Глава 5

Возле дома в сыром воздухе различим щекотный дух поджаривающегося тушёного мяса. Стало быть, за недолгое время ййрова отсутствия людская молодь справилась с консервной жестянкой и даже осмелела взять сковороду а не просто разогреть тушёнку на краю плиты прямо в таре.

Взойти на крылечко, разуться, проникнуть в сени, чтоб не пропела под ногой ни одна доска. Тяжёлая дверь на кухню прилегает плотно, но не такая уж это серьёзная помеха для орчьихушей.

– Вообще-то ты не обязана, – гудит Кнабер.

– Хочешь сам у плиты постоять? – голос девчуры звучит улыбчато, озорно.

– Нет, я имею в виду…

– Сэм, а ты уверен, что тебе понравится, как он готовит?

– Ну, как орк машину починил, мне понравилось, почему же… Хотя ты права, зачем сразу рисковать.

Слышно деловитое шкрябанье, как раз такое, как получается, когда на гулкой сковороде деревянной лопаткой перемешивают поджарку.

Кнабер снова подаёт голос:

– Смотри, у него календарь шестилетней давности, до сих пор висит.

– Дней в любом году одинаково, – поясняет Ййр, шагая через порог.

Ййр знает о старинном договоре людей с дварфами: нет-нет да засунуть в какой-нибудь неблагой год денёк-лишень, «Кайсу Злопамятную», но по большому счёту, какая разница.

Рина едва не роняет лопатку, но вовремя спохватывается.

– С печью ладишь? – Ййр глядит одобрительно.

– Немножко… дома почти такая же была.

Да, дома была почти такая же, и дедушка Ибрагим всегда говорил, что человек должен уметь позаботиться о себе, о доме, о земле. По возможности – ещё и о тех, кто не может позаботиться о себе сам. И не важно, насколько много у этого человека денег. Дедушку нельзя было упрекнуть в скупости, но, к примеру, семья Сэма всегда жила гораздо роскошнее, хотя и состояние у них куда меньше. А вот дедушка предпочитал достойную и надёжную простоту…

«Вряд ли Сэм когда-либо готовил обед или менял колесо, – думает Рина, – но ведь это ничуть не делает Сэма хуже; его способности намного сильней и тоньше. Поэт светописи. Рыцарь красоты. Добрый друг. Всё ещё только друг, но и это тоже прекрасно».

Мысли начинают отдавать крепнущей горечью, но вместе с тем ничтожное одобрение подсобщика Ийра отчего-то отчётливо приятно. С печью она ладит, да. И, надо полагать, гораздо лучше, чем с ровесниками.

Пока Рина готовит, а Сэм, отвернувшись, копается в своём рюкзаке, бледноглазый не утруждает себя разговорами. Пьёт воду из бака в углу, зачерпнув её ковшиком – по упрямому подбородку скатываются несколько капель. Наскоро поправляет обмотку на ноге. Коротко велев «не шастать», уходит из дома прочь. Не по долгому времени возвращается с широкой корзиной. Из корзины торчит сныть, какие-то лопушки и нежно-зелёные хвойные веточки, остро пахнущие лесом. Ясно, козе тоже надо кушать. Пересекая с корзиной кухню, не-человек почему-то оставляет пучок травы на столе. И скрывается в «козьей» комнате.

Впрочем, со второго взгляда Рина опознаёт в «траве» пёрышки лука, пахучий анетум и ещё нечто, подозрительно напоминающее морковную ботву. Насчёт последнего она не совсем уверена, но свежая зелень к нехитрой трапезе будет в самую масть.

За обедом Ийр ест смехотворно мало, будто вовсе не голоден. Зато кудрявую «морковную ботву», на которую не польстились Рина и Сэм, прибирает почти всю.

– Вкусно, – говорит Ййр, не то про ботву, не то про результат Рининых кулинарных стараний. – Ужин за мной. Теперь вот что: царь-койка моя. Живите в дальней каморе. Там нормально. Доешьте – идём, одеяльников дам.

* * *

Бугайчик, едва не подавившись, кашляет, выхлёстывает залпом остатки чая и сообщает, что Ййр неправильно понял – они с Ариной конечно – но не настолько – чтобы жить в одной комнате.

Ох, горхаты, пошлите мешок терпежу и ещё пригоршню.

– Разберётесь, – отвечает орк. И повторяет ещё раз, медленно, чтобы дошло: – Царь-койка – моя. Живите в дальней.

Ибрагимова внучка вскидывает на Кнабера серые глаза, тут же опускает взгляд и маленечко скисает. Тот и не заметил даже.

«Ну что с вами делать. Глупее страфилевой холостёжи, маета одна. Никому от этого не хорошо…» Поэтому Ййр, коснувшись девчуриного плеча, добавляет мягче:

– Мина почти вылечилась. Завтра её на выпас пущу. Если так оно вам охота… ну, перетащите с утра один лежак, туда, за стенку. Делов-то.

– Думаю, так мы и сделаем. Спасибо, – скисшая было, она спокойно подбирает вилкой шматочек румяной поджарки. – Сэм, я почти уверена, что ты не ходишь во сне и не особенно храпишь, иначе твоя мама обязательно бы об этом упомянула, не так ли?

Эге, Кнабер от тех ли смирных слов так губы-то и поджал. Рина как ни в чём не бывало интересуется, чем хворала козочка.

– Шерстень под брюхо цапнул, – объясняет Ййр. – Чесалась… разодрала себе там копытищами, вот на дому лечил.

Рина подпирает щёку кулаком, слушает даже с интересом. Помогает Ййру ясными маленькими вопросами – орку легко и уютно ей отвечать. Шерстень – длинная муха с жалом, злая, жёлтая; вообще редкая напасть. Кусачей насекомой не так чтоб много; клещи бывают и разная лесная вошь. А комарьё с гнусом не любят здешнего ветра. Донимают только, если влезешь в самые низинные трущобы посерёд острова, а и нечего там делать. Лечил чёрным мылом да чистыми перевязками. То-то надо было следить, чтобы Мина не раздряпала тишком тряпочки. Когда бы не расчёс до живого мяса – помогли бы и луковица, и жёваная петруха. А то ласковая гвинора, трава-обнимка, ни кляпа здесь не растёт…

Во всё недолгое времечко наконец-то толкового разговора Кнабер ёрзает на своей табуретке и всё-таки улучает продых, чтоб вклиниться:

– Если кажется, что я или Рина согласимся жить в этом козлятнике…

Ййр только успевает ухом дёрнуть в его сторону, но Ибрагимова внучка тут же отвечает:

– Почему нет? Я ничуть не против, Сэм, правда. Там очень чистенько, а комната светлая и тёплая. И потом, какие у нас варианты?

– Ну хорошо, – бугайчик кладёт вилку в опустевшую алюминиевую посудину перед собою. – Про насекомых мы уже наслушались, про коз – тоже. А что насчёт страфилей?

Ох, человек. Ну и что именно ты хочешь услышать? Сам-то хоть знаешь?

Ййр, желая понять, смотрит Сэму в лицо – лицо гладкое, без отметин, только слабая сердитая складочка меж бровей да мелкий светлый пух по щекам, ха, вроде птенцового.

– А что – насчёт – страфилей? – уточняет орк.

Тот было сбивается с толку, но – молодец – довольно быстро подхватывается:

– Хотя бы… сколько их? Примерное число. Если отчёты Фонда последние шесть лет были фальшивыми, то…

Красиво или хоть бойко закруглить мысль у Кнабера не хватает запала, но это ничего, бывает.

– Много, – отвечает Ййр и кивает, будто сам себе. – Расплодились, саври крылатые. Хоть на материк беги.

Кнабер набирает побольше воздуху, небось огромадными словами хочет об чём-то высказаться, но тут раздаётся негромкий голос Аришки:

– Это замечательная новость. Дедушка Ибрагим был бы счастлив узнать, что страфилей стало много. Я бы очень хотела узнать поточнее, если это возможно.

– Живых семей – двадцать восемь. Три вдовы. Старикан Ю, но за этого не скажу. Его давно не видно. С самых первоцветок… Холостёжи чинарём две ватажки, примерно по дюжине. Может, меньше. А слётков и маляшек ихних считать – зря время терять.

Девчура сидит прямо, глаза будто шпаренные, взгляд уплыл во что-то невидимое. А улыбается…

– Ходжкин в своих ложных отчётах был не настолько смел. Ты слышишь, Сэм? Это потрясающе!

На мгновение Ййру чудится, что курносая девчура вот-вот выкинет какой-нибудь фортель – то ли обнимет орчару в охапочку, то ли влепит поцелуй, что есть духу. Что ж, если у неё и мелькнула такая блажь, то скороуспешно и миновала, слава шальным горхатам.

Комментарий к главе 5

* Примечание просто так. Анетум – ето наш родной огородный укроп, ботаническое его заглавие. «Морковная ботва» – не что иное, как морковная ботва; не зря я её в детстве жрал, когда никто не видит, в ней, как позже выяснилось, туча витаминов и пользительных элементов, и хотя гурманы рекомендуют её подавать к рыбным блюдам, думаю, что к жареной тушёнке с картохой она тоже великолепно пойдёт.

Луковый сок и жёваная петруха действительно периодически помогают от укусов некоторых миссикомых, но если у вас под рукой какой-нибудь супрастин, то наверное лучше он, чем огородные средства (хотя наверное кому как). А гвинора/обнимка – увы, трава, знакомая мне исключительно по Тисовушью.

Вот такая вот краткая ботаническая справка.

Загрузка...