Зимняя жертва

Пролог

Эстергетланд,[1] тридцать первое января, вторник

[В темноте]

Не бейте меня.

Вы слышите?

Оставьте меня в покое.

Нет, нет, впустите меня. Яблоки, запах яблок. Я чувствую его.

Не оставляйте меня на этом белом холоде. Ветер отточил иглы, которые колют мне лицо и руки, и скоро ни заиндевелой кожи, ни мяса, ни жира не останется больше на моих костях.

Неужели не видите, что я исчезаю? Но вам же все равно…

Черви ползают по земляному полу.

Я слышу их. И мышей. Как они сходят с ума от жары и разрывают друг друга в клочья. «Мы должны были умереть, — шепчут они, — но ты затопил свой очаг и сохранил нам жизнь. Мы — твои единственные соседи среди этого холода. Но были ли мы вообще когда-нибудь живы или давно уже умерли в комнате, где так тесно, что нет места любви?»

Я кутаю свое тощее тело во влажную ткань. Вижу огонь в очаге, чувствую, как дым распространяется по моей землянке и просачивается наружу, проникая в спящие сосны, ели, мох, серые камни и лед на озере.

Где оно, тепло? Разве что в кипящей воде. Проснусь ли я, если усну?

Не бейте.

Не оставляйте меня в снегу снаружи.

Я посинею, а потом стану белым, как все вокруг.

Здесь я совсем один.

Сейчас я сплю и во сне опять слышу эти слова: сукин сын, чертово отродье, ты не настоящий, тебя нет.

Но что же я вам такого сделал? Скажите мне только, чем я провинился? Что произошло?

И откуда этот яблочный запах? Яблоки круглые, но они взрываются, исчезают в моих руках.

Крошки печенья у меня под ногами.

А надо мной парит обнаженная женщина, но я не знаю, кто она. Она говорит: «Я позабочусь о тебе, для меня ты существуешь, мы люди, мы вместе». Но вот она исчезает, и крышу моей землянки сносит черным ветром; я слышу, как там, снаружи, кто-то ползет за женщиной по пятам, и она кричит, а потом смолкает. Но вот является снова, теперь совсем другая. Такая, безликая, и нужна была мне всю жизнь. Она исчезла, ударив меня, — кто же она все-таки такая?

Еще одно письмо в переполненной папке «Входящие». Папка «Отправленные» пуста.

Я восполнил свою потерю.

Мне наплевать, дышу ли я.

Когда прекращается дыхание и исчезает чувство утраты, возникает ощущение общности, ведь так?

Я проснулся, став старше на много лет, но моя землянка, мороз, зимняя ночь и лес все те же. Я должен сделать кое-что, что уже делал и раньше.

Откуда кровь на моих руках?

И звуки.

В чем дело?

Ни червей, ни мышей не слышно из-за этого шума.

Твой голос. Я слышу, как стучат в дощатую дверь моей землянки — это ты пришла, это вы, наконец вы здесь.

Стук. Не пейте так много.

Но вы ли это? Или это мертвые?

Кто бы вы ни были там, снаружи, — скажите, что пришли с миром, скажите, что пришли с любовью.

Пообещайте мне это.

Пообещайте мне.

Пообещайте.