Зима в горах

Джон Уэйн и его роман «Зима в горах»

Того, кто знаком с Уэйном только по его первому роману «Спеши вниз» — а у нас переведена пока только эта, правда блестящая, его книга, — седьмой роман писателя «Зима в горах» может удивить. Удивил он, кстати, и тех, кто знаком со всем написанным Уэйном с 1953 года. «Зима в горах» (1970) — нечто для Уэйна совершенно новое. И в высшей степени интересное.

Впрочем, новизна тематики, формы, замысла у Уэйна не должна удивлять. Все, что выпускалось им, каждый раз бывало неожиданным: таков уж автор — ищущий, динамичный, весь при этом сотканный на противоречий. Он то вырывается вперед, то — правда очень ненадолго — опускается в болото непредвиденного у него трафарета, то снова взлетает, перегоняя самого себя…

В аннотации к английскому изданию романа читаем:

«Это очень современное произведение. То вызывая смех, то несказанно трогая, оно заставляет читающего занять ту или другую позицию и будоражит предрассудки», С первой частью сказанного нет оснований спорить: «Зима в горах» действительно по своему содержанию книга в высшей степени современная и глубоко актуальная; что касается смеха и лиризма — их много во всем, что писал и пишет ее автор. Иное дело «предрассудки»: если можно национальное чувство одних и сознательное, организованное его попрание другими назвать предрассудками, то роман Уэйна действительно их «будоражит»!

Вот уже несколько лет Северная Ирландия охвачена гражданской войной, как бы английская пресса и консерваторы, пришедшие к власти, ни называли происходящее в Ольстере. И сегодня, когда Северная Ирландия стала ареной острейшей борьбы, резко обозначились национальные противоречия и в других районах Британии. Особенно остры они издавна в Уэльсе. Но никогда национальная гордость валлийцев не была столь ранимой, никогда английское владычество не тяготило их столь ощутимо, как в последние годы. Писатели Британии не отразили еще пока трагедию, которая ежедневно разыгрывается на улицах Белфаста, Дерри и других городов и местечек Ольстера. Вместе с тем национальный протест валлийцев начал уже проникать на страницы художественных произведений, написанных в 60-е годы. Мотивы эти очевидны, например, в романе Нормана Льюиса «От руки брата его», хотя и написанного на другую тему.

«Зима в горах» — книга, в которой Уэйн показал англичанам и всему читающему миру, что́ на самом деле думают и что́ чувствуют сегодня валлийцы, которые, если судить по статьям в официозной печати, в 1970 году так тепло принимали наследника престола Великобритании принца Уэльского.

Почему Уэйн — сам англичанин, притом писатель, до сих пор работавший преимущественно в жанре психологического романа, — сел в 1968 году писать большое полотно, задавшись целью создать эпический и социальный роман? И почему посвятил его изображению национальных конфликтов в Северном Уэльсе?

На последний вопрос Уэйн отвечает полушутя, полусерьезно: «… потому что моя жена родом из Уэльса!» Поездки в летнее время всей семьей в родные места жены, понятно, могли способствовать лучшему знакомству писателя не только с природой, но и с настроениями людей Северного Уэльса. Мог он, благодаря родственным связям, проникнуть глубже в психологию валлийца, понять его национальный характер. И все же едва ли так просто объяснение того, почему Уэйн в наши дни выпустил книгу об острых национальных конфликтах в Уэльсе.

Джон Уэйн — писатель, биография которого не отличается богатством эпизодов. В ней было бы напрасно искать сколько-нибудь сенсационные или драматические страницы, резкие повороты, какой-либо «скелет в шкафу». Почти стандартная биография очень многих английских интеллигентов и профессиональных литераторов. Сын интеллигентных тружеников среднего достатка, Джон Уэйн смог учиться в Оксфордском университете и окончить его, а окончив, устроиться преподавателем английской литературы в Редингский университет.

Война его не коснулась или коснулась мало — она не породила в нем травм, даже отдаленно похожих на ту, которая показана в этой его книге, не принесла ему непоправимых утрат. Он был подростком, когда она началась (писатель родился в 1925 году), и не достиг зрелости, когда она кончилась. В 50-х годах Уэйн стал известен как один из начинателей движения «рассерженной молодежи». Его первые романы «Спеши вниз» (1953) и «Живя в настоящем» (1955) — наиболее яркое (наряду с пьесой Осборна «Оглянись во гневе») выражение тех настроений, которые охватили английскую молодежь в первые послевоенные годы. Это были настроения недовольства и неудовлетворенности, вызванные разочарованием в политике лейбористов, не выполнивших те громкие обещания, которые привели их к власти после войны.

Об Уэйне заговорили сразу после появления его первой книги. Объявленный лидером «рассерженных», он уже тогда вынашивал новые литературные планы. Преподавание скоро начало его тяготить. Уэйн понял, что не может «служить двум господам», и сожалел о часах, отнятых у него как писателя обязанностями преподавателя высшей школы. Недавно — в 1970 году, — получив заманчивое предложение одного высшего учебного заведения занять в нем кафедру английской литературы, Уэйн ответил отказом, хотя остро нуждался в деньгах. Он не может позволить себе тратить время на что-либо, кроме творческого труда, объяснял мне Уэйн, хотя профессия литератора — даже такого известного, как он, — далеко не прибыльна.

В 1956 году, распрощавшись с Редингским университетом, Уэйн отнюдь не отказался от деятельности литературного критика. Он превосходно знает и любит отечественную литературу. Уже в «Спеши вниз» блестящие пародии на разных писателей и разные стили выдают глубокого знатока литературной классики, уже тогда Уэйна волновали вопросы традиции — волнуют они его и сегодня.

Лучший источник, из которого следует черпать современным художникам, — это классическое наследие реализма, писал Уэйн в статьях 1955–1956 годов. «Традиция, — сказал он в одной из них, — проявляется различным образом, но не заметить ее невозможно».

Один за другим выходили романы Уэйна: «Соперники» (1958), «Путешествующая женщина» (1959), «Убей отца» (1962), «Молодые гости» (1965), «Меньшее небо» (1967); сборники новелл: «Нанкл» (1960), «Смерть задних ног» (1966), стихов и поэмы «Майор Итерли» (1960), «Уайльдтрэк» (1965). И все же у их автора находилось время для раздумий о литературе, для статей и книг о писателях настоящего и прошлого[1].

Английские интеллектуалы тешили и тешат себя убеждением, что они свободны как в выборе своего жизненного пути, так и в выражении своих мыслей. Уэйн не исключение, и его индивидуализм проявляется как в поступках, так и в суждениях. Вместе с тем воздействие на него общественно-политической обстановки, в которой он живет, пишет и печатается, очевидно всякому, кто внимательно всмотрится в его книги, прочтет его стихи, столкнется с его противоречивыми оценками в статьях об Эзре Паунде, Оруэле, даже Реймонде Уильямсе.

Уэйн никогда не был конформистом и обвинение в конформизме принял бы, вероятно, как личное оскорбление. Более того, он считал и считает себя «левым» и с негодованием отворачивается от былых единомышленников (таких, как Эмис), вставших сегодня на платформу правящих классов. У него есть взгляды и убеждения, которые не менялись и не меняются: он с ненавистью говорит о фашизме и его сторонниках, питает отвращение к мещанину и его низменным идеалам, знает цену обществу, в котором всем управляют деньги. Это ярко выражено и в его первых «рассерженных» романах, и в таких книгах, как «Соперники» или «Меньшее небо». Он ненавидит и обличает расизм («Убей отца»), все виды человеконенавистничества и дискриминации, империалистическую агрессию, несправедливые войны. Достаточно вспомнить его «Балладу о майоре Итерли», сбросившем атомную бомбу на Хиросиму, послушать его высказывания о войне во Вьетнаме. Но представления английских интеллигентов, питающих иллюзию самостоятельности индивидуума в западном мире, всегда отличались путанностью. Эта путаница отразилась на суждениях Уэйна о советской культуре, о положении личности и писателя в нашей стране и особенно очевидна в его романе о советских студентах в Англии — «Молодых гостях».

Уэйн никогда не занимал позиции, враждебной по отношению к СССР, но его роман «Молодые гости» продемонстрировал влияние на писателя представлений, распространяемых по различным каналам пропаганды на Западе.

Оттенки воззрений Уэйна менялись и могут еще измениться. Но какие бы взгляды порой ни высказывал Уэйн, книги его — за исключением «Молодых гостей» — бесспорно позволяют говорить о нем как о писателе передовом и о писателе-реалисте.

Уже первая книга Уэйна «Спеши вниз» была реалистическим отражением ряда важных явлений и тенденций современной писателю жизни. Более того, наряду с блестящими реалистическими портретами она содержала пародийный портрет писателя-модерниста Фроулиша, над творением которого Уэйн остроумно издевается, подвергая сатирической насмешке его бессодержательность и формализм.

Реализм как свою эстетическую программу Уэйн декларировал в статье «Балансируя на канате», опубликованной в сборнике 1958 года «Декларация».

Над существом искусства и задачами писателя-реалиста Уэйн задумывался, таким образом, уже в 50-х годах. Высказывания его в статьях этого периода помогают лучше понять его прозу и подводят вплотную к ответу на вопрос, почему он в 1970 году выпустил такую книгу, как «Зима в горах».

В статье «Перспектива писателя» (она была опубликована журналом «Ландн мэгезин» еще в 1956 году) Уэйн писал: «В наше время серьезная книга становится средством общения и служит уже не пустому развлечению читателя. Более чем когда-либо, она насущно необходима для человека рассуждающего, способного самостоятельно мыслить». В другой статье того же времени он говорит о большой ответственности задач художника-реалиста: «Надо признать, что каждый серьезный художник так или иначе встает перед проблемами, которые занимают умы всего человечества в эпоху, когда он живет и пишет». Двумя годами позже в статье «Балансируя на канате». Уэйн развернул ту же мысль, написав: «Все художники, если они, само собой разумеется, не смотрят на себя как на шутов, призванных лишь развлекать читателя, озабочены разрешением проблем, стоящих перед тем обществом, в котором они существуют».

Чем дальше шел Уэйн, чем больше мужало его творчество, тем более закономерно было появление книг, в которых ставились бы острые проблемы дня. В большинстве своих книг, по крайней мере в лучших книгах, писатель касался вопросов, существенных для современной Англии или, во всяком случае, для различных поколений ее буржуазно-демократических кругов, для демократической молодежи и интеллигенции. Позиция писателя, сидящего в башне из слоновой кости, ему была совершенно чужда. Он даже сказал однажды, что «попытка спрятаться от жизни влечет за собой для художника творческое бессилие».

В «Меньшем небе» Уэйн попытался в камерной форме психологического романа показать конфликт, переживаемый сегодня сотнями интеллигентов западного мира. Создав этот небольшой шедевр, он, как его герой Джири, потянувшийся к большему небу, потянулся к новым и более совершенным формам, новым, более сложным задачам. Родилась «Зима в горах». Маленький социально-психологический этюд послужил (при всем различии сюжетов) вступлением к большой симфонии.

Если пользоваться термином «герой», подразумевая главное действующее лицо повествования, то герой «Зимы в горах» — ученый-лингвист Роджер Фэрнивалл. Но по мере чтения романа начинаешь понимать, что в нем далеко не просто сразу определить, кто и что в центре внимания автора.

Фэрнивалл решает провести академический отпуск в Северном Уэльсе, причем первоначально его единственная цель — изучить один из древнейших языков Европы — валлийский. Личная жизнь ученого не устроена: в сорок лет он еще не женат, у него нет ни родных, ни близких, ни даже постоянного дома. Работу в Лондонском университете и жизнь в столице он готов променять на должность в университете Упсалы, тем более что и девушки там хороши… Впрочем, легкомыслие Роджера лишь напускное.

Книга начинается с похорон. Лучшие годы Роджера были отданы уходу за неизлечимо больным братом, пострадавшим во время одной из бомбежек Лондона в начале второй мировой воины. Теперь, когда брата не стало, пора подумать и о себе.

В приморский городок Карвенай, окруженный хмурыми горами, Роджера забрасывает случай. Случай же сводит его и с Гэретом, владельцем небольшого автобуса, ведущим упрямую, но в конечном счете обреченную на поражение борьбу с богачом Шарпом, который скупает весь местный транспорт, принадлежащий мелким владельцам. Все уже сдались, один Гэрет не сдается.

Уэйн не объясняет поначалу, почему лондонский «интеллектуал» решает остаться в Карвенае на неопределенный срок и безвозмездно работать у Гэрета кондуктором, а валлийский язык научает уже не по книгам и даже не по газетам. Объяснение приходит, но не сразу.

Медленно раскрывает Уэйн людей, вынужденных терпеть присутствие англичан, их нравы и законы, их ненавистный язык. Он показывает, с каким трудом простой люд Уэльса сдерживает свои раздражение против завоевателей, по-хозяйски расположившихся на их земле, извлекающих из нее максимум выгоды. Уэйн дает ощутить, как глубока неприязнь завсегдатаев кабачка Марио (итальянца, имеющего давние счеты с англичанами, а потому ставшего «почетным валлийцем») к самоуверенным пришельцам. Ненависть живет в каждом из свободолюбивых потомков древних кельтов, для которых независимость превыше всего. Они по праву ощущают себя если не хозяевами всей страны, то, уж во всяком случае, того небольшого ее участка, на который их загнала история. Кажется, достаточно крохотной искры, чтобы она разгорелась пламенем большого пожара, пустяковой ссоры, чтобы она выросла в принципиальный конфликт.

Когда Фэрнивалл, начав лучше понимать язык, на котором говорят между собой друзья Гэрета, обращается к ним по-валлийски, они отвечают ему… по-английски. При нем оживленно обсуждают какое-то волнующее всех событие, но его попытка вступить в беседу или задать вопрос всеми игнорируется. До поры до времени он англичанин, и только, а этого в Карвенае и окрестных поселках вполне достаточно для стихийного бойкота.

«У нас не английская колония, — возбужденно кричит Марио в день праздника святого Давида. — Недалек тот день, когда мы вовсе прогоним англичан».

Местный поэт Мэдог объясняет Фэрнпваллу смысл своей иносказательной поэмы об индейцах чероки. На вопрос Роджера: «Какие акции англичан по отношению к валлийцам равносильны изгнанию чероки с их земель?» — Мэдог отвечает: «Англизация. Растление душ. А также то, что они изрыли долины Южного Уэльса угольными шахтами и превратили население в троглодитов, которые не говорят даже на собственном языке…»

По мере чтения книги начинаешь понимать, что подлинные герои романа — Карвенай и его люди. Роджер становится одним из них лишь в той мере, в какой «ввязывается» в происходящую в городе и его окрестностях очень сложную борьбу.

В поле зрения автора — разные валлийцы и разные англичане: люди труда и те, что присваивают плоды этого труда, пользуясь правом сильного. Вместе с Гэретом и его друзьями Айво, Гито, Мэдогом дерутся Роджер и любимая им женщина, Дженни Туайфорд; вместе с Диком Шарпом — валлийцем, предавшим своих, — такие англичане, как Дональд Фишер, продающий перо журналиста тому, кто больше платит.

Валлийцы вначале упрямо чуждаются Роджера: они ему не доверяют, потому что не могут его понять. Он для них человек привилегированной профессии да к тому же, к несчастью, англичанин. Англичанину не легко сломить вежливую враждебность почти всех обитателей Карвеная — упрямую и неподатливую, как порода валлийских гор.

Тонкий психолог во всех своих лучших книгах, Уэйн блестяще показывает, как и почему меняются эти люди, как меняется их отношение к Роджеру. Проходит время, и борьба между Гэретом и Шарпом идет уже не на жизнь, а на смерть: упрямый владелец автобуса мешает Шарпу осуществить крупную аферу и получить большой куш. Циничный делец все меньше стесняется в средствах, пытаясь убрать с дороги уже не только Гэрета, но и помогающего ему Роджера. И тогда стена недоверия рушится, и Роджер становится для валлийцев своим.

В 50-х годах в романах Уэйна превалировала комедийная стихия (достаточно вспомнить «Спеши вниз» и «Живя в настоящем»). Смех звучит иногда и в «Зиме в горах» (чаще всего тогда, когда на сцене появляется миссис Аркрайт — английская вдова, воюющая с мусорщиками), но Уэйн юморист и комедиограф отступил в этом романе на задний план перед Уэйном, пишущим в серьезном, порой эпическом, порой лирическом ключе. Во всяком случае, интонация книги смехом не определяется.

Со времени «рассерженной» молодости автор прошел большой творческий путь. Его писательская манера в ходе лет заметно изменилась. Сегодня искусство Уэйна созрело и возмужало, и гамма оттенков его почерка очень богата.

Характеры всех персонажей романа раскрываются постепенно, Уэйн не спешит. Не осталось и следа от тех хлестких сатирических портретов, набросанных несколькими мазками, которыми он дебютировал в своих первых книгах. Они ушли из его прозы вместе с «рассерженной» порой. Портреты рисуются так же постепенно, как постепенно раскрывается внутренний мир одних действующих лиц перед другими. Уэйн знакомит читающего с жителями Карвеная и его окрестностей так же не спеша, как не спеша они присматриваются к Роджеру, взвешивая и определяя для себя цену его души…

При этом большую роль играет описание места, где развертываются события, ландшафта, прежде мало интересовавшего художника-карикатуриста.

Писатель внимательно всматривается в валлийский пейзаж И находит очень тонкие приемы для передачи его эмоционального воздействия. Темно-синие недобрые горы, крутые дороги и дорожки, старые сланцевые отвалы, словно охраняющие убогие лачуги от злых духов темной ночи, кроваво-красные закаты, переливы цветов на восходе. Видишь и почти ощущаешь краски времен года — осени, зимы, наступающей весны; часов дня — в особенности сумерек и рассвета. Природа в «Зиме в горах» не просто фон, она активно участвует в происходящем, многое объясняет и прежде всего, конечно, характеры людей, которые больше других занимают пишущего: Гэрета, его слепой матери, поэта Мэдога, шоферов Айво и Гито. Такими, какие они есть, их сделали условия их жизни, их история, но и природа края, в котором они родились и выросли, по праву называя его своим.

Как и все большие мастера слова XX века, Уэйн лаконичен. Писатель работает в традиции Теккерея, требовавшего от подлинного художника тем большей сдержанности, чем глубже драматизм того, что он изображает.

Портрет Гэрета, точно сколоченного из дуба и железа, замкнутого и молчаливого, — одна из больших удач Уэйна. Как и портрет его слепой матери, стойкой и мужественной, как и ее сын. Такая же удача — описание их жилища в горах, скорее лачуги, чем дома, безупречно опрятного и столь же гордого в своей чистоте, как горды живущие в нем свободолюбивые бедняки. Ключ к психологии Гэрета — человека, у которого учатся выдержке и стойкости, — спрятан в эпизоде из раннего детства, рассказанном самим Гэретом. Его учил мужеству отец — независимый труженик, коренной валлиец, учила потом целая жизнь лишений и борьбы с неблагоприятными обстоятельствами. В автобусе для Гэрета вся жизнь. Он любит его, как живое существо. К тому же утрата автобуса означает для него и матери нищету.

Когда Гэрет, после многих месяцев совместной работы с Роджером в молчании и скрытности, наконец рассказывает новому другу о себе и своей нелегкой жизни, Уэйн комментирует его рассказ описанием ландшафта. «Этот клочок земли обрабатывал еще мой отец», — говорит Гэрет Роджеру. И Роджер мысленно представляет себе: «…тощий пласт земли на скалистом грунте, репейник, чертополох, неумолчное завывание ветра в расщелинах скал. Нищета, голод, нескончаемый труд и взамен ничего, кроме величия гор, благородных очертаний залива да веселого изящества горных цветов, каким-то чудом расцветающих на этой бесплодной земле каждое лето».

Среди изобразительных средств Уэйна особенно большое место занимает игра света и красок. Порой она приобретает аллегорическое значение пли помогает прочесть подтекст. Так, когда Роджер покидает хижину Гэрета поздно ночью, он, оглядываясь на дом, видит: «В окнах все еще горел свет и тут же погас. Безмолвная черная громада отвала все так же нависала над домом, как нависала сотню лет назад».

Когда дружба между Роджером и Гэретом еще больше теплеет и англичанин приходит к валлийцу в освященный для обоих вековой традицией день рождества, смена красок и света досказывает многое из того, что писатель оставляет намеренно недосказанным.

Близится вечер. Закончился скромный праздничный ужин, и приятели сидят молча, погруженные в свои мысли. «Закат разгорался. Нежно-розовые оттенки сгустились, и на беленой стене за спиной Гэрета… расцвел ярко-багряный квадрат окна. Поднимая свою кружку, Роджер увидел, что на его руке играют те же багряные блики». Предстоят нелегкие дни. И может пролиться кровь. Тихий рождественский вечер таит в себе предвестье близкого будущего.

Иное настроение окрашивает финал романа. Фэрнивалл, обновленный и полный радостной бодрости, уже не прежний одинокий бродяга на смутных путях неясного существования, а человек, нашедший свое место в жизни и верных друзей, по-новому видит окружающую местность и людей, и даже сумрачные горы. Он окидывает последним взглядом свое жилище: «Все здесь выглядело совершенно так же, как в тот день, когда он впервые увидел эту часовню. И только горы, сверкавшие обновленным убранством, напоминали о новой жизни, которая была ему здесь дарована».

Семь лет назад Уэйн отметил свое сорокалетие. Уже тогда и следа не осталось от той анархической «рассерженности», которая владела им в середине 50-х годов. Но пришла «рассерженность» другая — более зрелая и целенаправленная, как у Роджера Фэрнивалла, «ввязавшегося» в борьбу Гэрета, Айво, Гито и Мэдога — валлийских патриотов. И если Роджер, конечно, и не автопортрет, связь этого образа с Уэйном невозможно не заметить. Как нельзя недооценивать значение «воспитания» Роджера в горах Северного Уэльса.

Это «воспитание» происходит не сразу, как и все в валлийской эпопее Уэйна. Оно начинается тогда, когда столичный интеллигент внезапно ощущает отвращение к комфортабельной гостинице, в которой он остановился. «…Этот отель с его мещанским комфортом… был до ужаса тривиален. А вот Гэрет и его автобус — здесь была настоящая жизнь, здесь таилась трагедия».

Роджер томится одиночеством или, точнее, отсутствием связи О окружающими людьми, их борьбой, их заботами. Впервые он мучительно ощущает это одиночество, проходя однажды мимо часовни, где собираются прихожане: «Роджеру захотелось присоединиться (подчеркнуто мною. — В. И.) к ним — просто для того, чтобы постоять на людях и вместе с ними принять участие в чем-то таком, что хотя бы на время поднимет их и его вместе с ними над острыми зазубринами личных забот». Но подобное «соучастие» его, понятно, но устраивает. Он продолжает искать и наконец находит то, к чему всю жизнь тянулся — «большее небо» (которое искал, но не мог найти Джири, герой «Меньшего неба»), настоящую жизнь.

Щемящая тоска, неудовлетворенность и одиночество отступают. Постепенно рождаются новые чувства и настроения — счастье признания людьми труда и осознанной цели в жизни.

Товарищество, не испытанное никогда прежде, ощущается Роджером острее, чем любовь Дженни. Недаром оно и рисуется в значительно более теплых красках, и художественно сильней и убедительней.

Высшая стадия «воспитания» Роджера — ощущение им боевого духа, радости борьбы за правое дело — «лучшего, что есть в жизни».

Впервые в творческой биографии Уэйна в романе «Зима в горах» появляется попытка нащупать какую-то — пусть еще смутную — положительную программу. Споря с Марио о самоуправлении, Роджер говорит: «Мне угодно, чтобы все люди были равны, свободны и доброжелательны». Самоуправление для него «искусственная проблема». Реальны же — «жестокость, алчность, тирания, власть богатых, которые могут припереть бедняка к стене…»

Писатель разделяет гнев и убеждения нарисованного им английского интеллигента. Этот роман лишен грусти, столь острой в его предыдущей книге «Меньшее небо». Может быть, потому, что сам Уэйн нашел выход к большему небу, оставшемуся для героя того романа заказанным. И прежде всего на путях преодоления одиночества.

Как бы дальше ни пошло развитие Уэйна (сложна обстановка, в которой он живет и пишет), «Зима в горах» заслуживает внимания и вызывает живой интерес и как значительное произведение современной английской прозы, и как человеческий документ, помогающий лучше понять ее автора.