Здесь был Шва

8. Не понял — твои пальцы у меня во рту! Или так ты говоришь «Глаза б мои на тебя не смотрели!»?

Я выбросил Шва из головы, что, как вам известно, совсем нетрудно. Даже при том, насколько дико его переклинило накануне; даже при том, что он превратил мой диск с игрой в осколки — наутро я проснулся, и ни одна мысль о Шва не бороздила мой мозг. Я мог думать только о Лекси Кроули. Ей было четырнадцать, не четыре. Вот противный старикашка! Нет чтобы так и сказать. Ведь это обстоятельство круто меняло всё дело.

— Куда это ты так расфуфырился? — спросила мама, заглянув в мою комнату.

— На похороны, — бухнул я.

Она впилась в меня взглядом, пытаясь угадать, говорю я правду или, как всегда, выпендриваюсь.

— А кто умер? — спросила она.

— Твоё чувство юмора, — ответил я.

Она состроила недовольную гримасу и, видно, собралась было ответить мне в том же духе, но передумала, вошла в комнату и стала поправлять узел моего галстука.

— И кого же это ты собрался сразить своей красотой в девять утра?

— В десять. — Я вытянул шею, чтобы ей было сподручнее.

— И как она? Симпатичная?

Меня так и подмывало ответить: «Надеюсь, что она хотя бы человеческое существо», — но только пожал плечами.

Мама отступила на шаг и залюбовалась мной.

— Выглядишь шикарно, — сказала она. — Главное — не сваляй дурака, как обычно.

Как я уже говорил, единственный путь в квартиру Кроули (кроме полной трудов и опасностей дороги через крышу) пролегал через ресторан. Который в десять утра был закрыт. Вдоволь настучавшись в парадную дверь, я направился к чёрному ходу — там сторож пустил меня внутрь. Пустой ресторан, скажу я вам — зрелище жутковатое. Стулья громоздились на столах, на полу блестели мокрые пятна — сторож, видно, мыл его.

Я взошёл по лестнице и попал в неиспользуемую часть ресторана, в дальней стене которой темнела массивная деревянная дверь в апартаменты Кроули. Я ещё и до входа не добрался, а собаки уже подняли лай.

— А ну с дороги, сукины дети! — услышал я голос Старикана с той стороны. — Назад, кабысдохи, не то велю из вас суп сварить!

За сим последовали щелчки запоров, и дверь чуть приотворилась — как раз на столько, чтобы я смог протиснуться внутрь, не дав ни одному псу вырваться на свободу. Меня разом атаковали четырнадцать языков; Кроули пришёл на выручку, бросив через плечо пригоршню собачьих сластей. Псы, хорошо знакомые с протоколом, понеслись за добычей.

— Кто там, дедушка? — услышал я девчоночий голос из глубины квартиры.

— Парень, который выгуливает собак, — ответил Кроули.

— Как? — изумился я. — Но я думал… Ой! — Это Кроули изо всей силы ущипнул меня за руку, чтобы я заткнулся.

— Говорю тебе — собаководила пришёл! — повторил Кроули. — Чтобы вывести собак. — Он повернулся ко мне: — А дружок твой где?

Обычно я соображаю весьма живенько, но сегодня что-то тормозил. Не знал, чего от меня, собственно, ждут.

— Э-э… он пошёл на похороны.

— О, как печально, — сказала Лекси. Ну хоть голос у неё приятный. Я видел, как она вышла из кухни, но квартира, как всегда, утопала во мраке, поэтому лицо девочки было невозможно разглядеть.

Кроули посмотрел на меня.

— Тогда тебе придётся управляться с собаками одному, — произнёс он и повторил с нажимом: — Совсем одному.

— Э… ага… угу… похоже на то, — промямлил я.

И тогда Лекси сказала:

— Я могла бы помочь.

Наконец-то до меня дошло, что здесь происходит. Это же надо быть таким ослом, чтобы не догадаться сразу! Как только Лекси предложила свою помощь, Кроули заулыбался и воздел большие пальцы кверху. Всё ясно — он специально всё так подстроил.

— Я, право, не знаю, Лекси… эти твари, наверно, слишком сильны для тебя, — проговорил он.

— Не придумывай! Они не сильнее Мокси. К тому же, если я пойду с твоим «собаководилой», мне не придётся брать Мокси с собой.

Наконец Лекси вышла на более-менее освещённое место. Ничего ненормального я в ней не увидел. «Синдром Туретта! — вспомнил я. — Сейчас она начнёт поливать меня матом».

Вообще-то Лекси оказалась очень даже ничего. Не идеал, конечно, но кто я такой, чтобы судить. Глаза у неё были какие-то странные — полуприкрытые, как будто она только что отсидела целый урок обществоведения у мистера Гэндлера, а это, кстати сказать, такая пытка, которой я и врагу не пожелаю.

Лекси протянула мне ладонь. Она стояла слишком далеко, и чтобы пожать ей руку, мне пришлось сделать несколько шагов вперёд. И в этот момент я всё понял.

— Ты слепая!

Клянусь, я не нарочно. Сорвалось с языка.

Кроули одарил меня взглядом, полным такого отвращения, что он него скисло бы молоко.

— Наблюдательный ты наш.

— Извини, — сказал я Лекси, — но твой дедушка такого про тебя наговорил, что я уже начал думать, будто ты какой-то мутант.

— А у дедушки все мутанты. — Она поцеловала Старикана в макушку.

— Потому что все мутанты и есть! — проворчал дедушка.

Из кухни к нам прошествовал голден ретривер — куда более спокойный, чем остальные «сукины дети». На ретривере была надета специальная сбруя с жёсткой шлейкой. Собака-поводырь.

— Это Мокси. — Пёс подошёл ко мне, и я присел погладить его. — Он будет ревновать, когда мы пойдём выгуливать других собак, — сказала Лекси. — Ничего, привыкнет.

Мы нацепили поводки на двух «кабысдохов». Мокси немножко попротестовал, как и предсказывала его хозяйка. Мы с Лекси вышли за дверь.

— Наверно, я должен помочь тебе спуститься с лестницы? — спросил я.

— С какой стати? — ответила она. — Пять шагов, поворот направо, двенадцать шагов, поворот налево, двадцать две ступеньки вниз и девять шагов до двери.

Она справилась с задачей без сучка без задоринки.

Мы пересекли мостовую и пошли вдоль парапета набережной, так чтобы нам больше не надо было переходить через проезжие части. Благоразумие и Зависть знай себе натягивали поводки; мы шли не торопясь, размеренно, Лекси держалась за мою руку. Вот когда я пожалел, что не слишком утруждался на физкультуре — надо было больше уделять внимания подъёму тяжестей. Потому что держалась она за то место, где по идее должен был находиться левый бицепс и где существовали только его зачатки. Я всё время ожидал, что вот сейчас она выдаст что-нибудь на этот счёт.

— Ну, — спросила Лекси, — сколько дедуля платит тебе за то, чтобы ты меня развлекал?

— Платит? С чего это ты взяла? Я просто выгуливаю собак. Я «собаководила», как он выражается.

— Не вешай мне лапшу, я своего дедулю знаю. Так сколько?

Я собирался упереться рогом, но вовремя догадался, что эта слепая девчонка обладает способностью всё видеть насквозь.

— Достаточно, — уклончиво ответил я.

— Думаешь? — усомнилась она. — А я думаю иначе. Сколько бы ни было, он тебя надувает. Требуй прибавки.

— Ты что?! Я не могу!

— Это ещё почему? По крайней мере, твоё время стóит установленного правительством минимума, так ведь? И не забудь про представительские расходы. Дедуля должен возместить тебе затраты, когда мы с тобой будем ходить в кафе на ланч и когда ты будешь водить меня на дискотеку.

— На танцы? Я буду водить тебя на дискотеку?!

Лекси засмеялась.

— Если захочешь. А не захочешь — не будешь. Мой прошлогодний партнёр совсем не умел танцевать.

Вот тут я и пошёл хмыкать, перхать и заикаться — словом, издавать все те дурацкие звуки, с которыми мы, мужики, пытаемся привести в действие внезапно застопорившиеся шестерёнки в мозгах.

— Так он не впервые это делает?

— Летом я всегда гощу у деда. Он считает, что если мои парни будут ходить у него на поводке, это поможет ему защитить меня от опасностей большого мира.

Вот это новость! Кроули, оказывается, считает, что мне можно доверить охрану его внучки от мирового зла. Вообще-то, это меня обеспокоило. Во что я ввязался?! Я никогда раньше не гулял со слепыми девочками. Впрочем, мой опыт и по части зрячих был так мал, что его, можно сказать, нельзя было разглядеть невооружённым глазом. На школьных танцах мы с Айрой и Хови занимались тем, что подпирали стенку, накачивались пуншем и зубоскалили на счёт парней, у которых были «настоящие» подружки. Что касается тех редких случаев, когда я выходил в город с девочкой, то эти мероприятия можно сравнить ну разве что с телевикториной, передаваемой в прямом эфире по общенациональному телевидению: один неверный ответ — и ты красиво садишься в лужу под одновременный хохот всех часовых поясов.

Лекси повернулась лицом к заливу — в точности так же, как поступают все люди, желающие насладиться видом океана — и подставила щёки солёному морскому ветерку. А потом выдала нечто несуразное:

— Можно мне посмотреть, какой ты из себя?

Я стал в тупик. Это у неё шутки такие?

— Как ты можешь… посмотреть?

— Да вот так.

Она сунула мне поводок Благоразумия, а потом вдруг прижала свои ладони к моему лицу. От неожиданности я отпрянул: до сих пор девочки к моей физиономии прикасались только тогда, когда отвешивали мне оплеухи.

— Извини, — сказала Лекси. — Если ты против…

— Нет-нет, всё нормально. Просто не ожидал. Давай. Попробуй ещё раз.

Она опять поднесла правую руку к моему лицу — на этот раз медленнее. Потом подоспела и её левая рука. Лекси принялась поглаживать обе мои щеки осторожными круговыми движениями.

— Наверно, в моих прыщах можно прочитать какое-нибудь сообщение по Брайлю?

Она хихикнула, а я молча вознёс молитву к Богу, чтобы вулканический угорь с белой верхушкой, на который я извёл тонну «Клерасила», не решил, что пришла пора извергаться — прямо здесь и прямо сейчас.

Теперь пальцы Лекси двинулись к моим глазницам, провели по обеим бровям и пощупали переносицу.

— У тебя хорошее строение костей, — заключила она. Динозавры в палеонтологическом музее прибалдели бы от этой похвалы, но живому человеку такой комплимент навряд ли пришёлся бы по душе.

— Ничего лучше о моей физиономии сказать нельзя, да?

— Хорошее строение костей очень важно, — заявила Лекси. — Можешь считать себя каким угодно раскрасавцем, но это абсолютно ничего не значит, если лицевые кости устроены по-дурацки.

Ну, тогда пусть продолжает. Я закрыл глаза, а она мягко и плотно прижала подушечки больших пальцев к моим глазницам — наверно, пыталась установить наличие мозгов позади моих глазных яблок.

— У тебя очень красивые глаза, — сказала она.

Её пальцы скользнули по крыльям моего носа и начали странствовать по краю ноздрей — вот это уже, скажу я вам, показалось мне, пожалуй, чересчур фамильярным. Но прежде чем я успел высказаться на этот счёт, пальцы Лекси провели по моим губам. Щекотно. Хорошо, что она не видит, как я залился краской; но вот интересно — она может ощущать прихлынувший к моим щекам жар?

— Ну что, всё увидела?

— Почти.

И вдруг — Господом клянусь, не вру! — она деликатно раздвинула мои губы кончиками пальцев и принялась водить ими туда-сюда по моим зубам.

— Кавефса, щебе дощтатофно, — проговорил я.

— Хм-м, — протянула она, игнорируя моё замечание. — Ты носишь брекеты!

Чем дальше, тем хуже. В этот момент мне захотелось быть где угодно, только не здесь. И тут она вдруг сказала:

— Мне нравится, когда носят брекеты. Они придают личности изюминку.

Итак, девичьи пальцы исследуют изюминки моих зубных брекетов. И как, скажите на милость, к этому относиться? Мы теперь что — вроде как парочка, что ли? Может, засовывание пальцев в чужой рот у слепых то же самое, что у зрячих… ну, вы знаете… первая база? Или это совсем другая игра, правил которой я не знаю? Какой-нибудь там крикет. Я однажды видел матч, но ничего не понял. Ну и вот, стою с пальцами этой девчонки на моих зубах, чтó, как я полагаю, таки является первой базой в крикетном матче, и раздумываю: а что будет, если ей вздумается провести более глубокие исследования моих изюминок?

Но тут она убрала руки. Я вздохнул с глубочайшим облегчением.

— Ну так как, — спросил я. — Тебе понравилось, что ты увидела?

Она улыбнулась.

— Угу. Да, мне понравилось.

А не настала ли теперь моя очередь для исследований? Но я постеснялся спрашивать.

— Привет, Энси!

Я подскочил. Шва застал меня врасплох. Интересно, как долго он торчит здесь и что видел?

— Тьфу ты! Вечно подбираешься, как вор!

— А я всё раздумывала, когда же ты его заметишь, — сказала Лекси.

Я вихрем развернулся к ней.

— Ты знала, что он здесь?!

— Конечно. Я слышала его дыхание. Как он тебя назвал?

— Никак, это просто кличка[23].

— Она видела меня! — обрадовался Шва. — Подумать только! Она видела меня!

— Не видела она тебя, она слепая!

— Но она знала, что я здесь! — Шва переполнял восторг. — Эй, Энси, может, мы проведём ещё ряд экспериментов, с участием Лекси на этот раз? Удостоверимся — может, у неё иммунитет к «эффекту Шва»? Кто знает, а вдруг это наследственное? Потому что её дед тоже, как правило, замечает меня.

Лекси заулыбалась.

— Энси? Он назвал тебя Энси?

Я вскинул ладони вверх. Поговорка «третий — лишний» подходила к данной ситуации как нельзя лучше; а у меня возникло чувство, будто тут уже не третий, а целая очередь лишних — наподобие цифр после запятой в числе π.

— Шва, а тебе собак прогуливать не надо?

— У меня целый день впереди.

— Ты не собираешься нас познакомить? — поинтересовалась Лекси.

Я вздохнул, сдаваясь.

— Лекси, это Шва. Шва, это Лекси.

— Кельвин, — сказал он. — Очень приятно.

В этот момент Благоразумие и Зависть начали потихоньку беситься со скуки. Мы отправились домой, и я отвёл их наверх один. Вернувшись на улицу, я обнаружил, что Лекси ощупывает лицо Шва.

— Эй! — завопил я и кинулся к ним бегом.

— Я хотел, чтобы Лекси увидела меня, — сказал Шва, — так же, как она видела тебя.

— А с чего ты взял, что ей хочется тебя видеть?

Лекси, наморщив брови, продолжала ощупывать кончиками пальцев физиономию Шва.

— Хм-м… это интересно.

— Что? — встрепенулся Шва. — Что там?

— Н-не знаю. Это как… Я словно не могу получить ясное представление. Твоё лицо как будто…

— Невидимое? — предположил я.

— Нет, — ответила Лекси, подыскивая верное слово. Лицо Шва она ощупывала куда тщательнее, чем моё. И хотя она прикоснулась и к его губам, в зубы ему она не полезла. Если бы она это сделала, меня бы хватил удар, хотя и не могу в точности сказать, почему.

— У него лицо какое-то… чистое, без примесей, — сказала она. — Словно сливочное мороженое.

Рот Шва разъехался в улыбке.

— Да ну? У меня лицо как мороженое?

— Как сливочное мороженое, — напомнил я. — Оно безвкусное.

— Ничего подобного, — возразила Лекси. — Вкус есть, только очень тонкий.

— Никто не любит сливочное мороженое без наполнителей! — сказал я.

— Вообще-то, это моё любимое, — сказала Лекси.

Шва, с лица которого не сходила счастливая улыбка, бросил на меня ликующий взгляд. Фу, пакость.

А теперь давайте кое-что проясним. Я только-только познакомился с Лекси, и она, в общем, не мой тип. Мы слишком разные. В смысле я итальянец, а она слепая. Но видеть, как её пальцы скользят по мордуленции Шва… Не знаю… Со мной сделалось что-то непонятное.

Мы с Лекси пошли на ланч в ресторан Кроули. Омар за счёт заведения. Шва, как и следовало ожидать, материализовался около стола и попытался влезть в нашу компанию, но я был настороже: быстренько привёл ему двух очередных собак на выгул. Как только я сунул поводки в руку Шва, метрдотеля накрыла истерика; он начал вопить об антисанитарии и инструкциях службы охраны здоровья, после чего живо выгнал Шва с его питомцами через чёрный ход.

— Друг у тебя прикольный, — сказала Лекси, когда Шва ушёл.

— Угу, — буркнул я. — Скорее приблажный.

И тут же почувствовал весьма неприятный укол вины за то, что, по сути, предаю Шва.

Лекси тонко улыбнулась, и на мгновение я забыл, что она слепа, потому что на самом деле эта девочка видела всё.