Зерно А

Внизу забрезжил свет. Я не слышала ничего, кроме шуршащего дыхания, шагов и детской новогодней песенки. Через сорок-пятьдесят ступеней мы приблизились к свету вплотную. Я видела квадрат бетонного пола. Еще пару шагов – и новый коридор.

Эдуард и София скрылись из виду, за ними – Григорий с пистолетом в руке. Либо он знал эту лестницу как свои пять пальцев, потому и не нуждался в опоре при спуске, либо у него была блестящая координация. В любом случае, его осанка была идеальной, а пистолет – на месте.

Часто моргая и щурясь, я стояла в длинном, с низким потолком и гудящими лампами, коридоре. Это был бункер. В Пороге много бункеров. Большинство из них были выкуплены и переоборудованы под магазины, склады, кафе (да-да, даже такое). Этот же не был переоборудован. Словно темная сторона Луны. В данном случае – Церкви механизированных. Вряд ли кто-либо из резвящихся сейчас на новогодней вечеринке Церкви знал об этом бункере. Я догадывалась, что такие места показывают не от широты душевной. Более того, если вы попадаете в находящуюся глубоко под землей берлогу не по воле своей, вероятность того, что она станет для вас перевалочным пунктом в иной, загробный мир, значительно возрастает.

Коридор упирался в железную дверь. Она была распахнута. Кажется, нас ждали. Наша Лига друзей Человека-Цыпленка за полминуты покрыла оставшееся расстояние, и мы вошли в помещение.

У дальней стены был мягкий уголок: огромный кожаный диван, цветастый ковер, парочка торшеров, книжный шкаф, журнальный столик. Образцовая гостиная, окруженная голым стылым бетоном. Я оценила такое разнообразие: то пентхаус, то бункер.

На диване, раскинув руки и ноги, полусидел-полулежал Стефан. На нем не было ничего, кроме черных брюк. Босой, с закрытыми глазами и запрокинутой головой. Он тяжело дышал, будто пробежал стометровку. Перед ним, на ковре, была кучка каких-то тряпок. Стефан открыл глаза и поднялся нам на встречу. На пальцы правой руки был надет кастет. Он моргнул и улыбнулся. Весьма доброжелательная улыбка.

Человек-Цыпленок улыбнулся в ответ:

- Извини, что заставили тебя ждать, Стефан.

- Без проблем, - эхо усилило его голос. – Вижу, Маргарита привела с собой друзей. Это только к лучшему. Как дела, Марго?

Я не ответила, глядя на шевелящуюся горку изодранной одежды перед ним. Крови не было. Да и где взяться крови в мертвом почти неделю теле?

Это был Константин.

Константин был туристом. Живым мертвецом. И в этом обстоятельства я была склонна винить себя.

Я вскрикнула. Мне удалось сделать шаг в сторону Константина, когда Чак-Чак схватил меня за шкирку и притянул обратно. Я бы непременно упала, если бы он не дернул меня вверх, словно куклу, ставя прямо.

- Стоять, блин, - прорычал он.

- Вы же говорили, что не тронете его! – заорала я, разворачиваясь к Человеку-Цыпленку.

Он сочувственно улыбался:

- Я и не трогал.

- Сукин сын!

Я кинулась на Человека-Цыпленка. Чак-Чак схватил меня за волосы. От боли и злости на глаза навернулись слезы. Вцепившись в его руку, сжавшуюся в кулак и выдирающую мои волосы, я упала к его ногам. Он продолжал держать меня за этот импровизированный поводок.

События развивались с молниеносной скоростью. Я услышала глухой удар. Эдуард упал на колени. Григорий занес рукоять пистолета для сокрушительного удара, когда на него набросилась София. Он зарычал и сшиб ее с ног размашистым ударом тыльной стороны ладони. Хлопок получился оглушительным. София рухнула на пол. Григорий наставил на Эдуарда ствол. Но Эдуард уже был на ногах и в следующее мгновение уже направлял перехваченную пушку Григорию в лицо. Я хотела закричать, но Стефан был слишком быстр – он напал со спины и свалил Эдуарда косым ударом. Блеснул кастет. Пистолет рявкнул, но пуля ушла вбок, никого не задев. От раскатистого звука выстрела, приумноженного эхом, у меня заложило уши. В них будто затолкали вату. Стефан ногой отшвырнул пистолет в направлении мягкого уголка. Эдуард перекатился на спину, когда Стефан сгреб пиджак на его груди и нанес тяжелый удар в челюсть.

Я отвернулась.

Тишина шипела. Ей вторил Человек-Цыпленок. Я смотрела на его губы и читала по ним.

- У вас был шанс присоединиться ко мне, Маргарита. Добровольно присоединится. – Человек-Цыпленок опустился на корточки передо мной. Он протянул руку и убрал упавшие мне на глаза волосы. Заботливый жест. – Вы им не воспользовались. Как вы уже, наверное, поняли, я не даю второго шанса. Если вы не со мной, значит, вы против меня. Похоже, Бог наказал меня. В Пороге был и будет лишь один коматозник с зерном категории «А». И это я.

Взгляд был мутным из-за слез. Я старалась не смотреть в сторону Эдуарда и Софии. Не думать, что они… Нет, нет, нет!

- Что, не любите здоровой конкуренции?

- Я не люблю головную боль, Рита. Поэтому сразу стараюсь устранить ее очаг.

- Со мной вы не спешили.

- В отношении вас я питал некоторые надежды.

- Некоторые надежды, - горько повторила я. – Хотели сделать меня своим ручным зверьком.

- У вас было бы все.

- Мне не нужно ваше гребаное «все».

- Чак-Чак, спокойно! Рита, Рита. – Он вздохнул. – Значит, вот какая мне благодарность за все то, что я сделал для вас?

- Именно такая.

- Кого еще вы привели с собой? Слабо верится, что эти двое были вашей главной надеждой. Кого еще пропустила моя безалаберная охрана?

«Уна Бомбер. Но можете не волноваться на его счет. Он остался на вечернике. В сотне ступенек над нами».

- Больше никого.

- Ну да ладно, - Человек-Цыпленок заговорщицки подмигнул. – Никого так никого.

- Вы все еще можете взять меня в оборот грубой силой, не так ли?

- К сожалению, нет. Особенности зерен «А» таковы, что все базируется на доброй воле.

Мне нужно было узнать всю правду! Или сейчас, или никогда. Если я сейчас остановлюсь, потом меня даже сам дьявол не заставит заговорить. Во мне что-то ломалось. И когда это «что-то» сломается, мне будет не до вопросов.

- Зачем вам Влад?

- Это как покупать оптом. Считайте, что он шел в комплекте с вами. Ваше зерно подчинилось бы моему, а я, в свою очередь, попросил бы вас, Рита, подчинить зерно Влада. Наши возможности значительно возросли бы. Естественно, теперь во всем этом нет смысла. Как и в вас. А жаль.

Он хотел заставить Влада проглотить зерно? Черт возьми, двойняшки Палисси на поводке у босса Церкви механизированных и сети ресторанов быстрого питания: один из Палисси – медиум, другой – убийца в законе. Да, неплохое дополнение, ничего не скажешь.

- Мое сердце разрывается на куски, - сказал Человек-Цыпленок печально и встал с корточек. Оправил штанины и отступил от меня на два шага.

И тут его завели в комнату двое.

- Влад… - выдохнула я.

34

При мне с него содрали рубашку, обнажая торс. Глаза Влада оставались полуприкрыты. Его губы шевелились. Они заставили его встать на колени.

- Нет, нет, нет, нет, нет… - забормотала я.

Чак-Чак рывком поставил меня на ноги.

- Наслаждайся, - шепнул он мне на ухо.

- Пожалуйста…

- Нет уж, смотрите, внимательно смотрите, Рита, что вы натворили, - сказал Человек-Цыпленок.

Влада держали за обе руки, его голова повисла над грудью.

Григорий навел на Влада пистолет.

- НЕТ, ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ДЕЛАЙТЕ ЭТОГО! ПРОШУ ВАС!

Время остановилось. Я видела, как палец Григория вдавливается в курок, подминает его под себя. Короткая вспышка, ствол пистолета дернулся. Я закричала. Пуля попала Владу в живот, и он обмяк в руках держащих его мужчин.

Чак-Чак выпустил меня. Я хотела побежать к Владу, но ноги не слушались. Я упала, как подкошенная.

- Дима, Валера, Гриша, вы нужны мне наверху. Чак-Чак, займись нашими гостями. Стефан, не был бы ты так добр…

- Я все уберу. Без проблем, босс.

Стефан стоял ко мне спиной. С его спины на меня взирал печальный лик Иисуса. Подвижная тату. Иисус моргнул и шире открыл глаза, глядя на меня. Шаги стихли вдалеке.

Я лежала и смотрела на спину Стефана, пока он не отошел куда-то, скрывшись из поля зрения. Вместо него возник Чак-Чак. Секунда уплывала за секундой. Лениво, пуговица за пуговицей, будто танцует для меня приватный танец, Чак-Чак расстегнул пиджак. Придавливая меня своим ростом, он приближался ко мне.

- С Новым годом, Палисси, - пробасил он, его правая рука полезла в кобуру.

Голос Стефана был подчеркнуло ласковым:

- Хороший мальчик, ну же, отдай дяде пист…

Внезапно его слова утонуло в грохоте выстрелов. Три подряд! Глаза Чак-Чака полезли на лоб. Одна пуговица осталась не расстегнутой. Когда выстрелы прекратились, Чак-Чак пошатнулся и как в замедленной съемке свалился на бок.

Я приподнялась на локтях и смотрела на Константина, держащего пистолет – тот самый, который Стефан отфутболил в сторону мягкого уголка. Зверолюд смотрел на меня. Он был изуродован кастетом Стефана, я с трудом могла узнать в нем прежние черты. Живой человек испытывал бы неимоверную боль от таких травм, но Константин… Он слабо кивнул. Улыбнулся уголками разбитого рта и сказал одно-единственное слово. Я прочитала слово по его губам.

Этим словом было «спасибо».

Стефан ногой выбил пистолет из скрюченных пальцев зверолюда.

Это был мой шанс. Адреналин кипел в крови. Я буквально подпрыгнула на месте и, под звуки неравного боя, подползла к Чак-Чаку. Теперь у него было аж три подарка, и все три подарка до смерти порадовали его. До смерти в буквальном смысле слова. Впрочем, создавалось впечатление, что он просто прилег подремать. Я отвернула его пиджак и вцепилась в рукоять «беретты». Внезапно туша подо мной дрогнула, как если бы по ней пропустили ток. Мое сердце пропустило удар. Глаза Чак-Чака широко распахнулись и зафиксировались на мне. Вначале удивленные, затем – напоенные ненавистью. Его рука выстрелила вверх и сжалась на моем горле. В голове точно что-то взорвалось, перед глазами заметались искорки. Я не могла дышать, но отчаянно продолжала дергать за пистолет. Скорее всего, одна из пуль перебила Чак-Чаку позвоночник, иначе он бы задействовал в процессе превращения меня в горку костей несколько больше, чем одна рука. Но, видит Бог, ему и одной руки было достаточно, чтобы прикончить меня.

Лицо Чак-Чака было искажено злобой. Когда я выдернула из кобуры пистолет, сняла его с предохранителя и вдавила в грудь качка, я уже почти отрубилась. Громыхнуло четыре раза подряд. Словно подо мной разорвались сразу четыре фейерверка. И все ушли в Чак-Чака. Фейерверочный мальчик. Упирающиеся в мой позвонок пальцы разжались, я сделала судорожный вдох, и воздух раскаленным металлом хлынул в легкие, выжигая их. Я дышала, в то время как Чак-Чак подо мной был мертв. Мертв! Обещания, данные себе, превыше всего.

Сжимая пистолет, я скатилась с него и попыталась встать. Со второй попытки мне это удалось. Горло и легкие саднило, я буквально заставляла себя делать вдох за вдохом. И я заставляла, поскольку это еще был не конец. Далеко не конец.

Стефан уверенным шагом приближался ко мне – вооруженный, улыбающийся, опасный.

- Рита, не глупите. Игра окончена.

- Это не игра, ты, ублюдок проклятый. И никогда не было игрою.

Я обеими руками нацелила «беретту» на Стефана. Руки дрожали, и дрожь передалась пистолету.

- Ну зачем вам это? – Он улыбнулся, но глаза оставались далекими и сосредоточенными. Расстояние между нами сокращалось. – Помните, я говорил, что мне нравится, когда вы злитесь? Оказывается, гораздо больше мне нравится, когда вы напуганы. Маленькая испуганная девочка. Так волнительно!

Я спустила курок.

Ничего не произошло.

Стефан хохотнул, остановился и склонил голову на бок.

- Ой, ну неужели! Какая неприятность!

Не желая верить в это, я продолжала спускать курок, раз за разом. Смех Стефана становился громче, и вскоре ему вторило эхо. Нас разделяли пять метров.

- Быть может, - Стефан выпучил глаза и поднял брови – сама Искренность, - вы хотите попробовать без оружия? Я могу, честно. Ради вас я могу.

Я опустила «беретту», ставшую бесполезным куском металла.

- Обещаю, Маргарита, я постараюсь сделать все очень быстро. Как с Константином. С ним уж я постарался. Оба раза.

И Стефан двинулся на меня, параллельно выуживая из кармана брюк кастет. Он, вероятно, был слишком сосредоточен на мне, и не заметил, как замигали лампы. Когда одна за другой они начали гаснуть, Стефан нахмурился и остановился.

- Это был ты, - услышала я собственный голос. – Ты убил Константина.

Все, что в данный миг связывало меня с окружающей действительностью и не позволяло вконец слететь с катушек, был лежащий без сознания Влад (он не умер, не мог умереть, просто не мог!) и впившаяся в мой разум раскаленной клешней мысль о Константине.

- Что за?.. – забормотал Стефан.

Тьма стремительно сомкнулась вокруг нас, а вместе с ней – пробирающий холод. Я почувствовала, как ветерок коснулся упавших на щеку волос. Это была пуля. Грохот выстрела оглушил меня с опозданием в секунду. Громыхнуло еще шесть раз подряд, но вспышек от выстрелов не было. Прикрывая голову руками, я лежала на полу. Стефан выругался и, судя по звуку, отбросил пистолет. Я слышала его шаги, однако вдруг не смогла ручаться за расстояние, на котором он находился от меня… Исчезло ощущение пространства. И тут я поняла: я знаю, что происходит. Знаю благодаря Арине.

Эта потусторонняя тварь не отстанет от меня, пока не получит свое. Она недолго довольствовалась Деревской. Ей была и буду нужна я.

Неожиданно Стефан закричал – непереносимый, полный муки и страдания вопль. Я зажмурилась и закрыла уши руками. Стефан вопил, не переставая. Никогда раньше не слышала, чтобы люди так кричали. Крик оборвался, не оставив после себя эхо.

Мгла стала рассеиваться так же внезапно, как нахлынула, будто кто-то невидимый, страдающий нечеловеческой жаждой, высасывал ее сквозь трубочку.

Я отняла руки от головы и огляделась. Стефана нигде не было. От него остался кастет.

Напряжение в сети, однако, не стабилизировалось. Мигали лампы, от чего, казалось, все тени ожили. Стало значительно прохладнее.

Ушла ли потусторонняя хренотень? Я бы не ставила на это.

Валерий и Дмитрий – те, что держали Влада – стояли на входе, возле распахнутой двери. Они выглядели так, будто только что увидели… увидели что? Ад во плоти? Может быть. Их лица были пустыми. Никого нет дома. Еще не существовало таких слов, которые могли бы описать ужас столкновения с неизведанным, запредельным. Страшно? Да. Насколько страшно? Все просто до колик: настолько, что вы седеете.

Да, было это пугающее обстоятельство – оба были седыми. Я хочу сказать, полностью седыми, как два семидесятилетних старика. Они поседели, пока стояли здесь. Как долго? Полминуты? Минуту? Я вспомнила про свою седую прядь. Но почему я не поседела полностью? Способности медиума сгладили губительный эффект?

Один из мужчин вяло направил в меня пушку. Вяло? Его сшибла пуля. Вслед за ним упал его напарник.

Валерий и Дмитрий, оба седые и мертвые, двумя опрокинутыми невидимой рукой солдатиками лежали на входе в бетонный резервуар.

Кирилл и Артур вынырнули из коридора.

- Помогите, - только и смогла прошептать я.

Кирилл, обежав взглядом помещение, сунул пушку в наплечную кобуру и бросился к Эдуарду и Софии, а Артур – ко мне.

- Влад, Влад, Влад… - судорожно забормотала я, вцепившись в куртку Артура. – Они стреляли во Влада!

Артур дернулся как от удара, его глаза полезли на лоб.

- Вот дерьмо, - выдохнул он.

Шурша одеждой, он рванул к Владу, но так и не коснулся его.

- Но я… я не могу… иначе заберу его тепло…

Кирилл помог Софии подняться. Левая половина ее лица покраснела и начала опухать. К завтрашнему утру ее лицо будет как новеньким.

Эдуард был бледен и постоянно морщился – кастет Стефана поработал на славу. Темно-рыжие волосы свалялись и были черными от крови.

- Кирилл, помоги Эдуарду. Артур, отойди, - скомандовала София и, прихрамывая, подбежала к Владу. Опустилась на колени и начала прощупывать его пульс. – Пульс слабый. Но он жив. – Тут девушка выругалась, белые изящные руки зависли над раной Влада. Из-за постоянного мигания ламп они казались эфемерными. Она скинула полушубок, кофту, оставшись в бюстгальтере. Приложив кофту к ране, она рявкнула Артуру: - Зажми ему рану! – Ей пришлось щелкнуть пальцами перед его носом, чтобы тот, наконец, обратил на нее свой взор. – Зажми ему рану, черт возьми! Только не касайся голой кожи!

Подхватив полушубок и накинув его на плечи, София подошла ко мне. Отрывисто цокали каблуки. Ее шатало, и она избавилась от туфель. Она смотрела на труп Чак-Чака не дольше двух секунд. Затем ее ловкие тонкие пальцы пробежались по моим рукам, груди, лицу, волосам. Она крепко и надежно обхватила мою голову руками и заставила посмотреть на нее.

- Давай же, Палисси, - взмолилась она, - приходи в себя! Прием, прием!

Эдуард прижимал к ране Влада успевшую пропитаться кровью кофту Софии. Боже, столько крови! Уже невозможно было сказать, какого цвета была кофта – она насквозь пропиталась кровью.

- Ему долго не продержаться, - сказал Эдуард; голос не дрогнул, затылок окаменел. А руки были в крови лучшего друга, словно он окунул их в багряную акварель.

В отличие от Эдуарда, Артур не так хорошо владел собой. Впрочем, никто в этом проклятом бункере по части самообладания не мог сравниться с Эдуардом. Но Артур пытался, лучше всех пытался:

- Надо доставить его в больницу.

- Он потерял слишком много крови. Рита, он умирает. – Эдуард посмотрел на меня. Его глаза были сосредоточием муки. Они горели полубезумным огнем. Я силилась понять, о чем он говорит. Влад? Умирает? Это невозможно. Нонсенс. Нет-нет-нет, только не Влад!

- Должен быть какой-то выход, - возразила София.

- Да. И он есть. Дать ему зерно. Не забывайте, мы в Церкви механизированных. Где-то здесь должны быть зерна, много легальных зерен.

- Нет, - сказала я.

- Ты сказала «нет»?

Я сказала «нет»?

- Эдуард, мы оба знаем, он был бы против этого. Он не простит мне, если я позволю ему стать коматозником.

- Чего он не простит, так это если умрет!

Видит Бог, я не хотела возражать, хотела довериться ему, позволить всобачить во Влада зерно. Лишь бы он жил.

Я открыла рот сказать «действуй». Но сказала другое:

- Эдуард, послушай меня. Мы сейчас везем его в больницу. Влад не станет коматозником, когда есть шанс спасти его.

- Мы спасем его, дав ему зерно.

Каждое слово давалось с почти физической болью:

- Я знаю Влада. Знаю его лучше, чем кто бы то ни было. Как бы я не хотела, но я не могу, просто не могу позволить этому случиться.

Эдуард смотрел на меня. Потом кивнул.

- Хорошо. Кирилл, помоги мне, - скомандовал он.

Теперь главное успеть, успеть вовремя…

- Это ты превратила его в решето? Классно. – София говорила о Чак-Чаке. Улыбка – широкая, белозубая, с примесью боли и страха, - как вспышка появилась и исчезла на смуглом лице. – Вставай, Палисси, пора уматывать из этого гадючника.

Кирилл с Владом на руках вышел в коридор и направился к лестнице. Хотя Влад был далеко не мелким парнем, наполовину китаец нес его без видимых усилий. Артур оглянулся, чтобы увидеть жесткий кивок Эдуарда и поспешить вслед за Кириллом. Времени было в обрез, даже меньше, чем в обрез, но я должна была еще кое-что сделать.

- Помоги дойти до дивана, - сказала я.

Черноволосая девушка нахмурилась, но кивнула. Эдуард промолчал.

Константин лежал на ворсистом ковре. Сломанная, выброшенная тряпичная кукла. Мигающий свет заставлял тени на его лице танцевать. Я опустилась на колени возле его головы и, коснувшись тонких полупрозрачных век, опустила их… Пять дней назад я вот так вот стояла на коленях подле Агнии. Пять дней, ставших для меня длинной долгой дорогой.

- Я же сказала, что вернусь, - прошептала я. – Спи спокойно. И спасибо тебе.

Дробный звук шагов. Кто-то бежал по коридору.

- Быстрее! – выкрикнул Артур, заносясь в помещение. – На лестнице дым!

- Церковь горит? Чудесно, просто чудесно, - проворчала София.

- Все на выход, - скомандовал Эдуард.

Сильные руки взяли меня подмышки и потянули вверх.

И тут я почувствовала дым. Словно щупальца, он проникал в носоглотку и вызывал кашель. У меня и так драло горло, за которое успел подержаться Чак-Чак, а дым все усугублял.

Кто поджег Церковь? Или это случайность? Нет, исключено. Не здесь, не сегодня, когда в Церкви собрались, по меньшей мере, сотня самых влиятельных деятелей Порога.

- Почему они поседели? – бормотал Артур по мере нашего продвижения по коридору. – Почему они, черт бы их побрал, поседели?

Я поняла, о ком он. Может, как раз черт их и побрал… Да, я определенно могла бы ответить на вопрос Артура, если бы не мигающие во всем бункере лампы. Они не позволяли мне вслух озвучить то, что заставляло мои руки дрожать и покрываться мурашками.

Что бы тогда не натравила на меня Арина, а оно сейчас было здесь. Эта хренатень никуда не делась.

Лестница превратилась в дымный водопад, уводящий во мрак. Дым, как нечто живое, нес свое плотное серое тело по ступеням. Эдуард поднимался первым, Артур за ним. Я не отставала по одной простой причине: София, шлепая по бетону босыми ногами, изо всех сил тянула меня за собой, при этом, не брезгуя крепкими словечками, общий смысл которых укладывался в одну-единственную фразу: «Шевели задницей».

- Кирилл с Владом уже должны быть наверху, - прохрипел Артур.

- Где Человек-Цыпленок? – спросил Эдуард. В отличие от меня и Артура, он почти не запыхался.

- Уна Бомбер взял его на себя. Кирилл подстрелил того татуированного урода. Но пуля лишь зацепила его; он жив и сопровождает Цыпленка. А тех двоих мы отбили и погнали вглубь Церкви в надежде, что они приведут нас к вам. Так и случилось. В бункер, будь он сто раз неладен! – Артур нервно хохотнул.

Дым делал оставшийся внизу свет тусклым. Свет мигал и бегущие впереди нас тени – в унисон с ним. Я оглянулась. Лучше бы я этого не делала.

- Рита, - позвал Эдуард.

Я замычала. Грудь сдавливали тиски страха.

- Куда делся Стефан? – спросил он.

Идеальное время для вопросов.

- Если мы не поторопимся, то лично поинтересуемся у того, кто утащил его. Ни вопроса больше! – опережая его реакцию, на одном дыхании произнесла я. Голос у меня был еще тот, должна вам сказать. – Я не знаю, кто и куда. Такие себе спиритические штучки-дрючки.

Похоже, скоро эта фраза прочно войдет в мой обиход.

Эдуард резко остановился и обернулся. Артур едва не налетел на него, замерев ступенькой ниже. «Замерев», впрочем, громко сказано: его грудь тяжело поднималась и опадала, он боролся с собой, чтобы не согнутся пополам. София впилась в мою руку, как если бы хотела ее оторвать; она не позволяла мне свалиться.

Мы стояли и смотрели, как внизу мигает свет.

Когда свет погас, я почувствовала, как рука Софии крепче стиснула мою руку. Куда уже крепче? Мне показалось, что она хотела ее раздавить. Боль, впрочем, отрезвила.

- Ну их в задницу, все эти фокусы-покусы! – сказала София. Однако, не смотря на явную агрессию в словах, страх тонкой ядовитой леской пронизывал ее голос. – Все, чего я хочу, это свалить отсюда как можно быстрее. Кто-нибудь против?

- Полностью поддерживаю, - подхватил Артур.

Мы бросились вверх по лестнице. Мое сердце колотилось так отчаянно, что, казалось, вот-вот вывалится из груди и упадет мне под ноги трепещущим комком.

Трубный, низкий, пробирающий до костей вой огласил бункер, прокатившись по нему и ударив нам в спину, едва не сбив с ног.

- О, Боже, что это? – взвизгнула София. Ее голос утонул в трубном вое.

Я никогда прежде не слышала ничего подобного. Никогда. Ни одно живое существо на земле так не выло.

У меня бы не хватило дыхания на ответ. Да и не было никакого ответа. София, держу пари, все равно не хотела знать, что выло так, словно солнце больше не взойдет. Не все ответы приносят удовлетворение.

Когда мне показалось, что – все, финита, я больше не смогу сделать и шага, София, будто чувствуя, что я сдаюсь, начала яростней волочь меня. У нее даже хватало дыхания на ругань.

Свет был слабым. Далеко-далеко впереди, словно в конце кроличьей норы.

Мир вновь сузился до лестницы, упирающейся в неясный свет. И этот свет становился все ближе и ближе, будто несся к нам как по эскалатору. Еще ближе… Мы вывалились в задымленную анфиладу Церкви механизированных. Рука Софии разжалась, и я упала, судорожно глотая воздух. Запредельный холод ударил по ногам, все лампы в анфиладе разом мигнули.

- Дверь… дверь… закройте дверь! – не своим голосом заорала я.

Секунду спустя Эдуард был возле двери. За порогом была беспросветная тьма. Как если бы падающий за порог свет растворялся в ней без остатка. Что-то шевельнулось во тьме – огромное, едва протискивающееся в проход, враждебное. Оно устремилось ко мне.

Эдуард с размаху захлопнул дверь и привалился к ней спиной. Что-то врезалось в дверь по ту сторону. Мне показалось, или пол подо мной действительно дрогнул?

Хорошие новости заключались в том, что холод сию секунду схлынул, будто отозванный пес. Я подняла глаза к потолку. Лампы мигнули и засветили ровно, без перебоев.

София уставилась на меня как на страшилище:

- Все? Эта чертовщина больше не вернется?

Я хрипло рассмеялась и накрыла лицо ладонями. Обе ладони были липкими от пота. Смех стал рыданиями, а рыдания – вновь смехом. Нервы ни к черту.

- Это что-то вроде потустороннего киллера. Вернется, как пить дать, - сказала я. – Мне обязательно надо будет сходить в церковь. В настоящую церковь.

- Ага, а пока желательно выбраться из этой.

Я сообразила, что все это время слышу его. Пламя. Я отняла ладони от лица и увидела ярко-оранжевые отсветы, колышущиеся на полу, стенах и потолке фойе, в пятнадцати-двадцати метрах от нас. Дым валил пышными клубами, казалось, образуя непреодолимое препятствие.

Зал торжеств превратился в пылающий трещащий ад. Жар бил в лицо, от дыма слезились глаза. Огонь полз по мраморной плитке, словно это была сухая трава. Стоп, по мраморной плитке?

- НАЗАД! – не своим голосом заорал Эдуард, стараясь перекричать ревущее пламя. – ЗЕРНО ГОРИТ!

Спотыкаясь, мы рванули обратно. Пламя ревело за нашими спинами, растекаясь по фойе оранжевым приливом. Эдуард дергал за ручки дверей, пока одна из них не распахнулась. Внутри были стулья, помост, витражи. Много стульев и витражей. В похожей комнате перерезали горло Пушистому Хвосту.

Схватив стул, Артур швырнул его в витраж. Стекло с шуршанием посыпалось на паркет. Стащив с одного из стульев чехол, Эдуард обмотал его вокруг руки и принялся счищать с рамы разноцветные осколки.

Расстояние до земли не превышало двух метров, но и они дались мне нелегко. Я шмякнулась на хрустящую от инея траву, ноги одеревенели от падения. Лицо Софии было темным от копоти, испуганным и в то же время решительным. Сомневаюсь, что я выглядела также. Потому что, бьюсь об заклад, я выглядела значительно хуже. Черноволосая девушка обвила меня за талию и помогла подняться на ноги.

Я споткнулась и упала, содрав ладони о вымощенную плиткой дорожку. Тогда Эдуард поднял меня на руки и понес. Я не возражала, ощущая, как усталость гранитным камнем придавливает сверху.

Через его плечо, не веря своим глазам, я таращилась на Церковь механизированных. Церковь стонала. Столбы дыма поднимались в ночное небо, выделяясь на его фоне серыми громоздкими аппликациями.

Возле входа на территорию Церкви толпились люди. Здесь были как зеваки, любители хлеба и зрелищ, так и покашливающие, с черными лицами и загубленными вечерними туалетами, гости вечеринки. Вечеринки, которая стала горячим событием уходящего года. В буквальном смысле горячим.

Пожарные топтались возле мигающей пожарной машины. Не похоже, чтобы они спешили тушить пожар. Эдуард сказал, что это горит зерно. Что-то подсказывало мне, что здесь не обошлось без Уна Бомбера.

Здесь также были две машины милиции и две «скорые». Возле одной из «скорых» стоял Кирилл – ага, взмыленный, напряженный, с темным от дыма и адреналина лицом Кирилл возле чистенькой, беленькой, как яичная скорлупа, машины. Эдуард опустил меня, и я, не чувствуя под собой земли, кинулась к «скорой».

Влад лежал на носилках, на нем была маска кислородного дыхания, и врач как раз вводила ему в вену иглу. Крови было много.

Я зажала рот ладонью, слезы сдавили горло.

- Девушка, сюда нельзя!

- Он мой брат! – сама не своя, завопила я женщине в халате. Она нахмурилась, но кивнула – сдержанный, профессиональный кивок.

Я влезла в «скорую» и села рядом с носилками. Меня больше не тревожили ни Человек-Цыпленок, ни Уна Бомбер, ни пылающая Церковь механизированных. На меня словно надели шоры, и все, что я видела, о чем думала, - Влад.

- Как он? – спросила я.

- Состояние тяжелое.

Это было все, что она мне сказала.

- Мы подъедем в больницу, - сказал Эдуард.

Они вчетвером – он, Артур, Кирилл и София – стояли у «скорой», пока дверцы не захлопнули, двигатель не заурчал, и машина не тронулась в места. Их лица стали отдалятся; красно-синий отсвет мигалок делал их похожими на картонные маски. Весь мир вдруг стал для меня картонной декорацией. Все, что было реально, так это машина «скорой помощи», с воем несущаяся по пылающим от праздничной иллюминации улицам Порога.

35

Влада готовили к операции. Он потерял чертовски много крови, и я настояла на том, чтобы стать донором. Мою идею восприняли со скептицизмом. Но проблема, как оказалось, была не в том, что я коматозник. Да, врачи знали – я сказала им об этом первым делом, - кто я, причем, на них не произвело впечатления ни то, кем я являюсь по паспорту, ни то, кем стала благодаря зерну.

Проблема была в том, что я еле стояла на ногах. Чтобы доказать обратное, я стала хрипло орать и пригрозила перевернуть все отделение вверх дном, если мне немедленно не всадят иглу в вену.

Как только иглу вытащили из моей руки, я села, свесила ноги с кушетки и попыталась встать. Пол вывернулся из-под ног, словно палуба при качке корабля.

- Ну что вы, в самом деле, Маргарита! – негодующе воскликнула седовласый доктор. Под ее глазами были тени усталости. Она поддержала меня, усадила обратно на кушетку и заставила лечь. – Давайте без геройства! Мало мне работы, что ли, чтобы и вас еще приводить в чувство?

Ловко проделав всю нужную работу, она вихрем унеслась из палаты с пакетом моей крови. Как же восхитительно это звучит – с пакетом моей крови!

Как только за доктором захлопнулась дверь, я отбросила воняющую спиртом ватку. Лежала, крепко зажмурившись. А где-то там, среди переплетения белых коридоров, возможно, сейчас умирает мой брат…

Зерно бы поставило его на ноги за считанные часы. Даже шрама не осталось бы. Он бы стал коматозником. Загвоздка в том, что я знала Владислава Палисси как облупленного. Он бы не хотел себе такой судьбы.

Но что, если я приняла неверное решение? Что, если надо было в первую очередь думать о спасении его самого, нежели его чертовых убеждений? Что, если он умрет? Это будет моей виной и только моей. Выходит, я настолько люблю его, что поставила его жизнь под угрозу. И теперь она висит на волоске.

В палату кто-то вошел, я услышала шорох подошв и одежды. Тремя секундами позже София села в моих ногах. Эдуард придвинул к кушетке стул и опустился на него. Оба выглядели значительно лучше, чем час назад. София подобрала волосы, ее лицо было умытым, будто звезды после дождя, без намека на гарь и косметику. Левая половина лица, однако, выглядела отнюдь не здоровой – вспухшей и посеревшей. Челку она заколола, и были видны черные, выразительные брови. Она сжала мою руку, и я сжала ее в ответ.

Я обратила внимание, что на девушке черные мокасины. Ну да, ведь туфли на каблуках она оставила в бункере Церкви. В принципе, вспоминая себя, бредущей босиком по снегу, дискомфорта как такового не наблюдается, но и приятного мало. София может ходить босиком хоть круглый год. Но мы же в цивилизованном обществе живем, так? Плюс, косые взгляды раздражают.

Мне надо было отвлечься, не думать о том, что мой мир может вот-вот рухнуть…

- Догадываешься, что сейчас услышишь? – спросила я у Софии.

Горло саднило, на моей шее уже проступили синюшные отпечатки пальцев Чак-Чака. В отличие от Эдуарда и Софии, я все еще была в гари, моя майка была грязной, тут и там в засохших пятнах крови. Чувствовала я себя препаршиво.

Черная бровь Софии взлетела вверх:

- Неужели я срубила сотку?

- Спасибо, София.

Она улыбнулась и слегка кивнула. Я улыбнулась в ответ.

- Рита, - Эдуард подался ко мне, его лицо было серьезным и собранным, - с Владом все будет в порядке. Слышишь? Главный хирург дает обнадеживающие прогнозы.

- Я не вынесу, если он…

- Нет. Не говори это.

- Не буду.

- Он поправится, вот увидишь. Ты правильно сделала, что тогда остановила меня. Идея с зерном была, по меньшей мере, необдуманной. Влад бы голову мне оторвал, проснись он коматозником, - Эдуард улыбнулся уголком рта, от чего улыбка вышла печальной.

Я стиснула зубы и шумно вдохнула через нос.

- Эта была здравая идея. Потому что все лучше, чем, если он вообще не проснется.

- Рита…

- Прекрати. Ты знаешь, о чем я. Коматозник, не коматозник. Какая к чертям собачьим разница? Смирился бы. А так сходи теперь с ума, жди, пока они там копаются в нем… Обнадеживающие прогнозы, значит? В него стреляли, проклятие! Гребаные обнадеживающие прогнозы! – Мой голос сорвался.

Отвернувшись, я уперлась лбом в стену.

Где-то, возможно, в одной из палат, работал телевизор, бормотание вперемешку со смехом и музыкой действовало на нервы. По коридору то и дело кто-то проходил, звук шагов то приближался, то затихал вдали.

- Есть какие-то новости о Человеке-Цыпленке? – спросила я.

- Нет. Впрочем, как и о Бомбере.

- Как думаешь, мог Бомбер организовал пожар?

- Не исключено. Когда ты уехала, я переговорил с пожарными и с милицией. Они уверены, что это было зерно-поджигатель. Большая редкость. Мгновенная цепная реакция. Огонь катится как зараза. Горит абсолютно все. Это мощные, опасные зерна. Понятия не имею, как оно попало в руки к Уна Бомберу. Так или иначе, Бомбер – если это все же был он, - позаботился об определении четких границ пожара. Зерно-поджигатель на раз плюнуть может сожрать полгорода.

Я похолодела, и некоторое время молчала, переваривая услышанное.

- Жаль, что Человеку-Цыпленку удалось унести ноги. Так бы Бомбер приготовил нам цыпленка по-новогоднему.

- Кстати, о еде, - подала голос София. – Тебе надо перекусить.

- Я не хочу.

- То, что коматозный организм быстрее восстанавливает себя, еще не значит, что надо пустить все на самотек. Ты только что сдавала кровь. Если не хочешь, чтобы, когда Влад проснется, на месте своей сестры он увидел бледную поганку, тебе придется сейчас поесть.

София по-деловому встала и оправила джинсы. Да, нам всем не помешает душ и стирка.

- Я сбегаю в кафетерий. Что будешь?

Я вздохнула:

- Кофе. А к кофе – пачку сигарет.

- Гениально.

- Ты собираешься оставить меня наедине с Эдуардом, - заметила я, когда девушка была в дверях. – Как ты себя чувствуешь, София?

Черноволосая обернулась:

- Сегодня ночь сюрпризов, не правда ли, Палисси?

И ушла, оставив нас с Эдуардом наедине. Воистину сюрприз.

Медленно, без резких движений, я села и спустила ноги на пол. Голова кружилась, но уже не так сильно. Хорошая новость заключалась в том, что мне больше не хотелось стравить. Привкус желчи на корне языка, однако, никуда не делся.

- Кстати, уже можно поздравлять с Новым годом? – спросила я.

- Вот уже как, - он посмотрел на часы, - сорок шесть минут можно.

- Тогда с Новым годом.

- Тебя тоже.

- Говорят, как Новый год встретишь, так его и проведешь. Надеюсь, врут.

Мы переглянулись и обменялись слабыми улыбками.

- Где Артур и Кирилл?

- В «Ананасах в шампанском».

- Даже не знаю, как отблагодарить вас всех.

- Ты уже отблагодарила. Тем, что осталась жива.

- Не спеши радоваться, - я фыркнула. – Человек-Цыпленок наверняка захочет исправить это досадное обстоятельство. Тогда, в Церкви, я чувствовала нашу связь. Так, будто мы скованы одной цепью… - Я прислушалась к своим внутренним ощущениям. – И сейчас чувствую это. Цепь. Бьюсь об заклад, и он ее чувствует. Не хватает Бомбера третьим, угу.

- Да уж, - подтвердил Эдуард с бесстрастным выражением на лице.

- Так что радуйся, что твое зерно без всяких идущих в комплекте чертовых буков «А».

Хотя выражение лица Эдуарда не изменилось, в его голосе появились доселе отсутствующие поддразнивающие нотки:

- Выходит, у тебя теперь есть шанс стать большим боссом всех коматозников Порога?

Меня это озадачило лишь на секунду.

- Нет, - категорично отрезала я и нахмурилась, пытаясь дословно вспомнить то, что рассказывал мне Бомбер в «Ананасах». – Бомбер говорил, что все, что окружает нас, на Границе всего сущего имеет аналогию, и зерна не исключения. Что, благодаря зерну «А», я соответствую какой-то важной точке на Границе… Но если дерьмо категории «А» Цыпленка тоже соответствует некой важной точке на Границе, почему он допустил, чтобы сгорел его курятник? Значит, не такой уж он и крутой мужик. Или же просто не все знает о своих способностях. Скорее всего, второе. Что он умеет, так это тяпать за цепь, которая связывает нас с ним, да пугать такими мордоворотами, как Чак-Чак. Типичный высокомерный хрен. Кто знает о возможностях зерна «А», так это Бомбер, - добавила я тихо.

Мы провели в молчании минуты две.

Может ли зерно «А» подчинить себе другие, рядовые зерна? Не этого ли хочет Уна Бомбер? К этому ли шел Человек-Цыпленок? Под ним, в конце концов, был весь зерновой бизнес Порога, а это уже неплохой старт; Церковь механизированных была его любимым кукольным домиком. А теперь, когда ее не стало, когда…

- Пожар уничтожил все легальные зерна.

- Многое, - уточнил Эдуард, - но не все. Какое-то время в Пороге не будет притока новых коматозников. Легальных, я имею в виду.

- И свежей цып-жратвы. Хотя нет. «Фермы», как и «Фонд», не пропадут. Это его долгоиграющие детища. Его образ святоши имеет хорошую крышку.

Я подумала об Эмме – пернатой девочке. Что будет с ней?.. Ничего, черт возьми, с ней не будет! Судя по продажам цып-синтетики, птичка в платьице принцессы обеспечена на долгие годы, естественно, при условии, что Человек-Цыпленок скоро станет сотней неприятных воспоминаний и одним-единственным трупом. Я снова прислушалась к своим ощущениям. Действительно ли я чувствовала Цыпленка? Или это уже был кто-то другой? Бомбер, например.

Еще пару минут в палате царила тишина. Телевизор вперемешку выплевывал какую-то жизнеутверждающую песню и аплодисменты. Новогодний огонек? Что-то в этом роде.

- Бомбер знает гораздо больше, чем рассказал мне, - сказала я. – Я уверена, он получит то, что хочет. Сегодня. Возможно, уже получил. Как – не спрашивай, я не знаю. Его целью был Человек-Цыпленок, у него на Цыпленка свои планы, иначе, думаю, он бы давно нашел, как вытащить проглоченное зерно из меня и умыть руки…

- Не думаю, что это возможно. Вытащить из кого-то проглоченное зерно. Видишь ли, зерно…

- Эдуард, Бомбер чертовски опасный тип. Он поджег Церковь. У него было, как ты говоришь, это редкое зерно-поджигатель. Он угрожал мне, и это не было пустым звуком. Он получит свое. Более того, проглотив зерно «А», не станет скрывать этот факт, как Человек-Цыпленок. Если он знает, - я сглотнула, - как подчинить себе рядовые зерна, он это сделает. Вероятность того, что в Пороге появится новый поганец, зашкаливает.

- А ты?

- А что я? Я – нейтральная сторона. Бомбер знает мою позицию, знает, что я не стану вмешиваться в его грязные делишки. Именно поэтому он для меня не угроза. А я – для него.

В коридоре послышался топот шагов, открылась дверь и двое мужчин в халатах ввели в палату парня с перемотанной головой. Его голова походила на голову снеговика. За бедолагой по пятам следовала молодая женщина с перекошенным от волнения лицом.

- Прошу прощения… - начал было санитар.

- Считайте, нас уже нет.

Эдуард рукой обвил меня за талию и вывел в коридор. Даже не смотря на то, что мы оба были грязные, в засохшей крови и пахли отнюдь не миндальными пирожными, он все равно выглядел как полубог. Его осанке мог позавидовать любой морской офицер.

- Куда пойдем? – спросила я.

- Пожалуй, тебе следует…

- Черта с два! Я не уеду, пока состояние Влада не нормализуется. Это не обговаривается, Эдуард.

Он вздохнул:

- Тогда – не первый этаж.

- Вот вы где!

София догнала нас. В ее руках было два белых пищевых контейнера. На верхнем контейнере стояли две пластиковые чашки с кофе, и пакетик с апельсиновым соком. Ни капельки кофе не выплеснулось, пока она шла.

Мы расположились на одном из диванов. Не смотря на максимально приближенную к домашнему очагу атмосферу, я ни на секунду не забывала, где нахожусь.

Здесь все пахло больницей: каждая подушка, каждая страница в сваленном кучей на журнальном столике глянце, каждый листок растущего в кадке розового куста пропитались запахом больницы. Даже украшенная «дождиком», гирляндами и пузатыми шарами елка словно бы несла на себе штамп: «Да, приятель, это все еще больница!»

Я почти не чувствовала вкуса еды. Что было в контейнерах? Картофель, отбивная, салат, брокколи и кусок подгоревшей запеканки («новогоднего пирога», как сказала София). Еда горячими кусками проваливалась по пищеводу в желудок, принося насыщение, но не удовольствие.

Не у кого ни спрашивая, я закурила. Ко мне тут же подбежали и велели немедленно потушить сигарету. Тогда я вышла на крыльцо, села на лавку и курила, пока Эдуард не затащил меня внутрь, в тепло. Спрашивается, какая теперь к черту разница, тепло, не тепло, когда я коматозник? На мою ругань он не отреагировал.

Стрелка на больших белых часах ползла медленно, издевательски медленно.

София листала журнал, Эдуард сидел с закрытыми глазами, я же свернулась клубочком на другой половине дивана и пялилась в беззвучно работающий телевизор. Праздничный концерт, шампанское рекой, бенгальские огни, конфетти, двое кривляющихся ведущих, весь певчий бомонд страны за круглыми столиками. Крупный план – улыбающаяся Примадонна поднимает бокал…

Что-то холодное коснулось моего лица. Я отозвалась на это прикосновение и открыла глаза. Эдуард. Он убрал волосы с моего лица. Под глазами у него были синяки, лицо осунулось, морщины, казалось, углубились. Меня как кипятком ошпарило. Я резко села на диване, из-за чего окружающая действительность протестующе выгнулась и начала медленно закручиваться спиралью.

- Который час? О нет. Влад! Что с ним?

- Тише, Софию разбудишь. Влад в послеоперационной. Доктора довольны. Его состояние стабилизировалось.

Я некоторое время смотрела на Эдуарда, а потом накрыла ладонями лицо и разрыдалась.

36

Небо посветлело на два тона, но звезды оставались такими же яркими. Если небо не запрудят тучи, можно будет полюбоваться рассветом.

Владислав открыл глаза и кривовато улыбнулся. Он попытался поднять руку и махнуть, но я шикнула на него. Все равно он бы не смог. Он был слишком слаб даже для того, чтобы махнуть рукой.

- Привет, - стараясь не шуметь, я пододвинула к его кровати стул, села и кончиками пальцев коснулась его руки. – Как дела?

Он облизал нижнюю губу, его улыбка стала на миллиметр шире. Он был очень бледен, его кожа имела нездоровый пепельный оттенок. Глаза с поволокой. Но это был Влад, мой Влад. Живой Влад.

- Привет. Уже хорошо, ведь ты рядом, - ответил он. – Живот, правда, болит. Я что, съел что-то не то?

Это у Владислава такой юмор.

Я погладила брата по голове:

- Ничего, скоро все пройдет.

- А как моя сестра поживает?

- Хорошо. Ведь ты рядом.

Влад в упор посмотрел на меня. Он всегда лучше меня умел играть в гляделки. Я первой отвела глаза.

- Рита, это был очень необдуманный поступок с твоей стороны. Соваться в место лежанки зверя. Тебя могли ранить…

- За вами, парниша, нужен глаз да глаз.

Он не улыбнулся:

- Рита, я все знаю.

- Ты о чем?

- У меня не было основания не поверить ему. Когда тебя не собираются долго держать среди живых, тебе начинают говорить правду. Он назвался Стефаном. Он сказал, что ты коматозник.

Я знала, что хочет услышать Влад. Любопытно, но мой голос даже не дрогнул:

- Он сказал правду. Ты ненавидишь меня?

- Рита, - брат прикрыл глаза и поморщился, - пожалуйста, вот только не начинай плести чушь, чем наверняка добьешь меня.

- Влад…

- И каково это?

- Что?

Он открыл глаза и выразительно посмотрел на меня:

- Каково быть коматозником?

И знаете что? Я ответила:

- Ну… я могу щеголять в майке в пятнадцатиградусный мороз и не замерзну. Влад, - я придвинулась к нему, сжала его руку и заглянула ему в лицо, - клянусь, я все та же.

- Нет. Не та. – Закружилась голова, когда он шепотом добавил: - Ты стала морозоустойчивой.

- Это было ничуть не смешно, - процедила я.

Перед внутренним взором мелькали видения, в которых Влад съедает очередную порцию горькой правды. Кому понравится, узнай он, что его сестре стреляли в голову? Но рано или поздно придется все рассказать.

- Конечно, не смешно, - согласился он. – Ты могла рассказать мне обо всем, и не говори, что у тебя не было возможности.

- Я боялась твоей реакции. И все еще боюсь ее.

- О какой реакции может быть речь? Да я пальцами с трудом могу пошевелить!

- Влад, мне так жаль!

- Жалко у пчелки, - проворчал брат, морщась, когда я принялась расцеловывать его.

- Прости, прости, тебе больно?

- Терпимо. Ладно, если хочешь, - Влад деланно снисходительно вздохнул и закатил глаза, - можешь продолжать. Чмокнешь меня в нос?

Я запечатала поцелуй на кончике его носа.

- Я не уберег тебя, Рита, - сказал он внезапно потяжелевшим голосом, и я отодвинулась от него. – Я никогда не прощу себе этого.

- Знакомая пластинка. Именно этим я всю ночь пилила Эдуарда и Софию.

- Они тоже здесь?

- А как же. Ты у нас главный нарушитель спокойствия. – Я подумала и добавила: - И главный подарок на Новый год.

Верхушки тополей, похожие на рыбьи скелеты, заметали небо, будто хотели соскрести с него все звезды. Молодой месяц со свитой из облаков важно плыл к горизонту.

Мы молчали, глядя друг на друга. Рука об руку с таким молчанием обычно идет неловкость и напряжение. Но, ни первого, ни второго в протянувшейся между нами тишине не ощущалось. Никогда не ощущалось. Влад первым заговорил:

- Тебе пригодилось то, чему я тебя научил?

Что толку скрывать?

- Да. В одного стреляла. Второго честно хотела пристрелить, но, в конце концов, его прикончил идущий по моему следу призрачный киллер.

Я наклонила голову и кончиками пальцев взялась за седую прядь волос. Взглянув на окаменевшего Влада, я пожала плечами с видом «дерьмо случается».

- Расскажи подробнее, - процедил брат.

- А, - я отмахнулась. – Все завязано на «Темной стороне». Скоро ты узнаешь всю историю от и до, причем, у тебя будет широкий выбор источников информации. Надеюсь, ты обратишься к тому, который сидит перед тобой.

Несомненно, Влада ожидали еще много насыщенных открытиями минут. Громову повезло, что брат будет некоторое время не в кондиции: у засранца будет время сделать заказ на собственные похороны.

- Рита.

- Черт возьми, не сейчас, о’кей? В конце концов, ты разозлишься, и мне придется звать кого-то, чтобы вкололи тебе успокоительного.

- Ты оскорбительно низкого обо мне мнения.

Я поправила ему подушку.

- Но, заметь, не смотря на это, я все равно люблю тебя.

- И я люблю тебя.

Атмосфера перемирия, любви и заботы растеклась в воздухе. Я наслаждалась каждым мгновением спокойствия.

Я решила для себя, что не расскажу ему об Агнии – о том, что она сотворила по отношению ко мне. Что узнала от Быка. Я не держала на нее зла, каким бы отвратительным не был ее поступок. Думая о ней, я испытывала щемящую боль в области груди. Но эта боль была без слез. Я не буду оплакивать ее. Знаете, я простила ее. И отпустила. Куда бы теперь ни привел ее путь… Я знала, что не буду это выяснять.

В палату постучали.

- Можно? – поинтересовался из-за двери Эдуард.

София вошла следом. Она еле перла огромный букет роз. Не удивлюсь, если букет был тяжелее меня. Черт, где они выдрали розы в такое время? Она коротко улыбнулась Владу, блеснув жемчужными зубами, и потупила взгляд.

- Как на похороны, - заметил брат.

- Язык прикуси, - прошипела я. – Если бы не смягчающие обстоятельства, я бы непременно влепила тебе хороший подзатыльник за эти слова.

Широченные улыбки синхронно расползлись по лицам обоих мужчин.

- На самом деле, я не против подзатыльника, - заметил Влад. Ямочки на щеках придавали ему невинный вид. – Надеюсь, Эдуард тоже не будет против, когда я буду откручивать ему голову. Эд, - в голосе брата появились рычащие нотки, - ты мой суфлер, пока меня нет в Пороге, и ты тоже не уберег эту проблемную женщину от проблем.

Ну вот, начинается.

Эдуард покачал головой, и полными грусти глазами взглянул на меня:

- Что я тебе говорил? Ты на очереди.

- Не-а. Мне он не грозился ничего открутить. У нас, видишь ли, момент счастливого воссоединения. Я его любимая сестра.

- А я его лучший друг.

- Увы, я все еще бью тебя по всем статьям.

- Знаю.

Мы дружно захихикали. Эдуард? Да захихикал? Воистину удивительное утро.

- Вообще-то в этом нет ничего смешного, - заметил Влад с все еще играющей на лице легкой, как бриз, улыбкой. – Я привык держать свое слово.

- Брось, ты не настолько трудолюбив, чтобы скручивать головы направо и налево. К тому же, это потребует огромных затрат энергии. А ты сейчас и стакан воды поднять не сможешь.

- Спасибо, сестренка. Люди любят выглядеть глупо. Я тоже люблю. – И он посмотрел в сторону Софии. Черноволосая хихикнула. И она туда же?

Минут через десять в палату вошла доктор и выставила нас за двери. Никто не возражал – Владу нужно было отдыхать и набираться сил.

- Софии понравился Влад, - сказал Эдуард, закрывая за мной дверь.

Черноволосая метнула в него свирепый взгляд.

- Только учти, София, - я позевала и не потрудилась прикрыть рот ладонью, - он настоит на том, чтобы первого ребенка, если это будет мальчик, назвать Тимофеем. В честь нашего дедушки. Не спорь с ним, запомнила? Нервы целее будут.

София долгие пять секунд поочередно всматривалась в наши лица, а потом поджала губы и рявкнула:

- Да ну вас!

Глядя вслед уносящейся по коридору девушке, я задумчиво произнесла:

- Она без шансов. Влад не парень, а ходячее Обаяние. Они ведь прежде не встречались, так?

- Нет.

- Ладно, говорливый ты наш, - я остановилась, чтобы позевать. Зевота раздирала рот. Тело ныло, как если бы меня атаковала стая обезьян. – Когда там нам разрешили навестить Влада?

- В десять утра.

- То есть у нас есть четыре с половиной часа.

Эдуард улыбнулся уголками губ:

- Душ, сон и обратно?

Я улыбнулась в ответ и взяла его под руку.

- Именно в таком порядке.

Воистину, наша жизнь как лотерея – не знаешь, когда сорвешь Джек-Пот. В день Большого Выигрыша у вас нет и тени предчувствия, что это должно произойти. В это утро, первого января, у меня действительно не было никакого предчувствия. Зато было знание, наполняющее меня до краев. Я знала, что, переступив порог, выиграла больше, чем жизнь.