Недавно объявившие о своей помолвке Реджинальд Ньюболд и Аделаида Уитмор вчера вечером были замечены на скромном музыкальном вечере в доме мистера Ньюболда на Мэдисон-авеню. Также там присутствовала сестра жениха Джемма, по слухам ожидающая предложения от Тедди Каттинга. Выглядела ли она такой грустной потому, что мистер Каттинг уехал во Флориду, и стоит ли нам воспринимать его продолжительное отсутствие как знак того, что июньская свадьба не состоится?
Из светской хроники Нью-Йорка в «Уорлд газетт», суббота, 17 февраля 1900 года
– Ты в порядке?
Элизабет медленно открыла глаза, вновь увидев бальную залу отеля «Ройял Поинсиана»: танцующих на паркете людей, белый свод потолка, наигрывающий спокойную мелодию струнный квартет за ширмой. Она поняла, что во время танца положила голову на плечо Тедди, но ответила искренне:
– Да.
– Скажешь мне, если захочешь присесть?
Элизабет никогда прежде не замечала морщинок беспокойства, иногда прорезавших лоб старого друга. Обычно его кожа была столь мягкой и чистой, что Элизабет задумалась, когда и как он успел ими обзавестись.
Как и другие дамы в бальной зале, Элизабет надела светлое, подходящее к вечерней обстановке платье – её наряд цвета слоновой кости украшала бледно-розовая вышивка – но за прошедшие после ужина часы она потеряла окружающих из вида. Она знала, что сейчас здесь находятся люди, в чьем обществе она всегда чувствовала себя уютно: её мать желала, чтобы именно с ними водилась дочь, и Элизабет была благодарна ей за то, что в их присутствии ощущала радость и защищенность. Её шею, тонкую и изящную как у лебедя, подчеркивали бабушкины драгоценности, бережно собранные для Элизабет матерью в это путешествие, а светлые волосы были уложены волнами. Прохладный вечерний ветерок проникал сквозь распахнутые окна, и на мгновение Элизабет почувствовала себя спокойно.
– Я выгляжу усталой?
Её аккуратные пухлые губки приоткрылись, и Элизабет несколько раз взмахнула ресницами.
– Нет, – улыбнулся Тедди уголком рта и в грациозном танце увёл партнершу из центра залы. – Ты выглядишь превосходно.
Она слегка улыбнулась и кивнула:
– Мне так нравится, что в последние дни мы столько времени проводим вместе, – продолжил Тедди.
– Мне тоже.
– Эти часы, которые я провожу с тобой…Они такие чудные. Они – это что-то, чего я боялся больше никогда не испытать…
Краем глаза Элизабет заметила Генри, входящего в залу со стороны лужайки. Он подошёл к миссис Шунмейкер, чьи блестящие кудри были уложены в украшенную перьями прическу, а низкий вырез шифонового платья в горох приоткрывал грудь. Пенелопа посмотрела на ноги мужа, а затем перевела взгляд на его лицо, и её зрачки расширились. Элизабет хорошо знала это выражение лица – прежде она видела, как старая подруга выплескивает ярость на слуг и членов семьи, а в один примечательный раз – и на неё саму.
Шунмейкеры стояли на другом конце комнаты, и узнать, какими именно словами они обменивались, было невозможно, но под конец короткого разговора Генри убрал затянутую в черную атласную перчатку до локтя руку Пенелопы со своего плеча и вышел из комнаты. По непонятной причине развернувшаяся сцена вызвала у Элизабет дурное предчувствие, и она повернулась к Тедди, чтобы узнать его мысли по этому поводу.
– Элизабет? – произнес он, прежде чем она успела задать вопрос.
Она кивнула, давая ему знак продолжать, но он неловко вздохнул и вынужденно отвернулся. Они прошли в вальсе ещё несколько кругов, прежде чем он отважился договорить.
– Я лишь хотел сказать тебе, что когда я сделал тебе предложение, кажется, так много лет назад…
– В последний раз даже меньше чем два года назад. – На губах Элизабет заиграла легкая улыбка, хотя воспоминание, вызвавшее её, было грустным. Это произошло в Ньюпорте, где ей пришлось жить целый месяц. Тогда она ужасно тосковала и грустила из-за разлуки с Уиллом. Кучер умудрялся посылать ей письма – теперь она и не помнила, как вышло, что влюбленных не изобличили – которые были полны опасений, что пока Элизабет находится вдали от дома, она может потерять интерес к возлюбленному. Ресницы девушки дрогнули. – Да, верно, и двух лет не прошло. Тогда ты гостила у Хейзов.
Элизабет была ещё не в силах открыть глаза, но по его сбивающемуся голосу понимала, насколько Тедди сейчас взволнован и откровенен.
– В любом случае, я собирался сказать… хочу сказать, что тогда я был перед тобой честен, и моё предложение все ещё в силе. – Она никогда не слышала такой дрожи в его голосе. – Я все равно…
– О, Тедди, – вот и все, что смогла сказать Элизабет.
Она боялась, что если не перебьет его, то расплачется прямо посреди бальной залы и никак не сможет остановиться, пока не расскажет ему все свои тайны. Но, наверное, он принял её грусть за иное чувство, поскольку продолжил:
– Как думаешь, ты сможешь полюбить меня? Может быть, стать моей женой? Я имею в виду, необязательно сейчас, но, может быть, со временем?…
Элизабет внезапно остановилась. Она подумала об Уилле в день их свадьбы. Он был одет в коричневый костюм, купленный специально ради этого события, и затрясла головой. Он всё ещё был в этом костюме, когда она бросилась прочь от него, и этот самый костюм пропитался его кровью на перроне Центрального вокзала.
– Может быть, со временем, Тедди, – произнесла она, хотя мысль о легких белых цветах, приданом и выстроившихся в ряд шаферах вызвала в ней отвращение.
Она посмотрела в его серые глаза, так внимательно и нежно изучавшие её. Она всегда знала – даже тем летом, когда была столь наивна – что если бы не повстречала такого мужчину как Уилл, то Тедди мог бы сделать её жизнь счастливой.
– Со временем, – повторила она. Её голос звучал бездушно, но Элизабет подразумевала согласие. Со временем эти слова покажутся ей сладчайшей музыкой. Она попыталась улыбнуться, но знала, что получилось у неё плохо, поскольку губы стали бескровны. – Знаешь, если бы не все пережитое мною прошлой осенью и раньше… – начала она, желая объяснить ему хоть что-то. Но осеклась, понимая, что сейчас для этого не время и не место. – Сейчас я чувствую, что очень устала. С твоего позволения.
Юбки и драгоценности, перчатки и кружева, шпильки в волосах и кости корсета внезапно показались тяжелыми, как свинец. Элизабет не знала, сумеет ли пронести их через всю комнату. Но она больше не может веселиться в толпе во всем этом убранстве.
Она не смогла посмотреть на Тедди во время прощания, и поэтому совершенно не представляла, понял ли он её.