеля «Плаза» какой-то старик из Бронкса не смог справиться с управлением своего автомобиля. Машина угодила в толпу людей на тротуаре. Трое умерли прямо на месте. Вашего отца отбросило к стене дома напротив, фактически, его пригвоздило к дому.

— Говорите, машина целилась в него?

— Трудно сказать. Массовый беспорядок... такая неразбериха...

— В таком случае что же? Майлз колебался.

— Да, машина целилась в него.

— Кто был за рулем? Подробнее, если можно.

— Семидесятидвухлетний пенсионер, в прошлом бухгалтер, одинокий человек без семьи и близких. Права просрочены. Он, кстати, тоже пострадал — умер по дороге в больницу.

— Какое отношение он имел к отцу?

— Лишь косвенное. Точно ничего пока сказать не могу. Но есть одна версия. Желаете выслушать?

— Конечно.

— Вы вернетесь в Нью-Йорк?

— Не давите на меня. Что за версия?

— Думаю, старика наняли. Возможно, в машине был кто-то еще, на заднем сиденье, с пистолетом в руках. Воспользовавшись всеобщим смятением и замешательством, он уничтожил старика и скрылся. Я почти уверен, что это была казнь, приведенная в исполнение так, чтобы со стороны выглядела, как выходящая за рамки обычного катастрофа, в которой погибло народу больше, чем предполагалось.

Ноэль с трудом перевел дух. Был еще один несчастный случай, весьма странная катастрофа. Поезд в лондонском метро, ошибка машиниста, в результате — пятеро погибших. И среди них — единственный человек, кто мог пролить свет на начало карьеры Джона Теннисона в «Гардиан».

Хорошо подготовленное, кровавое убийство... Мысль о том, что обе эти катастрофы были связаны друг с другом, была чудовищной.

— Вы уже раскопали что-нибудь, Майлз?

— Я же сказал, это только версия, которая, однако, отчасти подтверждается. Когда я увидел имя Холкрофта в отчете о происшедшем, то начал копать. У старика из Бронкса интересная история. Он приехал в эту страну в сорок седьмом, еврейский эмигрант, жертва Дахау, предположительно без гроша в кармане. Единственное, что никак не вписывается в эту картинку, — дюжина банковских книжек на его имя и квартира — настоящая крепость. Кроме того, тринадцать поездок в Германию за эти годы.

Капельки пота выступили на лбу у Ноэля.

— Что вы хотите сказать?!

— Не думаю, что старик когда-нибудь имел отношение к Дахау. А если и имел, то лишь как член администрации. Кроме того, никто не знал его в доме по его официальному адресу, никто никогда не видел его в синагоге. Думаю, он был нацистом.

— Каким образом все это связано с моим отцом? — еле выдавил Ноэль.

— Через вас. Я еще не уверен, как именно, но через вас.

— Через меня? — Сердце его колотилось, готовое вот-вот выпрыгнуть.

— Да. В Рио вы сказали Андерсону, что кто-то по имени Графф пытался убить вас. Он — нацист и убийца. Андерсон говорит, вы помешались на этих двух вещах, но я так не думаю. Я верю вам.

— Я действительно был как помешанный, но не думал связывать одно с другим. Это недоразумение. — Ноэль с трудом подбирал слова. — Графф — параноик, вспыльчивый германец, поэтому я и назвал его нацистом. Это все. Он решил, что я собираю на него материал — фотографирую его дом, сад...

— Я сказал, что верювам, Холкрофт, — прервал Ноэля Детектив. — И у меня есть на то основания.

— Какие? — Он вдруг испугался. Смерть отца казалась теперь предупреждением. «Возмездие». «Одесса». Да-да, именно предупреждением! Необходимо защитить мать!

Майлз говорил, но Ноэль уже не слышал его; паника охватила Холкрофта. Майлза необходимо остановить! Нельзя подпускать его близко к делам Женевы.

— Эти люди в самолете, что пытались убить вас, — немцы, — объяснял детектив. — Они использовали паспорта двух американцев, убитых в Мюнхене пять лет назад, но на самом деле они — немцы. Пули, которыми застрелили этих американцев в аэропорту Кеннеди, были выпущены из немецкого пистолета «Хеклер и Кох». А глушитель сделан в Мюнхене. Угадайте теперь, куда именно старик ездил в Германию? В шести поездках, по крайней мере, я уверен.

— В Мюнхен? — прошептал Ноэль.

— Точно. В Мюнхен. Где все началось и с успехом продолжается и по сей день. Кучка нацистов бьется друг с другом вот уже тридцать лет, с тех пор, как закончилась эта чертова война, и вы, Холкрофт, в самом центре этой борьбы. Вот мне и хочется узнать почему.

Ноэль чувствовал себя вконец истощенным.

— Оставьте это. Все равно вы ничего не добьетесь.

— Я могу, могу добиться кое-чего! Я могу предотвратить новое убийство, черт бы вас побрал!

— Вы что, не понимаете? — сказал Холкрофт с болью. — Я говорю так только потому, что он был моим отцом. Ничто не может решиться там, в Нью-Йорке! Только здесь! Дайте мне время, ради всего святого, дайте мне время! И тогда я вернусь.

— Сколько?

— Месяц.

— Слишком много. Половина. У вас есть две недели.

— Майлз, пожалуйста...

В трубке что-то щелкнуло. И связь с Нью-Йорком прервалась.

Две недели!Боже, но это невозможно!

Но это должно стать возможным. Через две недели все будет уже позади. И Ноэль сможет остановить Майлза от продвижения вперед.

Филантропическое агентство с активом семьсот восемьдесят миллионов долларов заявит о себе спокойно, без шума. «Одесса» будет разоблачена, а «Возмездие» — уничтожено. Но произойдет это только тогда, когда три молодых человека — три славных отпрыска досточтимых семейств — предстанут перед женевским банком. Это обязательно случится, Ноэль был свято уверен в этом, но прежде он должен был защитить свою мать. Нужно связаться с Альтиной и убедить ее исчезнуть на несколько недель. Но как объяснить ей все это? Никогда она не подчинится ему. Ни за что не послушает сына, если верит, что муж ее был убит. Боже праведный, что же делать?

— Алло, алло, мсье! — В трубке послышался голос оператора. — Вы заказывали Нью-Йорк?

Холкрофт так быстро бросил трубку, что аппарат задребезжал. Не мог он сейчас говорить с матерью. Не сейчас. Нужно все как следует обдумать. Сколько всего предстояло ему обдумать, сколько всего предпринять.

Определенно он сходил с ума.