ДОСТАТОЧНО БЕЗУМНАЯ ИДЕЯ


А. В. Барнашов
ЦЕНТУРИЯ V, КАТРЕН 94-Р


Предлагаем начиная с 2004 г. новое толкование катренов Нострадамуса, проливающее оригинальный свет на их тайны.


…………………..

Нострадамус остерегался использования своих предсказаний силами зла, в чем он не ошибся. Ссылаясь на Нострадамуса, можно было показывать людей чести в неблаговидных ролях, оскорблять их и унижать в глазах народа, и при этом говорить, что это предсказал прорицатель, а «я-здесь ни при чем».

Данный 94-й катрен на французском языке звучит так:

Translatera en la grand Germanie,

Brabant et Flandres, Gand,

Burges et Bologne La ireve feinie (fainie, sancie)

le grand Due d’Armenie,

Assaillira Vienne et la Cologne.

Как и катрен 9 из Центурии VI, он является судьбоносным для территории Нидерландов, которая за 94 года XVI и XVII веков получила свою независимость от Аугсбургского мира в 155 г. до Мюнстерского мира в 1648 г.

В тексте озвучены области «Священной Римской империи германской нации», которая еще при жизни Нострадамуса распалась, после отречения Карла V.

«В 1556 г. Карл, потерпевший поражение в борьбе с немецкими протестантскими князьями и убедившийся в провале своих фантастических планов создания мировой империи, отрекся от имперского и в том же году — от испанского престола. Карл разделил свои владения: империя досталась его брату Фердинанду; королем Испании стал его сын Филипп II (1556–1598), унаследовавший также Франш-Конте и Нидерланды, испанские владения в Италии и в Америке». Вот вам и первое упоминание отторжения нидерландских земель от Германии, а не наоборот, что пытались представить по первой строке катрена некоторые нострадамоведы.

Владимир Южин высказывает мнение-предположение, что в данном катрене у Нострадамуса завуалировано противостояние двух систем: Германии, в которой у власти был фашизм во главе с Гитлером с 1933 г., и Советского Союза.

Вл. Южин отводит здесь главную роль Сталину в победе над фашистской Германией, уверяя, что она указана точно… вопреки французскому тексту и его постановке ситуации XVI века. События XX века ничего не имеют общего с предсказаниями Нострадамуса. Но Южин дальше раскрывает свою мысль: «…В 1938 г. Крафт, проживавший в то время в Германии, швейцарский астролог исследователь центурий, усмотрев в катрене угрозу Германии в случае конфронтации с Россией и придя к выводу, что под Великим армянским вождем подразумевается Сталин, явился к Геббельсу с предостережением».

В. Южин: «Геббельс сразу же понял, какую выгоду для себя он может извлечь в том случае, если Великого вождя Армении преобразует в вождя из страны Арминия, т. е. страны великого германского полководца древности». Надо же, какая осведомленность в исторических фактах. Здесь он ссылается на вождя германского племени херусков, который в 9 году разгромил римского полководца Вара в Тевтобурском лесу. И только в этом заключается истина, а вся остальная привязка к современному положению Германии в 1939 г. — это его умышленная трактовка исторических фактов, д. ля своей выгоды. Геббельс этим и воспользовался для своих целей, рассчитывая на всю выгоду от этой теории, да только привязал не к тому времени и не к тому полководцу.

Другой нострадамовед, Алексей Пензенский, все эти области конфликта между Нидерландами, с одной стороны, и Испанией с Германией, входящей в Священную Римскую империю, с другой стороны, отнес к современному конфликту между Германией и СССР. Хотя во многом выражения французского текста, согласно карте, противоречат событиям Великой Отечественной войны. Вот его рассуждения и выдержки по этому вопросу в его работе «Миф о Нострадамусе»:

«…В декабре 1940 года наконец была опубликована книга Нострадамуса с комментариями Крафта (200 стр. Изд. Типографии Риго — 1568 год)…В этой брошюре…. были опубликованы «злободневные» трактовки избранных катренов французского прорицателя». В том числе и катрен 94 из центурии V:

В состав великой Германии войдут

Брабант, Фландрия, Брюгге и Болонья:

Будет заключено лицемерное перемирие,

Великий вождь Армении пойдет

на Вену и на Кёльн.

По-моему, авторы здесь переусердствовали, перенеся выражение — Великий вождь Армении из третьей строки в четвертую. Во французском тексте катрена оно стоит обособленно, а атака на Вену — это будущее событие, которое стоит у Нострадамуса отдельно в четвертой строке, — выведенное на основе событий прошлого и настоящего. И, согласно самому французскому катрену, здесь совсем не совпадает его основная мысль с данным переводом.

«Адепты Нострадамуса спрашивают: когда в европейской истории могли пересечься Великая Германия, атаки на Вену и Кельн и армянский вождь? Это было в 1939–1945 гг. Все территории, упомянутые во второй строке, действительно были либо оккупированы, либо аннексированы фашистской Германией». На самом деле они отделены были в XVI веке, после отречения Карла V и передачи их под управление Филиппа II, сына Карла V. «Обманное перемирие» — либо Мюнхенское соглашение, либо пакт Молотова-Рибентропа, либо «перемирие» между Германией и Францией в июне 1940 года». Даже в этом вопросе нет четкого определения события, а у Нострадамуса здесь обозначено «Перемирие» — 1609 года.

Вся эта привязка — «липа», и никакого отношения к катрену не имеет. А что касается пакта Молотова и Риббентропа, — это была вынужденная мера со стороны СССР из-за предательской политики Англии и СИГА, которые направляли действия Гитлера к нападению на Восток — на Россию, на СССР То есть тщательно его подначивали, подзадоривали к этому процессу, а мы знаем, что из этого вышло.

И не только это принудило Россию к заключению этого договора. О тех событиях хорошо сказано в статье Л. Корявина в газете «Известия», от 3 мая 1990 года, вот небольшая из нее выдержка:

«Стратеги «третьего рейха» считали, что судьба Советского Союза предрешена…Под непосредственный контроль Берлина отторгалась и большая половина Литвы, включая города Вильнюс и Каунас. Более того, согласно так называемой директивы «Вайс» (вариант 11 апреля 1939 года) фашистами предусматривался наряду с оккупацией Польши захват Литвы и Латвии, а еще раньше, 23 марта 1939 года, Гитлер отторг от Литвы Клайпеду». 50 % Прибалтики, согласно плану А. Розенберга, предусматривались германизации, а остальная часть полному уничтожению. Это хорошо напоминает события времен татаро-монгольского ига, битву на Калке, когда завоеватели, воспользовавшись предательством одного иуды, взяли в плен князей раздробленной Руси. Они устроили пиршество в честь победы на настиле из бревен, брошенных на плененных князей. И когда предатель потребовал награды, его убили, при этом хан сказал: «Мне предатели не нужны, если ты предал своих, то ты предашь и меня». Здесь смысл заключается в политике прибалтийских стран в современных условиях и в период Великой Отечественной войны. Их ждет участь иуды, то есть ассимиляция и уничтожение 50 % населения.

И чтобы все поставить на место, предлагаю свой вариант или версию как перевода, согласно смыслу французского текста, так и его интерпретации:

Отойдут от Великой Германии

Брабант, Фландрия, Гент, Бургундия

и Булонь.

Будет заключено лицемерное перемирие

с Великим герцогом Арминием.

Атакованы Венна и Голландия.

А теперь моя построчная интерпретация со стопроцентным попаданием:

Отойдут от Великой Германии — а вернее, Священной Римской империи, согласно, реформационных движений и религиозных войн в Европе и, в частности, крестьянская война на территории Германии в 1524–1525 годы.

XVI век называют эпохой реформационных движений и религиозных войн в Европе.

Слово «Реформация» — от латинского reformatio — преобразование,это перестройка христианской религии и европейского общества в интересах нарождавшейся буржуазии.…И первой ласточкой в распаде и отторжении земель Нидерландов от Германии послужит Завершение Реформации, Аугсбургский мир. Аугсбург расположен на территории современной Баварии в Германии, недалеко от Мюнхена.

Разгром крестьянского движения способствовал распространению взглядов Лютера. Стали закрываться монастыри, вводилось реформированное богослужение — лютеранство. Князья, поддержавшие Реформацию, приступили к конфискации церковной и монастырской собственности, что вызвало решительный протест сторонников католической церкви. В результате двух войн, развязанных князьями в защиту Реформации, император Карл V вынужден был пойти на компромисс. В 1555 году между князьями и императором был, заключен Аугсбургский мир, который признавал равноправие католиков и лютеран. Князья получили право определять религию своих подданных по принципу «чья власть, того и вера». Аугсбургский мир подтвердил фактический распад империи Габсбургов. («Всемирная история», Минск, 2002). Обратите внимание на год 1555, который и послужил началом борьбы Нидерландов за свою независимость и их отход, отсоединение, переход от Великой Германии, что подтверждает первая строка. О чем и говорит сочетание — Translatera еп la….

Теперь перейдем к конкретике, то есть ко второй строке, к ее раскрытию содержания первой строки, с ее каждым раскрытием названий областей и городов:

Брабант, Фландрия, Гент, Бургундия и Булонь. Во 2-й строке нет политики захвата этих земель со стороны Германии в XX веке, о чем нам говорят Вл. Южин и Ал. Пензенский. Здесь наоборот, заложено их отделение или отторжение от Германии в XVI веке.

Бургундия — предоставим пальму первенства значению этого герцогства. Почему-то авторы ее заменили городом Брюгге. «В XV веке в Европе существовало крупное государство, носившее название Герцогства Бургундского. Оно простиралось обширной полосой с юга до севера Европы, между Францией и Германией. Ее северную часть образовали Нидерланды…» Они входили в это герцогство с 1519 года. После отречения Карла V территория Нидерландов отошла в подчинение его сына Филиппа II. Его политика усилила гнет, что послужило причиной восстания в Нидерландах в 1566 году на религиозной основе. Это восстание в Нидерландах получило название иконоборческого, оно было против засилья испанского короля и католической церкви.

Брабант, Фландрия…. - они входили в состав Нидерландов — «В январе 1579 года северные провинции подписали Утрехтскую унию, что фактически означало образование на севере испанских Нидерландов независимого государства, которое получило название Соединенных провинций». К нему и присоединились ряд городов Фландрии и Брабанта. А в состав Фландрии входил и восставший Гент. «Штатгальтером Генеральных штатов — фактически правителем государства назначается принц Вильгельм Оранский» — 1533–1584 годы. Но после очередных трех побед с 1582 года испанской армии Александра Фарнезе он был убит. «10 июля 1584 года от руки подосланного испанцами убийцы погибает Вильгельм Оранский. Штатгальтером Генеральных штатов становится его 17-летний сын — принц Мориц Нассауский», о котором и пойдет речь в третьей строке под именем герцога Арминия.

А теперь переходим к узловой, третьей строке катрена, в которой прослеживается связь событий современности Нострадамуса и будущего, и все это на основе аллегории с прошлым, с которым связана вся завуалированность катрена:

Будет заключено лицемерное перемирие с Великим герцогом Арминием. — Для большей ясности начнем интерпретацию данной строки с его второй части:

…с Великим герцогом Арминием. —

Здесь Нострадамус аллегорически, через прошлое, олицетворяет полководческое искусство Морица Нассауского, сравнивая его с предводителем Арминием — вождем германского племени херусков. «В 9 году разгромил армию римского полководца Вара в Тевтобурском лесу». Мориц Нассауский становится «…Еще через четыре года главным капитаном и адмиралом Утрехтской Унии, то есть главнокомандующим армии и флота Соединенных провинций».

Эта вторая часть строки является смысловой основой всего катрена. В работе Вл. Южина Геббельс, получив предостережение от Крафта, интерпретирует ее как удачу, победу древнегерманского полководца Армения и все это переносит на современное ему положение дел в Германии 1939 года. Но Геббельс не обратил, свое внимание, на предостережение Крафта.

Алексей же Пензенский видит в нем вождя Армении, т. е. Сталина И. В., который победит фашистскую Германию, и этим самым прервет захватнические мечтания Геббельса.

В этом отношении я могу сказать только одно: и тот и другой неправы, так как Нострадамус аллегорически использовал древнего искусного полководца Арминия для завуалирования другого искусного полководца, Морица Нассауского, сына Вильгельма Оранского. Мориц, который был «избран в 1585 году штатгальтером Голландии и Зеландии, был талантливым полководцем и сумел не только освободить области, захваченные ранее испанцами, но и присоединить к северным провинциям ряд районов в Северном Брабанте и Фландрии», что и было подчеркнуто во второй строке катрена. «Одновременно флот республику используя ослабление Испании на море, вел активные военные операции на ее морских коммуникациях и в колониях, закладывая этим основу будущей колониальной империи Голландии».

Будет заключено лицемерное перемирие… — Здесь раскрывается характер перемирия, на которое должна пойти Испания в 1609 году, оно было заложено на условиях. «В 1598 году южные провинции превратились в вассальное по отношению к Испании государство под управлением эрцгерцога Альберта и его жены, дочери Филиппа II — Изабеллы».

«…Понеся ряд тяжелых военных поражений, Испания вынуждена была в 1609 году заключить перемирие на 12 лет». В этом и заключается лицемерное перемирие.

А против позиции в этом катрене Ал. Пензенского выступает четвертая строка. В моей интерпретации она выглядит так:

Атакована Вена и Голландия. — Почему я здесь использую Голландию, вместо традиционного Кельна? Она аллегорически подходит сюда по смыслу текста. А Кельн не является узлом всех «событий, как времен XVI века, так и в предлагаемых нострадамоведами событиях современной Великой Отечественной войны 1941–1945 годов. И здесь, во-первых, заложена их попеременная взаимная атака.

Атакована Вена. — А сейчас мы убедимся, что Вены как таковой здесь нет, а существует только аллегория, принятая Нострадамусом в своем катрене. Атака Морица Нассауского на наместника Альбрехта Австрийского.

«Мадрид в очередной раз меняет королевского наместника — им становится зять монарха Альбрехт Австрийский (эрцгерцог Альберт). Но и он оказывается не в состоянии противостоять голландскому полководцу. Здесь Нострадамус заменяет Альберта Австрийского — наместника, на Вену, как его аллегорию. А вот что она означает. Сначала Мориц В 1597 году в сражении при Тюрнхауте наносит поражение испанской армии… Затем …В 1600 году 20-тысячная армия Морица Нассауского выступила в новый поход на юг. Генеральные штаты приказали штатгальтеру завершить освобождение от испанцев территории Фландрии до Ньюпорта и Дюнкерка.Наместник Альбрехт Австрийский двинулся навстречу противнику». Вот вам аллегорическая атака на Вену, а также их взаимные атаки. Концовка этих событий ставит все на свое место в их отношениях.

«…Мориц переиграл эрцгерцога, он вынудил его ввести в бой все резервы», где Вена является аллегорией австрийского наместника Альбрехта Австрийского.

Выражение второй части… et la Cologne.

Атакована… и Голландия — ее упоминание является завуалированностью побед испанцев над голландцами, то есть над Нидерландами.

Вариант Ал. Пензенского, что в образе Армения — И. В. Сталин, не выдерживает критики. Хотя бы обратим внимание на французский оборот речи… lе grand Due d’Armenie — частица d’ ставится как дворянский титул во Франции, например d’Артаньян, а не перед национальной принадлежностью героя. И второе, согласно схеме военных действий в Западной Европе, — январь 1944 — май 1945 гг. Кёльн расположен на территории, освобожденной союзными войсками. Поэтому Сталин не мог участвовать в операции его освобождения.

И последняя, завершающая, фраза:

«Окончательно независимость Нидерландов была признана королевской Испанией только в 1648 году после подписания Мюнстерского мира. Но это стало уже чисто формальным шагом во взаимоотношениях двух суверенных государств».

А теперь, почему катрен имеет номер «94»? Вспомним вначале Аугсбургский мир от 1555 г. период борьбы Нидерландов за независимость — 1555–1648 гг., то есть 46 лет из XVI века и 48 лет из XVII века, которые и подвели итог борьбы.

Итак, Нидерланды боролись за свою независимость в течение 94 лет, что и соответствует номеру катрена «94» и стопроцентности истины моей версии.

Так Нострадамус одержал победу над измышлениями Геббельса.



Н. Б. Шулевский
СОКРАТ КАК ВОПЛОЩЕНИЕ ВОПРОСА


Об авторе:

Шулевский Николай Борисович — доктор философских наук, профессор МГУ, автор работ «Философия как книга объективного знания», 2001 г., «Интеллектуализм и героизм как принципы метафизики», 2003 г., «Метафизика России и терроризм», 2004 г., многочисленных публикаций на тему о сущности духа, мысли, интеллекта.


Все быстротечное —

Символ, сравнение.

Гёте


О Сократе вообще. Нет в истории мысли фигуры более загадочной и таинственной, чем Сократ. Даже общегреческий оракул в Дельфах удостоил его высшей своей награды, заявив, что «Сократ превыше всех своею мудростью», полагая, видимо, что знания философа превыше даже самой сакральной мудрости оракулов. Свыше двух с половиной тысячи лет его жизнь, учение, казнь (то ли самоубийство?) вызывают тревогу и сомнения в правомерности самой жизни, осужденной диалектикой на испытания, которые превосходят ее внутренние природные силы. Редкий случай: чем больше аналитики изучают Сократа, пытаясь постичь загадку его жизни, тем темнее становятся окружающие ее тучи. Усилия по разгадке скрытой мудрости Сократа до сих пор лишь укрепляли прочность самой загадки. Стремления к пониманию древнего мудреца как-то незаметно оборачиваются ростом его непонимания, которое к тому же умножает и незнание любым исследователем самого себя. К изучению Сократа вполне применимо библейское: «…Кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл. 1, 18). И скорбь не только для себя, но и для окружающих.

Значит, на феномен Сократа нужно взглянуть с иных позиций, привлечь мало привлекаемые и малопривлекательные факты. Наша гипотеза гласит: тайна судьбы Сократа скрыта в его диалектике, точнее, в диалектическом коварстве сути вопроса вообще. Загадка Сократа скрыта в символе вопроса, воплощением которого он стал не по воле богов, не по воле судьбы и не по собственному желанию. Но добровольно он и не пытался отречься от данайских даров, скрытых в символе вопроса.

Вначале краткие биографические данные. Жил в период величия Афин, победивших Персию, и в период их ничтожества после поражения в Пелопонесской войне со Спартой (431–404 гг. до н. э.). Сын афинянина Софроникса, то ли каменотеса, то ли рядового скульптора, и Фенареты — повивальной бабки. Получил подобающее молодому афинянину «мусическое и гимнастическое воспитание», т. е. фундаментальное по тем временам гуманитарно-художественное и военно-спортивное образование. Сведущ был в математике, астрономии.

В имущественном плане был скорее беден, особо не занимался хозяйством, ибо все его внимание поглощала философия. Груз домашних забот и воспитания троих сыновей Сократа пал на Ксантиппу, которая, мягко говоря, совсем не одобряла семейную беззаботность своего мудреца.

Участвовал Сократ в двух военных походах в качестве гоплита, тяжеловооруженного пехотинца, проявив незаурядное мужество, самообладание, стойкость в сражениях и в перенесении тягот военной жизни. Мужественно вел себя в принудительно-демократических процедурах власти. Сократ был единственным, кто, рискуя жизнью, выступил против казни шести стратегов, обвиненных в нечестии, ибо во время тяжелейшего сражения они не сумели воздать павшим всех почестей, стремясь окончательно разгромить врага. Открыто проявил неповиновение власти тридцати тиранов во главе с Критием.

Профессионально Сократ ничем определенным не занимался, если не считать профессией умение искусно завязывать беседы с любым человеком на любые темы. Внешне в жизни Сократа все просто, ясно, прозрачно, что он выразил и в своих знаменитых афоризмах. «Я знаю только то, что я ничего не знаю!» Изречение Дельфийского оракула «Познай самого себя!» благодаря Сократу стало жизненным принципом классического грека. По словам К. Маркса, Сократ «оказывается столь же субстанциальным индивидом, как и прежние философы, но в форме субъективности; он не замыкается в себе, он носитель не божеского, а человеческого образа; Сократ оказывается не таинственным, а ясным и светлым, не пророком, а общительным человеком».

И все же, все же прав упрямый Аристотель, утверждая, что «каков дневной свет для летучих мышей, таково для нашего разума то, что по природе своей очевиднее всего». Столь же бескомпромиссно точна поэтическая мысль Шекспира: «Как трудно видеть то, что ясно вижу!». И значит, в светлой и прозрачной жизни и мысли Сократа был какой-то мрак, не замечаемый его поклонниками; этот-то мрак и стал началом катастрофы. «Да будет мрак!» — изрек некто и среди ясного неба раздался гром: Сократа обвинили, судили, приговорили к смерти. Далее мрак сгущается все больше: по законам полиса, у Сократа было две возможности уйти от столь тяжелого исхода.

Он мог, как и всякий афинский гражданин в подобной ситуации, отправиться в изгнание. Но Сократ с возмущением отверг саму возможность подобного бегства, мотивируя свою позицию верностью законам отечества. В логике философу здесь не откажешь: если всеми своими достоинствами человек обязан законам отечества, то этим же законам нужно повиноваться даже тогда, когда они осуждают его на смерть. Уклоняются от власти закона, по Сократу, лишь рабы, трусы, жалкие и никчемные души, изуродованные себялюбием.

Уже на самом суде, по афинским законам, обвиняемый мог сам выбрать предполагаемое наказание (но не самое легкое!), а судьи тогда, сопоставляя наказание по закону с избранным жребием, как правило, устанавливали какое-то среднее наказание. Сократ же, как бы издеваясь над судьями, выбрал себе не наказание, а высокую награду: государство должно было его накормить бесплатным обедом за его труды по воспитанию афинян. Понятно, что раздраженные судьи и наградили нашего мудреца бесплатной цикутой. Да и с верностью законам отечества у Сократа здесь не все в ладах.

Само обвинение против Сократа формально было настолько легковесным и касалось таких вещей, что если следовать логике правосудия, то нужно было бы, по совету Гераклита своим согражданам, перевешать всех взрослых не только эфесян, но и афинян. Обвинителями были: Мелет, посредственный трагический поэт; Ликон — оратор; Анит — кожевенный бизнесмен, лидер демократов. Обвинение гласило: «Сократ обвиняется в том, что он не признает богов, которых признает город, и вводит других, новых богов. Обвиняется он и в развращении молодежи. Требуемое наказание — смерть».

Дополнительно философа обвиняли еще и в антидемократическом образе мыслей. Сократ действительно презирал строй, в котором высших должностных лиц избирают посредством бобов (бюллетеней), в то время как флейтистов и поваров выбирают за их умения и мастерство, а не по количеству поданных за них бобов (голосов). Это обвинение отпадает сразу же, ибо по афинским законам каждый гражданин имел право критиковать общество, правительство, любые его институты, всех его должностных лиц, пользовался полной свободой слова и правом любой законодательной инициативы. Следуя логике подобного обвинения, Древней Греции в срочном порядке пришлось бы импортировать цикуту уже в те далекие времена.

Что касается развращения молодежи, то афинские юристы того времени явно лукавили, ибо во всем тогдашнем мире не было племен, способных превзойти греков по общей и специальной извращенности и развращенности. Для древних греков не было неизвестных пороков, а развращение молодежи было естественным элементом государственного образа жизни. (Достаточно почитать диалоги Платона, чтобы узнать о нравах свободных и несвободных греков!) Греков никто не мог развращать, кроме самих греков; греческую молодежь никто не мог более совершенно развратить, чем допускавшиеся и царившие в государстве общезначимые нравы. Скорее, греки и их молодежь могли успешно развратить любое варварское (по их понятиям) общество.

Но до окончания расследования полностью отбрасывать это обвинение в разврате молодежи не следует, ибо не исключено, что Сократ в области разврата достиг таких высот, сделал такие открытия, что они повергли ниц даже закаленных древних бойцов порока, и те вынуждены были защищать свой уровень порочности даже традиционными непорочными средствами.

Более впечатлительным выглядит обвинение в том, что Сократ вводит новых богов. Речь идет об известном даймонии, внутреннем голосе (в дальнейшем — демоне), который служил своеобразным советником Сократа. Но фактически извлечь из этого факта какую-либо крамолу было невозможно, ибо не только Сократу, но каждому религиозно благочестивому гражданину полиса полагалось иметь своего даймона (демона, гения), опекающего их души. Никаких внешних культов, ритуалов, жертвоприношений демон Сократа не требовал, а о внутренних его сношениях с мудрецом знали только они оба.

Формально и содержательно Сократ искренне соблюдал все правила и ритуалы политеистического благочестия, будучи весьма далеким от атеизма, ересей, сектантства, религиозного пророчества. Он жил в соответствии с верованиями общегреческой мифологии и религии, наивно полагавшими, что не люди вводят новых богов, а боги вводят новых богов и новых людей, взамен истлевших в пороке.

К ответственности за религиозное нечестие, релятивизм, скорее всего, можно было (и следовало бы) привлечь софистов, которые учили, что не закон, не государство, не Космос, не боги, а человек является мерой всего существующего. Протагор даже заявлял: «О богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они-по виду. Ибо многое препятствует знать [это]: и неясность [вопроса], и краткость человеческой жизни». Можно было привлечь к суду за религиозное нечестие и Анаксагора, учившего, что на небе нет богов, что «все небо состоит из камней», что «солнце, луна и все звезды суть горящие камни, охваченные круговращением эфира». Правда, Анаксагора все же пытались привлечь, но он избрал судьбу изгнанника. Такую же судьбу избрал и великий Аристотель, подозреваемый больше в политическом, чем в религиозном неблагочестии. Софисты же со своим словесным блудом, абсолютным скептицизмом и нравственным нигилизмом преуспевали, и правосудие их серьезно не беспокоило.

Итак, ни о каком уголовном, военном, религиозно-культовом и государственно-политическом преступлении Сократа не может быть и речи. Но и судьи Сократа тоже не религиозные фанатики, а весьма рациональные и здравомыслящие граждане, свершали суд не единолично, а публично, гуманно, демократично. Не могли же они совершить такую нелепость — осудить по столь сомнительным обвинениям на казнь семидесятилетнего старика? И все же казнь, более смахивающая на ритуальное самоубийство, состоялась, а тайна ее спрятана где-то совсем-совсем близко и где-то очень-очень далеко. А смысл этой драмы знать нужно, ибо осужден не столько Сократ, сколько определенная форма самой жизни. Догадывался об этой подоплеке драмы Сократа и А. С. Пушкин:

Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь, зачем ты мне дана?

Иль зачем судьбою тайной

Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью

Из ничтожества воззвал,

Душу мне наполнил страстью,

Ум сомненьем взволновал?..

Цели нет передо мною:

Сердце пусто, празден ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум.

Можно сказать, что не афинское правосудие само по себе осудило Сократа, а руками этого правосудия была кем-то осуждена на казнь определенная форма самой жизни. Остается узнать лишь справедливость этого приговора. Каким же способом?

Но если эмпирические факты, индукция рассудка, аналитика разума, интуиция ума не в состоянии пролить свет на тайну гибели Сократа, то остается прибегнуть лишь к помощи символики, к символическому истолкованию жизни, деяний и смерти мудреца.

О СИМВОЛАХ ВООБЩЕ

Наряду с миром видимых и невидимых явлений человека еще окружает и таинственный мир символов: священно-ритуальных, сакрально-мистических, художественно-интуитивных, условно-прагматических, знаково-абстрактных, словесно-рассудочных и т. д. О чем повествуют нам эти создания неизвестного творца? Куда они нас влекут? В символах есть какая-то неведомая нам законосообразность, логика, грамматика; они всегда преисполнены смысловой субстанцией, ждущей своих определений и оформления.

Поэтическая мысль Гёте (приведенная в эпиграфе) исключительно точно и емко схватывает суть символики, видя в ней уникальный способ спасения вечных ценностей жизни от всепоглощающего черного потока времени. Символы в этом плане являются своеобразным смысловым алфавитом вечности; прежде чем стать гражданином вечности, нужно стать символической фигурой-буквой ее непрерывно пишущейся книги жизни настоящей.

Истина символов трудно постижима, если вообще постижима; но всякое усилие постичь смысл символов обогащает наши познавательные силы и способность суждения. Символы наиболее полно отвечают запросам человеческой целостности, сочетая в себе чувственное и рациональное, интуитивное и мистическое, загадочное и явное, постижимое и непостижимое. Они представляют наиболее высокий уровень обобщения, синтеза и способны служить методом постижения самых сложных и трудно постижимых истин. Согласно Р. Генону, символика «открывает поистине безграничные возможности концептуального творчества, тогда как язык слов, чьи значения более определены, больше устоялись, всегда ставит более или менее узкие рамки нашему стремлению проникнуть в глубь вещей».

Всеобщность символов поистине универсальна, охватывая своими смысловыми сетями вещи, природу, растения, существа, выводя их в сферу самых интимных и высоких истин. В этом плане символы в равной мере доступны каждому человеку, ибо каждый может найти с их помощью истину в меру развитости своих интеллектуальных способностей. «…Самые высокие истины, которые невозможно было бы выразить и передать никаким другим способом, оказываются до некоторой степени доступны передаче, будучи… облачены в символы; эти облачения, несомненно, скроют их от многих, но и явят их в полном блеске глазам тех, кто умеет видеть». В то же время символы служат наиболее надежной защитой сознания и разума человека от деструктивных воздействий бессознательного и отрицаний Ничто.

Символика имеет в себе и священный аспект, обнаруживая вовне и выражая божественную волю в формах, наиболее близких и доступных человеку.

Первые строки Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово» можно понять как божественный манифест символизма. Слово есть и Глагол, творящий мир; и Мысль, ищущая себя, свои значения в сотворенных вещах; и Логос, познающий вещи в их именах, и божественный Первоинтеллект, содержащий в себе смысловые прообразы всего существующего. И все эти аспекты божественного символизма несет в себе единый, неисчерпаемый и бесконечный символ Слова, которое можно понять как символ вообще, как смысл любого иного символа. Слова обычных языков хранят в себе рудиментарные элементы этих глагольных, мыслящих, логосных и смысловых богатств божественного первоначального языка. И приоткрываются эти богатства на языке символов.

Символы, таким образом, хранят в себе тайны любого Творения и Воплощения. Чувства постигают видимые стороны вещей, добывая знания путем уподобления своих образов с вещами. Рассудок постигает объекты путем абстракций, добывая свои знания из рассечения, умерщвления вещей. Разум постигает посредством категорий сверхчувственные, незримые свойства вещей, формируя из них понятия. Ум добывает знания изучения из самого себя посредством умозрения, рефлексии, интеллектуальной интуиции. Символизм добывает и хранит в себе те знания вещей, людей, понятий, которые наиболее подобны и достойны миру вечности.

Таким образом, основанием символики является соответствие (мера соответствия) между сотворенным многообразием мира и Богом-Словом. Поэтому вполне правомерно полагать, что и человек является символом — именно вследствие того, что он создан «по образу Божию» (Быт. 1, 26–27).

В этом плане за каждым человеком присматривает не только ангел (resp. - бес), но и определенный символ, в котором идеально хранится его антропологическая сущность, служащая как бы пропуском в сферу вечности. Каждый человек есть символ, т. е. нечто превосходящее его телесный и духовный облик, и во всяком символе скрыт определенный тип человека, превращающий эту фигуру вечности в жизненную действенность.

Поэтому методология символизма постоянно должна решать двоякую задачу. С одной стороны, нужно именно для данного человека найти его истинный, подлинный символ, объективно указующий именно ему путь в вечность. Этот символ скрыто действует и в самом человеке, будучи его непосредственным конструктором и перводвигателем его личности, но в то же время он находится и вне человека как чувственно воспринимаемый носитель и представитель его смысловой сущности. С другой стороны, нужно и по имеющемуся символу найти его адекватную антропологическую сущность, его личностное воплощение. Каждый символ скрыто содержит в себе своего человеческого избранника, актуализирующего вечное содержание его символичности. Не следует исключать и внутреннюю специфически самосущую жизнь символов — жизнь благую и не совсем такую. Возможен и благодатный символизм, а возможна и агрессивность символического рода. Возможно и сочетание в одних и тех же символах противоположных значений.

Начнем с самого простого, обычного, всем известного символа, в наибольшей мере совпадающего со знаком. Речь идет о знаке вопроса, вопросительном знаке, который представляет собой в первом приближении как бы символ самого символа, символ вообще. Смысл и значение знака вопроса не исчерпывается грамматикой, семиотикой, формальной логикой, а уводит нас в тайное пространство мира, где и происходит встреча символов и людей. Остается неясным и то, кем и перед кем был поставлен первый вопрос? О чем в нем шла речь?

Какой тип человека или вообще, какой человек своей жизнью наиболее полно воплощает, высказывает, раскрывает суть этого символа? Или: какого человека избрал знак вопроса в качестве своего представителя, живого органа, раскрывая в нем и через него свои перспективы жизни и вечности? Или: какой человек может стать неосознанной жертвой символической агрессивности знака вопроса?

Таковым человеком является древнегреческий мудрец — Сократ. Именно через Сократа символ вопроса может приоткрыть свою вечную сущность, а древний мудрец — загадку своей жизни. Уже современники считали его живой персонификацией мудрости. К. Маркс назвал Сократа «олицетворением философии», «воплощенной философией», т. е. он для него был не просто афинский философ, но и выразитель внечеловеческой мудрости и знания. Сам Сократ смысл своей жизни искал именно в вопрошании, а основным содержанием своих размышлений считал вопросы.

Однако эти суждения еще слишком абстрактные. Нужно уточнить, олицетворением какой философии является Сократ? Ведь он отрицал натурфилософию, науки, практические знания, видя в них отклонение человека от своей главной стратегической задачи — познать самого себя.

СОКРАТ: УЧЕНИК ДЕМОНОВ ИЛИ УЧИТЕЛЬ ДИАЛЕКТИКИ?

Философия является наиболее полным выражением сути вопроса и как деятельности вопрошания, и как вопросительного знака, и как символа. Именно поэтому Сократ как воплощение философии и есть воплощение символической сути вопроса. А поскольку созданный им универсальный вопросно-ответный метод философствования стали называть диалектическим, то Сократа можно считать воплощением именно диалектической философии. Сократ есть живое воплощение диалектики вопроса или вопроса как сути диалектики. Сократ и символ вопроса — близнецы-братья: кто из них истине более ценен? Говоря «Сократ», мы становимся вопросом; спрашивая о чем-либо, мы подвергаем себя величайшей опасности — испытать участь Сократа.

Итак, одним из основателей диалектики, ее блестящим испытателем на живых людях, ее популяризатором и архетипической фигурой, ее антропологическим избранником стал Сократ, который воплотил в себе ее нагло-соблазнительные и тайно-демонические силы, ее ярко-искусительные и подло-софистические мотивы, ее иронично-мессианскую и жалко-просительную сущность, ее революционно-опьяняющие и деструктивно отрезвляющие функции.

За свои личные заслуги перед диалектикой и вопросом как ее ключевым символом к Сократу был приставлен даже специальный персональный демон (видимо, в те древние времена так именовали ПК), постоянно обеспечивающий связь нашего мудреца с Интернет-Тартаром.

В исследовательской литературе имеется огромная масса истолкований этого демона Сократа, но свет вокруг данного загадочного персонажа не загорается, а мрак все более сгущается. Природа этого демона осталась загадочной и неясной ученикам и друзьям Сократа; таким же это существо остается и до нынешних времен.

Древние греки узрели в этом демоне нового неизвестного им бога; одни ученые видят в нем феномен здравого смысла; другие считают его проявлением инстинкта самосохранения; третьи считают его предельно обостренной религиозностью; четвертые обнаруживают в нем скрытую трансцендентность души; Ницше видел в демоне сознание, которое в образе чудовища подменяет инстинкты. Наиболее гуманистична и фантастична трактовка сократовского демона у А. Ф. Лосева, который видит в нем всего лишь метафору, и мудрец иронично прикрывал ею свою совесть, разум, здравый смысл. Но зачем же скрывать совесть, да еще с помощью иронии — всесокрушающей и саморазрушающей силы? Гегель справедливо полагал: «Ирония умеет сделать ничтожным и суетным всякое объективное внутреннее содержание и, тем самым, сама оказывается бессодержательностью и суетностью, которая сама из себя придает себе для своего же определения случайное и произвольно взятое содержание, причем в то же время она господствует над ним, не связана им и, заверяя, будто она стоит на высшей ступени религии и философии, на самом деле впадает в пустой произвол». Ирония не скрывает совесть, разум, здравый смысл, а разрушает, пожирает и заменяет эти духовные силы диким произволом бессознательного.

Ирония больше порождает проблем, чем их решает. Остается неясным: кто подлинный автор иронии — демон или Сократ? Действительно ли сам Сократ иронизирует или же с его помощью скрыто запускается в ход действие некоей чуждой человеку силы?

Несколько слов о терминах. В сочинениях Платона и Ксенофонта (как основных источниках сведений о Сократе) употребляется не термин «даймон», а «даймонион» (to daimonion). Глубинного смыслового различия здесь нет, ибо «даймон» обозначает особое божество, а «даймонион» — свойства этого божества, буквально означая «божественное».

А. Ф. Лосев разъясняет, что в «римской мифологии демону соответствует гений». Далее он утверждает: «Гении (или «демоны» — греч. daimon) — низшие божества или духи в греческой мифологии».

А вот как разъясняет суть гениев Сократу загадочная жрица и пророчица Диотима: «Ведь все гении представляют собой нечто среднее между богом и смертным.

Сократ: Каково же их назначение?

Диотима: Быть истолкователями и посредниками между людьми и богами, передавая богам молитвы и жертвы людей, а людям наказы богов и вознаграждения за жертвы. Пребывая посредине, они заполняют промежуток между теми и другими, так что Вселенная связана внутренней связью. Благодаря им возможны всякие прорицания, жреческое искусство и вообще все, что относится к жертвоприношениям, таинствам, заклинаниям, пророчеству и чародейству. Не соприкасаясь с людьми, боги общаются и беседуют с ними только через посредство гениев — и наяву и во сне. Гении эти многочисленны и разнообразны».

Велика, но неведома роль пророчицы Диотимы в создании диалектики и сотворении, формировании, вдохновении ею того существа, которое стало мудрецом Сократом. Она же и помогла каким-то образом вселиться в него и демону, который стал движущей силой диалектики Сократа. Хотя Сократ много рассуждал о знании, но фактически его собственный ум находился в плену у пророчеств, заклинаний, чародейств, демона, которому он неосознанно принес в жертву свой критический разум и сознание. Взамен демон подарил Сократу искусство вопросно-ответной диалектики.

Здесь есть один крайне важный смысловой нюанс: допустим вместе с древними римлянами, что всякий гений есть благодетельный демон; следует ли отсюда, что всякий демон благодетелен? Отнюдь нет! Но вот авторы переводов Платона и Ксенофонта с древнегреческого на русский сплошь и рядом заменяют термин «демон» на термин «гений», причем, делается это даже в тех контекстах, где речь идет о Сократе, который ясно и недвусмысленно везде говорит о персональном даймонионе, а не о гении.

Странные действия переводчиков и знатоков древности. Зачем все-таки греческий термин в русских переводах заменять римским термином? Что именно желают скрыть в этой словесной подмене и неопределенности люди? что реально скрывают в ней гении и демоны? что скрывается за этой подменой объективно, независимо от людей, переводчиков, гениев и демонов?

Да и в смысловом плане эти термины не совпадают. Даже лучшие исследователи и знатоки античной культуры затрудняются определить хотя бы мифологический статус демонов, не говоря уже об их онтологической сути. А. Ф. Лосев считает демонов неоформленными божественными силами. В то же время он утверждает, что «демоны мыслятся также низшими божествами, посредниками между богами и людьми»; но демоны для него суть и сверхъестественные персонажи, «которые не являются богами и занимают в сравнении с богами низшее место в иерархии…» Наконец, «в более узком и точном смысле демоны — злые духи». Итак, демоны суть и божественные силы, и низшие божества, и духи, и вовсе не боги. Кто же они на самом деле и какова их роль в мироздании и в человеческой жизни?

А. Ф. Лосев в итоге вместе с другими исследователями видит в призраках и демонах «моментальный преанимизм», «богов данного мгновения» Эти существа, не имеющие божественного статуса, историки относят к разряду низшей мифологии. Так как они постоянно вмешиваются в человеческую жизнь, то они имеют даже главенствующее значение над богами, действующими в эпохи миротворения. В ритуальном аспекте демоны и духи не связаны с общеплеменными и общегосударственными культами, а имеют свою замкнутую систему ритуальных и магических обрядов.

Итак, демоны в античной культуре выступают как неопределенные и неоформленные силы судьбы, небытия, обретающие свою определенность лишь в контактах с формами Космоса. Эти силы не созданы ни богами, ни человеком, ни природой, ни сознанием, ни титанами, ни чудовищами, а существуют сами по себе. Позже мифологическое мышление попыталось подыскать им приемных родителей. Но их исконная безродность все же полностью не исчезала. Демоны вездесущи, проникая без виз в миры богов, людей, вещей, мыслей. Но они никого не могут полностью подчинить своей власти. Поэтому все беды людей не от демонов, а от ослепления своим Невежеством и пустой Гордыней. Демоны лишь используют человеческие пороки в своих целях. Но и демонов тоже никто не может целиком подчинить своей власти. Даже Зевс владычествует над ними не абсолютно. Так вопрос о жизни и смерти людей решает не Главный Олимпиец, а его административный аппарат, состоящий из служебных демонов, вернее, демониц-Мойр (Клото, Лахесис, Атропос).

Вначале демоны были нравственно двусмысленными силами, хотя в сторону зла их кренило весьма основательно. Они выполняли важную «грязную работу» в Космосе, освобождая высших богов от ответственности за зло в мире. Позже демоны были частично включены в состав олимпийских обывателей, частично они сохранили свою дикую вольность в массовом сознании трудового люда.

В римской мифологии гений (genius, от gens — «род»; gigno — «рождать», «производить») первоначально считался прародителем рода, затем — хранителем сил и способностей мужчины. Позже гений стал персонификацией внутренних сил человека, затем — самостоятельным божеством, рождающимся вместе с человеком. Гении были не только у отдельных людей, но и у городов, воинских корпораций, местностей, стран. Хотя считалось, что гении имеют облик змей, но в мифах изображались они почему-то в виде прекрасных юношей с рогом изобилия, чашей. Иногда ларцы с богатством в зубах держал сам змееобразный гений.

Желающие облагородить Сократа и его демона, сделав последнего гением, оказывают мудрецу плохую услугу. Ведь гении — это твари похуже демонов. Демоны представляют неопределенные силы Ничто, а гении с инфернальной принудительностью совмещают в себе змеиность и мужскую красоту, силу, ум.

Ясно, что демон Сократа — это не традиционный бог, ибо известным олимпийским богам он поклонялся, как и все греки, совершал все необходимые обряды; не пренебрегал он и оракулами, гаданиями, чародейством. Ссылаясь на Гесиода, он полагал, что люди Золотого века после смерти первоначально становились «видемонами» — всезнающими существами. Но затем что-то с ними случилось, и они утратили сознание, хотя присущие им знания сохранились; поэтому их позже и стали звать «демонами». Они все знают, но не сознают того, что именно они знают; поэтому они нуждаются в человеческих толмачах, медиумах[1], которые помогают им осознать свое содержание. Сократовское изречение «Я знаю только то, что я ничего не знаю» выражает принцип не человеческого, а демонического познания, ибо для человека «знание о незнании» ничем принципиально не отличается от «знания о знании» и «знания о вещах». О каждой вещи, в том числе и о Ничто, люди что-то знают, что-то не знают, стремясь узнать побольше. Демоны же, находясь в Ничто, будучи плодами Ничто, знают его отрицательную натуру, но осознать ее не могут без положительных реакций с чем-то бытийным, человеческим. Отсюда и их интерес к человеку, вернее к его сознанию й разуму. Они стремятся хотя бы на время, хотя бы напрокат взять у человека сознание и разум, дабы осознать и понять свое недоступное им знание. С человеком же они расплачиваются «знанием о Ничто, совпадающим с самим Ничто». Они одаривают человека таким знанием о смерти, что она кажется им слаще жизни, что и произошло в случае с Сократом. Человек может дослужиться до звания демона своей разумностью и своей мудростью, но лишь в том случае, если эти духовные силы направлены не на бытие, а на Ничто, на смерть. Поэтому для Сократа очевидно, что наряду с богами нужно исследовать еще три типа существ: «демонов [гениев], героев и людей».

Уже на суде Сократ затеял дискуссию о природе гениев, полагая, что «гении — это как бы побочные дети богов, от нимф или кого-нибудь еще…» От каких нимф? И от кого-нибудь еще у богов могут быть дети? Что здесь подразумевается под этим «кого-нибудь еще»? О каких богах вообще Сократ ведет речь?

(Предваряя последующий анализ, можно спросить: «Если сократические мудрецы так безумствуют, то что тогда говорить о простых смертных?»)

Хотя античное сознание допускало как благих, так и злых демонов, в целом демоны для них были все же скорее отрицательными, чем позитивными силами. Поэтому все олимпийские боги завоевывали свой космический статус, преодолевая как свой собственный демонизм, так и демонизм окружающей их среды. Демоническое нужно признать, познать и одолеть, заменив его светом сознания. Демон тайно и коварно обманул Сократа, внушив ему неконтролируемую уверенность в том, что демоны могут усилить свет обычного разума и знания, и что с ними нужно дружить, как скажет потом великий друг демонов — К. Г. Юнг. Ну, а чтобы эта уверенность не подвергалась сомнению, в качестве ее стража был приставлен демон диалектики, вооруженный непобедимой иронией, безответными вопросами и символами военной магии, которые Сократ наивно считал своей собственностью. Хотя реально он сам был приготовлен к жертвоприношению на кровавый алтарь диалектики, ибо свое сознание, разум, здравый смысл он уже поставил в один ряд с заклинаниями, чародейством, пророчествами «видемонов».

Мы должны иметь максимально четкое представление о данном демоне-гении, ибо «помощь» этого незваного советника сыграла роковую роль не только в трагической драме Сократа, коему он сотворил славу величайшего мудреца, но и во многом определила революционно-трагический облик европейской истории, включив в качестве ее полноценного субъекта провокатора — демона, спрятавшегося в философском костюме диалектики. Характерно, что других видных философов, скажем, Платона и Аристотеля демоны и гении вовсе ничем не баловали. Отчего бы это?

Демон Сократа — это фактически дух чистого отрицания, дух Ничто. Видимо, часть мудрости и силы умерших он сумел собрать в черной чаше диалектики и приобщил к этому напитку Сократа, дабы тот умножал ряды верных поклонников ненасытного Ничто. Не лишено основания предположение, что чаше с цикутой предшествовала именно черная чаша с единством противоположностей диалектики.

Не случайно глубинная аксиома сократовского гуманизма гласила, что человек — это Ничто. Алкивиад, выдающийся полководец, общественный деятель, ученик философа и модель для статуй Гермеса, сообщает о Сократе, что общежитейские и практические «ценности он ни во что не ставит, считая, что и мы сами — ничто (курсив мой. — Н. Ш.), но он этого не говорит, нет, он всю свою жизнь морочит людей притворным самоуничижением». Но если люди — суть Ничто, то притворством в отношении к ним будет не самоуничижение, а самовозвышение бытия. Притворного самоуничижения нет, а есть лишь притворное, мнимое самовозвышение. Притворное самоуничижение есть точное и реальное выражение того, что некто вместо сущности обладает ничтожностью и, следовательно, лишен бытия.

Но Сократ полагал, что человеку вообще не суждено решить вопрос о том, что жизнь обладает большей ценностью, чем смерть. Жить или умереть, — «а что из этого лучше, никому не ведомо, кроме бога». Но реально-то выбор Сократ сделал в пользу смерти, а не жизни, ибо у него были полновесные шансы избежать такого исхода суда. В последних словах к своему ученику Сократ сказал: «Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте». По древнему обычаю, выздоравливающий больной приносил в жертву богу здоровья, Асклепию, белого петуха. Этим своим завещанием Сократ хочет сказать, что, умирая, он наконец-то выздоравливает от болезни, называемой жизнь, которая отравляла ему все его существование. Смерть — это выздоровление от болезни, называемой жизнь. Хороша ирония! Браво, мудрец! Само живое и живущее существо этого придумать не сможет; это может придумать лишь что-то иное, незаконно живущее в нем. Подобный фокус человек мог проделать лишь с помощью демона? Если смерть невозможна без жизни, то диалектическая злоба демона шипит, что и жизнь невозможна без смерти, что вопрос о преимуществах жизни или смерти вообще неразрешим, и что лучше всего отправиться за ответом на него к смерти, ибо ответ жизни нам уже заранее известен.

Сократ не сознавал того, что существо, обесценивающее жизнь во имя смерти, само уже давно обесценено жизнью; и ему остается лишь служба в ничтожащих структурах диалектики.

С одной стороны, Сократ возвышенно провозглашает: «Мы должны употребить все усилия, чтобы приобщиться, пока мы живы, к добродетели и разуму». С другой стороны, он презирает себя и своих соотечественников, заявляя: «…Мы теснимся вокруг нашего моря, словно муравьи или лягушки вокруг болота», да и вообще все люди суть Ничто. Но, с третьей стороны, он заявляет, что философия занята, «по сути вещей, только одним — умиранием и смертью».

Однако лукавит наш демон. Сократический философ занят умиранием и смертью не бескорыстно ради познания истины. Он «перед смертью полон бодрости и надежды обрести за могилой величайшие блага». Только при чем здесь философия и диалектика? Ведь таковы традиционные ценности любой религии. Что к ним может прибавить диалектика, кроме белого петуха?

Гений-демон Сократа настолько вжился в душу мудреца, что даже изменил его телесный облик, сделав его уникально и неповторимо уродливым. Сократ был не просто некрасив, а своим безобразным видом прямо-таки бросал вызов эллинским меркам красоты. Он был невысокого роста с отвисшим животом, большой лысой головой с огромным выпуклым лбом, с непропорционально короткой шеей. Нос был приплюснутый и вздернутый, ноздри широкие и раздутые, губы толстые и чувственные, лицо одутловатое, глаза навыкате (как у рака), глядел всегда исподлобья. Некий физиономист Зопир нашел в Сократе много признаков сладострастной и порочной натуры. Все присутствующие, зная сдержанность Сократа и его умеренный образ жизни, рассмеялись над физиономистом, но Сократ заступился за него, сказав, что свои вожделения он победил посредством разума. Правда, неизвестно, какие именно вожделения он в себе одолел, ибо и в семьдесят лет он, как свидетельствуют сохранившиеся источники, не собирался отказываться от каких-либо из своих желаний.

Диалектика и здесь выручила Сократа, превратив его телесную неприглядность в свою противоположность и в орудие мощного воздействия на людей. Красавец Алкивиад видел скрытые за телесной дисгармонией Сократа «изваяния богов»; видимо, следуя этой логике, телесную красоту эллинов он должен был бы воспринимать как нечто безобразное. Можно ли согласиться, что в Сократе скрыты прекрасные изваяния богов? Художественный закон соответствия содержания и формы запрещает и делает невозможным такое извращение; в уродливой форме не может быть прекрасного содержания, а уродливое содержание не может войти в форму красоты. Без гармонического соответствия формы и содержания нет ни красоты, ни уродства: соразмерное содержание требует для себя прекрасной формы, как и наоборот: безобразная форма требует для себя изуродованного содержания. И красота, и уродство держатся на равновесии своих содержательных и формальных аспектов. А божественность речей Сократа вызывает не только восхищение, но и вопрос о том, какого рода боги питают его вдохновение.

Но демон Сократа лепил его по облику и безобразию своей уродливости не только телесно, но и душевно, сделав из него своего рода антропологическую уникальность. Но зачем человеку столь сильная уникальность, делающая его даже антропологическим исключением? Ведь каждый человек, обладая уникальностью, все же похож иногда на своих предков; при этом между всеми людьми есть какие-то черты сходства. Уникальность же Сократа абсолютна; она тоже должна была послужить средством мощного и тайного воздействия на людей.

Уже упоминавшийся Алкивиад с каким-то вдохновенным страхом говорит, что даже в самой отдаленной степени Сократ «не похож ни на кого из людей, древних или ныне здравствующих, — это самое поразительное». Но на кого-то он все-таки похож? И Алкивиад спокойно так говорит: «Сравнивать его можно… не с людьми, а с силенами и сатирами — и его самого, и его речи. <…> Сократ похож, по-моему, на сатира Марсия. Что ты сходен с силенами внешне, Сократ, этого ты, пожалуй, и сам не станешь оспаривать». То есть близкие к Сократу люди видели в нем воплощение нечеловеческого инфернального существа. И никого это особо не смутило! Наоборот: такое подобие привлекало к Сократу новые массы поклонников, желающих душевно пообщаться с демонами.

Если учесть, что силены, сатиры волосатые демоны, наполовину люди, а наполовину козлы, постоянно обуреваемы похотью, то сравнение Сократа с ними весьма и весьма односмысленное. Сатир Марсий, т. е. человеко-козел, отличившейся в игре на флейте, вызвал на музыкальное соревнование самого Аполлона и, проигравши, был истинно с олимпийским искусством обесшкурен победителем. Сравнение с этим демоном должно было бы насторожить Сократа и его поклонников относительно их совместного будущего.

Но древние эллины реально воспринимали демонов в целом как законных обитателей бытия; хотя они и выделяли среди них светлые и темные фигуры, но в целом каждый демон одновременно был носителем зла и добра. Они не могли даже допустить и мысли о том, что все демоны родом не из бытия, а из Ничто Тартара, что они очень и очень заинтересованы в диалектике вопрошания, видя в ней основное орудие своего проникновения в сознание и разум бытия.

В своей родной стихии ничто диалектика не нуждалась ни в каких учителях, ибо эта сфера насквозь пропитана миазмами отрицания, самоотрицания и противоречивости, которые мгновенно одиалектичивают все, попавшее в зону воздействия Ничто. Во мраке учить мраку не нужно, а вот в земном царстве света творить мрак — это целое искусство, требующее учителей и наставников. Сократ был один из первенцев диалектики Ничто. Ему выпала миссия проведения опыта массового превращения людей с помощью диалектики в вопрошающих, затем — в вопросительных, и, наконец, — в сомнительных существ с полностью разрушенным сознанием. Среди древних ученых, пожалуй, лишь Аристотель, понимал отрицательную суть демонов, выстроив против них непроходимые стены своей логики, надежно защищающие ум и душу от проникновения в них чужеродных сил.

Демон вооружил Сократа фундаментально, сделав его великим маэстро гипноза, магии, даже волшебства, обучил искусству насильственного навязывания людям с помощью диалектических вопросов искусственных мыслей, состояний. И не только другим людям, но и самому себе! Менон, собеседник Сократа, шутя, говорит: «…Ты очень похож и видом, и всем на плоского морского ската: он ведь всякого, кто к нему приблизится и прикоснется, приводит в оцепенение, а ты сейчас, мне кажется, сделал со мной то же самое — я оцепенел. У меня в самом деле и душа оцепенела, и язык отнялся: не зная, как тебе и отвечать… Ты меня околдовал и зачаровал и до того заговорил, что в голове у меня полная путаница». Сократ добродушно соглашается с данным уподоблением, добавляя: «…Если этот самый скат, приведя в оцепенение других, и сам пребывает в оцепенении, то я на него похож, а если нет, то не похож». И Менон считает благоразумным то, что Сократ не выезжает никуда на чужбину, ибо «если бы ты стал делать то же самое в другом государстве, то тебя, чужеземца, немедля бы схватили как колдуна». Первые соблазненные потребители диалектики воспринимали ее буквально как род колдовства.

Итак, сам Сократ признавал над собой власть некоей внеличностной силы, способной парализовать волю, сознание, разум людей. И автором этой силы были не олимпийские боги, а демон-гений-даймонион.

Но чем заменяет этот демон временно выключенные силы сознания и разума? Послушаем об этом снова суждение ученика Сократа, Алкивиада: «Когда я слушаю его, сердце у меня бьется гораздо сильнее, чем у беснующихся корибантов[2], а из глаз моих от его речей льются слезы; то же самое, как я вижу, происходит и со многими другими». И странный моральный катарсис вызывают речи Сократа. Тот же Алкивиад говорит, что только лишь перед одним Сократом «испытываю я то, чего вот уж никто бы за мною не заподозрил, — чувство стыда».

Весьма похвальное чувство! Но чего же устыдился Алкивиад? Он устыдился своей распутной жизни, почестей и славы, коими его одаривают сограждане. Это — весьма хорошо.

А еще чего больше всего устыдился Алкивиад? Музы! закройте уши! Господи! Прости за то, что предаю божественной речи такой грех! А еще Алкивиад устыдился того, что он до сих пор не стал содомитским[3] партнером Сократа, причем по вине последнего. В состоянии высшей стыдливости Алкивиад говорит, что Сократ переполнен прекрасными изваяниями и «они показались мне такими божественными, золотыми, прекрасными и удивительными, что я решил сделать вскорости все, чего Сократ ни потребует. Полагая, что он зарится на мою цветущую красоту, я счел ее счастливым даром и великой своей удачей: ведь благодаря ей я мог бы, уступив Сократу, услыхать от него все, что он знает». Но Сократ отверг смазливого содомита по вполне рациональным основаниям: Алкивиад, мол, узрел в нем скрытую божественную красоту и хочет выменять ее на свою внешнюю миловидность, желает «приобрести настоящую красоту ценой кажущейся и задумал поистине выменять медь на золото». Естественно, что Алкивиад устыдился отказа Сократа настолько, что впоследствии предал афинян, перейдя в Пелопонесской войне на сторону Спарты. Демон же сразу посоветовал Сократу не связываться с красивым содомитом, не мешать ему свершить самое великое стыдливое дело своей жизни — предать родину.

Итак, демон Сократа с помощью диалектики вопросов делает самого мудреца и его собеседников невменяемыми, бесноватыми корибантами, заменяя им сознание и разум потоком бессознательных реакций. С другой стороны, этими же вопросами он вызывает у них оцепенение, гипнотический паралич воли и сознания. С третьей стороны, многие тонкие натуры в присутствии Сократа и его вопросов чувствуют какой-то странный стыд, в котором совесть неразделимо смешивается с чудовищными пороками, ставится им на службу. Иронические речи Сократа возбуждали в части людей стыд за то, что они все еще остаются нормальными существами и не развращаются…

Свое душевное состояние после бесед с Сократом Алкивиад более точно выразил в таких словах: «…Я испытываю сейчас то же, что и человек, укушенный гадюкой». А вот это уже ближе к истине, ибо именно гадюка вызывает одновременно страх, оцепенение, панику и какое-то страшное любопытство, т. е. во всех случаях нарушает вменяемость человека. Кроме того, гадюка у всех укушенных змеиным родом вызывает одинаковые реакции страха, оцепенения, невменяемости. Гадюка, пожалуй, и есть живой образ диалектики и вопроса; ведь вопрос — любимая поза змеи. Гадюка вынуждает нас вспомнить снова тот факт, что древний политеизм понимал демонов-гениев как змей с ларцами богатств в зубах, а изображал их в виде миловидных юношей. Круг замкнулся: слияние змеи и юноши завершается диалектикой — единством противоположностей смерти и жизни. (Интересно проследить бы судьбу этого сюжета в Библии!)

Итак, вопросно-безответной диалектике Сократа предшествовала определенная невменяемость, оцепенение, гипнотическое очарование человека; эта невменяемость и позволила затем набросить на сознание сети единства противоположностей (особенно Ничто и Бытия), чтобы незаметно сменить шкалу ценностей разума, отучить его от критики нечистого разума и научить критике чистого разума, т. е. научить оспаривать очевидности Бытия и доверять сомнительности Небытия. Диалектика Сократа выступила не просто как высшая мудрость, но она вошла в философию эллинов, вызвав у них опьянение, очарование, родственное божественному восторгу, колдовству и… укусу гадюки.

Эти исходные, первичные информационные деформации сознания и разума затем быстро забылись, стали привычкой, искусственной традицией, которая, с одной стороны, незаметно приучала разум и сознание поддаваться магии и иллюзиям диалектики Ничто, а с другой — обучала разум и сознание сопротивляться фактам и голосу реальности. Первые уроки диалектики у Сократа сопровождались сеансами какого-то нам неведомого гипноза, волшебства, коим в совершенстве владела наставница Сократа жрица Диотима. Затем эти функции у нее перенял демон-гений, ставший суфлером и режиссером диалектической вопросомании Сократа. Диалектика поселилась в душе Сократа посредством вопросного диалога его разума с демоном. А затем душа естественно подсказала разуму и сознанию, что диалектика есть их родное и любимое дитя. Поэтому подлинным и вполне законным соавтором диалектики Сократа является демон, обучивший его приемам неотразимо пагубного воздействия на людей.

Правда, не на всех. Комедиограф Аристофан и его аудитория издевались над диалектикой Сократа как пустым и зряшным занятием, делающим невежественных людей в один миг всезнающими и всеумеющими. Однако зря они смеялись, ибо пока они потешались над диалектиками, последние тихо и незаметно втянули их детей в гражданскую войну, в разрушение полисов.

Более солидное здравомыслие древнегреческой аристократии и демократии враждебно встретило, диалектику Сократа. По словам А. Ф. Лосева, они «очень рано начинали чувствовать в его вопросах какое-то скрытое издевательство и уж во всяком случае какую-то иронию». Только чувствование и правосудие против иронии бессильны; здесь нужно образование, способное саму иронию сделать предметом иронии и в итоге заменить ее позитивной мыслью, вбирающей в себя скептический потенциал иронии. Вряд ли можно согласиться с уважаемым ученым и в том, что «знаменитая ирония Сократа не только признана всеми античными источниками, но и навсегда осталась в памяти всего культурного человечества». Остаться-то осталась, но в качестве чего? Созидательной или разрушительной силы личности? Увы, в качестве страшной и поныне не распознанной саморазрушительной силы личности.

На первый взгляд, роль и функции этого демона Сократа кажутся невинными. В диалоге «Феаг» Сократ рассказывает: «Благодаря божественной судьбе с раннего детства мне сопутствует некий гений, — это голос, когда он мне слышится, всегда, что бы я ни собирался делать, указывает мне отступиться, но никогда ни к чему меня не побуждает. И если когда кто-нибудь из моих друзей советуется со мною, мне слышится этот голос, он точно таким же образом предупреждает меня и не разрешает действовать». У Ксенофонта Сократ говорит, что демоний как «божественный голос дает ему указания»; это, по мнению Ксенофонта, «и послужило главным основанием для обвинение его в том, что он вводит новые божества».

Итак, по Платону, демон всегда лишь советовал Сократу чего-то не делать; согласно Ксенофонту, демон отвращал на уровне воли и побуждений от одних действий и склонял к другим. В этом плане Сократ даже помогал друзьям в их мелких делах своими пророчествами. Но почему-то в обоих случаях демон никак не реагировал на содомитские грехи греков. Почему-то вольнодумец Сократ и его друзья тоже никак не реагировали на то, что демон лишает их свободы воли и ответственности за свои поступки. Не обратили внимания Сократ и его друзья и на скрытую избирательность демона, предпочитающего порочных, морально ущербных людей, чувствующих свою бытийную неадекватность; им-то он и дарит диалектику, с помощью которой они могут узаконить власть порока. Ведь диалектическое единство противоположностей гласит: как нет порока без добра, так и добро несостоятельно без порока. Древние греки засудили Сократа за этот диалектический, а вернее, — демонический — постулат, хотя смысл всей этой мистерии сократовских вопросоманий им вряд ли был в то время доступен.

(Продолжение следует)



В. А. Кишкинцев
ЭНЕРГИЯ ИЗ МИРОВОГО ЭФИРА?

В начале 90-х появились многочисленные сообщения об экспериментах Николая Теслы, проведенных на рубеже XIX и XX веков, и публикации результатов экспериментов его современных последователей. Среди них наибольший интерес представляют эксперименты В. В. Авраменко о «сверхпроводимости вольфрамового проводника» при передаче электроэнергии по одному проводу. («ТМ», № 1 за 1991 г., «ИР», № 5 за 1992 г. и другие издания).

Для передачи электроэнергии по одному проводу В. Авраменко использовал высоковольтные трансформаторы, работающие на частотах от трех до десяти килогерц. Причем первый вывод вторичной обмотки трансформатора оставался свободным. Типовые схемы установок В. В. Авраменко приведены на рисунках.

В первой схеме проводник Л длиной 2,75 метра из вольфрама толщиной 0,015 мм соединяет второй вывод трансформатора с выводами двух встречно включенных диодов. К противоположным выводам диодов подключены конденсатор, электростатический вольтметр и разрядник. По достижении на вольтметре напряжения в 10–20 киловольт в разряднике проскакивает искра.

Частота возникновения искры увеличивается при увеличении напряжения на первичной обмотке трансформатора или его частоты.

Во втором варианте схемы разрядник заменен на резистор R2 = 2 -100 Мом и в схему введен магнитоэлектрический микроамперметр. Исключен конденсатор и введен резистор R1 = 2–5 Мом.

По показаниям вольтметра и микроамперметра можно вычислять мощность, выделяемую на нагрузке. При этом оказалось, что на резисторе R2 выделяется значительно большая тепловая мощность.

Сам В. В. Авраменко не мог или не пожелал объяснить, за счет чего КПД получается более 100 %, однако некоторые из авторов (П. Д. Прусов. Явление Эфира, г. Николаев, 1998 г.), анализирующих результаты его экспериментов, пытаются объяснить их, даже за счет отбора энергии у мирового эфира.

При внесении в схему (рис. 1) небольших изменений демонстрировались и другие чудеса. Так, в некоторых экспериментах разрядник заменялся на электролампы, трансформатор — на более высокочастотный, запитываемый от генератора с частотой 8 кГц. Лампы ярко горели. Суммарная потребляемая лампами мощность составляла 1,3 кВт, но тонкий проводник оставался холодным. Хотя по общепризнанным физическим законам проводник был обязан сгореть или, по крайней мере, раскалиться и сжечь покрывающую его изоляционную пленку.



Венцом всех электротехнических чудес, продемонстрированных В. В. Авраменко, был обрыв тонкого проводника. Лампы при этом гасли. Однако В. В. Авраменко, не зачищая изоляцию на концах проводников, связывал их бантом. Через два изоляционных слоя лампы вновь загорались.

Если верить публикациям, причины таких чудес в 1989 г. не смогли объяснить и члены авторитетной Правительственной комиссии.



Однако это вполне посильная задача для ниже публикуемой таблицы. (Основы ее построения см. «Знак вопроса», № 4, 2003 г.; № 3, 2004 г.) Для упрощения понимания работы схем В. В. Авраменко, с позиций ТЗЭС, предварительно вспомним некоторые известные моменты из электротехники высоковольтных электрических полей с промышленной частотой 50 Гц.

Известно, что при передаче на большие расстояния электроэнергия для уменьшения токовых потерь преобразуется в высоковольтную с напряжением до 750 кВ. И, как показывает практика, с повышением напряжения роль электронов как переносчиков электроэнергии уменьшается. Свободных электронов просто начинает не хватать, и роль переносчиков электрической энергии выполняют частицы электростатического поля. Электроны тоже вносят свой вклад в передачу высоковольтной энергии, но главными переносчиками ее становятся структуры электрического поля.

Электрических зарядов в природе два, соответственно в ТЗЭС включены две частицы — электрический протон 3.0.1 и антиэлектрический протон 3.0.2, именно с помощью их и происходит в основном перенос высоковольтной энергии.

Свободные электроны в линиях с переменным напряжением выполняют вспомогательную роль. Длина их пробега в проводниках, как правило, не больше нескольких сантиметров, да и вообще их поток можно прервать. Например, включив в линию конденсатор соответствующей емкости. При этом передача электроэнергии будет сохранена. Частицы электрического поля перенесут энергию через диэлектрик конденсатора.

Вернемся к рассмотрению экспериментов В. В. Авраменко. С позиций ТЗЭС на выводе 2 обмотки трансформатора избыток структур 3.0.1, пропорциональный по величине напряжению, периодически заменяется на избыток структур 3.0.2.

Протоноподобные структуры 3.0.1 (или 3.0.2) со скоростью, в тысячи раз опережающей скорость электронного потока в проводнике, поступают на полупроводниковые диоды и элементы схемы, расположенные за ними. При этом и резистор R, (в схеме рис. 2), имеющий сопротивление 2–5 Мом, для структур 3.0.1 и структур 3.0.2 практически не является сопротивлением.



Механизм распространения структур 3.0.2 по проводнику или диэлектрику можно, с позиций ТЗЭС, представить упрощенно следующим образом:

Структуры 3.0.2 притягиваются протонами, набирают скорость, пролетают мимо них к другим, более активным протонам и так далее. Структуры 3.0.1 подобным образом ведут себя со свободными электронами и электронами, входящими в атомы, но магнитоактивными в определенные моменты.

В результате структуры 3.0.1 (3.0.2) способны перемещаться не только в проводниках, но и в диэлектриках.

В первом варианте схемы В. В. Авраменко путь перемещения структур 3.0.1 и 3.0. 2 замыкается на обкладках конденсатора, собственной емкостью электростатического вольтметра и паразитной емкостью разрядника. Данные емкости способны накапливать на одной обкладке зарядоактивные протоны 5.0.1. На другой обкладке конденсаторов собираются свободные электроны 4.0.2. На обкладке конденсатора их удерживает поток структур 3.0.1 от активных протонов с противоположной пластины конденсатора.

По мере накопления в диэлектриках конденсаторов структур 3.0.1, 3.0.2, обслуживающих активные протоны и электроны, в конденсаторах создается заряд, достаточный для переноса электронов с контакта А разрядника на контакт Б, возникает искра. В результате недостаток электронов на контакте Б компенсируется с контакта А. Однако уже при первой полуволне, состоящей из структур 3.0.1, электроны из зоны контакта Б частично отсасываются, что приводит к появлению положительного потенциала на нижней обкладке конденсатора и избытка структур 3.0.1 в зоне контакта 1, поступивших через диэлектрик конденсатора, а не через диод Д. Порция электронов, отобранная из зоны Б с помощью структур 3.0.1, поступивших от протонов с обкладки Б, засасывается через диод Д, в зону А и компенсирует избыток структур 3.0.1.

Замешкавшиеся по пути электроны и электроны, собравшиеся двигаться к трансформатору со скоростью несколько сантиметров в секунду, последующей полуволной из структур 3.0.2 заталкиваются в зону А. Данная полуволна из структур 3.0.2, казалось бы, через верхний диод должна высосать из зоны А положительный заряд, эквивалентный числу электронов 4.0.2, отобранных предыдущей полуволной из зоны Б. Однако роль положительных зарядов выполняют протоны 5.0.1, а они хоть и являются зарядоактивными, но жестко привязаны к структуре материала обкладки конденсатора. В результате во всех трех разновидностях схем В. В. Авраменко происходит периодический заряд зон А отрицательным зарядом, а зон Б положительным. При этом по проводнику Л текут только потоки из структур 3.0.1 чередующиеся с потоками из структур 3.0.2.

Свободных электронов 4.0.1 в проводнике Л практически нет, они выталкиваются из проводника первыми отрицательными полуволнами в зону А, за счет чего по мере заряда конденсатора проводник и вторичная обмотка трансформатора приобретают небольшой положительный заряд. Полагаю, что именно данный момент и понудил В. В. Авраменко ввести в схему варианта II резистор R1.

Резистор R1, как и завязка бантиком проводников в схеме варианта III, незначительно уменьшают потоки полуволн, состоящих из структур 3.0.1, 3.0.2.

Так с позиций ТЗЭС, функционируют сверхпроводники в схеме В. В. Авроменко.

Теперь, можно рассмотреть и причины выделения на резисторе R2 завышенной тепловой мощности.

Вариант II схемы работает с более слабыми электронными потоками, чем варианты I и III. А для нагрева резистора необходимы именно потоки электронов 4.0.2. В такой схеме завышенную мощность, выделяемую на нагрузке R2, можно объяснить за счет следующих факторов:

— движение электронов из зоны А в зону Б, как было показано, обеспечивает только полуволна, состоящая из структур 3.0.1. Полуволна из структур 3.0.2 не имеет массивных носителей заряда, способных приобретать ускорение и создавать эффективный нагрев. Полуволна из структур 3.0.2 способна только отталкивать электроны. Однако протолкнуть их через индуктивное сопротивление микроамперметра и высокоомный резистор R2, удается в весьма ограниченном количестве. Поток из электронов 4.0.2 протекает через резистор R2, при полуволне из структур 3.0.1, т. е. ток имеет пульсирующий характер. Подвижная система микроамперметра, да электростатического вольтметра не способны пульсировать с частотой в несколько килогерц. В результате вольтметр и микроамперметр показывают заниженные значения тока и напряжения. Другими словами, для данной схемы неправильно выбраны средства измерения. Необходимо осуществлять контроль токов и напряжений осциллографическими приборами;

— свободный пробег электронов в высокоомных резисторах составляет сотые доли миллиметра. Наибольшее разогревание резистора R2 при таких пробегах электронов с учетом падения напряжения по длине резистора происходит в зоне, прилегающей к выводу Б. Структуры 3.0.1 в зоне Б способны разгонять электроны до более высоких скоростей и вызывать локальный нагрев. Такой нагрев резистора преимущественно в зоне вывода Б не является следствием роста тока, фиксируемого катушками микроамперметра. Другими словами, измерительные приборы, используемые В. В. Авраменко, выбраны без учета физических особенностей работы электрических схем.

Главное достоинство экспериментов В. В. Авраменко состоит в том, что они наглядно подтверждают, что электростатические поля состоят из двух типов структур, получивших в рамках ТЗЭС название электрических протонов 3.0.1 и антиэлектрических протонов 3.0.2.

Утверждать, что в опытах В. В. Авраменко удалось извлечь энергию из мирового эфира — это несерьезно. Для таких серьезных выводов требуются значительно более тонкие и чистые эксперименты.



П. А. Каравдин
КОНЕЦ ДВОЙСТВЕННОСТИ?

Современная теоретическая физика считает свет и материю двойственными. Считается, что свет — и волна, и частицы. Материя же существует тоже в виде вещества (частицы) и в виде поля (волны). Вообще говоря, всякая проблема двойственна, пока не получила конкретного решения. Перед людьми когда-то стояла проблема формы Земли. Плоска или не плоска Земля? Далее проблема снова стояла двойственно: шар или не шар Земля? И перед каждым человеком ежедневно и ежечасно тоже возникают двойственные проблемы. И только после того как проблема решена, двойственность исчезает.

В журнале «Знание — сила», № 6,1993 г., опубликована статья физика С. Самойлова «Волнения вокруг электрона», в которой автор пишет: «В глубине души каждый физик всегда был или «корпускулярщик», или «волновик». Но на людях — только «дуалист», человек, имеющий сразу две веры, ибо дуализм как нельзя более соответствовал «единственно верному» диалектическому учению. В то же время «корпускулярщики», как считалось, грешили механицизмом, а «волновики» — идеализмом». Нельзя сказать, что никто не видит проблемы. Например, однажды член редколлегии журнала «Техника — молодежи» профессор А. Тяпкин опубликовал в журнале заметку «Возвращение к дискуссии», в которой написал следующее: «…мы должны верить, что удастся наконец препарировать «кентавра» из волны и частицы. Надо непременно продолжать исследовать самые невероятные гипотезы о связи двух начал существования микрообъектов и постоянно помнить, что проблема дуализма не может быть исчерпана словообразованиями типа «волница» и «частолны» («ТМ», № 1-1983). Но дискуссия не состоялась. Более того, редактор журнала В. Захарченко вскоре был снят с работы.

В том, что проблема двойственности волнует физиков, я убедился 7 мая 1991 года в Челябинском госуниверситете, где мне удалось выступить с кратким сообщением о возможности отказа от двойственности перед студентами и преподавателями физического факультета. Аудитория загудела. Раздались возгласы: «Неужели всю физику придется переписывать?» Я возразил, что всю физику переписывать не надо, но от двойственности, которая является следствием логической ошибки, нужно отказаться.

Все началось задолго до Аристотеля. Перед философами стояла двойственная проблема прерывна или непрерывна материя. Иначе говоря, если материя прерывна (дискретна), то она состоит из элементарных частиц, находящихся в пустоте. Если же материя непрерывна, то она целиком заполняет пространство Вселенной, не оставляя пустоты. Такую непрерывную материю стали называть эфиром. До Аристотеля Левкип, Демокрит, Зенон и другие логически доказывали, что если мир один, то материя дискретна. Аристотель тоже логически «доказал», что пустоты нет, потому что в пустоте тело, приведенное в движение, будет двигаться бесконечно. «Ибо, что его остановит здесь, а не там?» (т. 3, с. 139). Аристотель исходил из того, что Вселенная конечна, а в конечной Вселенной невозможно бесконечное движение. Следовательно, Создатель обязан был заполнить пространство эфиром, который, тормозя движение, делает невозможным бесконечное движение в конечной Вселенной. В физике Аристотеля старший современник Ньютона Христиан Гюйгенс предложил объяснять оптические явления колебаниями (волнами) эфира. И даже вывел якобы на основе волновой теории формулу преломления света, которая соответствует действительности.

Ньютон окончил университет, в котором изучалась физика Аристотеля, и был оставлен преподавать физику и математику. Первые его труды по оптике опираются на эфир. Но потом Ньютон вдруг сменил убеждения. Почему? Но если планеты и кометы очень долго движутся по орбитам «постоянного рода и положения», то это означает, что пространство не тормозит их движения. Но если пространство не тормозит движения, то это означает, что эфира нет, пространство пусто, материя дискретна. Но если нет эфира, то нет и волновой теории света, а свет может быть только потоком каких-то частиц (корпускул). И Ньютон стоял за корпускулярность (дискретность) света.

Ну а как же с преломлением света? Смотрите на рисунок. Поток корпускул света входит в стекло. При этом скорость корпускул в стекле замедляется. Аналогия с шеренгой солдат, марширующих на плацу. При входе в стекло скорость корпускул замедляется, и направление их движения изменяется. Это и есть преломление света. То есть Гюйгенс допустил небольшую, но существенную ошибку. Он не знал, что скорость волн тем больше, чем плотнее среда, а скорость частиц, наоборот, тем меньше, чем плотнее среда. Вывод Гюйгенса подтверждает корпускулярность света.

Ньютон в книге «Математические начала натуральной философии» заложил основы классической физики. Авторитет Ньютона стал так велик, что про Гюйгенса забыли. Но в 1818 году Парижская АН с подачи Френеля вернулась к несовместимой с Ньютоном волновой теории света. Френель объяснял дифракцию и интерференцию света тоже якобы с помощью волновой теории, уменьшая скорость света в более плотной среде.

Так через волновую гипотезу физика Аристотеля тихой сапой проникла в классическую физику. Отсюда начало кризиса физики и философии, вызванное неопределенностью (двойственностью) основ науки.

Я тридцать лет пишу и рассказываю об ошибке, мне возражают, что невозможно объяснить дифракцию, или интерференцию, или кольца Ньютона без волновой теории, без эфира. Но я-то при чем? Я нашел ошибку, нужно ее исправлять. В принципе я имею гипотезы для объяснения и этих явлений. Эти гипотезы могут стать теориями только после признания их учеными, а для этого их нужно публиковать для обсуждения. А это в научной печати невозможно. Считается, что только профессионалы могут заниматься наукой и делать открытия. Но профессионалы только заучивают уже известное, в том числе и заблуждения, а исправить их не могут. Об этом говорит хотя бы более чем трехсотлетний вывод формулы закона преломления света Гюйгенсом.

И Гюйгенс, и Френель строили свои «волновые фронта» в представлении, что скорость света в более плотной среде уменьшается. Но это свойство корпускул. Волны же имеют тем больше скорость, чем плотнее среда. Следовательно, все оптические явления нужно объяснять корпускулярностью света. Покажем, как все свойства света (кроме интерференции) объясняются корпускулярностью.

Через вершину трехгранной стеклянной призмы «А» пустим луч света (рис. 1). Его направление не изменится. Добавим к призме «А» призму «В» так, чтобы они образовали единое целое (рис. 2). Луч света преломится. Этот рисунок позволяет понять разную роль двух призм. Призма «А» только уменьшает скорость света. Призма «В» притягивает корпускулы и изменяет направление движения света.



Уберем призму «А» (рис. 3). Этот рисунок объясняет дифракцию света. На рис. 4 показано явление, известное под названием полного внутреннего отражения света. Теперь мы можем понять, что это явление не является отражением, а только притяжением. Корпускулы света при выходе из призмы «А» испытывают притяжение от призмы «В» и резко поворачивают влево.

Таким образом, и преломление, и дифракция, и полное внутреннее отражение имеют одну причину. Итак, мы с помощью простейшего мысленного эксперимента выявили, что явления преломления света, дифракции и полного внутреннего отражения, в сущности, представляют одно и то же явление — отклонение световых корпускул вследствие их взаимодействия с веществом.



Загрузка...