ЗЕРКАЛО БРАХМЫ

Глава I СВЕТ МИСТИЧЕСКОГО СИЯНИЯ

В 1968 я переехал из отчего дома в Коймбаторе в дом своего дяди, С. Баласубраманиана, в город Ернакулам, штат Керала. Недавно я получил работу в «ТВС» (Т.В. Сундарам Луенгар и Сыновья), лидирующей автомобильной корпорации в Южной Индии. Я показал себя как многообещающий служащий на фабрике в Коймбаторе, и мой дядя, входящий в руководство «ТВС», устроил мой перевод в только что открытый филиал компании Сундарам Индастрис в Каламассери, недалеко от Ернакулама. Дядя был исполнительным директором, и я вошел в Сундарам Индастрис с наилучшими рекомендациями. Мне было семнадцать, и я был рад новому назначению и перемене обстановки.

Мне нужно было сменить атмосферу. Мой подростковый роман (нечто, что до сих пор еще редко встречается в Индии, где большинство подростков женят родители) только что завершился катастрофой. Она была баядеркой (танцовщицей), их семья жила недалеко от нас в Коймбаторе. Ее низкий социальный статус пробудил во мне сочувствие ― в индийском обществе баядерки всего лишь ступенькой выше, чем проститутки. Я воображал себя ее Прекрасным Принцем и собирался жениться на ней, чтобы спасти от несчастной судьбы. Но я узнал, что из-за того, что отец девушки был алкоголиком, он не способен был содержать семью. Поэтому мать обучила ее проституции, чтобы зарабатывать на жизнь. Я, молодой брахман с хорошей работой, только мешал этому бизнесу.

Я жил в семье моего дяди 6 месяцев. Этого времени было достаточно, чтобы улучшить мой Малайалам, язык Керала. Я немного знал его раньше, потому что мои родители были тамильцами, родом из Керала. Все это время дядя обеспечивал меня всем необходимым, поэтому я мог посылать почти всю мою зарплату родителям. Но когда я уже мог достаточно хорошо говорить на Малайалам, я переехал в коттедж, который снял сам в Каламассери. Я жил экономно и продолжал посылать домой значительную часть моей зарплаты.

Мне сразу же понравилось мое новое место жительства. Керала ― это цветущий край, где есть горы и джунгли, длинный тропический райский пляж, который был гораздо приятней для глаз, чем леса вокруг Коимбатора. Но меня привлекла не только местность. Там было нечто, что ощущается, но не поддается объяснению… что-то первозданное и мистическое.

Позже я пришел к заключению, что это была некая внутренняя сила и удивительное спокойствие, которые я заметил в людях, имеющих религиозные убеждения. Но я чувствовал, что мне нужна более глубокая мотивация, прежде чем принять какую-либо веру и стать приверженцем религии. Честно говоря, меня и не особенно интересовало обращение в какую-либо религию. Зарабатывать деньги, жить в свое удовольствие, общаться с Ернакульской толпой молодежи на уик-энд ― все это делало мою жизнь достаточно полной.

Однажды утром в офисе я заметил, что Рамнатх, бухгалтер немного старше, чем я, пришел на работу в черной одежде и небритым. У нас существовал неписаный закон, как нужно одеваться для работы в офисе. Но не было заметно, чтобы кто-то был против такого внешнего вида. Кто-то сказал мне, что Рамнатх каждый год в это время на 40 дней одевается подобным образом ради враты (обета) Аяппе. Мое любопытство было задето. Я ничего не знал про поклонение Аяппе, за исключением того, что это одна из самых популярных в Керале религий. Я спросил Рамнатха: «Почему ты, парень, который во всем остальном выглядит вполне нормально, занимаешься этим?». Чтобы я лучше понял его образ жизни, он пригласил меня к себе домой поужинать.

Рамнатх был «гуру-свами» культа Аяппы. Он сделал свой дом ашрамом, и с ним жили в качестве учеников пять мальчиков-подростков. Они ели все вместе общую пищу. Сейчас, во время сорокадневной враты, они ели всего лишь один банан в день. Глубокая преданность обитателей ашрама привела меня в легкое замешательство. Среди моих друзей такого же возраста преобладала легкомысленность. Я хотел знать, почему все здесь были так серьезны. Рамнатх ответил мне, рассказав историю Аяппы и поклонения ему.

Это описано в древнем санскритском писании, Сканда Пуране. Когда Шива пленился несравненной красотой Мохини-мурти ― Вишну в форме женщины ― из ума Шивы появился сын. Этого сына называют Дхарма-шаста. У него было две жены, Пурна и Пушкала, которые были дочерьми полубогов. Однажды они попросили своего мужа позволить им посетить дом их отца, но он не разрешил. Помня об этом, их отец в гневе проклял Дхарма-шасту, сказав: «Ты будешь так же скучать по женам, как я ― по дочерям. Я проклинаю тебя, и в результате этого проклятия ты родишься человеком».

Тем временем на земле царь Кералы поклонялся Шиве и молил даровать сына. Царю было сказано пойти к озеру Пампа, где он найдет ответ на свою молитву. Царь нашел там ребенка, на шее которого был привязан колокольчик. Этого мальчика он принес домой царице, и его назвали Маникантха (колокольчик на шее). Через два года у царицы родился собственный сын. Царь считал своими сыновьями обоих мальчиков, но царица хотела, чтобы только ее сын стал главой царства. Она пыталась отравить Маникантху, но чудесным образом яд не действовал на него. Маникантха совершал и другие чудеса ― он вернул зрение слепому мальчику, а также усмирил шайку разбойников. Эти бандиты причинили много горя царству, помогая Вайару, опасному главарю разбойников. Но царица все равно относилась к нему холодно. Однажды она заболела, у нее начались сильные головные боли, которые можно было вылечить только молоком тигрицы. Маникантха отправился в джунгли и вернулся оттуда верхом на тигрице, а сзади бежали ее тигрята. Тигрица дала свое молоко царице, и она выздоровела. Благодарная царица обняла Маникантху и полюбила Маникантху как свою собственную плоть и кровь.

Случилось так, что одному брахману, живущему в горах Кералы, которые известны под названием Западный Гхат, досаждала демоница по имени Махиши в образе дикого буйвола. Царь этой области ничего не мог поделать ― демоницу мог одолеть только непорочный юноша, не имевший отношений с женщинами. Маникантха вызвался одолеть ее, и отправился в опасное путешествие к горе, называемой Сабари Гири. Там он встретил Махиши и убил ее. Когда Махиши умерла, прекрасная богиня по имени Малигаипурам появилась из тела буйвола. Малигаипурам была проклята и вынуждена была стать демоницей Махиши. Она знала, что только Дхарма-шаста, манасапутра (ментальный сын) Шивы, может освободить ее. Она стала просить Маникантху жениться на ней. Маникантха ответил: «На вершине Сабари Гири будут построены храмы для тебя и меня. Каждый год паломники будут подниматься туда, чтобы поклониться мне в моем храме. И в тот год, когда среди паломников не будет ни одного непорочного юноши, я обещаю жениться на тебе».

После этого царь Западного Гхата построил два храма на вершине Сабари Гири. В главном из них священники совершают ритуальное поклонение большому черному каменному мурти (или скульптурной форме для поклонения) Дхарма-шасты. Его преданные называют его также Аяппа, бог-отец. Это мурти сидит со скрещенными ногами, в позе йога-медитации. Каждый год в январе в храм Аяппы поднимают драгоценные украшения, которые носил он сам когда жил на земле. Священнослужитель надевает их на мурти и совершает поклонение арати (покачивание горящей лампады под звуки колокольчика и гонга). Когда обряд поклонения закончен, Аяппа появляется как свечение над пиком Магнитной горы. Эта огненная форма Аяппы видна с горы Сабари Гири в течение нескольких минут после захода солнца.

Аяппа лично дал царю, построившему храм, правила ежегодной враты, обета. Только те, кто строго следуют этим обетам, способны увидеть над Магнитной Горой огненную форму Аяппы. Главное правило ― брахмачарья (целибат). Женщины тоже могут участвовать во врате, но только если они моложе или старше детородного возраста. К женщинам-преданным обращаются только по имени Малигаипурам. Мужчин называют Аяппан.

Когда врата уже почти закончена, преданные должны подняться на Сабари Гири, чтобы посетить пуджу (поклонение) мурти. Они могут выбрать одну из двух дорог. Одна, более короткая дорога, длиной 4 километра, предназначена для начинающих, так как она легче физически. По другой, гораздо более длинной и опасной дороге, нужно преодолеть 6 горных перевалов и 4 реки вброд. Тех паломников, которые не следовали строго врате, может укусить змея или на них может напасть тигр. И даже если нарушителю обета удастся дойти туда, он окажется лицом к лицу с последним препятствием: самим храмом Аяппы, построенным в соответствии с магическим планом. От вершины горы к входу в храм ведут 18 каменных ступеней, и говорится, что на каждой ступени по сторонам стоят гоблины, защищающие храм от нечистых людей. Того, кто не следовал врате должным образом, схватят гоблины и не дадут ему войти в храм.

Подношения и провизия паломников связаны в узел из ткани, который они несут на голове. Каждый паломник приносит кокосовую скорлупу, которая наполнена гхи (очищенным маслом) через дырку сверху, затем это отверстие запечатывается воском. Это масло затем выливают на мурти как абхишеку (ритуальное омовение). Масло стекает с мурти в специальный сосуд, и затем преданные пьют это гхи как прасад (милость). Рамнатх сказал, что он знал многих людей, которые выпили этот прасад и вылечились от всевозможных болезней.

Когда Рамнатх говорил о чудесах, связанных с поклонением Аяппе, я скептически пытался найти более рациональное объяснение, чем сила Аяппы. Но он не поколебался в своей вере. Спокойно и уверенно он ответил разом на все мои вызывающие вопросы. Он сказал: «Если у тебя действительно научный склад ума, то ты проверь то, что я говорю. Следуй врате под моим руководством, и посмотри, что случится. Иначе что же можно понять, просто задавая вопросы? Этот ашрам ― школа практики, а не теории». Я согласился с ним, учитывая, что обет продлится всего лишь месяц и одну неделю. Следовать этому ― не означает пожизненно поклоняться Аяппе.

Если вы родились в Индии, вы впитали с молоком матери истории о божественном и сверхъестественном. Хотя меня раздражало то, что большинство индусов слепо верят во что-то вроде того, что мне рассказал Рамнатх, я был не более рационален, чем он. Ведь под влиянием западных философов я так же слепо отвергал подобные вещи. Я решил один раз в жизни попробовать провести объективный анализ нашей мистической индийской культуры.

Строго следуя врате, я ел один большой банан в день и ничего кроме этого. Три раза в день я повторял имена Аяппы в храме Аяппы в Каламассери. Я носил одежду из черной ткани и отпустил бороду. И я избегал думать о женщинах. Постепенно мне даже стали нравиться эти аскезы, с ними развилась сосредоточенность, которая без особых усилий помогала мне в моей повседневной жизни. Моя сосредоточенность заметно увеличила мою продуктивность в офисе. Руководство это отметило.

Перед паломничеством гуру-свами в своем доме должен был наполнить наши кокосовые скорлупы гхи. Дом Рамнатха был в городе Тричуре. Когда мы приготовили наши скорлупы, он сказал каждому из нас попросить благословение у Аяппы в ответ на великое жертвоприношение, которое мы уже почти совершили.

«Я ничего не хочу», ― сказал я Рамнатху.

Он сказал: «Это неправильный настрой. Просто попроси Аяппу о каком-нибудь благословении ― что-нибудь, чего тебе хочется, ― и скажи это мне. После паломничества ты увидишь, что твое желание исполнилось. Это показывает могущество бога».

Я отказался: «Извините, но это напоминает сделку. Я делаю это ради знания».

«Слушай», сказал он сердито, «я гуру-свами. Я совершал эту врату и паломничество уже пять раз, и я знаю, как это делать. Ты должен делать то, что я говорю, если ты хочешь продолжать с нами духовную практику. Ты должен попросить о чем-нибудь».

«Хорошо, но о чем? Приведи пример».

«Почему бы тебе ни попросить о чем-нибудь, связанном с работой ― повышение может быть, или перевод?»

«Но зачем выпрашивать такие обыденные вещи у Аяппы? Повышение по службе я могу получить с помощью своих собственных усилий. Если все это поклонение нужно лишь для того, чего я могу добиться и сам, тогда я не пойду. Какой смысл? Лучше я в это время поработаю сверхурочно».

Поняв, что его юный ученик ждет подтверждения ценности этого паломничества к Аяппе, Рамнатх сказал: «Ну, хорошо. Тогда не проси об этом. Но будь добр, исполни предписание враты. Попроси то, что тебе может даровать только Аяппа».

«Я делаю это для того, чтобы увидеть это сияние. Итак, пусть это будет моя просьба – я хочу увидеть сияющую форму Аяппы над Магнитной горой». Это его устроило.

Поскольку это было наше первое паломничество, группа, возглавляемая Рамнатхом, пошла по четырех-километровому маршруту. Мы присоединились к огромной толпе «Аяппанов» и «Малигаипурам», включая нескольких кинозвезд (их прибытие произвело оживление в толпе). Какая ирония, думал я, черная одежда нужна для того, чтобы поставить всех паломников на один уровень: нет высших, нет низших. Мы обращались друг к другу как «Аяппан» для того, чтобы считать себя только слугами мурти. Но природа людей такова, какова она есть, и слова мирской официальной вежливости, все же закрались и сюда. Здесь был «Актер Аяппан», там ― «Брахман Аяппан», «Адвокат Аяппан» или «Доктор Аяппан».

Возле реки Пампы находится могила разбойника Вайара. Когда мы пришли, там поклонялась группа керальских мусульман. Мусульмане почитают Ваяра как святого. Индийские Аяппаны свободно общались с ними, все кастовые соображения временно были забыты. Возле могилы Вайара нам пришлось посыпать наши тела пеплом и поверх пепла поставить на коже точки различных цветов. Гуру-свами после этого дали каждому из нас 5 видов оружия, чтобы нести их к Сабари-мокше, месту, где Аяппа освободил Махиши. Так как я совершал это паломничество в первый раз, Рамнатх дал мне стрелу. Те, кто шли туда во второй раз взяли булавы, в третий ― мечи, в четвертый ― луки, и в пятый ― копья. Мы прошли, пританцовывая, два километра отсюда до Сабари-мокши, и в течение всего пути пели: «Свами дин дака дум, Аяппа дин дака дум». Пение и танцы должны были ввести нас в состояние транса.

Сабари-мокша находится в двух километрах от реки Пампа. Мы должны были положить наше оружие в то место, где Махиши упала замертво. Мы благоговейно смотрели, как процессия носильщиков, священнослужителей и музыкантов вынесла из храма на вершине горы мурти богини Малигаипурам. Богиня приходит, чтобы посмотреть, есть ли среди паломников непорочные юноши (канья-Аяппан или непорочный Аяппан). Присутствие канья-Аяппана означает, что мурти Малигаипурам и Аяппы не поженятся в этом году. Процессия торжественно удалилась.

Мы, паломники, должны были подождать возле Сабари-мокши, пока драгоценности Аяппы прибудут из Панданама. В Панданаме Маникантху нашел его приемный отец. Драгоценности Аяппы несла процессия, возглавляемая человеком, который в состоянии транса нес меч Аяппы. Высоко в небе над носителем меча лениво кружил белоголовый орел. (Обычно таких орлов, как этот, что сопровождал процессию из Панданама к Сабари-мокше, не бывает в Керале). Когда процессия остановилась на небольшой отдых, орел улетел, а когда шествие возобновилось, появился другой орел, который парил над носителем меча до вершины Сабари Гири.

Мы шли в процессии наверх, к вершине горы. На восемнадцать узких каменных ступеней, ведущих к храму, нужно было подняться, удерживая наши узлы на голове. После пуджи паломники спускаются по ступенькам, пятясь назад, чтобы не поворачиваться к храму спиной. Я был свидетелем того, как некоторые люди, вскрикнув, оступались. Когда теряешь равновесие, то невозможно не скатиться вниз по лестничному маршу до самой земли. Я поднялся туда без всяких неприятностей и встал в очередь на абхишеку. Когда подошла моя очередь, я вылил содержимое моего кокоса на маленькое мурти Аяппы, сделанное из панча-лохи (сплав из пяти драгоценных металлов).

Тем временем за закрытыми дверями главного алтаря священнослужители убирали драгоценными украшениями и оружием, принесенными из Панданама, большое черное каменное мурти Аяппы. В сумерки под звуки фанфар открылись двери. И в этот момент — что-то вроде танцующего сияния появилось над Магнитной горой, между Вечерней звездой (Венерой) и другой звездой. Я наблюдал это явление примерно в течение 5 минут, потом оно пропало из виду.

Я был поражен всем тем, что я увидел. Когда я шел вниз с Сабари Гири, я решил посвятить часть моего времени дальнейшим исследованиям эзотерического и сверхъестественного. Но я не был готов пожертвовать моими представлениями о материальном счастье.

Я жил через дорогу от Сундарам Индастрис, один в коттедже, принадлежавшем мусульманской семье. Я стал очень активным на работе, и быстро продвигался по служебной лестнице. Каждое утро перед тем, как уйти на работу, я зажигал ритуальные свечи перед изображением Аяппы в моей комнате. А когда я приходил на обед, то садился перед изображением и повторял Вишну-сахасра-нама-стотрам (Тысяча имен Вишну). Это была единственная санскритская молитва, которую я знал. Я выучил ее от моего отца еще мальчиком. Мой хозяин-мусульманин был очень рад видеть мой строгий распорядок дня, он полагал, что его дом и семья благославлены моим присутствием. Я подружился с его сыном, Ахмадом, моим ровесником.

Но в то же время я вел жизнь «мирского человека», хотя в более мягком, индийском варианте. Как и прежде, я продолжал смотреть кино и общаться с современными парнями и девушками, моими ровесниками. В то время мне и в голову не приходило, что однажды я разом отвергну все эти банальные удовольствия. Но тогда мне удавалось сохранять удачный баланс между двумя противоположными сферами человеческой жизни: религиозно-мистической и обыденной.

В священный день Шиваратри уважаемый санньяси (монах) Его Святейшество Шри Джаендра Сарасвати Свамигал приехал в Ернакулам, чтобы возглавить поклонение Шиве среди индусов. Хотя ему было всего 15 лет, его пожилой гуру назначил этого молодого человека Шанкарачарьей. Этот титул обозначает свами-главу Камакоти Питха, важнейшего храма Дурги в Канчипурам, штат Тамил Наду. Его положение среди Айаров (смарта брахманов Южной Индии) было настолько могущественно, что его правильно было бы назвать Папой. Чтобы получить у него аудиенцию, я в сопровождении Ахмада ранним утром сел в автобус. Мы приехали в Ернакулам около 3 часов утра.

Через час после этого мы стояли перед апартаментами, где остановились Джаендра Сарасвати и его окружение. Это здание расположено на первом этаже храма Шивы, где исполнялись религиозные обряды. Перед входом в спальню стоял охранник-непалец в униформе. «Все спят» ― сказал он нам.

«Мы не побеспокоим их», ответил я. «Мы проделали долгий путь, чтобы увидеть Его Святейшество. Он, должно быть, уже встал в это время». Движением головы охранник показал, где находится свами. Сквозь пару дюжин спящих смарта брахманов, растянувшихся поперек общей комнаты, мы осторожно пробрались к занавешенному дверному проему на другом конце холла. Какой-то брахман спал на кресле рядом с дверью, голова его свесилась на грудь, и он храпел. Сквозь занавес пробивался свет от голой электрической лампочки. Из комнаты доносилось тихое повторение санскрита. Ахмад и я вошли.

Молодой человек в оранжевой одежде сидел на циновке и повторял мантры. Позади него возле стены стоял бамбуковый посох. Мы сделали традиционный поклон, коснувшись головами пола (я уже отрепетировал это с Ахмадом, так что он знал, как это делать). Свами дал каждому из нас акшаду (щепотку необработанных рисовых зерен, окрашенных в желтый цвет куркумой) как благословение, и пригласил нас сесть.

Он спросил, откуда мы. Я сказал ему, что мы живем в Каламассери, и я работаю в «ТВС». Он одобрительно кивнул ― «ТВС» пользуется уважением в общине брахманов. С мальчишеской улыбкой, такой простой и открытой, что можно было забыть важность его должности, он сказал: «Я буду проводить здесь церемонию Шиваратри и возглавлю шествие через весь город. Хотите присоединиться к нам?»

Я виновато улыбнулся в ответ «Моя работа начинается в восемь. Я должен быть в Каламассери к этому времени. Вот почему я приехал так рано». Я процитировал афоризм Неру (с легкой иронией, потому что я всегда считал это глупостью), «Работа ― это поклонение». Но Свамиджи не заметил иронии, и кивнул понимающе «Да, да, очень хорошо».

В это время зашел брахман, который спал на стуле снаружи. Взглянув с любопытством на Ахмада и меня, он объявил о визите пожилой четы брахманов. Его Святейшество согласился принять их. Вошли пожилые мужчина и женщина, простерлись на полу перед Свами и получили его благословения. Дрожащим голосом пожилой человек взмолился: «Свадьба моей дочери ― пожалуйста, помогите». Указав на своего помощника-брахмана, Джаендра Сарасвати сказал старику: «Он даст золота на приданое твоей дочери». Но старик продолжал: «Кроме того, это не совсем подходящая пара. Не могли бы Вы посоветовать какого-нибудь более подходящего мужа для нее?» Свами закрыл глаза и молчаливо сложил ладони в пранама-мудре. Он не открывал глаза, пока они не ушли. Когда они вышли, он хлопнул себя по лбу, встряхнул головой и посмотрел на меня.

«Я санньяси, но эти домохозяева приходят ко мне за пожертвованиями. Ну, хорошо, у храма есть фонд помощи бедным брахманам. Я могу дать им что-то оттуда. Но после этого они хотят, чтобы я выбрал жениха для девушки. Что же, я отрекся от мира, для того, чтобы устраивать свадьбы?». Затем, пытаясь найти более приятную тему для обсуждения, он спросил меня: «Есть ли у тебя вопросы?»

«Только один, Ваше Святейшество», ― ответил я. «Вы бодрствуете и повторяете мантры, а все эти ваши брахманы спят. Почему это так?»

Его глаза стали круглыми: «Что, они все еще спят?»

Ахмад заговорил: «Да, дрыхнут, и это очень смешно, их толстые животы то поднимаются, то опускаются».

Заговорив первый раз при Джаендре Сарасвати, Ахмад выдал себя, что он мусульманин. Джаендра Сарасвати внезапно застыл ― в соответствии с кастовыми правилами общины смарта-брахманов, мусульманину нельзя было даже думать войти в личные покои Шанкарачарьи.

Чтобы смягчить внезапный дискомфорт для свами, я сказал: «Мой друг встал очень рано в этот священный день, чтобы прийти сюда и получить Ваш даршан, в то время как ваши брахманы проспали все утро. Разве он не лучше, чем они? Все-таки это не его вина, что он мусульманин ― у него не было выбора. Но он почитает Шиву».

«Любой, кто встает до рассвета в этот день, получает благословения Шивы» ― смягчился он. Ахмад спросил: «А благословит ли Господь Шива мусульманина?» «Шива ― это Брахман» ― ответил Его Святейшество. «Для Брахмана нет различий между хинду и мусульманином».

«Тогда почему» ― спросил я ― «ваша процессия рекламируется как «для индусов»? Почему не просто «для людей»?» Его Святейшество улыбнулся и сказал: «Я пытаюсь сделать этих индусов людьми». Чувство дискомфорта растворилось в мальчишеском веселье, когда мы весело рассмеялись его шутке.

Он позвонил в маленький гонг. Тут же в дверях появился охранник-непалец. «Возьми ведро воды и вылей на тех брахманов» ― приказал Его Святейшество. «Только посмотрите ― даже мусульманин пришел сюда на даршан в такое время, почему они все еще спят?» Охранник быстро поклонился и вышел.

Непальцы известны тем, что они без вопросов выполняют приказы. Через минуту-другую мы услышали плеск воды и шум голосов. После шуток и смеха мы поклонились свами и ушли.

После моего опыта в Сабари Гири я каждый месяц ездил на автобусе в храм в Гуруваюре, чтобы увидеть мурти Господа Васудевы. Это божество знаменито на всю Индию, он с удивительной милостью отвечает на молитвы больных и попавших в беду. Я познакомился с брахманом Анджаамом Намбудри, бывшим коммунистом. Этот человек посвятил свою жизнь чтению по памяти Шримад Бхагаватам в храме. Шримад Бхагаватам ― это обширное санскритское писание о философии преданности, почитаемое всеми вайшнавами. Анджаам Намбудри каждый день перед большой аудиторией посетителей храма по памяти цитировал сотни стихов. Местные жители почитали его, как святого.

В одну из моих поездок в Гуруваюр я прослушал все стихи, которые он произносил. Он начал с мелодичной декламации восьми санскритских стихов Шикшаштаки. Я никогда не слышал об этом писании. Затем он перевел стихи на Малаялам. Эти восемь стихов просто сразили меня: «Я не знаю другого Господа, кроме Кришны, и Он останется моим Господином, даже если грубо обнимет меня или разобьет мое сердце, не показываясь мне на глаза. Он полностью свободен делать все, что Он пожелает, и Он всегда, при любых обстоятельствах, останется моим Господом, которому я поклоняюсь».

После того, как Анджаам Намбудри закончил свое декламирование Шримад Бхагаватам и толпа разошлась, я подошел к нему и представился. Он согласился ответить на несколько вопросов.

Я сказал ему, что хочу узнать больше о Шикшаштаке. Его глаза наполнились слезами. С дрожью в голосе он ответил: «Я не тот человек, которому надо задавать такие вопросы. Мое сердце слишком твердое, я не могу ответить тебе должным образом. Мой ум так осквернен желаниями чувств, а разум так испорчен бесконечными измышлениями, что я не могу правильно понимать Шикшаштаку».

Сначала я неправильно понял то, что он сказал. «Сэр, при всем моем почтении к вам, откуда вы знаете, что я так осквернен и испорчен, что я не могу понять Шикшаштаку? Может быть, вы просто начнете объяснять, и увидите, способен ли я понять, или нет? Все-таки я образованный…»

Он поднял руку и остановил мою речь. «Нет, не ты. Я имел в виду, что это Я слишком осквернен и испорчен, чтобы понять Шикшаштаку. Как же я смогу объяснить это тебе?»

Я был поражен его словами. Раньше я никогда не слышал, чтобы брахман считал себя недостойным. Он продолжал:

«Все, что я могу сказать тебе, эти восемь стихов написал Шри Чайтанья около пятисот лет назад».

«Кто такой Шри Чайтанья?» ― настаивал я.

Слезы потекли по его щекам. «Если я отвечу тебе ― я буду проклят, потому что я не способен ответить правильно. Мое понимание слишком поверхностно. Шри Чайтанья дал людям величайшее благословение, но оно скрыто от глаз несколькими святыми во Вриндаване. Ты знаешь Вриндаван?»

«Я там не был» ― ответил я, «но все слышали о Вриндаване. В этом месте родился Кришна, там он танцевал с девушками-пастушками».

«Да, да. Вот туда тебе нужно пойти, чтобы узнать о Шри Чайтанье».

Я сменил тему разговора. «Как случилось, что вы стали ежедневно декламировать Шримад Бхагаватам в храме?»

«Много лет назад я был убежденным марксистом и радикальным активистом. Я вообще не верил в Бога. Однажды я приехал сюда организовывать шествие Коммунистической партии. Шествие должно было начаться от храма Гуруваюр, потому что это наиболее известное место в городе. В то время я страдал от постоянного несварения желудка. Я не мог переваривать твердую пищу ― меня все время рвало. Случилось так, что мой дядя был главным священнослужителем этого храма. Он пригласил меня в храм. Из уважения я зашел, чтобы увидеться с ним. Он дал мне тарелку параманны, риса, сваренного в сладком молоке. Я сказал ему: «Извините, но я не могу есть твердую пищу. Я болею от этого». Но мой дядя сказал: «Не беспокойся, ты можешь принять это. Ничего не случится».

Я снова сказал: «Нет, я не могу, если я съем это ― меня вырвет». А он сказал: «Это прасадам. Даже если тебя вырвет, ты получишь духовное питание». Чтобы сделать приятное дяде, которого я столько лет не видел, я съел параманну. Потом я вернулся к своей работе. Надо сказать, я был очень удивлен, потому что во время всего шествия я не испытывал никаких болезненных ощущений.

После шествия я вернулся в храм, чтобы снова поговорить с дядей. Я сказал ему: «Знаешь, у меня не было проблем после того, как я съел здесь этот сладкий рис. Я удивляюсь, почему?» А он сказал: «Ты же знаешь, почему». «Почему я должен знать?» «Потому что ты коммунист, а коммунисты знают все, разве не так?» И он улыбнулся.

Это был его вызов мне: у тебя есть материалистическое объяснение для всего остального, почему не для этого? Я сказал: «Дай мне еще параманны». Я съел еще три, потом четыре порции риса ― и ничего не случилось. На следующий день я пошел к врачу, который сделал анализ кала. Он был так же удивлен, как и я. «Это поразительно» ― сказал он, «но ты снова можешь переваривать пищу. Я думаю, что тебе можно есть именно это блюдо. Поэтому узнай, как они делают параманну, и готовь ее для себя».

Я вернулся в храм и снова взял большую тарелку параманны с четырьмя аппами (пирожными). И у меня не было никаких проблем. Мой дядя сказал: «Не думай, что это что-то вроде правильного питания. Это милость Гуруваяппана Васудевы к тебе». «Знаешь», ― сказал я, ― «я не верю в чудеса. Но я очень признателен тебе, что ты показал мне это блюдо, которое я могу есть».

Я нанял брахмана, чтобы он готовил параманну точно так же, как ее готовят в храме. Повар сказал мне: «Я могу делать все то же самое, что и повар в храме, но если параманна не предложена Божествам, она не будет такой же». Я сказал: «Я плачу тебе за то, что ты готовишь, а не за то, что ты проповедуешь». Он сказал: «Ты сам увидишь».

Я съел тарелку параманны, приготовленной моим поваром. Она выглядела точно так же, так же пахла и на вкус была точно такая же, как та, что дал мне дядя. Но меня сразу же вырвало. Это посеяло сомнения в моих материалистических убеждениях. Я пошел прямо в храм и рассказал дяде, что случилось. Он просто сказал: «Кришна, Гуруваярапан», ― и пошел к своим Божествам на алтарь. Когда он закончил пуджу, он вышел и увидел, что я все еще стою там. Он видел, что я сбит с толку, и он сказал мне: «Тебе надо принять врату служить Божествам 40 дней. В течение этого времени ешь только Кришна прасад. И тогда ты вылечишься».

И я сделал это. Я стал вот так декламировать Шримад Бхагаватам. И, конечно, мои товарищи из Коммунистической партии злились на меня. Я сказал им: «Знаете, если нет жизни ― не может быть политики. Позвольте мне выжить». Я бросил все, и остаюсь здесь до сих пор. Теперь я могу есть любую пищу, но только если это предложено Божествам».

На меня произвела впечатление скромная духовность Анджаама Намбудри, и его история попала в точку. Раньше я тоже критиковал все религиозное. Но я не был готов пожертвовать моей свободой ради какого-то там спокойствия ума, которого достиг Анджаам Намбудри, пожертвовав своей свободой. «Позвольте мне иногда заглядывать поверх завесы этого мира, чтобы увидеть, что находится по другую сторону» ― думал я про себя. «Но я не собираюсь переступать этот порог. А вдруг я застряну в другом мире и не смогу вернуться?»

Но я не задумывался о том, что будет, если я застряну на самом этом пороге, попусту тратя время между двумя мирами.