Земля волшебника

Глава 1

Начало марта, холод, не столько снег, сколько дождь. Так себе погодка. То же относилось и к магазину, где Квентину назначили встречу. Минут пятнадцать он разглядывал его с автобусной остановки через пустую стоянку; дождь стучал по крыше, фонари отражались в мокром асфальте. Не из тех уютных романтических книжных лавок, где на окне сидит рыжий кот, на особой полке стоят первоиздания с подписью автора и эксцентричный, в бакенбардах, хозяин встречает вас за прилавком. Просто один из элементов торгового комплекса, втиснутый между ногтесервисом и салоном «Парти-Сити», в двадцати минутах езды от Хакенсака по платной дороге Нью-Джерси.

Квентин, удовлетворенный осмотром, перешел на ту сторону парковки. Громадный бородатый кассир говорил по телефону и даже не поднял глаз, когда колокольчик звякнул. Изнутри был хорошо слышен шелест шин по мокрой дороге. Единственный необычный штрих представляла собой птичья клетка, в которой вместо ожидаемого какаду сидел почему-то грач, но Квентина это ничуть не обеспокоило. В книжных магазинах, где он всегда был как дома, ему последнее время не часто доводилось бывать, и он намеревался извлечь из этого визита максимум удовольствия.

Мимо открыток и календарей с котятами он прошел к собственно книгам. Очки у него запотели, с пальто капало на тонкий ковер. Да, среди книг ты всегда дома, где бы ни находился в этот момент.

Около девяти часов вечера дождливого четверга магазин по всем статьям должен был пустовать, однако покупателей в нем имелось достаточно. Они, каждый сам по себе, медленно бродили по проходам, словно лунатики. Девушка с пирсингом и стрижкой под эльфа читала Данте на итальянском. Высокий большеглазый парень не старше шестнадцати углубился в пьесу Тома Стоппарда. Чернокожий мужчина средних лет с высокими скулами разглядывал в толстые радужные очки мемуары и биографии. Можно было подумать, что они и впрямь книги здесь покупают, но Квентин знал, что это не так.

Интересно, почуял бы он подвох, если б не знал заранее? Он, конечно, уже не мальчик, тридцать стукнет в этом году, но в такие игры ему пока не приходилось играть.

Здесь, по крайней мере, тепло. Квентин снял и протер очки. Всего пара месяцев, как он обзавелся ими – расплата за то, что всю жизнь читал мелкий шрифт, – и до сих пор ощущал их как ветровое стекло между собой и остальным миром. Они вечно соскальзывали с носа и мигом пачкались, когда он их поправлял. Надев их опять, он разглядел симпатичную веснушчатую девушку, листавшую дорогой альбом с рисунками Пиранези: темницы, склепы и машины, построенные из дерева, – хорошо ему знакомую Плам. Увидев его, она слегка приподняла брови: ты-то, мол, что здесь делаешь?

Квентин, тоже едва заметно, качнул головой, старательно глядя в сторону. Этим он не хотел сказать, что хочет приобрести пару кофейных кружек с новыми хохмами. «Сделаем вид, что не знаем друг друга», – означал этот жест.

Видя, что пришел раньше времени, он тоже стал разглядывать корешки. В секции для юношества присутствовали, конечно, книги из серии «Филлори» – заново переизданные, в блестящих обложках, больше подходивших для раздела «Романтика», – но Квентин был пока не готов с ними встретиться. Он снял с полки «Шпиона, который вернулся с холода» и следующие десять минут провел на пропускном пункте серого Берлина пятидесятых годов.

– Блуждающие в лабиринте, внимание! – объявил кассир – учитывая площадь магазина, он мог бы обойтись и без громкой связи. – «Книжный лабиринт» закрывается через пять минут! Прошу пройти на кассу с покупками!

Квентин поставил книгу обратно. Старушка в берете, который не иначе связала сама, купила «Мисс Джин Броди в расцвете лет»[1] и вышла. Стало быть, не она. Тощий пацан ушел из секции графических романов, не купив ничего, – и не он тоже. Здоровый парняга, похожий на кроманьонца, выбрал наконец поздравительную открытку, но уходить не спешил.

Ровно в девять кассир запер дверь, и последний судьбоносный звон колокольчика прошелся по нервам Квентина. Шлагбаум упал – теперь от карнавального шествия уже не отвертишься. Квентин старался дышать глубоко, но нервы не желали успокаиваться. Грач каркнул, топчась в корме пополам с пометом на дне своей клетки – звук родом с дождливой пустоши в час, когда сгущаются сумерки.

Кассир, с извинением протиснувшись мимо мужчины в биографиях, открыл серую железную дверь с надписью «Служебное помешение».

– Сюда, пожалуйста. – По скучливому тону можно было подумать, что он это говорит каждый вечер – да и говорил, насколько понимал Квентин. Теперь, когда он встал, его параметры проявились в полном объеме: рост шесть футов четыре-пять дюймов, грудь колесом. Не качок, но плечи широченные – с таким связываться никто не захочет. Одна сторона его лица была значительно полнее другой, как будто ее слишком сильно надули; из-за этого он смахивал на бутылочную тыкву.

Квентин, последний в очереди, насчитал впереди восемь человек. Все они настороженно смотрели по сторонам и старались не прикасаться друг к другу, точно могли взорваться при малейшем контакте. Квентин, желая убедиться, что с дверью все в порядке, применил легкие чары: сложил большой и указательный пальцы в кольцо и посмотрел в него, как в монокль.

– Эй! – гаркнул кассир. – Никакой магии. Строго запрещено.

Все обернулись.

– Простите? – изобразил дурака Квентин. «Вашим высочеством» его больше не называли, но на «эй» он тоже как-то не привык откликаться. Дверь, согласно осмотру, была как дверь.

– Прекратите это. Никакой магии.

Квентин, испытывая удачу, осмотрел и кассира. В кармане у него светился талисман, усиливающий потенцию, и сам он тоже светился, как фосфоресцирующая водоросль. Странное дело.

– Хорошо, как скажете. – Квентин опустил руки.

В окно кто-то упорно стучался.

– Какого хрена. – Кассир отпер входную дверь и после краткого диалога впустил мокрого молодого красавца, в ветровке не по сезону и с загаром, тоже не мартовским.

Подсобка, темнее, чем думал Квентин, оказалась при этом довольно просторной: аренда на проезжей дороге, как видно, недорого стоила. На стальных полках книги с разноцветными ярлычками, на стенах рабочие графики и комиксы из «Нью-Йоркера». Штабеля картонных коробок, видавшие виды диван и кресло, мини-холодильник, железная ставня для приемки товара на задней стене. Склад пополам с комнатой отдыха, но половина площади пропадает впустую.

Слева, в другую дверь, входили еще какие-то люди. За ними виднелся другой книжный магазин, поуютнее, со старыми люстрами, восточными коврами и, возможно, рыжим котом. Квентин без всякой магии, по одной зеленой линии вдоль одного косяка, определил, что это не просто дверь, а портал в некое отдаленное место: в реальности за этой стенкой помещался один только «Парти-Сити». Интересно знать, что за публика здесь собралась. Квентин слышал о подобных теневых шоу типа открытых прослушиваний, но ни разу на них не бывал и не собирался бывать. Дожили, что называется. Это тусовки для маргиналов волшебного мира или для тех, кто пытается вернуться в него из суровой реальности, из торгового комплекса в Хакенсаке, Нью-Джерси. Не для таких, как Квентин.

А может, и для него тоже? Правды не скроешь: теперь и он влился в ряды неудачников. Полгода назад он был королем волшебной страны, но это дело прошлое. Из Филлори его вышибли и с тех пор только и делали, что пинали: теперь он, как и эти несчастные, тоже пытается влезть по скользкому склону обратно к теплу и свету.

Плам и человек в радужных очках заняли диван, загорелый кресло, стрижка-эльф и любитель Стоппарда пристроились на коробках. Остальные, четырнадцать общим счетом, просто стояли. Кассир закрыл серую дверь, отрезав собравшихся от всех звуков внешнего мира, водрузил на коробки птичью клетку и открыл дверцу. Грач, как это свойственно птицам, потряс сначала одной лапой, потом другой и сказал:

– Спасибо, что пришли. Буду краток.

Это, судя по всему, удивило не только Квентина. На Земле говорящие птицы редко встречаются, это скорее филлорийская особенность.

– Мне нужна помощь, чтобы забрать некий предмет у тех, кто владеет им в настоящее время. – Грач, поблескивая перьями при электрическом свете, говорил тихо, интеллигентно, очень по-человечески. Пользовался он явно не собственными голосовыми связками, но на то вам и магия.

– Украсть, иными словами, – вставил лысеющий индиец лет сорока в крайне уродливом пестром свитере.

– Именно, – подтвердил грач.

– Вернуть украденное или просто украсть?

– А в чем разница?

– Просто хотелось бы знать, плохие мы ребята или хорошие. Кому эта вещь принадлежит по закону?

– Законным владельцем ни та, ни другая сторона считаться не может, – пораздумав, ответил грач, – но у нас, если вам это так важно знать, больше прав.

Индийца это, похоже, удовлетворило – Квентин подозревал, что его бы устроил любой ответ.

– Кто вы? – спросил кто-то. Грач промолчал.

– Что это за предмет? – поинтересовалась Плам.

– Об этом вы узнаете, когда дадите согласие.

– Где он находится? – внес свою долю Квентин.

Грач, растопырив крылья, пожал плечами по-птичьи.

– На северо-востоке Соединенных Штатов.

– Стало быть, вы не знаете. Для начала его надо найти.

Птица не отрицала.

Стрижка-эльф подалась вперед, что было не так-то легко на диване со сломанной спинкой и в очень короткой юбке. Ее черные волосы отливали лиловизной, из-под рукавов выглядывали тату в виде звездочек – такие делают в волшебных убежищах. Интересно, сколько их у нее и что ей пришлось совершить, чтобы попасть сюда.

– Найти, украсть – и без драки тоже не обойдется, я думаю. Что именно нас ожидает?

– Уточните, пожалуйста.

– Какая будет охрана, сколько их, насколько они опасны. Это достаточно точно?

– Да. Мы полагаем, их будет двое.

– Магов?

– Двое магов и немного гражданских. Ничего экстраординарного, насколько я знаю.

– Насколько знаете! – фыркнул загорелый – он, похоже, был не совсем в себе.

– Могу сказать со всей уверенностью, что в предмет встроены чары – их надо будет, разумеется, снять.

В наступившей тишине кто-то тяжко вздохнул. «Что за херня», – говорил всем своим обликом покупатель открыток.

– Такие чары по определению нерушимы, – холодно заметила Плам.

– Вы попусту тратите наше время, – заявили радужные очки.

– Встроенные чары еще ни разу не нарушались, – согласилась птица, немного взъерошив перья, – но мы полагаем, что теоретически, при наличии правильных навыков и ресурсов, это возможно. Все необходимые навыки присутствуют в этой комнате.

– А ресурсы? – спросила стрижка-эльф.

– Ресурсы можно приобрести.

– Значит, это тоже входит в задание. – Квентин начал загибать пальцы. – Приобретение ресурсов, находка объекта, снятие чар, разборка с хозяевами. Я ничего не забыл?

– Все верно. Каждый получит по два миллиона долларов, в ассигнациях или золотом. Сто тысяч прямо сейчас, остальное при доставке объекта. Решайте и помните, что в случае отрицательного ответа вы эту встречу ни с кем не сможете обсудить. – Грач, завершив свою речь, взлетел на верхушку клетки.

Это превосходило ожидания Квентина. Маг, возможно, может заработать два миллиона долларов проще и безопаснее, но столь быстрый способ вам предлагают не часто. Деньги в волшебном бизнесе, допустим, еще не все, но порой они нужны позарез. Например, когда тебе надо срочно вернуться в гущу событий. Когда тебя ждут дела.

– Всех, кто не заинтересован, прошу уйти, – сказал кассир – заместитель птицы, как видно. Он был молод, немного за двадцать, но отпустил густую черную бороду.

– Удачи, – произнес кроманьонец, обнаружив сильный немецкий акцент. – Она вам понадобится, ведь так? – Он бросил свою открытку (с пожеланием скорого выздоровления) на пол и вышел. Никто не стал ее подбирать.

За ним потянулись другие. Возможно, в городе этим вечером намечались и другие шоу такого рода, но Квентин о них не знал и остался на этом. Как и Плам, у которой с финансами тоже, видимо, было не густо.

Загорелый, стоя у двери, говорил всем уходящим:

– Пока-пока!

Когда кассир опять закрыл дверь, их осталось в комнате восемь: Квентин, Плам, Эльф, Загорелый, Радужные Очки, подросток, индиец и женщина в пышном платье, с седой челкой на лбу (двое последних пришли сюда через портал). В комнате стало еще тише, чем раньше, и до странности пусто. Сливки ушли, остались подонки.

– Ты случайно не из Филлори? – спросил грача Квентин.

Все посмеялись, хотя он не шутил. Грач смеяться не стал, вопрос обошел молчанием, а выражение его лица, как и у всех птиц, никогда не менялось.

– Прежде чем двигаться дальше, вы все пройдете несложный магический тест, – сказал он. – Лайонел (это относилось к кассиру) – эксперт по вероятностной магии. Каждый из вас сыграет с ним в карты; выигравшие получат зачет.

Это вызвало общее недовольство. Ситуация, насколько понял Квентин, не укладывалась в стандартные рамки, и ее требовалось осмыслить по-новому.

– Во что играть будем? – спросила Плам.

– В атаку.

– Да вы шутите, – процедил Радужные Очки.

Лайонел невозмутимо тасовал карты.

– Вовсе нет, – сухо ответил грач. – Я предлагаю за эту работу большие деньги и предъявляю определенные требования.

– Я сюда не в игры пришел играть.

– А зачем же тогда? – весело поинтересовалась Эльф, а птица заметила:

– Вы можете уйти в любую минуту.

– Может, и уйду.

Он взялся за ручку двери, будто ожидая, что его кто-нибудь остановит. Никто не остановил, и дверь закрылась за ним.

Карты в больших руках Лайонела двигались будто сами собой – профессионал, сразу видно. Квентин вспомнил, как тринадцать лет назад сдавал вступительные экзамены в Брекбиллс. Тогда он, мягко говоря, не блистал, да и теперь был не очень в себе уверен – хотя начинал в свое время как раз с карточных фокусов.

– Ладно, – сказал он, разминая пальцы. – Сыграем.

Подтащил стул, сел против Лайонела. Тот вежливо подал ему колоду, и Квентин начал тасовать сам. Карты были новые, но не только что распечатанные, снабженные обычными антишулерскими чарами. Квентин, почувствовав себя в знакомой стихии, незаметно перенес в нужное место пару фигур. Давненько он не брал карты в руки, но в этой игре кое-что понимал: физики постоянно играли в атаку.

Игра эта, можно сказать, детская, похожая на известную всем «войну». Старшая карта бьет младшую, плюс разные волшебные прибамбасы, чтобы разбить ничью (мечешь, например, карты в шляпу; наберешь пять – они будут расцениваться, как в покере). Но суть атаки не в правилах, а в мошенничестве. Картам изначально присуща магия: стасованная колода есть не стабильная величина, а клубящееся облако, коробка с целой кучей кошек Шредингера, и ни в чем нельзя быть уверенным, пока не начнешь игру. Легкие магические ноу-хау позволяют сдать карты в нужном порядке; на следующей ступени ты угадываешь, как собирается пойти твой противник; еще немного магии – и ты разыгрываешь карты, которые по всем законам вероятности принадлежат ему, или уже сброшены, или вообще входят в другую колоду.

Квентин вернул карты Лайонелу, и игра началась.

Поначалу оба двигались осторожно, разменивали мелкие карты, держали подачу. Квентин считал карты автоматически, хотя это не обещало успеха: в магической игре они склонны переходить с одной стороны на другую и внезапно воскресать, когда их считают сброшенными. Его оценка противника возрастала в процессе игры; становилось ясно, что Лайонела одной грубой силой не одолеешь.

Интересно, где он учился. Тоже в Брекбиллсе, вероятно: в убежищах такой четкости не дают. В его магии, однако, ощущался и некий чужой, кислый привкус – Квентин сомневался даже, что Лайонел человек.

Всего в атаке разыгрывается двадцать шесть взяток. До середины игроки шли вровень, но на четырнадцатой взятке Квентин неосмотрительно пошел королем, которого Лайонел побил козырной двойкой. Это нарушило баланс. Квентин проиграл три взятки подряд и взял две, мошеннически вернув отбитые карты. С этого момента игра пошла всерьез, и комната сузилась до размеров карточного стола. Квентин, чей соревновательный дух очнулся от долгой спячки, твердо вознамерился выиграть. Лайонел перемещал карты в прикупе, Квентин передвигал их обратно. На четырех следующих взятках они схватились не на шутку и разыграли все четыре туза. Квентин, пытаясь отвлечь противника, сбросил его сексуальный амулет из кармана на пол – но Лайонел, если и заметил, виду не показал. Поля вероятностей переливались вокруг, как безумные – невидимые, но проявляющие себя в побочных эффектах. Одежду и волосы игроков шевелил ветер, сброшенная карта стояла ребром или крутилась на одном уголке. Над столом сгустился туман, из него выпала одинокая снежинка. Зрители отошли назад. Квентин побил королем валета червей и проиграл следующую взятку с теми же картами, только наоборот. Разыграл двойку, и Лайонел выругался вполголоса, сообразив, что зачем-то придержал лишнюю покерную карту. Реальность размягчалась и таяла. Пиковая дама, которую Лайонел выложил на предпоследней взятке, показалась Квентину похожей на Джулию; карточную даму с одним глазом и с птицей на плече он, во всяком случае, видел впервые. Он покрыл ее своим последним королем, который вдруг оказался валетом с седыми, как у самого Квентина, волосами.

Лайонел, и тот удивился. В игру явно вмешался некто третий. С последней карты Лайонела на них смотрела дама неизвестной ранее масти – дама стекол с прозрачным сапфировым ликом. Вылитая Элис.

– Какого черта, – потряс головой Лайонел.

Вот именно, какого. Видение Элис глубоко потрясло Квентина и в то же время напомнило, для чего он здесь. Он решил, что не поддастся панике и не останется в проигрыше – наоборот. Элис поможет ему обернуть все в свою пользу.

Ловкость рук и никакого мошенства. Пользуясь замешательством Лайонела, Квентин вытащил из ботинка короля треф и шлепнул им о стол, игнорируя серый королевский наряд и зеленую ветку поперек карты.

Игра закончилась. Квентин перевел дух.

– Хорошо, – сказала птица. – Следующий.

Лайонел, не слишком довольный, промолчал и подобрал с пола свой амулет. Квентин вместе с другими встал у стены. После пересечения красной черты у него еще колотилось сердце и подгибались коленки. На выигрыш он настроился с самого начала, но никак не ожидал увидеть свою давно потерянную любовь в виде карточной дамы. Что это вообще было? Возможно, кто-то знает о нем больше положенного и пытается вывести его из игры – но кто? Кому теперь дело до того, выиграет Квентин или продует, кроме самого Квентина? Может, к чарам примешалось собственное его подсознание – а может, сама Элис, где бы она ни была, хотела поразвлечься за его счет? Что ж, пусть себе. Он сосредоточен на настоящем, и прошлое, даже если оно связано с Элис, не вправе влиять на его судьбу.

Загорелый выиграл, не прибегая к каким-либо экстраординарным средствам, индиец тоже. Старушка выбыла после совершенно невероятной комбинации из пяти двоек, джокера и монопольной карты «отправляйтесь в тюрьму». Парнишку и Плам птица почему-то не допустила играть. Эльф прошла тест быстрее всех остальных – может, просто потому, что Лайонел уже подустал.

Проигравшей старушке Лайонел вручил толстую пачку стодолларовых купюр. Такую же получил загорелый.

– Спасибо, что уделили нам время, – сказала птица.

– Но я же прошел, – оторопел загорелый.

– Прошел, но на встречу опоздал, – сказал Лайонел. – И вообще, сдается, большая сволочь.

Загорелый густо побагровел.

– Давай, – растопырил руки Лайонел. – Врежь мне.

– Да пошел ты. – Загорелый захлопнул за собой дверь.

Квентин плюхнулся в освобожденное им кресло, еще не просохшее после мокрой ветровки. Он был выжат, как лимон, и не прошел бы больше ни одного теста – оставалось надеяться, что все ограничится картами.

Их осталось пятеро: он сам, Плам, Эльф, индиец и пацан. Все начинало выглядеть чертовски реальнее, чем час назад. Ни особых подозрений, ни особого доверия Квентину этот проект пока не внушал. То ли назад вернешься, то ли забредешь незнамо куда, где он уже бывал раньше; не лучше ли встать и снова выйти в холодную, дождливую ночь.

За неимением лучших предложений Квентин, однако, никуда не ушел.

– Думаешь, пятерых достаточно? – спросил он у птицы.

– С Лайонелом вас шесть. Да, этого, по-моему, вполне хватит.

– Не томи уже, – вмешалась Эльф. – Что мы должны делать?

Грач внял просьбе и не стал их томить.

– Найти коричневый саквояж средней величины с монограммой РЧД. Произведен в 1937 году фирмой «Луи Виттон». – Французское произношение у него было довольно приличное.

– Ну-ну. А что в саквояже?

– Не знаю.

– Как не знаешь? – впервые подал голос пацан. – На кой он тебе тогда?

– Чтобы узнать.

– Угу. А инициалы что означают?

– Руперт Джон Четуин.

– Тогда «Ч» на конце должно быть? – растерялся парень.

– Это монограмма, дурень, – разъяснила Эльф. – Сначала фамилия, второе имя потом.

– Четуин. – Индиец задумчиво потер подбородок. – Это же…

Да, мысленно подтвердил Квентин. Он самый.

От этого имени холод пробрал его еще пуще, чем от дождя, говорящей птицы и карт. Он не хотел его больше слышать до конца своих дней: их взаимная власть друг над другом осталась в прошлом. С Четуинами он завязал.

При этом оно означало, что продолжение следует, что Филлори, Пловер, Белый Шпиль и Четуины все еще существуют где-то. Квентин чувствовал себя наркоманом, почуявшим после долгого воздержания свою любимую дурь и уже предвкушающим скорый кайф. Он зажмурился, чтобы усилить сладкое ощущение.

Имя было сигналом, горящим в ночи костром, посланным ему одному сквозь дождливый мрак из теплого центра вселенной.