Фрагмент 17

31

Рубеж мая и июня в районе будущего областного центра Воронеж — уже полноценное лето. С жаркими днями, очень рано всходящим и поздно заходящим солнцем. И тёплыми летними дождями, как зарядивший с утречка.

— Где ж ты вчера был? — ворчал на дождь Фофан.

Именно он придумал ещё один «сюрприз» для ордынцев, которым, к сожалению, вчера не удалось воспользоваться. Чуть присыпанный землёй высоковольтный провод, подача напряжения на который обеспечила бы поражение атакующих так называемым шаговым напряжением электрического тока. Но в просохшей до пыли земле «оружие на новых физических принципах» не сработало. Ещё не всё потеряно, должно сработать сегодня, когда земля чуть намокнет. Если монголы снова пойдут на штурм.

А они что-то не очень-то и рвутся, хотя после завтрака у самого края лагеря и начали стягиваться в кучу с полтысячи закованных в латы всадников. Главная ударная сила монгольского войска, тяжёлая конница, в которой доспехами прикрыты не только седоки, но и кони. Этакий степняцкий вариант европейских рыцарей, удар которых очень тяжело остановить. Самое же неприятное, что таким уже почти не причинят ущерба лёгкие поражающие элементы осколочных гранатомётных выстрелов.

На восходе солнца на юге, километрах в пятнадцати от Серой крепости в небо поднялся столб чёрного дыма. Рановато для степных пожаров, поскольку трава молодая, не успела выгореть под жарким солнцем. Скорее всего, кто-то кому-то подаёт сигнал. И это, судя по отправившемуся из монгольского лагеря отряду лёгкой конницы, обеспокоило монголов. Обеспокоило, но, кажется, вовсе не отменило их планов на сегодня.

Утренний дождик закончился, и теперь на траве, кое-где ещё уцелевшей под копытами лошадей и ногами людей, в свете солнца искрились тысячи мелких капелек. Пройдёт буквально полчаса, и они испарятся в лучах светила.

— Ну, что? У тебя всё готово? — спросил «воеводу» Минкин.

Серый выглядел вымотавшимся — глаза красные от недосыпа, под ними чёрные мешки — но тоже пребывал в несколько оживлённом состоянии.

— Готово.

— Мне кажется, уже пора начинать.

— Мне тоже так кажется.

— Тогда действуй, товарищ капитан!

Не прошло и десяти минут с того момента, как Беспалых скатился вниз из надвратного блокгауза, как хлопнул первый миномётный выстрел. И с разрывом мины где-то в районе ярких шатров командного состава монгольского войска Серая крепость загрохотала пулемётным и гранатомётным огнём.

Латной коннице не помогли её доспехи, легко пробиваемые пулемётными пулями на километровой дистанции. ВОГи, пускаемые веером по огромной площадной цели, поджигали палатки о разили поражающими элементами не успевших изготовиться к бою, а потому бестолково мечущихся монгольских воинов. 120-миллиметровые мины поднимали огненные фонтаны, смешанные с землёй. Какая-то минута не самого интенсивного обстрела, и стан противника обуяла паника. Свою лепту в которую внесли ещё и выехавшие из крепостных ворот обе БМД, ускоряясь, рванувшие в сторону монгольского лагеря.

Контратака осаждённых стала полной неожиданностью для ордынцев, потрясённых миномётным и гранатомётным обстрелом. И бегство из лагеря, начавшееся после первых же взрывов, приобрело неуправляемый, панический характер. Этому, видимо, способствовало и поражение минами места, где стояли самые богатые шатры. Похоже, командование корпуса либо не успело отдать необходимые приказы, либо было не в состоянии это сделать.

Хотя мины и гранатомётные выстрелы уже прекратили рваться, но приближение «плюющихся огнём порождений Эрлэга» вовсе не способствовало восстановлению дисциплины. И вслед за первыми паникёрами драпали уже буквально все, способные сесть верхом.

А с запада, обойдя овраг с безымянным ручейком, навстречу драпающим ордынцам неслась половецкая конная лава. Хан Котян выполнил обещание, данное обитателям Серой крепости, и очень громко «хлопнул дверью» перед тем, как увести свой народ в венгерские придунайские степи…

— Каир-хан, решивший напасть на вас, последний глупец! — когда всё закончилось, сделал вывод Котян, вместе с Сарыбашем подъехавший к Серой крепости.

Такое впечатление на него произвело поле, усеянное телами ордынцев, и особенно — вал из трупов, высящийся перед её стенами. Но ещё больше его поразила уступчивость союзников, объявивших, что половцы могут забрать столько трофеев, сколько увезут. При единственном условии: если они помогут собрать и похоронить всех убитых ордынцев.

Просьба степняков, конечно, очень озадачила: инструментов для земляных работ войско, отправившееся в поход, не брало. Выручили тракторы: бульдозер ножом-отвалом, а экскаватор ковшом рыли траншеи для захоронения куда быстрее любых землекопов. А особой брезгливостью средневековые кочевники, сдирающие с уже смердящих трупов более или менее ценные доспехи и оружие, не отличаются. Тем более, после похода на Русь в кошелях монголов и вьюках их лошадей можно найти немало ценного.

За пять дней, которые половцы стояли под Серой крепостью, в лагере, разбитом их непримиримыми врагами, обогатились они неимоверно. Минкин надеялся, что часть добычи союзники всё же бросят. Напрасно надеялся! Коней в качестве трофеев им досталось много, и они вьючили их буквально всем, чем удалось разжиться.

— Вот же саранча, — посмеивался над ними Андрон.

Посмеивался, но, в целом, был очень доволен сделкой. Просто представляя, на какой бы срок затянулась уборка трупов силами только обитателей Серой крепости. Тем более, никто не запрещал людям Коловрата тоже заниматься мародёркой и тащить всё приглянувшееся с «мёртвого поля».

В общем-то, половцев можно понять: они уходят в чужие земли, и чем больше с собой привезут «богатств», тем доброжелательнее их там встретят. Это нищие беженцы никому не нужны, а великому воину, разгромившему страшных монголов, да ещё и добывшему несметную добычу, в дальних краях будут рады. Именно поэтому Минкин и не возражал даже против того, что победу над корпусом Орду-Ичена Котян приписал именно себе и своим воинам. Чем бы средневековое дитя степей ни тешилось после действительно серьёзной победы… Особенно — с учётом того, что Батый непременно будет мстить за смерть старшего брата и ещё троих Чингизидов. Вот и пусть мстит ему, а не жителям Серой крепости. Тем более, уже не разобраться, от чего именно погибли эти ханы — от пуль, осколков миномётных мин или половецких клинков.

И Котян, и Сарыбаш, с которым «отцы города» договаривались во время поездки Минкина в Курск, конечно, поглядывали с жадностью и на железные ворота крепости, и на полукруглые оцинкованные ангары. Не говоря уже о жадном блеске глаз простых воинов. Но благоразумие взяло верх: эти «странные русские» смогли перемолоть такое количество «САМИХ монголов», а значит, связываться с ними очень опасно. Да и нельзя проглотить кусок, который не влезет в рот. Не надумай хан уходить в венгерские земли из-за монгольской угрозы, может, и попытался бы «раскулачить» союзников на столь ценное в эти времена железо. Вот только силёнок не хватит, чтобы увезти его с собой. Так что пусть за возможность обладания им льют кровь монголы.

Серая крепость — владения Курского князя. А он сам — вассал Великого Князя Черниговского, который совсем недавно сел ещё и на киевский престол. А значит, может и не просто «обидеться» на то, что Котян разорил её, но и создать сложности при переправе через Днепр чуть ниже порогов, на Протолчем броде. И ведь не свалишь вину за разорение Серой слободы на монголов: курские пограничники из крепости Оскол уже тут как тут, не только слободу, целую и невредимую, видели, но и их сотник Полкан успел встретиться и с мурзой Сарыбашем, и с самим ханом.

Одним словом, пусть себе эта странная крепость стоит вместе со всем её железом. Тканей, мехов, серебра, золота и дорогих каменьев, захваченных в шатрах и юртах монгольских ханов и темников, Котяну вполне достаточно, чтобы не стать «бедным родственником» при дворе венгерского короля Белы.


32

— Удивили вы меня, — покачал головой явившийся в Серую крепость Полкан. — Хоть и знал о вашей с половцами задумке, но не надеялся, что выстоите вы до подхода Котяна. Да и боятся половцы татар, до икоты боятся. Вот и не чаял, что снова увижу вас живыми. Только зачем вы всё Котяну отдали? Это ж такая богатая добыча, что и князь Юрий Святославич, получив долю с неё, сменил бы гнев на вас на милость.

— Жадность губит.

Слово «фраер» пограничнику тринадцатого века незнакомо, потому Минкин и не стал вставлять его в поговорку. А потом и более подробно разъяснил, чего он добился, отдав союзникам не только добычу, но и славу победителей.

— Хитёр! — повторил жест пограничник.

— Даже хитрее, чем ты думаешь, — засмеялся Андрон. — Ради мести Котяну теперь Батыю придётся преследовать его до самой Угорщины. А потому, может быть, и часть русских земель останется нетронутой. Просто потому, что сил у татар на их покорение не хватит: по нашим подсчётам, тут ведь почти тридцать тысяч ворогов полегло. Столько, сколько на Калку пятнадцать годов назад приходило.

— Только на какие именно земли их сил не хватит?

— Не знаю, Полкан. Не знаю. Думали мы про то, и получается у нас, что Переяслав они всяко погромят, чтобы из него им в спину не ударили. И по Киевским Землям прокатятся, поскольку иной дороги им в Угорщину нет. Может, Галицкие затронут. А вот про Курские и Черниговские — не знаю.

— Опять за своё! — нахмурился сотник. — Михаил Всеволодович даже говорить не велит про то, что татары на его владения могут посягнуть. Да и теперь он Великий Князь не только Черниговский, но и Киевский. И в Галиче его сын Ростислав сидит.

— Недолго ему в Галиче и Киеве сидеть, — пробухтел Беспалых.

— Это почему ещё?

— Неймётся ведь Михаилу Всеволодовичу. Собирается он нынче в поход на литву. А в результате и Галич, и Киевский стол потеряет.

— Да откуда тебе то ведомо? — возмутился пограничник.

— Знаешь ты, откуда, — хмыкнул Андрон. — И ежели б Михаил Всеволодович да Юрий Святославич слушали, что мы им говорим, многое бы пошло иначе. Нельзя верить татарским послам! Для татар все остальные, кроме них самих, не люди, и данное этим «не людям» слово можно нарушать, когда такое потребуется.

Полкан принялся недовольно жевать губы, но что-либо возражать не решился.

— И кому ж тогда те Галич и Киев достанутся?

— Вестимо, кому! Даниилу Романовичу.

— Ну, тогда не жалко, ежели его владения разорят!

— А мне жалко, Полкан! Мне всех русских людей жалко. И тех, кого татары убивают и неволят, и тех, которые в усобицах гибнут вместо того, чтобы с общим врагом сражаться. Вот что тебе лично с того, кто Галичем и Киевом владеть будет? И подумай, что будет с того, ежели Михаил Всеволодович купно с Даниилом Романовичем против татарского разорения русских земель рати выставят. Поодиночке их татары непременно разобьют на радость ляхам и литве. А собрались бы они вместе, может, и отстояли би свои владения, и не получилось бы так, чтобы их опустошённые земли со временем те литва и ляхи под себя подмяли, как в нашем прошлом было. И не было бы каждые два-три года татарских набегов в течение двух сотен лет, — завёлся капитан.

— В общем, ты, наместник, как хочешь, а я князю отпишу, чьими стараниями татарское войско тут, под Серой крепостью, полегло. Может, хоть чуточку после этого сердце Юрия Святославича смягчится, гнев его на тебя утихнет, — закончил разговор пограничник.

— Только про наши переговоры с Сарыбашем промолчи, — вздохнул Андрон. — Мол, собрался Котян оборонять свои кочевья, а видя то, чем обернулось дело, воспользовался моментом и устроил татарам полный разгром. Сам же говорил, что ни к чему злить князя нашими переговорами с половцами за его спиной. И не забудь помянуть, что, напав на нас, татары нарушили слово, данное их послами Михаилу Всеволодовичу — не зорить его владения.

Ушли обременённые добычей половцы, уехал в Оскол Полкан. Пришло время подводить итоги героического сражения. Без малейшей натяжки героического, даже несмотря на разницу в вооружениях. Ведь ордынцы, не случись у них истерики после гибели группы военачальников, вполне могли бы «задавить массой», помноженной на организованность и дисциплину. А из-за того, что у кого-то не выдержали нервы, атаковали, по сути, неорганизованной толпой.

Очень невесёлыми получились итоги. И дело даже не в потерях, удивительно малочисленных для сражения такого масштаба, но чувствительных при незначительной численности населения слободы. Слишком уж мало осталось боеприпасов. Для орудий «Гром» боевых машин пехоты — буквально по паре выстрелов на ствол. Для миномётов — чуть меньше полусотни мин. Пулемётных патронов — около двух тысяч. Автоматных — всего на три тысячи больше. Патронов к пистолетам и пистолетам-пулемётам — около четырёх тысяч. Выстрелов к гранатомётам всего на пять лент.

— В общем, братцы, ситуация следующая: если что-нибудь не придумать, ещё один монгольский штурм нам уже не отбить!

— Да чего вы на меня уставились⁈ — психанул Лесников. — Как будто от меня одного зависит то, чем мы обороняться будем…

— А от кого ещё?

— От всех, здесь присутствующих. Но сразу предупреждаю: возможностей у нас очень мало.

— Что, даже обычный чёрный порох получить не сумеем? — удивился Юрец.

— Из чего? — фыркнул Вовка. — Ты хоть знаешь, из чего его делать?

— Ну-у-у…

— Баранки гну! Селитра, уголь и сера. Уголь — самое простое, но даже в его получении есть хитрости: для лучшего эффекта нужен ивовый. Берёза, орех и прочее — дают худший эффект. С селитрой, которой для пороха нужно больше всего, можно повозиться, но там тоже куча хитростей. А вот с серой — вообще полная жопа! Либо у византийцев закупать по диким ценам, либо у татар: есть на Жигулях гора, где имеются выходы самородной серы.

— Где мы, а где Жигули, — вздохнул Андрон.

— Вот именно! Есть, конечно, вариант сделать дымный порох без серы. Хуже «обычного» будет, но стрелять из него можно. Только не из нашего оружия. Весь вопрос — чем стрелять? Камнями? Свинец тоже покупать придётся. Или какими-нибудь обрубками дерьмового местного железа, но это хуже, чем свинцом: летит оно после выстрела хуже.

— А бездымный порох никак не получить? — вздохнул Беспалых.

— Из чего? Думаешь, я технологию его производства не смотрел? Нужны азотная и серная кислоты, которыми придётся обрабатывать целлюлозу. Целлюлоза, напомню, это вещество такое, в большом количестве содержащееся в хлопке. С которым у нас та же самая часть тела, что и с серой. Ну, есть возможность без очень уж большого геморроя получить целлюлозу из стеблей конопли и крапивы. А вот с кислотами… Если азотную при наличии у нас электричества, пожив бурной половой жизнью, ещё можно добыть, то для серной нужна всё та же самая сера. И это — не считая такой «мелочи», как нестабильность и взрывоопасность всех «простых», получаемых «на коленке» нитропорохов. То же самое касается взрывчатки, даже простейшей.

— Ситуация тупиковая… — покачал головой Минкин.

— Хотя, я бы не сказал, что полностью уж безнадёжная, — чуть остыл после возникшей паузы Фофан. — По крайней мере, чёрный порох для стрельбы из миномётов и снаряжения самих мин мы должны успеть получить. Это, конечно, не тротил (или что там в минах используется?), но на безптичье — и жопа соловей.

— А сами мины где брать?

— Отолью, — заверил Борода. — Если Серый даст мне одну, учебную, в качестве модели.

Беспалых, который после «смены имиджа» никак не мог привыкнуть к изменившийся дикции, кивнул.

— Выдам.

— Кстати, по поводу «отолью». Придётся тебе, Андрон, издавать грозный приказ о том, чтобы народ не разбазаривал такой ценный продукт жизнедеятельности, как моча. Теперь мочиться надо будет только в какую-нибудь тару, а коровьи и лошадиные какашки собирать.

— Это ещё для чего? — удивился «наместник».

— На хлеб, блин, мазать! — снова психанул Вовка. — Селитру из чего ты собрался получать? Из него, родимого, из дерьмеца, разбавленного мочёй. И не кривись: нету у нас иного сырья для получения селитры!

Загрузка...