Земля

Глава 6

Вторая половина дня наполнена бытовой вещественной жизнью и разного рода важными мелочами – обычными и неожиданными.

Именитая царь-койка, которую подсобщик не намерен никому уступать, оказывается низким престарелым диванчиком, притаившимся в дальнем углу большой кухни; рыжая обивка местами успела высветлеть до песчаного цвета, на спинке лежат скатанные в рулетики штаны, свитер, пара футболок и бог знает что ещё. Сиденье без лишней аккуратности накрыто клетчатым пледом. Вроде бы ничего такого, но Рина ощущает, что этот уголок станции является, несомненно, очень личной территорией, куда соваться лишний раз не следует.

В Дальней комнате громоздится разная мебель: несколько обычных скромных кроватей и тумбочек, солидный шкаф, пара столов – многое разобрано на части и по порядку отставлено к стене. Видимо, не-человек убрал лишнее сюда после того, как остался на станции один, не считая коз. Дальняя такая же просторная, как и «козлятник», в конце концов, каждая из жилых комнат когда-то была рассчитана на проживание трёх-четырёх человек. Из шкафа Ййр извлекает две стопки постельного, пару тонких стёганых тюфяков и несколько шерстяных одеял, предоставив Рине и Сэму самостоятельно распорядиться этим богатством.

Сэм посматривает на выданное ему добро с некоторым сомнением, а Рина утыкается в стопку белья лицом и глубоко втягивает носом воздух. Ткань не то чтобы нежная – хлопок-перакль, если такую и любишь, то за долговечность. Рина почти готова была к тому, что ощутит плесневелый дух залежавшегося на полке тряпья, но суровый перакль пахнет почему-то сеном и сухой пижмой. Ждал Ййр или не ждал, что на станции Страфилева края когда-нибудь снова станет… людно?

Вскоре комната – по крайней мере, её значительная часть – приобретает почти обжитой вид, да и Сэм, как всегда, не падает духом, пусть пододеяльник и не сразу ему покорился.

– Торжественно клянусь, что сегодняшняя ночёвка не нанесёт урона ничьей репутации, – произносит Сэм бодро, расправляя шерстяное тонкое покрывало поверх своей кровати.

Наверное, он и не догадывается, что это не очень приятная Рине шутка, но ей не трудно и усмехнуться. Всё-таки славно, что у Сэма снова хорошее настроение.

– Ну, если клянёшься…

В дверном проёме возникает подсобщик, кидает на пол какую-то длинную желтоватую скатку, разворачивает её пинком – толстая циновка укрывает голый дощатый пол как раз между застеленными кроватями. На тумбочку бледноглазый ставит плошку с короткой непалёной свечой и коробком спичек.

– Подожгёте дом – убью, – сообщает он самым будничным тоном, опять же ногами передвигая циновку подальше от тумбочки. Обводит невыразительным взглядом очень притихших людей и добавляет, скалясь: – Ладно, шутка. Но если чё, спасать буду Миньку.

– В таком случае мы постараемся не поджечь. Правда, Сэм?

Ох, сплошные комики вокруг, надо же. Только, хм, юмор подсобщика причиняет Рине меньше немой тоски.

Потом следует весьма познавательная экскурсия через дом. Заранее не угадаешь, что и в какой момент может пригодиться, поэтому Сэм старается подключить всё своё внимание. Всё-таки немного досадно, что не получится оборудовать здесь проявочную, но менять драгоценные плёнки впотьмах, наощупь, Сэм умеет. Один из здешних чуланов для этой цели подойдёт вполне.

Орк называет первый чулан «хламовником». Что ж, вполне исчерпывающее описание, комнатёнка в нежилой части станции действительно забита разным хламом, оставшимся, надо думать, с лучших времён. И ещё там полно отчищенных и пустых жестяных банок. Глупость, конечно, однако выглядят эти жестянки жутковато. Все они отсортированы по размерам и аккуратно составлены вдоль стены – банда к банде, рядами, этажиками. Если нечаянно всё это обрушить, шум будет отвратительный…

– Склеп, – произносит орк, открывая следующую дверь. Несмотря на такое жуткое название, за дверью нет ничего пугающего – только громада давно сломавшегося генератора, укутанная пыльной плёнкой, и смотанные провода. А, ещё здесь хранятся некоторые инструменты для грубой работы вроде пары лопат, ручной пилы, топора, ящика с разными железками и другие подобные штуки, названия которых никогда не задерживались у Сэма в памяти за ненадобностью.

– Почему – склеп?

Орк, хмыкнув, пожимает плечами. На Сэма не глядит.

– Не знаю. Генератор сдох – Элис назвала. Склеп, Генералова гробница.

– И его точно нельзя починить?

– Нет.

– А кто-то хоть пробовал?

Вот после этих слов орк поворачивается к Сэму – плавно обращает своё некрасивое лицо, и вид у него довольно злой, будто бы простой вопрос чем-то задел за живое.

– Элис. Три раза чинила-вытягивала. По-четвёртому совсем сдох. Ещё чуть без пальцев не осталась. Элис тебе… не чародейка дерьмецкая. Мёртвых не подымает. Ясно?

– Элис Вестмакотт, помимо прочего, классная ремонтни-ца, – говорит Рина. – Я помню, из документов. Если она не смогла починить, так, наверное, и никто не смог бы.

Подсобщик до сих пор считает себя здесь царём горы. Сэм немного зол, что Рина сама же ему подыгрывает. Но сейчас, как ни трудно признавать… уффф. Умничка Рина, вовремя дала громоотвод.

В орках всё же есть что-то страшное.

Не то чтобы Сэм так уж сразу испугался, но…

– С Юзуфом они письма писали, что другой нужен. Или хоть детали новые. Прислали хрен чё.

Рина качает головой.

– Господин Ходжкин…

Сэм похлопывает её по плечу легонько:

– Рина, ты не виновата. Даже не думай…

Рина только вздёргивает подбородок и шагает вслед за орком – смотреть третий чулан.

– Зимник, для припаса. Сейчас в подвале храню.

В третьей комнатёнке темно, пусто и слабо пахнет грунтом. Чулан оборудован широкими полками. Пожалуй, помещение подойдёт, чтобы плёнки менять.

Пусть кто угодно считает Сэма ещё желторотым юнцом, мажором, выскочкой из богатой семьи. Но один раз его серия снимков уже снискала благосклонное внимание – а ведь потрудиться тогда пришлось на совесть. Никто не разглядел бы в тех потрёпанных сиренах из отряда мусорщиц такие возможности для истинного искусства, такое очарование и красоту, а он, Сэм, разглядел. Три четверти снимков были почти сразу отправлены в небытие, но оставшаяся четверть… Не просто удача, нет. В жизни-то обычные береговые мусорщицы и вполовину не столь впечатляющи.

На этом почти заброшенном острове Сэму необходимо снова словить искру и выложиться на полную; никто не посмеет тогда сказать, что в тот раз и был единственным у подающего надежды…

Никакого «просто повезло».

Разве что считать исключительным везением давнюю добрую дружбу с тихой бывшей одноклассницей? Рина очень хороший человек и надёжный товарищ. Она действительно не виновата, что не особо блещет… ну, в остальном.

Последнее помещение на нежилой половине дома отведено под мытьё и стирку. Пол здесь уложен из дорогой шероховатой плитки, чтобы не скользить, и устроен хороший сток. При создании станции дедушка Ибрагим нанял не дураков, да и сам участвовал. Рина помимо воли расплывается в улыбке:

– Мисс Толсто брюшка!

– Знаешь её? – Ййр в ответ тоже улыбается.

– Не то чтобы я много раз имела дело с такими… да, знакома.

Пока Сэм недоумённо хлопает глазами, владелица острова с подсобщиком осматривают чугунную печь, низенькую и пузатую; наверху у мисс Толстобрюшки установлен бак для воды.

– Быстро греет, быстро стынет, – говорит Рина.

– Шибко не сомлеешь, а помыться как раз хорошо.

За осмотром здешнего банно-прачечного обихода они двое перебрасываются фразами, как друзья.

– Нового мыла хочешь? Или этим обойдётесь? – Ййр указывает на чёрный брусок, возможно, тот самый, что использовался для лечения козьей раны на брюхе.

– Спасибо, я привезла своё. Не стоит беспокоиться.

– А-а. Небось духовитое.

– Я жасминовое люблю.

– Элис оставила одное земляничное. Непочато лежит… Воды вам на сегодня хватит. Завтра ещё натащим.

– Как я понимаю, скважина не работает.

– С неё вода и была – только полы мыть. До хорошей воды тут близко. В шесть рук живо справимся. Не в надрывочку.

Ну Ибрагимов отродыш, не рядовой человек – прямо подъязычное маслице: легко с нею говорится, пускай даже на людском неправском наречии. И одёрнуть бы себя: явились, сопляки, непрошенные – да что толку морду себе хмурую лепить лишний раз. Рина-Аришка, хоть ни дня ещё не прожила с островом, а дому уже не совсем чужачка. Похаживает, знакомится, трогает здешнее житьё с прямым уважением.

Кнаберу оно, может, и не по нутру – спесивый пока, не пойми по какому ладу. Это ничего. Дальше видней будет. Раз приехал, значит, сильно ему прижглось. А раз прижглось, значит и спесь свою полегонечку обтесать может. Живой же, молоденький.

К ужину Ийр варит большую кастрюлю макарон, вынимает из подвала обычный магазинный сыр в плотно крытой посудине. Совершенно непонятно, как он так быстро находит там искомое: Рина заглядывает в подвал через открытый в кухонном полу квадратный лаз – темно, хоть глаз выколи, но сухо и очень прохладно. Еда простенькая, зато её много. Сэм, вздохнув, принимается за мытьё посуды – привести в порядок обеденную Ййр уже как-то успел. Рина немного Сэму помогает, он ведь совсем к этому не приучен.

За их спинами подсобщик выходит в нежилую половину – должно быть, растопляет мисс Толстобрюшку для вечернего мытья; вряд ли для себя он делает это каждый день. Спустя время возвращается, с глухим тяжёлым стуком ставит что-то на стол.

– Эй… Рина. Владей, пока ты здесь. Может, сгодится?

Обернувшись от посудной полки, Рина видит на столе ощетинившийся рычажками механизм, то ли недавно протёртый, то ли тщательно сохранённый от пыли.

– Он без электричества играет. Рональдов рояль, – объясняет Ййр.

На корпусе механизма тускло поблёскивает слово «рояль», но это просто название фирмы, а на самом деле этот полупудовый монстр – механическая печатная машинка. Кажется, сейчас такие уже перестали выпускать. Вековечный агрегатище, спору нет, и по-своему стильный. Сэм при виде «рояля» присвистывает – насмешливо или восхищённо. На таком полстраницы пока наберёшь, того и гляди, отвалятся пальцы.

– Погоди, там ещё бумаги чистой с полпачки. И пара лент запасных было. Если посохли – масла возьмёшь растительного, смажешь, глядишь и отойдут. – не-человек вытирает лоб и усмехается: – Брук говорила, ты книжку писать хочешь. Рон тоже хотел. Щёлкал на этом рояле, что ни день. Аж зубы ломило.

– Дорогая вещь, – Сэм цокает языком. – Странно, что Рон не забрал её с собой.

На это замечание подсобщик слегка приподнимает надбровья, будто удивляется.

– Ничего странного, если мы говорим о Рональде Финче, – Рина прикасается кончиками пальцев к красивым клавишам «рояля».

– Финч. Он самый, – подтверждает орк. – Писанину его забрали потом, а щелкуна оставили.

Рина ждёт, что Ййр продолжит рассказ, но тот без слов уходит проверить, как там дела у Толстобрюшки.

– Рональд Финч стал бы выдающимся учёным, – Рина повторяет чьи-то очень давние слова, ведь это всё, что ей известно. – Он погиб здесь, в море, много лет назад. Кажется, девять или десять. И свою работу о страфилях он так и не закончил. Такой нелепый случай…

Сэм вытирает руки полотенцем и как-то смешно оглядывается на дверь, в которую вышел подсобщик.

Рина идёт мыться первая – «дамы вперёд», – говорит Сэм. Возвращается она через добрых полчаса, и Сэму немного неудобно видёть её настолько домашней: в зелёной смешной пижаме и с полотенцем на голове. Рина тоже слегка смущается, хотя и старается не подать вида.

Лицо у неё румяное и довольное, совсем не то, что утром.

– Я поставила там стаканчик под зубные щётки, у окна, – Рина вежливо улыбается. – Иди, пока не стемнело.

– Да, мыться при свечах и в одиночестве – зря парафин переводить, – сразу соглашается Сэм.

Из Дальней можно попасть сразу в коридор, но вроде бы этим путём до помывочной добираться чуть дальше, и он решается пройти через «козлятник» и кухню. В конце концов, ещё не стемнело и это просто уродливая коза.

Уродливая коза похаживает по циновкам у себя в углу – ноги нелепо длинные, и телосложением она скорее смахивает на крупную худую собаку. На человека она не обращает особого внимания.

Впрочем, на кухне в этот вечерний час ненамного-то легче.

– Кнабер, эй, – бледноглазый орк сидит на своей царь-койке и жрёт из банки половинки персиков. – Ты смотри там. Не ошпарься. Непривычно тебе по-здешнему мыться? Так я могу присмотреть.

После чертовски быстрых и одиноких гигиенических процедур, во время которых не ошпариться и не обжечься удалось только чудом, Сэм влетает в Дальнюю с коридора и быстро запирает дверь на задвижку. Потом на всякий случай запирает и вторую дверь.

– С тобой всё в порядке? – Рина свечу зажигать не стала, расчёсывает пушистые, быстро сохнущие волосы.

– В порядке. Да. – Сэм отвечает автоматически. Яростно вытирает голову футболкой, бросает футболку на изголовье своей кровати и забирается под одеяло.

Он потом долго не может уснуть – сначала долго говорит Рине что-то про разруху и запустение, которые он здесь углядел, потом переключается на их – его – будущую работу, что обязательно нужно сделать нечто по-настоящему серьёзное и восхитительное.

– Ты сможешь, Сэм, – голос Рины из густеющих сумерек звучит сонно, но вполне искренне. – По-другому и быть не может.

Сэм толкует вполголоса ещё о возможном скандальном романе этого подсобщика не то с Элис Вестмакотт, не то с госпожой Брук, не то даже – чушь какая! – с ними обеими, и о том, точно ли Рон Финч погиб от простого несчастного случая, мало ли они с орком тогда не поделили что-то.

Рине, конечно, было бы так интересно с ним поболтать… только после такого дня очень спать хочется. Она собирается сказать Сэму: «Когда мы только пришли, я заметила: у крыльца нижняя ступенька светлая, совсем новая. Ийр крылечко починил». Почему-то на грани яви эта ступенька чудится Рине важной деталью происходящего, но вслух сказать она не успевает.

И вот уже по-настоящему спит.

* Примечание просто так: большинство орчинек действительно знают толк в некоторых аспектах долгого хранения вещей, ведь отправляясь кочевать со стабильной зимовки, они всё подряд с собою, как правило, не тащат. Лютая пижма и впрямь помогает хранить тряпки от негодяйских насекомых, а по слухам, ещё и от плесени. Мисс Толстобрюшка (вернее Potbelly) – реально существующий в нашем мире тип печки, но уже преимущественно утративший актуальность; в нашей стране похожую конструкцию за очертания корпуса прозвали богачкой, а позже и буржуйкой. Royal – также существовавшая марка печатных машин, стильные были, заразы, но, как правило, требовали изрядной силы пальцев. Последнее, впрочем, справедливо для всех известных мне механических пишущих машинок. Да чего скрывать, я когда-то по первости даже на нашей родной электрической «Ивице-М» чуть себе все пальцы не ушатал.