Зеркало миров

Шаг пятый. Тени дня, огни ночи

Дверь в комнату скрипнула и слегка отворилась. Отчего сразу потянуло сквозняком и каким-то неуловимым, понятным лишь душе, но не разуму, ощущением августовской ночи за стенами охотничьего домика. Почувствовав свежий воздух, поленья в камине весело затрещали, а пламя лихо заплясало, пытаясь откусить кусочек медной решётки и преврящая темноту комнаты в мягкий полумрак.

— Святейший опаздывает, — нервно сминая пальцы, вдруг бросил мужчина, занимавший самое правое из четырёх стоящих перед камином кресел.

— Оставьте свои развлечения тем, кто вас не знает, Кайр, — бросил сидящий рядом. — Никогда не поверю, что виконт Раттрей нервничает и устал ждать. При вашей-то работе.

— Но мне и правда надоело выглядывать плохо зашлифованные места на брёвнах стены. Вот если бы бывший владелец оставил висеть свои трофеи… а так здесь даже окон нет. Смотреть же на огонь, уж простите, не люблю с детства.

— Зато вам выпал редкий шанс насладится покоем. И тишиной… Кстати, кирос Брадан обещал сегодня прибыть с человеком, которого видит своим преемником, — канцлер показал на четвёртое кресло, — возможно, отсюда и задержка. О! Кажется кто-то подъехал.

Несколько минут спустя вошли двое в белых парадных рясах патриарха и епископа.

— Уф, дан Раттрей, — предстоятель церкви Единого рухнул в кресло и протянул руки к огню, — надеюсь, повод у вас достаточно важный. Погода нас не балует, не август, а сентябрь прямо. Да и года мои не те, чтобы каждую неделю церкви освящать. И не надо, — махнул он рукой, — говорить мне, что для своего возраста я крепок. А то, что патриарх лично приходит даже в глухие деревни — "положительный пример для поддержания морального облика священников". Для такого у меня полно лизоблюдов в Синоде. Да, — он повернулся и приглашающе махнул спутнику, так и оставшемуся стоять у порога, — отец Аластер, епископ Корримойли. Про которого я говорил в прошлый раз.

Некоторое время мужчины смотрели друг на друга оценивающе. Примерно одного возраста, лет сорок пять. Очень разные внешне: похожий на ястреба Раттрей, напоминающий рослого седого медведя канцлер и среднего роста и телосложения русый священник. Раттрею вдруг пришла мысль, что епископ похож на росомаху. По первому впечатлению чуть ленив, неуклюж, медлителен — вот только горе тому, кого этот свирепый и стремительный хищник наметил в жертву. Сейчас отец Аластер внутреннюю силу скрывать не стал — но сколько дураков, наверняка, обманулось и ещё обманется. Хороший выбор. К тому же выводу пришёл, судя по всему, и канцлер. Потому что повторил приглашающий жест патриарха и искренне пожелал новому гостю почаще оказываться в их дружеском кругу.

— Уважаемые даны, — едва все расселись, начал глава канцелярии внутренних дел, — срочность моего приглашения связана с тем, что, к сожалению, мы оказались правы. Я получил информацию из верных источников. Вторжение всё-таки будет, и куда страшнее, чем мы рассчитывали в самых пессимистичных расчётах.

— Сколько у нас времени?

— Не больше десяти лет. Но я бы рассчитывал максимум на восемь.

— Насколько надёжен ваш источник? Кайр, — в голосе канцлера послышалась усталость, — вы никогда не давали повода усомниться в своих словах. И прошу меня извинить за возможное недоверие… Слишком многое, да что там, само существование Империи, сейчас поставлено на карту. Да простят меня собравшиеся за излишний пафос.

— Увы, даже слишком надёжен. Копию отчёта я пришлю вам позже, но если коротко… Нашлись люди, которые сумели пройти территорию Орды аж до бывшей столицы Великого леса. И новости, которые они принесли, одна другой паршивее. Киарнат пал, и давно. Видимо, сразу после того, как были перерезаны последние тропы через Рудный кряж и Лес остался в одиночестве. Кстати, похоже, тридцать лет назад орда ещё давила остатки сопротивления, плюс усобица — потому-то прошлая попытка и вышла такой жиденькой. Но теперь на южных границах ни союзников, ни раздоров — нынешний правитель вырезал всех конкурентов под корень.

— Имперский совет одни слова не убедят. Идиоты, — канцлер резко ударил кочергой по головёшке в камине, словно разбивая голову какого-то самого ненавистного дурака.

— Посылать людей снова не дам, — в голосе Раттрея послышался металл. — В прошлой экспедиции из всех до меня добрался только один. Тратить ценные кадры ради того, чтобы убедить дураков из совета… А может и не убедить.

— К сожалению, — канцлер обратился с пояснениями к епископу Корримойли, — в опасности с юга уверены только сидящие здесь. За редким исключением остальной имперский совет и представителей Высоких семей больше волнует, что Зимногорье захватило пару соседних королевств, стало размером аж с пол провинции и теперь "угрожает Империи". Точнее, угрожает монополизировать торговлю Виумскими самоцветами и взвинтить цены. И потому даже нашего совместного влияния не хватает, чтобы начать готовить страну к войне на выживание.

— "Всему свой час, и время всякому делу под небесами: Время родиться и время умирать, Время насаждать и время вырывать насажденья, Время разрушать и время строить, Время разбрасывать камни и время складывать камни, Время хранить и время тратить, Время рвать и время сшивать, Время молчать и время говорить, Время любить и время ненавидеть, Время войне и время миру", — вдруг процитировал патриарх. — Неразумны взрослые бывают, аки дети. И как родители ведут чад своих, дабы уберечь в пути от пропастей глубоких и чудищ ненасытных, так и наш долг провести неразумных. Найти им такой путь, чтобы достигли они времени, когда откроются глаза их и проснётся разум их.

— Ваша правда, святой отец, — склонили головы "охраняющий покой" и канцлер.

— Я и в самом деле немного растерялся. Слишком уж неожиданны были ваши слова, Раттрей. Одно дело ждать, предполагать катастрофу. И другое — видеть, что она почти неизбежна.

— Не могли бы вы пояснить, — впервые за вечер подал голос епископ. — Пусть удар будет сильнее. Но тридцать лет назад империя насчитывала всего восемь легионов, и этого хватило, чтобы остановить врага даже без созыва дворянского ополчения. А сейчас их двенадцать.

Канцлер скривился, а Раттрей начал объяснять:

— К сожалению, когда говорят о "двенадцати", не учитывают одну мелочь. Теперь все начиная с девятого — это легионы резерва. Сейчас там одни офицеры и сержанты. Плюс снаряжение. Считается, что в случае войны их заполнят призывники. Вот только наши крохоборы не учитывают, что за месяц из вчерашнего крестьянина или цехового толкового солдата не выучишь. Так что ценности в них - ноль. Вычтите ещё "Первый золотой" - это давно уже не элита, как при деде нынешнего императора, а сборище вертопрахов и карьеристов. Благо "золотые" центурии никогда не покидают метрополию.

— Я, конечно, знал, что часть расположенных рядом с Корримойли центурий перешла на… такой способ службы. Но я не мог предположить, что это явление… столь масштабно.

— К сожалению, это видят немногие. А многие из тех, кто имеет нужную информацию, — Раттрей подкинул в затухающий камин несколько лежащих перед ним поленьев, — не хотят.

— А дворянское ополчение? Ведь закон Гавана Миротворца устарел.

— Увы, отец Аластер, — тяжко вздохнул канцлер, — ситуация слишком неоднозначна. И просто отменить ограничение числа солдат в дружинах я не могу. Против встанут многие Высокие роды — ради сохранения политического баланса им придётся повышать свои военные расходы. К тому же, первыми кинуться наращивать силы северные лорды, там ещё не забыт "мятеж лилий" поколение назад. Они могут попытаться повторить в разгар войны. А петиция южан вывести из под действия закона только их опять не пройдёт через совет. Поверьте, мы с Кайром уже пытались.

На какое-то время пришла тишина, изредка нарушаемая треском поленьев. Вдруг Аластер пододвинул кресло чуть ближе к огню, достал из рясы небольшой томик и несколько минут что-то там искал. Потом с удовлетворённой улыбкой захлопнул книгу и обратился к остальным:

— Уважаемые даны, не знаю, упоминал ли кирос Брадан, но до принятия сана я всерьёз увлекался юриспруденцией. Да и теперь нахожу в этом занятии неплохой отдых. И сейчас я вспомнил об одном указе времён Ниана Второго Святого. Который ещё носил прозвище "Законник". Как известно он любил оформлять своей печатью любую мелочь. И потому после сражения при Лох-Хопе, когда местный барон кинул против десанта с островов вместе с ополчением местных висельников, пообещав выжившим прощение, император подписал бумагу. Согласно которой любой может искупить свою вину службой в армии "на защите страны". Я сейчас сверился с кратким "Сводом" — указ не применялся с тех пор ни разу, но до сих пор действует.

— А если добавить условие, что после пяти лет службы они имеют право заселяться только на юге и востоке… Вы гений, отец Аластер, — подхватил его мысль Раттрей, — тогда к началу войны мы получим недалеко от границ минимум три опытных легиона отставников. И парочку "карманных", про которые наши брезгливые Высокие лорды даже не вспомнят.

— Даже больше того, — вступил канцлер, — я спокойно смогу разрешить южным баронам увеличить дружины. "Дабы обуздать возможные волнения выселяемого преступного элемента". Кайр, с вас нужное общественное мнение.

— В идеале, инициатива вообще не должна исходить от нас… — начал Раттрей, когда его прервал патриарх.

— Думаю, что к императору можем обратиться мы. Я давно уже говорил, что тюрьма слишком часто делает из человека зверя. И если появляется возможность дать заблудшим овцам шанс… Знай я о законе, предложил бы намного раньше.

— Тогда на этом нашу сегодняшнюю встречу, думаю, можно считать состоявшейся? — с улыбкой спросил канцлер.

— С именем Единого да выстоим, — подвел итог патриарх.

Через месяц столица и крупные города провинций бурлили от рассказов и слухов про злоупотребления служащих тюрем и тяжкую жизнь заключённых. Не каких-то там душегубов, позвольте! Во всех модных салонах шли разговоры о бедных и несчастных молодых людях, которые оказались на каторге, попали под минутное влияние дурного — а теперь выйдут спустя годы калеками. Расследование показало, что ничего сверх закона или установленных правил в тюрьмах не происходит, а случаи судебных ошибок довольно редки… фабрику слухов и общественное мнение было уже не остановить. Особенно когда сначала среди красоток высшего света, а потом и среди подражавших дворянским салонам жён городских купцов и мастеровых стало модно "помогать обиженным, если зажиревшие чиновники и государство не хотят о них позаботиться".

Впрочем, до петиций Совету высоких лордов "о послаблениях в чрезмерно суровых законах" дело дойти не успело, вмешался сам патриарх. Пожурив излишне горячие головы, которые требовали перемен вплоть до отмены судебных кодексов, кирос Брадан обратился к императору поспособствовать облегчению участи "тех, в ком есть надежда на исправление". Как потом сплетничали по столице, Дайв Первый Блистательный уделил проблеме целых пять минут, после чего вызвал канцлера и потребовал, чтобы тот "немедленно разобрался со всякими глупостями", которые отвлекают правителя от важных государственных дел. Например, подготовки к осеннему балу, удачно совпадающему в этом году с высочайшим пятидесятилетием. Канцлер тоже "по-настоящему" заниматься проблемой не стал: тюрьмы находились в ведении службы "охраняющих покой", а за виконтом Раттреем ходила слава человека злопамятного. Потому решилось всё очень просто — какой-то мелкий чинуша, на которого, в конце концов, всё и спихнули, раскопал замшелый закон, император не глядя подмахнул указ о создании тринадцатого "штрафного" легиона и всё успокоилось. Тем более что и мода ходить по кандальникам постепенно сменялась свежими веяниями. Например, лично высаживать в оранжереях, которыми славился Турнейг, одну-две клумбы не прибегая к помощи садовников.

Сонная жизнь столицы тянулась до середины ноября, и расшевелить её не смогла даже череда балов Праздника тезоименитства. Но едва последний месяц осени минул свою половину, как высший свет снова стал напоминать растревоженный улей: один из самых влиятельных Домов империи оказался замешан в громком скандале. Начиналось все по мелочи — младший сын главы клана оскорбил по пьяному делу родственницу какого-то провинциала, тот потребовал "ответа чести" и вызвал виновника на судебный поединок. Отец, естественно, выставил вместо недоросля замену — профессионального бретёра. Дворянчика должны были убить, девчонке "сунуть в зубы" грошовое содержание до совершеннолетия или замужества — и "инцидент можно считать исчерпанным". Вот только перед началом боя защитник при свидетелях призвал Единого покарать того, кто берётся отстаивать неправое дело за деньги — и опытнейший дуэлянт случайно напоролся на меч. А свидетели утверждали, мол, все как один ощутили "руку слабейшего, но праведного, что повел кто-то из божьих посланцев".

Незадачливого отпрыска немедленно сослали в самое глухое поместье, наёмные болтуны стали напоминать о заслугах дома Кингасси, честности и благородстве его главы дан Шолто — но сплетни было не остановить. Умные головы усмехались интриге, изрядно запачкавшей имя нынешнего главы "бело-красных", вдвойне: северянина-поединщика ввёл в свет давний конкурент Кингасси лорд Хаттан. А тому его порекомендовал виконт Раттрей, которого Шолто люто ненавидел — семья виконта получила дворянство всего полтора столетия назад, но перед главой канцелярии внутренних дел вынуждено склоняли голову даже Старшие кланы. Пусть они и считали свой род задолго до основания империи.

Потому-то всего через две недели в императорском совете заполыхали непривычные для зимы политические баталии: разъярённый лорд Кингасси добивался удовлетворения петиции южных дворян о снятии ограничений на личные дружины. Надеясь этим изрядно досадить главе "охраняющих покой", который всегда резко выступал против появления в окраинных провинциях мало зависящих от центральной власти солдат. Но едва подпись Дайва Первого появилась под документом, столица содрогнулась от хохота над "домом Кингасси, сплошь состоящим из лопухов и неудачников", снова: после императорского указа, на который лорд потратил изрядное количество сил и денег, благодарить южане пришли Раттрея. Оказалось, тот ещё летом пообещал им помочь "протолкнуть" прошение "своими способами".

Бешенство Шолто, едва он узнал о визите мормэра Леваанна в дом Раттреев, было неописуемо. Те, кто был "в курсе подробностей", с удовольствием смаковали детали, рассказывая, как лорд Кингасси один за другим разгромил кабинет и несколько комнат в загородном особняке, прежде чем сумел хоть чуть-чуть успокоиться. Но способ отомстить, как осуждающе говорили следом, выбран был отвратительный: не думая об остатках и так изрядно попорченной в глазах высшего света репутации, Шолто добился от императорского церемониймейстера того, что имя Фионы Раттрей не попало в список приглашённых на балы Зимнепраздника. Конечно, она могла прийти и вместе с мужем, главе канцелярии внутренних дел именные золочёные картонки присылали регулярно — хотя и знали, что на подобные мероприятия "хранящий покой" никогда не ходит. Вот только пыткой это наверняка будет куда большей, чем всё пропустить: в присутствии Кайра Раттрея люди становились нервными и замкнутыми, а разговоры сразу же умолкали. Слишком хорошо все помнили о провалившемся покушении на Дайва Первого восемь лет назад, и том, чьими стараниями многие из Старших семей больше на столичных балах не появились никогда.

На "недостойное поведение лорда Кингасси" негодовали все, а "бедняжку Фиону" жалели, ведь она очень любила и старалась не пропускать большие праздники. И всегда считалась главной гостьей и украшением любого приёма: когда-то первая красавица столицы, даже сейчас — после тринадцати лет замужества и трёх родов — она оставалась очень эффектной женщиной. А главное — душой любого общества, умной, обаятельной… и восхитительно информированной. Тайны мужа, конечно, из неё вытащить никогда не удавалось, хотя пробовать пытались регулярно. Очередных охотников не останавливало даже то, что за любую попытку выведать что-то опасное для Кайра мстила Фиона не хуже "бдящих в ночи", сполна пользуясь связями и знакомствами, несколько раз добиваясь для особо наглых ссылки на границу. Но и без лишней болтовни она всегда знала и могла сказать много больше, чем даже большинство лордов и императорских советников.

Кайр поспешил в поместье, едва получил списки приглашённых. А когда мажордом сообщил, что "леди изволит быть на зимней веранде", тяжко вздохнул: именно там Фиона любила беседовать о "мелких неприятностях". Значит, уже знает… но рассказать сам он всё же должен. Тяжело вздохнув ещё раз, Кайр отправился извиняться.

Дверь чуть скрипнула, и виконт Раттрей поморщился — в силу профессии он не любил совсем бесшумных дверей, особенно в своём доме… но как сегодня не к месту. Комната была пуста, только на центральном диванчике спиной ко входу сидела женщина, что-то рассматривая в заснеженном саду с другой стороны окон. Волосы Фиона собирать не стала, они широкой чёрной волной стекали по плечам и падали на спинку, словно специально подчёркивая контраст настроения хозяйки со светлым платьем и обивкой дивана. Несколько секунд казалось, что вошедшего не заметили — но потом женщина повернулась и приглашающе показала на кресло рядом с собой. Кайр в ответ только пожал плечами и виновато поплёлся на указанное место. Мысленно укоряя себя за то, что опять от него Фионе неприятности и погубленные праздники.

— Ну что, котик. Будешь каяться? — в последний момент Фиона пересадила мужа рядом с собой, положила его голову к себе на колени и насмешливо посмотрела сверху. — Признавайся, шутка над этим напыщенным индюком — твоих рук дело?

— Нет… То есть не совсем, — смешался Кайр пор пристальным взором жены. — Начало и в самом деле заварилось случайно, а дальше просто грех было не воспользоваться ситуацией…

— Рассказывай, — вкрадчиво прозвучало в ответ. — Рассказывай и зарабатывай себе прощение. Секретные подробности можешь опустить, моей головке они не к чему. Но остальное целиком. И начни с этого дуэлянта, с мастера Ивара. Предупреждаю — мне известно не больше, чем остальным в столице. Только то, что он приехал откуда-то из северных королевств и принадлежит к одной из Старых семей.

— Стыдно сказать, оказалось, я и сам знаю не намного больше. Я вызвал его в столицу, когда мне понадобился знаток эрда: не тех упрощённых диалектов, которым модно учить отпрысков, а старого написания. Трактат эпохи первого южного нашествия. Где-то через месяц про него услышал лорд Хаттан, который пригласил Ивара преподавать эрд для своего сына. Сейчас я почти уверен, что услышал Малколм про столь редкого в столице специалиста не случайно. Дальше я даже не знаю, на кого именно был нацелен удар: в Саунаварской резне десять лет назад отметились оба. Без поддержки Шолто узурпатор трона Зимногорья не смог бы раздавить несогласных, а Франган там же как раз начинал свою карьеру исполнителя "деликатных" дел при западных лордах, особенно при клане Кингасси. Дальше… жалко было упускать случай протолкнуть эту злосчастную петицию. Бехан просит с ней помочь уже больше года, не хочет лишний раз пользоваться канцлерскими полномочиями в обход совета.

— Хорошо котик. Считаем, первую половину прощения ты заработал. Теперь насчёт второй… — увидев, что Кайр напрягся, Фиона усмехнулась — ох уж эти мужчины! Иногда до безобразия умные, а иногда — сущие дети. Особенно рядом с любимой женщиной. Ну да, ей нравятся все эти праздники. И до сих пор она поддерживает на людях часть образа той наивной самовлюблённой девочки, какой была до замужества — девочки, для которой смыслом жизни было удивить свет новым платьем на очередном императорском приёме. Вот только она давно уже вышла из детства и поняла, что куда важнее и интереснее быть опорой своего мужа: не безмолвной забитой тенью — а равной. И потому способной принимать не только не только его любовь и заботу, но и его трудности, его дело. — Ну их, эти императорские приёмы… если ты все Зимнепрадники проведёшь с нами. Это не обсуждается, а то с твоей работой дети скоро забудут, как выглядит их отец.

И, не давая опомниться, подхватила мужа за руку и потащила в сторону детской половины особняка.