Заветное желание

Глава III

Король с королевой ступили в бальный зал, и все леди присели в реверансе. Их грациозные плавные движения напоминали колышущиеся волны какою-то чудесного моря.

«Он чрезвычайно похож на свои портреты, – подумала Корнелия, когда подняла голову и бросила взгляд на королевскую чету. – Но она гораздо, гораздо красивее».

Королева Александра была одета в платье жемчужно-серого атласа, обманчиво простое, в котором любая другая женщина выглядела бы старше и незаметней. У нее был превосходный овал лица, тонкие брови, точеный носик и безупречная фигура. Ее изящная головка горделиво сидела на белоснежной шее, а ослепительная улыбка пленяла каждого, кто любовался королевой.

Большой бальный зал в Лондондерри-Хаус сверкал огромными люстрами, слепил позолотой многочисленных украшений, поражал обилием старинных портретов в резных деревянных рамах и кружил голову сладким ароматом фантастических тропических цветов, гирляндами из которых был опутан весь зал. Эта непривычная обстановка такую неискушенную девушку, как Корнелия, повергла в полное изумление и смущение.

Гости выглядели столь ослепительно, что Корнелия едва решалась поднять на них глаза. Диадемы на головах леди, колье и броши искрились сотнями бриллиантов, изумрудов, сапфиров. Глядя на эти роскошные наряды, Корнелия поняла, как мало она знает о модах и до чего же нелепо выглядела она в день своего прибытия в Лондон. И хоть она прошлась по всей Бонд-стрит и ее посетил личный парикмахер Лили, успехи были более чем сомнительны. До королевского приема оставались всего сутки, и, чтобы успеть подогнать платье по фигуре, было выбрано самое простое платье из белого атласа, отделанное широкими венецианскими кружевами. Стоимость этого наряда лишила Корнелию дара речи, и вдобавок она видела, что платье не идет ей. Бледные кружева, лежащие на ее шее и плечах, делали ее кожу болезненно-желтоватой, а фасон совершенно не подходил к се фигуре. Корнелия не знала тонкостей и секретов искусства одеваться и затруднилась бы сказать, что именно ей не нравится, но, окинув себя взглядом в зеркале, прежде чем покинуть спальню, она воскликнула:

– Боже, да я выгляжу как путало!

– Ах, нет, нет, что вы, мисс. Вы выглядите просто очаровательно. Все юные девушки так выглядят, – утешала ее горничная, которая помогла ей одеться.

Но Корнелия скорчила гримасу своему отражению.

– Лестью не заштопаешь дырку в чулке, – сказала она и рассмеялась, поймав недоумевающий взгляд горничной. – Это ирландская поговорка, одна из излюбленных поговорок Джимми. Джимми был всего лишь грумом у моего отца, но терпеть не мог лесть и всегда всем резал правду в глаза. Так что будьте мужественной и признайте, что я выгляжу отвратительно.

– Это вам так кажется, потому что вы раньше никогда так не одевались. Вы почувствуете себя лучше, когда окажетесь среди других леди, одетых как вы.

Корнелия ничего не ответила. Она с унынием взирала на свои волосы, которые господин Генри уложил в высокую башню на ее макушке. Кудряшки и локоны образовывали сложнейшую конструкцию, и в результате лицо Корнелии казалось совсем маленьким и почти терялось под гигантской прической, напоминающей птичье гнездо.

Корнелия чувствовала себя крайне неловко и была уверена, что, несмотря на старания господина Генри, ее непокорные жесткие волосы разойдутся от завивки и будут болтаться по шее.

Но самым мучительным оказался для Корнелии приступ внезапной жгучей тоски по Росариллу.

Весь день она думала о своем низком сером доме, затерявшемся среди зеленых полей и холмов, о голубом небе и шумящем в отдалении море. Она вспоминала лошадей, которые ждут ее в своих стойлах, удивляясь, наверное, почему она забыла о них. Вспоминала Джимми, который, как всегда насвистывая, чистит конюшни и, возможно, также грустит без нее, как и она без него. Корнелия несколько раз за день прикусывала губы и глотала слезы.

Порой в ней просыпался интерес ко всему новому, что окружало ее в этом незнакомом мире, и на короткое время она забывала свою тоску по Росариллу, но потом интерес пропадал, и тогда Корнелия начинала ненавидеть все чужое и непонятное, тоскуя по любимой Ирландии, мучаясь воспоминаниями о доме, о людях, которых она любила. Она вцепилась в свои темные очки, как тонущий цепляется за спасательный круг. Очки были одновременно ее протестом и защитой от этого нового непривычного ей окружения.

Дом Бедлингтонов, казалось, был полон друзей и знакомых от рассвета и до заката. Гости приходили к ленчу, к чаю, к обеду. Будучи представлена многочисленным гостям, Корнелия видела лишь недоумение в их глазах и слышала насмешливое удивление в их голосах.

Корнелия была достаточно умна, чтобы понимать, что история о неожиданно свалившемся на сироту наследстве служит предметом многих толков, а кроме того, она сама ощущала странность и какую-то неловкость от того, что она выступает в роли дебютантки, а тетя Лили в роли сопровождающей ее замужней дамы.

– Это выглядит так, дорогая Лили, будто у тебя есть взрослая дочь одного с тобой возраста, – заметила одна хорошенькая гостья с милой улыбкой, которая не могла скрыть явную колкость.

– Ты хотела сказать, сестра, моя милая? – отпарировала Лили, но Корнелия успела уловить вспыхнувшее раздражение в тетиных глазах и поняла, что острота попала в цель.

Всего нескольких часов в доме Бедлингтонов оказалось достаточно, чтобы Корнелия поняла: тетя тяготится ее присутствием. И не то, чтобы Лили выказывала это напрямую, но холодность ее манер, неожиданная резкость в голосе, тень раздражения на лице произвели неприятное впечатление на Корнелию. Натянутые отношения между лордом и леди Бедлингтон тоже изрядно смущали ее и заставляли чувствовать себя неловко в их присутствии.

– Я ненавижу их, а они меня, – сказала Корнелия сама себе в первую же ночь, проведенную под крышей дома на Парк-лейн. – Почему, ну почему я должна здесь оставаться?

Она досадовала на мистера Месгрейва, зная, что споры со старым адвокатом бесполезны и он будет твердить одно: «Юные леди не могут жить одни…», «юные леди, оставшиеся сиротами, должны жить в семье ближайших родственников…», «юные леди должны стремиться занять достойное место в обществе»… «Юные леди!… Юные леди!»

Корнелия ненавидела это выражение. Она не желала быть юной леди, она хотела бы вернуть свое детство в Росарилле – скакать на лошади, бегать наперегонки с собаками, а набегавшись, спешить домой, где ее поджидают отец с матерью. Как счастливы были они в те времена! Вплоть до ужасного дня, воспоминания о котором Корнелия до сих пор гнала прочь. Это было чересчур мрачное пятно в ее жизни, слишком мрачное, чтобы вспоминать об этом. Дорогой, любимый, зеленый Росарилл – она ни о чем другом не может думать. А папа еще всегда говорил о том, как весело и интересно жить в Лондоне!

«Я снова хочу увидеть огни Пикадилли, – время от времени повторял он, и в голосе его звучали ностальгические нотки. – Хочу поужинать в ресторане «У Романо» с красоткой, а затем, если мне вдруг захочется почувствовать себя респектабельным, отправиться на какой-нибудь бал полюбоваться на прекрасных дам».

– Расскажи, расскажи нам об этом, папа. Кого из знаменитостей ты встречал на балах? – умоляла Корнелия, и они с матерью усаживались поудобнее и слушали рассказы отца о великолепных лондонских сезонах и развлечениях, которыми в то время мог наслаждаться популярный в обществе молодой человек.

Корнелия подумала, что именно на таких балах и доводилось бывать ее отцу, когда вдруг заметила, что Лили выступила вперед и сделала реверанс королю. Совершенно ошеломленная, она услышала, как Лили представила ее его величеству. Колени девушки задрожали, и реверанс получился не слишком изящным.

– Итак, вы только что прибыли из Ирландии, – произнес король низким, густым голосом, и Корнелия поняла, что не напрасно обаяние этого монарха завоевало ему расположение правителей всей Европы. – Я прекрасно помню вашего отца и, поверьте, весьма сожалею о несчастном случае, оборвавшем его жизнь.

– Благодарю вас, сир, – Корнелия с трудом выдавила эти слова, за что удостоилась благосклонной улыбки тетушки, и его величество прошествовал дальше.

Оркестр заиграл вальс, обе дамы посторонились, чтобы освободить место для танцующих пар, и тут Корнелия заметила, что к ним направляется высокий молодой человек, которого она сразу же узнала. – Это был тот самый джентльмен, которого они с дядей видели из экипажа на Гросвенор-стрит. Странно, но она не могла не признать, что он не выходил у нее из головы с того самого момента, как она увидела, как он укрощал своих коней и услышала нелестное суждение дядюшки о его особе.

Она не понимала, почему этот человек занимает ее мысли, но когда он подходил к ним, ее охватило необъяснимое чувство неотвратимости этой встречи.

Корнелия заметила, как тетя Лили завертела головой, словно ища кого-то, и взгляд ее остановился на дяде Джордже. Тот стоял спиной к ним в дальнем конце зала, беседуя с двумя пожилыми сановниками.

Темноволосый молодой человек, наконец, добрался до них.

– Дрого! – мягко произнесла его имя Лили.

– Вы позволите пригласить вас?

– Нет! Конечно нет!

Корнелия удивилась, почему это ее тетя так решительно отказывается от приглашения на танец. Так как она стояла чуть сзади, Лили повернулась к ней.

– Это Корнелия, – сказала Лили, – впрочем, я, видимо, должна представить вас друг другу. Корнелия, позволь представить тебе герцога Роухэмптона. Это – мисс Корнелия Бедлингтон.

Что-то насмешливое чувствовалось в голосе Лили, и что-то еще, чего Корнелия не поняла. Она протянула руку, и герцог на короткое мгновение взял ее в свою.

– Вы могли бы потанцевать с Корнелией, – сказала Лили, и это прозвучало как приказ.

– Может быть вы примете мое приглашение позже? – спросил герцог.

– Нет, – отрезала Лили.

Они посмотрели друг другу прямо в глаза, застыв на мгновение. Вдруг Лили резко развернулась и пошла прочь, решительно обмахиваясь веером, будто внезапно почувствовала, что ей не хватает воздуха.

– Вы позволите пригласить вас на этот танец?

Герцог изящно поклонился Корнелии. Она наклонила

голову, и он, обвив рукой ее талию, закружил по паркету. Танцевал он прекрасно. На ее счастье, этот танец был знаком Корнелии, и она чувствовала себя довольно уверенно. Ей пригодились уроки, которые давал отец в гостиной Росарилла под дребезжание старенького пианино.

– Ненавижу неуклюжих женщин, которые плохо танцуют, – раздраженно восклицал отец, когда Корнелия путалась в фигурах и не поспевала за его движениями.

Танцевать, лавируя меж других кружащихся пар и скользя по натертому до зеркального блеска паркету, было непривычно, но герцог был великолепным партнером.

Сквозь свои темные очки Корнелия пыталась разглядеть лицо молодого человека. Она отметила его замкнутое, отчужденное выражение – словно мысли герцога были далеко отсюда. А затем, продолжая глядеть на него, чувствуя его близость, ощущая сквозь тонкую ткань своей белой перчатки тепло его руки, она вдруг почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце, а в горле застрял какой-то странный комок.

На мгновение у Корнелии закружилась голова, но это было головокружение от невероятной легкости и подъема, каких она не испытывала прежде. «Как он красив!» – думала Корнелия, наблюдая, с какой изысканной небрежностью он откидывает волосы со лба. Волевой подбородок и твердый взгляд уверили ее в том, что перед ней – человек решительный и смелый, а гордость и достоинство, скользившие в манерах, напоминали ее отца.

Отец Корнелии умел превосходно держаться в любых ситуациях, даже когда дурачился со своей маленькой дочкой.

Корнелия обратила внимание, что герцог невесел, но он ей даже больше нравился таким сосредоточенным и серьезным.

Они танцевали молча, и, когда вальс закончился, они все так же молча вернулись туда, где стояла Лили в центре маленькой группы смеющихся и болтающих людей.

– Благодарю вас, – Роухэмптон поклонился Корнелии, потом развернулся и пошел прочь.

– Ну как, тебе понравилось танцевать, Корнелия? – на губах Лили играла улыбка, но ее голубые глаза оставались холодны, и вопрос прозвучал жестко.

– Да, спасибо.

– Да уж, мало кто из дебютанток мог бы похвастаться тем, что на первый же танец их пригласил самый блестящий кавалер во всем Лондоне. Ты чрезвычайно удачливая девушка, – колко заметила Лили.

– Но герцог не стал бы танцевать со мной, если бы вы не попросили его об этом, – возразила Корнелия и удивилась, как ее больно царапнули собственные же слова.

– Почему твоя племянница носит темные очки? – спросила вдруг молодая женщина с необыкновенно красивым и капризным лицом. Это была леди Рассел, прославившаяся своим колкостями и остротами, ставящими людей в неловкое положение.

– Корнелия повредила глаза на охоте, – сухо ответила Лили. – Ничего серьезного, но врач предупредил ее, что она должна носить темные очки несколько месяцев. Это очень огорчительно для бедной девочки. К тому же я никогда не подозревала, что охота такой опасный вид спорта.

– Это потому, Лили, что на тебя никогда не охотились… лисицы, во всяком случае.

Раздался небольшой смешок, но Лили, казалось, совсем никак не отреагировала на эту шутку. Она потянула Корнелию прочь от этой группы и представила ее дамам, сидящим в креслах вокруг бального зала и наблюдающим за танцующими придирчивыми критическими взглядами.

В этот вечер Лили выглядела превосходно в светло-голубом шифоновом платье, обвивающем ноги бесчисленными легкими волнами. Золотистая головка была увенчана бриллиантовой диадемой, а белоснежную шею обвивало колье из бирюзы. На всем балу не было более очаровательной женщины, и неудивительно, что перед началом каждого танца молодые люди наперебой приглашали ее. Но всякий раз Лили отсылала их к Корнелии, и молодым людям приходилось, скрывая разочарование, танцевать с дебютанткой. Каждый танец неизменно проходил в гробовом молчании, как и первый ее танец с герцогом.

Вальсируя по залу, Корнелия заметила, что герцог исчез. После их первого танца он ни разу никого не пригласил и промелькнул еще только один раз рядом с тетей Лили. Они, казалось, спорили, и выражение лица герцога ясно говорило о том, что он очень раздражен.

Чуть позже, когда Корнелия уже не танцевала, герцог возник вдруг рядом с ней и, к полному ее удивлению, попросил разрешения сопровождать ее на ужин. Корнелия нерешительно глянула на тетю, прежде чем что-то ответить.

– Да, конечно, ступай с герцогом, Корнелия, – кивнула головой Лили.

– Вы пойдете с нами?

– Меня сопровождает испанский посол, – ответила Лили. – Иди, повеселись одна, дитя мое.

Лили выглядела необычно раздраженной, даже Корнелия заметила это, но не могла понять причину.

Герцог предложил Корнелии руку, и они присоединились к чинной процессии, направляющейся вниз, где в огромном, обшитом дубовыми панелями банкетном зале был сервирован ужин.

Герцог отказался от предложенного ему места за столом, предназначенном для наиболее знатных и почетных гостей, и они расположились вдвоем за маленьким столиком. Лакей в богато украшенной золотом ливрее и напудренном парике принес шампанское. Корнелия отпила немного из своего бокала. Она пробовала шампанское прежде, но это по вкусу и искристости превосходило то шампанское, которое подавалось на Рождество в Росарилле.

– Вам нравится Лондон?

Это был первый вопрос, который Роухэмптон адресовал Корнелии.

– Нет.

Корнелия не намеревалась отвечать так резко, но правдивые слова вырвались как-то сами собой прежде, чем она смогла подобрать подходящий ответ.

Герцог удивился.

– Я думал, что всем женщинам нравятся балы и развлечения лондонского сезона, – сказал он.

– Я предпочитаю Ирландию, – ответила Корнелия.

Она чувствовала, что ужасно стесняется его. Никогда прежде она не ужинала вдвоем с мужчиной. Но это была не единственная причина ее смущения. Было что-то в самом герцоге, что-то, вызывающее в ней новые, незнакомые ей прежде ощущения, и, что самое странное, она чувствовала себя при этом счастливой. Необыкновенно счастливой! Корнелия не анализировала своих чувств, она только знала, что чудесно, просто восхитительно, сидеть вот так, рядом с ним, пусть даже молча.

Подали еду, блюдо за блюдом, и каждое вкуснее и экзотичнее предыдущего. Корнелия никогда не пробовала таких яств, но она не притронулась к ним и сейчас.

Зал гудел веселым шумом, беззаботной болтовней множества гостей, но Корнелия их не слышала. Она была поглощена сидящим напротив нее мужчиной, незаметно наблюдая за ним сквозь темные стекла очков.

– И чем же вы занимаетесь в Ирландии? – спросил герцог, как заметила Корнелия, с усилием, и ей самой пришлось приложить силы, чтобы выдавить ответ.

– Мы разводим и тренируем лошадей – скаковых лошадей в основном.

– У меня тоже есть конюшня, – сказал Роухэмптон. – К сожалению, в этом году мне не слишком везло в скачках, но я надеюсь выиграть Золотой Кубок в Аскоте со своим Сэром Гэлахэдом.

– Вы сами вырастили его? – спросила Корнелия.

– Нет, купил пару лет тому назад.

Корнелия не знала, что еще сказать. Если бы напротив нее сидел ирландец, они могли бы растянуть эту беседу на несколько часов, обсуждая достоинства тех или иных жеребцов, споря о жокеях, сравнивая Дублинские скачки в этом году и годом раньше. Но об английских лошадях и их владельцах она знала очень мало, да к тому же она понимала, что такие как герцог не только сами не тренируют своих лошадей, но даже и не покупают их; их беседа вновь угасла. Так в молчании закончился ужин, и они вернулись обратно в бальный зал.

Несколько пар кружились на середине зала, большинство гостей, в том числе и Лили с испанским послом, оставались внизу. Корнелия беспомощно взглянула на герцога, как бы спрашивая, что они должны делать.

– Может быть, мы присядем? – он указал на стул с изящной позолоченной спинкой и после того, как она села, уселся рядом. После минутного молчания герцог сказал серьезным тоном: – Вы должны попытаться полюбить Англию. Ведь вы собираетесь жить здесь, и для вас было бы большой ошибкой думать, что счастливой можно быть только в Ирландии.

Корнелия удивленно взглянула на своего собеседника. Она не ожидала, что он может догадываться о том, что она несчастлива и тоскует по своему дому.

– Я не собираюсь оставаться здесь надолго, – вновь честно ответила она, не успев придумать подобающий ответ.

– Я надеюсь, что ваши новые знакомые заставят вас изменить свое мнение об Англии, – довольно мрачно возразил герцог.

– Сомневаюсь в этом.

Роухэмптон нахмурился, словно ее неуступчивость раздражала его, и затем как бы невзначай добавил:

– Вы позволите мне навестить вас завтра?

Корнелия посмотрела на него с изумлением.

– Полагаю, да, – ответила она. – Но, может, будет лучше, если вы спросите разрешения у тети Лили? Я не знаю, что она скажет на это.

– Думаю, вам лучше самой сообщить ей о моем визите. Я буду у вас днем, около трех часов.

Герцог говорил медленно, как будто с трудом подбирая слова, и затем, видя, что Корнелия молчит, встал, поклонился ей и, повернувшись спиной, направился через бальный зал к ступенькам, ведущим вниз.

Корнелия осталась сидеть на стуле. С ней творилось нечто странное: она с трудом удерживалась от мучительного желания броситься вслед за герцогом, позвать его обратно, чтобы он продолжал сидеть около нее и она могла говорить с ним так, как не осмеливалась заговаривать во время ужина.

Ах, как было глупо, думала Корнелия, сидеть, проглотив язык, в то время как ей хотелось сказать ему так много! Теперь, когда ее смятенье улеглось, она упрекала себя в том, что могла оттолкнуть герцога своей грубостью – бестактно с ее стороны было говорить, что ей не нравится его родная Англия. Должно быть, она показалась ему неуклюжей, невоспитанной девицей, сущим ничтожеством.

Корнелия в отчаянии сжала пальцы в кулаки, ощутив себя последней дурой. Впервые в жизни ее охватило такое волнение: она танцевала с ним, она сидела рядом с ним…

Зал постепенно вновь заполнялся гостями и шумом. С некоторым облегчением Корнелия увидела свою тетю, в сопровождении испанского посла направляющуюся к ней. Возможно, уже настала пора возвращаться домой. Ей хотелось побыть одной и подумать обо всем происшедшем.

– Что же вы поделывали с Дрого? – поинтересовалась Лили.

Испанский посол ни на шаг не отходил от нее.

– Герцог ушел, – рассеянно ответила Корнелия.

– А ты, оказывается, весьма хитроумная девушка. Сумела заманить герцога на ужин тет-а-тет! – заметила Лили. – Уж не знаю, что теперь люди подумают обо мне, как о твоей опекунше, которая позволяет подобные вещи. Кстати, для тебя было приготовлено место за королевским столом, а ты его проигнорировала. Мы должны быть поосторожнее, не правда ли, ваша светлость? – Лили обернулась к послу. – А не то моя маленькая племянница живо заработает дурную репутацию.

– Даже если мисс Бедлингтон натворит что-нибудь, то стоит вам только попросить за нее, и она будет немедленно прощена, – любезно сказал посол.

– Ваша светлость всегда все приукрашивает, – улыбнулась Лили.

Больше о герцоге не было сказано ни слова, и только уже подъезжая к дому, Корнелия вспомнила о его предстоящем визите.

– Герцог Роухэмптон просил разрешения навестить меня завтра днем, – сказала она. – Я ответила ему, что он должен сначала спросить разрешения у вас, но он только сказал, что придет завтра в три часа.

– Ты можешь принимать герцога, когда пожелаешь, – ответила Лили, к удивлению Корнелии, с раздражением в голосе.

– Что такое? Что такое? – забормотал лорд Бедлингтон.

До этого он дремал в углу кареты, но теперь встрепенулся и уставился на жену. Ее лицо было отчетливо видно в свете уличных фонарей.

– Я же предупреждал тебя, что не желаю видеть Роухэмптона в своем доме, – повышая голос, начал он.

– Но он придет к Корнелии, Джордж, не ко мне.

– А почему бы это? До сегодняшнего вечера он ее в глаза не видел!

– Знаю, дорогой. Но если он все же желает увидеться с твоей племянницей, нам будет трудно найти предлог, чтобы отказать ему.

– Если это опять какие-то твои фокусы… – начал было лорд Бедлингтон, но замолчал, заметив предостерегающий жест Лили.

– Прекрати, Джордж, не при Корнелии же! – тон Лили был полон такого возмущения, что лорд Бедлингтон вздохнул и снова забился в угол кареты.

Корнелия пыталась припомнить их беседу, лежа в постели, но ей не шло на ум ничего, кроме волнующих воспоминаний о руке герцога, обхватывающей ее талию, о серьезных глазах, глядящих на нее…

Корнелия спала, а супруги Бедлингтон ссорились. Джордж поднялся в спальню Лили, когда она еще не успела закончить свой вечерний туалет, и отослал ее горничную, обрадованную, что может поскорее лечь спать.

Лили сняла свое великолепное бальное платье и надела белый шелковый пеньюар, который ниспадал с нее многочисленными широкими складками. В этом наряде, с распущенными длинными волосами, Лили производила впечатление совсем юной девушки.

– В чем дело, Джордж? – сердито спросила она. – Мне нужна Добсон, чтобы причесать волосы. И тебе не кажется, что сейчас слишком поздний час для бесед?

– Я не припомню, чтобы ты когда-нибудь являлась с бала так рано, как сегодня, – отпарировал лорд Бедлингтон.

– Ну хорошо, Джордж, тогда выслушай меня. Может, это тебе и удобно – навязать мне свою племянницу, но я не могу сказать, что мне понравилось быть в роли старухи опекунши, – недовольно проговорила Лили, изучая свое отражение в зеркале и мысленно поздравляя себя с тем, что выглядит никак не старше, чем на двадцать пять лет. – С твоей стороны это жестоко по отношению ко мне!

– Я как раз собирался поговорить с тобой на эту тему, – холодно сказал лорд Бедлингтон. – Что все это значит, Лили? Я имею в виду визит Роухэмптона. Я уже сказал тебе, что запрещаю принимать его в своем доме.

– Ну, Джордж, не будь же таким тупым! – воскликнула Лили. – Ты запретил мне видеться с ним – это нелепо и несправедливо. Разумеется, если ты столь ревнив и не боишься показаться дураком, я ничего не могу поделать с этим. Но я не разрешу тебе рисковать выбором жениха для Корнелии только потому, что ты имеешь предубеждение против герцога, основанное исключительно на твоих подозрениях.

– Я не собираюсь вновь развивать эту тему, – раздраженно ответил лорд Бедлингтон. – Я, может быть, дурак во многих отношениях, но я не настолько глуп, как тебе бы хотелось, Лили. Я уже высказал все, что думаю о тебе и молодом Роухэмптоне, чтобы снова возвращаться к этому.

– Хорошо, Джордж, если ты такого низкого мнения обо мне, мне нечего тебе сказать. Но Корнелия – это совсем другое дело.

– Вот я и хочу знать, что происходит, – сердито проговорил лорд Бедлингтон. – До сегодняшнего вечера Корнелия не знала этого шалопая, так почему же он вздумал наносить ей визиты?

– И впрямь, Джордж, для человека твоего положения ты чересчур туп. Неужели ты не понимаешь, что такая богатая наследница, как Корнелия, может позволить себе выбрать любого жениха в Лондоне?

– Кто тебе сказал? – спросил Джордж Бедлингтон.

– Я тебе говорю, – ответила Лили. – И я знаю, что я права. Ведь наследство существует в действительности?

– В нефтяных залежах, – кивнул Джордж Бедлингтон. – Я еще не знаю всех обстоятельств, но у нее есть три четверти миллиона на сегодняшний день. Это совершенно точно.

– Вот видишь, Джордж, – Лили говорила так, как обычно разговаривают с умственно отсталыми детьми. – С таким приданым она может позволить себе выбирать.

– Такты имеешь в виду, что Роухэмптона заинтересовали ее деньги? – возмущенно воскликнул лорд Бедлингтон.

– А почему бы, собственно, и нет? – поинтересовалась Лили. – Ты сам прекрасно знаешь, что Эмили вечно жалуется на нехватку средств. И что случится ужасного в том, хотела бы я знать, если твоя племянница станет герцогиней? Ради всего святого, Джордж, оставь меня в покое и не приставай больше со своими глупостями.

– Ладно… только это все кажется мне чертовски странным! – пробормотал Джордж Бедлингтон, ероша свои седеющие волосы. – Еще вчера Роухэмптон пытался наставить мне рога, а сегодня ты сообщаешь мне, что он горит желанием жениться на моей племяннице. Почему его так внезапно заинтересовала не какая-то иная женщина, а именно та, которая проживает в моем доме?

– Прошу тебя, Джордж, не забивай себе голосу всякой ерундой.

Лили поднялась из-за туалетного столика, давая понять, что разговор окончен.

С распущенными по плечам золотыми волосами, необыкновенно соблазнительная в своем пеньюаре, сквозь тонкую ткань которого просвечивали прелестные линии ее изящной фигуры, она с мягкой грацией подошла к мужу.

– Ну, не дуйся, Джордж. Хватит быть таким злюкой – промурлыкала Лили и провела рукой по его щеке своим особенным, ей одной присущим, жестом.

Мгновение Джордж Бедлингтон свирепо смотрел на нее, все еще памятуя о скандале, который разразился всего несколько дней тому назад, когда обнаружил, что Лили обманывает его. Но затем, как и всегда, поддался ее очарованию.

– Ну хорошо, хорошо, – забормотал он. – Пускай все идет своим чередом. Но только Бог знает, что ты еще задумала…

– Дорогой Джордж, – Лили легко коснулась губами его щеки и отодвинулась от него. – Я пойду спать. Я смертельно устала после сегодняшнего бала, а завтра вечером прием во французском посольстве.

Мгновение Джордж Бедлингтон колебался. Он нерешительно глядел на огромную двуспальную кровать, вырисовывающуюся в тени алькова. Таинственный розовый полумрак окутывал взбитые кружевные подушки, украшенные вышитой монограммой.

Заметив колебания мужа и его нерешительное молчание, Лили обернулась к Джорджу. Она плотнее запахнула пеньюар на себе и выразительно произнесла:

– Я устала, дорогой.

– Хорошо. Спокойной ночи, дорогая.

Джордж двинулся из спальни, и дверь захлопнулась за ним.

После того, как муж ушел, Лили некоторое время оставалась стоять неподвижно посередине комнаты, кутаясь в пеньюар. Затем она медленно повела плечами, и пеньюар плавно скользнул на пол. Со сдавленным рыданием Лили рухнула лицом на кровать, уткнувшись в подушку.

Самообладание, не покидавшее ее весь вечер, сейчас изменило ей, и с невыносимой мукой, которую она не могла более сдерживать, она снова и снова повторяла его имя:

– Дрого! О, Дрого, Дрого!