Знал бы прикуп

ГЛАВА 10

Игрища в «Туристе» были назначены на семь вечера. Я решил не спешить, опоздать на первую партию. Пусть начнут. В конце концов, бизнесмен заслужил право первым приступить к разбазариванию собственного состояния. Отказать ему в этом было бы бестактно.

В начале восьмого подъехал к гостинице. Не спеша припарковался, еще какое-то время высидел в машине. Решил: пора.

И вдруг увидел Котю. Старый аферист, с «дипломатом» в руке, суетливо тыкался изнутри в стеклянные двери гостиницы.

«Ну вот, началось, — подумал я. — Сейчас этому дуралею положено совать в карман ставку за первую партию, а его носит черт-те где. Упился, что ли? Вот тебе, милочка, и вся уверенность…»

Котя наконец нарвался на нужный, открывающийся отсек. Нервно проскочил через него и, испуганно озираясь, заспешил к стоянке такси.

Мне его поведение очень не понравилось. Сразу вспомнился испуг старика при нашей прошлой встрече. И все размышления насчет его причастности к гибели Людвига. В том числе и о неспособности его на убийство.

Хотел окликнуть его, но передумал. Когда человек в таком состоянии, неблагоразумно набиваться к нему в компанию. Сначала стоит выяснить, чем это чревато.

С другой стороны, на глаза коллеге попасться не мешало. Как-никак, дело у нас сегодня общее, и, может быть, мое присутствие облагоразумит, дисциплинирует его.

Я выбрался из машины, сделал несколько шагов в сторону вереницы такси. Вышел на открытое пространство. Не заметить меня теперь было сложно.

Котя, целеустремленно двигающийся к головной машине, меня заметил. Но это только способствовало его шустрости. Он юркнул в ближайшее такси и явно попросил шофера отъехать как можно скорее.

У его поведения могло быть только одно толкование. Котя обыграл Шрагина сам и не намерен отдавать деньги. Самомнение Шрагину подвело; Она ошиблась. Я — тоже хорош. Нашел кому довериться.

Первым было желание погнаться за такси, увозившим Котю и жизненно важную мою долю. Желание я подавил. Что мог требовать у Коти? Он со мной ни о чем не договаривался. Заниматься чистой воды гоп-стопом я не собирался. Может быть, артистке удастся выбить у этого негодяя хотя бы нашу долю.

Я направился к гостинице.

Если Шрагин еще там, пусть объяснит, какого беса полез в игру досрочно, на что рассчитывал.

Ответив на приветствие швейцара, прошел к лифту, поднялся на десятый этаж. Кинув взгляд на пустующее место за столиком горничной, по мягкой дорожке двинулся в сгущающийся мрак коридора к знакомому номеру. Постучал.

Из- за двери не донеслось ни звука. Подергал ручку. Дверь была заперта.

Значит, Шрагин уже ушел. Наверное, спустился вторым лифтом, когда я поднимался. Иначе вряд ли бы мы разминулись.

Уже сделав несколько шагов назад к лифту, я вернулся к двери с цифрами «1010». Посмотрел вниз. Точно, в щель под дверью пробивался свет. Опасливо глянув в сторону обитания горничной, присел на корточки, приник к похожей на галстук-бабочку замочной скважине.

Открытая дверца шкафа в прихожей мешала разглядеть все. Но того, что увидел, было достаточно… Из-за дверцы выглядывали лежащая в темной луже лысина и запрокинутая рука с перстнем.

Странно, что я не запаниковал. Во всяком случае, не так, как ожидал бы от себя, если бы пытался представить подобную ситуацию. Может, ежедневные посещения онкологического центра, подслушанные в нем разговоры курильщиц сделали меня бесчувственнее?

Об этом я подумал потом. А тогда у двери, встав с корточек, еще раз прострелил взглядом коридор и деловито вытер носовым платком дверную ручку. Быстро прошествовал к лифту. Обнаружил, что он занят. Подался к лестнице, но вовремя спохватился: горничным с нижних этажей на глаза попадаться не стоило. Дождался лифта. В холле первого этажа хотел для отвода глаз беспечно потоптаться у киоска с сувенирами и газетами. Передумал. Швейцар все равно запомнил меня. Если за столько лет не забыл…

Кивнул ему на прощанье и вышел на улицу.

И только сев в машину, ощутил смятение. Мысли и эмоции устроили кучу-малу. Думалось обо всем сразу. Об оставшемся в номере безжизненном Шрагине, о подозрении, которое падет на меня, о Коте, сбежавшем с «дипломатом», об Ольге, верящей в меня, о провалившемся плане, о виновнице всего этого — теперь уже вдове Шрагиной.

При всем этом следовало решить, что делать дальше. Какое-то время колебался, не позвонить ли в милицию. Что, если Шрагина еще можно спасти. Но вспомнил картинку, обрамленную контуром бабочки-скважины, и сомнения отпали.

Предупреждать о трупе в номере было глупо. Если буду утверждать, что всего лишь подходил к двери, то мне не положено знать, что за ней. К тому же сейчас желательно было выгадать время. Конечно, на меня выйдут.

Но стоило попытаться хоть что-то придумать, выяснить, решить.

Сомнений в том, что на этот. раз в случившемся замешан Котя, быть уже не могло. Их рассеивал красноречиво перепуганный вид негодяя. Его паническое бегство. Странно, что аферист даже не пытался совладать с собой. Конечно же, привлек внимание швейцара, и теперь, будет первым в очереди подозреваемых. Мне отведут место сразу за ним. Как покинуть эту очередь или хотя бы переместиться в ней поближе к концу, пока не представлял. Но знал, с чего следует начать. С разговора со Шрагиной.

Ехал к себе и думал о том, что будет с Ольгой, если меня задержат. Этого допустить никак нельзя. Хотя бы до тех пор, пока не достану деньги и не отправлю ее в Штаты. Кстати, о деньгах. Если не сегодня завтра мне придется скрываться, то на выручку от продажи квартиры рассчитывать не приходится. Выходило, что, кроме всех прочих неприятностей, которые сулила лопнувшая комбинация, необходимая сумма увеличилась тысяч на десять-пятнадцать.

Машину оставил на стоянке. Подходя к дому, глянул на окна своей квартиры. Они светились. Шрагина уже ждала.

Попробовал представить себе реакцию сообщницы на известие о смерти супруга. Впервые в жизни мне выпадала печальная миссия гонца. До сих пор только по слухам знал о тяжести ее. И тут же поймал себя на том, что не особо беспокоюсь за душевное состояние овдовевшей. Случившееся если и потрясет ее, то ненадолго. Скорее всего корчить из себя безутешную вдову не станет. Еще бы, теперь она получала все. За вычетом выхваченного Котей куска.

Входя в черноту подъезда, думал о том, что вряд ли меня хватятся до утра. Если, конечно, горничная не грешит подглядыванием за жильцами в замочные скважины. Завтра придется подыскать себе убежище. И вновь ломать голову над тем, где достать деньги.

Шрагина, бесцеремонно вырядившаяся в мой халат, сидела в кресле. На коленях ее лежал распахнутый журнал для не бесчувственных. Мизансцена была не самой подходящей для извещения о потере супруга.

Сообщница с насмешливым любопытством пристально следила за мной, вошедшим. Молчала.

И я молчал. Прошагал ко второму креслу, плюхнулся в него. Пододвинул к себе ее чашку с кофе, отхлебнул. На женщину старался не смотреть.

Шрагина отложила журнал, встала с кресла и, обойдя мое, перегнувшись через спинку, сзади обняла меня. Потерлась щекой об ухо, овеяла запахом губной карамели, шепнула:

— Почему ты молчишь?

— Советую тебе присесть, — сказал я.

Она замерла. Потом послушно вернулась на свое место. Выжидательно уставилась на меня.

— Твой муж… — начал я. И осекся. Оказывается, слухи не лгали: произнести это было непросто.

— Не пришел? — не утерпела, подсказала она.

— Умер, — бухнул я. И сам испугался этого короткого слова. Испуганно взглянул на нее.

— Как? — Зрачки Шрагиной расширились.

— Его убили. Когда я пришел, он был уже… — Я поспешил сразу выплеснуть все. Чтобы не тянуть жилы. Ни из нее, ни из себя.

Был уверен, что без мало-мальской истерики не обойдется. Причем искренней. Не мог, по моему разумению, один человек сдержанно принять внезапное известие о смерти другого, близкого ему.

Я ошибся. Истерики не произошло.

Шрагина выдержала очень долгую паузу, в течение которой исследующим взглядом буравила меня. Потом глаза ее недобро сузились, и она спокойно произнесла:

— Не думала, что ты на такое способен.