Зигзаг

12

Глаза внимательно следили за ней, пока она ходила по комнате голышом.

Именно тогда у нее возникло первое предчувствие, легкая тень того, что должно было случиться позднее, хотя в тот момент она даже не знала, что это оно. Только потом она поняла, что эти глаза были только прелюдией.

На самом деле глаза не были тьмой — они были лишь вратами во тьму.

Беспокойство у нее возникло, только когда ее привезли в дом.

До этого момента все было вполне нормально и даже интересно. То, что в аэропорту Цюриха ее встречал хорошо одетый чудак с картонкой, на которой было написано ее имя, она посчитала проявлением швейцарской организованности. Идя вслед за уверенно шагающим мужчиной, она подавила смешок при мысли, что вначале приняла его за одного из коллег и была готова чуть ли не обсуждать с ним великие научные проблемы. Но это был водитель.

Поездка в темном «фольксвагене» была приятной, мимо проносились пейзажи, совсем не похожие на окружавшие Мадрид золотистые пустоши. Элисе показалось, что перед ней раскрылись тысячи оттенков зеленого, словно в наборах карандашей, которыми она в детстве разрисовывала альбомы (они, кстати, кажется, были швейцарскими). Она была уже немного знакома с этой страной: будучи студенткой, Элиса провела несколько недель в ЦЕРНе, Европейском центре ядерных исследований в Женеве. Теперь она знала, что они едут в Технологическую лабораторию физических исследований в Цюрихе, в общежитии которой ей была отведена комната. Она никогда не бывала в этой знаменитой лаборатории, где родилась «теория секвойи», но видела множество фотографий этого здания.

Поэтому, обнаружив, что привезли ее не туда, Элиса нахмурилась.

Похоже, они отъехали на несколько километров к северу (на одном из указателей она прочла «Дюбендорф»), и теперь находились перед усадьбой с красивыми деревьями, аккуратно подстриженным газоном и стоявшими перед входом в особняк роскошными машинами. Это дом продюсера. На самом деле они снимают кино. Водитель открыл дверцу и достал ее чемоданы. Я что, буду жить тут? Но подумать ей не дали. Другой чудак, который, судя по всему, ходил к тому же портному, что и водитель (возможно, так оно и было), попросил ее снять куртку и пощекотал ей подмышки и обтянутые джинсами ноги каким-то детектором. Он обнаружил ключи от дома, мобильник и деньги. Все это он вернул ей в целости и сохранности и провел в дом, где было тихо, а паркет отражал свет, как застывшее озеро. В доме Элису встретил другой человек, представившийся Казимиром.

Казимир обладал качествами, которые явно свидетельствовали о том, что он может быть кем угодно, но не испанцем: фигура в форме ожившего шкафа, золотистые волосы, светлая англосаксонская кожа, контрастировавшая с черным свитером с высоким воротом и серыми брюками. Он чудесно выполнял роль входного половичка с надписью «Добро пожаловать». Хорошо ли она долетела? Бывала ли раньше в Швейцарии? Задавая эти и прочие вежливые вопросы, он проводил ее в светлый кабинет и пригласил присесть перед столом вишневого дерева. За креслом Казимира в окне сиял солнечный швейцарский день, а слева от Элисы (и справа от Казимира) длинное зеркало удваивало комнату, показывая еще одну Элису с волнистыми черными волосами, в розовой маечке на бретельках, оттенявших смуглую кожу поверх белых бретелек лифчика (мать ненавидела эти «вульгарные» контрасты), джинсах в обтяжку и кроссовках и еще одного огромного Казимира в профиль, скрестившего громадные руки. Она подавила желание рассмеяться: ей вспомнился эротический фильм, который она когда-то скачала из Интернета, там девушке предлагали раздеться в кабинете продюсера порнофильмов и наблюдали за ней, сидя по ту сторону зеркала. Потому что за этим зеркалом точно кто-то сидит и на меня смотрит, сто процентов. Это торговля белыми рабынями: перед тем как принять товар, его осматривают.

— Профессора Бланеса здесь нет. — Казимир достал бумаги двух видов: белые и голубые. — Но как только вы все это прочтете и подпишете, вас доставят к нему. Это общие условия. Прочтите все внимательно, потому что там есть аспекты, которые мы с вами еще не обсуждали. И если возникнут какие-либо вопросы, задавайте сразу. Хотите кофе или, может быть, что-нибудь другое?..

— Нет, спасибо.

— А как по-испански «чай»? — весело полюбопытствовал Казимир. И когда Элиса ответила, мило добавил: — Я иногда путаюсь.

Бумаги были составлены на безупречном испанском языке. Белые листы были озаглавлены «Трудовые отношения», голубые просто помечены кодом «A6», но Казимир объяснил ей, что это значит.

— Голубые бумаги содержат нормы конфиденциальности. Почему бы вам не начать с них?

Элиса увидела свое имя, набранное заглавными буквами, в окружении моря текста и почувствовала новый укол беспокойства. Она не ожидала увидеть свое имя, напечатанное так же, как остальной текст — было бы привычнее обнаружить заполненный шариковой ручкой пробел с точечками. Но вид слов «ЭЛИСА РОБЛЕДО МОРАНДЕ», набранных вместе с остальным текстом, ошеломил ее, как будто причиной существования всех слов этого документа была только она, как будто все эти хлопоты были вызваны именно ее появлением.

— Все понятно? — услужливо поинтересовался Казимир.

— Здесь написано, что я не смогу публиковать никаких работ…

— Да, некоторое время, но это касается только работ, связанных с исследованием, которое проводит профессор Бланес. Прочитайте чуть ниже… Пункт 5C… Данный запрет касается вышеупомянутых исследований на протяжении не менее двух лет, но это не означает, что вы не сможете публиковать с профессором Бланесом или любым другим профессором работ по иным темам, для которых не существует такого временного ограничения… Если вы прочтете белые бумаги, там, где написано: «Размер стипендии»… Как видите, она значительна… И у вас не будет расходов на жилье, оно предоставляется бесплатно: только затраты на еду, личные расходы… Стипендия будет выплачиваться ежемесячно, как зарплата, до декабря этого года включительно.

Другой, намного более холодный голос, говорил с ней с голубых бумаг с едва понятными заголовками: «Нормы, связанные с научными исследованиями и безопасностью государств Европейского Союза», «Постконтрактные нормы конфиденциальности», «Криминальные аспекты разглашения государственной тайны и секретных материалов»… Но беспокойство у нее вызывали не столько эти выражения, сколько любезная настойчивость Казимира, его старания не допустить ее волнения, то, как он пытался подать ей все маленькими порциями, чтобы она молча проглотила все, что ей преподносят.

— Если хотите, я оставлю вас одну, и вы все спокойно прочтете…

Элиса подняла глаза и заморгала, потому что в окно бил свет. Она обратила внимание на то, что по-глупому не заметила до сих пор: Казимир был в очках. Когда он их надел? Он был в них с самого начала? В ее мозгу роились подобные вопросы, она была в растерянности.

— В чем заключается моя работа?

— В помощи профессору Бланесу.

— В какой помощи?

— С его исследованиями.

Она подавила язвительный смех. Из зеркала на нее смотрела упрямая Элиса.

— Я хочу знать, какие именно исследования я буду вести с профессором Бланесом.

— Ну, об этом я совершенно ничего не знаю. — Казимир улыбнулся. — Я не физик.

— А я все-таки хочу знать, чем буду заниматься, если не возражаете.

— Скоро вы все узнаете. Как только примете все условия, мы все сразу пустим в дела… Так ведь говорят? — Он заколебался и поправился: — В дело.

Элиса больше подыгрывать ему не стала.

— Что это за условия?

— Ну, я имел в виду, как только вы подпишете бумаги.

Разговор глухого с немым. Она подумала, что будь тут сейчас ее мать, она тут же узнала бы «раздраженную улыбку номер один из арсенала Элисы Робледо». Но господин Казимир ее матерью не был, и он в ответ улыбнулся.

— Видите ли, я не собираюсь ничего подписывать, пока не узнаю, чем я буду заниматься.

Как послушное зеркало (или эхо ее поведения), Казимир тоже изобразил сердитость.

— Я вам уже объяснил: вы будете помогать профессору Бланесу в исследованиях…

— Что такое «ИГ СЕКЬЮРИТИ»? — сменила она тактику, указывая на одну из строк на белой бумаге. — Тут везде это написано. Что это?

— Ну, это главная компания, финансирующая весь проект. Это консорциум из нескольких исследовательских организаций…

— «ИГ» означает «Игл Груп»?

— Ну, это инициалы. Но я на них не работаю и точно не знаю…

Ну, как вы хитры, господин Ну. Элиса решила забыть о вежливости и выпустить господину Ну заряд дроби прямо в лоб.

— Это вы за мной следили в последние недели? Вы установили передатчик в мой мобильник и заставили меня отвечать на анкету из сотни вопросов?

Ей понравилось, что улыбка и спокойствие разом исчезли с его лица и сменились растерянностью. Было ясно, что Казимира научили обрабатывать более мирных клиентов, или, может быть, он ее недооценил, думая, что молодой женщиной окажется проще манипулировать.

— Простите, но…

— Нет уж, это вы простите. Мне кажется, вы уже и так многое знаете о моей скромной особе. Теперь моя очередь просить разъяснений.

— Госпожа…

— Я хочу говорить с профессором Бланесом. В конце концов, я собираюсь работать с ним.

— Я же сказал вам, его здесь нет.

— Тогда я хочу, чтобы кто-нибудь по крайней мере сказал мне, над чем я буду работать.

— Вам нельзя этого знать, — раздался другой голос на чистом английском языке.

Этот мужчина только что вышел из находящейся рядом с зеркалом, за спиной Элисы, двери. Он был высоким, худым, одетым в костюм безупречного покроя. У него были седоватые на висках светлые волосы и тщательно подстриженные усы. С ним был еще один мужчина, низкого роста, плотный. Значит, за мной все-таки следили. Сердце у нее екнуло.

— Вы понимаете английский, не так ли? — продолжал высокий мужчина голосом тембра виолончели, приближаясь к Элисе. В отличие от Казимира руки он ей не протянул и никакой любезности изображать не стал. Больше всего поразили Элису его глаза: голубые и холодные, как алмазные сверла. — Меня зовут Гаррисон, а этого господина — Картер. Мы отвечаем за вопросы безопасности. Повторяю: вам ничего нельзя знать. Мы сами ничего не знаем. Речь идет о работе, связанной с исследованиями профессора, которая считается секретным материалом. Профессор нуждается в помощи молодых ученых, и вас выбрали с этой целью.

Мужчина, замолчав, остановился: он стоял перед ней, уткнув свои голубые иглы в ее лицо. После небольшой паузы он продолжил:

— Если согласны, подписывайте. Если нет, вернетесь в Испанию, и дело с концом. Вопросы есть?

— Да, много. Вы за мной следили?

— Так точно, — безразлично ответил он, словно это было нечто само собой разумеющееся и маловажное. — Мы вас изучали отслеживали ваши движения, заставили вас ответить на вопросы анкеты, копались в вашей личной жизни… То же самое было проделано и с остальными кандидатами. Все это законно и признано международными соглашениями. Обыкновенная рутина. Когда вы ищете работу, то подаете резюме и отвечаете на вопросы на собеседовании и считаете, что это нормально, так ведь? Так вот, это — такая же рутина при поступлении на работу, признанную секретной. Еще вопросы есть?

Элиса задумалась. В голове у нее молнией проносилось лицо Хавьера Мальдонадо и звучал его голос. «Хорошая журналистика получается из терпеливо собранной информации». Подонок. Но она тут же взяла себя в руки. Он просто выполнял свою работу. Теперь моя очередь.

— Скажите мне по крайней мере, останусь ли я в Цюрихе?

— Нет, не останетесь. Как только вы подпишете документы, вас перевезут в другое место. Вы читали раздел «Изоляция и фильтрация информации в целях безопасности»?

— Вторая страница в голубых бумагах, — подсказал Казимир, впервые вмешавшись в разговор.

— Изоляция будет полной, — сообщил Гаррисон. — Все ваши звонки, все контакты с внешним миром, осуществляемые с помощью любых средств, будут фильтроваться. Для всего мира, включая ваших родных и друзей, вы будете и дальше находиться в Цюрихе. Мы позаботимся обо всех непредвиденных ситуациях, которые могут в связи с этим возникнуть. К примеру, вам не нужно будет беспокоиться о том, что ваша семья или друзья нагрянут к вам с внезапным визитом и обнаружат, что вас тут нет — обо всем позаботимся мы.

— Кого вы имеете в виду, когда говорите «мы»?

Мужчина в первый раз улыбнулся:

— Нас с господином Картером. Наша задача — постараться сделать все, чтобы вы могли думать только об уравнениях. — Он взглянул на наручные часы. — Время на вопросы закончилось. Будете подписывать или подождете тут ближайшего рейса на Мадрид?

Элиса посмотрела на лежавшие на столе бумаги.

Ей было страшно. Сначала она подумала, что это нормально — на ее месте любому было бы страшно, — но потом поняла, что тут крылось что-то еще. Как будто какой-то мудрый голос внутри нее кричал: Не делай этого!

Не подписывай! Уезжай!

— Можно мне все это спокойно прочитать, пока я выпью стакан воды?

Пережитые нами загадочные ситуации накладывают на нас неизгладимое впечатление, но, как это ни парадоксально, остающиеся о них воспоминания могут быть поверхностными, несвязными и даже глупыми. Из-за нашего возбужденного состояния определенные ощущения прочно врезаются нам в память, но в то же время и по причине того же состояния эти ощущения являются не самыми подходящими для объективного описания общей ситуации.

От этой первой поездки у крайне взволнованной Элисы остались самые банальные воспоминания. В памяти отпечатался, например, спор Картера, плотного мужчины (который ее сопровождал, потому что Гаррисона она еще долго потом не видела), с одним из подчиненных на трапе, ведущем в десятиместный самолет, ожидавший их средь бела дня в цюрихском аэропорту. Спор этот, похоже, возник из-за навязчивого сомнения в том, находится ли Абдул на посту или ушел (кто такой Абдул, она так никогда и не узнала). Или вид больших, волосатых, покрытых венами рук Картера, сидящего в самолете по ту сторону прохода и достающего из портфеля какую-то папку. Или запах цветов и дизельного топлива (если такое сочетание возможно) в аэропорту, где они приземлились (ей сказали, что он принадлежит Йемену). Или забавный момент, когда Картеру пришлось показывать ей, как надевать спасательный жилет и застегивать шлем, когда они залезали в огромный вертолет, ожидавший их на далекой полосе: «Не пугайтесь, это обычные меры осторожности при дальних перелетах на военных вертолетах» Или стриженные под гребенку волосы Картера и его испещренная сединой небольшая бородка. Или его несколько резкие манеры, особенно когда он отдавал по телефону какие-то приказания. Или то, как жарко было в вертолетном шлеме.

Все вместе и каждая в отдельности, эти мелочи составили канву пережитого ею в самый короткий день и самую длинную ночь в ее жизни (они летели на восток). Этими обрывками ей пришлось годами довольствоваться для того, чтобы восстановить более чем пятичасовой перелет на самолете и вертолете.

Но одно из воспоминаний, которые постепенно растворялись в кислоте времени, осталось неизгладимым, абсолютно четким до самого конца, и она неизменно возвращалась к нему всякий раз, как вспоминала об этой поездке.

Это было слово, написанное на папке, которую Картер вытащил из портфеля.

Это любопытное выражение стало для нее зрительным обобщением всего дня больше, чем все остальное. И в связи с последующими событиями забыть его она не смогла уже никогда.

«Зигзаг».

13

«Кто хочет понять, что я видел, дай волю воображению» — эта любопытная фраза была написана по-английски под рисунком, изображавшим человека, который рассматривает два световых круга на небе. Она искала что-нибудь, чтобы одеться, когда эта картинка привлекла ее внимание. Она была нарисована на прилепленной к стене у изголовья ее кровати наклейке, но раньше Элиса ее не замечала.

Именно в тот момент.

Это была не рациональная мысль, а какое-то физическое ощущение, жар в висках. Она была голая, и это обострило тревожное состояние. Она обернулась и посмотрела на дверь.

И увидела глаза.

Нельзя сказать, что она этого не ожидала. Ее предупредили, что такое могло произойти: на Нью-Нельсоне насладиться столь ценимой ею личной жизнью ей совсем не светило. Об этом ей сказала накануне ночью миссис Росс, которая встретила Элису на песчаной площадке, где приземлился вертолет (правильнее сказать, сегодня ночью, время суток перепуталось у нее в голове). По правде говоря, миссис Росс была весьма любезна и даже ласкова: улыбка, с которой она ожидала ее у вертолетного люка, была растянута до золотых сережек в форме трилистника, свисающих с ушей. Она протянула Элисе обе руки:

— Welcome to New Nelson! — восторженно воскликнула она, когда они отошли от оглушительного рева лопастей вертолета, словно все это был большой праздник и ей поручили позаботиться о гостях и устроить развлечения.

Но это был не праздник. Это было очень темное и жаркое место, чрезвычайно темное и жаркое, где блуждали огни прожекторов, выхватывая из тьмы скелеты проволочных ограждений. Морской ветерок, подобного которому она никогда не чувствовала ни на одном пляже, взъерошил ей волосы, и несмотря на то что уши ее были заложены, Элиса услышала странные шумы.

— Мы находимся приблизительно в ста пятидесяти километрах к северу от архипелага Чагос и приблизительно в трехстах километрах к югу от Мальдив, посреди Индийского океана, — продолжала свои объяснения на английском миссис Росс, скачками продвигаясь по песку. — Остров этот обнаружил один португалец, он назвал его Ла-Глория, но когда остров стал британской колонией, его переименовали в Нью-Нельсон. До 1992 года он был частью Британской территории в Индийском океане, но теперь входит в состав земель, приобретенных консорциумом предприятий Евросоюза. Это благословенный рай, вот увидишь. Хотя, ты не думай, остров меньше твоей ладони: чуть более одиннадцати квадратных километров. — Они вошли за проволочное ограждение через калитку, открытую солдатом (не полицейским, а вооруженным до зубов солдатом — Элисе никогда раньше не случалось проходить столь близко от человека с таким количеством оружия). Она обернулась, чтобы убедиться, что Картер идет за ними, но увидела лишь еще пару солдат у вертолета, из которого только что вылезла. — Утром ты сможешь все хорошо осмотреть. Сейчас ты, наверное, устала.

— Не очень. — На самом деле ей казалось, что она забыла, что надо делать, чтобы устать.

— Ты не хочешь спать?

— Дома… — Элиса запнулась, сообразив, что говорит по-испански. Она тут же перевела: — Дома я обычно ложусь поздно.

— Понятно. Но уже полпятого утра.

— Что?

Смех миссис Росс звучал приятно. Элиса тоже рассмеялась, поняв, как она ошиблась. На ее часах было меньше одиннадцати ночи. Она немного пошутила на эту тему: не хотелось, чтобы миссис Росс подумала, будто путешествия ей в новинку, да это было и не так. Но нервы играли с ней плохую шутку.

Они прошли к последнему из трех стоявших в ряд небольших корпусов. Миссис Росс открыла дверь, и они попали в коридор, освещенный маленькими лампочками, похожими на те, что используются в кинотеатрах во время сеансов. Но резче всего Элиса ощутила разницу в температуре, даже в воздухе: от липкой атмосферы под открытым небом к закрытому пространству этих переносных домов. По обе стороны коридора были двери с любопытными смотровыми окошками. Миссис Росс открыла в глубине другую дверь, остановилась у первой двери слева, без всякого ключа повернула ручку и зажгла свет в открывшейся комнате.

— Вот твоя комната. Сейчас тут все плохо видно, потому что ночью горит только свет в ванной, но…

— Все замечательно.

На самом деле Элиса подумала, что жить придется в какой-то дыре. Но места тут было немало — позже она насчитала добрых пять метров в ширину и три в длину, — и комната была аккуратно обставлена: шкаф, небольшой письменный столик, кровать с тумбочкой в центре. Около кровати комната сужалась из-за другого помещения, дверь в которое поспешила открыть миссис Росс. «Ванная», — объяснила она.

Элиса только кивала и хвалила все, что ей нравилось, но миссис Росс сразу перешла к самому важному, устроив ей что-то вроде допроса «между нами, девочками»: сколько комплектов сменной одежды она привезла, пользуется ли каким-то особым шампунем, какие ей нужны прокладки, есть ли у нее пижама или она спит голая, захватила ли купальник и так далее. Потом она указала на входную дверь, и Элиса заметила, что там тоже есть прямоугольное застекленное окошко, похожее на те, что показывают в фильмах в палатах буйнопомешанных. У нее возникло странное ощущение. Такое же окошко было в двери ванной комнаты, где тоже отсутствовали замок или защелка.

— Это связано с инструкциями по безопасности, — пояснила миссис Росс. — Так называемые боксы с ограничением конфиденциальности личной жизни второй степени. Для нас это значит, что любой любопытный может за нами подглядывать. К счастью, нас окружают серьезные приличные мужчины.

Элиса снова поддалась желанию улыбнуться, хотя это лишение права на личную жизнь вызывало у нее море странных ощущений, которые все вместе были ей неприятны. Но казалось, что, когда ты рядом с миссис Росс, ничто не может быть плохим.

Перед тем как ее покинула эта гостеприимная хозяйка, Элиса пригляделась к ней в свете лампы в ванной комнате: полненькая, немолодая, пожалуй, за пятьдесят, в серебристом спортивном костюме и кроссовках, с безупречным макияжем, прическа словно после укладки в парикмахерской, золотые серьги, кольца, браслеты. На костюме была прицеплена карточка с ее фотографией, именем и должностью: «Черил Росс. Научный отдел».

— Мне жаль, что вам пришлось вставать из-за моего приезда в такую рань, — извинилась Элиса.

— Это моя работа. Теперь отдыхай. Завтра в полдесятого (ну, где-то через четыре часа) в главном зале состоится собрание. Но перед этим ты можешь сходить на кухню позавтракать. И если тебе что-то понадобится, обращайся к завхозу.

Услышав последнюю фразу, Элиса почувствовала, что миссис Росс ждет вопроса. И она решила ей угодить:

— А где завхоз?

— Завхоз перед тобой, — ответила миссис Росс с довольным видом.

«Кто хочет понять, что я видел, дай волю воображению» — гласила надпись на наклейке. Она склонилась, чтобы прочесть, и тут почувствовала, что она не одна.

Глаза следили за ней неотрывно, так смотрят пресмыкающиеся.

Она понимала, что нечего было так глупо пугаться, но не смогла ни дернуть, ни отпрянуть, прикрывая одной рукой грудь, а другой лобок и лихорадочно думая, где, черт побери, она бросила полотенце. Какая-то более снисходительная часть сознания ее понимала. После того как в отведенные для отдыха часы она не смогла сомкнуть глаз из-за всех волнующих событий (только вчера я была в Мадриде и прощалась с матерью и с Виктором, а сегодня утром я в чем мать родила на каком-то острове посреди Индийского океана, Господи Боже мой), усталость давала о себе знать, понижая предел выносливости.

Несмотря на все это, энтузиазм ее не покидал. Элиса встала намного раньше положенного часа, заметив свет в застекленном прямоугольнике на дальней стене, и, выглянув в окно, в изумлении застыла. Одно дело — знать, что ты на острове, и совсем другое — видеть, как темная линия неутомимых волн бешено плещется почти рядом с тобой, за проволочным ограждением, пальмами и пляжем.

Потом она решила принять душ и сняла майку и трусики, не задумываясь ни о каких окошках и надзоре. В ванной хватало места только для того, чтобы колени не касались противоположной стены, когда она сидела на унитазе, но, несмотря на это, вода, которая полилась на ее тело в центре металлического квадрата без занавесок, показалась ей просто волшебной, температура была оптимальной. Она нашла полотенце и вытерлась. Еще вытираясь, Элиса вышла из ванной и хмуро взглянула на стеклянное окошко: за ним было темно. Ей не нравилось выставлять себя напоказ, но и свои привычки из-за здешних правил она менять не собиралась. Она бросила полотенце… куда-то, черт знает куда (куда же? блин!), и расстегнула молнию чемодана, чтобы достать одежду.

И тогда засмотрелась на украшения стены, служившей изголовьем ее постели: наклейки и открытки, налепленные, чтобы создать более уютную атмосферу в обитой алюминием коробке, куда ее поместили. Она подошла рассмотреть картинку, которая привлекла ее внимание, и вдруг ее охватило это странное ощущение, и Элиса обнаружила глаза в смотровом окошке.

Именно тогда.

Когда она отпрыгивала и закрывалась руками, как оскорбленная девица.

Именно в тот момент у нее в голове впервые мелькнуло предчувствие тьмы.

— Добро пожаловать на Нью-Нельсон, хотя, наверное, это тебе уже говорили.

Она узнала его еще до того, как он вошел. Ей подумалось, что эти зелено-голубые глаза она узнала бы где угодно: посреди Индийского или Тихого океана и даже на Северном полюсе. И то же самое с голосом.

Рик Валенте вошел в комнату и закрыл дверь. На нем была футболка и в тон к ней зеленые бермуды, хотя они и близко не походили на одежду, которую он носил обычно (как будто его переезд на остров застал врасплох и его, подумала она), и держал в руках две кружки с чем-то горячим. Его костлявое лицо растянулось в улыбку.

— Я заказывал номер с двуспальной кроватью, но такового не оказалось. Придется довольствоваться созерцанием тебя в таком виде каждое утро. Кстати, если ты ищешь полотенце, оно здесь, на полу. — Он указал на какую-то точку с другой стороны кровати, но не сделал никакой попытки его поднять. — Прости, что напугал, но ты же видишь, здесь личная жизнь запрещена по закону. Нечто вроде сексуальной коммуны, все живут со всеми. И температура этому способствует: по ночам кондиционеры выключают. — Он поставил кружки на стол и вытащил из набитых карманов пару бумажных стаканчиков и четыре треугольных сандвича, завернутых в целлофан.

Стоя у окна и еще прикрываясь руками, Элиса испытала легкий прилив уныния. Валенте был единственным шипом, вонзившимся в ее счастливое состояние. Конечно, он ни капли не изменился, и его желание унизить ее осталось прежним, к тому же казалось, что он чувствует себя в своей стихии, возможно, оттого, что ему так легко удалось заставить ее покраснеть. Однако она и так знала, что рано или поздно с ним встретится (хотя и не ожидала, что будет при этом голой), и в любом случае у нее была масса других тем для размышлений, чтобы волноваться из-за такой мелочи, как то, что он увидит ее раздетой.

Она вздохнула, опустила руки и спокойным шагом пошла к полотенцу. Валенте с интересом наблюдал за ней. В конце концов он оценивающе кивнул головой.

— Неплохо, но десять баллов я тебе, конечно, не дам. Даже без четырех сотых. Самое большее — семь. Твое тело… как тебе сказать? Слишком роскошное, пышное… Большие буфера, большой зад… На твоем месте, я бы побрил пах.

— Рада тебя видеть, Валенте, — равнодушно откликнулась она, поворачиваясь к нему завернутой в полотенце спиной и роясь в чемодане. — По-моему, у нас в полдесятого собрание.

— Я с удовольствием тебя провожу, но подумал, что тебе будет приятнее позавтракать не в обществе незнакомых людей, поэтому решил разделить с тобой завтрак тет-а-тет. Тебе с сыром и ветчиной или с курицей?

Насчет завтрака он угадал. Она жутко проголодалась, а начинать утро с всеобщего приветствия не хотелось.

— Когда ты приехал? — спросила Элиса, выбрав сандвич с курицей.

— В понедельник. — Валенте показал ей кружки: каждая была наполовину наполнена горячим кофе. — Тебе с сахаром или без?

— Без.

— Как и мне. Я разделяю твою горечь.

Элиса вытащила топ с бретельками и шорты, которые, к счастью, сунула в чемодан для прогулок в Швейцарии в выходные дни.

— Что тут творится? — спросила она. — Ты в курсе?

— Я же сказал: сексуальный эксперимент. Мы подопытные кролики.

— Я серьезно.

— И я тоже. У нас нет личной жизни, и мы обязаны заглядывать друг другу под хвост в железных клетках на острове с тропической температурой в Индийском океане. Как по мне, речь идет о сексе. Впрочем, известно мне не больше, чем тебе. Я думал, что Бланес в Цюрихе, и перелет сюда стал для меня сюрпризом. Потом я еще больше удивился, узнав, что ты тоже приедешь. Теперь я уже привык к сюрпризам — они часть жизни островитянина. — Он поднял кружку. — За наше пари.

— Никакого пари уже нет, — ответила Элиса. Глотнув кофе, она обнаружила, что напиток превосходен. — У нас ничья.

— И не мечтай. Я выиграл. Вчера Бланес сказал мне, что твои идеи о переменных локального времени — глупость, но ты слишком хороша, чтобы тебя не взять, — возразить мне было нечего. А теперь, когда я ближе изучил предмет, должен признать, что он таки прав.

Элиса принялась за сандвич.

— Хватит трепаться. Расскажи, что ты знаешь, — потребовала она.

— Я знаю, что ничего не знаю. Или почти ничего. — Валенте в два приема покончил с едой. — Знаю, что я с самого начала был прав, и тут варится что-то очень серьезное, что бы это ни было… Настолько серьезное, что они не хотят этим ни с кем делиться. Поэтому они выискали таких студентов, как мы, понимаешь, дорогуша? Неизвестные имена, которые не смогут затмить их самих… Что касается всего остального, думаю, что собрание в полдесятого должно заполнить пробелы в наших познаниях. Но я спрошу тебя, как Бог спросил Соломона: «Что именно ты хочешь знать?»

— Ты знаешь, что здесь делают с грязным бельем?

— Это я могу сказать. Мы сами его стираем. На кухне есть стиральная и сушильная машины и гладильная доска. Еще мы обязаны застилать постели и убирать в комнатах, мыть посуду и по очереди готовить еду. И предупреждаю: у девушек есть дополнительная работа по ночам, потому что вы должны заниматься ублажением мужчин. Серьезно: эксперимент Бланеса заключается в том, чтобы проверить, могут ли люди выносить брачную жизнь, не сойдя при этом с ума… Ты что, собираешься надевать лифчик? Ну что ты… Здесь все девчонки ходят с грудью налегке! Мы же на острове, дорогуша.

Не обращая на него внимания, Элиса вошла в ванную и начала одеваться.

— Скажи-ка, — сказала она, застегнув молнию на шортах. — Мне придется все время терпеть твое общество на этом острове?

— С учетом озера тут одиннадцать квадратных километров, не волнуйся. Хватит места, чтобы никогда не пересекаться.

Она вернулась в спальню. Рик смотрел на нее с кровати, прихлебывая кофе.

— Раз уж сбылась моя мечта увидеть тебя без одежды, пожалуй, пора сказать тебе правду, — заявил он. — Это не Бланес звонил мне в воскресенье, а Колин Крейг, мой друг из Оксфорда. Это он предложил мою кандидатуру, он выбрал меня без моего ведома, поэтому меня изучали и за мной следили. Тебя тоже изучали как другого потенциального кандидата, в этом случае предложенного Бланесом, хотя окончательный выбор еще не был сделан. Но после того как он прочитал твою работу, сомнений у него не осталось. — Он ухмыльнулся при виде ее удивления. — Ты невеста Бланеса.

— Что?

Забавляясь ее выражением лица, Валенте добавил:

— То, что ты была права, дорогуша: ключ к решению проблемы — переменная локального времени, а мы об этом и не подозревали.

Тучи, похожие на набитые зерном мешки, заслоняли солнце и большую часть неба. Однако было не холодно, и воздух оставался плотным и липким. Пейзаж, открывшийся ее взору под этим небом, заворожил Элису: мелкий песок, тяжелые пальмы, за маленькой вертолетной площадкой до горизонта тянулись Джунгли, и все это окружало сероватое море.

По дороге ко второму корпусу Валенте рассказал ей, что Нью-Нельсон по форме похож на подкову, разомкнутую в южной части, где находились коралловые рифы, которые окружали целое соленое озеро площадью около пяти квадратных километров, так что можно было сказать, что их остров — атолл. Научная станция находилась в северной части, и между нею и озером пролегала полоска джунглей, на которую они сейчас смотрели.

— Как-нибудь можем сходить на экскурсию, — добавил он. — Там есть бамбук, пальмы и даже лианы, и на бабочек стоит посмотреть.

Шагавшую по песку Элису охватило что-то вроде никогда ранее не испытанной радости. И это несмотря на проволочные ограждения и все остальные строения, не очень-то вписывающиеся в этот уголок природы: параболические и вертикальные антенны, разборные домики и вертолеты. Не омрачили ее состояния ни двое стоявших у калиток на страже солдат, ни даже назойливое присутствие Валенте, малозаметное, но всегда неприятное, как крохотный прыщик. Ей подумалось, что, наверное, ее ощущение счастья связано с какими-то очень личными причинами, которые, возможно, кроются в подсознании. Перед ней была воплощенная наяву мечта об Эдеме. Я в раю, подумала она.

Это ощущение продолжалось ровным счетом двадцать секунд — время, которое она провела на улице.

Когда она вошла в дверь второго, более просторного корпуса и ее окружил искусственный свет ламп, металлические стены и стеклянные окна в стальных рамах, за которыми виднелась чисто утилитарная столовая, все помыслы о рае вылетели из головы. Осталась лишь профессиональная гордость при воспоминании о словах Валенте: Мое решение было правильным.

— Научная станция тоже имеет форму подковы или скорее вилки, — пояснил Рик, водя рукой по воздуху. — Первый корпус расположен около вертолетной площадки, там находятся лаборатории; во втором, центральном, размещаются кинозал, столовая и кухня со спуском в погреб; в третьем спальни. В поперечном корпусе, объединяющем все остальные, расположено что-то вроде зала управления, по крайней мере так его называют. Я там был только раз, но хочу попасть снова: там стоят компьютеры последнего поколения и навороченный ускоритель элементарных частиц, новый тип синхротрона. Сейчас мы идем в кинозал…

Он указывал на открытую дверь слева, откуда доносилась английская речь. До сих пор Элисе никто не встретился: она подумала, что персонал, наверное, не очень многочисленный. Вдруг в двери появилась Черил Росс, одетая в футболку и джинсы, но с той же прической и улыбкой, что и ночью. Увидев ее, Элиса распрощалась с испанским языком.

— Добрый день, — мелодично проговорила Росс. — Я как раз собиралась за вами. Шеф не хочет начинать, пока все не соберутся, вы же его знаете… Как твоя первая ночь на Нью-Нельсоне?

— Я спала без задних ног, — соврала Элиса.

— Я очень рада.

Зал был похож на домашний кинотеатр, подготовленный для дюжины зрителей. Вместо кресел стояли стулья, по три в ряд. На задней стене консоль, напротив нее — экран длиной метра три.

Но в тот момент больше всего Элису заинтересовали люди: они поднимались с мест, ужасно гремя стульями. Когда Валенте представил ее как «ту самую, которой недоставало», последовала сумятица рукопожатий и поцелуев в щеку. Поток событий захватил Элису, вынужденную думать по-английски.

Она уже зрительно знала Колина Крейга, молодого симпатичного парня с короткими волосами, круглыми очками и бородкой вокруг рта. Вспомнила, что красивая женщина с длинными каштановыми волосами Жаклин Клиссо, но та вела себя сдержанно и ограничилась рукопожатием. Радушнее всего ее встретила Надя Петрова, девушка с белыми волосами, которая тепло поцеловала ее и вызвала всеобщий смех своими попытками сказать по-испански: «Я тоже палеонтолог».

— Рада познакомиться, — прибавила она, выполнив еще один языковой пируэт, и Элисе были очень приятны эти усилия говорить на ее языке.

Валенте же устроил одну из своих излюбленных сцен, чтобы представить ей другую женщину, худую, немолодую, с угловатым морщинистым лицом и внушительным покрытым веснушками носом. Он взгромоздил руку ей на плечи, вынудив ее застенчиво улыбнуться.

Знакомься, это Розалин Райтер из Берлина, любимая ученица Райнхарда Зильберга, специалист по истории и философии науки, в настоящее время занимающаяся очень особенной темой.

— Какой же? — спросила Элиса.

— Историей христианства, — ответила Розалин Райтер.

Элиса сохранила выражение вежливой радости, но задумалась о другом. Она смотрела на лица людей, с которыми ей придется работать, и думала. Два палеонтолога и специалист по истории христианства… Что это значит? В этот момент Крейг указал куда-то:

— Вот и совет старейшин.

В зал чередой вошли Давид Бланес, Райнхард Зильберг и Серджио Марини. Последний закрыл за собой дверь.

Этот жест навел Элису на мысль об избранности: те, кто будет жить в раю, и изгнанные из рая; допущенные в вечную славу и оставленные на земле. Она пересчитала: вместе с ней десять человек.

Десять ученых. Десять избранных.

В последовавшей тишине все расселись по местам. Только Бланес остался стоять перед всеми, спиной к большому экрану. Увидев, как колышутся бумаги в его руках, Элиса чуть не подумала, что ей это снится.

Руки Бланеса дрожали.

— Друзья, мы ждали, пока соберутся все участники проекта «Зигзаг», чтобы дать объяснения, которых вы, несомненно, давно ждете… Поспешу сказать вам следующее: все присутствующие сегодня в этом зале могут считать, что им чрезвычайно повезло… Мы увидим то, что никогда не видел ни один человек. Я не преувеличиваю. У нас будет случай увидеть такое, что никогда не видело ни одно живое или мертвое существо от начала мира…

По телу Элисы пробежала ледяная дрожь, сковав ее движения.

Тех вод, в которые вступаю, еще никто не бороздил.

Она выпрямилась на стуле, готовясь вместе с остальными девятью изумленными товарищами вступить в эти неведомые воды.