ГЛАВА 7

Шрагину я встретил случайно через два дня. Во дворе онкологического центра. Возвращался, проведав Ольгу, и столкнулся с обманщицей у ворот.

Не стал церемониться, «разводить» ее, как собирался в тот вечер, когда понял, что дуранула. Не под то настроение она мне подвернулась. Просто заметил в ответ на радостное приветствие:

— Особо не напрягайся.

— Ты о чем? — не поняла она.

— Я знаю, что письмо писала не ты.

И продолжил путь к воротам, оставив ее в растерянности и даже не оглянувшись.

Настроение действительно было, мягко говоря, не игривое. Опасения насчет диагноза оправдались.

Все время, пока я был у Ольги, мне приходилось духариться. Наивно, словно размахивая голыми руками, отгонять и свою панику, и ее страх. Но только вышел от нее, как ощутил тоску. От бессилия помочь. И от понимания, что сейчас там, в палате, уже никто не мешает страху расправляться с родным мне человеком. Самым родным.

Ольга появилась в моей жизни чуть больше двух месяцев назад. К моменту ее появления я уже вполне смирился с тем, что в этой жизни придется перебиваться случайными романами. Смешно было после стольких попыток рассчитывать обнаружить ненормальную, готовую по-настоящему связаться со мной женщину. К тому же такую, с которой готов был бы связаться и я.

Такой ненормальной оказалась Ольга. Она очень успешно и без заметных усилий прибрала меня к рукам. Может быть, это ей удалось потому, что застала меня врасплох.

До поры до времени мы с ней пребывали в состоянии умеренно текущего романа. Я относился к ней, как к очередной женщине, которая не особо вписывалась в надуманные мной параметры: была чересчур юной, была брюнеткой, была склонной к полноте.

Когда спохватился, задумался о том, не слишком ли далеко мы зашли, было уже поздно. Без нее уже не мог. К тому же всего за два месяца она умудрилась похудеть на бог знает сколько килограмм, стала вызывающе привлекательной личностной женщиной. Ни возраст, ни цвет волос ее не портили. И главное, я обнаружил, что могу находиться в ее обществе сколько угодно времени. Она умела быть рядом, не разрушая мирка, который я вокруг себя создал. Ни одной женщине до нее это не удавалось. Каждая норовила весь хлам холостяцких привычек собрать в кучу и закрыть в темной кладовке, как отслуживший свое.

Конечно, два месяца — не срок. Все могло измениться. Но я видел, чувствовал, что не изменится. Ольга принимала меня со всеми потрохами без усилий. Без малейших усилий.

И все же о браке я не думал. Слишком велика была разница в возрасте. В шутку предложил ей отнестись к нашей совместной жизни как к полигону будущей семейной. Она не спорила. Только с улыбкой пожала плечами: скажешь тоже. Но я видел, что ей явно недостает всех этих банальностей в виде штампа в паспорте, кольца на руке, знакомства с родней.

Не знаю, когда бы я решился на это, если бы не…

На обследование она попала случайно. Шарлатан, предлагающий на Дерибасовской прохожим полную диагностику за полдоллара, бесплатно порекомендовал Ольге провериться как следует.

Первое же, пока еще поверхностное обследование, результат которого от пациентки почему-то не скрыли, перевернуло всю нашу жизнь. Отношение к ней. И в тот же день я сообщил Ольге, что, как только выяснится, что эти коновалы ни черта не смыслят в медицине, мы распишемся.

— А если не выяснится? — испуганно спросила она.

— Такого быть не может, — ответил я.

— А если может…

Я недовольно посмотрел на нее:

— Тогда как захочешь. Можем сначала расписаться — потом вычухать тебя, можем — наоборот.

— Думаешь, удастся? — Она смотрела на меня с мольбой.

— Не смеши меня, — хмыкнул я. — Все это уже лечится. И за границей, и у нас.

Видеть ее излучающие отчаяние и веру в меня глаза было невыносимо.

— За границей, конечно, надежнее, — заметил я изо всех сил беспечно. — Если что — смотаемся.

Но я, конечно, тогда ничего не знал. Ни того, излечима ли болезнь, ни того, сколько стоит лечение. Узнал позже. Шанс и впрямь был. Но только при лечении за границей и очень слабенький. Стоил он пятьдесят тысяч долларов. Так сказал в неофициальном разговоре врач, который вел Ольгу.

Я знал, что не упущу этот шанс, что отдам за него все. Но того, что мог отдать, — не хватало. За квартиру получил бы тысяч пятнадцать, за машину — максимум пять. Если продавать срочно — и того меньше. И за то и за другое в сумме — не больше пятнадцати. Еще тысяч пять мог насобирать в долг. Итого двадцать. Тридцати не хватало, как ни крути.

Два дня назад, когда я общался с семейкой Шрагиных, были две надежды.

Одна — на Борьку-бизнесмена. Друга юности. Того самого, которого раскручивала такая же ловкачка, как эта Карина. Зная Борькину, не типичную для коммерсанта, размашистую натуру, не сомневался — поможет.

Другая надежда — на то, что диагноз не подтвердится. Такое, как мне объяснили, случается частенько.

На одну из двух надежд можно было рассчитывать. Потому я чувствовал себя более-менее уверенно. Обращал внимание на чулки и возился с обоими Шрагиными. Да и по жизни, насколько помнил, привести себя в уныние мне было непросто.

Но у Борьки оказались свои серьезные проблемы. Он пребывал под колпаком у экономической полиции и уже выяснил откупную таксу: сто тысяч долларов. Денег у него хватало впритык. Тех, которые не в деле.

Выяснив, что надежда на Борьку лопнула, я полдня ходил как хмельной. От растерянности. И вынашивал вариант, что диагноз не подтвердится. Это было вчера.

Сегодня варианта не стало. Ольга еще не знала об этом. Я попросил врача сказать, что результаты задерживаются. Она и без того была раздавлена страхом. Все время, пока я находился у нее, держала меня за руку и смотрела запавшими от слез и страха глазами, как на последнюю надежду. Изо всех сил верила, что сумею спасти ее.

Я обязан был сделать это. Достать пятьдесят тысяч. Тридцать тысяч. Для этого готов был на все.

Когда встретил во дворе Шрагину, был весь в себе. Вспоминал, кто мне рассказывал о том, что какие-то медицинские учреждения покупают внутренние органы доноров. Почки и прочий ливер. И сколько за это платят.

Все связанное с этой лживой дамочкой было в тот момент слишком далеко от меня, чтобы я, встретив ее, задержался хоть на шаг. И реплики, которыми отозвался на приветствие, вылетели автоматически.

О том, где достать деньги, я думал и весь оставшийся день. Анализировал варианты. В первую очередь, конечно, связанные с игрой.

За те годы, что я выпал из своего бывшего мира, оборвались все связи. И восстанавливать их не было времени. Да и не принесли бы они таких денег. Все перспективные участки уже застолблены. Сколько старателей, оставшихся не у дел, влачат жалкое существование. Ищут хотя бы крохи наживы.

Насчет продажи почки тоже выяснил. Максимум, что можно было на этом поиметь, — тысяч пять. Проблема не решится. И кто будет заниматься Ольгой, если я слягу?

В тот момент, когда я думал о том, что стоит попробовать продаться в игровое рабство кому-нибудь из паханов, раздался звонок в дверь.

Открыв, я с хмурым удивлением взирал на высвеченную светом из прихожей Шрагину. Бесцеремонно спросил:

— Чего тебе?

— Разрешишь войти?

Я отступил, давая ей пройти. Она уверенно прошагала в комнату. Осела в кресле. Попросила:

— Водки дашь?

— Обойдешься, — сказал я. Оставшись у двери, неприязненно смотрел на нее.

Она усмехнулась. Сообщила:

— Ты прав, я обманула тебя.

— Мне это не интересно.

Она кивнула:

— Письмо тебе написала моя подруга. От нее я все и узнала.

— И у тебя оказались те же проблемы. — Я криво усмехнулся. — Мне это в самом деле не интересно.

— Проблемы у меня другие, — строго сказала она.

— Я же сказал, меня они не…

— Мне нужны деньги.

— И ты рассчитываешь на мою помощь? — Я смотрел на нее, как на чокнутую.

— Рассчитываю.

Я еще какое-то время пялился на нее. Потом пошарил у себя по карманам. Нашел несколько купюр. Протянул:

— Этого хватит?

— Мне нужны деньги, и я знаю, что смогу их заработать. И ты тоже.

— Сколько?

— Пятьдесят тысяч.

Я затаил дыхание. Недоверчиво спросил:

— На двоих?

— По пятьдесят на каждого.

Я еще какое-то время помолчал. Потом сказал:

— Я сейчас. — И пошел на кухню за водкой.

Загрузка...