Злобный леший, выйди вон! (СИ)

Часть III - Глава 24

Топот диких лошадей в голове утих, когда Олег выпил настойку, приготовленную Теодором Кительсоном. За завтраком ученый рассказал Лешему о беседе с купцом. Олег ее плохо помнил, но сохранил глубокое чувство недоверия. Леший ответил лишь:

- Делайте, как знаете. Я вам полностью доверяю.

- Не хотите пройтись по городу? – спросил Теодор Кительсон, когда они закончили завтрак. - Тут неподалеку есть рынок и ремесленные мастерские. Может, чего полезного найдем.

Олегу не терпелось увидеть большой город, и он с радостью согласился. Леший не хотел оставаться один и пошел вместе с друзьями.

Закончив с едой, они вышли на оживленную улицу. Несмотря на промозглый ветер и моросящий дождь, народу было не сосчитать. У каждой лавки толпилось ни по одному десятку человек. Они кричали, сбивая цену, встречая ответные крики торговца, который эту цену постоянно набивал.

Теодор Кительсон нашел разменщика и поменял златцы, что у них были, на серебряные монеты. Он выдал Олегу двадцать монет, и предложил столько же Лешему, но тот отказался, сказав, что просто посмотрит по сторонам, так что его часть они разделили между собой. Друзья условились, что если в подобной давке потеряют друг друга, то встретятся у колодца, неподалеку от старого торговца лошадьми, ведь это место были легко найти по запаху. Олег покосился на лошадей: он все еще помнил топот внутри головы.

- Друзья, я тут приметил лавку травника. Пойду, погляжу, чем богат этот край. Вижу там есть, девичья душица. Крайне любопытно, ведь она растет…

Толпа поглотила Теодора Кительсона и Олег с Лешим не смогли насладиться лекцией о девичьей душице. Пройдя дальше, Леший приметил небольшой сад, прилегающий к чьему-то дому.

- Олег, а можно мне подождать вас там?

- В том саду?

- Да. Я чувствую, что сад не имеет хозяина. Там тихо.

- Конечно. Только будь осторожней.

- Буду.

Олег пошел дальше. Он посмотрел на работу радольских кузнецов. Подержал в руке только что выкованный меч. Работа неплохая, но меч неуклюже кренило влево, о чем Олег сказал мастеру. Тот ответил, что нечего кривыми руками брать чудо-мечи. Спорить Олег не стал, потому как, заслышав ругань кузнеца, люди поспешили к этой лавке, а внимания привлекать он совсем не хотел.

Чуть дальше кузниц стоял старый потрепанный шатер. Лавки вокруг бросались в глаза, пестрили цветами, но только не он. Шатер, словно бедный родственник, стоял зажатый между амбаром, в котором продавали зерно и плотником, что мастерил телеги. Перед входом в шатер стоял смуглый мужчина, с серьгой в ухе. Черная, как смола, борода кончалась кисточкой. За поясом висел меч с изогнутым лезвием, а из красных сапог торчали метательные ножи. Принадлежал он к той народности, название которой рознилось в каждом княжестве. В Радольском княжестве их называли «черностопцы».

- Что вы продаете? – спросил Олег, обратившись к стражу шатра.

- Если боишься своей судьбы, иди мимо, - грозно сказал страж, не меняя позы.

- А если не боюсь?

- Тогда за щедрый дар в пять серебряных, мудрейшая Зарима посмотрит в глаза твоей судьбе и поведает о ней.

- Я хочу поговорить с ней.

- Сначала, я узнаю, хочет ли с тобой говорить мудрейшая Зарима.

Страж вошел в шатер.

«Наверняка это представление разыгрывается перед каждым прошедшим мимо, - подумал Олег. - Что же, пусть. Посмотрим, что она скажет».

- Мудрейшая Зарима решила, что ты достоин встречи. Но сначала дар.

Олег положил в протянутую руку пять серебряников. На руке стража не было ни одной мозоли, или хотя бы маленькой ссадины.

- А ты мечом-то пользуешься? – спросил Олег.

- Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о твоей судьбе, щенок?

Олег напомнил себе, что нельзя привлекать внимания, проглотил вызов стража и вошел внутрь.

- Присядь, - сказал ему старушка, такая же смуглая, как и страж, как только он вошел в шатер.

Олег подвинул себе одну из расписных подушек, что лежали на полу и сел напротив гадалки.

Старушка держала в руке небольшую медную трубку, из которой потягивала ароматный дым.

- Как твое имя, странник?

- Увар.

- Это не правда. Скажи настоящее имя.

Олег удивился, но решил еще раз назвать другое имя.

- Василий, - сказал он первое, что пришло на ум.

- И снова вранье, - заключила гадалка и выпустила белоснежное облако.

- Олег.

- Не с того ты решил начать беседу, Олег. Врать той, кто видит судьбу – очень плохо.

- Я не думал, что вы и в правду что-то можете.

- А теперь что думаешь?

- Пока не знаю.

- Хорошо. Я расскажу кое-что о тебе, а ты послушай.

Гадалка затянулась еще раз, закрыла глаза и начала:

- Ты прибыл сюда недавно. Прибыл не один. Да, не один. Вижу троих.

«Страж у входа, должно быть, докладывает гадалке о приезжих», - подумал Олег.

- Приехали вы с юга. Далекого юга. Оттуда, где гора видна заснеженная.

«Мало ли деревень, откуда видать Лысую Гору?».

- Вижу, что тучи над вами сгущались, но острый ум, твоего друга помог вам избежать гнева самого князя.

«Может у нее и во дворце есть свои люди?».

- О, я чувствую твое недоверие. Тогда я скажу тебе вот еще что. Тебя воспитал мужчина. Жестокий, но раскаявшийся. Вижу, что у него пятно на лице. Нет. На шее. Сизое. Да, он тебе был за отца.

Олег обомлел.

- Но что-то связывает его с твоим настоящим отцом. Ах. Вот что. Убийство! Смерть! Смерть среди высоких древ. И дух все это видел. Он видел. Тела отца и матери забрали деревянные существа.

«Откуда она это знает?».

Старуха свела брови, словно мысль ее проникла куда-то глубоко в труднодоступное место.

- Вижу трупы. Нет. Один труп. Женщина… мать жива. Отец нет. Ведьма. Ведьма делает то, чего нельзя делать! Она открыла дорогу в бездну. Но это не первый раз. Она дала жизнь неживому однажды. Она вырвала нечто из бездонной тьмы. Я вижу ее…

Старуха замерла. Огонь заплясал в масляной лампе, что стояла на полу.

- Тьма. Холод. Пустота. Здесь нет место живому, но она была там. Я вижу ее там.

- Моя мать, она жива? Где она?

- Она с ней. Она с ведьмой. Рядом. Они вместе вошли во тьму безвременья.

Старуха схватилась за голову и открыла глаза. Ее глаза были сплошь черными, и даже свет лампы в них не отражался.

- Черное солнце, - сказала она дрожащим голосом. – Черные лучи пронзят небо!

Какое-то незнакомое чувство охватило Олега.

Старуха заговорила вновь, но чужим голосом. Это был голос одновременно мужской и женский, голос старика и ребенка, голос песни и стиха.

Когда исчезнет свет живой,

Погаснет пламя в три локтя,

И примет свои последний бой

В тумане черное дитя,

Тогда утонет в хрустале,

Тот в ком полыхает крови ярость,

И плод, утерянный на дне,

Покажет, что всегда сбывалось.

С последним словом лампа на полу потухла.

- Зурал! – закричала старуха.

Страж шатра схватил Олега за воротник и потащил наружу.

- Стой! Отпусти!

Хватка стража была крепка, и вот Олег оказался на сырой земле торговой улицы.

- Она не сказала про мать, – Олег попытался вновь попасть внутрь, но на помощь Зуралу пришли еще два черностопца. Они схватили Олег за руки.

- Пустите! Она же знает про мою мать! Она видела!

Страж подошел к Олегу так близко, что тот разглядел маленький камешек в заколе для бороды.

- Мудрейшая не желает тебя больше видеть.

- Но…

- А теперь либо ты идешь дальше, либо мы сделаем так, что ты не сможешь ходить вовсе. Услышал?

- Услышал.

- Отпустите его, - скомандовал Зурал.

Как только хватка ослабла, Олег ударил локтем одного из подоспевших черностопцев, наотмашь нанес удар кулаком по густой бороде Зурала, и снова ворвался в шатер. Но гадалка пропала. Лишь лампа, подушки и осевший дым. Меж складок шатра Олег нашел второй вход. Он вышел через него, но гадалки и след простыл. Зато он услышал, как к месту переполоха бегут стражники и поспешил скрыться за амбаром торговцев зерном, подгоняемый криками на неизвестном языке. Что-то подсказывало ему, что ничего хорошего в них не было.

***

- Дорогой мой, ну дай отсрочку, на пару недель. Пойми же, что дела нынче идут из рук вон плохо. Ну, что я могу поделать?

- Дорого мой, - передразнил ростовщик, - ну что я-то могу с этим поделать? Вот бумага. Вот твоя подпись. Или это не твоя?

- Моя, - угрюмо ответил торговец. – Значит, не дашь отсрочки?

- Ну ведь тут четко написано, что ты… Погодите, не видите я занят.

В контору вбежал молодой человек. Руки его отчего-то тряслись.

- Есть бумага? – спросил он, едва отдышавшись.

- Чего, чего? – переспросил, недоумевая ростовщик.

Нежданный гость подошел и выхватил из рук у ростовщика ссуду.

- Эй, ты чего удумал, а ну отдай!

Ростовщик потянулся за ссудой, но неизвестный оттолкнул его.

- Мануш, ты чего стоишь? – взмолился ростовщик. – Отбери же скорее!

- Не могу. Ты же видишь, как она настойчив.

- Есть перо?

- Возьмите, - вежливо протянул перо торговец, предварительно окунув в чернила.

- Змей! Я не прощу, – завизжал ростовщик, но торговец не обращал на это внимания. – Как вы смеете? Я доложу, кому следует!

Гость что-то написал на обратной стороне ссуды, и выбежал из конторы, прихватив ее с собой.

- Я не прощу тебе, Милуш!

- Уже простил, - весело сказал купец и оставил ростовщика в одиночестве.

***

Олег плутал среди незнакомых улиц, пока не вышел к тому месту, где расстался с Лешим. Тот сидел под деревом, сложив руки на коленях, и смотрел вверх. Он что-то говорил. Когда Олег подошел, то услышал, что Леший говорил с деревом. Увидев друга, Леший улыбнулся.

- Олег. Представляешь, этот дуб приходится братом тому дубу, что растет недалеко от волчьей тропы. Оказывается, что его съел какой-то заплутавший кабан, которого потом охотники убили в поле и доставили прямиком сюда. Его внутренности выкинули во двор собакам, а те их съели и…

- Я понял, как желудь попал в землю, можешь не продолжать, - сказал Олег и присел на скамейку рядом. – Я думал ты больше не можешь понимать речи деревьев.

- Это больше похоже на невнятное бормотание, но при должном усилии, могу. Ты замученный. Тебе тоже не нравятся эти толпы людей?

- Да.

- Тогда посидим вместе. Знаешь, этот дуб многое повидал. Он сказал, что недавно тут переехали на телеге детеныша. Вашего, человечьего. Очень жаль. Этот мальчик часто сидел здесь, как мы с тобой и мечтал о чем-то.

- Тебе жаль человека?

- Конечно. Еще он сказал, что тот мальчик иногда забирался на самую высокую ветку, и оттуда подглядывал в открытые окна.

- И за кем он подглядывал?

- За дочкой хозяина. Ему нравились ее яблочки. Он сам так говорил. А вот ее мать ему не нравилась, он сказал, что тыквы он не любит. Странно это.

- Что?

- Тыквы вроде как больше, а значит лучше. Я думал, что вы так мыслите.

- Выходит, что нет.

- Олег.

- Да?

- Здесь пробегала толпа детенышей. Они сотворили какой-то обряд. Детеныши встали в кучку, и один из них пошел вокруг, держа в руках деревянную куклу, со словами коих я не упомнил, только самый конец.

- И какой был конец?

- «Наступает новый кон. Злобный леший, выйди вон!», - повторил Леший. – Жуткий обряд. Я уж решил, что они меня ищут. Но вместо этого они разбежались в разные стороны.

Олег рассмеялся.

- Почему ты смеешься?

- Это всего лишь детская забава. Не бери в голову.

- Если это забава, то почему леший оказался злобным?

- Так уж нас учат с пеленок. А вот и Тео, - сказал Олег, увидев ученого.

- Друзья, – помахал издалека ученый.

- Что такое? – спросили оба.

- Тут какой-то беспорядок творится. По рынку бегает толпа черностопцев и кого-то ищут, а по лавкам бегают стражники и ищут тех самых черностопцев. Я испугался, что вы можете быть причастны, но как вижу все в порядке. Что ты купил? – спросил он Олега, увидев бумагу в руке.

Олег протянул ее Теодору Кительсону. Тот пробежал глазами.

- Зачем ты оформил ссуду на чужое имя?

- Переверни.

Теодор Кительсон прочел то, что было на обратной стороне.

- Решительно не понимаю. Ты написал стих на чьей-то ссуде?

- Давай позже, хорошо? - сказал Олег, когда увидел появившегося возле лавки кузнеца Зурала с толпой вооруженных людей. – А сейчас нам лучше покинуть город.

- Это связано с ними? – спросил ученый, указывая на знакомых Олега.

- Просто я не люблю толпы людей, - сказал Олег.

- Согласен, - подтвердил Леший.

- Тогда не будем медлить. Как-то черностопцы на нас странно смотрят, или мне кажется?

Город друзья покинули не сразу: сначала им пришлось ознакомиться со всеми закоулками торгового района Радольска, прежде чем удалось добраться до гостиного двора. К полудню они погрузились в телегу и под рассказ Теодора Кительсона о фальсификации девичьей душицы на местном рынке отправились прочь из города.

Они покинули богатые улицы Радольска, где Олег впервые увидел дома собранные целиком из камня, и поехали через грязные одноэтажные деревянные окраины. В одном из дворов группа местных жителей водила хоровод, возле деревянного идола. Олег не узнал в нем ни одного из известных ему богов.

- Тео, ты знаешь, кто это?

- Нет. Полагаю, подмастерья. Может чернорабочие.

- Я про идола.

- Ах. Должно быть, какой-то местный божок.

- Хочешь, сказать, что у них здесь свой бог?

- Возможно. Я всегда думал, что боги рождаются в грязи и нищете. И пусть им приписывают всевозможные подвиги и чудеса, благодаря которым они обретают богатство и славу, но бог всегда должен появиться из грязи и нечистот. Так уж повелось, что во дворцах богов не выдумывают. Там их лишь подхватывают и превращают в своих покровителей.

- Почему?

- А зачем выдумывать бога тому, кто уверен в том, что завтра будет сыт?

- Не знаю. Может, чтобы не боятся смерти?

- На полный желудок никто не думает о смерти. А если такая мысль все же проберется в праздный ум, то несколько кружек вина ее прогонят в дальние уголки души.

- Хотел бы и я так.

- Тебя не устраивает наша жизнь? Разве тебе скучно?

- Нет, но хотелось бы немного той скуки, которая одолевает князей и вельмож.

- Быть может когда-нибудь. А что с тем стихом? В той суматохе, ты так и не разъяснил мне, откуда ты его взял.

- Его мне рассказала гадалка.

- Ты что, потратил часть нашего серебра на гадалку?

- Да.

- Скажи, что не больше одной монеты.

- Пять.

- О, пустая твоя голова! Они же все жулики и шарлатаны. Зачем?

- Я хотел убедиться, Тео. И знаешь ли, я думаю, что она смогла бы пересказать любимую песенку твоего деда.

- Во-первых, то была считалка, а во-вторых, с чего ты это взял?

- Она многое знала.

- Дай угадаю, она сказала что-то вроде того, что твоя душа не может найти покоя, или скорее то, что недавно ты столкнулся с выбором. Так? Они всегда говорят такие вещи, которые можно истолковать и так и этак, в итоге ты сам подстраиваешь случившееся с тобой под ее слова.

- Да нет, все было не так. Она действительно многое знала.

- Ого. И что она знала?

- Она знала, что я приехал с юга.

- Это можно узнать от…

- Ты думаешь, что ее люди следят за въездом – я тоже так решил. Затем она рассказала о нашей проблеме с князем. Ты скажешь, что у нее могут быть люди и во дворце, и я об этом подумал.

- А вот тут нет – я не подумал, что у нее есть засланные черностопцы при дворе. Их туда на арбалетный выстрел не подпустят. Разве что среди конюхов может найтись один такой. Но любые слухи ползут по городу быстрее, чем крысы по ночным улицам, так что, тут нечему дивиться. Это все?

- Далеко не все, Тео. Самое интересное впереди. Готов?

Ученый внимательно выслушал Олега, после чего сказал:

- Крайне интересно.

- Вот и я о том же.

- Ведьма открыла дорогу в бездну? И что такое черное солнце?

- Я не знаю. А этот стих, что ты скажешь по его поводу?

- Никогда не питал любви к стихам именно из-за того, что в них все сказано вскользь. Вечно поэты ходят вокруг да около. Стих гадалки превзошел все те стихи, что я слышал раньше в своей неопределенности.

- Черное солнце, черное солнце, - повторил сзади Леший. – Это ли не тот момент, когда луна становится перед солнцем?

Олег и Теодор Кительсон переглянулись.

- Очень может быть, - сказал, Тео. – Были бы у меня звездные карты, я бы мог сказать, когда будет этот день.

- В день первого снега, - вновь удивил Леший друзей своей осведомленностью.

- Откуда ты это знаешь, дорогой хозяин леса?

- Мы заранее знаем, когда наступит этот лень. Под затмением мы отмечаем праздник. Лешие покидаю далекие леса, и собираются под ветвями Отца. Только лешие севера не приходят. Возможно, что у них с людьми намного больше общего. Раньше я об этом не думал. Слишком они гордые.

- Допустим, что «черное солнце» - это затмение…

- Очень даже вероятно, - еще раз сказал Тео.

- Но как это связано со стихом? – закончил свою фразу Олег.

- А прочти-ка еще раз.

Олег прочел.

- Нет, дай я сам прочту.

Теодор Кительсон прочел стих в третий раз.

- Ну что ж, «погаснет свет», «темное дитя», все это вроде наводит нас на мысли о затмении и, возможно, о том кто родился или родится в затмение. Но что значит все остальное? «Пламя в три локтя». Хм.

- Что?

- В том то и дело, что ничего. Но это пока что. Как только мы вернемся в Лысовку, у нас будет время, подумать над всем этим.

- Тео?

- Да, дорогой друг. Сначала мы поможем тебе. Не отчаивайся. Теперь, когда твоему нынешнему телу не грозит расправа, мы можем спокойно заняться поисками, ответа на очевидный вопрос. Как извлечь твою душу и где найти тело?

- Я не о том, Тео. За нами едут всадники.

- Это черностопцы, - сказал Олег, увидев знакомые лица.

- Держитесь, - сказал Тео и подстегнул лошадей.

***

- О мудрейшая…

- Брось Зурал эти напыщенные церемонии, нас никто не видит, - сказала гадалка, когда к ней в дом, сокрытый среди квартала бедняков, вошел покрытый пылью и потом черностопец. – Они сбежали, ведь так?

- Ты же сама знаешь, зачем спрашиваешь?

- Надеялась, что мой дар меня обманул, когда сказал, что ты их упустишь. Очень жаль.

- Я могу послать за ними Айдахара. Мы же знаем, где их деревня.

- Мне не нужны их головы, Зурал!

- Тогда, что тебе нужно? По твоим прекрасным глазам, сестра, я вижу, что ты и сама толком не знаешь.

- Не знаю, ты прав. С этим юношей что-то не так. Я не поняла что, но те образы, которые всплыли в моей голове, мне не знакомы. Я помню… черное солнце. Гигантская дыра, размером больше всего, что только можно представить. Она как-то связана с ним. Я попыталась посмотреть в нее, но как только взгляд мой скользнул внутрь, я оледенела. Это был самый жуткий холод. Он не обжигал, как бывает порой. Нет. Он порабощал. Знаешь, мне там было так спокойно. Как в могиле. И очень холодно.

- Ты что-то еще ему сказала?

- Да, было что-то еще, но никак не могу вспомнить. Нечто вырвалось из бесконечной тьмы и прошло сквозь меня. Оно оставило ему послание моими устами, но я была окутана мраком и не видела и не слышала ничего. Я даже не помню как покинула шатер.

Гадалка запустила пальцы в густые черные волосы и склонила голову. Зурал заметил, как по нежным щекам его сестры потекли слезы. Сердце брата сжалось. Он присел рядом, чтобы успокоить, но только положил руку на плечо, Зарима вывернулась, как кошка, и отошла в другой угол комнаты. Она встала перед зеркалом и откинула копну волос назад.

- Может, перестанешь пользоваться тем зельем? Я боюсь, что однажды не увижу твоего прекрасного лица, а на его месте навсегда останется старуха.

- Нет, Зурал. Старухе доверяют больше чем молодой черностопке.

Гадалка взяла гребень и утопила его в черном шёлковом море. Тишина некоторое время разделяла брата и сестру.

- Зарима?

- Да?

- Ты в порядке?

- Буду, дорогой брат. Скажи, у тебя сейчас нет никаких дел? – спросила она, смотря на него через зеркало.

- Надо бы еще обойти всех фокусников.

- Займись этим сейчас, мне нужно уединиться.

- Ты ведь хочешь написать одно из своих тайных писем?

- И не забудь проверить конюха во дворце, - сказал девушка на прощание брату.