Зло, которое творят люди

Букалон. Тридцать два года назад

Последнюю жертву Окуня обнаружили в водах реки По, у крайней опоры моста между Ломбардией и Эмилией-Романьей, через год после исчезновения. Лайкровые легинсы частично защитили плоть на ее ногах, но остальное было съедено рыбами, раздроблено камнями и рассеяно течением.

Согласно заключению судмедэкспертов, семнадцатилетняя Кристина Мадзини погибла сразу после исчезновения с радаров – возможно, в тот же день. Два месяца спустя было дано разрешение на захоронение, и старший суперинтендант Итала Карузо впервые услышала об убийце, который задушил и сбросил в реку трех девушек.

Через неделю после похорон Мадзини Итале позвонил магистрат Франческо Нитти, который вел дело и первым выдвинул версию о существовании серийного убийцы: Нитти пригласил ее выпить кофе после ужина у него дома.

Тридцатилетняя Итала обладала минимальным ростом и максимальным – а может, и слегка чрезмерным – весом для сотрудницы полиции. Круглое лицо, часто краснеющие щеки, хмурая улыбка и черное каре делали ее похожей на одну из домохозяек из рекламы бульонных кубиков, которых обычно запечатлевают в фартуке в цветочек и с половником в руке. Но когда она направлялась к элегантному палаццо в двух шагах от театра Понкьелли – «маленькому Ла Скала», – лицо ее выглядело гораздо менее жизнерадостным и напоминало скорее бультерьера. Она сердилась из-за того, что пришлось в последнюю минуту изменить планы и оставить сына с домработницей, вместо того чтобы сводить его в кинотеатр «Падус» на «Большой бой Астерикса». Но прежде всего она чувствовала беспокойство. С тех пор как Италу перевели в Кремону, она встречалась с Нитти всего пару раз, и в предстоящей «неформальной» беседе наверняка крылись какие-то подводные камни, которые она в данный момент не могла распознать.

Нитти, облаченный в дымчато-серый свитер с высоким горлом, открыл ей дверь. Выглядел он примерно на шестьдесят, и его лицо напоминало чернослив.

– Моей жены нет дома – так нам будет спокойнее, – сказал он, провожая ее в гостиную.

Окно выходило на освещенную колокольню Торраццо, и Итала полюбовалась ею несколько секунд с легкой завистью.

– Принести вам что-нибудь выпить? – спросил Нитти. – Ликер, бокал вина?

– Я еще не ела, но все равно спасибо.

– Хотите, я посмотрю, не оставила ли жена что-нибудь в холодильнике? Не ожидал, что вы придете на пустой желудок…

– Не беспокойтесь, все в порядке. Могу я закурить?

– Конечно. – Он указал на напольную пепельницу из хромированного металла.

Итала подтянула ее к себе и закурила «МС»[8]. Магистрат, обрезав сигару «монтекристо», зажег ее длинной деревянной спичкой.

– Я слышал о вас много хорошего, суперинтендант.

– И что же?

– Говорят, вы большая ловкачка и делаете все возможное, чтобы это скрыть. – Нитти выдохнул дым. – Точно ничего не хотите? Даже содовой?

– Точно.

Нитти выбрал из комода-бара бутылку мандаринетто, налил себе на два пальца и снова примостился на край кресла.

– Позвольте, я перейду прямо к делу. Что вы знаете о Букалоне?

Итала снова удивилась – не только потому, что он спрашивал о самом важном расследовании в этой области за последние годы, но и потому, что он употребил кремонское название рыбы, в честь которой получил прозвище убийца.

– То же, что и все. Я никогда не вникала.

– Давайте я расскажу вам о его жертвах. Семнадцатилетняя Карла Бономи жила в Эзине, что в провинции Брешиа, и работала официанткой в семейной пиццерии «Якорь». Каждый день в девять утра она открывала заведение. Но однажды утром, три года назад, когда приехали ее родственники, рольставня все еще была опущена, а велосипед девушки был прислонен к стене. На протяжении года они не получали от нее никаких вестей, а потом…

– Потом нашли труп, – произнесла Итала, закуривая еще одну «МС». Она надеялась, что Нитти не затянет свое повествование слишком надолго.

– Да, в ручье в паре километров от ее дома, – подтвердил Нитти. – А примерно через год пропала Женевьева Рейтано. Тот же возраст, жила в Изола-Доварезе… Знаете, где это?

Итала кивнула. Это был небольшой островок на реке Ольо.

– Женевьева училась на секретаря при церкви Санта-Мария дельи Анджели в Кремоне. Она происходила из очень бедной и достойной семьи, и, к сожалению, это обернулось проблемой. – Нитти встал, чтобы налить себе еще мандаринетто. – Родственники не сообщили о случившемся, будучи уверены, что девушка сбежала из дома из-за их финансовых обстоятельств. Только через пару месяцев они поговорили об этом со священником, который убедил их обратиться к карабинерам, но к тому времени восстановить ее передвижения оказалось очень сложно. И когда ее несчастные останки нашли в шлюзе По, смерть сочли несчастным случаем.

– Но это было не так, – не выдержав его слащавого тона, встряла в паузу Итала. – Третью девушку нашли пару месяцев назад у опоры моста Понте ди Ферро. Кристине Мадзини тоже было семнадцать лет. Я присутствовала на ее похоронах.

– Никто не заподозрил, что это убийства, и мне пришлось распорядиться, чтобы все аутопсии были проведены повторно, – продолжал Нитти, раздраженный тем, что его перебили, – и изучить передвижения жертв. Благодаря этому я обнаружил связь между тремя девушками и человеком, которого я арестовал. Как вы, возможно, знаете, это Джузеппе Контини, заправщик с несколькими судимостями. Несмотря на разницу в возрасте, он состоял в отношениях с третьей жертвой, его заправка находилась по дороге в школу второй жертвы, и он посещал пиццерию первой жертвы. А если не было четвертой, так это потому, что мы вовремя его остановили.

– Разве его только что не выпустили? – изумилась Итала.

– Судья по предварительному расследованию посчитал, что у нас недостаточно оснований, чтобы отправить его на скамью подсудимых. – Голос Нитти сочился сарказмом и раздражением. – По мнению моего глубокоуважаемого коллеги, обвинению не хватает вещественных доказательств и свидетельств очевидцев. До сих пор карабинеры оказывали мне всяческое содействие, но дело явно зашло в тупик, и я не могу просить у них большего. Понимаете теперь, почему я пригласил вас?

– Откровенно говоря, нет.

– Я бы хотел, чтобы этим занялись вы.

– Господин Нитти, кажется, вы меня с кем-то путаете.

– Я прекрасно знаю, кто передо мной, – возразил магистрат, снова зажигая сигару. – Вас ведь называют Королевой, верно?

– Это всего лишь прозвище.

– Которым вы обязаны вашему умению улаживать дела – даже такие, которые находятся, как бы сказать… на грани закона, если не далеко за его пределами.

– Я не знаю, о чем вы говорите, господин Нитти. Кроме того, я при всем желании не могу вам помочь. Я не служу в судебной полиции, и вам следовало бы поговорить с моим начальством.

– Я прошу вас не подключиться к расследованию, а найти улики против Контини. Способ я оставляю на ваше усмотрение.

– Мое усмотрение говорит мне, чтобы я встала и попрощалась. Именно это я и собираюсь сделать.

Нитти фыркнул:

– Суперинтендант, до настоящего момента меня не заботило, чем вы занимаетесь на службе или вне ее, но у меня уйдет две секунды, чтобы завести против вас дело. Взяточничество, сбыт краденого, хищение государственного имущества, растраты… Я буду перетряхивать вашу жизнь, пока что-нибудь не найду, а мы оба знаем, что мне есть что искать.

Взгляд Италы стал каменным. Лицом она больше не напоминала домохозяйку из рекламы.

– Почему вы не задействуете мобильное подразделение или Центральную оперативную службу?

– Потому что это политически неразумно. – Теперь, раскрыв карты, Нитти стал менее напряженным и откинулся на спинку большого кожаного кресла. – Это было бы равносильно выражению недоверия карабинерам, а я не желаю настраивать их против себя.

– Стало быть, вы предпочитаете шантажировать меня.

– Я вас не шантажирую. Скажем, я использую неблаговидное средство, чтобы исправить нечто еще более неблаговидное.

– Вы имеете в виду свою карьеру?

Нитти с ненавистью уставился на нее:

– Моя карьера в полном порядке. Я иду с вами на компромисс, потому что хочу добиться справедливости для этих трех девушек.

– Ваша карьера далеко не в порядке, господин Нитти. Вам осталось два года до пенсии, а вы застряли в провинциальном городишке, где никогда ни черта не происходит. Разумеется, помимо Окуня. Ваше дело уже в руках генерального прокурора, и ваш единственный шанс не быть оттертым в сторону – это Контини.

– Вы во всем видите дурное, потому что сами прогнили насквозь, но ваши взгляды на мир меня не интересуют. Да или нет?

Итала выругала себя за несдержанность. Это не игра «Кто кого перекричит».

На сей раз она действительно встала:

– Мне нужно подумать. Я не хочу попасть под следствие, пытаясь избежать другого. А пока пришлите мне все материалы о Контини, которыми вы располагаете.

– Хорошо. Но не раздумывайте слишком долго. Вы уже не в Биелле, где делали все, что хотели. – Нитти нехорошо улыбнулся. – Это мой город.

Биелла – город с населением чуть менее пятидесяти тысяч жителей на непередаваемо холодном и закрытом севере – стала первым назначением Италы после конкурса в полиции. Там говорили на непонятном для нее диалекте, а она, Итала, была для всех землепашкой, которая подалась в полицию только для того, чтобы получать жалованье и оставить позади прошлое. Ее и остальной мир словно разделяло стекло, и общение с коллегами складывалось не лучшим образом. Друзей она не завела, оказавшись неспособной разбить лед или смеяться над шутками остальных, как и целовать задницы важным шишкам.

Тем не менее она училась, отчаянно стараясь разобраться, как все устроено. А поскольку все принимали ее замкнутость за глупость, старшие открыто говорили при ней о вещах, которые им не следовало говорить или делать. Вскоре Итала поняла, что половина ее сослуживцев преступают черту дозволенного. Одни брали взятки, другие трахали задержанных проституток в обмен на свободу, третьи воровали наркотики со склада вещдоков или подрабатывали вышибалами в клубах, когда должны были находиться на дежурстве.

При этом никто даже не соблюдал осторожность. Старший агент каждый год менял машины, предпочитая спортивные, а домой к заместителю инспектора доставляли целые окорока и ящики вина. Итала поняла, что прибыла аккурат перед тем, как все взлетит на воздух, но это походило на наблюдение за лавиной в замедленной съемке – способа остановить ее просто не существовало. Однажды ночью карабинеры задержали агента предпенсионного возраста со ста граммами кокаина в багажнике.

Итала, которая как раз находилась на дежурстве, слушала обеспокоенную болтовню сослуживцев и всерьез подумывала сказаться больной, когда начальник под каким-то предлогом забрал ее прокатиться на его машине в два часа пополудни. День выдался тусклым, и, против обыкновения, прохожие встречались редко, отчего город выглядел полупустым.

Они остановились у фонтана-бочонка, по дороге к пастбищам, и вышли покурить. Ее шефа, невысокого мужчину с редкими и, как это было принято, зачесанными назад волосами, звали Серджо Мацца, и он был на пятнадцать лет старше ее.

– Как давно ты в деле? – спросил он. – Не будем ходить вокруг да около, это останется между нами.

Итала не ожидала такой прелюдии: Мацца не только отлично знал, что вот-вот должно было произойти, но и считал само собой разумеющимся, что это известно и ей.

– Я только что приехала, я чиста, – ответила она, оправившись от удивления. – Вы действительно думаете, что остальные вовлекли бы и меня?

– Вряд ли. Поэтому мы здесь. Знаешь, что сейчас случится?

– Будет расследование…

– Ты чиста, я чист, но мы все равно окажемся запятнанными. Мне, может, и удастся дотянуть до пенсии в каком-нибудь захудалом кабинетике, а вот ты едва ли удержишься на службе.

– Я не думала, что…

– Что? – раздраженно спросил Мацца.

– Ничего. Ясно, что так и произойдет.

– И возможно, кто-то упомянет твое имя только для того, чтобы добиться смягчения приговора. Такое случается, к тому же тебя нельзя назвать всеобщей любимицей. Однако…

Итала уцепилась за это «однако»:

– Однако что?

– Ты их всех знаешь, верно? И знаешь, кто чем занимался.

– Да.

Мацца удовлетворенно кивнул:

– Так я и думал. Рот на замке, а ухо востро. Умница. А теперь поехали ко мне и вместе составим список.

– Виновных?

– Нет, тех, кем можно пожертвовать.

– Простите?

По пути к нему домой Мацца изложил ей правила.

– Старики неприкосновенны, – объяснил он. – Они сделают все, чтобы нам помешать. И новички вроде тебя тоже.

– Почему?

– Потому что они еще не знают, как себя вести, хотя я вижу, что ты быстро учишься. Выбирать нужно тех, кто накопил достаточно средств и чьи семьи смогут продержаться до тех пор, пока они не найдут новую работу, чтобы уволенные не отчаивались. Вот как мы поступим: я разоблачу их публично, а ты с глазу на глаз скажешь им, что я сделаю все возможное, чтобы помочь им до, во время и после суда.

– Но как вы собираетесь их убедить?

– Нам не придется никого убеждать. Ты побеседуешь с парой стариков, которых мы не станем трогать, и они обо всем позаботятся. Они должны понять, что это лучше, чем если на них укажет арестованный сослуживец. И никогда не ссылайся на меня. Они решат, что ты говоришь от моего имени, но не сообщай этого напрямую, иначе они попытаются использовать эту информацию в своих интересах.

Мацца оказался прав во всем. Встречаясь с пожилыми агентами, Итала пережила не самые приятные минуты, но в конце концов, как и ожидалось, они приняли предложенную стратегию. Принесенные в жертву сдались с повинной, признавшись в ряде мелких преступлений и изображая полное содействие. Единственным, кто попал за решетку, был агент, задержанный с кокаином, да и то всего на пару лет – пятую часть срока, к которому приговорили бы любого другого в его обстоятельствах. Остальные отделались увольнением.

Итала же научилась работать по-новому.

Мацца стал комиссаром полиции Фоджи, и когда по пути домой Итала позвонила ему из телефонной будки через рабочий коммутатор, он ответил с не связанного с ним добавочного номера. Они не слышали друг друга с прошлого Рождества, когда обменялись традиционными поздравлениями. Итала рассказала ему, что встречалась с окружным прокурором Нитти, но не сказала почему. Ей не хотелось обсуждать это по телефону.

– Я с ним не знаком, – сказал Мацца. – Что он за человек?

– Конченая сволочь. Угрожает подвести меня под следствие, если я кое в чем ему не помогу.

– А почему ты не хочешь ему помочь?

– Потому что это немного выходит за рамки, которые я для себя установила.

– Мы служим закону, – сказал Мацца. – Я разузнаю, не смогу ли помочь тебе выкрутиться, но все же будет лучше, если ты ему уступишь. А что касается рамок, ты слишком строга к себе. Тебе под силу любая задача, которую ты перед собой поставишь. Как поживает Чезарино?

Итала вежливо ответила, подождала, пока он даст отбой, а затем вытерла руки салфеткой, потому что кто-то прилепил к трубке жвачку. Она не слишком рассчитывала на Маццу, но ей было приятно его услышать.

Домой она вернулась в двенадцатом часу ночи. В Кремоне арендная плата была низкой, и она нашла хорошую квартиру с кухней в двух шагах от заброшенного и полуразрушенного, но все еще впечатляющего бывшего монастыря Тела Христова. Помимо двух спален, в ней была кухонька с балконом и гостиная. Итала сняла квартиру уже обставленной, до нее там жил пожилой мужчина, о чем легко можно было догадаться по мебели орехового цвета. Единственное, что она сделала, – это сняла гравюру с изображением старика, пьющего пиво, и заменила стульчак унитаза.

Анна, домработница, обнаружилась в столовой: сидя за столом, она читала какую-то книгу по саморазвитию и одновременно слушала на малой громкости первый канал радио. Это была миниатюрная крашеная блондинка, которая жила этажом выше с мужем и детьми. Она загнула уголок страницы и осведомилась:

– Неужели так сложно предупредить, что опоздаете?

– Прости, у меня непредсказуемая работа.

Итала подняла крышку сковороды на плите. Оссобуко[9] с горошком. Блюдо уже остыло, и жир свернулся в белые комочки. В животе у нее заурчало. Она взяла пальцами несколько горошин и положила их в рот.

Анна выхватила у нее сковороду:

– Я разогрею! Не обязательно свинячить.

– Сделай мне с ним пару сэндвичей, чтобы я поела за работой.

– Вы собираетесь еще работать?

– Меня это тоже не радует.

Анна снизошла к ее просьбе и протянула ей завернутые в салфетку сэндвичи.

– Кость я туда не клала, – проворчала она. – А то вы бы и ее съели…

– Спасибо.

Домработница сняла фартук и направилась к двери.

– Чезаре спит, зайдите поцеловать его на ночь, он дожидался вас целый день.

– Я и так бы это сделала.

– Ну-ну… – коротко отозвалась Анна, прежде чем уйти.

Прихватив сэндвичи и полупустую бутылку красного вина, Итала отнесла их в спальню. Помимо двуспальной кровати, смятой только с одной стороны, обстановку составляли кресло с откидной спинкой и бронированный оружейный шкафчик. Итала убрала пистолет и переоделась во фланелевую пижаму.

Ее сын спал в комнате напротив при свете маленького ночника, включенного в розетку. Ему было семь лет, но из-за крошечного роста он выглядел еще младше. Белоснежная кожа мальчика выделялась в темноте, светлые волосы были взъерошены. Он был похож на ангелочка, и Италу захлестнула волна любви к этому хрупкому человечку. Она легла рядом и обняла его, не разбудив. Вдохнула его вкусный запах и, как всегда, вгляделась в его лицо, выискивая признаки перемены, которая, как она боялась, рано или поздно наступит.

«Чепуха, у тебя просто разыгралась паранойя, – сказала она себе. – Твой сын совершенно нормален». И все же эта мысль занозой засела под кожей, причиняя боль при каждом прикосновении. «С тобой такого не случится», – мысленно обратилась она к сыну, одарив его еще одним легким поцелуем. Мальчик, всхрапнув, заворочался, но не проснулся.

Итала вернулась в свою комнату, глотнула красного из горлышка и начала листать досье, которое прислал Нитти. Как она и предполагала, он приукрасил свою следственную версию. Контини работал на заправке возле школы второй жертвы, Санта-Мария дельи Анджели, но никто не засвидетельствовал, что видел, как Женевьева останавливалась там, чтобы заправить мопед. Контини видели в пиццерии первой жертвы, Карлы, но идентификация выглядела сомнительной. Другое дело – связь с Кристиной, третьей жертвой, которой Итала уделила особое внимание. Она была дочерью двух офисных сотрудников, и друзья и родственники единодушно считали ее порядочной, прилежной и очень набожной девочкой. После окончания занятий в лицее в Кремоне она каждый день посещала мессу и состояла в ультракатолической организации, где все девушки давали обет целомудрия до замужества.

Однако карабинеры, которые при желании знали свое дело, разыскали парня Кристины, о котором не знала ее семья. Им оказался двадцатичетырехлетний заправщик Джузеппе Контини – девушка познакомилась с ним в заведении, которое посещала днем по субботам и воскресеньям.

В день исчезновения Кристины их видели вместе. Один из свидетелей заявил, что «они, похоже, поругались», но Контини отрицал знакомство с девушкой. Это все, что имелось против него, несмотря на то что карабинеры вывернули его наизнанку, словно кальсоны. Нитти даже просил высшее командование привлечь к делу больше людей, но это не помогло. Итале предстояло найти улики и нанести решающий удар.

Она проглотила кусок жирного хлеба, оставшийся на подушке, и, как всякий раз, когда собиралась совершить какую-нибудь гнусность, вспомнила дона Альфио, священника из ее детства, с его проповедями о всемогущем и всевидящем Господе. Во время проповедей дон Альфио срывался на крик, и его было слышно даже с паперти. Он багровел от напряжения, еще больше повышая голос, когда выкрикивал такие слова, как «блуд» и «прелюбодеяние», уставившись на прихожанок, которые в его глазах являлись сплошь отпетыми греховодницами. Итала боялась его. Она боялась, что он появится среди ночи, чтобы затащить ее в ад и покарать за грехи, о которых она даже не подозревала. Дон Альфио давным-давно умер, но Итала часто слышала в голове его голос, осуждающий ее поведение как непристойное или аморальное. И в этот момент ей показалось, что рука старого священника уже нащупывает ее щиколотку, готовая увлечь ее, Италу, в преисподнюю.

Тревога не покидала ее до следующего дня, когда она повезла Чезаре в школу. Погода резко изменилась, и на землю обрушился ледяной ливень, будто стояла не осень, а конец зимы. Когда под градом капель они пересекали мост через По, Итала сбавила скорость, чтобы посмотреть на реку. Вода поднялась и покрыла гектары деревьев и лугов. Тело Кристины нашли под третьим столбом слева, рядом с которым находилась первая секция нового железнодорожного виадука. Участок оставался огороженным в течение месяца, прежде чем строители подали запрос о возобновлении работ. Если там и было что-то, что могло дать какие-то ответы, теперь это место покрывали песок и бетон.

Итала направилась в Кастельветро, где Чезаре жил с ее свекровью Мариэллой. Эта коммуна находилась в шести с лишним километрах от Кремоны, на таком же расстоянии от границы региона, и в ней росли такие же деревья и стояли такие же низкие дома тех же цветов, но в то же время все было иначе. Здесь ели другие блюда, говорили с более резким акцентом, который действовал Итале на нервы, и местные, как правило, в большей степени проявляли экспансивность. Итала предпочитала высокомерие кремонцев, их тихое пьянство.

Чезаре проснулся, только когда школа оказалась в двух минутах езды.

– Мама, ты злишься? – робко спросил он.

– Ну что ты, я никогда не злюсь.

– Кроме как на бабушку.

Итала не стала озвучивать того, что думала.

– У бабушки специфический характер.

– Она говорит, что стала нервной с тех пор, как умер папа. Потому что он был ее единственным сыном.

Итала воспользовалась красным светофором, чтобы взглянуть на сына, и натянуто улыбнулась:

– Это огорчает не только ее.

– Ты никогда об этом не говоришь.

– Мне так легче. Это большое несчастье.

Чезаре пожал плечами:

– Почему мне нельзя жить с тобой?

У Италы сжалось сердце.

– Ты же знаешь, что мама постоянно работает. А бабушка может за тобой присмотреть.

– А почему ты не можешь жить с нами?

– Мы это уже обсуждали, помнишь? – Итала попыталась сменить тему. – Как бы то ни было, я просто задумалась.

– О чем?

– О работе. У меня есть обязанности, которые мне не очень нравятся. Там, где я родилась, говорят: «Дятел долбит в голове». Знаешь такую птицу, которая клюет стволы деревьев?

– Понятно, – ответил Чезаре. – У меня тоже так бывает.

– Тебя что-то беспокоит?

Чезаре покачал головой.

– Как по-твоему, я смогу стать полицейским, когда вырасту?

– Разве ты не хотел стать врачом? – удивилась Итала.

– Полицейским врачом?

– Чече, ты не расстроишься, если я кое-что тебе скажу?

– Не знаю.

– Я очень надеюсь, что ты передумаешь.

– Почему?

– Солнышко, существуют профессии получше. У моих родителей не было денег, чтобы дать мне образование, но ты можешь стать тем, кем захочешь. Не спеши с выбором.

Итала высадила его перед школой, и Чезаре обнял ее так, будто был уверен, что никогда больше ее не увидит. Она резко тронула машину с места, чтобы избавиться от гнева и печали, которые испытывала всякий раз, когда приходилось расставаться с сыном. Чтобы прогнать невеселые мысли, она остановилась у первого же таксофона и позвонила в штаб карабинеров, прежде чем вернуться в Кремону и показаться на службе.

Итала подписала пару рапортов, полюбезничала с комиссаром, который всегда относился к ней так, будто поражался, почему он видит ее без метлы в руке («Не была бы хоть такой страхолюдиной…» – однажды сказал он о ней), а затем ее отвел в сторонку Отто. Это был один из ее самых доверенных людей. Звали его не Отто, но он носил это прозвище из-за длинных закрученных усов, как у персонажа комиксов, который, как и он, ностальгировал по Муссолини.

– Слышала про бронефургон?

– Нет. Я была занята. Какой фургон?

– Инкассаторский. Его заблокировали перед Болоньей – подожгли ряд машин, а потом напали с автоматами Калашникова и ручными гранатами и увезли семьсот миллионов наличными и золотом.

– Ничего себе.

– Охота за сокровищами уже началась. Посмотрим, не найдется ли трепач, который что-то знает. Хотелось бы приехать первым.

– Делай что должен. Но не мешай никому.

Он достал из ящика пистолет и сунул в кобуру.

– Только плохим парням, – отозвался Отто. Он работал в паспортном отделе, но его трудно было застать на месте.

В полдень Итала встретилась с лейтенантом карабинеров Массимо Бьянки в «Харчевне», куда сама его пригласила. «Харчевня» представляла собой закусочную под одним из пролетов Понте ди Ферро, где продавались мясные шашлыки и сардельки на гриле и можно было посидеть под широким навесом, чтобы защититься от дождя, который уже стих до редкой мороси. Итала заказала два сэндвича, а Бьянки – шашлык на пластиковой тарелке. Они сели за один из перфорированных металлических столиков, которые уже начинали заполняться рабочими и домохозяйками. На фоне бетонной набережной виднелась полоска реки По, а над их головой нависал мост.

Итала надкусила первый сэндвич, перемазавшись в жире, а Бьянки напряженно ковырял свое блюдо ножом и вилкой. Даже сейчас, в рубашке и светлом пиджаке, он казался одетым в мундир. Официантка бросила на него заинтересованный взгляд, но лейтенант, сосредоточенный на том, чтобы не испачкаться, не обратил на нее внимания.

– А тебе не кажется, что ты писаешь мимо горшка? – спросил он, после того как Итала все ему рассказала.

– Как раз этого я и пытаюсь избежать, – ответила она. – Поэтому и плачу за твой обед.

– Какая щедрость… – Бьянки отхлебнул «Перони» так, будто это был уксус. – В следующий раз место выбираю я.

– Обычно женщины выбирают, а мужчины платят. Почему у нас выходит наоборот?

– Потому что обычно мне не нужно платить.

– Но ты все равно это делаешь, чтобы избежать осложнений.

– Кто тебе сказал эту хрень?

– Опыт, – улыбнулась Итала. – Связаны ли с Контини чьи-то интересы, о которых мне следует знать? Что-нибудь могло замедлить расследование? Какие-то личные одолжения?

Бьянки покачал головой:

– Я ни о чем таком не знаю.

– Значит, Контини – не ваш осведомитель и вы не прикрываете ему задницу?

– Точно.

– Жаль, – вздохнула Итала. – Это было бы хорошим предлогом, чтобы отвертеться.

– Насколько я понял, ты не можешь этого сделать.

– Похоже на то.

Бьянки кивнул, снимая с шампура остатки шашлыка. Обычно Итала с подозрением относилась к людям, которые слишком манерничают за столом, – это означало, что они выросли в обеспеченных семьях, где, в отличие от ее семьи, дети не дрались за кусок хлеба.

– Тебя интересует что-то еще? – осведомился он.

– У вас были другие подозреваемые, кроме Контини?

– Нет. И если бы он не спал с последней жертвой, его давно бы оправдали.

– Вот как! По-твоему, он невиновен?

Бьянки поднял бровь:

– Не берусь гадать.

– Да ладно…

– Шансов поровну. Пятьдесят на пятьдесят.

Итала удивленно взглянула на него:

– Серьезно? Он заявил, что не знаком с Мадзини, а сам крутил с ней шашни.

– Потому что он идиот и обделался от страха. Но если мы арестуем всех идиотов, мир превратится в пустыню.

– Он встречался с девушкой в день ее исчезновения.

– Да. Этот тупица солгал и об этом… Но люди видели, как она ушла на своих ногах.

– Возможно, они договорились встретиться позже.

– Так считает твой дружок-магистрат, – улыбнулся Бьянки.

– А что насчет остальных двух девушек?

– Чистые домыслы. Не было даже подозрений на убийства, пока Нитти не решил, что все они – жертвы Контини.

– А ты в это не веришь? – полюбопытствовала Итала. – Тот же возраст, все найдены по прошествии времени в реке или рядом с ней…

– Если постараться, сходство можно найти между чем угодно. Но если это правда, то Контини – гений, потому что мы ничего не нашли.

В это время управляющий закусочной увеличил громкость на маленьком радиоприемнике, висящем над стойкой и подключенном к примитивной стереосистеме, и принялся подпевать романтической песне, несмотря на шутливые протесты посетителей.

– Такое возможно, – заметила Итала. – На пятьдесят процентов это возможно даже для тебя.

– Есть гораздо более стоящая версия. Мадзини была красивой девушкой, обладавшей, прошу прощения, такими же большими сиськами, как у тебя, но, еще раз извиняюсь, определенно более упругими.

– Да пошел ты.

– По дороге домой она повстречала какого-нибудь маньяка, который изнасиловал ее, убил и похоронил где-нибудь поблизости. Проще некуда.

– По словам судмедэксперта, ее не похоронили. В лучшем случае спрятали у реки.

– Не имеет значения.

– А как насчет двух других?

– Несчастный случай, самоубийство… другие маньяки…

– Тебя послушать, так в Кремоне маньяков больше, чем жителей.

Бьянки вытер губы салфеткой.

– Наверное, что-то в воздухе.

Прикончив пиво, они подошли к своим машинам, припаркованным на асфальтированном островке. Небо прояснилось, и Итала прислонилась к дверце, чувствуя ветер, несущий вонь дохлой рыбы. Ей пришло в голову, что одна из этих рыб вполне могла съесть кусочек Кристины или съесть рыбу, которая съела кусок девушки. Возможно, она и сама только что съела свинину, а та, еще будучи живой свиньей, съела рыбу, которая ела девушку.

Бьянки открыл свою «альфетту»[10].

– Если что-нибудь нароешь, держи меня в курсе.

– Я же сказала, что не хочу проблем с вашими.

– Что бы ты ни задумала, берегись адвоката Контини. Неизвестно, каким образом, но ему достался бесплатный защитник из крутой юридической конторы Кавальканте.

– Разве Кавальканте – не название улицы?

– Да, причем не одной, а целых трех. И все названы в честь их предков. Чистая голубая кровь.

– Удача на моей стороне, – буркнула Итала.

Моторчик Италы, двигавший ее по жизни, был дизельным, и заводилась она медленно, зато уж когда заводилась, остановить ее не представлялось возможным. За следующие несколько дней она перелопатила все документы по делу Контини, но так и не отыскала лазейки, в которую можно было бы пролезть. Иногда Бьянки присылал ей пакеты с конфиденциальными материалами, однако Итала только даром потратила на них время. Заново опросить свидетелей она не могла, и, судя по тому, что она прочитала, в этом не было реальной необходимости. Особенно для старых случаев. В прошлом на Контини доносили в связи с хранением наркотиков, и его содержали под стражей до суда за драку при отягчающих обстоятельствах, но за ним не числилось никаких развратных действий или насилия по отношению к женщинам.

Родня и друзья защищали Контини и, судя по показаниям, были уверены в его невиновности, несмотря на обвинения в соучастии. Родители были обычными людьми: отец работал почтальоном, мать – воспитательницей в детском саду; замужняя сестра жила на Сицилии, а обширная родня – в Кремоне и окрестностях, и ни у кого не было судимостей, кроме как за пьяные дебоши.

Итала сварила себе кофе, и когда открыла кладовку, запах оттуда напомнил ей о Бьянки и его сандаловом лосьоне после бритья.

Да, он чопорный, но не дурак и далеко не урод. «К сожалению, его идеал женщины весит вдвое меньше, а ростом вдвое выше меня, – с легкой досадой подумала она. – Для Бьянки я могу представлять интерес разве что в качестве партнерши для скорого секса на крайний случай, которая все еще сидит у костра, когда остальные уже развлекаются». Поскольку Отто и остальные нашли парня, который знал парня, который знал парня, который, возможно, имел отношение к ограблению инкассаторского фургона, но был слишком крупной шишкой в местной банде, Итала дала ему наводку в благодарность за помощь.

Бьянки отличился, арестовав банду и вернув груз банкнот и золота, из которого не пропало ни одной булавки. В качестве утешительного приза он прислал ей два ящика шампанского Moёt & Chandon, которыми Итала любезно проставилась в среду вечером, когда встречалась с другими сослуживцами с глубокого севера. Обычно они собирались в гостях у одного из них, в двухквартирном домике недалеко от города, но в тот вечер он был на дежурстве, и сборище состоялось в пиццерии, принадлежащей жене Отто и закрытой по такому случаю для посетителей. Отто выступал в роли гостеприимного хозяина за стойкой, целясь в коллег пробкой, когда открывал шампанское, пока около пятнадцати агентов всевозможных возрастов и званий, все в штатском, рассказывали друг другу преувеличенные анекдоты и делились неправдоподобными историями о своих подвигах.

Поев и, главное, выпив с остальными, Итала села рядом с теплой печью для пиццы, потому что почти каждый хотел перекинуться с ней словечком наедине или передать конверт. И она принимала их самих и их дары.

Она была Королевой.

Воспользовавшись случаем, она поговорила о Контини с инспектором мобильного подразделения Пьяченцы, который участвовал в части расследования.

– Мне он показался недоразвитым, постоянно себе противоречил, но так ни в чем и не признался. А мы не то чтобы с ним миндальничали.

– Как по-твоему, да или нет?

– Скажем так: Мадзини – скорее всего, да, а двух других – скорее всего, нет. Вряд ли его осудят, но он в любом случае плохо кончит.

Итала с любопытством посмотрела на своего грузного коллегу, чье лицо казалось слишком маленьким для его головы:

– Хочешь сказать?..

Инспектор пожал плечами:

– Его участь предрешена. Все знают, кто он, и многие считают его виновным в убийстве несовершеннолетней. Либо кто-нибудь надерет ему задницу, либо он сойдет с ума. Спорим на что хочешь, Ита. Кстати… не завалялся ли у вас, случаем, телевизор? Мне нужен подарок для дочки.

Она указала на нужного коллегу, с которым инспектор вышел на стоянку, а затем пригласила на завтрашний вечер четверых своих самых верных людей и пошла спать, прихватив с собой полупустую бутылку на случай бессонницы.

На следующее утро она едва успела войти в участок, как ей с маниакальной пунктуальностью позвонил Нитти. Голос магистрата звенел от негодования. Почему она не давала о себе знать?

– Мне требовалось как следует все обдумать, – ответила Итала.

– Надеюсь, вы успели подумать, потому что время истекло.

Итала взглянула на фотографию своего сына в возрасте трех лет, стоящую на столе. Внезапно ей почудилась в его взгляде тень жестокости.

– Давайте увидимся.

Они встретились в баре при здании суда, защищенном от гомона десятков людей, что толпились там между слушаниями. Вероятно желая ее впечатлить, Нитти прибыл в мантии. Итале он напомнил ворона.

– Вы знаете, что, когда поезд уходит, его уже нельзя остановить? – сразу же спросила она.

Нитти замер:

– О каком поезде идет речь?

– О том, который я выберу, чтобы решить вашу проблему.

– Без моего ведома?

Итала посмотрела ему в глаза:

– Вы действительно хотите знать, что я собираюсь предпринять?

– Нет-нет. – Нитти отвел взгляд. – Возможно, вы и правы. Точнее, определенно правы. Мне будет достаточно результатов.

– Мне нужно пятьдесят миллионов.

– Вы в своем уме?

– Не могу же я все сделать в одиночку. Не беспокойтесь, о вас никто не узнает. И наоборот.

– На сей раз уже вы меня шантажируете.

– Если хотите, еще не поздно дать отбой.

– Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать, – сдался Нитти. – Итак, на чем мы порешили?

– Как будете готовы, пришлите деньги мне в участок «Пони-экспрессом». После этого я сделаю все необходимое.

Когда Итала вернулась в участок, дятел яростно долбил в ее голове. Среди множества фотографий Джузеппе Контини, которые она видела, ей запомнилась та, что была сделана после его ареста. Этот широкоплечий красавец запросто нашел бы другую девушку, если бы Кристине вздумалось его бросить. Но если он маньяк-убийца, применять к нему подобные доводы нет смысла. Пятьдесят шансов из ста, что он невиновен. Пятьдесят шансов из ста, что она совершит колоссальную подлость.

Пятьдесят на пятьдесят.

Первым в тот вечер прибыл Амато. Три года назад Итала познакомилась с ним на стоянке на дороге Милан – Пьяченца, где на закате нашла потрепанную фуру, две полицейские машины и три патрульных мотоцикла, чьи экипажи спорили, разбившись на группки. Водитель фуры сидел на стальной подножке кабины и курил в наручниках на запястьях.

При виде Италы агент, который срочно ее вызвал, возвел руки к небесам:

– Спасибо, Господи, что послал нам Королеву, чтобы мы, возможно, смогли разъехаться по домам.

Все оглянулись, чтобы посмотреть на нее, кроме одного полицейского, повернувшегося к ней спиной.

Остальные наперебой объяснили ей, что в фуре двести коробок контрафактной одежды от Armani и Gucci и что они сошлись на трети груза, и все было бы хорошо, если бы не заартачился пингвин[11].

– Мне ведь не каждый раз, когда вы спорите, приходится приезжать и играть роль миротворца, – заметила Итала. – Вас пятеро против одного, вам этого мало?

– Да мы пробовали договориться, но ты будешь убедительнее. Ну и само собой, бери что хочешь.

Итала прожгла говорившего взглядом.

– Я не люблю подделки. Это он доставляет проблемы? – спросила она, кивнув на широкоплечего парня, стоявшего спиной.

– Точно.

Итала раздавила окурок о подошву и подошла к нему. Пингвин выглядел лет на двадцать, расплющенный нос придавал ему вид персонажа французского нуара.

– Как насчет того, чтобы поговорить в твоей машине? – спросила она.

– Слушай, я не знаю, кто ты такая, черт возьми, но мне сказать нечего.

– Я суперинтендант Карузо, – ответила Итала, посуровев. – Полезай в машину.

Пингвин обмер:

– Есть, госпожа Карузо.

Итала подождала, пока парень сядет на водительское сиденье и закроет дверцу, а затем влепила ему увесистую оплеуху, от которой голова у него дернулась набок.

– Это за то, что ты проявил неуважение ко мне на глазах у остальных. Никогда так не поступай, особенно по отношению к коллеге, которая приехала, чтобы вытащить тебя из неприятностей.

– У меня будут неприятности?

– Помолчи. – Итале это все уже осточертело. – Как давно ты служишь?

– Полгода.

– И до сих пор не понял, как все устроено?

– Я просто хочу добиться соблюдения закона.

– По-твоему, ты сможешь сделать это в одиночку? – спросила она его, словно школьника.

– Нет.

– Тогда прекрати выкручивать яйца своим коллегам. Потому что ты добьешься только того, что останешься один, как собака. И в конце концов сдашься.

– Это аморально.

– Слушай, придурок. У любого мелкого мафиозо в кармане больше денег, чем мы видим за год. Любой барыга зарабатывает нашу зарплату за день.

– И что?

– А то, что надо устранить соблазны, потому что, к твоему сведению, твои коллеги – тоже люди и им нужно погашать кредиты, вносить алименты или оплачивать школу для детей.

– А принимать краденое – значит противостоять соблазнам?

– Альтернативные варианты гораздо хуже.

– Кроме того, чтобы оставаться честными.

Итала вздохнула:

– Cпроси себя, стоят ли две коробки с контрафактной одеждой твоего будущего. – Она предложила ему сигарету, и они опустили стекла, чтобы не задохнуться. Время криков и оплеух прошло. – Как тебя зовут?

– Даниэле… Агент Даниэле Амато.

– Хочешь уйти из семьи?

– Нет, – ответил Амато, смирившись.

– Молодец. Если не хочешь сделать подарок своей девушке, это не проблема. Просто прикрой своих, и увидишь, что, когда придет твой черед, они сделают то же самое для тебя.

– Такого никогда не случится, – заявил Амато.

Разумеется, он ошибался. Через шесть месяцев он перевелся в Кремону, чтобы быть поближе к ней, и начал покупать спортивные автомобили. Теперь он стал одним из самых доверенных лиц Италы, и ей удалось сделать его помощником начальника и определить в мобильное подразделение.

Сразу же после Амато на встречу прибыл Отто, все еще хмурый из-за истории с инкассаторским фургоном, раскрытой карабинерами, а затем братья Вероника – похожие как две капли воды блондин и брюнет из отдела по борьбе с организованной преступностью.

Итала усадила их в столовой, поставив им бутылку граппы «Либарна», которую купила только потому, что ей понравилась форма бутылки.

– Не шумите, а то соседи взбесятся, – велела она.

– В чем дело, Ита? – спросил Отто, приправляя щедрую порцию спиртного зернышком кофе.

– Помните некую Мадзини?

– А как же? – отозвался Отто. – Ее при мне доставали.

– По – опасная река, – заметил Амато.

– Ее прикончила не По, а тот заправщик, – сказал Вероника-брюнет. – И двух других тоже.

– Ему нравились маленькие девочки, точнее, одна, – согласился Амато. – Но, помимо этого…

– Мне этого достаточно, – заявил Отто. – А вам нет?

– Ладно, давайте теперь рыться у людей в нижнем белье, – недовольно пробурчал Вероника-блондин.

– Cыграем в игру. Кто считает его виновным – поднимите руки, – предложила Итала.

Вероника-брюнет и Отто подняли руки. Снова пятьдесят на пятьдесят, и она разрывалась пополам.

– Хорошо. Мы должны отправить его за решетку.

Амато озадаченно посмотрел на нее:

– Разве этим не занимаются карабинеры?

– Ама… По-твоему, мы сейчас в участке? – спросил Отто.

– Значит, это неофициально?

Итала покачала головой:

– Если бы что-то было, карабинеры бы это нашли.

– Значит, нам нужно найти то, чего нет? – уточнил Вероника-блондин.

– Похоже, что именно так, – сказал Отто, потирая торчащие усы.

Итала не удивилась, что он понял. Отто находился в игре дольше всех, и его уже ничто не изумляло.

Амато поднял руку. Ему это не нравилось, но его преданность Итале была сильнее щепетильности.

– А если он ни при чем?

– Это решать судье, – отрезала Итала. – Мы ограничимся тем, что отправим его под суд.

– Но у нас есть какие-то причины? – осведомился Отто. – Или мы идем на это просто так, шутки ради?

– Десять миллионов на брата. Итак, у кого-нибудь есть идеи, как это провернуть?

Итала надеялась, что никто не откроет рта. Возможно, Нитти ничего и не сделает. Все, что у него может быть против нее, – это слухи да чертово прозвище Королева, которое звучит слишком по-мафиозному для сотрудницы полиции. Сотрясение воздуха. Она может опустошить свои сейфы и гараж от добра, которое не решилась обналичить. Конечно, слухи будут иметь неприятные последствия, и ей придется бороться зубами и когтями, чтобы защитить свое теплое местечко. Но по крайней мере…

Ее размышления прервал Вероника-блондин:

– Пожалуй, я кое-что придумал.

Контини больше не работал заправщиком. После ареста его уволили, и он устроился грузчиком в сельскохозяйственную компанию. Итала хотела встретиться с ним, ей нужно было посмотреть ему в глаза. Она знала, что его смена длится до девяти вечера, и дождалась, пока начнет смеркаться, прежде чем подъехать к большому складу, куда прибывали грузовики с зерном.

Тяжелые ворота были открыты, и Итала двинулась к зоне разгрузки, где около десятка грузчиков сменяли друг друга. Контини управлял вилочным погрузчиком, укладывающим на поддоны пластиковые мешки с удобрениями. По сравнению с опознавательными снимками он изменился – начал лысеть с висков и поправился на тридцать килограммов. Работа на рампе наградила его мускулистыми руками и широкими плечами, натягивающими комбинезон, да и вечерние попойки сделали свое дело. Но больше всего поражало то, как изменилось его лицо. Преждевременные морщины изогнули его губы вниз, а глаза Контини щурил, будто отовсюду ждал неприятностей.

У него был вид человека, попавшего в тюрьму по сфабрикованным обвинениям. Такие, как он, никому не доверяют, потому что их могут продать за пачку сигарет. Они принимают душ только после того, как остальные вернутся в камеры, а во время тюремных прогулок они вынуждены оставаться в углах двора, не реагируя на оскорбления и плевки. Они находятся в тюрьме внутри тюрьмы, куда не суются даже надзиратели.

Итала машинально направилась к нему, словно влекомая какой-то неодолимой силой. Сунула в рот сигарету и зажала дрожащими губами.

– Простите, – не своим голосом произнесла она. – Огоньку не найдется?

Контини достал из кармана пачку, вытащил из нее зажигалку «Бик» и постучал по ней. На Итале он задержал внимание всего на мгновение, и уже когда зажигал ей сигарету, его совершенно равнодушный взгляд скользнул прочь.

– Спасибо, – сказала Итала, затягиваясь.

Пятьдесят на пятьдесят.

Пятьдесят на пятьдесят.

Ей не удавалось изменить эту вероятность даже сейчас, когда поезд ушел.

Итала сделала вид, что оглядывается по сторонам, а затем отвернулась и направилась прочь. Когда она уже находилась почти за пределами слышимости, коллеги парня начали его подкалывать.

– Посади свою подружку на диету, а то как бы кровать не сломалась, – сказал один из них.

Контини послал его куда подальше и вернулся к работе. Итала покраснела от стыда и гнева.

Снаружи ее дожидался Отто в машине, позаимствованной со стоянки конфискованных автомобилей.

– Ну что?

Итала взяла себя в руки.

– Мы сделаем это, – ответила она, садясь в машину. – Где эта дрянь?

Отто протянул ей темный пластиковый пакетик.

Контини переехал в Сан-Преденго, поселок под Кремоной с единственной длинной улицей, тянущейся от гольф-клуба «Торраццо» до соседнего поселка Боффалора, – четыре километра сельскохозяйственных и промышленных складов, перемежающихся преимущественно нежилыми фермами. Среди зелени прятались и виллы, но жилище Контини представляло собой двухэтажный дом с желтыми стенами и крышей виноградного цвета, в котором проживали четыре семьи, связанные между собой родством.

– Он живет один на первом этаже, – сказал Отто. – Выигрышное сочетание для верного успеха.

Вечер дышал прохладой, наступило время ужина, и никто из соседей не стоял на балконах; в окнах виднелись отсветы включенных телевизоров.

Отто не только занимался паспортами, но и славился золотыми руками. Не случайно именно он был замочником участка, полицейским, отвечающим за открытие замков, когда двери было невозможно выломать тараном – или нежелательно, как сейчас.

Залаяла собака, и по спине Италы побежали мурашки. Отто невозмутимо стоял на коленях перед дверью квартиры, выходящей во внутренний дворик, чертыхаясь вполголоса всякий раз, когда проволока выскальзывала из замка. Взлом занял две минуты, которые показались Итале вечностью, и когда Отто закончил, она готова была расцеловать его от облегчения. Они уже успели надеть перчатки, а едва переступив через порог, натянули бахилы, сделанные из продуктовых пакетов. Включать свет они не стали, освещая себе путь фонариком, заклеенным скотчем. В квартире царил беспорядок, воняло грязной одеждой и капустой.

– Сразу видно, что не хватает женской руки, – прошептал Отто. – Подмести не хочешь?

– Заткнись на секунду.

Итала огляделась и увидела небольшой кухонный балкон. Герань в Кремоне традиционно являлась непременным дополнением к окнам, но Контини, похоже, не обладал талантом цветовода.

– Да, моя Королева. – Отто положил фонарик на пол и заглянул под кухонные шкафы. – Может, сюда прилепим?

– Слишком просто.

Рядом с балконными перилами, между вениками и стиральной машиной, Итала заметила длинный цветочный горшок из серого бетона. Земля была перемешана со старыми окурками и фантиками, не хватало только чего-то живого.

– Здесь в самый раз, – решила она. – Помоги мне, чтобы я тут все не перепачкала.

Они раскопали землю, разделяя слои и укладывая их обратно более или менее таким же образом, а затем Итала вытащила из черного пластикового пакетика маленький сверток ткани и сунула его в ямку.

Это были женские трусики.

По пути домой машину полупьяного и полунакуренного Контини остановили патрульные в штатском. Двое агентов, блондин и брюнет, до странности похожие друг на друга, нашли у него в кармане пять граммов гашиша и объяснили, что, согласно новому закону о наркотиках, они обязаны задержать его по подозрению в сбыте и обыскать его дом. Контини ехал за ними как лунатик. Полицейские не выключали сирену до самого его балкона, перебудив всех соседей.

Это было похоже на один из кошмаров, в которых сдаешь школьные экзамены голым, только в тысячу раз хуже. Все его родственники, половина из которых не разговаривала с ним после ареста, столпились во дворе, чтобы посмотреть, как разбирают его квартиру. Полицейские демонстрировали публике вещи, словно на аукционе: порнокассеты, комиксы, опиумная трубка, которой он никогда не пользовался, окурки косяков и даже вырезки из газет, в которых писали о его деле. При этом они во весь голос комментировали каждую находку, чтобы те, кто стоял снаружи, не пропустили ни малейшего шага.

Через некоторое время один из полицейских сунул руку в старый горшок на балконе:

– Ай-ай-ай. Что у нас здесь?

– Похоже на женские трусики, – отозвался второй.

В трусики был завернут старый выкидной нож.

– Ай-ай-ай, – повторил первый. – Похоже, у лезвия незаконная длина… А что это за пятна?

– Похоже на кровь, – ответил второй.

Контини разом протрезвел. «Они знали», – подумал он.

– Это не мое! – закричал он. – Вы мне подложили!

Темноволосый полицейский толкнул его к стене, до крови разбив ему верхнюю губу.

– У нас полно свидетелей, – сказал он. – На этот раз не выкрутишься, грязный убийца.

Той же ночью Контини оказался в тюрьме, а годом позже предстал перед судом. Несмотря на усилия защищавшей его юридической конторы, ему быстро вынесли приговор.

В тот день Итала взяла отгул и отправилась выпить в «Харчевню». Закусочная была закрыта, но скамейки по-прежнему находились там, прикованные к бетонной набережной цепями и колышками. Она открыла принесенную из дома бутылку вина, протолкнув пробку внутрь, и отхлебнула из горлышка. Вино казалось безвкусным. Парня посадили, хотя не появилось ни одной новой улики, кроме тех, которые подбросила она.

Пара трусиков, которые использовались собаками для поисков, старый складной нож, изъятый у сутенера, со следами крови, взятой на анализ перед погребением тела Кристины. Адвокат отправила их в Швейцарию для проверки ДНК, будучи уверена, что столкнулась с подлогом. Так оно и было, но подлог был качественный, и Контини получил пожизненное заключение за тройное предумышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Однако процентная вероятность в голове у Италы не изменилась, и дятел продолжал давать о себе знать.

Пятьдесят на пятьдесят.

Пятьдесят на пятьдесят.

Итала сотворила чудо для магистрата Нитти. Теперь же, добравшись до середины бутылки, она попросила у Провидения еще об одном чуде – на сей раз для самой себя. Пусть случится что угодно, что позволило бы ей избавиться от этой одержимости и помогло бы понять, совершила ли она правосудие посредством зла или, как выражался дон Альфио, навеки погубила свою душу, подставив невиновного и позволив убийце разгуливать на свободе. Чуда не произошло, но постепенно Итала перестала об этом думать, потому что так устроен мир.

Но потом Контини убили.