Зелёный туман

ВЕЧЕР ШЕСТОЙ

И на этот раз я намеренно зарядил все свои донки оставшимися живцами, чтобы не отвлекаться по пустякам. Владимир Сергеевич, в свою очередь, поставил свои и, как обычно, подсев поближе, продолжил свою историю.

– Девушка постучала в дверь своей квартиры (это была коммуналка). Долго никто не открывал. Наконец щёлкнул замок, и древняя старушка, высунув голову, спросила:

– Кого вам?

– Прасковья Ивановна дома? – запинаясь и страшно бледнея, спросила Галина.

Старушка присвистнула:

– Эк хватила, девушка! Семь лет как отсюда переехала.

– Куда? – Галину аж трясло.

– В Печатники, в новостройки. А вам что?

– А Света… с ней?

– Светка замуж вышла, двадцать лет уже. То ли на Песчаной у мужа прописана.

– А адрес у ма… у Прасковьи Ивановны какой?

– Не помню, дочка. Паша приезжала раньше, пока не разболелась совсем – с ногами у неё что-то. Говорила, хорошо всё в новостройках, адрес оставляла, но я то ли сослепу потеряла бумажку.

– А кто может адрес её знать?

– В ЖЭКе спроси, девушка, может, подскажут. Или в справочной. Да что ты всё спрашиваешь? Ты кто ей?

Старушке, несмотря на, видимо, природное добродушие, всё-таки такие расспросы на ночь глядя стали казаться подозрительными.

– Жила я здесь раньше, – отрешённо прошептала Галина.

Старушка так выразительно посмотрела на девушку, что я поспешил поблагодарить её и замять разговор. Хорошо, подумал, что в бараках-коммуналках наверняка нет телефона, а то бы "скорая" уже ехала.

Мы вышли на улицу. Я отвёл девушку подальше от её прежнего дома. Сели на скамейку. Я закурил.

– Идём в ЖЭК! – вдруг вскочила Галина. – Идём!

– Какой ЖЭК? – Я был утомлён всей этой историей страшно. – Времени-то сколько. Завтра.

Галина посмотрела по сторонам – действительно, темень – и села рядом.

– Это Ксения Гавриловна, – прошептала она – и зарыдала.

– Какая Ксения Гавриловна?

– Соседка наша, – сквозь слёзы прошептала Галина. – Она меня не узнала. – Девушка всхлипнула и вдруг попросила: – Дайте закурить!

Вот это дело! Хоть что-то в этот сумасшедший день человеческое.

Пока девушка не столько курила, сколько кашляла, я принял решение.

– Галина, – спросил я, – как по батюшке?

– Николаевна.

– Галина Николаевна, я – учитель, я вам помогу. Сегодня переночуете у меня – места хватит, а завтра я найду вашу маму и сестру по городской справочной. Как их, Прасковья Ивановна и Светлана Николаевна Соловьёвы?

– Да.

– Найдём! – И я как можно бодрее добавил: – Ну что, поехали?

– Угу.

Конечно, подвергать девушку такому шоку, как поездка на метро, я не решился, пришлось ловить такси. Поймал, к счастью, быстро. Пожилой усач поворчал, покосившись на растрёпанную девушку в грязной кофте, но промолчал.

Галина сидела в машине на удивление спокойно – спасибо тебе, ночь! – только время от времени потирала виски руками.

– Что, по парку гуляли? – спросил наконец таксист.

– Да, с племянницей. Поскользнулась вот.

– Бывает, – добродушно прогудел старикан. – До ручья, который из оврага течёт, дошли?

– Ага.

– А в самом овраге были?

– Посмотрели.

– Старики говорят, гиблое место, – задумчиво произнёс таксист, – особенно когда зелёный туман.

Я прикусил язык и замолчал, таксист тоже не стал углубляться в тему, а что касается девушки – ей было ни до меня, ни до таксиста, ни до какого-то там зелёного тумана…

Выпив горячего чая с печеньем, Галина окончательно успокоилась, по крайней мере, в обморок падать больше не собиралась. Я взялся приготовить ужин, а девушке предложил принять душ. Ничего нового для неё здесь не было, только пришлось объяснять, что такое шампунь.

Вышедшая из ванны в халате (его я специально для женщин держал), девушка выглядела великолепно: бледное узкое лицо с широким лбом, тёмные волосы. Красавица! А главное – в светлых серых глазах уже читались и мысли, и чувства, и понимание происходящего. И тут меня отпустило: я наконец понял, что с ней всё будет хорошо, но также понял, что до этого "хорошо" ещё было много, много дел.

За ужином я, подумав, налил девушке десертного вина – для окончательного успокоения. Сам выпил водки и попросил её рассказать о себе.

Галина задумчиво посмотрела на настенный календарь-плакат с подмосковными берёзками и, вздохнув, начала:

– Я родилась 18 августа 1921 года. Папа работал переводчиком с немецкого в издательстве иностранной литературы, мама – учительницей русского языка в школе. Света, моя младшая сестра, родилась в апреле 1926. В 38-м году я поступила в педагогический институт иностранных языков, на факультет немецкого, – папа настоял, с детства нас с сестрой гонял по немецкому, говорил, что со знанием языка без куска хлеба не останешься. Когда началась война, я как раз сдала сессию, отдыхала на каникулах. Светка же уехала в Ярославскую область, к бабушке.

Папа, как война началась, сразу пошёл в военкомат, требовал отправить его в действующую армию переводчиком и уже в июле своего добился – ушёл на фронт.

Галина посмотрела на меня и тихо спросила:

– Вы сказали, война закончилась. Когда? Мы победили?

– Да, – ответил я, – победили, дошли до Берлина и даже дальше – до Эльбы. 9 мая 1945 года Германия капитулировала, а ещё раньше, 30 апреля, Гитлер застрелился.

– Так долго воевали, – прошептала девушка, – так долго…

– Да, тяжеловато пришлось, но я дам тебе потом о войне почитать, сам расскажу что знаю, а ты пока скажи: как тебя занесло в этот чёртов овраг?

Девушка потёрла лоб и продолжила:

– Москву бомбили часто, почти каждый день, но немцы летали с запада, и на нас до сегодняшнего дня ни одна бомба не упала. А сегодня, – девушка сдавила голову руками и ещё раз прошептала: – Сегодня я пошла посмотреть на тренировку новобранцев, интересно ведь: винтовки, штыковые удары; они постоянно возле речки тренировались. И Витька с ними был.

– Парень твой?

– Ага.

– И вот шла я через лес – и вдруг взрыв страшный, земля полетела, листья с деревьев посыпались. Ну, я поняла, что бомбят, – и бегом в овраг. У меня аж зелено в глазах от страха стало, как в тумане бежала. Споткнулась и упала. Встаю на ноги – а кругом тишина. И голова болит, мысли странные в голову лезут, как бы сами с собой разговаривают. Потом вас увидела. А дальше вы знаете.

– Ясно, – сказал я. – Ну ладно, хватит на сегодня, устала, наверное. Посиди пока, выпей ещё вина, а я пока кровать разберу.

– Ага, – тихо сказала девушка и послушно налила себе ещё рюмку.

Я постелил девушке на кровати, себе разложил раскладушку; вернулся на кухню. Галина стояла возле окна и смотрела в ночную тьму с вырезанными в ней жёлтыми кругами света от фонарей.

– Иди, Галина, ложись спать. Утро вечера мудренее.

– Ага.

– А я пока подумаю, что для тебя можно сделать.

– Хорошо. Спасибо. – И, поправив руками ещё мокрые волосы, девушка ушла спать.

Видимо, заснула она как убитая – без ворочаний и всхлипываний. Нормуль! А я ещё долго сидел на кухне, пил водку и курил, размышляя обо всей этой ситуации.

Странно, что немецкие самолёты занесло – да ещё днём – на юг от Москвы: летели они, действительно, обычно с запада, по Москва-реке. Ну, это не так уж невероятно: возможно, наши истребители заставили-таки свернуть их с курса, и немцы, освобождаясь от бомб, сбросили их куда попало. Такое бывало. Блин! Возможно, первые и последние несколько бомб, упавшие в район парка Коломенское, заодно и перенесли девушку в будущее. Н-да…

Теперь дальше. Понятно, что КГБ заинтересуется моей странной гостьей не завтра, так послезавтра. Как отмазать её от допросов, психиатров и прочих прелестей, которые я сам прошёл на Лубянке? Полностью, конечно, не получится, но можно попросить Бориса Витальевича как-то смягчить процедуры. Но не завтра, завтра пускай Галина отдохнёт, а в субботу, после уроков, сам созвонюсь с майором. Больше ничего путного в голову не приходило, и наконец, отложив дальнейшие размышления на утро, я тоже отправился спать.

Остановившись возле её кровати, я при тусклом свете торшера долго смотрел на красивое лицо спящей девушки. Странно: она во сне улыбалась. Чему?

Галина проснулась раньше меня, и когда меня наконец поднял звон будильника, сидела уже одетая на заправленной кровати, рассматривая географический атлас Советского Союза. Ну что ж, замечательно, пусть узнаёт, в какой стране теперь живёт.

Книг, вообще, у меня было немного да и купить хорошую книгу в те времена – да вы сами знаете – было непросто. Но что-то было: редкие книги, купленные у спекулянтов на Кузнецком, "огоньковские" брошюры поэтов да подшивки журнала "Юность" – единственное, что я выписывал. Да несколько газет, которые я покупал только ради телепрограммы.

Мы быстро позавтракали (готовя холостяцкую яичницу, я заодно показал девушке, что у меня где и как чем пользоваться). Потом позвонил в школу, наплёл с три короба о приехавшей из провинции родственнице, которая дорогой разболелась и с которой надо посидеть. В общем, взял день за свой счёт. Директриса благодушно разрешила, видимо, ещё помня о летнем ремонте, который я провёл в школе. Показал Галине, как пользоваться проигрывателем (пластинки у меня были в основном классика – хоть что-то неизменное в изменяющемся мире), объяснил, чем он отличается от патефона. Хотел было научить пользоваться катушечным магнитофоном и телевизором, но, подумав, что для начала и этого вполне достаточно, решил отложить обучение на вечер. Покопавшись, нашёл журналы "Юность" за 1967 год с повестью Бориса Васильева "А зори здесь тихие". "Вот, – сунул Галине, – почитай, тебе будет интересно". Положил на тумбочку возле кровати ещё и зелёный томик Есенина, который втридорога купил у спекулянта на Кузнецком, строго-настрого приказал не отвечать на звонки в дверь и по телефону, снял размер с Галиных ботинок и убежал, пообещав особо не задерживаться.

Галина всё время инструктажа молчала, ничего, кроме редких "да", "ага" и "поняла" я от неё не услышал, но чувствовал, что она буквально кожей впитывает атмосферу своего нового мира. Я понял, что с ней происходит нечто обратное тому, что происходило со мной: я-то страдал от пустоты, не заполненной ещё не существующей мыслесферой, а на неё наоборот – обрушился поток нового, включающий в себя всё то, что было старого. Наверное, ей было легче, чем мне, во всяком случае – интереснее.

Владимир Сергеевич замолчал и после долгой паузы продолжил.

– В общем, ничего о её родственниках я толком не узнал. В киоске справочного бюро (помните эти серые будки?) Прасковью Ивановну Соловьёву не нашли, Светлану Николаевну Соловьёву тоже. Впрочем, она-то наверняка сменила фамилию, выйдя замуж, а вот отсутствие в базе данных Прасковьи Ивановны говорило, скорее всего, только о том, что она умерла, ведь ей, должно быть, было уже за семьдесят. Был вариант, что справочная ошибается, но всё равно, делать было нечего: завтра-послезавтра надо было связываться с Борисом Витальевичем, пусть Галину помучают вопросами, но, по крайней мере, сестру её найдут.

Потом я пошёл в магазин, купил для девушки демисезонное пальто, благо денег после летних ремонтов было ещё много, и новые ботинки. С остальным решил подождать – пусть сама себе юбки-платья выберет и, тем более, бельё. Да, и в книжный зашёл – взял учебник по истории СССР для вузов. Книжка, конечно, дебильная, но хоть какая-то информация. В общем, к двум часам дня я уже был дома.

Известие о том, что её мама, скорее всего, умерла, Галина восприняла на удивление спокойно (думаю, она уже это знала), промолвила только: "Конечно, ей ведь уже семьдесят два. Должно было быть". Посмотрела обновки. К счастью, пальто подошло – глазомер меня не обманул, менять не придётся. Глядя в окно на прохожих, девушка уже поняла, в чём сейчас ходят. Вообще, понимала она больше, чем я ожидал. Поблагодарила. Вскоре выяснилось, что она уже приготовила обед. Пошла разогревать.

За обедом Галя вдруг спросила:

– Товарищ Сталин давно умер?

– 5 марта 1953 года, – ответил я и мысленно добавил: "А ровно через четыре года я во второй раз родился".

– Почему о нём так мало пишут в твоих журналах? Почему Сталинград сейчас Волгоград, Сталино – Донецк, а Молотов – Пермь? Они сделали что-то плохое? И почему такая глупость: любой город на Волге можно назвать Волгоградом, почему именно Сталинград? И почему Германий две? Какая из них наша и кто в другой?..

В общем, посыпались вопросы. Я мысленно поблагодарил себя за то, что догадался-таки купить учебник по истории. Опять же, вести тяжёлые разговоры по истории с девушкой из другого времени мне совсем не улыбалось.

– Знаешь что, – сказал я, – я тут учебник по истории СССР купил. Ты там прочитаешь, что происходило, пока тебя здесь не было (как будто я был – хех!). Сейчас статьи в журналах отмечу, какие нужно в первую очередь прочитать. А ты потом, если что, не стесняйся, задавай вопросы, ага?

Галина кивнула.

– Вот и лады, а у нас сейчас есть дела поважнее.

Снова кивок.

– В общем, ты совершила путешествие во времени и попала в будущее, на тридцать лет вперёд. "Машину времени" Герберта Уэллса читала?

– Ага.

– Отлично, тогда всё понимаешь. В общем, такое на самом деле бывает: люди иногда попадают в будущее, а иногда проваливаются в прошлое. Так бывает, только очень редко. Учёные до сих по не знают, почему это происходит, но такие явления для них не новость. Я тоже знаю человека, который уверяет, что попал из будущего в прошлое, то есть наоборот, чем ты. И я ему верю. А с тобой произошло ровно наоборот: из прошлого ты попала в будущее. В общем, ты сейчас в чужом времени без документов и без родственников. Кто из них жив, кто умер – непонятно. Но я знаю людей, которые точно найдут твою сестру, какую бы фамилию она после замужества не носила, и учёных, которые поверят твоему рассказу и не посадят в психушку.

– Ей уже сорок пять, – прошептала Галина.

– Сестре? Да. Но главное для тебя – устроиться в этом мире, паспорт получить, жильё, может быть. Согласна?

– Да, – всё так же тихо сказала девушка, – я на работу устроюсь и все деньги вам отдам.

– Да, – отмахнулся я, – это потом, денег у меня много. Главное – есть люди, которые тебе реально помогут. Завтра после работы я к ним поеду. А сейчас, хочешь – поговорим об истории, хочешь – телевизором и магнитофоном научу пользоваться, а хочешь – в магазин пойдём, одежду тебе закупим, бельё и всё такое.

– Да, – смутилась девушка, – хорошо.

Но погулять нам в этот вечер не удалось: зазвонил телефон.

– Владимир Сергеевич? – раздался в трубке голос моего куратора. – Вы уже пришли с работы? Хорошо. У нас к вам есть срочное дело, машина выехала.

В общем, я только успел объяснить Галине, как пользоваться электрическим утюгом и стиральным порошком (она захотела постирать своё старое платье), как за мной приехали.

Вызывали меня из отдела прогнозирования, в общем, неважно зачем: так, какие-то проблемы с девальвацией доллара. Где-то часа два беседовали, а потом я разыскал Бориса Витальевича и выложил майору всё про девушку из 1941 года. К моему удивлению, его реакция была неожиданной. Он мрачно закурил и пробормотал: "Опять этот чёртов овраг. Работает!"

Признаться, я был изумлён. Тут же вспомнил старика-таксиста и его причитания про зелёный туман. А Борис Витальевич, докурив, прочитал мне небольшую лекцию.

В общем, овраг этот, по его словам, назывался Голосовым или Велесовым и являлся, по современному говоря, аномальной зоной: иногда в нём сгущался зелёный туман, и вошедшие в овраг люди переносились в будущее. Лет на тридцать-сорок-пятьдесят. Смутно помню какую-то историю про татар времён Бориса Годунова, попавших на много лет вперёд, про крестьян наполеоновских времён, спьяну угодивших не в своё время, и ещё что-то.

В общем, Бориса Витальевича я не удивил, но на всякий случай попросил не мучить девушку.

– Да всё понятно, – нетерпеливо отмахнулся майор, – шок, неадекватность. Не беспокойтесь: в понедельник положим её на недельку в вашу клинику, проверим, как положено, и будем думать об её легализации. Да что нового она может нам сообщить? Наоборот – для неё сейчас всё новое.

Я хотел спросить, а попадались ли раньше Борису Витальевичу люди из прошлого, раз он так уверенно про этот Велесов овраг говорит, но сдержался. И, наверное, правильно сделал: что мне надо знать от ГБ, я знал, а лишние вопросы, они потому и называются лишними, что могут много чего лишить.

– Надеюсь, – продолжал майор, – вы гарантируете, что она никуда до понедельника не денется?

Что можно было на это ответить? Только "конечно".

– Ну и отлично, – раздавил сигарету в пепельнице Борис Витальевич. – Всё. – И он встал, явно собираясь уходить.

– Она сестру и маму хочет найти, – напомнил я, – и отца, если он, конечно, живой.

– Да, конечно. – Майор снова сел. Я продиктовал, и он записал данные. – Ну, конечно, подготовьте её, что в понедельник её положат в больницу.

– Уже подготавливаю.

– Отлично. Я вам позвоню. Всё.

В общем, домой я добрался часам к одиннадцати ночи.

Галина уже спала, но проснулась на шум.

– Всё хорошо, – успокоил я, – всё просто отлично.

Галина прошептала: "Спасибо" и снова отправилась в лучший мир грёз, а я, поедая холодные котлеты, мучительно размышлял о переходах в прошлое, о переходах в будущее и обо всём этом странном мире, в котором самые невероятные случайности являются проявлением единственно возможной предопределённости.

На следующий день, в субботу, я, как и обещал, сводил Галину в магазин. Чтобы не смущать девушку, просто дал ей денег и отправил в трикотажный и бельевой отделы, посоветовав не экономить. В общем, закупились мы порядком, даже книжек взяли – "Путешествие на Кон-Тики" Хейердала, "Судьбу человека" Шолохова, ещё что-то про войну (война Галину почему-то особенно интересовала). Немного погуляли по парку. А дома, до самой ночи, я объяснял девушке, как пользоваться катушечным магнитофоном, коротковолновым радиоприёмником и телевизором. Она схватывала всё на лету. Самостоятельно поставила бобину с полузапрещённым Высоцким – и была им очарована. Уставшая, Галина заснула поздно ночью за зелёным томиком Есенина.

А на следующий день, после обеда, мы завалились в кино! Кинотеатр "Украина" помните? Вот в него, на "Кавказскую пленницу". И тут я впервые увидел, что Галя смеётся. И окончательно понял, что у неё, действительно, всё будет хорошо.

В общем, эти два дня получились насыщенным, возможно, даже слишком. Галина по полной загрузилась впечатлениями и всё спрашивала, спрашивала и спрашивала: про войну и Высоцкого, про поэтов и писателей, про Моргунова и Никулина… К вечеру я уже еле ворочал языком.

Заснула Галина поздно ночью, рыдая над "А зори здесь тихие" Бориса Васильева, а утром спокойно отправилась в больницу, взяв с собою несколько книг и журналов "Юность" с повестями, рассказами и статьями, которые я для неё отметил; взяла также и учебник по истории СССР.

Однако уже порядком темно. Вы не против продолжить беседу завтра?

Действительно, засиделись мы изрядно. Смотали удочки, попрощались, разошлись.

Дома я вынужден был признаться себе, что история Владимира Сергеевича интересует меня всё больше и больше и что я верю ему безоговорочно. На сон грядущий я попытался почитать что-то о парадоксах времени и дырах в пространстве, но на второй странице научно-популярной статьи сам провалился в чёрную дыру сна.