Знак любви

6

Лили повернулась и бросилась вверх по ступенькам, в свою спальню. Дверь почти захлопнулась за ней, но Витторио успел подставить ногу.

— Я велела вам убираться!

— Расскажите мне об этом. Я должен знать, что произошло! — Он толкнул ее в комнату, на кровать.

— Рассказать о чем? — всхлипывая, переспросила она, пытаясь прикрыть свою обнаженную грудь лохмотьями, в которую превратилась блузка.

Витторио протянул руку и отбросил в сторону последние куски разорванной ткани. Его глаза сверкали непонятной ей злобой.

— Вы что, не верите мне? — с обидой в голосе выкрикнула Лили.

Его взгляд потеплел, он осторожно дотронулся до шрама и погладил его пальцами. Лили вздрогнула: ей всегда было не по себе, когда что-нибудь прикасалось к этому багровому рубцу. Хотя он перестал болеть, рефлекс закрепился у нее в сознании.

— Не трогайте, — тихо произнесла она.

— Так что с вами случилось? — мягко спросил он, продолжая поглаживать ее талию. — Пожалуйста, расскажите мне все.

Она опустила глаза.

— Аппендицит, его прорвало… Начался перитонит, а врач… врач не распознал… Еле успели сделать операцию…

— О Боже, — судорожно выдохнул Витторио. Он привлек Лили к себе, обнял и зарылся лицом в ее шелковистые волосы.

— Какого черты ты мне ничего не сказала?

— С какой стати я должна была вам говорить об этом? — с горечью прошептала она, тихо всхлипывая у него на плече, словно вновь испытывая пережитое. Страшная боль, переполох в больнице, срочная операция, чтобы спасти ей жизнь, а потом, когда она выкарабкалась, — известие о смерти отца.

— Но ты физически не могла приехать на похороны, а я изводил тебя своими попреками…

— Вы не знали…

— Это я виноват — не дал тебе возможности все объяснить. — Он приподнялся и обхватил ладонями ее лицо. — Прости меня, Лили, я очень, очень виноват. — Он поцеловал ее с такой нежностью, что у Лили закружилась голова. Ее слезы, негодование, ожесточенность вдруг растворились в сладостной неге. Она запустила пальцы ему в волосы, ее губы приоткрылись, а сердце почти замерло от ожидания чего-то бесконечно хорошего. Почти. Потому что где-то в глубине сознания Лили все же таилось какое-то напряжение, которое не покидало ее, когда она оказывалась рядом с Витторио Росси.

Тяжело дыша, Лили наконец оторвалась от него. Она почувствовала, как напряжено его тело.

— Наказание мне за прошлую ночь? — страстно произнес он, обдавая ее жарким дыханием.

— Нет, — сказала она, — стараясь отодвинуться подальше. — Но все это не то. Вы не тот. Вы хотите меня совсем не потому, что любите…

Витторио обхватил ее и резким движением повалил на кровать, прижав руки Лили к покрывалу. Глаза его гневно сверкали.

— А почему, черт возьми? Почему, по-твоему, я хочу тебя?!!

— Как вы смеете со мной так разговаривать! — столь же раздраженно крикнула Лили. — Сначала вы выламываете мне руки, а потом хотите, чтобы я занялась с вами любовью! Зачем? Чтобы таким образом принести свои извинения за то, что плохо обо мне думали? Или потому, что пожалели меня из-за этого шрама? А может, потому, что я похожа на вашу жену? Или вы хотите того, что было у моего отца и его подруги? Но меня зовут не Эмилия, а вас не Хьюго, и…

Витторио не дал ей договорить.

— Я не собираюсь извиняться, — ответил он, задыхаясь от бешенства, — и не испытываю к тебе жалости. Ты думаешь, что знаешь теперь все, и очень сильно ошибаешься. Поэтому-то мы с тобой и ссоримся.

Он с жадностью приник к ее губам; в его поцелуе было нечто большее, чем страсть, чем влечение. Лили почувствовала, что гибнет; в глазах ее все закружилось, и она поняла, почему он мучил ее, а она его. В их отношениях существовала напряженность — они говорили друг другу жестокие слова, стремились причинить боль, — то была напряженность желания.

— Теперь ты поняла? — с обидой сказал Витторио, наконец оторвавшись от нее. — Я так тебя хочу, что не отдаю себе отчет в своих словах и действиях…

— А могли бы и отдавать, — парировала, задыхаясь, Лили, продолжая держать оборону. — Это называется самообладанием…

И тут же Лили с ужасом поняла, что и она не может похвастаться этим качеством: Витторио снова наклонился к ней. Она начинала изнемогать: она и хотела его, и ненавидела, и вновь хотела еще больше. Лили уже не отталкивала его, не боролась со своим чувством, потому что было абсолютно безнадежно пытаться восстановить прежнюю границу между ними. Витторио уже не остановить, да и она сама этого не захочет. Лили вдруг поняла, что она по-настоящему влюблена, и всякое сопротивление теряет смысл.

Почувствовав это, Витторио склонился над ее шрамом. Он прижался к нему щекой, и ее напряженность и страх исчезли. Лили вдруг охватило ощущение свободы, и только что-то сжалось на мгновение у нее в груди; то погасла последняя искра сопротивления. Лили робко коснулась его плеч, ощутила сквозь рубашку жар его тела и вдруг испугалась, что ее ждет повторение вчерашнего. При этой мысли она снова напряглась и попыталась высвободиться.

— Нет, дорогая, — проговорил Витторио, жарко дыша. — Сегодня без шуток. Мое сердце не выдержит напряжения.

Он приподнялся, посмотрел на нее и одной рукой принялся осторожно стягивать ее шорты.

Лили почувствовала, как желание захлестывает ее. Встретившись взглядом с Витторио, она отвернулась — такая бешеная страсть горела в его глазах.

— Не бойся, — шептал он ей, но Лили не боялась. Уже нет. Путь к отступлению был закрыт, она решилась. Девушка нежно коснулась его черных шелковистых волос, осторожно провела рукой по коже. Витторио покрывал поцелуями ее шею, а она постанывала, изгибаясь всем телом навстречу его ласкам.

Он сбросил с себя одежду, и их обнаженные тела слились в объятиях. Охваченные лихорадкой любви, они узнавали друг друга и наслаждались ими.

Тело Витторио было великолепно: стройное, смуглое, мускулистое. Лили не удержалась от восхищения и застенчиво прошептала Витторио комплимент.

— Это мне положено говорить, что ты красива, — нежно сказал он.

— Тебе не нравится, что я так откровенна с тобой? — тихо спросила она.

На какую-то долю секунды между ними возникла неловкость.

— Я не привык… Я… — он замолчал, приникнув к ее губам, и Лили подумала, что он готов был заговорить о своей жене, но вовремя остановился. Кроме того, у него наверняка были женщины с тех пор, как она умерла: семь лет — большой срок; и кто-нибудь из них наверняка говорил Витторио, что он красив. А он действительно красив. Его кожа была эластичной и шелковистой, теплой и ароматной, а руки невероятно нежными. Каждая его ласка, каждое прикосновение помогало ей познать собственное тело; в забытьи Лили только повторяла его имя…

Он мягко опустился и коснулся губами сокровенного места на ее теле; не в силах больше переносить эту сладкую пытку, она повернулась к нему. Витторио улыбался, и его глаза светились нежностью. Она тоже улыбнулась, с любовью протянула руки и обняла его. Ей хотелось, чтобы ему было так же хорошо, как и ей, одарить его тем, чего не давала ему еще ни одна женщина: всей силой своей любви, которую она никогда не отдавала ни одному мужчине. Она вела себя совершенно естественно, но эти древние инстинкты таились где-то в глубине ее существа и лишь ждали своего часа и того человека, который сумеет разбудить их.

Лили оставила все сомнения и внутренние запреты. Мягко коснувшись ладонями его широкой груди, она заскользила пальцами ниже и ниже и уже гладила его упругий живот. По телу Витторио пробежала легкая дрожь, словно он боялся, что она причинит ему боль; Лили поцеловала его в губы, давая понять, что все в порядке.

— Лили! — вдруг вскрикнул он, вывернулся из-под нее, ловко перекинул ее на спину и привлек к себе ее бедра.

Он проник в ее тело моментально, и она была к этому готова: мягкая, теплая, уступчивая и бесстрашная. Она обхватила его шею и прижала к своей груди.

Она бьша как в тумане, наполненном терпкими, возбуждающими ароматами; Лили ощущала их, когда целовала шею Витторио, пробегала языком по его коже, касалась своими губами его раскрытого рта, смакуя его глубинную сладость. Охваченный восторгом страсти, он подставлял ее ласкам свое тело, и власть над ним возбуждала Лили еще больше и заставляла двигаться ее в одном ритме с ним, отвечать на каждое его движение.

И наконец они достигли того момента блаженства, которое вызвало у них одновременный вскрик счастья. Что-то внутри вдруг сжалось, а затем они ощутили чувство бесконечной свободы, которое потрясло их тела; горячие, мокрые, задыхающиеся, они теперь обессиленно лежали, крепко связанные друг с другом и телесно, и духовно. Разъединиться казалось им чем-то немыслимым.

Лили заставила себя повернуть голову, чтобы посмотреть, что испытывает Витторио. Он лежал рядом, закрыв глаза. Впервые она смогла подробно рассмотреть его длинные и густые ресницы, точеные черты его лица, мягкую линию рта. Напряженность совершенно оставила его. Она избавила Витторио от нее. Лили улыбнулась и приникла горячей щекой к его плечу. Лежа рядом с ним в эти минуты, она с нежностью прислушивалась к его ровному дыханию и наслаждалась теплом, исходящим от его тела. Она подумала, что он задремал, и ей хотелось, чтобы это продолжалось вечно: полное удовлетворение, счастливая дремота. Она любила его. По спине ее вдруг пробежали мурашки. Да, она беззаветно любила его, но… но кто сказал, что и он испытывает к ней то же чувство?

Лили стало не по себе, и чувство безграничного счастья вдруг оставило ее. Может быть, для него это просто очередной «роман»?! О, как она сейчас ненавидела само это слово!

Она вдруг стала стыдиться своей наготы — ведь Витторио может проснуться и увидеть ее обнаженной… Лили до боли закусила губу. Обнаженной… Почему ее вдруг охватило такое смущение — ведь теперь он знал каждый дюйм ее тела! Или теперь она уже стыдилась их любовных игр?

Она поднялась с кровати и смотрела на него с болью и глубокой печалью. Это был не стыд. О чем-то прекрасном и совершенном не вспоминают с таким чувством. Это бьша печаль. Она так много отдала ему: свою любовь, свое сердце, но сердце Витторио по-прежнему принадлежало его жене, оно было похоронено вместе с ней, и никому не удастся забрать его у нее.

Судорожно вздохнув, Лили схватила свои шорты, натянула их и, мягко ступая, направилась к шкафу, чтобы взять блузку — вместо той, которую он сорвал с нее.

Одевшись и подойдя к двери, она еще раз взглянула на него. Витторио не шелохнулся; когда он проснется, станет ясным его отношение к ней. Он должен будет что-то сказать, и она поймет, есть ли у нее надежда. А если никакой надежды нет, если она не нужна Витторио? Лили не могла с этим смириться.

Она была на кухне, когда Витторио сошел вниз. Лили не нашлась, что сказать или сделать, и принялась с удвоенной энергией оттирать раковину.

— Не очень романтично, — сказал он, стоя в арочном проеме.

Лили повернулась.

— В каком смысле? — едва слышно проговорила она.

Витторио по-прежнему стоял в отдалении.

— Я надеялся проснуться и увидеть тебя рядом в теплой постели. А вместо этого нахожу тут чистящей раковину.

— Конечно, мне следовало бы лежать рядом и ждать, когда ты наградишь меня своим вниманием… — Боже, почему она говорит ему это, произносит такие глупые слова?

— Я хотел, чтобы ты была рядом со мной, — сухо ответил он. — Нам надо поговорить.

Лили сделала вид, что целиком поглощена уборкой.

— О чем? О продаже этого дома?.. Или о том, чем был плох твой первый брак?

Не успела она договорить, как поняла, что допустила еще одну ошибку. Конечно, она не должна была оставлять его в такие минуты. Теперь между ними образовалась незримая трещина; а сейчас, когда она упомянула о его жене, эта трещина расширилась.

— Прости, — тихо сказала Лили. — Мне не надо было этого говорить.

Она смущенно повернулась и замерла, пораженная болью и мукой, застывших в его глазах. Неужели он так тосковал по своей жене?

— Извини, — вновь произнесла она наконец. — Извини, что я упомянула о твоей жене, но… если ты хочешь поговорить об этом…

— Не хочу, уверяю тебя, — холодно сказал он. — Наши с ней проблемы уже не решить.

— Ну, а наши с тобой решить еще можно, — мягко заметила Лили. Она удивилась собственной вьщержке. Ведь у них действительно есть проблемы, их нельзя обойти и с ними нужно непременно разобраться, если они с Витторио хотят быть вместе.

— Если отношения начинаются с проблем, вряд ли что-нибудь получится, Лили. Говорю тебе по собственному опыту, можешь мне поверить.

У нее внутри похолодело. Какие отношения он имел в виду — его отношения с покойной женой или с ней, Лили? Она хотела задать этот вопрос, но не рискнула. У нее пересохло в горле, и она не смогла ничего ответить. Наконец она произнесла:

— Что ж, значит, говорить нам больше не о чем.

Говоря это ледяным тоном, она пыталась таким образом скрыть свою боль. Лили открыла кран и подставила руки под струю воды, словно желая смыть с них все, что было связано с ним.

Потом схватила полотенце и, не глядя на Витторио, вышла из дома во дворик.

— Мне жаль, что ты так переживаешь…

Лили круто обернулась.

— Переживаю! — воскликнула она, широко раскрывв карие глаза. — Это не я переживаю, а ты, по какой-то непонятно мне причине. Хотя, действительно, надо бы мучиться именно мне, как всякой нормальной женщине, которой попользовались…

— Не надо, — вдруг взмолился Витторио; это было так неожиданно для него, и в его словах было столько искренности, что Лили тут же сдалась, сознавая необоснованность своих выпадов; она из всего делала проблему и не могла найти выхода, а он не пытался ей помочь.

— Послушай, оставь меня. Мне надо побыть одной. У меня нет сил разговаривать.

Витторио не произнес ни слова, не стал спорить, не выразил своего сочувствия.

Лили бессильно следила, как он пересек тенистый двор, подошел к калитке, за которой виднелись виноградники, и исчез. — Исчез из ее жизни? — Лили невольно задала себе этот вопрос и в отчаянии закрыла глаза. «Только не это, — взмолилась она, — Боже, только не это, сделай так, чтобы все это не оборвалось с его уходом».

«Долго он еще будет отсиживаться на своей вилле?» — Лили обратила эти слова к виноградникам за калиткой два дня спустя, но ответа, естественно, не получила. Она считала, что вина за их размолвку лежит только на Витторио, и он рано или поздно поймет, что был несправедлив. Им было так хорошо, но потом непонятно из-за чего все пошло кувырком.

Лили повернулась посмотреть, как кошки уничтожают еду, которую она вынесла им в миске. Любовь — штука странная и не поддающаяся логическим объяснениям, и любить совсем непросто, хотя многие думают иначе. Животные не знают этих страданий.

Брюхатая кошка с полосками на спине сегодня была какой-то вялой и разлеглась в той самой картонной коробке, которую раскритиковал Витторио Росси.

Лили посмотрела вверх. На небе собирались облака, воздух был тяжелым и душным, и ей показалось, что надвигается гроза. Хоть бы она поскорее разразилась — иногда грозы снимают нервное напряжение. Может быть, и Витторио наконец разрядится, успокоится и придет?

Лили поставила коробку под душистый олеандр у стены и прикрыла ее тряпкой, которую нашла в прачечной. Если пойдет дождь, кошка не промокнет. Похоже, она собирается окотиться.

Только к концу дня по крыше застучали капли дождя, а ночью гроза разбушевалась вовсю. Приняв душ, Лили почувствовала себя посвежевшей после изнуряющей жары и накинула легкий халат. Мысленно она подбирала слова, которые скажет Витторио, если он все-таки придет. Она зажгла несколько свечей, поставила их в пустом камине, чтобы хоть немного рассеять мрак, взяла книгу и свернулась калачиком на диване. Но света было мало, а зажечь керосиновую лампу она поленилась. Так Лили и лежала, разглядывая брусчатый потолок. А может быть, ей самой пойти к нему, пробраться через виноградники к его дому на холмах и сказать, что она любит его и страстно желает, чтобы его сердце было свободно и открыто для ее любви. Но нет, она никогда не сделает этого. Он все еще живет прошлым, переживая смерть жены и мечтая о таких отношениях, которые были между Хьюго и Эмилией.

Снаружи раздался непонятный звук, и она вся затрепетала при мысли, что это Витторио. Вскочив, Лили распахнула дверь, но за ней никого не оказалось, слышен был лишь ровный шум дождя, и в дом потянуло сыростью. Она разочарованно захлопнула дверь, поставила свечу на блюдце и пошла на кухню чего-нибудь выпить, но насторожилась, вновь услышав за дверью какое-то движение.

На этот раз она почувствовала страх, а не надежду. Каждый вечер мимо ее дома проходила компания подвыпивших крестьян, направлявшихся поразвлечься в виноградники, и Лили нередко приветливо махала им рукой. А что, если кто-то из них неправильно истолковал ее дружеское приветствие? Внутри у Лили все похолодело.

До нее донесся тихий стон… Мяуканье? Она облегченно вздохнула. Это котилась ее полосатая любимица. Лили зажгла керосиновую лампу, сняла ее с крючка и пошла в прачечную. Она знала, что, хотя снаружи сыро, в коробке у кошки сухо и тепло. Уже закрывая за собой дверь, она услышала тихий плач.

Он раздавался с той стороны, где стоял дощатый стол. Спотыкаясь, Лили бесстрашно прошла босиком по саду. Не успела она сделать и двух шагов, как промокла до нитки.

— Карло! — вскрикнула она. — Что ты здесь делаешь! — Она направилась к мальчику, но он шмыгнул куда-то в темноту. — Карло!

Ответа на ее призыв не последовало, и тогда Лили перешла к решительным действиям. Она забралась под стол и буквально за шиворот вытащила малыша.

— Пойдем скорее в дом, пока ты совсем не вымок.

Он неуверенно направился за ней. Несколько секунд спустя они, оба дрожащие от холода, стояли друг против друга на кухне; с их одежды на пол капала вода.

— Ты сердишься на меня? — пролепетал Карло.

— Ужасно! — почти крикнула Лили. — Какого черта ты тут делаешь в такую погоду? — Не дожидаясь ответа, она выхватила из корзины чистое полотенце и принялась неистово тереть ему голову.

— Ой, больно!

Лили стала осторожнее, и вдруг заметила на полотенце кровь. Она охнула:

— Карло, ты поранился!

— Я упал, поскользнулся в грязи. Мне было страшно.

Лили опустилась на колени, закутала его в сухую простыню и крепко обняла. В первый момент она решила, что ребенок сбежал, и скоро за ним явится Витторио, который будет упрекать ее в том, что она специально заманила Карло к себе, тем самым заставив его вспомнить о ней. Она воистину помешалась на этом человеке и не обратила внимания, что ребенок поранился.

За пятнадцать минут Лили успела вымыть мальчика под душем, залепить рану на лбу, завернуть его в простыню и уложить на диван. Потом она пошла на кухню согреть ему молока и крикнула оттуда:

— Твой папа через минуту будет тут, Карло. Я должна буду объяснить ему, что все это значит. — Она добавила в молоко ложку меда, размешала и спустилась в гостиную.

— Я хотел посмотреть на котят, родились ли они, — неуверенно ответил Карло; девушка усомнилась в правдивости его слов.

— В середине ночи, в такой ливень?

На секунду Карло взглянул на нее своими огромными карими глазами, но тут же отвел взгляд и поднес кружку ко рту.

— Карло, — мягко повторила Лили. — Пожалуйста, скажи, в чем дело? — Она определенно чувствовала, что с ребенком что-то случилось. Может быть, в семье произошел скандал? Наверное, Витторио его наказал, и мальчик решил убежать.

— Что ж, если ты не хочешь говорить, подождем, пока придет твой папа и заберет тебя.

— Папа не придет, — выпалил Карло.

Лили закусила губу. Возможно, что и нет. Наверное, он настолько ее ненавидит, что пришлет вместо себя Кристину.

— Он придет, как только обнаружит, что ты пропал.

— Он не знает, что я тут.

Об этом Лили не подумала.

— И в самом деле, — забеспокоилась она. — Но тогда ничего другого не остается, как только самой отвезти тебя домой.

— Вы не сможете. Дорогу размыло. Так всегда бывает после дождя.

Лили вздохнула:

— Ну, значит, придется позвонить…

— Нет, только не звоните. Я ненавижу колокол. Бабушка звонила…

И вдруг Карло разразился слезами и пролил молоко, пытаясь закрыть ладонями лицо.

Лили взяла у него кружку, поставила ее на пол и прижала к себе рыдающего ребенка. Почему-то слово «колокол» и для нее прозвучало зловеще.

— Хорошо, Карло, — тихо уговаривала она его. — Мы не будем звонить. Мы просто подождем папу…

— Он… Он не придет… Он уехал! — в отчаянии закричал мальчик. — Он всегда уезжает… Ненавижу!

— Карло! — воскликнула Лили, держа его перед собой за сотрясающиеся плечики. — Он действительно уехал и оставил тебя одного? Не может быть. Он не способен на это.

«А что Кристина? Где Кристина? — мелькнула у нее мысль. — Боже, конечно, ребенка не могли оставить одного в доме, да еще в такую ночь…»

— Папа уехал… по делам… И очень хорошо! — с озлоблением выкрикнул Карло, ожесточенно вытирая свой мокрый нос. — Он все время злился, на всех орал… Даже Кристина расплакалась. Потом он уехал. А сегодня ночью Кристина рано уложила меня… Началась гроза, я испугался, а когда встал, ее тоже не было…

— Она бросила тебя? Ушла из дома? — охнула Лили, не веря своим ушам; ее глаза расширились от ужаса и стали такими же большими, как глаза Карло, похожие на озера, полные слез.

— Она иногда уходит, когда папы нет дома. Она оставляет меня и говорит, чтобы я никому не рассказывал, а сама уходит в деревню выпивать…

Потрясенная, Лили обхватила мальчика руками.

— Хватит, Карло, — прошептала она, прижимаясь губами к его воспаленному лбу. — Не хочу больше ничего слышать.

Лили была возмущена до глубины души, но сумела скрыть свои чувства и принялась успокаивать ребенка. Через десять минут он уже устроился в постели Хьюго и Эмилии, девушка накрыла его простыней до самого подбородка, и через минуту от усталости и пережитого потрясения его веки сомкнулись.

Когда Лили убедилась, что Карло крепко уснул, она задула свечу, спустилась вниз и, обхватив руками голову, села на диван. Как мог Витторио допустить, чтобы такое случилбсь с его сыном? Она уверена, что он любит мальчика — не может человек быть таким бессердечным! Однако отдали же маленького Карло в пансион за тысячи километров от дома, а когда ребенок приезжал домой, он попадал в жестокие руки этой мерзкой Кристины.

Лили глубоко вздохнула. Конечно, она здесь чужой человек и не имеет права вмешиваться в их семейную жизнь, но все-таки, когда Кристина или Витторио явятся сюда, чтобы забрать Карло, она им скажет все, что думает по поводу их отношения к ребенку!