Зеркало миров

Шаг девятый. Глина Шахрисабза

Шахрисабз встретил гостей неприветливо. Едва прошли перевал, узкая дорога сразу начала петлять, обходя обрыв, осыпь или огромные камни, тысячи лет назад брошенные ледниками на склонах. С западной стороны хребта снега не было совсем — то ли каприз когда-то поигравших здесь богов древности, то ли жаркое дыхание пустыни на юге страны — потому вместо сухого мороза дул влажный ветер, и время от времени начинался ледяной дождь. Вдобавок часто набегал туман, и караван вставал, ожидая пока густое молоко осядет, и можно будет двигаться дальше. Когда добрались до границы леса, стало чуть теплее, но дорога всё равно оставалась мучением. Ислуин здешние места не любил ещё со времён жизни у ханжаров — слишком запомнилось ему поражение, которое тогда нанесли степному войску силы Южного союза эмиров. А плохая погода и то, что на спуск они потратили целых три дня, неприязнь только усилили.

Едва дорога вышла в предгорья, Ислуин и Лейтис сразу же распрощались с караваном, хотя Нурмат-баши уговаривал их остаться. Мол, разгрузятся в ауле, поменяют часть товара и двинутся в столицу провинции. Таможня на главной дороге — сплошная обираловка, лучше Ивар-баши через прикормленных худуди документ получит… Ислуин с улыбкой отказался. Расчёт старшего караванщика был вполне понятен, умение попутчиков отгонять туман уже сократило время спуска вдвое. Но деньги за подорожную магистра волновали мало, также как и налог на все ввозимые иностранцами наличные — зато каждый час задержки беспокоил сильно. Зимние шторма скоро ненадолго утихнут, и можно будет подыскать подходящий корабль, идущий на Бадахосские острова — а ему ещё нужно проверить информацию, которую Ислуин раскопал в архивах семьи Хаттан. Если же они опоздают — начнётся сезон весенних ураганов, ждать придётся до начала мая. И в империю они вернуться только к середине лета.

Лес закончился быстро, дорога начала прыгать вверх и вниз через невысокие отроги, покрытые высохшей травой. Но идти было легко, хотя опять стал накрапывать дождь: едва первый спуск укрыл их от караванщиков, Ислуин тут же сотворил небольшой воздушный щит. Этот же щит закрывал и от ветра, а каменистая дорога, несмотря на зимний сезон, не раскисла и теперь бодро хрустела под сапогами мелким щебнем. Хорошее настроение продержалось до конца предгорий, пока очередной спуск не вывел их на равнину, и земля не превратилась в грязевое болото — местами почти по щиколотку. К тому же противная морось превратилась в настоящий дождь, а щит пришлось убрать, чтобы его не почувствовал маг-наблюдатель. Парки же, рассчитанные на снегопад, влагу держали плохо — и к таможне путники подошли перемазанные глиной, умеренно подмокшие и очень злые.

При виде пограничного поста Ислуин презрительно фыркнул: и это на одном из главных торговых трактов в Империю! Два десятка то ли длинных сараев, то ли бараков кирпича-сырца, окруженные мазанным глиной забором, да непонятная двухэтажная постройка для чиновников и охраны в стороне — судя по шуму, только там сейчас кто-то и есть. Внутри картина была не лучше — в длинном зале, занимавшем весь первый этаж, десяток стражников-худуди в кожаных куртках и медных шлемах сидели за столом в дальнем углу, пили из высокого стеклянного штофа[7] мутную брагу и шумно играли в карты. Было жарко, игроки вонюче потели, но раздеваться явно не собирались, видимо старались произвести впечатление на "презренных простолюдинов" — человек пятнадцать крестьян и ремесленников испуганно жались в углу возле входа, ожидая, пока подслеповатый старичок-писарь в замызганном халате оформит им подорожные бумаги. Магистр поискал обязательного дежурного чародея и снова фыркнул, на этот раз негодующе: колдун в расшитом звёздами балахоне уже храпел под столом, обнимая ещё одну пустую бутыль. Знали бы — до самых дверей добирались с комфортом.

Зато начальник, который спустился проверять иностранных гостей самолично, вызвал оторопь. И дело было не в том, что на фоне убогого вида стражников халат дорогой парчи, шёлковая чалма и золотые перстни смотрелись неуместно — Ислуин и до этого не сомневался, что старший таможенник одного из главных сухопутных торговых трактов в Империю не бедствует. Но вот что мужчина за сорок красит ярко-алой помадой губы, румянит щёки и подводит тени, было на его взгляд ненормально. Как ненормальны и странные взгляды, томные вздохи и намёки, которые старший худуди вдруг начал бросать в сторону магистра. Некоторое время Ислуин растерянно пытался понять, зачем таможенник взялся настаивать и ещё на личном досмотре: ладно бы Лейтис — она ещё хоть и ребёнок, но всё-таки девушка. Но к чему этому толстяку сдался магистр? Разве что… отвращение Ислуин сумел скрыть не до конца. Среди детей Жизни таких противных природе наклонностей не могло возникнуть в принципе, да и среди ханжаров к любителям своего пола относились довольно брезгливо — за три десятка лет в Степи Ислуин таких не встречал ни разу.

Худуди-баши перемену в чужестранце заметил сразу, его лицо в ответ закаменело, и он строго повторил, что личный досмотр подозрительного имперца обязателен — без этого их в страну не пропустят. А то и вообще задержат на таможне "до выяснения личности"… на этих словах во взгляде Ислуина промелькнуло нечто нехорошее. Этот червяк пытается запереть в ладони ветер? Пусть попробует… Ни толстяк, ни глумливо посмеивающиеся стражники ничего не заметили, но Лейтис, уловив настроение учителя, аккуратно сместилась и приготовилась кинуть пригоршню метательных стрелок: если дело дойдёт до боя, ни один из врагов не должен добраться до прислонённых к стене копий и обитых железом палок. Несколько мгновений магистр взвешивал, что ему выгоднее — дать взятку, добиться своего силой, или уничтожить следы и память, а затем найти пограничников посговорчивее. Внезапно Ислуин широко улыбнулся, незаметно подал Лейтис знак не торопиться, и громко согласился "на досмотр". Значит, кто-то решил оседлать ураган? Так пусть потом не жалуется на результат. И, не обращая внимания на масленый взгляд худуди-баши, направился на второй этаж.

Едва они поднялись в кабинет, толстяк трясущимися руками запер дверь, начал расстёгивать пуговицы на рубашке Ислуина… и замер — ему показалось, что сзади подошла и обняла за талию девушка. Но вот наваждение прошло, худуди облегчённо выдохнул, снова нежно прикоснулся к красивому иностранцу… и как ошпаренный отскочил назад, больно ударившись спиной о ручку двери: теперь невидимая девушка что-то страстно шептала, игриво покусывала шею и массировала спину. Быстрый взгляд на защитный амулет и обыск в комнате показали, что их по-прежнему только двое, а никаких магических воздействий не было. Вот только стоило коснуться другого мужчины… несостоявшийся ловелас споткнулся, повис, обнял Ислуина — и девушек сразу стало две. Причём вторя беспардонно начала гладить не только спину и живот, но и ниже. Несколько мгновений худуди-баши оторопело смотрел на магистра, потом по позвоночнику пополз леденящий ужас догадки, и толстяк кубарем бросился на первый этаж. Через пару минут по зданию разнёсся дикий вопль тоски и ужаса.

Покидали таможню Ислуин и Лейтис под гробовое молчание… если не считать завываний главного худуди. Который то пытался привести в чувство пьяного в зюзю мага и кричал, что сгноит негодяя, который не защитил любимого начальника, в тюрьме, то начинал причитать, жалуясь верховному богу Таджу на несправедливость судьбы, и проклинал ночных демонов — только эти злобные твари могли так жестоко проклясть несчастного. Когда пограничный пост остался позади, Лейтис попросила объяснений, она почувствовала заклинание, но разобраться не смогла. Магистр рассказывал весело, с удовольствием, на ходу рисуя в воздухе картинки-пояснения. А под конец злорадно добавил: "Исчезнет только когда толстяк исправиться. Вот только мужчины к этому моменту волновать его уже не будут".

Кроме хорошего настроения и подорожных невезучий худуди-баши сделал ещё один подарок — целую стопку бланков "на все случаи жизни", а также слепки печатей. Магистр был доволен, это куда быстрее и проще, чем изготавливать подделки "с нуля". А в том, что путешествовать в нынешнем статусе нельзя, они убедились в первой же деревне. В мире Ислуина к иностранцам в Южном союзе относились пусть и настороженно, зато без неприязни — для поданных падишаха любой чужак был не человеком, а что-то вроде родственника ночных демонов. С таким разговаривали, с ним торговали. Но едва повернётся спиной, тут же принимались творить знаки, отгоняющие зло. И это возле торгового тракта с Империей — а что будет в глубины страны?

До первого более-менее значительного города пришлось добираться несколько дней — продавать лошадей или ослов чужакам отказались: падишах ввёл новый указ, согласно которому такая покупка теперь регистрировалась у местного судьи-кади. Потому связываться с иностранцами боялись. Зато недалеко от городских стен удачно расположился крупный караван-сарай, где можно заняться документами. Гостиница стояла на перекрёстке нескольких дорог, потому, не смотря на зимнее затишье, народу всё равно было много. Гам, крики торговцев, слуг, рабов, лай собак, рёв ишаков и верблюдов. В магическом эфире — такой же кавардак, трутся друг о друга, сталкиваются и отскакивают заклинания от насекомых и воров в стенах и заборе, амулеты торговцев, обереги на тюках с товаром и метки хозяев на ошейниках невольников. Добавить беспорядок от расположенного рядом базарчика, где путникам предлагают любой товар от старого халата и свежего изюма до женщины на ночь… В здешнем хаосе можно заниматься чем угодно, от вызова тёмных демонов до заговора против падишаха — никто не обратит внимания. Конечно шпиков и доносчиков в таких местах тоже через одного, но в комнаты никто не полезет — по законам Шахрисабза заплативший за номер имеет право зарубить даже хозяина караван-сарая, сунься тот без спроса. А скрыть свои занятия от разных наушников и подглядчиков умений и опыта у магистра хватит, не впервой.

Новую личность Ислуин выбирал себе долго и придирчиво, нужен статус, который дозволяет открыто носить оружие. Но такой, чтобы его проверяли не слишком тщательно. К тому же требовалось соответствовать не только обликом, но и манерами — а обычаи центральных провинций отличались от знакомых магистру изрядно. Да и с внешностью возникла неожиданная заминка: если цвет кожи и черты лица подправить было несложно, то чёрная краска на волосы ложиться не захотела — горящий внутри каждого эльфа огонь Жизни пропитывать организм чужеродными составами отказывался. Сменить же пигмент "естественным" путём магистру оказалось не под силу. Голову пришлось брить, а такая причёска оставляла единственный вариант — второй сын купца или, как их здесь называли, савдогара. Живёт его "семья" в предгорьях Рудного хребта, потому все несуразицы легко списать на "дурное влияние диких горцев". Облик торговца удачно подсказал и повод для путешествия к океанскому побережью: юношу отправили набираться опыта и заодно поискать новых торговых клиентов и партнёров. Ведь согласно местным обычаям вести предварительные переговоры главе семьи или старшему сыну — несолидно.

Для Лейтис всё было проще, она могла стать только телохранительницей-корддами: за мальчика её не выдать, в Шахрисабзе принято мыться в общественных банях даже слугам и домашним рабам. И пропустить омовение в новом городе подозрительно, в купальнях узнают новости и заводить контакты. А свободной женщине запрещено касаться оружия, к тому же с открытым лицом на улицу выходили только старухи и девочки младше семи лет. Да и объяснить, зачем юноша из хорошей семьи взял с собой в путешествие родственницу или наложницу — невозможно. Зато корддами следует за хозяином неотступно, она может пройти даже в отхожее место — и никто не будет против, разве что посмеются над страхами молодого господина. А может, наоборот похвалят, поданные падишаха любят решать трудности с помощью стали в спину. Статус телохранительницы заодно решал проблему с внешностью Лейтис — школы корддами частенько покупали кандидаток не только у родителей, но и на рабских базарах. А юный возраст удачно дополнит легенду — опытную храну не может себе позволить даже прямой наследник, не то что второй сын. Зато молоденькая выпускница вполне по карману.

Подделки вышли на славу, а базар удачно снабдил всем необходимым — пусть для этого пришлось два дня закупать вещи и "образцы товаров" под разными личинами. Зато едва караван-сарай скрылся из виду, чужаки из Империи немедленно исчезли, и вместо них появился молодой господин Сафар. По наказу достопочтенного родителя он едет искать достойных покупателей на ткани, которые его семья изготавливает в своих мастерских и покупает у горцев. Без труда теперь удалось купить и коней вместе с вьючными ишаками, соплеменнику их продали легко. Хотя торговаться с лошадником "для легенды" пришлось чуть не полдня. И теперь небольшой караван степенно ехал от селения к селению, от города к городу. Можно радоваться… вот только очень уж раздражала частая перемена погоды: войны за венец правителя разрушили оросительные каналы по всем южным провинциям, а человеческая жадность высосала из тамошней земли оставшиеся соки — потому отделявшая Шахрисабз от Заповедного леса пустыня изрядно выросла, испортив климат и насылая засухи.

Во владениях падишаха Ислуин был впервые, потому с интересом наблюдал за смуглыми людьми, так похожими на глину — из которой, по преданию, и сотворил их бог Тадж. Вдохнув душу в слепленные братьями фигурки. Что-то осталось таким же, как и на родине, что-то изменилось… словно смотришь на знакомый предмет в кривое зеркало. Те же бесконечные мосты на дорогах — горбиками перепрыгивают через арыки, вдоль которых высятся древние карагачи с чернеющими на сучьях огромными гнездами аистов. Те же голые зимние сады и поля — разве что земель под ячмень и пшеницу отведено куда меньше, теперь больше растят хлопок. Как и в его мире, вдоль дороги стоят небольшие деревни с домами-мазанками, разве что выглядят куда беднее — амбаров под зерно почти нет, и скот здешние дехкане стараются не держать. В городах неизменные улочки, где арба, проезжая, боронит по обе стороны глиняные заборы, а на площадях — высокие минареты с узорными изразцовыми шапками, на которых утром и вечером горит огненный блеск зари. И откуда жрецы-улемы каждое утро и вечер призывают молиться Таджу. Не изменились ни дымные чайханы, где можно заказать и душистый настой, и жирный плов, ни пестрая сутолока базаров, где бойкие зазывалы кричат, расхваливая лучший в мире товар: от медных кувшинов до шёлковых платков и шитых золотом халатов.

Вот только люди совсем другие. Ислуин помнил детей Таджа иными: полными смелости, честного лукавства и благородной хитрости. Они гордились своей родиной и потому великодушно относились к любому чужаку. Пусть восхитится красотой девушек, что по весне, сняв платки и сменив платья на шаровары, соревнуются в лихих скачках. Пусть склонится перед мудростью улемов, когда седобородые старцы затеют диспут о толковании священных книг или об устройстве мира. Пусть позавидует мастерству чеканщиков и оружейников, чей дамаск спорит с булатом гномов. Бывало, города Южного союза ссорились между собой — но сразу забывали обиды, едва враг ступал на их землю. Во время первого нашествия армия орков сумела войти в страну — обратно не вернулся ни один завоеватель.

Здесь всё было по другому. Здесь правили трусость, жадность и зависть. Каждый, от правителя города до нищего дехканина знал, что главная добродетель — вовремя склонить голову перед высшим и хлестнуть плетью низшего. Улемы больше не спорили в поисках истины, зато призывали не раздумывая следовать воле падишаха, объявляя её божественным законом. Здесь больше не гордились своим величием — а презирали чужаков, боялись и завидовали соседям. От полного разорения падишаха спасал только хлопок, который охотно покупали и в заснеженных владениях ярлов севера, и на островах благодатного юга. А государство от гибели — непроходимые пески и то, что искусство строить дальние порталы прочно забыто. Но если оркам удастся как-то пересечь пустыню, то страна падёт сразу: шахрисабзсцы предпочитали от любой беды прятаться поодиночке, надеясь, что смертный покров заденет только соседа. Прежних южан Ислуину напоминали только горцы — не зря жители равнин ненавидели их даже больше, чем пришельцев из других краёв.

В нужный город попасть не удалось, там начались волнения среди крестьян и ремесленников. Для страны такие регулярные, но бессмысленные и бесцельные бунты в отдельных провинциях были привычны, как привычен и результат: сожгут с десяток домов самых ненавистных кади и вельмож, поверят обещаниям посланника шаха "наказать и разобраться" и разойдутся по домам. Спустя пару недель через одного "бунтовщики" окажутся на каторге или в рабском ошейнике (и не важно, громил ли ты дворец эмира или сидел в это время дома), а оставшимся посадят на шею нового взяточника — и всё потечёт по-прежнему. Вот только ждать, пока всё успокоится, Ислуин не мог, да и расспрашивать боящихся собственной тени людей трудно. Оставалось только развернуть коней и ехать прямо на запад, досадуя о бестолково потерянных днях.

Словно в извинение за неудачу, судьба в первой же чайхане на идущем к побережью тракте подкинула Ислуину неожиданного, но полезного спутника: почтенный савдогар Джаббор-баши тоже ехал к океану и был рад разделить дорогу с юношей своего сословия. Тем более что торговал он хлопком-сырцом и "отцу" магистра был не конкурентом. Мужчина любил "общение с образованными людьми" и ещё больше обожал давать наставления "молодому человеку вдвое младше себя". А кроме того — рассуждать о смысле жизни, приводя в пример то, что знал, слышал и видел во время поездок по своей стране и соседним государствам. Незаметно для себя умудряясь рассказывать множество ценных и нужных магистру сведений. Особенно когда "юноша по неопытности выбалтывал интересные сведения о торговле" — Джаббор сразу становился довольным, открывал "шлюзы своего глубокого озера мудрости", и поучения изливались неудержимым потоком. Оставалось направлять беседу в нужном направлении.

Так было и сегодня, едва они остановились на ужин в очередной придорожной чайхане. Заведению было далеко до роскоши богатых городских ресторанов, где гости чинно сидят на дорогих подушках, отделены от остальных клиентов ширмами из шёлка, а блюда подаются на расписных тарелках редкого фарфора, едва успеешь махнуть официанту… но обоим путешественникам нравилась сутолока маленьких харчевен. На господской половине было не так темно, дымно, тесно и чадно, как в соседнее зале — но и сюда уже забрались вечерние сумерки, доносился шум и гам множества людей, тянуло жаром печей с кухни. А сквозь дверной проём виднелись потные оголенные до пояса повара, которые спешили, кричали, толкали друг друга и раздавали подзатыльники поварятам. Булькали огромные котлы, накрытые деревянными пляшущими кругами, сытный пар от бараньего плова сгущался под потолком, в сизом чаду яростно шипело масло, светились стенки накаленных жаровен, и жир, капая с вертелов на угли, горел синим душным огнем и бросал вспышки странного "колдовского" света.

Заказ в таких чайханах приносили не сразу, хозяева не нарушали очередь даже ради богатых савдогаров. Потому оба купца в ожидании плова с удобством расположились за беседой. Чуть ближе ко входу сидели Лейтис и корддами Джаббора-баши: обе храны пользуясь случаем разговаривали, старшая тоже наставляла "молодую коллегу". До тридцати лет, когда телохранитель могла выбирать себе нанимателя самостоятельно, доживали немногие — и женщина делилась опытом, который поможет девочке уцелеть.

Бросив аккуратный взгляд — как там Лейтис — Ислуин вслушался в поток красноречия Джаббора. Только что Сафар "случайно" проговорился, что перед отъездом услышал от отца новость, Империя формирует ещё один легион. Значит, сокращение армии приостановлено и цены на хлопок для мундиров поползут вверх. От такого известия в глазах савдогара зазвенели монеты, и он тут же принялся убалтывать молодого коллегу, чтобы тот не вспомнил про свою оплошность. Разговор беспорядочно перескакивал с одного на другое и, как это часто бывало в последнее время, свернул на государственное устройство:

— Главное, домулло Сафар — это порядок. Соблюдение законов есть основа государства. А закон соблюдается, только если существует порядок. А порядок — когда низший знает своё место, боится и потому склоняется перед старшим. Только это обеспечит стабильность, незыблемость и даст процветание.

— Даже если закон глуп, и творят его исключительно ради собственного блага, а не общей пользы? Простите, домулло Джаббор…

— Вы ещё очень молоды, домулло Сафар. Но поверьте человеку, который вдвое старше вас, и которому жизнь дала больше опыта и мудрости — любой закон священен, потому что идёт от власти. Чернь этого не понимает, как никогда не понимает своего счастья. Возьмите Зеравшан, куда мы с вами не попали. Чего они добились? У них был мудрый кади, которого они выбрали…

— Ну, я бы не назвал бы это выбором — должность пожизненная, всегда сохраняется за семьёй, да и старшины ремесленных концов давно уже только присутствуют при оглашении имени.

— Вы ещё предложите как в Империи — менять судью каждые пять лет. Я удивлён, что их система до сих пор не развалится. Ведь только-только назначенный кади войдёт в курс дела, станет знаком уважаемым людям и наладит нормальную жизнь — как приходит другой человек и всё начинается с пустого места. Или, вот: дети тамошних эмиров вынуждены молодость проводить на службе падишаха под началом черни. За это время они теряют и хороший вкус, и манеры, и саму способность управлять. Это как львёнка отдать на воспитание овцам — а потом ждать от выросшего зверя настоящей храбрости и величия.

— Зато в Империи уже давно не было смут. И даже тамошние дехкане готовы с оружием защищать свою страну.

— Вы сами только что привели хороший пример. Вы никогда не были за Рудным хребтом, потому не видите слишком жестокого и глупого правления тамошнего падишаха. Зато я хорошо помню, как расправлялись с северными эмирами, которые всего-то хотели отстоять свои освящённые предками права на владение подданными. Поверьте мне, Империя — это огромный голем, там нет внутренней твёрдости. И скоро она развалится, как рассыпается под ветрами и дождями любая глина. Зато наш порядок вечен, потому что верен. И потому крепок как скала. Послезавтра мы приедем в Файзабад, и вы сами увидите, какие успехи даёт по-настоящему твёрдая рука.

Въехав на улицы, Ислуин смог убедиться, что Джаббор прав насчёт "порядка"… и что магистр не зря расспрашивал купца последние дни. Файзабад выглядел куда чище и богаче других городов — вот только на площади перед дворцом эмира вместо столбов для наказаний кнутом стояли два десятка копий с отрубленными головами, и разносился сладковатый трупных запах от посаженных на кол. А ещё по городу душным маревом стелился привкус ужаса… и тонкие, не заметные для обычных магов нити, которые впитывали страх. Всё-таки сохнут! Причём донельзя наглый, даже не скрывается. Или не слышал, что от магов Жизни его паутину не скроешь — и потому выкачивает силу, даже не попытавшись замаскировать логово. Впрочем, если он и правда знает не всё, кое-какие основания для беспечности есть: с такими запасами энергии нежить может поспорить даже с магистрами.

Тварь необходимо было уничтожить, потому Ислуин решил задержаться. Расстался с попутчиком (сказав, что по торговым делам нужно несколько дней провести в городе, и он постарается догнать позже), после чего… пришлось объясняться с Лейтис: девочка удивилась так сильно, что позволила себе не согласиться с наставником. Ведь оба хотели покинуть страну как можно скорее, а каждый лишний день приближает сезон весенних штормов! Ислуин улыбнулся — растёт, ещё пара лет и будет спорить вовсю. Точь-в-точь как он когда-то. Вот, наверное, сейчас веселится в Унтонге бакса Октай!

— В городе живёт сохнут. Не старайся вспомнить, ты про таких наверняка не слышала. Родич вампира, только встречается куда реже. Пьёт не кровь, а чувства и страхи, и спокойно переносит солнце. В остальном — такой же оживший труп.

— А при чём тут мы?

— Сохнута трудно распознать и ещё труднее убить: сила, скорость и регенерация как у вампиров. Добавь высокую сопротивляемость магии — любой, кроме стихии Жизни. Потому долг каждого чародея нашей школы уничтожать подобную нечисть. Впрочем, не думаю, что мы задержимся надолго.

Несколько дней спустя Ислуин был уже не так категоричен. Нет, просто развоплотить сохнута было нетрудно: два раза в неделю эмир, чью личину носила тварь, выезжал по "государственным делам" и обязательно посещал публичные казни. А дальше простенькая "стрела света" или "тепло жизни" — для этого даже не обязательно находиться на той же самой улице. В крайнем случае у магистра хватило бы силы накрыть дворец "зарёй рассвета" до самого подвала… вот только сохнуты нередко жили семьями, и без допроса выяснить про остальных сложно.

Ислуин разрабатывал способы один за другим, и раз за разом убеждался, что они неосуществимы. Незаметно проникнуть во дворец не смогли бы даже специалисты из "Дневной тени", а магистру в подобных умениях до особых воинов Ясного владыки далеко. Не было смысла и прорываться силой: возможность разломать бездарную магическую защиту дворца и, под прикрытием пары големов, добраться до эмира была — вот только открытая атака наверняка спугнёт остальную нечисть. Способа для мага и воина не существовало — в логово могли попасть либо многократно проверенные слуги… либо жертвы.

В первый момент мысль прикинуться "пищей" показалась глупой. Но, обдумав подробности, Ислуин решил, что может получиться. Лейтис осталась вместе с вещами за городом, получив наказ ждать три дня, после чего ехать в соседний город, где жил имперский консул: если магистр вынужден будет задержаться, дипломат даст необходимое в чужой стране укрытие. После чего, Сафар исчез, а в город вошёл мужчина лет сорока — типичный странствующий ремесленник, который ходит по стране в поисках заработка. К таким любят присматриваться и стражники, и мошенники — ведь в чужом краю ни родни, ни связей у перекати-поля нет. Дальше события развивались привычно: кости со свинцом, драка, патруль, сомнение в подорожных бумагах и дворцовая тюрьма "до решения пресветлого эмира". Для пыток в подвалах дворца бродяги подходили идеально: у них нет эмоционального отупения, как у рабов, и они не привыкли бояться, как горожане.

Если не знать причины, подвал дворца выглядел странно. Круглый невысокий зал. Пол, стены и потолок выложены белой плиткой, яркий свет. Внешнее кольцо — наполовину утопленные в кладку камеры, но если постараться, сквозь решётки можно увидеть, что творится рядом. Также необычно отделён и центр — внутреннее кольцо не сплошное, много забранных прутьями проходов. Чтобы пленники могли слышать и видеть, как палачи "пользуют" очередную жертву. Да и "обслуга" тюрьмы: рослые, полные до складок мучнистой белёсой кожи альбиносы, одетые лишь в фартуки, которые слегка прикрывают плоть… напоминают очеловеченных опарышей. Сильные — вслед за Ислуином затащили здорового мужика, который пытался сопротивляться, но не смог даже пошевелиться в стальных тисках сарделек пальцев. И глупые — ободрали на магистре одежду до штанов, но обыскать поленились, спрятанные в швах отмычки остались на месте. Да и на магию проверили едва-едва, примитивный амулет обманул бы даже первокурсник.

Вместе с Илуином по камерам распихали ещё человек тридцать, после чего первую из жертв поволокли в центр. Мужчину сначала насиловали, затем жгли железом, стегали кнутами и сдирали кожу. Когда крики затихли, а тело престало реагировать на дробившие пальцы щипцы, покойника деловито разрубили на части, сложили в большой глиняный кувшин в углу, смыли кровь… и отправились за следующим пленником. С женщиной всё повторилось, только насиловали её куда дольше — сохнут явно насытился и ушёл, мучения теперь собирали в накопитель, и палачи решили продлить удовольствие.

Третью жертву брать не стали — видимо посчитали, что людям надо "слегка прийти в себя". К тому же камеры наверняка тоже связаны с накопителем. Магистра это не интересовало, главное их на какое-то время оставили в покое. Для следующего этапа желательно дождаться часов двух-трёх ночи, и как следует выспаться. Заодно сменить облик на естественный-эльфийский, замаскировав его иллюзией — перед Высокорождёнными обитатели здешнего мира испытывали суеверный ужас, значит, легче выбивать из сохнута нужные сведения. Лежанок в каменных мешках было не предусмотрено, зато приковали узников удачно — цепью за пояс. И, под ошеломлённые взгляды соседей, Ислуин вытянулся на полу и задремал.

Разбудил эльфа глухой звук шагов. Кто-то направлялся к его камере: видимо, хозяевам не понравилось, что от него в накопитель ничего не идёт. Чувство времени подсказало — примерно полночь. Рановато, но сгодится. Магистр подождал, когда щёлкнул замок, дверь открылась… после чего секунды послушно стали долгими и тягучими. Кольцо на поясе раскрывается, прыжок, удар навстречу первому. Второй успевает понять, что дело неладно, но сделать ничего не успевает — жалящее касание и возле решётки падает ещё одно тело. А смерть уже спешит дальше по подвалу, расправляясь с палачами. Пару минут Ислуин ждал, не придёт ли кто-то на возгласы, но звукоизоляция в пыточной была замечательная.

Закончив с тюремщиками, магистр начал сбивать замки с остальных камер. Любая суматоха ему на руку, чем больше внешней охраны будет занято ловлей сбежавших пленников, тем меньше людей смогут вызвать на помощь эмиру, если что-то пойдёт не так. К изумлению эльфа не ушёл ни один! И дело было вовсе не в страхе перед наказанием за побег, хуже пыток вечером с ними сделать всё равно ничего не могли. Но каждый повторял одно и то же: "Эмир справедлив, он обязательно разберётся. Я-то ведь не виновен, я не преступник, как другие".

Настаивать Ислуин не стал, лишь презрительно плюнул и поспешил наверх. Впрочем, опасения оказались излишни — если снаружи дворец был крепостью, то внутри охрана поражала беспечностью… или самоуверенностью — похоже, нежить считал себя непобедимым. А вся внешняя защита была маскировкой и страховкой от случайного разоблачения. Лишь около личных покоев пришлось чуть повозиться — охрану следовало убить так, чтобы издалека не было заметно, что безмолвно замершая возле спальни эмира стража мертва.

Дверь открылась бесшумно, и увлечённый "десертом" сохнут даже не почувствовал, что в комнате появился кто-то ещё. Нежить смотрел на привязанного к стене голого паренька и размышлял, что вкуснее — ударить кнутом или ткнуть в спину нагретой железкой. Взглянув на пленника, Ислуин машинально отметил: пацан, который на публике играет роль "сына". И жить ему осталось года два, не больше — дальше организм не выдержит истязаний, и "эмир" сменит личину, заняв место "безвременно почившего отца".

Сохнут наконец-то определился… и вдруг заметил постороннего. Резко повернулся, хлестнул чужака и заинтересованно посмотрел на оставшийся в руке обрубок кнута.

— Чародей, — зашипел он, — как давно я не пробовал чародеев, — в пришельца полетела черное облако магии Смерти.

Магистр позволил "сорвать" все иллюзии в комнате, после чего сохнут тут же оказался в клетке из горящих тёплым жёлтым светом прутьев, и лишился способности колдовать. Ислуин с любопытством начал рассматривать пленника. Когда-то это был парень лет двадцати-двадцати двух, мёртвая кожа до сих пор хранила след молодости. Судя по всему, много лет назад он тоже играл роль "сына" — только оказался слишком живучим, а хозяин слишком беспечным и не заметил перерождения в "куколку". Нынешний владелец дворца предусмотрительнее: мальчишка на стене магических задатков не имеет, да и здоровьем, чтобы успеть впитать достаточно эманаций, похвастаться не может.

Сохнут смотрел на Ислуина со смесью ненависти и ужаса:

— Что тебе надо, Высокорождённый?

— Ты и сам догадываешься, что. Сколько вас в улье и под чьими именами вы прячетесь, — на одном из прутьев появился нарост, который кольнул нежить в руку. Мизинец рассыпался прахом, а сохнут выгнулся от позабытого чувства боли: магистр успел отвязать мальчика и лишить сознания, "передать" неприятные ощущения было некому. Несколько минут эльф ждал, пока пленник придёт в себя, затем повторил. — Сколько? И где?

— Заше-е-е-ем, Вышокорошдённый? Вам нет дела до шмертных, скаши шразу, што тебе нушно — я отдам. Или, — в голосе сохнута послышалось презрение, — ты будешь меня убешдать, што таким как ты ешть дело до людишек? Што ты пришёл мштить?

— Наверное, ты прав. Наверное, Высокорождённым и правда безразлично творящееся вокруг. Но я — обычный эльф. Меня действительно не интересует такой народ. Вот только мне не всё равно, что творится рядом с моим домом. А ещё я привык убирать мусор. Рассказывай.

Нежить сломался быстро. После чего тепло Жизни погасило тлеющее внутри ледяное пламя небытия, оставив после себя череп и кости, на глазах превратившиеся в горку праха. Ещё несколько минут магистр потратил на то, чтобы убедиться — мальчишка в сохнута не превратиться никогда. Особенно после того, как Ислуин погасил в памяти ощущения боли и пыток, заменив их тягой к наслаждениям. Паренька считают наследником — так пусть, когда начнёт править, вычистит дворец от накопившейся смерти. Пусть сажает сады и парки, пусть наполнит дворец циркачами, наложницами и придворными. Пусть устраивает подданным праздники и представления — это отвадит нечисть куда надёжнее, чем любой маг или охотник.

Из города магистр выбрался, когда начало светать. Чуть задержался, глядя как распадаются остатки чёрной паутины — и заторопился прочь. Надо как можно быстрее найти Лейтис, обойти остальные города и поспешить к океану. На корабль — и прочь из страны, где люди отказались от души, став послушной глиной.