Зловещие истории

КОРОЛЕВСТВО ВОЗДУХА

— КТО ТАКОЙ ЭТОТ рыцарь, что проезжает мимо?

— Его зовут Седревир. Он занят Поисками.

— Бледный как смерть. Глаза как у слепого. Думаю, его хорошо выдрессированный конь и сам отлично знает дорогу. А сам всадник ранен невидимыми стрелами.

— Это рыцарь из древнего братства. Он дал обет отыскать священные реликвии, какие бы опасности не стояли у него на пути, независимо от того насколько опасны путешествия или странная его цель. Но, как мы видели, многие возвращаются домой не солоно хлебавши.

— А этот Седревир? Какова цель его поисков? Ты это знаешь?

— Да, и я расскажу тебе…

ОНИ ВСТРЕТИЛИСЬ НА праздник Летнего равноденствия в Замковой башне, как было принято в братстве рыцарей, там.

В самом сердце замка был сокрыт большой зал, вход в который известен был лишь посвященным. Зал имел форму половинки идеального шара, его пол и стены были выложены блоками полированного камня. С высокого купола свисали тысячи мечей и щитов, флаги и вымпела всех рыцарей, входивших в братство. Высоко на стенах в клетках горели факела. И выкованы клетки были таким образом, что внешне напоминали головы змей и чудовищ которые дышат огнем. На полу чудесной мозаикой был выложен огромный солнечный диск, на ободе которого стояли рыцари, повторяя круг власти во плоти и стали.

Каждый, явившийся в зал, был полностью закован в броню и носил кольчугу, одетую поверх некрашеного простого льняного нижнего белья, забрало его шлема было опущено, руки в перчатках сжимали рукоять меча, а на доспехах не было никаких знаков.

Но рыцарей можно было узнать даже при этих обстоятельствах. По росту, по телосложению, по голосу, по манерам или выражению глаз.

Так стояли они в праздник Летнего равноденствия, в полночь, в тусклом свете факелов-драконов. Они уже провели свои обряды и подтвердили свои обеты. Кроме того, они покаялись в свои прегрешениях против Бога, человека или Братства. Они похвастали своими подвигами и предъявляли доказательства, которые могли оказаться чем угодно — от дамского шарфика до отрезанной руки врага.

Однако в этом зале была еще одна вещь. На высоком постаменте в восточной части зала стояли водяные часы в виде золотого меча и мраморного сердца. По мере того как жидкость капала в нижнюю чашу, вес той увеличивался, и все утро меч медленно приподнимался, пока в полдень не ударял в звонкое золотое яблоко. Потом, по мере того как вода продолжала наполнять чашу, её вес становился все больше. Постепенно из воды появлялось сердце, а меч опускался, пока, а в полночь, когда клинок пробивал его насквозь, по залу разносится долгий громкий звенящий звук.

Незадолго до полуночи в ночь Летнего равноденствия, меч бил по мрамору, и тогда раздавался звук, призывающий всех рыцарей круга. Есть те, кто утверждает, что в это время рыцари пьют определенное вино, едят вафли и жгут ладан. А потом каждый из рыцарей замирает, склонив голову, и ожидает, что привидится ему. Вот меч входит в мраморное сердце, и оно сладко плачет…

Седревир услышал эту ноту, точно такую же, как слышал раньше двенадцать раз, потому что он уже шесть лет был рыцарем круга. В первый раз он был напряженным, выжидал и действовал поспешно. Но с каждым годом эмоции все больше притуплялись. Он прошел через множество приключений, и большая часть его поисков оказалась успешной. Как воин он был отважным и умелым, а как служитель Бога— целомудренным и страстным. Он старался не совершать ничего плохого, боролся с честью и мастерством, но пока ни одно видение не пришло к нему ни в полночь Иванова дня, ни в темноте Зимнего равноденствия.

Однако в этот раз, когда нота стихла Седревир услышал ещё один звук, и в первый момент ему показалось, что его сердце сжалось. А потом он осознал, что услышал голос девы — пение. Её голос был чистым и тонким, словно из кованого серебра, и ее слова были таковыми:

Голос звучал, словно в полом черепе, отдавая эхом. Седревир поднял голову, уверенный, что все рыцари это слышат. Он уставился в пустоту, выпучив серые глаза. Перед ним в центре мозаики появилась колонна света, такого чистого и яркого, что свет факелов побледнел. Седревир уставился на это сияние наполовину ослепленный, а потом разглядел какой-то движущийся объект внутри колонны. В первое мгновение он не мог понять, что это. И, хотя он не видел ничего такого раньше, он с первого раза понял, что перед ним, и слабый стон вырвался из его горла. Рыцарь упал на колени, и дикие колокола зазвенели… и ужасные болезненные голоса запели…

А потом в пол ударила колонна белого огня, словно серебряное копье с горящим острием, которое блистало ещё более ярко, и от него отлетали малиновые лепестки, напоминающие бабочек, которые, отлетев на небольшое расстояние, исчезали. А потом горящее и кровоточащее копье покрылось окровавленными шипами, которые, полопавшись, превратились в золотые розы, сверкавшие, как луна и сами звезды. Наконец это призрачное создание стало насыщенного зеленого цвета, таким что казалось бездонным, как море. И от острия копья протянулась кровавая дорожка, но эта кровь была, как жидкое золото, и сверкала ярче, чем солнце. А потом из-за правого плеча рыцаря послышался новый голос, и, судя по теням, это было весьма странное создание, напоминающее человека со сложенными за спиной крыльями.

— Седревир, ищи Копьё Боли, Корону Скорби и Кубок Крови Жизни. Они — цель твоих Поисков, и, обретя их, ты, быть может, познаешь истину.

Седревир отлично понял, что открылось ему в видении. И когда он пришел в себя в замке башни и рассказал о том, что видел, ни один из Братства не смог подтвердить его слова. В великом свете ему были показаны три святые реликвии Христа: копье, которое пронзило Ему ребра; терновый венец, который венчал Его чело; чаша с Тайной Вечери, в которую было налито вино, а потом кровь из Его настоящей раны. Эти реликвии почитали как элементы мученичества, которое еще осталось на Земле. В самом деле, многие говорили, что знают, где они находятся, но это смотря с какой стороны посмотреть. А место это, как вы, наверное, слышали, крепость — замок Драгоценностей Добра, некоторые называли его Карба Банем. Там сокровища охраняли таинственные стражи. Вокруг Карба Банем протянулась огромная пустошь, где нет времен года, но порой бывает холодно или жарко, но само место бесплодно, как Ледяные земли. Там есть мертвый лес, который называется Лес Дикого Оленя. Но лес, пустошь, тайный замок Драгоценностей Добра расположены на краю любой карты, и ни один проводник не знает туда дороги. Невозможно забрести туда случайно или добраться целенаправленно. Так священники рассказали Седревиру, пока он стоял перед ними на коленях с низко опущенной головой, держа руки на рукояти меча.

После этого он много дней постился, созерцал и советовался с мудрыми людьми. И все это время образы видения ясно маячили передо мной, как будто он видел их только минуту назад, и в ушах его пели голоса:

А потом голос приказал ему просыпаться и отправляться на поиски.

— Это твой Путь. Не отступай.

И когда остался час до восхода, когда птицы заскользили над лугами, а небо стало бледным, Седревир покинул Замок Башен. Он снарядился так, словно собирался на битву. Меч, щит и копье он держал наготове, а сам был одет в стальные доспехи. И он и его конь были драпированы в ткани его цветов: сине-серые цвета путешествий. И на его чепраке и щите, покрытом эмалью, и рукояти меча был выгравирован один и тот же знак — серебряно-сине-золотой каракал.

Трудившиеся в полях женщины и дети подняли головы из высокой кукурузы, чтобы наблюдать за проезжающим Седревиром.

— Вот еще один рыцарь братства отправился на бессмысленные поиски, — говорили они.

А Седревир проехал через Ближние Земли на север, туда, где лежит Дом Зимы, в северные горы. Общее направление — все, что он знал, а ведь ему нужно было найти место, которое находилось на Земле и в то же время не на Земле — место, которое некоторые мудрецы считали мифом, хотя оно должно было существовать.

За Ближними Землями лежали другие менее известные земли. Но все они были погружены в богатство лета. В садах, виноградниках и на полях селяне готовились к уборке урожая, трудясь с раннего утра до позднего вечера под бескрайним золотистым небом. У рек и колодцев собирались женщины с ведрам и грязным бельем, а также у рек, которые прорезали низины, поросшие камышом. Часовые на стенах замков, стоящих на холмах, наблюдали за одиноким рыцарем. Некоторые из обитателей этих замков могли приветствовать одинокого рыцаря или бросить ему вызов, но никто так ничего и не сделал. А вечером рыцарь-путник завернул к одинокой часовне, и священник предоставил ему кров, дал благословение, угостил хлебом и вином, не расспрашивая ни о чем…

Два месяца Седревир ехал на север, расспрашивая тех, кто попадался ему по дороге, если ему казалось, что те отмечены знаком знаний. Среди них был отшельник, старая крестьянка и даже маленький ребенок с веснушками на лбу, похожими на звездочки. С другой стороны, иногда рыцарь сам готов был предложить свою помощь, ведь он, как защитник, должен был бороться со злом и несправедливостью. А еще были те, кто пытался соблазнить его свернуть в сторону, чтобы посмотреть на чудо — таинственный цветок, который вырос в разрушенном языческом храме, вещицу, которая творила чудеса, или фонтан, который бил из скалы, стоило только ударить по ней кулаком. Порой встречались и те, кто хотел его развратить, к примеру, женщина в красном платье с белыми плечами. Она высунулась из своего окна, так что её длинные волосы, надушенные какой-то пряностью, едва не коснулись лица Седревира, когда он проезжал мимо. Но он так и не остановился.

Как-то в сумерках, когда небеса были еще светлы, словно кристалл, а землю уже укутали тени, Седревир выехал к разрушенной башне на берегу озера. Через окна башни словно копья били последние лучи заходящего солнца, а само озеро напоминало огромный кусок неба, упавшего на Землю. Ни одного облачка не было на небе, ни одно дуновение ветерка не нарушал стеклянную водную гладь. У шатра, установленного неподалеку, в бронзовой клети горел факел. А когда Седревир подъехал поближе, внутри шатра вспыхнули еще огни, залив полуразрушенное строение мягким светом. Потом из шатра вышли два рыцаря. Они были из другого братства, и на щите одного из них был нарисован сокол, а у другого — белый бык с крыльями.

— Куда ты направляешься, рыцарь? — спросил тот, у которого на щите был нарисован сокол.

— На север, — ответил Седревир. — Это путешествие согласно обету.

Оба рыцаря кивнули. Потом заговорил рыцарь с быком на щите.

— Мы охраняем нашу сестру, госпожу Марисм.

— Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела и не представляю никакой угрозы для вашей сестры.

— Дело не в этом… Наша сестра — пророчица, прошедшая обучение в искусстве Просвещения, — объявил рыцарь с соколом на щите.

— Если бы вы посоветовались с нашей сестрой, то, я уверен, она сделала бы все возможное, чтобы помочь вам, — продолжил рыцарь с быком на щите. — Только сегодня она воспользовалась своим искусством, а потом позвала нас и сказала: «Остановимся тут и подождем путешественника с юга. Он ищет три святыни, и, возможно, я смогу ему помочь».

Теперь оба рыцаря стояли в тени, и их лица были скрыты под блестящими и темными шлемами. Тут Седревир неожиданно поймал себя на том, что совершенно не верит этой парочке. Однако, похоже, они не врали. На них лежала какая-то оккультная тень, но не зла, а тьмы сродни ночной, что скрыла озеро…

Именно тогда драпировки шатра разошлись, и из него вышла женщина. Она встала так, что была хорошо видна в свете факела. Она была молодой, таинственной, но у неё был немного диковатый взгляд. Её белое платье было отделано драгоценными камнями, больше напоминающими водяные капли. Но её темные волосы плыли по воздуху, словно сеть серебряных брызг.

Она ничего не сказала Седревиру, словно смотрела не на него, а сквозь него. Это был ужасный взгляд, потому что она, казалось, видела его рождение и смерть, а также знала ответы на все другие вопросы, которые могли появиться. Потом она вернулась назад в шатер и поманила его.

— Последуйте за ней, — предложил рыцарь с соколом на щите. — Она достопочтенная, точно так же, как вы. А если вы совершите какую-то глупость, она достаточно сильна, чтобы себя защитить. К тому же мы здесь.

Седревир двигался, словно в каком-то трансе. Взгляд госпожи Марисм заинтересовал его. Он спешился и зашел в шатер следом за дамой. Внутри на полу оказался толстый ковер, а факелы висели в бронзовых клетках. Дама остановилась посреди шатра, где находился постамент из резного дерева. А на этом постаменте возвышалась чаша с водой.

— Иди сюда и взгляни, — пригласила госпожа Марисм.

Седревир подошел к пьедесталу и заглянул в чашу.

Вначале в золотой чаше была лишь вода. А потом вода забурлила, и стало казаться, что где-то в её толще зародилась какая-то пленка. Там, в чаше, открылась картина, явив битву. Это была великолепная и ужасающая битва. Во вспышках молний сверкали драгоценности и металл воинских доспехов, клинки мечей, отделанных инкрустациями, а над головой воинов развевались вымпелы и знамена со странными и мистическими знаками, которые легко было сразу распознать. Но солнце стало садиться, и облака аметистовые, пурпурные и алые, как парадное снаряжение рыцарей, начали опускаться, скрыв сцену. Потом прозвучала труба, и, хотя звука слышно не было, но её отлично было видно — длинная огненная черта, словно комета. По сигналу через облачную массу проскакали двое могучих владык, и воинство расступилось, давая им место. Выглядело все это очень страшно, потому что сразу стало ясно: рыцари-противники — братья. Оба были в золотых доспехах, оба невероятно красивы и сверкали так, словно сами были из солнечного вещества, и наверное, из-за этого на них было больно смотреть. Один из них был одет исключительно в золотое и белое, и на его шлеме был крест, словно выложенный звездами, а на его щите — девиз, который невозможно было разобрать, там ничего не было ни написано, ни нарисовано, однако сердце Седревиру который взглянул на щит, переполнилось радостью и ужасом. Другой рыцарь был облачен в одежды цвета жаркого огня, а на груди у него горела драгоценность, напоминающая удивительный глаз. На его щите не было никаких девизов, но на вымпеле у него за спиной были вышиты слова: Non Serviam^[8].

Эти двое столкнулись с грохотом, от которого дрогнуло само небо, их копья столкнулись и разлетелись на куски, рассыпавшись в щепки, которые посыпались на Землю. Потом они выхватили мечи из ножен, и когда сшиблись, показалось, что удары молнии рассекли небо. Но они словно не замечая ничего вокруг, продолжали сражаться. Солнце зашло, но одежды из золота безумно ярко сверкали даже в темноте. Они продолжали сражаться, не замечая, как луна постепенно выползает на небо.

Непонятно было, сколько еще будет продолжаться этот бой. Время тут не имело никакого значения. Седревир с благоговением и опасением смотрел за происходящим. Переполненный страхом и жалостью, он ожидал, когда один из воинов одержит победу. Это была битва Ангелов Божьих. Золотой рыцарь был архангелом Михаилом. Одежда второго, которая больше напоминала разгоревшееся пламя, говорила о том, что это сам Люцифер, еще до своего падения.

Когда прозвенел последний удар, ожидаемый, необходимый и страшный, небо словно треснуло из края в край. Седревир не увидел падения принца Люцифера, но увидел, как в гуще туч вспыхнула зеленая звезда. Она дымила и пылала, устремившись вниз к земле. Над холмами в небесной высоте она прочертила свой путь, пронеслась над океаном, оставляя свой солнечный след.

Над морем звезда пронеслась шипящим метеоритом. И только теперь можно было разглядеть, что это драгоценный камень со шлема Люцифера, принца ада, теперь закаленный в воде…

В миске пророчицы осталась только чистая вода, на которую с непониманием уставился Седревир, и госпожа Марисм, по-прежнему стоявшая по другую сторону чаши, заговорила с ним:

— Эта ментальная драгоценность — зеленый рубин, Его гордость и любимая вещь. Камень века пролежал в море, потерянный для Него, до тех пор, пока его не прибило к берегу. Люди, поняв, что камень этот бесценный, вырезали из него чашу. Она попала к правителям Земли и прошла испытание огнем, воздухом и водой. Соломон Мудрый пил из неё. А потом, переходя из рук в руки, она, наконец, оказалась собственностью Принца Всего и Вся — Иисуса Христа… Ты же ищешь Святой Грааль?

— Да, госпожа. И я всегда удивлялся истории о том, что нечто Злое стало святой Чашей Христа.

— Но разве её не называют Чашей Искупления? — поинтересовалась Марисм.

Седревир опустил голову.

— Вы знаете дорогу к Карба Банем?

— Я покажу вам её, — сказала она. — Эта дорога имеет собственное название.

Седревир вздохнул. Затем, удивившись, он увидел, что факелы прогорели, а мягкий свет в палатке — свет рассвета, который сочился в шатер извне. Мгновения магического откровения заняли всю ночь.

— Если хотите, можете сопроводить нас в наше королевство, — предложила рыцарю Марисм.

После она не сказала ни слова, но шатер взмыл в воздух, словно был сделан из пуха. А потом ветер унес и мебель, и шатер, и медные клетки. Все исчезло. Осталось только озеро, дама и два рыцаря, опиравшиеся на щиты, в то время как вдали белый конь Седревира щипал траву.

В эту минуты между двумя холмами на востоке взошло солнце, и его первый луч, словно меч, скользнул через озеро. А потом из солнечного мерцания медленно выплыл изящный плот с прозрачным парусом и скользнул прямо к ним, направляемый невидимой рукой — по крайней мере, Седревир, никого не видел.

Пока Седревир стоял размышляя, рыцарь с крылатым быком на щите подошел к нему и сказал:

— Твой конь останется в безопасности под защитой этих древних стен. И хотя чародеи, которые возвели их, давно ушли в никуда, их чары все еще сильны. Ступайте за нами…

Туг плот пристал к берегу. Дама первая взошла за плот. А вслед за ней на плот перебрались её братья. Все трое застыли учтиво, ожидая решения Седревира. Так и вышло, что Седревир прошел следом за ними на плот, который выглядел достаточно надежным. Когда рыцарь поднялся «на борт», плот заскользил, парус его наполнился утренним ветерком, и поплыл назад, откуда приплыл.

Дама вышла на нос судна и застыла, залитая солнечным светом. Потом она обратилась к Седревиру:

— Вы должны знать, что в прошлом мы обитали на берегу. Там, где ныне вместо огромного замка осталась лишь полуразрушенная башня. Когда-то воды озера поднялись и затопили всю землю. Нас смыло. И те, кто пережил катастрофу, теперь живут там.

— Где именно, госпожа?

— Под вашими ногами, рыцарь. Под водой.

Плот достиг середины озера и резко остановился, и только лебединый след пены, протянувшийся за ним, нарушал ровную гладь озера.

Потом Марисм рассмеялась и шагнула на поверхность озера, и вода удержала её. Следом за ней шагнули оба её брата. Сначала вода держала их, а затем они стали медленно погружаться в воды озера. Тогда Марисм обратилась к Седревиру:

— Смелый рыцарь, вы осмелитесь последовать за нами? Мы — Luminous^[9], защитим вас. Мы будем вашими покровителями. Но вы должны доверять нам, быть бесстрашным и быстрым. Так что вам решать, последуете ли вы за нами или нет.

Тогда Седревир громко рассмеялся.

— Скажем так: рискну, — ответил он, но взгляд его был мрачным и переполненным огня.

Беспечно, как и его спутники, или по крайней мере так казалось, он шагнул в воду, потом, по-прежнему оставаясь в вертикальном положении, начал погружаться, вместе с остальными. Вот так и вышло, что он опустился в черные глубины озера, под его зеркальную гладь.

А вода повела себя странно, но может, причина всего— в магии дамы… У Седревира не было никакого ощущения сырости, лишь странное ощущение, словно прикосновение шелковых тканей. Тем не менее Седревир мог свободно дышать под водой. Кроме того, он мог видеть и слышать. У него остались осязание и вкус. А кроме того, он мог двигаться и действовать так, словно находился не под водой, а на поверхности. И несмотря на то, что ощущение не изменилось было в этом нечто иное. К примеру, все речи теперь звучали, как сладкое пение. И он слышал песни рыб, которые метались туда-сюда, словно коноплянки. Все вокруг напоминало видение из хмельного сна, а при каждом движении казалось, что на руке намотан шелк и вуаль, и каждое движение вызывало серебристое завихрение.

Под водой оказалась земля, во многом походившая на землю поверхности. Там была дорога, ведущая к замку на холме, дорога, выложенная маленькими округлыми камешками. А чуть дальше и выше огромным драгоценным камнем мерцал замок. Вдоль дороги раскинулись сады и рощи, где росли всевозможные фрукты, большая часть которых напоминала наливные яблоки, но только золотистого цвета. Рыбы, словно птички, сидели ветвях деревьев, чья листва была прекрасна, но обесцвечена, точно так же, как пряди волос девушки. У подножия замка раскинулся город из камня. Там ходили мужчины и женщины… Увидев леди Марисм, эти люди стали кланяться ей. К тому же Седревиру все время казалось, что над этим городом и замком нависла какая-то тень, и, хотя ничего не было скрыто, не все можно было увидеть.

Когда они приблизились к замку, двери здания открылись, оттуда выехал рыцарь. Он был одет во все черное. Черным был даже шлейф высокого гребня его шлема. Лошадь, на которой он сидел, была черной и стройной, но она носила броню, а ноги его были покрыты особыми черными доспехами. Когда они подошли к черному рыцарю, тот повернул голову, чтобы посмотреть на них, и Седревир увидел, что у черного рыцаря нет лица — только череп.

— Это смерть, — пояснила Марисм. Она представила Седревир и кивнула своим братьям.

Смерть кивнула, очевидно, разрешая им проехать дальше, а потом повернулась к Седревиру и заговорила с ним.

— Я снова должна буду встретиться с вами, но в другом месте, — проговорила Смерть. — И случиться это через много лет.

Седревир перекрестился, но не отступил, глядя в лицо Смерти, и в какой-то момент ему показалось, что он смотрит не на череп, а в лицо человека, который уставился на него мрачным взглядом. Не успел он подумать о том, что, скорее всего, видит призрачный лик, как Смерть опустила забрало, а потом ускакала, оставив Седревира в полном недоумении.

— Не беспокойся, — пробормотала Марисм. — Нас, хоть мы и живые, тоже часто принимают за утопленников. А Смерть имеет право забирать утонувших. Она вроде нашей то ли королевы, а может, короля, — а потом уже, стоя в открытых дверях замка, госпожа Марисм еще раз повернулась к нему и сказала: — Существует три могущественные цитадели Силы — замки Воды, силы Земли и Огня. Королевство Воздуха ближе всего лежит к Богу… И дело не в том, что он ближе всего к небесам, на любой из этих замков можно натолкнуться где угодно. Они то тут, то там — изменчивые, словно сама жизнь.

И, сказав это, она вошла в замок, в огромный зал, который выглядел пустым и темным, но засветился, стоило ей войти.

Двигаясь, словно во сне, Седревир прошел вперед, а потом обнаружил себя, сидящим на возвышении по правую руку от госпожи Марисм, за столом, драпированным камчатой тканью. На столе стояли всевозможные деликатесы, которые можно было найти в сухом мире или в пресной воде. И все эти деликатесы отражались в огромных тарелках из золота и серебра, в то время как слуги подносили их одно за другим вместе с бесконечным потоком длинношеих кувшинов вина. И несмотря на то, что все происходило под водой, ни один кусочек пищи не был потерян, ни одна капля вина не смешалась с водами озера. Вино текло из кувшинов в чаши, а из чаши — в губы. С крыши свисали золоченые колеса, на которых были установлены свечи, а факелы, установленные в стенах, горели, и огонь не гас. Дым скользил в воде, рисуя бесконечные узоры.

В глубине зала, за столами, не было ни одного свободного места. Рыцари и дамы обедали. А пока они питались, гордые псы с жемчужными воротниками лежали на полу или бродили в поисках подачки. Слуги спешили мимо по своим делам, выполняя поручения своих господ, а менестрели, перебирая струны, пели песни. И озеро наложило на все это странный отпечаток. На всем зале лежала странная тень.

Пиршество длилось несколько часов. А потом протрубила труба, и наступила тишина. Через зал прошел паж, одетый в черное, бледный, как растение из глубины джунглей. Он нес блюдо из рога и оникса. На блюде лежали фрукты из подводных садов, растущих у подножия замка. Подойдя к Седревиру, мальчик встал перед ним на колени:

— Не изволите ли отведать один из этих фруктов, рыцарь?

Седревир заколебался:

— Разве ты не посланец Смерти?

— Раз я делаю это, значит, меня послал не он.

— Кто тогда?

— Это не запрещенный плод, но он — плод Познания. Может быть, это — предупреждение, может — пророчество, возможно, символ, пророчество или испытание сердца и разума. Возьмите плод — и посмотрим…

Тогда Седревир взял плод, и мальчик сразу исчез. Седревир долго изучал атласную кожу яблока, словно прикидывая, насколько смертоносна оно. И в сердце плода рыцарь увидел огонь — там не было ни скверны, ни яда. Он положил его перед собой на стол и рассек кинжалом. А потом Седревир отшатнулся в ужасе. Из яблока выполз огромный червяк — змея, которую он рассек кинжалом.

Но тело змеи не кровоточило. На обеих концах обрубков было по голове, и каждая из них уставилась на рыцаря холодными, печальными глазами.

— Ты ранил меня, — объявила змея.

— Простите меня за это, — ответил рыцарь. — Я сделал это бессознательно.

— Лжешь! — объявила змея.

— Ничего подобного.

— Разве ты не узнаешь меня? Я — Змий, существо, которое проклял Бог за то, что оно подставило человека. Я — Обманщик, я — Сатана, твой враг. Так что можно сказать, что ты ранил меня не просто так.

— Если вы — Змий, то знайте, я бы нарезал тебя на куски, — заметил Седревир. — На сто различных кусков.

— У тебя не получилось бы, — проговорила змея.

А потом змея сжалась, сморщилась, стала тоньше нити, а нить рассыпалась в пепел и исчезла.

— И что это было за сообщение, госпожа? — поинтересовался Седревир у госпожи Марисм.

— Что вы уже вступили на свой путь. Ибо ни один искуситель не явится к нам, если мы не подойдем близко к цели своих поисков.

Потом она поднялась из-за стола, и большой зал будто разом стал еще больше, словно огромный плащ взметнулся к потолку — и свечи люстр потухли.

Госпожу Марисм ждали её братья. Она взяла Седревира за руку и вывела его из зала, и отвела к подножию крутой мраморной лестницы, которая вела на вершину башни. На вершине её располагалась комната, где переплеты окон были каменными, а стекол и вовсе не было, и мелкая рыбешка могла вплывать и выплывать из башни. Два рыцаря, как и до того у шатра, заняли свои места слева и справа от входа в комнату, которая быстро закрылась следом за госпожой и её спутником.

— Теперь, Седревир… — продолжала госпожа Марисм. — Вы молоды, и вы раб, благодаря его заклятию. Вы здесь со мной, и непорочны… но кто увидит вас?

И она указала ему на кровать, ароматизированную цветами, мягкую, как первый снег, и завешенную тяжелыми балдахинами из серебристой ткани. Затем она скинула свои одежды, и встала во весь рост, полупрозрачная, как воды озера. И когда она сделала это, рыцарь взглянул сквозь даму, сквозь её кожу, плоть и волосы. И лишь кости её остались непрозрачными, так что в этот миг она чем-то напоминала Смерть.

— Госпожа, я, конечно, лягу рядом с вами, но не более, — объявил рыцарь.

Она кивнула, словно Смерть и, скинув покрывало, показала ему поднимающиеся остро-заточенные острия, которые линией протянулись посреди кровати — частокол из стали. Госпожа Марисм легла на одну половину кровати, рыцарь, на другую, и ряд заточенных стальных колышков разделял их. Почти сразу Седревир уснул, а пока он спал, частокол из стали вырос до потолка комнаты, ударил в него, и тот камнями осыпался на рыцаря. Он проснулся…

Седревир лежал на песке, на берегу озера. Светало. Чуть дальше по склону конь рыцаря щипал траву.

И не было никаких признаков того, что на берегу был кто-то кроме него. Волосы и одежда Седревира были сухими. Кроме того, он был очень голоден и хотел пить. Судя по всему, пир на дне озера не пошел ему на пользу. Тем не менее, раскрыв ладонь правой руки, он обнаружил угольно-черную ракушку, из которой выкатилась капля воды, больше похожая на одинокую слезу…

МЕСЯЦ, А МОЖЕТ и более того рыцарь ехал на север. Лето уже покинуло эти земли. Он оказался в краях более бесплодных, где деревья были тоньше, словно долго голодали. В долине уже давным-давно созрела свежая кукуруза, и солнце высушило траву и листья. Только вороны часовыми застыли на лысых вершинах холмов. К северу на многие мили застыли облака. Седревир отправился в горы.

Как-то в полдень, когда было очень жарко, Седревир увидел церковь, укрывшуюся в долине, рядом с речушкой. Берега там заросли ореховыми деревьями, а вода была свежей. Орехи на деревьях оказались крепкими, будто камни. Когда же рыцарь ударил по двери церкви, та осела. Внутри никого не было, но ящерицы, словно сухие листья метнулись в разные стороны. Окно в форме колеса было в восточной стене, а над ним со стропил свешивался древний флаг, темно-красный, с темными ржавыми полосами. Алтарь напоминал огромный блок кварца, внутри которого можно было разглядеть боевой топор, хотя, как топор попал в камень, было совершенно непонятно.

Выйдя из церкви Седревир привязал коня и лег на траву, вытянулся, чтобы отдохнуть в жаркий день. Но не успел рыцарь закрыть глаза, как услышал странное языческое песнопение, а потом со стороны долины, где располагалась церковь, послышался треск ветвей. Однако стоило Седревиру приподняться, шум замер. Только поток журчал в узком русле, конь рвал свежую траву в тени стены.

Седревир снова сел, опустил голову на руку и закрыл глаза. И тут же он снова услышал пение и крики, как и раньше, но теперь они звучали много громче. Теперь он не шевелился, а только ждал. Тени же начали мерцать и танцевать над его веками, как будто мимо прошло несколько человек.

Седревир открыл глаза во второй раз. Но не увидел вокруг ничего необычного.

В третий раз он закрыл глаза — и вновь послышались шаги, зазвонили колокола и пронзительно закричали женщины. Как там сказала Марисм — дама из озера: «…вы уже вступили на свой путь». Тогда Седревир задумался: «Пока я только слышал, но я должен увидеть это». И развернулся в сторону двери церкви с мыслью, что теперь все увидит.

Затем он увидел, как по долине, вдоль потока, прошла группа мужчин и женщин. Они были по-летнему загорелыми, худыми и оборванными, на головы они надели гирлянды, свитые из терновника. Женщины звонили в колокольчики, мужчины размахивали шестами. В середине толпы катилась телега, которую они толкали вперед изо всех сил, а в телеге, в корзине сидела связанная молодая дева, бледная, словно находящаяся при смерти, хотя её темные волосы тоже украшала корона, но корона из виноградных лоз и цветков мака. Судя по всему, её собирались принести в жертву.

Седревир поднялся на ноги и проверил, как меч выходит из ножен. Судя по всему, он раньше никогда не видел этих людей, а они в свою очередь и сейчас его не видели. Беспрепятственно он отправился следом за ними, и когда они полезли вверх по склону холма, он последовал за ними.

Там, на вершине, было кольцо пеньков безжизненных деревьев, с которых при приближении людей сорвались падальщики. Земля под деревьями, на которых сидели мерзкие птицы, была усыпана костями и кусками полусгнившего мяса. Тут пахло смертью. Когда мужчины вытащили девушку из телеги, она заплакала, но она не просила милосердия, так как это было бесполезно. Её быстро привязали к черному стволу. Девушка поникла, как умирающая лилия. Обезумевшая толпа бегала вокруг, завывая и призывая кого-то, а потом старик, кудахтая что-то неразборчивое стал размахивать кадилом. В нем содержался ядовитый ихор, который дымился и вонял так, что птицы-падальщики, привлеченные этим запахом, вернулись на верхние ветви, хлопая крыльями от жадности. Старик закончил ритуал, наблюдатели сбились в кучу, а потом разом бросились прочь. Они направились в сторону Седревира, который ожидал на краю кольца деревьев. Теперь в их голосах было больше страха, чем праздной радости. Некоторые даже налетели на рыцаря, но все равно создавалось ощущение, что они его не замечают. Вскоре на холме воцарилась мертвая тишина. Девушка, словно не веря в реальность происходящего, подняла голову, широко раскрыла заплаканные глаза, огляделась. Слезы все еще катились из уголков её глаз, она все ещё дрожала он ужаса. Но все это происходило совершенно бесшумно.

Потом откуда-то из-под земли раздался грохот. Тогда Седревир сорвал с плеч щит и выхватил меч. В следующее мгновение земля вздулась и раскололась, и из трещины, как расплавленный металл, выползла огромный ящер — настоящий дракон.

Ящер был цвета латуни, а высотой — по пояс рослому человека. Он принес с собой запах серы и разложения, и пока Седревир готовился к схватке, ящер злобно рыл землю, разбрасывая во все стороны влажные комья земли. Из челюстей вырывалось ядовитое огненное дыхание.

Наконец Седревир шагнул вперед и, поднял щит на выдохе, направляясь к чудовищу. Дракон повернулся к нему, и в его глаза вспыхнула злоба, словно он собирался уничтожить рыцаря как нежелательную помеху.

— Перед тем как забрать её, вам придется иметь дело со мной, — объявил рыцарь. — Бог на моей стороне, и во имя Христа… — И он пошел вперед, прямо на дракона, прикрывая голову и грудь щитом. Волна нечистот и разгоряченного воздуха хлынула на Седревира.

Тем не менее он подобрался ближе и ударил дракона мечом — сверху, чтобы пробить нижнюю часть ребер. Но ребра дракона оказались крепче любой брони. Чудовище взревело, а падальщики сорвались с деревьев и улетели. Седревир отступил, однако ужасный запах и огонь дракона стал гораздо слабее.

Тварь скользнула за рыцарем, непрерывно загребая передними лапами и оставляя на земле чудовищные следы. И тогда рыцарь со всего маху ударил ногой по морде чудовища, сломал ему один из его ужасных клыков. Они вместе скатились вниз по склону. При этом дракон сметал все на своем пути, пытаясь достать рыцаря своим ядовитым дыханием. Седревир избегал атаки чудовища, используя все, что попадало ему под руки; он прятался то за пень, то за камень, которые принимали на себя огненные плевки дракона. Рыцарь хотел в первую очередь увлечь дракона подальше от девицы, к потоку, который тек внизу у церкви. Они проскочили через заросли грецкого ореха, и Седревир отступил в речной поток, сквозь кольчугу почувствовав прохладу. Дракон не спешил входить в воду. Он зарычал, и маленькие камешки полетели в реку.

— Что останавливает вас, чудовище: холодная вода или церковь на том берегу?

И тогда дракон заговорил с Седревиром.

— Ты ранил меня. Разве этого недостаточно? Позволь мне вернуться к деве, которая изначально предназначалась мне. Все равно я не убил бы тебя, но я чту твою доблесть. Ты же не хотел ранить меня?

— Это снова вы? — удивился Седревир. — Но вы же были маленьким червяком?

— Я? Кто знает, кем я был или могу стать? — проговорил дракон. Слова вырвались из его уст и, звеня, прозвучали, словно ноты органа. Но не было уверенности, что их произнес именно дракон.

— Ты — создание Сатаны, и пусть он защитит тебя, когда я призову Господа моего и обрушу клинок на твою голову!.. — вскричал Седревир. — Так дай мне оружие, Господь, чтобы я обрушил его на голову своих врагов.

И вновь земля затряслась, даже сильнее, чем, когда дракон извергся из неё. Над потоком, где стояла церковь, разнесся разрывающий слух звук, и небо разорвал луч света. У Седревира ничего не получилось. Он замер, прикрывшись своим щитом. При падении он выронил меч и, высоко подняв правую руку, открыл ладонь. В неё легло закругленное древко, а рукоять заканчивалась клинком дивной яркости. Это был топор, который он увидел в глубине алтаря.

— Я иду, — повторил Седревир. Он поднял топор и закрутил его над головой.

Дракон кашлянул багровым огнем, который, как показалось рыцарю, окутал его, прикоснулся к его сердцу и разбил вдребезги. Но все же он позволил вращающемуся топору обрушится вниз. Он увидел, как топор встретился с черепом дракона, расколол его и застрял в нем. И тогда он увидел, что череп сделан из кварца.

Холодная вода омыла кольчугу, волосы и тело Седревира. Он застыл под ледяной струей, мечтая лишь о смерти дракона. Но он не мог дышать в потоке, как дышал в озере. Он поднялся, встряхнулся. Потом он устало поднялся на холм, и вороны, каркая, стали подниматься все выше и выше. Труп дракона был не самой подходящей пищей. Вернувшись к мертвому дереву, он перерезал веревки, которые связана дева. Она видела его схватку с драконом. Освободившись от пут она упала к его ногам, обхватила Седревира за лодыжки, и гирлянда маков соскользнула с её призрачных волос.

— Ты свободна, — объявил рыцарь.

— Да, и я благодарю и благословляю вас за это. Но не оставляйте меня здесь, иначе дикари, живущие в этих землях, сами убьют меня. Они поклонялись этому дракону многие годы! — И дева уставилась на рыцаря огромными черными глазами, а уста у неё были алыми. Как цветок мака. — Меня зовут Меласинд. Великий владыка мой родственник. Отвезите меня в мое королевство. Оно лежит на севере. Это недалеко.

Седревир усадил девушку перед собой на круп лошади. Она была стройной и безмолвной, и не было бы проблем, если бы не её красота… Потому что красота её была весьма своеобразной, словно дым.

Девушка не имела не малейшего представления, где её дом. К тому же она так и не сообщила, из какого она королевства. «Севернее», — сказала она, вот они и поехали на север, так что она была довольна. А больше они с рыцарем ни о чем не говорила. Ночью они спали на земле, но нежная Меласинд не жаловалась. Она завернулась в его плащ и легла на землю. Её щека покоилась у него на руке. Её сон был спокойным, но волосы сбились в колтуны. Она была невестой дракона, и с трудом сдерживала желания — её женственность буквально жгла её…

Днем небо было высоким… Местность — пустынной, вокруг простиралась голая равнина, где тут и там из земли торчали скалы. Нигде не росло ни деревца. Вода, в небольших озерцах, разбросанных тут и там, имела вкус металла, гранита или золы… А когда наступил вечер, девушка обратилась к рыцарю:

— Не останавливайтесь здесь. Еще один час пути приведет нас к королевству, о котором я вам говорила.

Седревир выпрямился в седле и посмотрел на север. Он увидел тускло освещенную равнину под мрачным, нависшим небом. Впереди не было никаких признаков дороги, ни стены никакой, ни башни.

— Там?

— Там, — подтвердила она. — Там, где ярко горят звезды.

И тут Седревир заметил в небе какую-то несообразность. Над головами у путников вспыхивали новые звезды — целые созвездия, которых он раньше никогда не видел, о которых он никогда раньше не слышал. Одно из них было похоже на копье или меч, а в его центре, словно алмазы в рукояти, горело несколько особенно ярких звезд, чей блеск протянулся до самого острия, затмевая светом другие звезды в небе и даже полную луну.

Седревир ничего не сказал девице. И его спутница ничего ему не сказала. Молча, не сговариваясь, они поехали в сторону меча из звезд. Прошел ещё час, а потом дева неожиданно распорядилась:

— Натянуть поводья, — и когда он сделал это, дева потянулась вперед и закричала: — Ex Orio per Nomine^[10].

Сделав это, она покорно склонила голову, но всплеснула руками. И тут на равнине поднялся сильный ветер. Казалось, он налетал из самых отдаленных уголков мира. Осколки и пыль полетели в воздух, закрутившись в безумном хаосе. А потом Седревир увидел, как из-под земли поднимается замок. На его зубчатых стенах и башнях горели огни, и на них развивались знамена. А потом ветер неожиданно стих, и тогда трубы в замке затрубили.

— Не медлите, нас ждут, — объявила Меласинд.

Они поехали вперед, и рыцарю показалось, что меч

нацелен точно в главную башню замка, словно он собирался заколоть сердце замка.

Ворота были со сторожевыми башенками с обеих сторон. Когда Седревир подъехал, ворота открылись и навстречу ему из замка выехал рыцарь. В свете факелов казалось, что он одет в красное, его кольчуга выглядела так, словно выкована из красной меди, а восседал он на красной лошади.

— Рады приветствовать вас, — вежливо сказал он и поклонился госпоже Меласинд.

С большим удивлением Седревир услышал, как его спутница весело рассмеялась, а потом буквально рванулась из его рук. Он посмотрел и в свете факелов увидел то, чего раньше не замечал: Меласинд выглядела как девушка-ребенок то ли семи, то ли восьми лет. Она же повернулась лицом к своему спутнику и объявила:

— Во мире я мудрая дева. Но здесь, в доме моего родственника, я словно ребенок. Помоги мне спуститься на землю, сэр рыцарь.

Седревир спешился и, взяв её на руки, спустил на землю.

С опасением, однако помня о цели своих поисков, он последовал за девой в большие ворота замка, который вырос из земли.

День и ночь оставался Седревир в Замке Земли и Огня гостем неведомого хозяина. Но дневной свет с трудом пробивался через окна, больше похожие на амбразуры, закрытые стеклами, тонированными с помощью киновари. Внутри же замка постоянно горели факелы и свечи. Это было место, где всегда было тепло и по стенам прыгали здоровенные тени. Слуги замка всегда были наготове и выполняли любую прихоть Седревира, словно он находился на своей собственной земле. В этом, казалось, не было ничего необычного. И хотя они говорили о чем угодно — гость-рыцарь не расспрашивал их. В конце дня, когда алый закат раскрасил окна, к Седревиру пришел рыцарь в красной кольчуге и приветствовал гостя согласно принятому этикету, а потом попросил спуститься в пиршественный зал.

Вместе они прошагали по бесчисленным широким лестницам из полированного базальта, прошли коридорами и залами, залитыми красным светом заходящего солнца, пока Седревир не решил, что они давно спустились под землю. Однако он не сделал никаких замечаний по этому поводу, а Красный рыцарь тоже так ничего и не сказал.

Наконец последняя ступенька осталась позади, и перед ними оказалась дверь, которая сама собой открылась при их приближении. А за дверью лежал сад, необычный и загадочный. Ни один лучик дневного света никогда не касался растений этого сада, сокрытого глубоко под землей. Посреди него был большой бассейн черной воды, из которой исходил странный свет. На воде покоились белые лилии, а иногда в темноте мелькали золотые плавники рыбок. Дорожки в саду были выложены опалами и бледными огненными камнями. Травы и цветы росли. Но у них не было никаких оттенков запахов. Над всем садом нависал высокий розовый куст — настоящее дерево, и все розы на нем были малиновыми. Но, когда они подошли к кусту, Седревир увидел, что розы сделаны из рубинов, гранатов и шпинелей.

А за этим деревом-кустом скрывалась еще одна дверь.

Они вышли из одного зала и встали на пороге следующего. Миллион свечей горели над столами, покрытыми тканью из золота, и их отблески играли на драпировках, отделанных кристаллами и драгоценными камнями. Но в зале никого не было, и Седревир почувствовал, что его окутывает пыль столетий. Когда он подошел ближе, черная крыса проскользнула между драпировками.

В дальнем конце комнаты на плитах сидела Меласинд. Она была одета в желто-алое платье, и её волосы украшали бесцветные цветы из сада. На коленях у неё была миска из агата и костяной нож, она плакала. Седревир подошел к ней и опустился перед ней на колени.

— Госпожа, почему вы так горько плачете? — поинтересовался он.

— Господин, род мой болен, — ответила Меласинд. — Только эта чаша, наполненная кровью девственницы, может излечить его. Видишь, я нервничаю, потому что боюсь.

Седревир нахмурился. А Красный рыцарь, стоящий у него за левым плечом, сказал:

— Это так она говорит вам. Сам Господь этого царства нанес эту печальную рану. Она не заживет. Только девственная кровь сможет заживить эту рану, и то лишь на некоторое время.

— Не спрашиваю у вас ни о характере раны, ни о том, как она была получена, — заметил Седревир. — Голос судьбы, крик или шёпот, всегда будет услышан в таком путешествии, как моё. Моя клятва также касается целомудрия. Я никогда не имел близости с женщиной и никогда не ублажал свою плоть. Я девственник точно так же, как этот ребенок, но намного сильнее. Поэтому без опасений я могу предложить вашему господину свою кровь. Ибо моя душа под надежной защитой.

Рыцарь в красном поклонился очень низко:

— Он с благодарностью примет ваш подарок, — проговорил он. И он вышел из зала. Но девочка не сводила с Седревира взгляда.

— Вы должны проследить за мной, — сказал он. — Когда все будет сделано, возьмите шарф и перетяните его крепко. Теперь дайте мне чашу, но, если хотите, можете отвернуться и не смотреть на то, что я делаю.

Потом Седревир вскрыл вену на левой руке костяном ножом, и наполнил агатовую чашу своей кровью. Когда дело было закончено, девочка подбежала и крепко сжала его руку, не глядя на рану. А потом окунула палец в кровь.

— Вы должны вручить эту чашу сами, — объявила Меласинд. — Я отведу вас в палаты милорда.

Седревир чувствовал легкую слабость от потери крови, и вспомнил, как лежал в потоке после гибели дракона, и вновь услышал пение воды, но оно ничуть не напоминало то пение, что он слышал под озером.

— И где твой господин лежит? — спросила Седревир. — В одной из огромных башен замка?

— Нет. Он находится ниже нас, здесь.

Седревир последовал за девой, в то время как она несла чашу светлой крови, и её шаги были быстрыми и легкими, а его медленными и менее радостными.

Она повела его через узкую дверь и дальше по широким и уходящим вниз ходам, которые освещались только факелами вставленными в стены. А потом неожиданно Седревир понял, что они идут по природным пещерам, где-то глубоко под землей. Вскоре все коридоры остались позади, и вышло так, что они шли через сияющую темноту вечной ночи. Однако рыцарь не мог сказать, куда они идут, хотя странное красноватое свечение исходило от агатовой чаши.

Вскоре Меласинд перевела его через мост из кремния, под которым где-то далеко-далеко внизу с ревом неслась невидимая река. С другой стороны моста протянулась гранитная стена, в которой была прорезана дверь из тусклого металла. Сейчас она была чуть приоткрыта. Через эту щель и проскочила девушка со своей кровавой ношей, и Седревир отправился вслед за ней.

В первый момент рыцарю показалось, что он ослеп. И хотя свет не выходил из щели двери, в помещении по другую сторону её всё сверкало. Откуда идет свет, Седревир различить не мог. Но зато он отлично разглядел сокровища, которыми было завалено все помещение. Даже самые богатые из королей мира были нищими на фоне таких богатств.

— Проходите, следуйте за мной, — распорядилась Меласинд и повела рыцаря между холмами и вдоль горных склонов — груд золота, пирамид из монет, цепей и бочек с коронами, мечами и кольцами, а также всевозможной мебелью, набитой золотыми изделиями.

Они прошли, и вибрация их шагов потревожила горы сокровищ и по горам золота заскользили серебряные потоки, загремели, скатываясь, драгоценные камни. Однако проходя мимо этих несметных богатств, Седревир даже не посмотрел на озера сапфиров, груды изумрудов, напоминающих зеленеющие сады, кучи рубинов, горящих кроваво-красным, словно кипящих и прошитых молниями. И посреди этого, как дракон, охраняющий клад, на подушках из шелка лежал человек. Он был гигант, в черной броне. Лежал он так, что пяди его голос, затмевая золото, текли по шелку, словно огонь. Тогда Меласинд вскрикнула, побежала по озеру драгоценностей, а когда оказалась рядом с гигантом, склонилась над ним. Через мгновение она снова позвала Седревира:

— Пойдемте, сэр рыцарь.

Седревир прошел следом за ней по драгоценностям, и когда добрался до гиганта, посмотрел ему в лицо. Это было безобразное лицо, такого уродства, что ни один человек не мог посмотреть на него не содрогнувшись. Ибо дело тут было не в плотском уродстве, а во внутреннем ужасе, от которого рыцаря всего аж перекрутило. Тогда глаза чудовища открылись, и лицо превратилось в маску бесконечной агонии, которая так никогда не закончится.

— Так вы и есть тот самый рыцарь, — проговорил павший, и в его голосе не было сожаления. Камень и металл, кожа и кости, сердце и разум — все сплелось воедино в этом вздохе. — Видите, чем я обладаю. Видите, все это мое, — сказал Владыка замка Земли и Огня. — А теперь этот ребенок должен дать мое лекарство. Я благодарю вас за ваше милосердие, сэр рыцарь. Скажите, смогу ли я теперь выпить?

— Пейте, но я отвернусь, — объявил Седревир и, опершись на рукоять булавы, выступающую из озера драгоценных камней, он прикрыл глаза рукой.

Через некоторое время ужасный голос снова прошептал:

— Ваш подарок хорошо воздействует на меня. В вас сокрыта могучая жизненная сила. Так кому вы служите?

— Только своему Братству, — ответил Седревир. — И Богу!

Лежащий гигант снова принялся пить. Вскоре чаша оказалась пуста. Тогда лежавший гигант сказал:

— Я никому не служу. И не стану служить, и поэтому всегда буду свободным. Как вы думаете, мое наказание длилось достаточно долго? Нет, я не был наказан. Мне нужно лишь однажды воскликнуть «Ut Libet»^[11]. Но я не стану этого делать. Моя гордость, а не Бог связывает меня. Ut libet. Nunquam. Ut qui libentum^[12].

Седревир не в силах удержаться, постарался не смотреть в лицо павшего дракона.

— Теперь ступайте, — слова сорвались с тех же уст, что только что выпили кровь. — Идите и получите награду от этой девицы. Ибо я не хотел, чтобы вы потратили свою особую добродетель напрасно, после того как я вкусил от неё…

— Господин, — ответил Седревир. — Вы знаете, я не смогу принять то удовольствие, которое может доставить мне дева.

— Это твой выбор…

А потом его золотые глаза разом вспыхнули, словно два мертвых солнца, разгорающихся под землей, и все черты лица разом скривились, а потом потекли. Словно воск тающий в пламени, и существо взревело. И вся пещера, казалось, разверзлась, и драгоценности обрушились на людей, словно волны, поднятые морской бурей.

Меласинд бросилась к рыцарю, схватила его за руку, потянула Седревира следом за собой. И переполненный ужасом, с которым не может сравниться ни один страх в мире, он позволил девочке сделать это. Вместе они покинули пещеру сокровищ и направились вверх по каменным коридорам, потом назад в банкетный зал, где теперь не осталось ни одного гостя. Оттуда они пробежали в подземный сад. Вот двери хлопнули у них за спиной — и наступила мертвая тишина.

Седревир потянулся к воде и, остановившись на краю бассейна с лилиями, смочил водой лоб и губы. По мере того как разошлись волны по бассейну, он увидел отражение между белыми чашечками цветов. Теперь Меласинд больше не была ребенком, стала опять красавицей с манящей высокой грудью, алыми устами и волосами, доходящими до бедер…

И тут Седревир выхватил меч и рассек свое отражение в воде. Девица рассмеялась.

— Но он ничего не дал мне для вас, — вздохнула она. — Теперь мы тут, словно пленники этого сада… Кто нас увидит?

— Я, — ответил Седревир. — Я, как воин и священник, не стану нарушать данные обеты. Они со мной и в воде, и в огне, и у наковальне, где выкован этот меч.

— Увы. — только и сказала Меласинд и поспешила к нему двигаясь быстро и плавно, словно змея. Она обняла его и стал искать своими губами его. Но он ещё помнил ребенка, которым она только что была — невинным и бесполым. И всякое желание оставило его, и он отпустил её, хотя тепло её тела жгло его желанием… В руке у него осталась лишь кроваво-красная колючка. Подняв голос, он закричал, так, словно они были на ночной равнине: — Ex Orio per Nomine!

С визгом и громом, Замок Земли и Огня словно взорвался. Ужасный вихрь подхватил сад и Седревира, и швырнул рыцаря через груды камня и железа, и огонь на поверхность земли. И пока он лежал на груде чернозема, равнина затряслась, и её до самого горизонта рассекла огненная трещина в форме змеи, а потом трещина закрылась, и наступила темная ночь, в которой не горел ни один маяк. В небе не было звезд.

Но острый кроваво-красный шип пронзил ладонь рыцаря даже сквозь стальную перчатку. И когда он выдернул его, не осталось никакого следа. И порез, из которого он заполнил агатовую чашу, тоже исчез. Остался только шрам — разорванный круг, чем-то напоминающий серп месяца. Он уснул, а потом услышал, как кто-то запел:

Так пели в Замке Башни, и голоса неведомых певцов звучали нежно, словно серебряные колокольчики. После он услышал голос госпожи Марисм:

— Королевство Воздуха ближе всего лежит к Богу…

Когда рыцарь проснулся, Земля изменилась, словно выметенная гигантской метлой, которая расшвыряла по земле огромные валуны и растерзала тучи в небе, превратив их в перистые облака. На горизонте возвышались горы. Частично они казались полупрозрачными, частично сложенными из обломков кованной стали. Перед горами раскинулся огромный лес. Он стлался по земле, словно дым старого пожара.

Скорее всего, это был Лес Старого Сердца, и чем больше Седревир смотрел на него, тем больше убеждался, что прав. Рыцарь позвал своего скакуна, который бродил по равнине, оседлал его и поскакал в сторону леса, а через несколько часов въехал под сень спутанных ветвей.

Судя по рассказам, огромные деревья этого безлистного леса, в который въехал Седревир, были давно мертвы. Но они, казалось, пульсировали будто бы в такт биению сердца леса; корни деревьев повсюду торчали из земли, которая больше напоминала смесь пыли и камней. И даже те деревья, что, казалось, давно уже пали, были вновь оживлены страшной силой, и вновь вогнали свои корни в эту неестественную землю. Тут не было птиц и ни одного по-настоящему живого существа, которое Седревир мог бы увидеть и на кого смог бы поохотиться, чтобы разжиться едой. Но, как любой рыцарь братства, он был совершенно неприхотлив в еде. Однако, по мере того как проходили дни и ночи, его мысли становились более безупречными, отточенными, а конь иногда жевал смолу, выступавшая на стволах деревьев. В воде не было недостатка, ибо ночь приносила и холод, и мороз, а восход, растопив ночной иней, заставлял лес плакать ледяными слезами, которые собирались в лужи среди камней. И единственными цветами в этом лесу были солнце и луна. А в небе сверкали звезды, в том числе созвездие крылатого меча. А возможно, всему этому виной было колдовство.

Как-то на рассвете рыцаря разбудил звон колоколов. На расстоянии длины копья какое-то существо пило из лужи. Это был олень, белый, словно лед, но между его рогов на лбу была золотая отметина. И тогда Седревир решил, что это, должно быть, волшебный зверь, порождение леса. Рыцарь осторожно поднялся и направился в сторону оленя, но тот закинул голову и убежал. Тем не менее он отбежал недалеко, только до поляны, и там снова остановился, мерцая своей белизной, как свеча, словно в ожидании рыцаря.

Седревир собрал вещи, сел в седло и подъехал к оленю, а потом трусцой отправился следом за ним. Так и прошло все утро. Олень не спеша бежал впереди, а рыцарь ехал следом. Седревир отлично понимал, что стоит ему пришпорить своего коня, олень умчится вперед, и он потеряет его в лесу. Однако если Седревир начинал отставать, олень останавливался и ждал.

Когда день разгорелся над лесом, погоня по-прежнему продолжалась. Это был невеселый день; лето вроде бы уже прошло, но погода стояла сухая, прохладная. Казалось, в лесу не было никаких изменений, только чуть другим стал свет и теперь могло показаться, что с неба сквозь деревья бьют бледно-янтарные лучи… А потом стало темнеть.

И куда же олень вел его? Седревир следовал за оленем весь день, и теперь он подумал, что в самом деле нуждается во сне или отдыхе. Но олень, похоже, не нуждался ни в том, ни в другом.

Ночь воцарилась над землей. К тому времени они добрались до другой большой поляны. Здесь олень остановился и повернулся к своему преследователю. Олень смутно вырисовывался в полной темноте, но между его рогами, словно маленькое пятнышко дня, сверкало белое пятно. А потом произошла странная метаморфоза. Олень подпрыгнул высоко в воздух, так что его ноги в какой-то миг зависли над землей, и могло даже показаться, будто он готов выпрыгнуть из собственной шкуры. А потом он превратился в белоснежного льва с седой гривой, глаза которого сверкали пламенем. И, извернувшись в воздухе, он прыгнул на Седревира, целя в горло рыцаря, — по крайней мере, тому так показалось.

Конь заржал в ужасе и отступил в сторону. Но зверь не располосовал бок коня своими огромными когтями, ни одежда рыцаря, ни кожаная попона не были даже поцарапаны. Лев повис на когтях, глядя прямо в лицо рыцаря. И черная тишина леса, ненависть и жажда крови, написанные на морде льва, пылали, как факел. Но Седревир уже высвободил свой меч. Он развернул его и обрушил вниз, по самую рукоять вогнал в пасть льва, так что гарда уперлась в клыки зверя. И глаза льва превратились в почерневшие угли. А потом зверь словно сдулся, и Седревир увидел, что на земле осталась лишь шкура без сухожилий, плоти и костей. Седревир ничему не удивлялся, потому что его охватило состояние чудесного. Он вновь опустил голову и вознес молитву Богу, а потом, подняв взгляд, увидел светлячков в лесу, только это были вовсе не светлячки, а мужчины и женщины со свечами, которые, блуждая по лесу, один за другим выходили на поляну. Когда они приблизились, рыцарь разглядел, что мужчины одеты как священники, а женщины — как монахини. Достигнув места, где «развалился» лев, двое из священников подобрали его и понесли. Они прошли мимо Седревира, даже не взглянув на него, распевая какой-то церковный гимн, который рыцарь не мог распознать.

Седревир потянулся, все еще оставаясь в седле. Он поймал за мантию одну из монахинь.

— Куда это направляется ваша таинственная компания?

— Земля исчезает. Небо скоро упадет. Вы можете последовать за нами, если захотите.

— Ну и где ваша настоятельница?

— Какая разница. Все места как одно, когда Мир гибнет.

Вот так уклончиво ответив, хотя, может, этого ответа было более чем достаточно, она выскользнула из его захвата. И потом все они ушли и унесли с собой шкуру льва.

Седревир спешился и, ведя коня в поводу, отправился следом.

Вскоре дорога пошла в гору. Религиозная процессия двигалась все дальше, а Седревир следовал за ними. Неожиданно лес расступился. Рыцарь огляделся и увидел, что они вышли к подножию Северных скал, хотя рыцарь не мог толком разобрать, что там впереди. Лес тут не был таким уж густым, скалы впереди выглядели странно обнаженными. И только теперь он увидел конечную цель паломников. Впереди показалась полуразрушенная часовня — странное сооружение без крыши.

Откуда-то сверху лился мерцающий свет. Сначала Седревир не понял его природы, а потом, задумавшись о словах монахини, он вгляделся в небо, и странное видение открылось ему. Оно наполнило его сердце глубокой скорбью и страхом. Казалось, небо скрыто балдахином, который закрыл и луну, и звезды. Тем не менее этот балдахин был великолепно украшен. По всей его длине протянулись узоры из золота и серебра, замершие, словно нанесенные кистью неведомого художника. И пока Седревир смотрел на все это, ему стало казаться, что балдахин падает, что он медленно, дюйм за дюймом, приближается к земле. И казалось, ничего живое не могло сбежать от него, что всему, что окружало рыцаря, суждено быть раздавленным. И оно так искусно было вылеплено, словно большая черная крышка гроба. Теперь он отчетливо видел бриллианты, искусно вделанные в металл, лилии из жемчуга, асфодель из сверкающих топазов, гиацинты из фиолетового корунда — смотреть на них не мог. В глубине своего сердца Седревир заплакал. Бог, встревоженный развращенностью человека, обрушил небо, чтобы уничтожить свое творение. Тем не менее он тоже чтил красоту небес. Ни безжалостная вода, ни всепожирающее пламя не могли бы стать упокоением для рода человеческого, а вот черный воздух с цветами из драгоценностей… Да, Седревир заплакал, переполненный жалости к Творцу, любовью и надрывным страхом, и смирением. И поэтому он последовал за процессией в часовню и увидел, как они тушат свои свечи, и теперь они были озарены только падением медленных огней с неба.

Но там, где они положили шкуру льва, на земле вспыхнул огонь. Шкура полыхнула, и пламя разделилось. Словно из неё вышел олень с золотой отметиной на лбу. Мгновение он был совершенно отчетливо виден, а потом растаял во тьме, и огонь угас, словно его и вовсе не было.

Через часовню, среди молчаливых наблюдателей пронесся ветерок. Он был резким, но пока ещё слишком слабым — ветер всех ветров, собравшихся под крышкой неба. Когда ветер стих, могло показаться, что он зарылся в пыль, стоило ему только коснуться земли.

Взглянув через стены без крыши, Седревир увидел, что балдахин уже совсем близко, а в центре каждого из цветка драгоценных камней был глаз. И тогда рыцарь опустил голову. И обрушились небеса…

Не было ни тепло, ни холодно. Не было слышно никаких звуков, ничего не было видно. Ни одной мысли не осталось в голове рыцаря. Нечто поглотило весь мир, пожрав абсолютно все. А после темноты был свет. После смерти сна — новое пробуждение. И оказалось, что рыцарь Седревир, в доспехах, в одиночку, стоит на горном склоне. Где-то далеко внизу лежал бескрайний мир, и теперь его можно было рассмотреть во всех деталях — словно у ног рыцаря раскинулось бескрайнее море. А вокруг было небо — розовато-синее со стороны рассвета. Облака опускались все ниже, двигаясь неторопливо, словно лебеди утром на пруду. И небо тоже было полно золотых и серебряных цветов, как и рухнувшая крышка гроба. Но эти цветы напоминали больше узоры, вытканные на гобелене. И когда рыцарь распрямился, ему показалось, что они коснулись его лица и плеч. Они мягко касались его, не ломаясь и не падая.

А впереди ещё выше, среди скал был замок, который будто вырастал из горы, и казалось, он был из золота. А под ногами рыцаря была дорога, вымощенная лазуритами и сапфирами. На обочине дороги у подножия скал примостились деревья. И хоть ветви их были в цветах, на них висели плоды, которые сверкали, как маленькие зеркала, и источали аромат, подобного которому не было ни у одного плода и ни у одного цветка на Земле. Случайно или по замыслу, невозможно было прийти сюда, но вера и воля могли сделать невозможное.

Вот так Седревир вступил в Королевство Воздуха, и перед ним встал Замок Кости, ослепив рыцаря своей славой.

Тогда он подошел к воротам и протрубил в рог, издавший длинную, вибрирующую ноту, дверь в воротах открылась без единого звука. Перед рыцарем открылся двор замка. Он был вымощен мрамором, и башни поднимались одна над другой, как языки пламени, вершины которых было не разглядеть. В центре двора росла бурая ива, искривленный ствол которой искрился серебром. На её ветвях висели мечи, копья и щиты, раскрашенные в цвета многих десятков рыцарей, так что дерево это выглядело весьма своеобразно. Под ним рыцаря ожидала девица, одетая в мешковину. Её волосы были белыми как соль, а её глаза — мертвенно-бледными, зеленоватыми, как потертое стекло. Но она была прекрасна.

— Постой, рыцарь, ты должен оставить тут свое оружие и доспехи.

— Точно так же, как остальные? — заметил Седревир.

— Да. Но не все вернулись за ними — это правда. Но вы вошли в Королевство Воздуха и должны соблюдать его законы.

Седревир обнажил меч и снял щит с плеча, а потом отдал ей вместе со своим шлемом. И дева подняла все это железо, словно то и вовсе ничего не весило.

— Кто охраняет вас, госпожа? — спросил он тогда её. — Вы одна, и почему вы выдвигаете то суровое требование любому человеку, который приходит сюда?

— У меня есть защита, пусть и невидимая. Я — Моргаинор, и я сама охраняю это место и сокровища, которые вы ищете.

— Охраняете от таких, как я… — тихо добавил он низким голосом.

— Заходите в башню, самую высокую, и поднимайтесь вверх по лестнице.

При этих словах Седревир побледнел, и сердце его забилось очень сильно.

— А нет другого способа?

— Это можно будет сделать лишь подобным образом.

И вот, оставив деву, которая назвалась Моргаинор, рыцарь пересек двор и подошел к двери самой высокой башни, которая открылась при его приближении. За дверью он увидел лестницу, уходящую в небеса. Она была из полированного черного дерева, инкрустированного слоновой костью. И еще внутри башни в воздухе тоже висели цветы из золота и серебра, и они задевали его лицо и плечи, когда он начал подниматься на башню. Двигался он с лихорадочной легкостью. Слезы стояли в его глазах…

Теперь, когда он начал подниматься по лестнице из черного дерева и слоновой кости, та словно сама начала помогать рыцарю идти, а под ноги ему падали цветки, которые он видел и чувствовал, и воздух стал гуще, словно от чьего-то невидимого присутствия. Иногда чьи-то прикосновения щекотали его, словно его касались то ли невидимые драпировки, то ли крылья. И ещё, там, где лестница поворачивала, звучали голоса, мягкие и мелодичные, говорившие на языке, который раньше он никогда не слышал.

Наконец, он снова увидел свет небес. Но, когда лестница закончилась, перед рыцарем оказался палисад в три человеческих роста, сложенный из человеческих костей. И лучи света били сквозь него и из дыр безглазых черепов, которые были слишком белыми, словно вылепленными из алебастра. Но они были из кости, самые что ни на есть настоящие.

Эта дверь не открылась для Седревира. Он прошелся перед ней, в лучах просачивающегося снаружи тусклого света.

Тогда шевельнулась тень у двери. Там оказалась сутулая, полная женщина, одетая в мешковину. Её светлые волосы слиплись, и лицо её выглядело очень некрасивым, хотя её взгляд был точно такой же, как у девы во дворе.

— Вы должны сделать мне подарок, — сказала она. — Или я не смогу открыть вам дорогу.

— И что я могу вам дать? У меня ничего нет.

— Дайте мне черную ракушку и кроваво-красную колючку, — попросила она.

Он оставался верен себе и своим обетам и в замке под озером, и в замке Земли и Огня. Ракушка и колючка — все, что у него оставалось в память об этом. Вытащив из-за пояса свои трофеи, он положил их на ладонь уродливой женщины.

При этом она улыбнулась, покачала головой и закрыла ладонь рукой.

— Я — Моргаинор, — повторила она. — Помните? Мы встречались раньше.

— Вы — Моргаинор, и я отдал вам все, что вы просили.

— Твое сердце без пятнышка и без каких-то изъянов, — объявила она. — Неужели эти вещи ничего для вас не значат? Вы ведь отдаете их с такой легкостью?

— Это всего лишь ракушка и колючка, — ответил он.

— Тогда, рыцарь, я дам тебе одну вещь в обмен, а потом открою Врата Кости. — И она протянула рыцарю руку. На ладони у неё лежала золотая игла. И как только он забрал иглу, дверь в центре распахнулась — достаточно широко для того, чтобы рыцарь мог пройти. Когда же дверь распахнулась, рыцарь буквально ослеп от яркого солнечного света.

Воздух тут был прозрачным, как шелк, душистым и холодным. Эта было самое высокое место в башне. Практически её крыша. Столь высокое место, что замок отсюда терялся в одеяле облаков. Мостовая протянулась в обе стороны — округлое пространство без стен. В центре площадки был круг из белых камней, каждый выдавался из пола, доходя до пояса человека. Солнечные лучи сверкали на камнях мостовой, и башня казалось золотой — все вокруг тонуло в блестящей дымке.

А потом среди этого блеска стали формироваться фигуры… Сначала Седревир просто стоял неподвижно, а затем опустился на колени. Хотя полностью рассмотреть их не смог, ему все же показалось, что они больше всего напоминали ангелов, блестящих, одетых в мантии из парчи, с большими крыльями. И у каждого над головой сверкал нимб. И эти странные эфирные существа буквально парили над землей. Но ни одно из них не вошло в круг камней.

Страшно устав, Седревир встал на колени и молился, потому что ему тяжело было взирать на слепящее солнце и ангельские существа. Когда он молился, каждый крошечный грех, каждая слабина, которую он давал в жизни, всплывало в его памяти, и ему становилось стыдно. Он начал верить, что, как и другие, чье оружие и доспехи остались на дереве ивы, он тоже высохнет в этой ванне света и умрет. Недостаток его как человека, так и священника-воина, был в том, что он не мог вынести несравненную красоту, которая его окружала.

Потом он услышал звон колоколов и, вздрогнув, поднял голову. В небе на востоке ему открылось видение. По воздуху плыл сверкающий корабль. У него был поставлен парус, который сиял, словно алая бронза, и на носу корабля был вырезан орел. Группа рыцарей гребла позолоченными веслами, гоня судно через эфир. А молодые девушки стояли на корме, звонили в колокола и жалобно пели.

Все ниже и ниже спускался корабль. Вот он проскользнул над кругом камней и опустился на край башни. Когда судно приземлилось, рыцари подняли весла. Один из них, одетый в белое, спустился с палубы. С ним была старуха-калека, одетая в мешковину с капюшоном, который закрывал лицо. Они подошли, и в то время как Белый рыцарь отошел в сторону, старуха шагнула к Седревиру.

— Я — Моргаинор. Мы встречаемся в третий раз. Теперь отдай мне золотую иглу, и тогда я открою тебе одну важную тайну.

Седревир поднялся с колен. Он посмотрел на Белого рыцаря, чье лицо было прекрасно, как восход солнца. Седревир посмотрел на ведьму, которая выглядела безобразно, несмотря на её лазурно-зеленые глаза.

— Госпожа, перед тем как я попал сюда, вы предупредили меня, что я слишком легко отдал вам раковину и колючку. Может, мне не стоит с такой же легкостью отдавать вам иглу?

— Вы должны. А так как вы должны, вы так и сделаете.

— Думаю, что сначала я должен разгадать загадку, — объявил Седревир. А потом, опустив взгляд, продолжил: — Раковина была символом Грааля, а символ шипа — Терновый Венец. Игла — копье Боли. Я недостоин видений, которые были посланы мне и, случайно, тем не менее, в соответствии с замыслом Бога, являются ключом к этим святыням. Я пока подержу у себя эту иглу, и не оставлю её, пока не увижу копья. Или я приму смерть на копье рыцаря более достойного, чем я, вроде воина, который стоит рядом с вами.

И тогда старуха снова заговорила:

— Седревир, вы не должны строить предположения. Если Бог выбрал вас, как вы смеете судить? Что все ваши знания в сравнении с Его знанием? Загляните в свое сердце, но он видит много больше — видит вашу душу. Он видит, что бы вы там ни говорили, что бы вы не говорили и не потеряли. Разве все ваши ощущения имеют значение? Разве Христос не обещал Небеса убогому вору?

Глубоко вздохнув Седревир, ответил ей:

— Я нахожусь в руках Божьих.

И с этими словами рыцарь протянул иглу старухе. Та забрала иглу и распорядилась:

— Ступайте на корабль. Это и есть тайна, и последнее испытание. Больше говорить не о чем.

Седревир направился к летающему кораблю, и Белый рыцарь в какой-то момент присоединился к нему, пошел рядом.

— На борту корабля проклятая, но вы сможете освободить её, — голос рыцаря звучал издалека, словно отдаленная музыка.

— Что за проклятие такое? — поинтересовался Седревир невыразительным голосом — сердце его болело, потому что слова карги Моргаинор вызывали сомнения. Но он был усталым. Его рвение разом иссякло.

— Вы увидите саму природу проклятий. Разрушить его само по себе не так уж сложно. Оно лежит на борту этого корабля… Воспользуйтесь случаем, поцелуйте её в губы. Все должно закончится хорошо.

— Но я не смогу этого сделать, — мрачным голосом ответил Седревир. — Любое близкое общение с женщинами запрещено мне.

Они уже достигли корабля. Нос его был высоко задран, и лучи солнца били сквозь парус. На корме опустив головы, стояли девушки. Они сложили руки на груди. Рыцари не двигались. Лестница-трап вела на среднюю палубу судна, и Седревир прошел по нему и ступил на корабль. Посреди палубы стояли носилки, укрытые балдахином из синего шелка.

— Здесь, я бессилен, ничего не смогу сделать, — сообщил Седревир Белому рыцарю.

— Но… Хотя бы взгляните на неё. Может, вы все-таки решите это сделать.

Под пристальным взглядом рыцаря Седревир подошел к носилкам и приподнял край балдахина. А потом он отпрянул, не в силах сдержать стон сильнейшего омерзения. И все же, не веря самому себе, он смотрел и не смог отвести взгляд в сторону.

На носилках лежало странное, бесформенное существо. Если это и была женщина, то страшнее её явно не существовало в мире, кроме того, она отчасти была рептилией. Её тело вздымалось волнами плоти, бесформенными под шелковыми одеждами. Руки напоминали цепкие руки ящерицы, покрытые узором тусклых металлических чешуек. А ниже талии это была и вовсе змея, покрытая отвратительной слизью. И вокруг всего этого создания скользили волосы, больше напоминающие откормленных червей, — змеи-волосы, как у Медузы Горгоны. Голова-грудь с лицом старухи, древней, как мумия, вся была покрыта трещинами, гофрированная, беззубая и безгубая. Однако у неё было четыре длинных клыка, как у змеи, но сломанные и бесцветные. Отвратительная вонь исходила от чудовища. Этот запах смог бы поднять мертвого из могилы. И, наконец, Седревир с трудом смог отвести взгляд от него, и только тогда создание заговорило:

— Вы ранены от одного моего вида, — произнесла она. — А я существую в этом облике.

И это был голос потерянного ребенка, которому, казалось, вырвали сердце.

— Это не вызывает сомнения, госпожа, — ответил он.

— Но вы… вы одним поцелуем сможете освободить меня. И сколько будет длиться этот краткий поцелуй? Сколько без него продлится моя жизнь?

Затем Седревир снова уставился на чудовище. Его желудок подкатил к горлу, но теперь он увидел её глаза. Они казались бесцветными и слепыми, но взгляд их был полон слез и отчаяния. Сто веков ужасного страдания. Возможно, больше ста, но он должен принести искупление за эти страдания. Ведь в его поцелуе не будет ни вожделения, ни желания, а только спасение от ужасной смерти, и не было в этом никакого греха.

Так, Седревир, широко раскрыв глаза, уставившись на неё, склонился в облако вони и мерцающие тени. Он подсунул руку под голову чудовища, утопил руку в гуще волос-червей, а потом прикоснулся к лицу чудовища, прижал свои губы к её змеиному рту и поцеловал, вложив в этот поцелуй всю свою любовь и желание, которое раньше не даровал ни одной женщине. Ощущение было такое, словно он хватился за молнию или очертя голову бросился в море. А потом рыцарь еще шире открыл глаза, потому что увидел, что в руках у него девица, которая так прекрасна, что даже красота Замка Воздуха не могла затмить её. Волосы, струящиеся по его рукам, теперь больше напоминали нити дикого льна, сверкающие на солнце, её глаза стали омутами морской бирюзы, её губы — алым цветком, а кожа чистая, белая… И несмотря на всю свою воздушность, она была человеком. Но дамой столь совершенной… И вот её нежные пальцы коснулись его лба, словно лепестки. Рыцарь ощутил её дыхание, больше напоминающее свежий майский ветерок.

— Поцелуй меня ещё раз, — попросила она.

И в этот миг рыцарь не смог остаться самим собой, и поцеловал её, окунувшись в её красоту с неутолимой жаждой.

— Я тоже Моргаинор, — услышал он её шёпот. — Вот теперь вы отдали мне все…

И не было никакого грома и грохота камней, но свет неожиданно потух. Все пропало. Башня, небо, красавица, рыцари и девы, и корабль. Моргаинор растворилась, выскользнула из рук рыцаря — утекла, как вода. И Седревир остался во тьме. Сердце его было переполнено болью. Но ненадолго. Вот вспыхнула новая лампа. Словно солнце взошло в небо после шторма. Седревир замер, переполненный отчаяньем, почти с удовольствием готовый понести наказание за содеянное.

Далее через облака дыма Седревир увидел нечто похожее на золото, потом на серебро, а дальше — малиновый рубин, и потом настала очередь чего-то зеленого. Отбросив в сторону якоря, судно скользнуло куда-то вверх. Рыцарь видел предметы его поисков, висящие в темноте: копье, терновый венец и Грааль. И Седревир, словно в агонии, закрыл лицо и громко зарыдал, потому что только теперь понял, что ему никогда не достичь цели, которую поставил перед собой, — он никогда не добудет ни один из артефактов, за которыми охотился. И пока эти мысли клубились в голове рыцаря, налетел горький, жгучий ветер. А потом снова стало темно. И из тьмы, из-за правого плеча Седревира раздался голос. Рыцарь слышал его однажды, когда перед ними вставало видение в ночь Летнего равноденствия.

— Седревир, разве ты не был предупрежден, разве ты не слышал? Именно твои сомнения не дадут тебе получить положенный приз.

— Господи, это мой грех, — пробормотал рыцарь.

— Кто ты такой, чтобы, стоя перед Богом, судить себя или свои грехи? Ступай. Ты потерял возможность завершить свои поиски не в тот миг, когда обнял деву во второй раз, а в тот миг, когда мысленно обвинил себя в падении и проклял себя.

— Павший и проклятый. Мои обеты были нарушены.

— А кто ты такой, чтобы утверждать, что раньше ты никогда не грешил? Разве ты не простой человек? Или, быть может, ты считаешь себя богом, который безгрешен?

— Я человек. Грешник, отвернувшийся от благодати.

— Но ты был совершенным лишь в собственных глазах, рыцарь, и сам лишил себя этой благодати. И не твое дело, как Бог взирает на тебя, — как на непорочного или грешного. Но, будь уверен, даже Король всего Сущего не сможет вручить тебе то, что ты принципиально отказываешься брать. Иди, рыцарь. Ступай назад, на землю. Поверь, тебе простили твой грех, ибо только безгрешный человек может сказать: «Прости меня за грехи и защити меня от них». Но ты слишком гордый. Зря ты говоришь, что твое сердце ближе к Богу. И ты сам говоришь: «Я не могу себя простить. Я не прошу».

После этого голос умолк, наступили тусклые сумерки, и Седревир, спотыкаясь, начал спускаться по лестнице из черного дерева и слоновой кости, и вскоре наступила тьма, но она была не такой уж темной. Потому как это была всего лишь ночь, сомкнувшая над миром свои крыла…

Ветви ивы каскадом спускались к земле, и где-то на её ветвях висели оружие и доспехи, которые он оставил, входя в замок. Рядом никого не было, лишь серебристая змея, тело которой трижды обернулась вокруг ствола ивы. При приближении рыцаря змея зашипела. И тогда шлем, щит и меч Седревира сами упали на мраморные плиты. Рыцарь подошел и забрал свои вещи, а потом, сгорбившись под тяжестью обрушившегося на него, он вышел из замка и начал спускаться с горы.

Седревир шел день и ночь, почти не сознавая, что он делает, и в конце концов он заблудился, какое-то время блуждал. Люди нашли его в одной из долин. Они привели ему коня — его скакуна, худого и грустного. До этого тот оседланным в одиночестве бродил по долине. В лесу, куда потом попал рыцарь, не было никаких следов дикого оленя. Только теперь туда, где раньше раскинулись и цвели сады, пришла зима.

Седревир ехал на юг, по снегу, который покрыл землю белым плащом. Но еще несколько дней, повернув голову, он мог видеть снежные вершины, сияющие в небе, словно маленькие кусочки зимней Луны. За все это время одинокий странник не видел ничего интересного, с ним не случилось никаких необычных приключений. Седревир возвращался, осознавая, что его поиски провалились. И это, пожалуй, было даже хуже, чем просто смерть. А ведь он знал, что на той иве висели доспехи и оружие тех, кто прошел испытание и не был отвергнут. Но ведь ангел сказал, что он был отвергнут навсегда…

— СКАЖИ МНЕ ТОГДА, откуда знаешь так много об этом путешествии, о горе и потере этого рыцаря?

— Откуда я знаю? Я тоже искал Грааль, но давным-давно. Я тоже боролся, но потерпел неудачу. Я тоже слышал эти ужасные слова — не сердцем и разумом, а в глубине души. Бог не тот, кто жесток. Но всем нам пойдет на пользу Меа culpa. Меа maxima culpa^[13]. И быть может, получив его, мы потеряем себя.