Здесь было лето

Глава четвертая

Ребята заждались.

Толик, от нечего делать, регулировал велосипедное сиденье. Серега щелкал семечки. А Артем носился с дядиной видеокамерой.

Едва завидев Вовку, Артем бросился наперерез, с радостными воплями:

— Внимание! Снимаю! Улыбочку, глубокоуважаемый граф!.. Ого, вот это у тебя и велик!

— Ограбил кого-то? — поинтересовался Толик.

Ребята облепили велосипед, принялись его щупать, трогать и дергать. Вовка выдохнул: "Вы не поверите", а потом рассказал все, что с ним произошло. И про столкновение, и про велосипед, и про Лизку, и про то, что у нее папа — киноактер.

— Круто! — Артем ткнул глазком камеры в Вовкин подбородок. — А где он снимался? Как звать? Я его наверняка знаю, если он знаменитый!

Вовка пожал плечами:

— Я не спрашивал как-то…

— И даже фамилией не интересовался? Ты же с Лизкой половину прошлого лета пропадал где-то…

— Не интересовался. Да я только что узнал про папу-то.

— Эх, ты. Вовка, вечно весь кайф испортишь! Не буду тебя снимать. Пойду велик сниму. — Артем принялся внимательно водить камерой вокруг велосипеда. — Дорогой, наверное!

— Так и вы с ней снова дружите? — спросил Толик.

— Нет. Не знаю. Пока велик не отдам, вроде бы дружим, а там видно будет.

— Странные вы. — констатировал Толик. У него-то в отношениях с девочками наверняка было все предельно ясно. Потом он вернулся к своему велосипеду. — Может быть, тогда поедем? А то обед скоро, а мы еще даже не в лесу.

— Компас-то включил? — Серега высыпал остатки семечек в карман джинсов и оседлал своего железного коня.

— Еще как!

Артем заторопился, пробормотал: "Потом сниму" и побежал к своему велосипеду.

— Вовка! Представляешь! Я сам научился снимать, без твоей помощи! — закричал он. — Тут все просто оказалось. Пара кнопок, увеличивалка, уменьшалка и, главное, за фокусом следить! В общем, я теперь у вас главный оператор. Толик — Командир, а я — Оператор!

— А я тогда кто? — спросил Вовка.

— А ты у нас специалист по актерам, но пока еще заочно. Вот узнаешь фамилию Лизкиного папы, станешь настоящим!

— Ну, пусть будет так, — согласился Вовка.

— Едем? — не унимался Толик. — Ребят, имейте совесть, не успеваем никуда!

Спустя всего пару минут друзья уже въезжали на опушку леса. Вовка старался не думать о Лизке, и свежий ветер, дорога, предчувствие приключений успешно вытесняли лишние мысли из головы. Но иногда, нет-нет, а и проскальзывало что-то, вызывая в душе удивительные эмоции. Впрочем, едва углубились в лес, и стало совсем не до Лизки. В лесу всегда было интересно и чуть-чуть страшновато. Артем вытащил камеру и старался снимать одной рукой поездку, а другой лавировать между деревьев, по кривой тропинке, да еще чтобы не задеть макушкой случайную ветку.

— Вот кино будет! — вопил он радостно. — Я всех Спилбергов за пояс заткну! Гриб, товарищи, я заснял гриб!

Доехали до того места, где на велосипедах уже не проедешь, и пошли пешком. Толик не отрывал взгляда от компаса, Серега снова принялся за семечки. Вовка взял у него немного и пошел рядышком, а Артем бегал вокруг и все снимал, снимал, снимал. Интересно, надолго у него там памяти и зарядки? До землянки-то хватит?

Оказалось, что хватило. Землянка поджидала на том же месте, в том же состоянии — тихая, безлюдная, вглядывающаяся в лесную чащу единственным окошком-глазом, будто поджидала со вчерашнего дня своих новых друзей.

Вовка вмиг вспомнил странные ощущения, которые испытал перед самым уходом. Будто землянка вздохнула… или что там еще могло быть?.. Ребята тоже молчали, даже Артем перестал суетиться.

— Страшновато? — подытожил Серега.

— Ну, что там может быть страшного? — Толик сделал первые шаги к землянке. — Это же теперь наша землянка, наше тайное место. Кто его здесь найдет, кроме нас?

— И то верно! — подхватил Артем, включил камеру и добавил. — Ты лезь внутрь первым, а я буду снимать. Если тебя съест какой-нибудь оборотень или вампир, то я убегу и обещаю показать видео твоим родителям.

— Утешил! — рассмеялся Толик, но полез, впрочем, первый.

За ним забрался Серега, потом и Вовка. Последним спустился Артем, продолжающий снимать.

В землянке ничего не изменилось. Да и что могло здесь произойти? Только запах сделался немного другой. Если вчера пахло сыростью, паутиной, плесенью и пустотой, то сейчас — присутствием людей, насыщенностью. А атмосфера осталась, ощущение забытого и заброшенного, к которому внезапно удалось прикоснуться.

Подумать только, много лет назад здесь жили люди, жгли свечи, готовили еду, спали, о чем-то разговаривали, может быть — умирали. Многие уходили отсюда, чтобы уже никогда не вернуться, другие уходили, воевали, потом возвращались. Как они могли пережить это? Как они справлялись с войной?

Война для Вовки была чем-то очень далеким, сотканным из рассказов бабушки, черно-белых фотографий, каких-то фильмов по телевизору, которые показывали только по праздникам, как раз тогда, когда у Вовки были каникулы и он почти все время проводил на улице. Здесь, в станице, у бабушки на стене висел портрет человека в форме, с множеством медалей на груди — это был Вовкин прадедушка, герой войны, защищавший не только станицу со своими родственниками, но и далекие страны. Бабушка часто рассказывала Вовке о подвигах своего отца, но Вовка слушал не очень внимательно, хотя где-то в душе теплилась гордость, что у него есть такой вот знаменитый родственник.

А сейчас, в землянке, Вовка вдруг подумал, что люди, как его прадед, часть своей жизни провели под землей, читали в свете свечи, питались ягодами и тем, что удастся найти в лесу, а ведь просто так погулять они не могли, на велосипедах не покататься — всюду фашисты, всюду война. И если бы они там бегали и кричали, как Артем, то давно бы уже умерли, и даже некому было бы их похоронить… Как-то не весело это все было, а, наоборот, очень и очень грустно.

— Мне света не хватает! — вопил Артем, вертляво суетясь в центре землянки. — Серега, ты обещал новые свечи взять! Взял?

Серега деловито выудил из карманов крохотные кругляши ароматизированных свечей и коробок спичек.

— Это что, свечи? — удивился Артем. — Недоразумение какое-то. Где ты их нашел?

— У бабушки. Ей кто-то подарил на праздники, а она не пользуется, говорит, странно пахнут.

— Да уж, неудивительно. — Артем нацелил камеру на Серегу. — Ты зажигай, а я буду процесс снимать! Станешь знаменитым, как Лизкин папа!

Серега принялся зажигать свечи и расставлять их по периметру землянки. Старые огарки и не догоревшие, пыльные свечи Серега уважительно отставлял в сторону.

Вовка сел на одну из влажных деревянных лавочек. Постепенно землянка наполнилась дрожащим светом и густым смешанным ароматом. Вкралось ощущение, будто на улице уже ночь, и только здесь, внутри, еще теплится бодрая жизнь. Портил впечатление яркий свет сквозь протертое окно. Вовка хотел прикрыть его чем-нибудь, но Артем тотчас завопил:

— Нет, не надо! Мне свет нужен! Оператору нужен свет!

Тогда Вовка вернулся обратно, на лавочку. Толик бродил вдоль стен, осматривал.

— Можно будет сюда принести котелок, натаскать дров, и приготовить какую-нибудь еду! Как партизаны делали! — сказал он, — Похлебку из грибов, например. Представляете, как здорово.

— А можно как-нибудь остаться здесь переночевать — произнес Серега, захлебываясь невероятной храбростью.

— Ага. И на утро нас всех поубивают бабушки. — отозвался Вовка. — Не знаю, как ваши, но моя меня точно убьет.

— Ну, выпорет немного, подумаешь. — хмыкнул Артем. — С кем не бывает? Зато, какие воспоминания! Это тебе не шрам на руке от стекла!

— Тоже верно. — во время разговора Вовка водил пальцами по деревянной поверхности скамейки — и тут вдруг нащупал какие-то выемки, неглубокие, нагнулся посмотреть и присвистнул от удивления. — Ребята! Бегите сюда! Смотрите!

Серега подошел с зажженной свечей, рядом наклонился Толик; влез, пыхтя, Артем с камерой. На старой плоской деревяшке скамейки виднелись буквы — неглубокие, неровные, складывающиеся в короткие слова. Первую фразу Вовка прочитал вслух: "Здесь был Аркадий". Потом: "Лето. 43-го".

— Обалдеть! — присвистнул Артем. — Это они, настоящие партизаны! Я же говорил!

— А ты не верил?

— Я думал, может, лесники какие-нибудь. Или старшеклассники…

— Ага. Вырыли себе землянку, просто так, чтобы было где покурить после школы. — Толик рассмеялся. — Ну, Артем, ты даешь.

— Смотрите. Тут еще написано!

Серега склонился со свечей ниже, разгоняя тени. Вырезанные слова дрожали, соскакивали, вились неровно, иногда обрывались и были совсем неразборчивыми. Вовка живо представил себе этого самого Аркадия, пожилого военного с сигареткой в зубах, который, поставив свечку рядышком, торопливо выскабливал букву за буквой. Может быть, знал, что никогда не вернется сюда, а, может, наоборот, надеялся, что вернется и потом прочитает написанное своим детям, внукам, правнукам…

"Сегодня вечером… бьемся за станицу… если что, похороните по-человечески… Моей супруге, Марии Анатольевне, пламенный привет…" дальше было что-то совсем неразборчивое. А на самом краю лавочки, тесным почерком, чтобы уместилось, кто-то другой подписал: крупно "ПОМНИМ".

— Кто-то побывал здесь после этого… Аркадия. — прошептал Толик.

Вовка разволновался. Он представил людей, которые бились за родную станицу, но погибли — почти все. Что-то в его детской душе не могло оставаться равнодушным. Так ведь не должно было быть. Почему они умирали, не имея права на обычную, человеческую жизнь?

— Как думаете, — шепнул Вовка. — Жена Аркадия знает, что он погиб здесь, в станице?

— Как же это теперь выяснить? Столько лет прошло. — Толик пожал плечами. — Вовка, не бери в голову. Совсем загрузился что ли?

— Да как-то грустно все это. Здесь люди умирали, а мы хотим ночевку устроить, котелок принести… Это как если бы на могиле шашлыки жарить.

Артем фыркнул:

— Скажешь тоже. Это разные вещи. Тут — землянка, а не могила. Тут люди жили, а не умирали.

— Интересно, его похоронили по-человечески?

— Вовка, не бери в голову. — повторил Толик. — Ты как маленький. Тут такое место крутое, не порти впечатлений.

— Хорошо, хорошо. — Вовка замахал руками. — Только я выскочу на пару минут, проветрюсь. А то, знаете, совсем загрузился.

На самом деле Вовке стало сильно не по себе. Он не знал, почему так подействовала надпись на скамейке, но чувствовал, что не может просто так взять и продолжить жить дальше. Будто перед ним внезапно выросла ступенька, и пока он не встанет на нее, не поднимется чуть выше, жизнь вокруг застынет. Может быть, дело было в фотографии прадеда, о котором любила вспоминать бабушка?

Вовка выбрался на улицу, сощурился от внезапного света, брызнувшего в глаза изумрудными каплями. От свежести воздуха, после ароматов свечей, запершило в горле и зачесалось в носу. Вовка чихнул, убрал руки в карманы и побрел вокруг землянки, распахивая носками кроссовок опавшие листья. Под ногами хрустело и всхлипывало. В голове бродили какие-то тяжелые, непонятные мысли. Казалось, что что-то делается не так, не правильно. Но что именно? В чем подвох?

Вовка обошел землянку справа — отсюда она казалась неприметным холмиком, поросшим травой и укутанным листьями. Зимой, в снегу, землянку наверняка не видно вовсе. Неподалеку лежала дряхлая коряга с высохшим боком. Из-под коряги тянулись бледные грибы на тонких ножках. Поганки! Вовка сбил их кроссовками, а сам сел на корягу и задумался.

Уйти, что ли? Вот так просто взять и уйти. Правда, без Толикиного компаса заблудиться можно в два счета. А потом и не найдут. Лес-то огромный. Но и возвращаться в землянку сейчас не хотелось…

Солнце припекало в спину. Лес вокруг тихо шумел, продолжая жить собственной жизнью. Вовка огляделся, заметил полянку с блеснувшими красным ягодами, побрел туда. На полянке россыпью росла дикая клубника, почти спелая, мелкая и, скорее всего, кислая. Вовка присел на корточки, попробовал несколько ягод, скривился. Точно — кислятина! Но именно из-за этой кислятины настроение его вдруг снова вернулось в нормальную колею. Вовка подумал, что было бы здорово насобирать много-много ягод и притащить друзьям. И там, в полумраке землянки, можно будет есть клубнику и рассказывать друг другу разные интересные истории. Ведь прав Артем, землянка — это не могила. Ничего плохого в том, что они будут туда наведываться, нет. Может быть даже ей, землянке, это понравится. А то стояла себе в одиночестве столько лет…

Вовка закинул в рот еще несколько ягод — кислота казалась уже привычной. Потом принялся собирать — сначала в руку, потом стащил футболку и, не слишком думая о чистоте, расстелил и стал складывать ягоды в нее. Так и ползал на корточках, собирал, пока не насобирал весомую горку и не остался доволен проделанной работой. Тогда Вовка выпрямился, упер руки в бока и потянулся, подставляя лицо солнцу. Сощурился, повертел головой от удовольствия… и вдруг увидел покосившийся могильный крест неподалеку. И рядом еще два таких же креста. Все три — деревянные, старые, низенькие, почти незаметные в траве. Если б Вовка не забрел вглубь лужайки с клубникой, то и не увидел бы.

Вовка сделал несколько шагов в сторону крестов. Отсюда можно было различить какие-то таблички, приколоченные на крестовине. Но тут Вовка испугался. По-настоящему. Развернувшись, он бросился бегом к землянке, едва не сбил собранную горку ягод, поскользнулся, упал, поднялся, снова побежал. Склонился над входом в землянку и закричал, что есть мочи:

— Ребята! На помощь! Ребята!

Судя по всему, стоило Артему взять в руки камеру, как море стало по колено. По-крайней мере, он первый пошел к крестам, приговаривая:

— Вот это круто! Это вам не землянка какая-нибудь! Да я такой фильм ща забабахаю, что закачаетесь!

— И не боится ведь. — пробормотал Серега. — Я бы первым никогда в жизни не пошел.

Они стояли на краю поляны, около Вовкиной футболки с ягодами. Толик размышлял, настраивая координаты по компасу. Серега и Вовка наблюдали за Артемом.

Тот приблизился к первому кресту, обернулся, крикнул:

— Могила! Самая настоящая! Только очень сильно заросла. И еще две могилы! Ужас! А чего вы не подходите? Тут же ничего страшного! Ну, подумаешь, людей в лесу похоронили!

— А что там за таблички на крестах? — спросил Вовка. Идти ему было страшновато, а отмалчиваться — неловко. Все-таки, это он могилы обнаружил, а не кто-то другой.

— Сейчас. — Артем склонился над первой табличкой. — Заржавело все, не разобрать… вроде имя — Саша или Леша… и год смерти — 1943! Это военные из землянки! Да не бойтесь, идите сюда!

Вовка потоптался нерешительно и все же пошел. За ним — Серега. Толик так и остался стоять, колдуя над компасом.

Артем шутливо перевел камеру на приближающихся друзей, произнес:

— Вот мы видим отважных путешественников, которые, невзирая на трудности, пробрались в глухую лесную чащу и обнаружили древние захоронения наших предков.

— Кончай придуриваться! — отмахнулся Серега.

Подойдя ближе, Вовка разглядел три заброшенные могилы, а вернее то, что от них осталось. Холмов почти не было видно, над ними усердно поработало время, дожди, трава и всевозможная живность. Кресты обвивал плющ, подтачивали насекомые. Со всех сторон обступила колючая крапива.

Чудо, что эти могилы вообще кто-то здесь нашел.

Серега присел на корточки около первого креста, попробовал соскоблить ногтем ржавчину с косой металлической пластины. Крест жалобно затрещал, готовый вот-вот упасть.

— Не разобрать… — сокрушался Артем, суя камеру везде, где только можно. — То ли Леша, то ли Саша…

— Погоди ты, не суйся… — Серега вытащил из кармана тонкий перочинный ножичек, и, придерживая одной рукой крест, второй рукой стал осторожно соскабливать ржавчину.

Вовка затаил дыхание. Под ржавчиной различались едва заметные, полустертые буквы.

— Саша Чижек… — прочитал Артем. — Восемнадцати лет. Погиб 12 апреля 1943 года. Помним… любим…. Ужас.

— Восемнадцать лет! — пробормотал Вовка. — Это же так мало.

А Серега, тем временем, подошел ко второму кресту и повторил операцию. Но на табличке был какой-то нарост, который никак не желал соскабливаться, а когда, наконец, отвалился, обнажились мелкие белые червяки, извивающиеся на солнце, но никаких надписей не сохранилось. Разве что рваные линии, бывшие когда-то буквами.

На табличке третьего креста даже без соскабливания было видно четкое имя: "Аркадий". И дата смерти: "12 апреля 1943 года".

— Похоронили по человечески. — произнес Серега, озвучив Вовкину мысль.

Вовке снова сделалось сильно не по себе.

— Ребята, что делать-то будем? — спросил он. — Это уже не игрушки. Тут люди похоронены.

— Надо рассказать. — подошел Толик. — Я забил координаты в маршрут. Если мы покажем милиции, например, может быть найдут их родственников или близких людей. Я по телевизору смотрел передачу, где находили могилы неизвестных солдат, потом узнавали их личности и передавали родственникам, чтобы те их похоронили. Давайте так и сделаем.

— Давайте. — согласился Артем раньше остальных. — Только не сегодня, а? Хотя бы завтра, или, еще лучше, послезавтра. С могилами ничего не случится, а я фильм успею снять!

— Ты совсем сбрендил? — вспыхнул Серега.

— Ну, ребят! Я серьезно! Дядька камеру заберет, и все, я больше не режиссер. А тут успею снять, потом дома смонтирую и выложу в Интернет. Представляете, как круто будет — кино о том, как мы нашли могилы неизвестных солдат!

— Мы же вчера об этом говорили! — вмешался Толик. — Надо рассказать, однозначно. Хочешь славы? Так про тебя и напишут в газете. Будешь героем, самым настоящим.

— Я не хочу в газете. Я хочу в кино и в Интернете! Газета, это же прошлый век! — Артем умоляюще выпучил глаза. — Ребят, ну это же не сложно! Всего один день, а?

Все трое переглянулись. Вовка обреченно мотнул головой:

— Ну, пусть снимет. Правда, одним днем больше, одним меньше… целое лето впереди.

— И что ты собрался снимать? — поинтересовался Толик.

— Я сегодня вечером набросаю сценарий. Это будет документальный фильм! Просто закачаетесь, ребята!

От веселого энтузиазма Артема к остальным тоже вернулось хорошее настроение. Решив отложить все до послезавтра, ребята пошли обратно к землянке.

— О, кто-то клубники насобирал! — оживился Серега.

Вовкина майка насквозь пропиталась густым клубничным соком. Предчувствуя, что от бабушки влетит по первое число, Вовка решил заглушить тяжелые мысли поеданием кислятины. Вчетвером они уселись на сухую корягу и быстро уплели всю клубнику. А потом пошли собирать еще. И еще. Пока не наелись ею до такой степени, что стало совсем плохо. Разморенные на солнышке, ребята растянулись на траве

— Спать хочется. — протянул Артем и почти мгновенно засопел.

Вовка тоже закрыл глаза и задремал. Ему приснилось, как он едет на велосипеде по бесконечной клубничной поляне. Спелые ягоды лопаются под колесами, и сок брызгами разлетается в стороны. А потом откуда-то появляется Лизка, с книжкой и зонтиком — и Вовка едва не врезается в нее, но вовремя успевает свернуть. Зато теперь на его пути вырастает большой деревянный крест, без таблички, но с какими-то словами, вырезанными вдоль — и Вовка понимает, что эти слова вырезал Серега своим перочинным ножиком. Вовка тормозит, падает, сдирает в кровь ладони, кувыркается в холодной и мокрой траве, а клубника вокруг продолжает лопаться и лопаться — и тугие капли падают Вовке на лицо…

Когда он проснулся, над головой громыхали низкие сизые тучи. Как это часто бывает летом, с горизонта незаметно подкралась непогода, сожрала солнце и решила устроить ливень. Теплый ветер то играл слабо с волосами, то вдруг вспыхивал злобой и так и хотел поднять Вовку над землей и закружить.

— Ну, ты соня! — оказалось, что друзья уже на ногах.

Вовка заморгал, протер глаза кулаками. С неба на щеку упала крупная теплая капля.

— Бежим, пока не грохнуло со всей силы! — это Толик пытался перекричать шум встревоженного леса. Ветер подхватывал Толикины слова и уносил их в небо.

Друзья побежали, мимо землянки, к велосипедам. Толик указывал путь. Ветреный и потемневший лес уже не казался таким дружелюбным, как раньше.

Еще несколько капель упали на обнаженную спину — тут Вовка вспомнил, что забыл майку. Теперь от бабушки непременно попадет.

Через несколько минут они подбежали к велосипедам, оседлали и ринулись сквозь лес и непогоду к станице. Представить было страшно, что будет, если Толик внезапно потеряет свой компас… Над головой грохотало, тряслось, ухало. Еще мгновение — и начнется ливень. Несколько раз сверкали молнии, оглушительно трещал гром.

Едва ребята вынырнули из леса, как вода упала с неба сплошной стеной. Будто кто-то там, наверху, набрал полное ведро воды, а потом выплеснул его людям на головы.

Вовка несся по мокрому асфальту, не видя дороги. Где-то сбоку звонко смеялся Артем, а Серега кричал: "Смотрите, как я умею!" и рассекал надвое подвернувшуюся лужу.

Они заехали в центр и там, спрятавшись под металлическим козырьком овощного магазина, дружно стучали зубами от холода.

— Вот это приключения! — говорил Артем восхищенно. — Вот это я понимаю! Где вы в своей Москве или Мурманске такое увидите, а?

И с ним оставалось только соглашаться.

Потом Вовка поехал домой и там, закутавшись в одеяло, пил горячий чай и смотрел телевизор. Дождь за окном не стихал до самого вечера. Когда стемнело, капли перестали бешено стучать в окно, на улице тихо всхлипывала затихающая непогода.

И уже ночью Вовка долго не мог уснуть. В его голове роилось так много мыслей, будто это были муравьи, нашедшие себе новый муравейник. Муравьи копошились, обустраивались, суетились и, вроде бы, не собирались успокаиваться. А когда Вовка все же уснул, то спал беспокойно, ворочался и что-то бормотал во сне. Чуткая бабушка подходила среди ночи, клала холодную ладонь на лоб, взволнованно причитала и уходила обратно в свою комнату.

Наутро у Вовки поднялась температура.