Зазеркалье (СИ)

— Во сколько? — спросила она. Ожидание публикации было невыносимым, и ей было просто необходимо отвлечься.

— В семь, — сказал он, нервно сжав губы.

— Да, я схожу, — согласилась она, вызвав у него ступор.

— Эээм… Ладно. Понял. Я тогда заеду к 18:30, — сказал он, уставившись в тарелку безумным взглядом. Он явно этого не ожидал, но зажмурился.

— Ты ведь трезвая, да? — улыбнулся он, вызвав у неё недоумение.

— Ха-ха, очень смешно. Да, я трезвая, — отрезала она. — Просто хочу отвлечься.

— Я пошутил… Это здорово, — ответил он, через силу заталкивая в себя последние, хоть и вкусные, куски лазаньи.

— Там дресс-код, да?

— Да, конечно, это Сноу-Флэйк музей, — ответил он, отставляя тарелку. — Спасибо, я объелся.

— Главное, чтобы не как Пагсли, он до сих пор ест по шесть эклеров за чаем, — ответила она сердито, и Ксавье усмехнулся.

— Нет, вряд ли я так смогу. Хотя не забывай, лет до 14 я тоже был пухлым, — ответил он, усмехаясь.

— Не забываю, в нашей семье мужчины склонны к полноте, так что… Его ждет строение отца, — подытожила она, убирая со стола грязную посуду.

— Не будь так категорична, может, он займётся спортом и вытянется, — задумался Ксавье, помогая ей прибираться.

— Это вряд ли, — скептически ответила она. — Буду собираться. Мне нужно ещё кое-что сделать.

— Хорошо, я пока сгоняю до дома, — ответил он, направившись к двери. — И, Уэнс… Чёрное или белое?

— Черное, — тут же ответила она, и он кивнул, молча покидая её дом.

— Может, ты слышишь меня, а, может, нет… Я хочу сходить послушать музыку. Это мне жизненно необходимо, — размышляла она вслух, когда вылезла из ванны. — Я всё равно буду говорить с тобой… Мне так проще… Хотя бы на минуту представить, что ты рядом.

Уэнсдей аккуратно уложила волосы, надела чёрное платье с рукавом три четверти, закрывающее колени, и высокие каблуки. Выглядело очень даже стильно, как раз для подобного мероприятия. Погладив Октавиана на прощание, она направилась на выход к машине Ксавье, где он уже ждал её с довольной улыбкой. На этот раз не было цветов, подарков и прочей ерунды. На этот раз, наконец, была слепая поддержка, которая и была ей необходима. На Ксавье так же был чёрный костюм-тройка. Музыка дарила истинное наслаждение и расслабление. Они оба сидели в зале с восторгом в глазах, потому что действительно чувствовали себя под особенной атмосферой. Ксавье слегка вытянул руку на подлокотнике, и Уэнсдей впервые в жизни положила на неё свою. Не потому, что это был жест симпатии, это была немая благодарность за то, что он смог отвлечь её и подарил ей это, пусть и небольшое, чудо. С этого самого концерта они стали ближе друг другу. Информация о Хэндриксоне просочилась в СМИ, и Ксавье защищал Уэнсдей от всего этого. Каждый день возил с работы до дома и обратно, тогда как клиника подверглась по-настоящему дотошной проверке со стороны департамента гос. безопасности. Не стало и исключением снятие с должности министра и увольнение его сына, однако истинные виновники сидели гораздо глубже. Но Уэнсдей была рада даже этому.

Прошел месяц с того самого момента, как империя пала. Стоял морозный ноябрь. Уэнсдей каждый вечер сидела в своем кресле возле камина и мечтательно вспоминала о прошлом. На этот раз и Ксавье был вместе с ней. Они с ним обсуждали то, что произошло. Об уголовном деле, что завели на Хэндриксона старшего, якобы за взятки, но естественно, суть дела была в другом. Система просто не захотела копать дальше, иначе слетели бы абсолютно все головы.

— Думаешь, сам Президент тоже в курсе ситуации? — громко спросила она, пока он готовил ей кофе на кухне.

— Не знаю, может быть… Но мне бы не хотелось так думать. Всё же мы живем в свободной стране, и сами выбираем Президента, — сказал Ксавье, и Уэнсдей покосилась на него исподлобья.

— Ну да, ну да, — прозвучало очень саркастически. Ксавье поднёс ей кружку и уселся рядом на коврик, что они с ним вместе отмыли от пролитого вина. Она сползла с кресла вниз и склонила голову на его плечо.

— Мне его не хватает, — прозвучал тонкий, измученный голосок.

— Я знаю, Уэнс… Мне тоже, — смотрел он на огонь.

— Думаешь, существует место, где мы все потом встретимся? — спросила она жалобно.

— Думаю, да… Души тянутся друг к другу даже после смерти, — ответил он честно. Она повернула свою голову и смотрела на его скулы. И она знала, что он никогда не заменит ей Тайлера. Знала, что тех чувств больше никогда не будет, и только поэтому решила дать им обоим шанс на хоть какие-то отношения. Рука отставила кружку в сторону, и она начала целовать его, притянув к себе за ворот футболки.

— Стой, стой, — остановил он её. — Давай мы не будем снова делать ошибок. Я достаточно настрадался в прошлый раз.

— Нет, на этот раз по-другому, — сказала она, глядя ему в глаза, и они продолжили целоваться возле горящего хищным огнём камина.

====== Глава 16. Шанс на жизнь ======

Ксавье крепко прижал её к себе и громко выдохнул, будто выказывая облегчение. Он, наконец, добился её внимания. Настоящего, а не временной вспышки на фоне опьянения. Сердце стучало со скоростью света, и его волнения было не скрыть.

— Теперь всё будет хорошо, Уэнс. Правда, — сомкнулись его руки за её спиной. — Мы справимся.

— Да, справимся, — согласилась она, услышав, как Октавиан пришёл к ним, и взяла его на руки. — Завтра на работу. Ты останешься на ночь?

— Думаю, нам не стоит торопить события, потому что я не хочу, чтобы ты жалела, — ответил Ксавье, погладив щенка. — Но утром я довезу тебя, как обычно.

— Хорошо, — промолвила она, как во сне, не отрывая взгляда от огня. Она была словно заворожена.

— Спокойной ночи, Уэнсдей, — нежно поцеловал он её в щеку, направившись к выходу. Она так и осталась сидеть там с Октавианом, молча всматриваясь в пылающее пламя. Боль пронизывала её сердце снова и снова, а ком в горле не позволял дышать.

— Прости, я сдалась… — ответила она, разлегшись на пушистом коврике. — Я не знаю, как жить без тебя… Всё рухнуло. И я больше не та сильная девушка, которую ты знал… Я — безликая тень, которая пытается найти место под солнцем.

Глаза смыкались от пережитого тяжёлого дня, и она уснула прямо там, держа у себя под боком четвероногого друга…

Через месяц отношения Уэнсдей и Ксавье перешли в абсолютно привычный для них обоих ритм. Они ещё не занимались сексом, но он терпеливо ждал и даже не думал торопить её. Свидания, походы в кино, встречи, разговоры. Всё это делало их ближе друг к другу. И со временем Уэнсдей поняла, что он заботится о ней, что у неë есть мужское плечо, на которое она может положиться.

Мортиша была счастлива, что мальчик помог Уэнсдей выбраться из этого состояния. Поэтому, приехав в гости, не скрывала своей доброжелательной улыбки, глядя на них, хоть и чувствовала, что сердце дочери до сих пор не оттаяло.

— На стажировке всё в порядке? Какие у вас планы на отпуск? Как она? — спросила её мама, изящно расстилая салфетку на коленях.

— Да, миссис Аддамс, у нас всё хорошо, насчет планов — пока тяжело сказать… — начал он отвечать, но Уэнсдей перебила его, оказавшись на пороге комнаты с главным блюдом в руке.

— Не нужно говорить обо мне за спиной, мама. Планы могут быть переменчивы. Ситуация нестабильна, — ответила она, поставив утку на стол и присаживаясь рядом с Ксавье. — Вы надолго приехали?

— Тучка, мы приехали, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке, — зашел с улицы её отец, скидывая снег с шапки. — Скоро Рождество! Праздник, мы думали, что проведём это время вместе.

— Как весело, — безэмоциональным голосом промолвила она, вызвав у Ксавье улыбку.

— Мистер Аддамс, мы с Уэнсдей уже думали о том, чтобы уехать отсюда на все праздники, — посмотрел на неё Ксавье, дожидаясь поддержки. И она сразу всё поняла.

— Эм, да, мы хотели уехать и провести время за городом, — сказала она родителям, ведь ненавидела, когда они наседали с этой мнимой заботой. Контроль — вот, что им было нужно на самом деле, как она считала.

— Пагсли! Хватит есть сладкое, мы только начали! — возмутилась она, глядя на брата, у которого весь рот был забит шоколадным тортом. — Дурдом!

— Я просто разогреваюсь, — кое-как промолвил парень со слащавой улыбкой, и она закатила глаза.

— Дочь, я очень рад, что вы хотите выбраться из дома. Тогда не смеем вам мешать, — улыбнулся Гомес, глядя на жену, и Мортиша тоже лукаво улыбнулась ему в ответ.

— Ты больше не пьёшь лекарства? Как твой сон? — спросила она, встревоженно взглянув на Уэнсдей, и та нервно дёрнулась, отодвинув стул и молча направившись в спальню.

— Извините… Я поговорю с ней, — пошёл за ней Ксавье. Ему были чужды все эти внутрисемейные конфликты, потому что сам он никогда не перечил родителям. В доме царил патриархат.

— Тук-тук… Можно? — спросил он, отворяя с психу захлопнутую дверь. — Они беспокоятся, и только. Тебе необязательно выходить, но не принимай близко к сердцу, — сказал он расстроенным тоном и уже собирался уйти, но тротиловая бомба внутри Уэнсдей Аддамс нуждалась в успокоении. Или полноценном взрыве. Поэтому она схватила его за ворот футболки, практически силой впечатывая его в любимый стол с печатной машинкой. Целуя его с такой силой, что их зубы начали стучать. Естественно, от такого напора голову сорвало и у самого Ксавье, но ровно до того момента, пока она не начала снимать с него джинсы.

— Стой, Уэнсдей, так ведь нельзя, ты чего?! Там твои родители, — возмутился парень, показывая на дверь.

— Торп, твою мать, я сейчас взорвусь. Или дай мне это, или уходи! — психанула она, раздувая ноздри от злости, и молча принялась раздеваться перед ним. При виде её голого тела, он уже не думал о том, что правильно, а что нет. Он брал, но боялся ограничиться этим одним разом, который мог бы неправильно её настроить. Руки скользили и искали пристанище на её гладкой коже.

— У меня нет презиков, — выдохнул он ей в шею.

— Как опрометчиво, хорошо, что у меня есть, — ответила она, выдвигая ящик стола и положив их ему в руку. Женские пальцы продолжили снимать с себя остатки одежды. Он пожирал её взглядом, поскольку был влюблён в неё и даже одержим ею. И сейчас, когда она делала это с ним, все мысли были лишь о том, чтобы не облажаться.

— Возьми меня грубее, — умоляла она, подстраиваясь под него, поскольку не хотела и на дух не переносила нежностей с пока ещё чужими людьми. Только с Тайлером и больше ни с кем. Потому что Ксавье пока находился на другом уровне душевной близости. Разумеется, он никогда бы не смог быть с ней грубым, но старался абстрагироваться. Будто это просто секс, и вовсе не она сейчас кусает его шею и царапает ногтями мужские лопатки, лежа на столе с широко расставленными в стороны ногами. Ей было это нужно. И не потому что она не могла жить без секса, хотя это тоже, бесспорно, имело место быть, но сейчас ей нужна была эмоциональная разгрузка. Слишком много травм произошло, слишком много было пережито вместе. Пока он трахал её, она трогала себя, пытаясь поскорее добиться необходимой вспышки, и это сработало очень быстро. Она начала сокращаться, громко вздохнув и зажав его своими ногами, а следом кончил и он, громко и прерывисто дыша на всю спальню и слегка стыдливо пряча от неё оливковые глаза.

— Спасибо, — начала она надевать одежду обратно.

— Эммм… Пожалуйста, — задумался он. — Уэнсдей, о таком не благодарят. Я хотел этого, надеюсь, ты тоже.

Ксавье тоже одевался и разговаривал с ней, пытаясь добиться желаемого ответа.

— Только не говори, что жалеешь, — посмотрел он на неё безумно жалобным взглядом, и она подошла к нему вплотную, встав на носочки и обхватив ладонью мужскую шею.

— Конечно, нет, — поцеловала она его в щёку и вышла, вызвав на его лице милую одурманенную улыбку.

Очень быстро родители поняли, что дочь живёт новой жизнью и не требует четкого контроля. Поэтому вскоре уехали, а Ксавье был ежедневным спутником в её доме. Он оставался на ночь, делал абсолютно всё, чтобы она чувствовала себя счастливой. И хотя одна часть её сердца уже выгорела, вторая всё ещё жила только благодаря ему и его заботе.

Рождество пришло незаметно. Уэнсдей лежала в ванной, полной пены, и думала о насущном. Когда они отдыхали вдвоём, всё было спокойно. Никаких родителей, никаких гостей. И он тоже старался не мучать её навязчивым поведением, а давал ей больше пространства. Уэнсдей стала осознавать, что жизнь не стоит на месте, а всё время движется, особенно, когда в завершении года ей предложили постоянную должность в исследовательском центре. Она была действительно горда собой и много размышляла об этом.

Мысли развеялись в воздухе сразу, как только в дверь раздался стук.

— Ты хочешь белое или красное? — спросил он за стенкой.

— Заходи, я не кусаюсь, — ответила она, дожидаясь его. — А что случилось со снобом? Мне можно пить?

— Сегодня можно, — улыбнулся он, почесав затылок.

— Да, а с чего бы это? — уточнила она, высунув из ванны ногу и положив её на бортик.

— Ты флиртуешь со мной? — спросил он, изогнув бровь с характерной улыбкой.

— Возможно, — ответила она, пожав плечами. — Ну так и?

Ксавье приблизился к ней и присел прямо на край ванной, разглядывая её до безумия соблазнительный вид.

— Двигайся, — стащил он с себя футболку.

— Что?! Нееет, — рассмеялась она, но он уже почти залез в её пространство. — Что ты делаешь?!

— Сегодня месяц наших отношений, — ответил он, сев напротив в теплую ванну.

— Месяц… Отношений? Это тех, которые начались с секса на столе, напомни? — рассмеялась она, прикрывая глаза пальцами. — Это не смешно. Они ведь начались раньше. Иначе что это было?

— Я думал, ты в любой момент можешь послать меня и сказать, что я тебе неугоден, — закрыл глаза Ксавье, и она поставила свои маленькие, аккуратные стопы ему на грудную клетку.

— Я и сейчас могу так сказать. И что с того? Сдашься? — спросила она, с укором глядя на него чёрными глазами.

— Нет, никогда, — ответил он, слегка отодвинувшись и поднимая с пола джинсы.

— Что ты там ищешь? Презервативы? — засмеялась она и внезапно увидела в его руке бархатную коробочку. Её взгляд был полон боли, обиды, разочарования и скорби по прошлому. Естественно, она совершенно этого не ожидала и была в замешательстве.

— Может… Ты скажешь, рано… Может, выбросишь его… Но я люблю тебя уже очень много лет. Ведь ты — та, которая не выходит из моих мыслей. Ты — та, которая дарит мне смысл идти вперёд. И я не знаю, как объяснить тебе, насколько я счастлив с тобой. Насколько мне повезло, что ты со мной… В общем… Уэнсдей Аддамс… Позволь мне задать самый важный вопрос в моей жизни… Ты станешь моей женой?

====== Глава 17. Принятие ======

— Ты прав, это абсолютно и охренеть, как рано, — вспыхнула она, как спичка, и в мгновение встала из воды. — Не верю, что ты это спросил.

Облачившись в полотенце, она нервно покинула ванную комнату, оставив Ксавье в полном отчаянии. Он снова всё испортил, но самым глупым было то, что он не хотел её обидеть или как-то задеть, однако вышло именно так. Ведь все её болезненные чувства вылезли на поверхность. Кольцо, что она носила на пальце, всё ещё было единственным украшением, что могло быть на её теле.

— Уэнсдей… — зашел он в комнату, где она уже одевалась и расчёсывала мокрые волосы с видом мертвеца. — Пожалуйста, извини. Не сердись.

— Тебе не следовало делать этого. Мне больно, — ответила она, проглатывая ком в горле.

— Я сглупил. Больше этого не повторится, — ответил он, надевая футболку.

— Хорошо, — сказала она спокойным голосом, хотя внутри всё кипело. Воспоминания о Тайлере жгли напалмом её маленькое сердце.

— Так тебе белое или красное? — вновь задал он вопрос, пытаясь сделать вид, что ничего не произошло. Самым главным сейчас было сместить ракурс с этого странного и вопиюще неправильного поступка.

— Красное, — поддержала она его, и Ксавье кивнул, направившись за вином. Проходя мимо холодильника, он увидел на нём магнитную рамку с фотографией Тайлера и Уэнс. Долго стоял и рассматривал её.

— Прости, друг, но в этой битве… Каждый сам за себя, — сказал он и снял её, выбросив в мусорное ведро.

Вечером они поужинали и выпили, провожая последний день проведенных вместе каникул. Пора было выходить на работу и вновь забыть про новогоднюю суету. Для Уэнсдей каждый день был словно днём сурка. Едкое душевное одиночество рвало на части, и она окончательно абстрагировалась, провалившись в собственный выдуманный мир, где имели значение лишь её работа и собака. Ежедневные исследования, проекты, презентации. Она жила в таком режиме около трех месяцев. Секс с Ксавье, хоть и был регулярным, но, в то же время, не делал из неё счастливую женщину. Она всё ещё была безликой тенью, которая разговаривала сама с собой холодными ночами, пока не могла уснуть, а Ксавье уже давно сопел под боком. От прежней жизни не осталось ровным счетом ничего. Единственное, что её радовало, это уже подросший шикарный друг, который каждый день выдавал какие-нибудь смешные ситуации.

В очередной будний день, Уэнсдей сидела на работе и изучала важные документы, но внезапно на её телефон раздался звонок. Обычно её никто не дёргал во время рабочего процесса, поэтому для нее это стало неожиданностью.

— Уэнсдей, как хорошо, что я дозвонилась тебе, — промолвила Мортиша обеспокоенным тоном. Её голос дрожал, и она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться в трубку окончательно.

— Что случилось? — сразу же встревожилась девушка, плотнее прижав телефон к уху.

— Твоему отцу стало плохо, и его увезли в больницу, — сообщила Мортиша, чуть ли не в обморочном состоянии.

— Так… Мама, успокойся, я сейчас… — дёрнулась она с места, бегом направившись в кабинет начальства. Уэнсдей позвонила Ксавье сразу же, и он, не мешкая, тут же приехал, чтобы отвезти её туда. Больница была далеко, но Ксавье уже договорился с лучшим хирургом, чтобы её отца прооперировали и сообщили им, как можно быстрее о результатах операции. Уэнсдей так сильно переживала. Если бы жизнь отняла у неё ещё и отца, она бы окончательно в ней разочаровалась. На пороге больницы Уэнсдей ждал Пагсли и заплаканная Мортиша, которая тут же заключила дочь в удушающие объятия.

— Спасибо… Спасибо, — повисла она на Уэнсдей и Ксавье, рыдая.

— Мама, что произошло? Как он?! — уточнила она, пока её всю трясло. Она всё ещё не могла успокоиться.

— Вам не перезвонили? — шмыгнула она носом. — Всё обошлось. Операция прошла успешно. Он стабилен и скоро проснется от наркоза.

Уэнсдей тут же обняла её в ответ стальной хваткой. С её плеч упал огромный груз.

— Слава Богу, — прижала она к себе маму сильнее и посмотрела на досмерти встревоженного Пагсли. Парень выглядел так, словно пережил огромный стресс, и, собственно, так и было. Уж больно он был привязан к родителям.

— Спасибо, Ксавье… Дорогой наш, — вытерла Мортиша глаза салфеткой. — Не знаю, откуда ты знаешь этого врача, но он потрудился на славу. У него золотые руки.

— Не за что, миссис Аддамс. Вы — моя семья, я и не мог поступить иначе, — неоднозначно сказал он, и Уэнсдей невольно нахмурилась. Ситуация выбила её из состояния отрешённости. На этот раз ей хотелось громко кричать и топать ногами от того, какие ужасные вещи происходили в её жизни.

Когда отец пришёл в себя, Уэнсдей зашла к нему и присела возле больничной койки, заключив его теплую руку в своих ладонях.

— Дорогая, — промолвил он, глядя на неё тёплым взглядом.

— Я испугалась, — закрыла Уэнсдей глаза, пытаясь скрыть дрожь.

— Ну-ну, моя бомбочка, всё в порядке, я жив… Не плачь, — прижал он её к себе, пока она тряслась. В последнее время она вообще забыла, что значит проявлять эмоции, стараясь давить их в себе и никому не показывать.

— Всё внутри болит… Если бы я потеряла и тебя, — побежали слёзы по её щекам, и Гомес тут же вытер их, ужасно переживая за дочь.

— Я знаю… Это непросто, — ответил он уставшим голосом. — Мой ворон, тебе нужно жить дальше… Рана в твоём сердце не заживает, а просто гниёт.

— Я не хочу жить дальше. Только вы с мамой дарите мне надежду на то, что любовь не умирает. Она заставляет бороться за жизнь. Как ты борешься, — сказала Уэнсдей, поглаживая отцовскую руку.

— Иногда нужно дать себе шанс, дорогая, — сдавленным тоном промолвил Гомес. — Пожалуйста… Дочь… Я очень хочу проводить тебя под венец, пока я ещё жив.

— Не говори так, отец, — сжала она его руку сильнее. — Ты ведь не оставишь маму? Она не выдержит…

— Иногда судьба не спрашивает, Уэнсдей. Я не знаю, сколько мне осталось, но моё сердце барахлит, — сказал он, закашливаясь.

— Вот, возьми. Попей воды, — сказала она, протянув ему стакан.

— Спасибо. Врач сказал, что операция поможет на некоторое время, но нужно быть готовым к негативным последствиям, — предупредил он, и Уэнсдей нахмурилась.

— Пожалуйста, не говори маме, — покачала она головой. — Она не переживёт этого.

— Я сказал то же самое врачу. Мы ей не скажем, — подвел Гомес палец к губам и промолвил. — Тсссс… Наш секрет.

— Отец… Я хочу быть честной… Я не смогу. Ксавье — добрый парень. Но он — не Тайлер… — опустила она взгляд в полном душевном разломе.

— Я знаю, дочь… Но он просит твоей руки уже целых пять месяцев. И дело не в том, что я отказываю, он просто хочет вновь попытаться. Ведь любит тебя, — сказал её отец, аккуратно приподнимаясь выше. — Дочь… Что бы ты ни выбрала, мы рядом, но хочу тебе сказать, что сильная взаимная любовь бывает только раз в жизни… И только в самом необыкновенном случае — дважды. Поэтому… Нужно беречь то, что имеешь.

— Я поняла, отец… Я пока побуду с тобой. Здесь. Можно? — положила она голову на его руку, как маленькая. Словно ей снова было пять лет. Они сидели так около часа, болтая по душам. У Уэнсдей внутри разрасталась гангрена. Ей было больно за себя, за своих родителей, за несправедливую и жестокую жизнь, которая разрушала всё хорошее, что у неё было. И обратно они с Ксавье ехали с траурными лицами. Но Уэнсдей знала, что их ждёт разговор. Тяжело было только начать.

— Спасибо тебе… Если бы не ты, — посмотрела она на него блестящими от эмоций глазами.

— Твой отец — сильный мужчина. И это, в первую очередь, его заслуга, — промолвил он, глядя на дорогу.

— Я знаю, что была недостаточно благодарна… — начала она говорить, но Ксавье перебил её.

— Не нужно так говорить. Ты не обязана быть благодарна. Тебя никто ни к чему не обязывает. Я бы никогда не радовался отношениям с тобой, если бы это была простая благодарность, — ответил он, повернув к ней свой обеспокоенный взгляд. — Надеюсь, там всё же не только это…

— Нет, не только, — сказала она, положив ладонь на его плечо. — Мой отец и мама очень любят друг друга. И мне больно смотреть на то, что с ней творится, когда ему плохо.

— Поверь, мне тоже. Но так же мне больно смотреть и на тебя. В последнее время ты особенно замкнута. Надеюсь, причина тому — не я, — признался он, заставив её задуматься.

— Нет, — резко помотала она головой.

— Хорошо… Уэнсдей, я тебя люблю, — сказал он, притормаживая возле её дома. — И, да, можешь не отвечать.

Уэнсдей промолчала и вышла, направившись внутрь, сняла пальто и присела у камина. К ней тут же прибежал Октавиан, улёгшись мордочкой на уставших ногах. Набрав номер начальника, она сообщила ему, что всё обошлось, отец в больнице после операции, и мистер Кейс разрешил ей не выходить на работу завтрашним днём. Отношения с коллективом были хорошими, поэтому она не переживала за возможные неудобства, а просто сидела и обдумывала свою жизнь.

— Посиди со мной, — промолвила она, когда Ксавье проходил мимо.

— Конечно… Я хотел сделать тебе горячий чай, — застрял он на входе в кухню.

— Я не хочу чай, но хотела поговорить, — произнесла она серьёзным тоном.

— Хорошо, — вернулся он к ней и присел рядом. Уэнсдей смотрела на огонь, практически не отводя от него болезненного взгляда.

— Знаешь… Я хочу быть честной… Моё сердце покрылось слоем пыли. Я не умею любить… Не умею быть счастливой. Я ничего не хочу и ничего не жду от этой жизни. Она забрала у меня всё, что было. Я не хочу тянуть тебя за собой. Не хочу причинять боль родителям и брату. Не хочу поступать как эгоистка, — сквозь стиснутую челюсть промолвила она, сдерживая слёзы. Ведь эту лавину могло прорвать в любую секунду.

— К чему ты это… — промолвил Ксавье, нежно убрав её волосы за уши.

— Между нами с тобой столько лет недоговорённостей. Столько всего произошло, — ответила она честно. — Иногда я не понимаю, почему ты всё ещё выбираешь меня…

— Потому что люблю. А любовь не выбирают, ты и сама знаешь это, — сказал он, глядя в её опечаленные глаза. — И я не требую от тебя взаимности. Я знаю, что ты не готова. Знаю, что тебе этого не нужно.

— Я хотела сказать, что согласна… — ответила она дрожащим голосом.

— Что? — опешил Ксавье, замерев перед ней, как статуя. Ему казалось, что она бредит или что он снова понял что-то не так.

— Согласна выйти за тебя…

====== Глава 18. Смерть за твоим плечом ======

Ксавье совершенно обомлел и сидел перед ней практически пьяный от этих слов. На лице была нелепая, одурманенная улыбка, язык вдруг начал заплетаться, взгляд затуманился, и сознание плыло от счастья.

— Мне это послышалось? — улыбнулся он с видом довольного кота. Он ждал этого почти десять лет. Мечтал о ней с самого детства и представлял, что когда-нибудь она скажет ему «да».

— Я ведь могу и передумать, — прозвучал высокомерный тон, и она вытянула правую руку для кольца. — Ну? Где оно?

— Сейчас… Сейчас, погоди, — побежал он сломя голову наверх, как параноик, а она лишь специально его подначивала. Уэнсдей уважала Ксавье, но частенько над ним подтрунивала, просто чтобы показать своё, хоть и небольшое, превосходство.

— У тебя пятнадцать секунд, иначе я передумаю! Четырнадцать…

Тринадцать, — по всему дому раздавался грохот и отборные маты.

— Твою мать, ну было же здесь. Чёрт! — крикнул он, рыская по тумбочке, и она засмеялась.

— Десять!!! — крикнула она громче, и он, наконец, вспомнил, где его оставил. В джинсах, в которых был в тот самый вечер. Быстро поддев их с вешалки цепкими пальцами, он вытащил бархатную коробочку и ринулся бежать к ней.

— Две, одна, — сказала она, увидев его. — А всё… Поздно.

— Ну, не издевайся надо мной, — тяжело дышал Ксавье, держась за грудь и присаживаясь перед ней на правое колено. Ему всегда хотелось сделать всё именно так. Не из-за показухи, но ради скрытого смысла этого жеста. Он влюблён настолько, что готов склонить перед ней голову.

— Давай ещё раз, — сказал он, подняв взгляд, и она протянула ему руку, чтобы он, наконец, надел на неё кольцо.

Естественно, это было совершенно не тем, о чём она мечтала, но она сделала выбор. Быть с человеком, который уважал её и ценил. Который был рядом и поддерживал. Этого было достаточно.

— Я никогда не дам тебя в обиду, — промолвил он, целуя её руку.

Уэнсдей кивнула, и они вместе направились наверх. Время на часах перевалило за полночь, а это значило, что было пора спать перед новым рабочим днем.

На следующее утро она сообщила родителям о помолвке. Их радости не было предела. Это буквально всё, о чём они могли мечтать, особенно, после пережитого дочерью стресса. Уэнсдей сразу сказала им, что не будет ничего вычурного, никаких ярких празднований и помпезности. И Ксавье обещал убедить отца в том, что они будут принимать решение сами. Естественно, Винсент, будучи одной из самых обсуждаемых фигур в обществе аристократов, был недоволен таким раскладом, но ему пришлось смириться. Воля молодых не оставляла ему выбора, но поскольку свадьба была запланирована на июнь, ещё было время повлиять на ситуацию.

На улице стоял довольно тёплый апрель. Уэнсдей работала до самого поздна, стараясь не думать о том, какую ошибку совершает. Каждый день она задерживалась, а Ксавье готовил вкусный ужин и гулял с собакой, поскольку возвращался чётко в 17:30. А однажды Уэнсдей задержалась ещё сильнее обычного. На часах было 21:02, а она всё не могла справиться с новым отчётом. Цифры никак не бились, и она нигде не могла найти один очень важный документ, в котором как раз имелась необходимая для расчётов информация.

— Чёрт возьми… — устало выдохнула она и взялась за голову. — Я точно умру здесь… Кофе… Мне нужен кофе.

Она пошла к кофе-машине и взяла себе эспрессо, направляясь обратно, но застыла, глядя в окно. Город сиял тысячью огней… И воспоминания об одном единственном вечере, который запомнился навсегда, тут же всплыли наружу… Всего лишь длинный коридор, вечер и огромные витрины, что вернули её в тот день…

— Если я сейчас укушу тебя, пеняй на себя! — угрожала Уэнсдей, встав перед Тайлером с грозным оскалом.

— Ты с ума сошла, — рассмеялся он, вытянув вперёд руки в знак защиты.

— Раз, два… — приготовилась она, чтобы прыгнуть на него с разбега, пока они стояли в коридоре больницы. На часах был вечер, но поскольку была зима, темнело намного раньше.

— Нас сейчас выгонят отсюда, — прошептал он, и она тут же побежала, буквально снося его с ног и падая вместе с ним в коридоре плашмя, расстилаясь в его объятиях, пока медсестра кричала, чтобы их вывели оттуда.

— Здесь сумасшедшие! Охрана! — звала она на помощь, пока Тайлер лежал спиной на полу и смотрел на Уэнсдей влюблённым взглядом.

— Ты точно сумасшедшая, — сказал он, целуя её бархатные губы, и она отвечала ему, не обращая внимания на вопли и осуждения. Это был второй курс его терапии. Они встречались всего полгода, но уже любили друг друга так сильно, что не скупились на чувства.

Через несколько минут туда прибежал запыхавшийся охранник.

— Эй, вставайте! — промолвил он, растерявшись. — Здесь нельзя лежать! Придурки…

— Странно. Что-то я не заметила здесь запрещающего знака! Вы, кажется, нарушаете мои права, — заявила Уэнсдей, притопнув ногой. — Это потому, что я — мексиканка?!

— Что?! Что Вы, мисс?! — начал оправдываться мужчина, и Уэнсдей прожгла его своим жестоким, осуждающим взглядом. — Мы ничего такого не сделали! А если и сделали, то мне не жаль, — заявил надменный голосок, и внезапно в коридоре появился доктор Хэндриксон.

— Так, Билли, это со мной, — позвал он их за собой. И Уэнсдей показала охраннику с медсестрой язык.

Тайлер покачал головой, извиняясь перед ними, но был счастлив видеть её такой забавной и непринуждённой.

— Тайлер, сынок, как твоё самочувствие? — спросил доктор, обняв его за плечи. Ни Уэнсдей, ни Тайлер тогда и не думали, чем обернётся такая «близость». А сейчас она стояла и переживала это снова и снова. Будто это мгновение произошло прямо сейчас…

— Тайлер… — закрыла она глаза, и по всему телу пробежали мурашки. Ей повсюду мерещилось его присутствие. Но всё это казалось ничем иным, как паранойей и навязчивым состоянием.

— Надо работать, Уэнсдей, — напомнила она себе и вернулась обратно, замерев перед рабочим столом, на котором лежал утерянный документ. Как ни в чём не бывало. Уэнсдей моргнула пару раз, не понимая, как такое могло произойти, она ведь прошерстила стол и шкафы от и до, но не могла найти его. По телу пробежался холодок.

— Ненормальная, — покачала она головой и села доделывать отчет. Вернувшись домой около полуночи, она застала Ксавье спящим на диване с её набросками в руках. Она совсем забросила свой рассказ, и ей захотелось отвлечься. Была пятница. Поэтому, взяв вино и ноутбук, она удалилась в свой кабинет и принялась писать продолжение своей истории. Ближе к четырем утра она уснула за столом, и Ксавье, обнаружив её пальто в коридоре, понял, что она уже дома. Он нашел её в кабинете и бережно перенёс в спальню на руках. Думая о том, как она прекрасна. Любопытство взяло своё и он всё же немного почитал новые страницы, но как только речь зашла про воспоминания о прошлом, не выдержал и психанул, отправившись на улицу прогуляться. Уэнсдей спала очень долго, и когда проснулась, на столе лежала записка о том, что его ненадолго вызвали на работу.

Собравшись пройтись по центру и, возможно, выбрать простенькое свадебное платье в гордом одиночестве, она поехала туда, не сказав никому ни слова. В одном из свадебных бутиков висело очень красивое и выдержанное чёрное платье. Она не смогла удержаться, чтобы не примерить его, и смотрела на себя в зеркало, представляя Тайлера стоящего рядом с ней. Глаза слезились, когда менеджеры в салоне говорили, что нервничать перед таким событием — это нормально, но дело было совершенно в другом. Подол струился и привлекал внимание, однако внезапно она подняла свой взгляд. В зеркале отражалось знакомое лицо, стоящее за витриной и не сводящее с неё злой взгляд. Чёрные длинные кудрявые волосы, ведьмины глаза. Шарлин тут же нервно дёрнулась оттуда, пытаясь скрыться из виду, но Уэнсдей нагнала её, выбежав прямо на улицу в платье с торчащим ценником. А вместе с ней выбежали и три сотрудницы магазина с ошалелыми лицами.

— Верните платье, пожалуйста!!! — пропищала одна из них, но Уэнсдей даже не обратила на неё внимание. Все её мысли были о ведьме и об этой странной встрече.

— Что Вы здесь делаете?! — уставилась она на неё. — Это совпадение? Что Вам нужно?!

Шарлин смотрела на неё с комом в горле и не могла проронить ни слова. На лице читался испуг и сожаление. Что-то было не так. Уэнсдей осмотрелась, когда взгляд ведьмы устремился словно за неё. Она будто смотрела сквозь.

— Шарлин, я умоляю Вас, скажите мне… Что Вам нужно? Почему Вы так смотрели на меня?! — нервно произнесла Уэнсдей, трясясь от гнева из-за недомолвок. Ей и без того было плохо, а теперь, ко всему прочему, добавилось ещё и осуждение вкупе с какими-то тайнами. — Я не отстану! Говорите!

— Я смотрела не на тебя, дитя, а на него…

====== Глава 19. Вслед за ним ======

Уэнсдей резко обернулась, пока по её спине бегали приятные мурашки. Она была полна надежды увидеть его за своим плечом, но там были лишь абсолютно напуганные продавцы.

— Вот, возьмите, — протянула она карту одной из них. — Я его покупаю.

Девушка молча взяла её и застыла, дожидаясь реакции администратора, и та кивнула в знак одобрения. Уэнсдей тут же продолжила диалог с Шарлин.

— На него? Но здесь никого нет, — сказала она, глядя ей в глаза. — Так ведь? Как он может быть здесь… Он вышел из зеркала, когда оно разбилось?

— Дитя… Не знаю, о чём конкретно ты говоришь, но тебе пора прекратить думать о нем. Смерть ходит за тобой по пятам. Твой парень выглядит хуже мертвеца от твоего поведения, я лишь прошу, одумайся! Его нельзя вернуть! — резко перебила её Шарлин и схватила за руку. — Он счастлив за тебя. За твой выбор. Он хочет, чтобы ты жила дальше.

— Нет! — вырвала свою руку Уэнсдей, сжимая ту в маленький кулак.

— Ты не понимаешь? Ты не даёшь ему должного покоя, — промолвила Шарлин, осуждающе глядя на девушку.

— Этого покоя нет и у меня. И если бы я могла, я бы забыла его. Я бы отпустила, но я люблю его так сильно, словно у меня из груди вырвали сердце, — сказала она, коснувшись своей груди. — И я помню то время, когда оно было на месте…

— Как знаешь… Меня притянул к витрине запах смерти, — ответила женщина и принялась уходить оттуда, так и не удовлетворив Уэнсдей своим ответом.

— Что-нибудь ещё? — принесла консультант карту обратно вместе с чеком и довольной улыбкой, но Уэнслей лишь молча вернулась в салон, чтобы забрать свои вещи и побыстрее уйти оттуда…

Когда девушка вернулась домой с покупкой, в дверях её встретил обеспокоенный Ксавье.

— Где ты была?! Я так волновался за тебя! Звонили твои родители, а я даже не знал, где ты, — говорил он ей вслед, пока она молча шла на кухню, не обращая на жениха никакого внимания. — Позвони маме.

— Позвоню, — открыла она бутылку шампанского и налила себе бокал.

— Что на этот раз?! — спросил он, недовольно скривив губы.

— Празднуем помолвку, — равнодушным тоном ответила она, надев маску скорби. — Ура.

— Уэнсдей, прекрати!!! — истерично выдал он, бросив ключи на тумбу. — Ты стала совсем неуправляема.

— Неуправляема? А ты хотел мною управлять? — задала она вопрос, садясь за стол. — Извини, но я свободный человек. Для указаний у меня есть начальник. И больше мною управлять никто не станет.

— Я не так выразился, но ты ведёшь себя ужасно, отвратительно и эгоистично. Хотя бы взять твоё согласие на этот брак, а затем все эти ночные задержки! — вскрикнул он, разозлившись на неё ещё сильнее.

— Я работаю, — безэмоционально выдала она, отпивая напиток.

— Работаешь?! Да ты пишешь о нём снова и снова, не прекращая этого делать, как полоумная! Разговариваешь с ним, я даже слышу, как ты произносишь его имя ночами!!! Ты абсолютно и совершенно спятила по своему чёртовому Галпину!!! — выдал он с таким пренебрежением, что у Уэнсдей внутри всё заболело. Ей буквально хотелось его задушить.

— Вон, — произнесла она убийственно холодным тоном.

— Что?! — спросил он, ошеломлённый происходящим. — Выгонишь меня?!

— Вон, я сказала. Катись! — швырнула она бокал прямо в него, но он увернулся, и тот разбился о стену вдребезги.

— Уэнс, твою мать?! — смотрел он на неё и трясся от того, как был зол, но в то же время осознав свою ошибку. Он рисковал окончательно всё сломать. — Что ты творишь?! Вернись ко мне! Почему ты так себя ведешь?!

Тяжелые шаги подошли к нему вплотную.

— Если ты ещё раз скажешь что-то оскорбительное в его адрес, — сжала она зубы, и он рухнул перед ней на пол.

— Уэнсдей, я уже не могу так. Я люблю тебя. Но я не могу смотреть на это и жить вот так. Это хуже пытки! Я не хотел говорить о нём так. Прости меня, но ты не оставила мне выбора. Если тебе не нужно всё это. Если это кольцо для тебя ничего не значит, тогда… — зажмурил он глаза, и она перебила его.

— Я уже купила свадебное платье. Как думаешь, его примут обратно? — спросила она, глядя на него с укором.

— Купила… Ты купила платье? — поднял он на неё свой болезненный взгляд.

— Да, купила, но ты всё равно осуждаешь меня и считаешь, что я приняла кольцо зря, — сказала она с обидой. — Я не вправе тебя переубеждать и, думаю, будет разумнее, если ты заберёшь его назад.

— Нет, Уэнсдей… Нет, — покачал он головой. — Не надо так со мной.

— Тогда и ты, Ксавье. Не надо так со мной. Это моя работа. Моё творчество. Я тебе его не давала, но ты внаглую уселся читать его без моего разрешения! Также ты считаешь, что вправе запрещать мне пить вино или шампанское, но это не так. Каждый живёт, как умеет. Я никогда не давлю на тебя. Я не спрашиваю, где ты, не спрашиваю, почему ты задерживаешься…

— Но я не задерживаюсь, — с досадой промолвил он, глядя в её бездонные глаза.

— Не мои проблемы, — резко выпалила она, осуждающе на него взглянув.

— Я понял… Ты права… Ты абсолютно права. Я больше не буду давить на тебя. Это в моем характере, но я буду меняться… Ради тебя, — говорил он, всё ещё сидя перед ней на коленях.

— Ладно, вставай, — сказала она, коснувшись его руки, и он поднялся.

— Налей мне тоже… Пожалуйста, — попросил он, присев с ней рядом, и она молча принесла ещё один бокал. Разумеется, в помещении стояла атмосфера холода. Казалось, что между ними было столько айсбергов, что они неизбежно бы привели к крушению их отношений. Ксавье смотрел на неё виноватым взглядом.

— Ну, а… Покажешь мне платье? — появилась лёгкая и неуместная улыбка на его лице, на что Уэнсдей лишь бездушно приподняла бровь.

— А ты заслуживаешь этого? — спросила она, прожигая в нём дыру.

— Заслужу, — обещал он, обхватив её запястье и резко потянув на себя маленькое тельце. Она не ожидала такого действия и повелась, оказавшись у него на коленях. — Наденешь его для меня?

— Посмотрим, — ужималась она, пока он щекотал поцелуями её шею и плечи. Настойчивые руки опустили бретели чёрного топа, и стянули его ниже, открыв доступ к её груди. — Я тебя хочу.

— Здесь? Сейчас? — спросила она, почти взвыв от того, как его ладони трогали её везде и сразу. Он был слишком жадным до прикосновений и поцелуев. Потому что она была для него личным сокровищем. Развернув её к себе спиной, он заставил её опуститься грудью на столешницу, пока стаскивал вниз её брюки и тонкие трусики. Ладони тут же прошлись по ягодицам, он быстро надел презерватив и вошёл в неё с непередаваемым восторгом и трепетом.

— Прости меня, Уэнс, я больше так не буду, — впечатывал он её в стол сильнее, отчего её ноги начинали дрожать.

— Заткнись, — резко заткнула она его, ведь терпеть не могла извинения. Лишь месть и пытки. Именно поэтому Тайлер наперед знал, что будет расплачиваться с ней этим, пока Ксавье только учился отношениям с оторвой Аддамс.

Каждый новый секс с ней сводил Ксавье с ума. Ему хотелось, чтобы она принадлежала только ему, и безумно претила мысль о том, что он не был у неё первым. О том, что Галпин сделал её грязной для него. Однако он старался отталкивать эти мысли, хоть и был скрытым собственником и тем ещё манипулятором.

— Хочу, чтобы ты была громче, — обхватил он её живот и прибавил темп. Секс с ним был чем-то на уровне физического расслабления. Словно бездушным процессом для достижения результата. Уэнсдей кончила, ощутив его пальцы на себе, и крепко сжала ноги, дожидаясь, когда мышцы перестанут пульсировать, унося рассудок в закат. Через минуту Ксавье уже застегивал ширинку и помогал ей одеваться.

— Позвони маме… Они хотят приехать, — сказал он, нежно убирая волосы с её лица.

— Хорошо, я позвоню, — согласилась она, направившись к себе в кабинет.

Подготовка к свадьбе забавляла Мортишу и помогала ей отвлечься от болезни Гомеса, тогда как Уэнсдей триггерило от одного только упоминания о ней, но они пришли к договорённости о том, что Уэнсдей оставляет честь накрыть стол и позвать близких родственников за мамой. А сама просто настраивает себя на важный для себя день. В голове всё время были слова Шарлин. «Он счастлив за тебя, за твой выбор». Уэнсдей было очень тяжело поверить в то, что он отпустил её, и что единственная причина, по которой он до сих пор приходит, кроется в её нежелании отпускать его…

15 июня в субботу был знаменательный день, и Уэнсдей стояла в комнате, пока Мортиша помогала ей собираться. Чёрное платье подчёркивало хрупкие бледные плечи и струилось до самого пола, делая из Уэнсдей шикарного чёрного лебедя.

— Ты прекрасно выглядишь, — поправила Мортиша её фату. — Твой жених будет просто в восторге, дочка…

Уэнсдей молча нахмурилась за ощущением пустоты внутри себя и опустила поникший взгляд. Внутри была убийственная тоска, от которой сердце рвалось на части.

— Уэнсдей… Красавица моя, — посмотрела на неё мама и погладила её нежную руку. — Ты должна быть сильной…

— Мама… — закрыла она глаза. — Я так сильно его люблю…

По её щекам вновь побежали соленые слёзы, а в горле сидел тревожный ком.

— Так, не плакать, — постаралась Мортиша вытереть слёзы салфеткой, пока косметика не размазалась окончательно. — Я знаю, моя родная… Я помню…

— Я не могу дышать… — промолвила она, задыхаясь, и Мортиша тут же распахнула окно, помогая ей привстать со стула.

— Расправь крылья, Уэнсдей… — сказала её мама. — Мне больно смотреть на тебя.

— Это платье… Я выбрала его для него… — утёрла она слезы и принялась дышать полной грудью, чтобы успокоиться. — Он словно был там со мной…

— Ох, малышка, — прижала её к себе Мортиша. — Моя маленькая черноглазая девочка… Поверь, Ксавье знает, что ты любишь другого. Как и все мы… Но ты делаешь правильно, что живёшь дальше…

— Только вот это чудовищно больно, — перебила Уэнсдей мать, глядя на неё блестящими глазами.

— Успокойся, гроза всех мужчин, мы знаем, что ты в любой момент сможешь развестись с Ксавье и укатить в Австрию, если захочешь, — посмеялась Мортиша. — Решать только тебе… Соберись, моя любимая. Ведь, в конце концов, для кого мы здесь собрались? Мы можем отменить всё, если ты хочешь. Ксавье отъехал за букетом и хотел сделать для тебя сюрприз. Ещё есть время сбежать.

— Нет… Нет, мама… Я всё решила… Прости меня за мою тревогу. Я забыла телефон в гостиной, сейчас приду, — Уэнсдей мысленно собралась и вышла из спальни, увидев, что входная дверь открыта. — Кто не закрыл дверь?!

Внезапно на улице послышался собачий лай, и Уэнсдей тут же выглянула из-за распахнутой двери, увидев, как Октавиан, сломя голову, бежит к дороге. Девушку окутала паника, но даже несмотря на это, она ринулась бежать за ним. Глупый пёс всё время срывался и делал странные вещи, в частности, вылетал на проезжую часть.

— Октавиан!!! — звала она его, но он бежал туда, как сумасшедший.

Уэнсдей быстро повернула голову, машина была в трёх секундах от него. — Нет… — девушка застыла в десяти метрах, услышав резкий звук тормозов, глухой удар и последний болезненный скулёж своего любимого друга, раздающийся в её ушах, как колокольный звон…

====== Глава 20. Тишина ======

— О, Боже… Извините… Простите меня… Господи… Он выбежал из ниоткуда, — оправдывалась женщина, прикрывая лицо руками, пока Уэнсдей сидела на асфальте в свадебном платье и сжимала тело мертвого питомца в руках. Слёзы лились рекой, и, может, она бы не стала так убиваться в любой другой ситуации, но именно сейчас это стало последней каплей. Вслед за Уэнсдей выбежали и Мортиша с Гомесом, которые сейчас стояли позади дочери и смотрели на всё это с ужасом в глазах.

— Дочь… — отвела глаза Мортиша. — Уэнсдей… Мне так жаль…

— Моя родная, — опустился на колени Гомес, обняв свою маленькую принцессу. Уэнсдей молча взяла тело собаки и оттащила его с дороги, присев с ним на бордюр, пока женщина продолжала оправдываться и жалобно смотреть на то, что натворила.

— Прости, что не доглядела, — гладила Уэнсдей шёрстку и не могла успокоиться. Всё лицо было в туши, а платье в крови, как и трясущиеся бледные руки.

— Вселенная что-то говорит, Уэнсдей. Ничего не случается просто так. Наверное, ты права, и не нужно было делать поспешных решений, — промолвила её мама, погладив мёртвого пса. — Он был тебе добрым другом. И мы будем чтить его память.

— Мой тайпанчик, мне позвонить в крематорий? Или, может… — предложил её отец.

— Нет, — утёрла слёзы Уэнсдей. — Я похороню его сама.

Уэнсдей обхватила мёртвое тело и понесла его на задний двор, рухнув на колени прямо возле могилки с зеркалом, которое закопала. Она рыла землю руками, и ей было плевать, во что превратятся её ногти и свадебное платье. У неё было ощущение, что весь мир настроен против неё, и что она никогда не будет счастлива. Сердце колотилось со скоростью света, было трудно дышать. На лице были скорбь и уныние, и это явно был неподходящий момент для запланированной свадьбы. Уэнсдей почти откопала рядом небольшую ямку и делала это так быстро, что неосторожно наткнулась на острый осколок, порезавшись до крови. Из холщового мешка торчал небольшой кусочек разбитого зеркала. Она остановилась и уже хотела положить Октавиана в яму, но внезапно пригляделась и чуть не упала в обморок. В отражении стекла её друг был жив и здоров и бегал там, как будто ничего плохого и не произошло.

— Октавиан, — промолвила она, глядя в осколок, и он залаял, виляя хвостом. — О, дьявол… Оно работает… Оно до сих пор работает… Тайлер?!!!

Она вцепилась в этот осколок, пытаясь звать своего возлюбленного, и принялась раскапывать весь мешок.

— Тайлер, пожалуйста… Родной… — шмыгала она носом. Её внешний вид, мягко говоря, был просто ужасным. Такая невеста с легкостью переплюнула бы персонажа из мультфильма Бёртона. Выкопав мешок, она вытряхнула из него всё содержимое и начала осматривать каждый кусочек, но Тайлер нигде не проявлялся.

— Мне нужна Шарлин, — судорожными руками Уэнсдей нащупала телефон и вызвала такси. Схватив один из осколков, и положив его к себе в клатч, она дождалась машину и тут же поспешила к ней, но на пороге её перехватил ошеломлённый происходящим Ксавье.

— Господи, что с тобой случилось?! Куда ты? — пытался остановить он её, но она даже не обращала на него внимания.

— Пропусти, — попыталась протиснуться она, но он держал её за плечи и не отпускал.

— Куда ты поехала, Уэнсдей?! У нас сегодня свадьба! Что произошло? Это твоя кровь? Ты поранилась?! — спрашивал он из добрых побуждений, но она сейчас была настолько эмоционально истощена, что думала совершенно наоборот.

— Ксавье, отпусти меня, нахрен!!! — резко выпалила она, толкая его.

— Уэнсдей!!! Возьми себя в руки! Мортишаааа! — закричал Ксавье, и её мама пулей вылетела на улицу.

— Дорогая, куда ты? — спросила она, глядя на дочь с жалостью.

— Мне нужно уехать, мне нужно!!! — настояла она, и таксист уже начал сигналить ей.

— Уэнсдей, ты никуда не поедешь, останешься здесь! — плотно обхватил её запястье Ксавье, и она не выдержала. Одним резким захватом она вывернула его руку, заломав её, и заставила его отойти. Он зашипел, ощущая как вся его кисть отнимается от боли.

— Я сказала, пропусти меня! — поставила она его на место и ринулась к машине, залезая внутрь и называя адрес ведьмы. Время в дороге тянулось вечность. На телефоне была тысяча пропущенных от Ксавье. Её всю трясло от того, что произошло, но это также дало ей надежду. Когда они приехали, Уэнсдей даже не забрала сдачу, а тут же бросилась бежать вверх по лестнице знакомого дома, увидев того самого мальчика по пути.

— Вы к тёте? — задал он вопрос, осматривая Уэнсдей. Та кивнула и не могла успокоиться. — Её сейчас нет… Я провожу.

— Спасибо, — сказала Уэнсдей, направившись за ним. По каким-то закоулкам они с ним дошли до заброшенного подвала, где Шарлин читала какие-то заклинания.

— Я знала, что Вы практикуете чёрную магию, — сказала Уэнсдей, и Шарлин уже знала, что она придёт.

— Что бы я ни делала, ты не оставишь эту мысль… Мне жаль, но я пыталась помочь, — ответила женщина, даже не оборачиваясь.

— Мой пёс умер, — ответила она холодным голосом.

— Я знаю. Его сбила машина, — ответила ведьма, двигая руками вокруг пара, исходящего над какой-то жидкостью, что она варила.

— Он теперь в зеркале. Я думала, что оно теряет свои силы, когда разбивается… А ещё я думала, что туда нереально попасть… Расскажите мне! — настаивала она, вытирая мокрые щёки.

— Тот символ, что нарисован на нем… Говорит о бесконечности души, — ответила Шарлин, рисуя его в воздухе.

— То есть… Жизнь в зазеркалье… Бесконечна? Мы связаны? — спросила она, сдавливая ком в горле. — Ведь иначе как бы мой пёс попал туда…

— Ваши души связаны, да. Ведь вы стремитесь друг к другу. Но пути назад нет, Уэнсдей, — предупредила её женщина, повернувши к ней печальный взор. — Я пыталась, но убедить тебя — словно стучать в стену, в ожидании, что там появится дверь. — Ты не отпускаешь мертвеца.

— И я никогда не отпущу его. Потому что люблю, — резко рявкнула Уэнсдей, ощущая как сильно ей щиплет глаза. — Почему он не выходит на связь?

— Боится за тебя. Он приходит ко мне и просит меня помочь тебе. Но я не могу. У меня не выходит переубедить тебя, — ответила Шарлин и подошла к ней, взяв её за руку. — Ты холодная, как лёд… И дело не в природе… Прости, я сделала, что могла, мне жаль вашу семью.

— Я в последний раз спрошу… Вы можете вынуть его оттуда?! — грозно посмотрела на неё Уэнсдей.

— Нет, — ответила Шарлин, глядя ей в глаза тревожным взглядом. Уэнсдей тяжело выдохнула и развернулась, поднимаясь по лестнице.

— Прощайте, — сказал могильный тон, и Шарлин осталась стоять там с тяжёлым сердцем. Ведьма всё чувствовала. Когда Уэнсдей вернулась домой, она уже всё выплакала. Внутри не осталось вообще ничего. Ксавье ждал её в комнате и надеялся на то, что она придёт в себя. Уэнсдей приехала домой и крепко обняла мать с отцом, говоря им, что любит их.

— Дорогая, мы тебя тоже любим, — ответила Мортиша, глядя на абсолютно несчастное выражение лица дочери.

Уэнсдей молча направилась на задний двор, но не обнаружила там мешка, ровно как и трупа своей собаки. Настроившись на скандал, она в мгновение вернулась обратно в гостиную.

— Что произошло на заднем дворе?! — спросила она, со злостью глядя на родителей.

— Ксавье сильно переживал и сказал, что всему этому не место в вашем доме. Он увез Октавиана на кладбище животных, а тот мешок, по всей видимости, на свалку, — ответила Мортиша с комом в горле. — Мы сказали, что это плохая идея, но Ксавье сегодня сам не свой. Кажется, он переживает, что помолвка сорвётся…

— Он… Увез моё зеркало на свалку? — абсолютно убийственным тоном спросила Уэнсдей.

— Да, увёз, — кивнул Гомес, с опаской глядя на дочь. Уэнсдей промолчала, но в глубине души она возненавидела его за этот поступок. И за Октавиана в том числе.

— Он вернулся, может, вам поговорить? — спросила Мортиша с желанием поддержать дочь и как-то помочь ей.

— Что ж… Мы обязательно поговорим, — ровным тоном ответила Уэнсдей и пошла к нему на разговор. Без стука она отворила дверь. Ксавье сидел возле зеркала, вцепившись в собственные волосы и переваривая то, что сегодня произошло.

— Уэнсдей… — повернулся он к ней. — Как ты?

— А ты? — спросила она, глядя стальным взглядом. — Похоронил пса? И не только…

— Да, я увёз это из нашего дома, — сказал он настойчивым голосом. — Потому что этого здесь быть не должно!!! Собака умерла, а хлам, что был закопан на заднем дворе… Тянет тебя на дно!

— Моего дома. Точнее, нашего с Тайлером, верно? Но ты так не любишь это вспоминать, — сказала она, заставив его заткнуться. — Ты всё знал, верно? Поэтому увёз его?

— Я догадывался, — ответил он, трясясь перед ней. — Пожалуйста, скажи, что ты не изменишь своего решения из-за этого.

— Не волнуйся. Я не изменю решения, — грубо ответила она, глядя на то как Ксавье мешкается.

— Я очень надеюсь, что ты приведёшь себя в соответствующий вид и придёшь к алтарю. Отец уже подъезжает, как и другие, — сказал Ксавье, взяв её за руку.

— Я как раз и запланировала это сделать, — ответила она равнодушным голосом.

— Тогда я буду ждать тебя, — поцеловал он её в щеку, и Уэнсдей молча пошла в комнату невесты. Она поправила платье, стёрла размазанную косметику, переплела прическу и собиралась пойти к алтарю со своим любимым мужчиной.

Ксавье ждал её в гостиной, пока родственники поздравляли их со днём бракосочетания и восхваляли их красивую пару. Стрелка часов уже перешла все разумные границы, но Уэнсдей всё ещё не выходила из своей комнаты… Оттуда доносилась лишь едкая тишина…

====== Глава 21. Я люблю тебя ======

Комментарий к Глава 21. Я люблю тебя Не плакать…. 😭😭😭😭

Уэнсдей достала из сумочки осколок и долго смотрела в него, надеясь увидеть Тайлера или хотя бы донести до него свои последние слова.

— Я не знаю, встречу ли тебя… Но больше так не могу. Жить без тебя — всё равно, что быть мёртвой, Тайлер, — сказала она, сдавливая ком в горле, и коснулась осколка губами. — Я люблю тебя…

Девушка подошла к тумбочке, взяла успокоительные и стакан воды со столика. Сев на пол, она проглотила все таблетки, одну горсть за другой, и так бутылёк остался абсолютно пуст. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота, начался тремор, а грудную клетку сдавило в тиски. Уэнсдей делала всё так быстро, что увидела Тайлера в отражении только в последнюю секунду, однако, уже ничего не соображала. Тихо разлегшись на полу, она уснула там вечным сном, надеясь попасть в то самое зазеркалье… Вспоминая все общие моменты, её душа устремилась к нему и прошла через боль и собственные страхи, чтобы оказаться там, рядом с ним…

Она открыла глаза с сильным жжением под веками. Со стороны ей казалось, что таблетки не подействовали, ведь она проснулась там же, в том же платье, лёжа на полу, и встала на ноги, осмотревшись. В комнате потемнело, но она списывала это на то, что долго проспала здесь. Однако буквально через секунду она услышала знакомый топот маленьких лапок, царапающих пол нестриженными когтями.

— Октавиан? — крикнула она, и услышала собачий лай. Её любимый пёс чуть не снёс её с ног прямо в той комнате. Она рухнула на пол, прижимая к себе родное существо, и начала истошно плакать.

— Прости, что я не уследила, прости, что тебе пришлось ждать меня здесь… — гладила она его, прижимаясь к блестящей шёрстке. — Теперь всё будет хорошо… Мы есть друг у друга…

— Малышка, — промолвил до боли знакомый тон, и она застыла, ощущая, как дрожь пронизывает всё тело, а глаза закрываются от тревоги, пропуская через веки неконтролируемый поток слёз. Она боялась повернуться, потому что страшнее всего было бы вновь осознать, что ей всё приснилось. — Зачем ты сделала это, глупая…

Уэнсдей нашла в себе силы, и всё же повернула голову. Во рту вдруг пересохло, а горло болело так, что она не могла проглотить ком. Увидев его перед собой, всё её тело устремилось к нему, хотя она даже не чувствовала ног, а буквально ползла к нему по полу, и он бросился к ней на колени, сжав в руках хрупкие плечи и прижимая её к себе со всей силы.

— Маленькая моя… Зачем… — вдохнул он запах её волос и не мог остановиться гладить её, ощущая, как её тело трясётся от его касаний.

— Тайлер, — сжала она его плечи из последних сил, цепкой хваткой проникая в самое сердце. — Я больше никогда не отпущу тебя… Больше никогда…

Дыхание совершенно сбилось, она не могла подобрать слова, так же, как и он. Внутри было столько боли. Столько всего хотелось рассказать, но этого было не уместить в несколько предложений, зато это можно было почувствовать. Они не могли насытиться друг другом, ощущая, как боль внутри сменяется абсолютным и безоговорочным теплом.

— Я люблю тебя, — поцеловал он её сливовые губы, размазывая помаду по всему лицу. Они целовались так, словно хотели друг друга съесть. Она стащила с него футболку и прижалась к нему всем телом, чувствуя его тепло, его силу и запах, которые ни на одну секунду не покидали её разум.

— Я люблю тебя, — ответила она, продолжая раздевать его и чувствуя, как он раздевает её в ответ. Ни одна жизнь не стоила даже одного мгновения, проведённого в его объятиях. В его руках весь мир казался какой-то глупостью, никчёмным подобием реальности. Ей не нужно было ничего… Только он, только их семья.

— Я не могу… Не могу без тебя, Боже мой, как же я счастлива, что сейчас здесь. Если бы я знала это раньше, — ласкала она его тело ладонями, и уже почти добралась до его штанов.

— Ты сумасшедшая, — улыбнулся он, касаясь большим пальцем её нижней губы, и надавив на неё. От этого жеста она не могла дышать.

— Ты нужен мне, — застыла она перед ним, провалившись в нём томным взглядом, и он бережно снял с неё остатки одежды, трогая её между ног тёплыми пальцами. Даже это заставило её покрыться мурашками и въесться в него с такой силой, что на его плечах остались кровавые следы. Брови свело домиком. Она хотела кричать его имя бесконечно, как мантру, которая ласкала её уши и плавила воспаленный мозг.

— Тайлер… Тайлер… Тайлер… — она произнесла его имя несколько раз, ощущая, как его руки блуждают по её телу и сводят с ума. До состояния нервного истощения и одновременно безумного счастья.

— Моя девочка, — приподнял он её извивающееся тело, и они с ним занялись сексом прямо на полу, пока их собака терпеливо наблюдала за процессом со стороны и периодически удивлённо гавкала, заставляя Уэнсдей улыбаться. Тайлер стирал с её щёк слёзы и целовал её ключицы, пока она двигалась на нём и изводила до того, что низ живота стягивало в тугой узел. Он так упоительно растягивал её, был так глубоко в ней, каждое его проникновение заставляло её выбросить из головы ту боль и ужасы, что они с ним пережили. Они так долго ждали, что ожидание оргазма было невыносимым. Это был абсолютно другой секс. Любовь настолько неземная, что она могла чувствовать это только с ним. Он был под её кожей, был в её венах, был везде одновременно, и это, несомненно, превозносило их чувства до какого-то несуществующего идеала. Она не верила, что, наконец, вернулась к нему. Тайлер тяжело дышал, мечтая о том, чтобы выпустить пар, и она уже была готова расплакаться от этой эйфории, которая будто ударной волной снесла её с ног и заставила судорожно сокращаться до тепла в её пояснице и до ярких фейерверков в её голове. Уэнсдей вцепилась в Тайлера ещё сильнее, ещё глубже, обволакивая его член пульсирующими стенками и уткнувшись в его шею порозовевшим лицом.

— Кончи в меня. Пожалуйста, — завершались её спазмы, и он позволил себе расслабиться, наполняя её своим семенем и обнимая крепкими руками маленькое тело. За его объятиями её почти не было видно. Она зарылась пальцами в карамельные волосы и просто целовала его лицо за невозможностью оторваться от него хотя бы на секунду.

— Я всегда буду здесь. С тобой, — нежничала она, вызывая у него приятные мурашки и дрожь удовольствия во всем его теле. Бешеное биение их сердец слилось в монотонный звук, пытаясь сказать им, что отныне они — одно целое, и больше никто и ничто не разлучит их.

— Я так скучал… Так по тебе скучал… Так волновался и переживал… Так мечтал к тебе прикоснуться, — потекли слёзы из его глаз. — Разве ты не хотела жить, Уэнсдей? Разве ты не хотела быть известной и счастливой?… Теперь мне так за тебя больно… И страшно…

— Ничего на свете не имеет смысла, когда в твоей груди дыра размером со вселенную, Тайлер… Ничего не имеет смысла, — уткнулась она носом в его плечо и снова заплакала. — Я боялась, что больше не увижу тебя… Я боялась, что больше не почувствую это… Ты — мой любимый человек… Мой самый лучший человек…

— Я видел, как ты выбирала свадебное платье… Я был там… И я так хотел бы увидеть тебя в нём у алтаря, — нежно убрал он её волосы за уши. — Я соскучился по твоим длинным волосам.

— Они отрастут… Я знала, что ты там… Чувствовала, — ответила она, положив ладонь на его измученное лицо.

— Ты готова выйти за меня здесь? В этом платье? — спросил он, глядя на неё по-прежнему тёплым и влюбленным взглядом.

— Здесь же нет алтаря, — улыбнулась она, осматриваясь. — Это просто более мрачная версия нашего дома.

— Здесь есть всё, если захотеть… Но для того, чтобы быть счастливым, нужна вторая половина, — ответил он, целуя её в губы… — Твои родители будут волноваться… Я боюсь за них…

— Если мама всё правильно поймёт, мы сможем регулярно общаться, словно мы просто уехали от них в другую страну… Я уверена, что она догадается, — ответила Уэнсдей, глядя на осколок зеркала.

— А Ксавье? — спросил Тайлер волнительно… — Как же он…

— А что он? Тайлер, я не собираюсь больше думать о других. Я столько времени жила, и ради чего?! Ради того, чтобы не любить, ради того, чтобы горевать, чтобы думать о тебе каждую ночь и мечтать, что вскоре меня собьёт машина, и я обязательно попаду к тебе… — почувствовала она, как он снимает с её кожи слёзы поцелуями.

— Хочу, чтобы ты успокоилась… И хочу, чтобы ты знала, что больше мы не расстанемся… Я люблю тебя. Больше всего на свете. И я не знаю, как тебе удалось попасть сюда… Но раз удалось — это судьба… Я просто хочу спросить то, чего не успел… Глядя в твои глаза, держа тебя на коленях и чувствуя твоё тело. Уэнсдей Аддамс… Ты будешь моей женой? В этом одиноком мире, где никто не потревожит нас, и где кроме нас с тобой и нашей собаки вряд ли кто-то появится, — улыбнулся он, глядя на неё наивным взглядом, и она тоже подняла уголки губ вверх.

— Это лучшее предложение из всех, что мне делали… Да, я согласна…

====== Глава 22. Навсегда ======

Комментарий к Глава 22. Навсегда Приятного чтения. История завершена🫠🩵

Слишком долго в комнате стояла тишина, слишком болезненно отдавала она в грудной клетке Ксавье. Она ведь не могла этого сделать? Ведь не могла…

Ксавье выжидал, прежде чем зайти туда. Они с Мортишей встали возле двери и затаили дыхание, вслушиваясь в могильный звон. Он отворил дверь и увидел её. Ровно так же, как застывшая от ужаса мать, которая не верила, что Уэнсдей всё же сделала это. Ксавье тут же кинулся к её телу и поволок его на себя, наблюдая как из её руки выпадает чертов осколок.

— Нет, Уэнсдей… Нет! Что ты наделала?! Скорую!!! — он кричал изо всех сил, пока они ещё оставались. — Маленькая моя. Нет, нет. Я ведь разбил его… Я ведь разбил… Прости… Прости меня.

Ксавье не мог успокоиться, а её мама находилась в каком-то трансе, но сердце ведуньи всегда чуяло, что вещи лежат рядом с покойниками неспроста. Поэтому Мортиша тут же забрала этот осколок себе. Она опустилась на пол и коснулась лба дочери. Он был, как и всегда, ледяным, а на её губах виднелась небольшая улыбка.

— Найди покой, дитя моё… Отца я поддержу… Я знаю, что ты не могла остаться, — опустила Мортиша взгляд, и из её глаз побежали слёзы. Ксавье всё не унимался, даже когда на место приехали врачи. Он не отдавал её тело, вцепившись в него пальцами и бесконечно просил у неё прощения. Мортиша не позволила Гомесу зайти в комнату, по крайней мере, сейчас, когда у него мог случиться инфаркт.

— Мой родной, я чувствую, она там счастлива… Я знаю, что мы ещё увидим её… Нужно подождать, — заключила она его в свои объятия, и Пагсли тоже крепко обнял своих родителей.

— Я буду скучать по ней, — сказал он, сжимая в руках отцовское плечо. — Именно она меня всему научила. И быть сильным тоже.

Мортиша приготовила для Ксавье травы, и его, абсолютно разбитого, обессиленного усадили на кухне, когда Уэнсдей забирали оттуда в чёрном мешке. Так её свадьба превратилась в её же похороны. И все готовы были поспорить, что она была бы в восторге от этого… Но правда была в том, что настоящая свадьба ждала её там…

— Я так тебя люблю, — сказала она, глядя Тайлеру в глаза, когда они пришли в пустую церковь. Там было так красиво. Этот мир словно был создан для неё. Он был мрачнее, оригинальнее, но самое главное — он был пуст… В нём были только две её любимые души. И больше никого.

— А кто будет нас венчать? Октавиан? — пошутила она, глядя на собаку, и Тайлер крепко обнял её.

— Не всё ли равно? Это моя клятва тебе перед Богом… Потому что именно ты — вся моя жизнь. Потому что без тебя я бы никогда не стал собой, — погладил он её нежную щёку, и она закрыла глаза. — Уэнсдей Аддамс-Галпин… Я всегда буду тебя любить. Всегда буду беречь то, что у нас есть… И если бы мы с тобой смогли иметь ребенка… Я бы умер от счастья, но этого не случится… Не здесь, но, может, в другой нашей жизни, — побежала слеза у него по щеке, и Уэнсдей вытерла её холодными пальцами.

— Ты — единственный человек, с которым я бы хотела провести эту жизнь. И пусть мы мертвы… Пусть время неизбежно и жестоко посмеялось над нами, но мы нашли друг друга. И это — всё, что мне нужно… Потому что ты — вся моя жизнь… Тайлер Галпин… Я безнадежно и бесконечно влюблена в тебя. И так будет всегда.

В мертвой тишине их губы встретились. Не было ни громких возгласов, ни восторженных воплей и аплодисментов… Были только они и их любовь… Которая свела их вместе навсегда…

«Любимой дочери. Девушке. Коллеге» гласил надгробный камень, и Гомес утирал слёзы платком, пытаясь найти опору в своей любимой супруге. Скорбь неизбежно ударила и по нему. Но Мортиша хотела нормально попрощаться с прошлой жизнью, чтобы дать шанс новой. Ксавье был чернее ночи и сидел возле мраморного угольного камня, с которого на него смотрела его мрачная девочка с косичками.

— Прости меня… — зарылся он рукой в мокрую землю. — Я так виноват.

— Сынок… — приобняла его Мортиша. — Это должно было случиться. Пойми… Ты не виноват.

— Нет. Виноват… Если бы я не сломал то единственное, что держало её здесь… Всего этого бы не случилось, — ответил он, доводя себя до настоящей истерики. Руки тряслись, воздуха не хватало, и лёгкие сжимались в грудной клетке.

— Воды… Кто-нибудь принесите! — громко попросила Мортиша и помогла ему отойти оттуда.

— Мы оба знаем, что ты её любил… Она там, Ксавье. С ним. И она бы не осталась здесь, даже если бы ты не разбил это зеркало, — ответила она, похлопав его по плечу.

— Вы знали? — дрожали его руки, держа стакан с водой, который ему подали.

— Догадывалась… Не кори себя… Я знаю свою дочь. Она бы всё равно ушла, — сказала Мортиша и с грустным взглядом направилась к своей семье.

Когда похороны прошли, Аддамсы всей семьей вернулись домой, плотно закрыли все шторы, погасили свет и зажгли свечи, когда Мортиша положила осколок прямо посередь гостиной.

— Явись ко мне, родная, — промолвила она, почуяв порывы ветра, колышащие шторы, и Пагсли тут же вцепился в руку матери со страху.

— Это она… — промолвила её мама и дождалась, когда они с Тайлером появятся в зеркале. Уэнсдей смотрела на неё абсолютно счастливыми, полными жизни глазами, чего Мортиша не видела уже очень давно.

— О, моя дорогая, — прикрыла Мортиша рот ладонью, увидев их вместе. Гомес и Пагсли тоже плакали. — Как вы?

— Ещё одно место, мама… Я не была в нашем доме с тех пор, как попала сюда. Теперь ты открыла нам новые границы, — улыбнулась она. — Спасибо.

— Здравствуйте, мистер и миссис Аддамс… Пагсли… — промолвил Тайлер, проглатывая ком в горле.

— Дорогой… Мы пригласили твоего отца… Он должен приехать завтра… Я знала, что вы выйдете на связь, — утирала щёки Мортиша.

— Спасибо вам… Всем вам… — сказал Тайлер, обнимая Уэнсдей.

— Мы счастливы, мама… Я, наконец, дома, — промолвила она и положила голову ему на плечо. — Простите меня… Что не сказала.

— Всё хорошо, дитя. Мы не сердимся на тебя… — сказала Мортиша, глядя на дочь. — Я очень счастлива видеть в твоих глазах жизнь.

— И я, моя волчья ягодка, — добавил отец. — Берегите себя. Пожалуйста…

— Мы поженились, мама… Папа… Как вы и хотели, — показала она кольцо, и Мортиша окончательно разревелась.

— Ну, вот… Что же вы не дождались своих преданных гостей… Нам даже не нужно было накрывать стол, — пошутила она, вытирая размазанную тушь.

— Не плачь, мама… — скрестила Уэнсдей пальцы с Тайлером. — Всё будет хорошо…

— Мы не сомневаемся, сестра, — улыбнулся Пагсли. — А я займу твою комнату.

— Можешь забрать и пыточную. Она теперь твоя, — посмеялась Уэнсдей, посмотрев на родителей и брата с невероятной нежностью. — Я всех вас люблю… До завтра…

— До завтра, дорогая… — промолвили они в ответ и исчезли из отражения. Уэнсдей тут же поцеловала Тайлера в губы.

— Мне нравится, как быстро меняется обстановка… Когда нас зовут через зеркало в другое место, — осмотрелась она вокруг.

— Это ведь поместье твоих родителей, — сказал он, глядя ей в глаза.

— Угу… И у нас первая брачная ночь, — игривым тоном промолвила она, затягивая его в другую комнату.

— Ты ведь ведёшь меня в спальню, да? — улыбнулся он, прекрасно зная ответ.

— Нет, лучше…, — посмотрели на него её дьявольские глаза, и они с ним направились прямиком в семейную пыточную…