Знание-сила, 2003 № 11 (917)

На реке Оке четыре тысячи лет назад...

У большинства людей при словах: экспедиция, открытие, тайна — возникают ассоциации, связанные с экзотическими странами, неизвестными племенами, опасностью, невероятными приключениями. Так уж устроен человек — то, что находится рядом и при обьщенном взгляде представляется будничным и простым, не вызывает у него удивления. Естественно, совершенно по-другому смотрят на это же самое люди, по долгу своей профессии обязанные изучать историю по следам, оставшимся от далекого прошлого.

При словах Центральная Россия, Рязань, река Ока кто-то вспомнит, возможно, поговорку «У нас в Рязани пироги с глазами...», кто-то деревню, дом в яблоневом саду и бабушку с дедушкой, кто-то самую вкусную рассыпчатую картошку. Люди, образованные в отечественной истории, подумают о трагическом штурме Рязани войсками Батыя; медики, наверное, вспомнят академика И. Павлова, учившегося в рязанской гимназии. В общем, про Рязань есть что вспомнить. Но это — так, на обыденном уровне.

Места же эти абсолютно уникальны, и в первую очередь из-за культурно-географической ситуации. Этот регион является контактной зоной, связывающей между собой лес и лесостепь, а река Ока — водной артерией, по которой издревле передвигались племена с севера на юг, с востока на запад и обратно. Своеобразие региона состоит и в спектре составляющих его ландшафтов: здесь и огромная заливная пойма Оки, всегда манившая древних скотоводов; черноземные клинья, далеко заходящие в лесную зону, которые давали обильные урожаи земледельцам и служили коридорами, связывающими со степной зоной, и уникальные пространства озерной Мещеры, с эпохи неолита бывшие раем для первобытных охотников и рыболовов.

Именно поэтому история Рязанщины — это пестрый калейдоскоп археологических культур, начиная с эпохи верхнего палеолита и вплоть до раннего средневековья. Но многие вопросы, связанные с этническими определениями носителей археологических культур, характером их хозяйства, историческими судьбами этих народов так и остаются еще не решенными. А каждый новый полевой сезон (а подчас и изучение коллекций музеев) приносят новые открытия, а вместе с ними и новые вопросы.

В очередной раз это произошло прошлым летом во время работ Рязано-Окской археологической экспедиции под руководством автора этих строк. Исследуя могильник поволжских финнов эпохи раннего средневековья, мы вдруг наткнулись на остатки комплекса сооружений, относящихся к древностям абашевской культурно-исторической общности. Эта общность в эпоху средней бронзы во второй — третьей четвертях И тысячелетия до новой эры занимала огромные пространства от рек Десны и Сейма на западе и до Тобола на востоке.

Ее население скорее всего принадлежало к индо-иранской языковой семье и занималось развитым скотоводством. Важное значение для хозяйства имела цветная металлургия. По мнению исследователей, именно абашевцы начали осваивать месторождения цветных металлов в Приуралье и Зауралье — это хорошо видно по остаткам металлургического производства на поселениях и на погребениях и «кладах» металлургов. Судя по всему, это население одно из первых в лесостепной зоне Восточной Европы освоило упряжное коневодство.

На территории распространения абашевской культурно-исторической общности выделяются отдельные археологические культуры. К одной из них, так называемой доно-волжской, занимавшей лесостепные районы Подонья и смежные районы Поволжья, судя по всему, и относится открытый нами археологический памятник.

Для него характерны поселения, вначале небольшие, располагавшиеся на дюнных возвышениях, затем более крупные, которые находятся уже на высоких мысовых площадках. Погребения располагаются, как правило, под курганами, однако конструкции вокруг погребальных ям встречаются реже, нежели в других абашевских древностях.

Вероятно, именно скотоводческий характер абашевского хозяйства, необходимость в новых пастбищах и были причиной глубокого проникновения лесостепного по своей сути населения глубоко в лесную зону. Проникновение это происходило по лесостепным клиньям, заходящим в лесную зону. Подобным образом в Ярославском Поволжье появился абашевский коллектив, оставивший Кузмарский могильник. Ряд абашевских памятников, расположенных в сходных условиях, известен в западной части среднего Поволжья, в лесостепных клиньях на территории Пензенской области, Мордовии, Чувашии и Марийской республики. Мощность абашевского культурного импульса была такова, что отдельные элементы абашевской культуры, в том числе характерная керамика и отдельные типы бронзовых вещей, известны даже на территории Финляндии.

Особое место среди находок, связанных с абашевскими древностями, занимает знаменитый Галичский клад, являющийся украшением зала Государственного Исторического музея, посвященного эпохе бронзы. Этот комплекс находок уже более ста лет внимательно изучается археологами. Считается, что медные идолы и жертвенный нож, составляющие эту находку, могли быть атрибутами ритуальной практики этого населения.

На рязанском течении Оки до сих пор классические абашевские памятники не были известны, попадались лишь отдельные находки на памятниках, связанных с другими культурами,— с поздняковской и балановской.

Комплекс, с которым нам предстояло работать, располагался на высоком мысу при слиянии Оки и Прони, и состоял он из множества определенным образом организованных ям. Что это за комплекс, нам предстояло выяснить. Одна яма была большая (погребальная или жертвенная яма), ориентированная по линии юго-запад — северо-восток. А в ней — лепной острореберный орнаментированный сосуд, под ним бронзовое шило и кости, судя по всему теленка, положенные в качестве жертвы или заупокойной пищи. К северо- западу от нее располагалась другая — столбовая яма, размерами 84 х 60 сантиметров, возможно, в ней когда- то было какое-то деревянное изваяние, располагавшееся почти точно в центре правильного круга диаметром около шести метров. Как раз по диаметру находилось десять меньших по размерам ям округлой и овальной формы.

Надо сказать, что размер ям колеблется от 44 х 46 см до 75 х 56 см. От этих двух ям в круге был разрыв шириной 2,5 метра, фланкированный парами столбовых ям.

Несколько выбивается одиннадцатая по счету- столбовая яма, расположенная за пределами круга. По отношению к центру круга она располагалась к северо-востоку, и столб в этой яме, подумали мы, мог служить дополнительным визиром с направлением на восход солнца.

Но это еще не все. Вокруг этого и без того достаточно сложного сооружения находились еще три ямы больших размеров, расположенные к северо-западу, северо-востоку и юго-востоку от центра сооружения.

На дне одной из них мы нашли фрагменты устья абашевского круглодонного сосуда и фрагменты длинных костей и зубов человека.

Но и на этом наши открытия не закончились. Еше две ямы были найдена с юго-восточной и восточной сторон от кольцевого сооружения. Одна была абсолютно пуста. В другой был раздавленный землей абашевский круглодонный сосуд.

Поразительно, но ни одно из сооружений этой отдаленнейшей от нас эпохи бронзы не повреждено ни раннесредневековыми погребениями, ни другими сооружениями уже нового времени. Раннесредневековые погребения располагаются вокруг комплекса с круглой оградой. Это наводит на мысль, что первоначально над нашим кольцевым комплексом была насыпь, которая могла образоваться либо в результате завала столбов, либо ее специально насыпали, сооружая этот сложный комплекс. Позже распашка земель, конечно, должна была ее уничтожить. Две заплывшие впадины в материке к востоку от комплекса могли образоваться как раз в результате выборки земли для сооружения насыпи.

Несмотря на отсутствие остатков человеческих скелетов в больших ямах (за исключением следов длинных костей и верхней челюсти в одной из них), мы не можем исключать, что они представляли собой погребения — из-за особенностей грунтов костяки часто не сохраняются. Тем более что по дну центральной ямы прослеживался слой органического тлена, и, возможно, это было тем, что осталось от погребенного.

Проведенный анализ на содержание фосфора в сосудах показал, что когда их ставили в ямы, в них была вода; в центральной яме содержимое сосуда было защищено магическим обрядом — под сосуд положили бронзовое шило. Этот прием традиционной магии хорошо известен и по археологическим, и по этнографическим источникам.

Заупокойная пища в центральной яме также могла предназначаться для погребенного.

И все-таки такое основательное кольцевое сооружение свидетельствует о том, что комплекс имел какое-то другое, особое значение. Оградки вокруг абашевских погребений округлой или под прямоугольной формы известны хорошо. Однако таких правильных кольцевых оград из крупных столбов с ямой для изваяния (?), в центре фланкированным парными столбами входом и дополнительными столбами за пределами круга никогда раньше не встречали. Тем более что напраление от погребальной (?) ямы в центре через яму (в которой, возможно. находилось изваяние) проходит точно по центру прохода между двойными столбами и показывает на место слияния рек. Пока нам еще не удалось точно проверить, но, возможно, это является и направлением на точку захода солнца в момент летнего солнцестояния. А дополнительный столб к северо-востоку от кольцевого сооружения может указывать на точку восхода солнца в этот момент. Однако эти предположения нужно еще проверять.

Хотя, думаю, что даже если сооружения эти носят погребальный характер, это не исключает и иных его функций. Например, культово-астрономических. Различного рода святилища часто привязываются к могильникам, археологи это хорошо знают. Это связано и с культами предков, и с представлениями о смерти как о моменте перехода к новой жизни. Отсюда — связи с культами плодородия, а от них к солярным или лунарным культам. На самых известных европейских святилищах кольцевой конструкции — Стоунхендж и Эйвбери в Англии, которые считаются древними астрономическими обсерваториями, имеются многочисленные погребения: в первом и в его окрестностях — до 350 погребений, во втором — рядом находится могильник с самым большим в Европе курганом, его высота 40 метров, а диаметр 165 метров.

Сама идея кольцевого сооружения тесно связана с представлениями древних о строении мироздания. Круг был символом бесконечности, вечного времени, «магической фигурой, не имеющей ни начала, ни конца». И такие святилища являлись неким магическим инструментом, необходимым для осознания места человека в окружающем мире, для осуществления мистической связи с богами и обожествленными предками.

Думаю, самыми яркими из этого ряда сооружений эпохи бронзы в Восточной Европе являются памятники синташтинской культуры в Челябинской области, из которых особенно хорошо известно городище — святилище Аркаим. Само возведение таких грандиозных сооружений требовало огромных человеческих и материальных затрат, что подразумевает существование развитой идеологической системы и жесткой социальной структуры организации общества.

Наш комплекс не так грандиозен и, возможно, оставлен совсем небольшим коллективом. Но, думаю, для создавших его людей вряд ли это было менее важно, чем значение монументальных святилищ бронзового и раннего железного века в Англии, Франции, Германии, Чехии, степной зоне Восточной Европы.

Появившееся на средней Оке с юга или юго-востока население абашевской культуры принесло свои представления об устройстве мира. Возведение кольцевого святилища с погребением в центре, в котором мог находиться обожествленный после смерти предводитель или глава рода, могло быть необходимо для жизнедеятельности коллектива в новом для него мире.

А мир вокруг этого святилиша был великолепен, он и сейчас оставляет огромное впечатление. С высокого мыса видно на двадцать километров вокруг, а кругом — пойменные луга Оки и Прони и начало мещерских хвойных лесов. Это место вполне могло быть своеобразным «локальным» центром мира для этих людей. А мир этот, хоть и был прекрасен — таил в себе множество опасностей. Исследователи считают, например, что отношения с лесным населением, в том числе фатьяновско-балановским, у пришельцев были враждебными. Так, в абашевских погребениях правобережья Волги, в Марийской республике и Чувашии есть целый ряд коллективных захоронений погибших воинов — в одном кургане, Пепкинском, было двадцать семь костяков мужчин и два отдельно положенных черепа — все со следами смертельных ран.

Таким образом, круг проблем, которые ставятся нашим комплексом, огромен и весьма важен. И конечно, лишь изучение с привлечением специалистов — не только археологов- «бронзовиков», но и представителей естественнонаучных дисциплин, позволит сделать попытку найти их решение, а также подтвердить или опровергнуть ряд гипотетических предположений, содержащихся в этой статье.

Грннадий Горелик