Глава 37

Небольшой одномоторный самолет кружил в небе над плоским пастбищем в Шамбери. Пилот ждал, когда зажжется двойная линия огней — сигнал для посадки. На земле стоял другой самолет — гидроплан с колесами в поплавках, готовый к взлету. Он поднимется через несколько минут после того, как первый самолет добежит до конца примитивной полосы. Гидроплан понесет свой ценный груз вдоль восточного рукава Роны, пересечет швейцарскую границу и приводнится на Женевском озере, в двенадцати милях к северу от города. Груз был без названия, но пилотов это не волновало. За него заплачено так же хорошо, как за переброску курьеров наркобизнеса.

Только однажды женщина — она-то и была ценным грузом — проявила беспокойство, когда небольшой самолет неожиданно попал в сильную грозу.

— Погода слишком плоха для такого легкого самолета, — сказал пилот. — Было бы разумнее вернуться.

— Забирайте выше.

— Не позволяет мощность двигателя. Кроме того, мы не знаем, насколько обширен грозовой фронт.

— Тогда летите прямо. Я плачу за время и транспортировку. К вечеру я должна быть в Женеве.

— Если прижмет к реке, нас могут обнаружить патрули. Наш полет не зарегистрирован.

— Если нас посадят на реке, я подкуплю патруль. Мы купили их на границе в Порт-Боу, купим и здесь. Продолжайте полет.

— А если потерпим аварию, мадам?

— Нет.

Под ними в темноте зажглись огни Шамбери. Пилот произвел небольшой маневр, и через несколько секунд самолет коснулся земли.

— Вы отлично справились, — сказала ценная пассажирка, протягивая руку к пряжке пристяжного ремня. — Следующий пилот так же хорош, как и вы?

— Да, мадам, и даже лучше. Он знает радарные пункты в окружности десяти воздушных миль. Это ас, и вам придется раскошелиться.

— Охотно, — ответила Альтина.

Гидросамолет поднялся в ночное небо точно в 10.57. Полет через границу пройдет на малой высоте и займет не более двадцати — тридцати минут. Этот отрезок пути был по силам только профессионалу, и именно такой ас сидел в кабине самолета: коренастый мужчина с рыжей бородкой и тонкими рыжими волосами. Он жевал наполовину выкуренную сигару и говорил по-английски с резким акцентом. За первые несколько минут полета он не проронил ни слова, но, когда пилот заговорил, Альтина пришла в ужас.

— Я не знаю, что вы везете с собой, мадам, но по всей Европе объявлен ваш розыск.

Что?Кто объявил тревогу и как вы об этом узнали? Мое имя не упоминалось, мне гарантировали это!

— Бюллетень, распространенный Интерполом по всей Европе. Очень подробный. Редко международная полиция занимается поисками женщины — скажем так — вашего возраста и внешности. Я полагаю, ваша фамилия Холкрофт.

— Ничего не предполагайте. — Альтина сжала пристяжной ремень, пытаясь не дать волю чувствам. Она знала, почему это так напугало ее. Ведь человек из Хар-Шхаалаф заверил ее, что «они повсюду». Альтину выводил из себя тот факт, что люди «Вольфшанце» давят на Интерпол, используют его аппарат в своих целях. Ей следует избегать не только нацистов «Вольфшанце», но и постараться не угодить в сети законных агентов. Это была хитрая ловушка. Ее преступление неопровержимо: сначала путешествие с фальшивым паспортом, а затем и вовсе без документов. И ничем эти нарушения закона не объяснить. Любое объяснение укажет на связь ее сына — сына Генриха Клаузена — с заговором, а это уничтожит его. Нельзя допустить, чтобы ее сын стал жертвой. Ирония в весьма реальной возможности проникновения людей «Вольфшанце» в правительственные структуры... Они повсюду.Если Альтина попадется, люди «Вольфшанце» убьют ее до того, как она все расскажет.

Смерть приемлема, молчание — нет. Она обернулась к бородатому пилоту:

— Как вы узнали о бюллетене? Мужчина пожал плечами.

— Как я узнаю о радарных установках? Вы платите мне, я плачу другим. В наши дни не существует чистой прибыли.

— В этом бюллетене говорится, почему... почему разыскивается старая женщина?

— Все довольно странно, мадам. В бюллетене ясно сказано, что женщина путешествует с фальшивым паспортом, но ее нельзя задерживать. А ее местонахождении следует сообщить Интерполу в Париж, а далее — в Нью-Йорк.

— Нью-Йорк?

— Оттуда пришел запрос. От детектива, лейтенанта нью-йоркской полиции Майлза.

— Майлза? — нахмурилась Альтина. — Я никогда о нем не слышала.

— Возможно, о нем слышала та женщина, — сказал пилот, перекатывая во рту сигару. Альтина зажмурилась.

— Ты хотел бы иметь чистую прибыль?

— Я не коммунист, деньги меня не оскорбляют.

— Спрячь меня в Женеве. Помоги мне найти одного человека.

Пилот проверил приборы. Затем заложил вираж.

— За это придется заплатить.

— Я заплачу, — сказала он.

Иоганн фон Тибольт, напоминая грациозного разъяренного зверя, мерил шагами гостиничный номер. Его слушателями были двое Кесслеров; первый заместитель префекта Женевского кантона покинул номер несколько минут назад. Они остались втроем, напряженность витала в воздухе.

— Она где-то в Женеве, она должна быть здесь.

— И очевидно, под другим именем, — добавил Ганс Кесслер. Его медицинский саквояж лежал около ног. — Мы найдем ее. Надо просто распределить людей, дав им ее описание. Наш заместитель заверил, что все обойдется без проблем.

Фон Тибольт замер.

— Без проблем?! Я полагаюсь на вас, а он утверждает, что все «без проблем». Согласно информации нашего заместителя, женевская полиция сообщила о ней Интерполу. Все просто. Настолько просто, что она пропутешествовала минимум четыре тысячи миль, не будучи обнаруженной. Четыре тысячи миль через компьютеры, на самолете через границы и по крайней мере через две иммиграционные зоны. И ничего. Не валяйте дурака, Ганс. Она искуснее, чем мы думали.

— Завтра пятница, — сказал Эрих. — Холкрофт должен быть здесь завтра, он свяжется с нами. Когда он будет у нас, мы получим и Альтину.

— Холкрофт говорил, что останется в «Д'Аккор», но изменил свое намерение. Никто не бронировал номер на это имя, и при этом мистер Фреска выписался из отеля «Георг V». — Фон Тибольт стоял у окна. — Мне это не нравится. Тут что-то не так.

Ганс потянулся за выпивкой.

— Я думаю, вы не заметили главного.

— Чего?

— Холкрофт что-то заподозрил. Он думает, что за ним следят. Это настораживает его, и он проявляет осмотрительность. Я буду очень удивлен, если узнаю, что он снял номер в гостинице на свое имя.

— Допускаю, что он мог использовать имя Фреска или какое-то производное от него, но я бы его обнаружил, — сказал фон Тибольт, отметая замечания младшего Кессле-ра. — Ничего похожего нет ни в одной гостинице Женевы.

— А есть ли Теннисон, — тихо спросил Эрих, — или нечто подобное?

Хелден? — обернулся Иоганн.

— Хелден, — кивнул старший Кесслер. — Она была с ним в Париже. Возможно, помогает ему и теперь; вы это тоже предполагали.

Фон Тибольт стоял в безмолвии.

— Хелден и ее омерзительные негодяи сейчас слишком заняты. Они рыскают в поисках «Одессы», считая ее виновной в убийстве Полковника.

Фалькенгейм? -воскликнул Ганс. — Фалькенгейм мертв?

Фалькенгейм являлся руководителем «Нахрихтендинст», а если быть точным, ее последним действующим членом. С его смертью у «Вольфшанце» не стало противников. Его еврейская армия обезглавлена; то немногое, что было им известно, похоронено с их лидером.

— Евреи? С «Нахрихтендинст»? — Эрих выглядел раздраженным. — Ради Бога, о чем вы говорите?

— Объявлен удар по киббуцу Хар-Шхаалаф; вина ляжет на террористов «Возмездия». Уверен, что название Хар-Шхаалаф вам кое о чем говорит. В конце концов «Нахрихтендинст» повернулась лицом к евреям Хар-Шхаалаф. Отбросы к отбросам.

— Я хотел бы выслушать более обстоятельное объяснение, — сказал Эрих.

— Позже. Мы должны сконцентрироваться на Холкрофтах. Мы должны... — Фон Тибольт замолчал, какая-то мысль мелькнула в его голове. — Приоритеты. Всегда имейте в виду приоритеты, — добавил он, как будто говоря сам с собой. — А первоочередная задача — это документ в «Ла Гран банк де Женев», по которому сын Генриха имеет преимущество. Найти и изолировать его,держать в абсолютной изоляции. Для достижения цели нам необходимо тридцать часов дополнительного времени.

— Я не понимаю вас, — вмешался Ганс. — Что произойдет через тридцать часов?

— Мы втроем встретимся с директорами банка, — сказал Эрих. — Все будет подписано и исполнено в присутствии банковского адвоката, все законы Швейцарии будут соблюдены. Деньги переведут в Цюрих, и мы получим контроль над ними в понедельник утром.

— Но если отсчитывать тридцать часов от утра пятницы, это будет...

— Полдень субботы, — завершил фон Тибольт. — Мы встречаемся с директорами в субботу утром, в девять часов. Никто, кроме Холкрофта, не сомневался в нас. Манфреди позаботился об этом несколько месяцев назад. Мы не только приемлемы, мы, черт возьми, почти святые люди. Мое письмо МИ-5 — венец всему. К полудню в субботу все будет завершено.

— Им так не терпится лишиться семисот восьмидесяти миллионов долларов, что они откроют банк в субботу? Блондин рассмеялся.

— От имени Холкрофта я попросил о конфиденциальности и ускорении процедуры. Директора не возражали, не будет против и Холкрофт, когда мы ему об этом скажем. У него имеются свои причины, чтобы покончить со всем этим поскорее. Он не может выйти за пределы своих возможностей. — Фон Тибольт взглянул на Эриха, широко улыбнувшись. — Он теперь считает нас двоих друзьями, опорой, в которой очень нуждается. Программа обещает больший успех, чем мы ожидали. — Кесслер кивнул. — К полудню в субботу он подпишет окончательные условия.

— Что еще за условия? — спросил Ганс обеспокоенно. — Что все это значит? Что он подпишет?

— Каждый из нас их подпишет, — ответил фон Тибольт, сделав паузу, чтобы подчеркнуть сказанное. — Это требование швейцарского закона при переводе больших сумм. Мы встретились и нашли полное взаимопонимание; нам пришлось узнать друг друга и поверить друг другу. Следовательно, на тот случай, если один из нас умрет раньше других, каждый подписывает обязательство передать все права и привилегии своему партнеру. Разумеется, кроме двух миллионов, предназначенных прямым наследникам. Эти два миллиона — предписанные законом и запрещенные для передачи другим исполнителям — исключают любое надувательство.

Молодой Кесслер тихонько присвистнул.

— Блестяще. Значит, окончательное условие — эта заключительная статья, в которой каждый из вас определил для других меру ответственности, — никогда не должна была стать частью документа... потому что таков закон. Если бы это случилось, Холкрофт с самого начала мог заподозрить что-то неладное. — Доктор в знак восхищения кивнул, его глаза заблестели. — Но этого не случилось, потому что это — закон.

Абсолютно точно. А любой закон надо соблюдать:

Пройдет месяц или недель шесть, и все уже станет не важно. Но пока мы не добьемся существенного прогресса, не должно быть никакой тревоги.

— Понимаю, — сказал Ганс. — Но фактически в субботу к полудню Холкрофт должен исчезнуть, не так ли? Эрих поднял руку.

— Лучше всего подвергнуть его на какое-то время воздействию твоих лекарств. Превратить его в функционального психического инвалида... пока будет распределяться значительная часть фондов. А после этого уже все станет не важным. Мир будет занят происшедшим в Цюрихе. Сейчас мы должны поступать так, как считает Иоганн. Мы обязаны найти Холкрофта, пока его мать не опередила нас.

— И под каким угодно предлогом, — добавил фон Тибольт, — держать его в полной изоляции, пока не состоится наша послезавтрашняя встреча. Вне всякого сомнения, Альтина попытается найти его, и тогда она попадет в поле нашего зрения. У нас есть в Женеве люди, которые позаботятся обо всем остальном. — На мгновение он заколебался. — Как всегда, Ганс, твой брат выбирает оптимальное решение. Но ответ на твой вопрос — да. К полудню в субботу Холкрофт должен исчезнуть. Когда я размышляю обо всем этом, то начинаю сомневаться, что нам потребуется дополнительное время.

— Вы снова меня раздражаете, — сказал ученый. — Я во многом полагаюсь на ваше экзотическое мышление, но отклонение от стратегии в сложившейся ситуации вряд ли желательно. Холкрофт должен быть в пределах досягаемости. Вы ведь сказали: пока не произойдет существенного прогресса, тревоги не должно быть.

— Я не думаю, что это случится вообще, — ответил фон Тибольт. — Осуществляемые мною изменения одобрили бы наши отцы. Я скорректировал расписание.

— Вы сделали что?

Когда я употребляю слово «тревога», то имею в виду законные власти, а не Холкрофта. Законность вечна, жизнь коротка.

— Какое расписание? Почему?

— Сначала второй вопрос, но вы можете на него ответить и сами. — Иоганн стоял перед креслом, в котором сидел старший Кесслер. — Итак, что это было за оружие — простое, но самое эффективное, — которое использовало в войне наше отечество? Какая стратегия могла поставить Англию на колени, если бы не было сомневающихся? Что за разящие молнии потрясали мир?

Блицкриг, -ответил доктор, вместо своего брата.

— Да. Быстрое, решительное нападение ниоткуда. Люди, оружие, техника стремительно переходят через границы, оставляя за собой беспорядок и разрушения. Целые народы разъединены, они не способны сомкнуть ряды, принять какое-либо решение. Блицкриг, Эрих. Мы должны взять его на вооружение без колебаний.

— Это абстракция, Иоганн. Конкретнее!

— Хорошо. Первое: Джон Теннисон написал статью, которую завтра подхватят телеграфные агентства и распространят по всему миру. Тинаму вел записи, и поговаривают, что их обнаружили. Имена всесильных людей, которые нанимали его, даты, источники финансирования. В центрах мировой власти это произведет эффект массового электрошока. Второе: в субботу будет приведен в действие женевский документ, фонды окажутся в Цюрихе. В воскресенье мы туда переезжаем, в наши штаб-квартиры: они готовы, все коммуникации функционируют. Если Холкрофт будет с нами, Ганс усыпит, его, если не с нами — Холкрофт умрет. Третье: в понедельник активы попадают под наш контроль. И мы начинаем передачу фондов нашим людям, сконцентрировав внимание на главных пунктах. Сначала Женева, затем Берлин, Париж, Мадрид, Лиссабон, Вашингтон, Нью-Йорк, Чикаго, Хьюстон, Лос-Анджелес и Сан-Франциско. К пяти по цюрихскому времени мы передвигаемся в Тихий океан. Гонолулу, Маршальские острова и острова Гильберта. К восьми Новая Зеландия: Окленд и Веллингтон. В десять — Австралия: Брисбен, Сидней, Аделаида и Перт. Затем через Сингапур на Дальний Восток. Первый этап заканчивается в Нью-Дели; к этому времени на бумаге мы финансируем уже три четверти земного шара. Четвертое: в конце вторых суток, во вторник, мы получаем подтверждение, что все средства получены, переведены в наличные и готовы к использованию. Пятое: я делаю двадцать три телефонных звонка из Цюриха. Я позвоню в разные столицы мира людям, которые пользовались услугами Тинаму. Я скажу им, что в ближайшие несколько недель к ним будут предъявлены определенные требования; думаю, они пойдут на уступки. Шестое: в среду все начнется. Первое убийство будет символическим. Канцлер в Берлине, лидер бундестага. Мы стремительно перенесем блицкригна запад. — Фон Тибольт замолчал на секунду. — В среду будет активирован код «Вольфшанце».

Зазвонил телефон. Казалось, никто звонка не услышал. Через мгновение фон Тибольт снял трубку:

—Да?

Он смотрел на стену, слушая в полном молчании. Наконец, Иоганн заговорил:

— Используйте слова, которые я вам сообщил, — сказал он мягко. — Убейте их. — И повесил трубку.

— Что случилось? — спросил доктор. Все еще держа руку на телефоне, фон Тибольт мрачно произнес:

— Это было только предположение, вероятность, но я послал своего человека в Невшатель. Присмотреть кое за кем. Этот кто-то встретился с одним человеком. Впрочем, не важно. Скоро они умрут. Моя прелестная сестра и предатель по имени Вернер Герхард.

* * *

«Это совершенно бессмысленно», — думал Холкрофт, слушая Вилли Эллиса по телефону. Он дозвонился до него в отель «Д'Аккор» из телефонной будки переполненного женевского дворца Нюве, полностью уверенный в том, что к этому моменту Эллис уже связался с Альтиной. Он ошибся, ее там не было. Но ведь мать говорила ему про гостиницу «Д'Аккор», говорила, что она встретит его в гостинице «Д'Аккор».

— Ты описал ее? Американка, около семидесяти, высокая?

— Естественно. Все, о чем ты просил полчаса назад. Здесь нет никого по фамилии Холкрофт, ни одна женщина не подходит под твое описание. И вообще здесь нет американцев.

— Какое-то безумие. — Ноэль попытался привести свои мысли в порядок. Теннисон и Кесслеры прибудут лишь к вечеру, ему некуда обратиться. Возможно, мать находится в таком же положении. Откуда-нибудь звонит, пытается найти его в гостинице, полагая, что он там. — Вилли, позвони в регистратуру и скажи, что я только что объявился. Используй мое имя. Скажи им, что я интересовался, нет ли для меня какой-нибудь информации.

— Мне кажется, ты не знаком с правилами Женевы, — сказал Вилли. — К информации между двумя людьми не допускается третий, и «Д'Аккор» не исключение. Откровенно говоря, на меня странно посмотрели, когда я интересовался твоей матушкой.

— В любом случае попытайся еще.

— Есть способ получше. Думаю, что если я... — Вилли не закончил фразу. Холкрофт услышал, как откуда-то издалека доносится стук. — Подожди минутку, кто-то стучится в дверь. Я только спрошу, что им нужно, и мы договорим.

Ноэль услышал звук открывающейся двери. Послышались неясные голоса, последовал быстрый обмен словами и вновь шаги. Холкрофт ждал, когда Вилли возьмет трубку.

Раздался кашель, нет, не кашель. Что это? Попытка закричать?

— Вилли?

Молчание. И вновь шаги.

Вилли? -Неожиданно Ноэль похолодел. В животе вновь возникла боль, как только он вспомнил слова. Те самые слова!

...Кто-то случит в дверь. Подождите минутку. Я спрошу, что им нужно, и мы договорим...

Еще один англичанин. За четыре тысячи миль от Нью-Йорка. И ярко вспыхнувшая спичка в окне через двор.

Питер Болдуин.

Вилли! Вилли, где ты? Вилли! Послышался щелчок. Аппарат отключился. О Боже! Что он наделал?Вилли! На лбу выступили капли пота, руки задрожали. Он должен ехать в «Д'Аккор». Надо добраться туда как можно скорее, найти Вилли, помочь ему. О Боже! Как ему хотелось, чтобы пульсирующая боль в глазах прекратилась! Холкрофт выскочил из будки и рванулся вниз по улице, к машине. Включил мотор, потеряв на мгновение представление о том, где он находится и куда собирается ехать. «Д'Аккор». Отель «Д'Аккор»! На улице де Гранж недалеко от Пюи-Сен-Пьерр. Улица, застроенная очень старыми домами — особняками. «Д'Аккор» — самый внушительный. На холме... какомхолме? Он не имел представления, как туда добраться!

Холкрофт поехал вниз по улице, затормозил на углу, где на светофоре стояли машины. Высунулся в окно и прокричал изумленной женщине, сидевшей за рулем машины:

Пожалуйста!Улица де Гранж, как туда проехать? Женщина не отозвалась на его крик. Она отвела взгляд и уставилась прямо перед собой.

— Пожалуйста, человеку плохо. Я думаю, очень плохо. Пожалуйста, леди! Я почти не говорю по-французски. Я не знаю немецкого... Пожалуйста!

Женщина повернулась и какое-то мгновение изучала его лицо. Затем опустила оконное стекло.

— Улица де Гранж?

— Да, пожалуйста!

Она быстро проинструктировала его. Через пять кварталов повернуть направо к подножию холма, затем налево...

Машины двинулись. Обливаясь потом, Ноэль старался запомнить каждое слово, номер, поворот. Поблагодарив, он резко нажал на акселератор.

Одному Богу известно, как он сумел добраться до этой улицы, но вдруг Ноэль увидел яркие золотые буквы: "Отель «Д'Аккор».

Руки его дрожали. Холкрофт припарковался и вышел из машины. Надо закрыть ее. Дважды Ноэль попытался всунуть ключ в замочную скважину и не смог. Тогда он задержал дыхание и упер пальцы в металл. Стоял так, пока пальцы не перестали дрожать. Надо взять себя в руки, надо сосредоточиться.Следует быть очень осторожным. Он уже встречался с этим врагом раньше и боролся С ним.

Взглянув на богато украшенный вход в отель, Холкрофт заметил за стеклянными дверьми, как швейцар с кем-то разговаривает. Он не может пройти через эту дверь в холл. Если Вилли Эллис попал в ловушку, враг дожидается его, Холкрофта, в холле.

Ноэль заметил узкий переулок, ведущий вниз, к другой стороне здания. На вывеске разглядел надпись: «Livraisons»[32].

Где-то в этой аллейке должен быть вход для разносчиков. Приподняв воротник плаща, он пересек асфальтированную дорогу. Правая рука, засунутая в карман, ощущала сталь пистолета, левая — отверстие цилиндрического глушителя. На мгновение он вспомнил, кто подарил ему оружие. О, Хелден. Где ты? Что случилось?

Ничего, как и у тебя...

Абсолютно ничего.

Он подошел к двери, когда из нее как раз выходил человек в белом халате. Подняв руку в знак приветствия, Холкрофт улыбнулся незнакомцу:

— Извините меня, вы говорите по-английски?

— Конечно, мсье. Это Женева.

Незнакомец воспринял вопрос как шутку, и ничего больше, но глупый американец был готов заплатить пятьдесят франков за дешевый халат — почти вдвое больше того, что стоит новый халат. Сделка состоялась быстро — это Женева. Холкрофт снял свой плащ, перекинул его через левую руку, надел халат и вошел внутрь.

Номер Вилли находился на третьем этаже. Последняя дверь в коридоре. Ноэль пересек прихожую, ведущую к темной лестнице. На площадке возле стены стояла тележка с тремя закрытыми коробками с мылом. На них была водружена открытая и полупустая четвертая картонка. Он сдвинул ее в сторону, подхватил оставшиеся три коробки и начал подниматься по мраморным ступенькам, надеясь, что его признают за своего.

— Jacques? Cest vous?[33] — послышался снизу приятный голос.

Холкрофт повернулся, пожав плечами.

— Pardon. Je croyais que c'etait Jacques qui travaille chez la fleuriste.[34]

— Non, — сказал Ноэль, продолжая взбираться вверх.

Добравшись до третьего этажа, Ноэль поставил коробки на пол и снял халат. Надев свой плащ и нащупав пистолет, медленно открыл дверь; в коридоре никого не было.

Подошел к последней двери справа, прислушиваясь к звукам. Все тихо. Он вспомнил, как пару дней назад вот так же прислушивался около другой двери, в другом коридоре, не похожем на этот — расписанном под слоновую кость. Это было в Монтро. Перестрелка. И смерть.

Боже, неужели что-то случилось с Вилли? Вилли, который не отказал ему, который остался другом даже тогда, когда другие попрятались. Холкрофт вытащил оружие, дотянулся до ручки двери, отступил назад, насколько было возможно, одним движением повернул ручку и всем телом навалился на дверь, тараня ее плечом. Дверь широко распахнулась, ударившись в стенку. Она не была заперта.

Ноэль прижался к стене, держа перед собой пистолет. В номере никого не оказалось, но окно было открыто, и холодный зимний воздух трепал занавески. В замешательстве Ноэль вошел в комнату, задаваясь вопросом, почему открыто окно в такую погоду.

И тут он увидел эти пятна на подоконнике. Кто-то истекал кровью. За окном пожарный выход. Он разглядел красные следы на ступеньках. Тот, кто спускался по ним, был сильно ранен.

Вилли?

— Вилли? Вилли, ты здесь? Молчание.

Холкрофт вбежал в спальню.

Никого.

— Вилли?

Он уже собирался повернуть назад, но увидел странные знаки на филенках закрытой двери. Они были раскрашены в золотисто-лиловые, розовые, белые и светло-голубые тона. Но то, что он увидел, не походило на роспись в стиле рококо.

Филенки были измазаны кровью.

Он подбежал к двери и ударил ее с такой силой, что та треснула.

Ничего ужаснее в своей жизни он не видел. Окровавленное тело Вилли Эллиса было переброшено через край пустой ванны. На груди и животе виднелись глубокие раны, внутренности вывалились поверх пропитанной кровью рубашки, горло разрезано так глубоко, что голова еле держалась на шее, широко раскрытые глаза застыли в агонии.

Силы покинули Ноэля, он пытался вдохнуть больше воздуха, который никак не шел в его легкие.

И тут чуть выше изуродованного тела, на кафеле, он увидел начертанное кровью слово: «НАХРИХТЕНДИНСТ».

Загрузка...