Знание-сила, 2007 № 10 (964)

Синица в руках

Все мы знаем с детства пословицу про синицу в руках и журавля в небе. Аналогичные поговорки и пословицы есть и у других народов — например, у англичан птица в руках стоит двух в кустах. Они отражают общее для всех людей свойство — избегание, боязнь потерь. Журавль, конечно, большой, но его еще поймать надо. А синица, хоть и маленькая — вот она. В 70-х годах ХХ века американские исследователи Каннеман и Тверски описали этот универсальный феномен человеческого поведения под названием «loss aversion» — избегание потерь. Исследователи предлагали испытуемым принять решение — будут ли они играть в азартную игру при разных суммах вероятного выигрыша и проигрыша. Оказалось, что большинство испытуемых соглашались на игру только в том случае, если величина выигрыша была в два и больше раза, чем величина проигрыша. Например, возможный выигрыш был равен 40 долларам, а возможный проигрыш — 20. Некоторые, особо осторожные, вообще соглашались играть только в том случае, если выиграть можно было 85 долларов, а проиграть — 10.

Разумность такого подхода кажется очевидной, однако «кажется» — не значит «действительно является». Многие акционеры начинают продавать акции, едва они начинают расти в цене — чтобы не потерять доход, если акции начнут дешеветь. В итоге весь их портфель акций потихоньку становится низкодоходным или вовсе убыточным, что и неудивительно. Ведь прибыльные акции эти люди сами продают. Вряд ли такое решение продиктовано разумом, скорее иррациональным страхом перед потерями.

Экономически активные, формально взрослые люди раз за разом совершают действия, у которых нет рациональной причины. Каннеман и Тверски предположили, что люди по- разному относятся к перспективе выигрышей и проигрышей, субъективная ценность потерь для человека в два раза больше, чем выигрышей. Причем соотношение ценности потери и ценности выигрыша составляет 2:1, в точном соответствии с пословицей. Мало того, потери переживаются человеком настолько тяжело, что многие люди просто предпочитают их не замечать. Многие инвесторы не спешат продавать акции, котировки которых начали падать, а по мере дальнейшего падения цены акций вообще перестают интересоваться судьбой своих вложений. Казалось бы — недоходные акции надо продать, но для того, чтобы это сделать, придется сознательно признать факт потери денег. Вот с этим и возникают большие проблемы. Даже главы государств не свободны от этой формы избегания потерь. По мнению американского журналиста Джона Лерера, именно боязнь потери руководила Джоджем Бушем, когда он принимал решение о посылке в Ирак еще 20 000 американских солдат. Причем военные эксперты и генералы выступали против такого решения. Налицо чисто психологический факт — Буш боится открыто признать, что миротворческая операция оказалась неэффективной. Лучше послать еще войск, тем самым отложив окончательную оценку ситуации до лучших времен. Такая стратегия не только выглядит глупой, она такой и является, если мы, конечно, считаем президента человеком, искренне заинтересованным в максимальной эффективности управления своей страной.

И это далеко не единственный пример близорукого избегания потерь. Многие люди годами состоят в неудачных браках, работают на неустраивающих их работах, всячески гонят от себя мысль, что можно что-нибудь изменить. Для того, чтобы перестать падать в пропасть, надо ее заметить, и это оказывается главной проблемой.

Люди совершают глупости в массовом порядке. По всей видимости, дело в устройстве их мозгов — решили исследователи еще в 70-х годах, на заре изучения явления избегания потерь. Существовавшие тогда методы изучения деятельности мозга, например, электроэнцефалографический, не могли дать сколько-нибудь определенного ответа. Все изменилось после изобретения магнитно-резонансной и позитронно-эмиссионной томографии. Эти методы дают возможность изучить поступление крови к зонам активации нейронов, то есть прямо отследить, какие именно нейроны в настоящий момент «работают», передают и принимают импульсы. Можно задать испытуемому какую-нибудь задачу, поместить его в томограф и увидеть на экране компьютера, какая область мозга используется для ее решения. Ученые Университета Калифорнии в Лос-Анджелесе, Крэйг Фокс, Сабрина Том и Рассел Полдрак использовали метод функционального магнитно-резонансного сканирования для решения старой задачи — какие все-таки области мозга оценивают выигрыши и проигрыши. Студентам университета раздали по 30 долларов и предложили участвовать в азартной игре, где вероятность выигрыша и проигрыша равна. Испытуемым предлагали каждый раз определиться — будут ли они играть — в зависимости от суммы выигрыша и проигрыша.

Например, будете ли вы ставить на кон 20 долларов, если проигрыш равен 30? А десяти? А если выигрыш может составить 50 долларов, а проигрыш 20? И так 250 раз, с различным соотношением размера выигрыша и проигрыша. Пока студенты думали, их мозг сканировал большой томограф Центра картирования мозга. Работающий над задачей нейрон требует больше кислорода, и вот это-то и улавливает магнитное поле сканера.

Как и ожидалось, при оценке шансов на выигрыш активизируются лобные доли мозга, область коры, ответственная за сложные целенаправленные действия. Неожиданным оказался совсем другой результат. Оказывается, при оценке возможной потери те же самые области мозга деактивируются. Чем выше размер вероятного проигрыша, тем меньше активность лобных долей. А при оценке возможного выигрыша, напротив, активность нейронов в лобных долях увеличивается. Такие области мозга, как амигдала или островковая доля большого мозга (инсула), ответственные за переживание страха и потери, при оценке возможной потери денег не активизировались вообще.

То есть страх как таковой — древнее животное чувство, помогающее выживать в ситуации физической опасности — и страх потери денег — оцениваются совсем разными мозговыми структурами. Амигдала, или миндалевидное тело, отвечает за чувство страха не только у людей. Крысы, птицы, даже рептилии — все они чувствуют страх с помощью амигдалы. Из всей этой пестрой компании новая кора — кора больших полушарий — развита только у человека, и амигдала с ней связана. Причем проводящие пути от амигдалы к коре больших полушарий гораздо короче, чем от коры — к амигдале. То есть «животный» страх быстро достигает «человеческого» мозга, а вот обратный процесс — сознательная оценка ситуации и принятие решения о наличии действительной опасности — гораздо дольше.

Животные деньгами не пользуются, у человека денежный выигрыш и проигрыш оценивается совсем другими мозговыми структурами. Полосатое тело — стриатум — и префронтальный кортекс — образуют в мозгу «центр наград», и именно он активизируется при оценке денежных выигрышей и проигрышей. Как и в случае с оценкой страха, человеческий «центр наград» состоит из двух частей — животной — стриатума — и собственно человеческой — префронтальной коры, лежащей перед лобными долями. В животной части нервный импульсы передаются с помощью нейромедиатора допамина, выделение допамина в стриатуме вызывает все, что человеку приятно. Шоколад, красивые фотографии, любимое хобби, кокаин — все они повышают уровень содержания допамина в стриатуме. Функционирование стриатума можно изучать на крысах — он у них есть, и работает так же, как у человека. С крысами можно абсолютно легально проводить опыты — приучить их к кокаину и посмотреть, что будет с рецепторами к допамину в клетках стриатума. Собственно человеческую часть центра наград — префронтальный кортекс, можно изучать только на человеке. Исследования Фокса, Том и Полдрака показали, что ожидаемый выигрыш вызывает активацию и стриатума, и префронтального кортекса. А ожидаемый проигрыш — деактивацию, причем также и того, и другого. По словам Рассела Полдрака, «в мозгу ничего не выключается при оценке проигрыша. Просто не происходит включения центра удовольствия, причем его активность угасает гораздо сильнее в случае проигрыша, чем увеличивается в случае выигрыша. Точно так же, как человеку гораздо больнее потерять 100 долларов, чем приятнее их же приобрести, мозг гораздо сильнее реагирует на потерю, чем на выигрыш».

То есть при оценке возможного финансового риска в мозгу не работает кнут и пряник, есть только наличие и отсутствие пряника. Причем в случае потери денег изо рта вынимают в два раза больший пряник, чем кладут в случае выигрыша. Понятной становится тенденция просить в два раза больший выигрыш — как раз уравновесить пряники. Не у всех людей, однако, пряники так сильно различаются по размерам. Некоторые из испытуемых соглашались играть даже при минимальном превышении выигрыша над проигрышем — скажем, при выигрыше в 11 долларов и проигрыше в 10. Что самое интересное, у таких людей и нейрологическая чувствительность к потерям была меньше. «Глядя, насколько различается реакция вашего мозга на выигрыш и проигрыш, мы можем сказать, насколько сильно вы избегаете риска, — объясняет Полдрак, — активность мозга позволяет предсказать поведение». «Индивидуальные различия в актив - ности мозга очень хорошо соответствуют индивидуальным различиям в принятии решения — играть или не играть — объясняет Крэйг Фокс, ассоциированный профессор психологии и ассоциированный профессор политики в Университете Калифорнии в Лос-Анджелесе. — Испытуемые, которые демонстрируют повышенную чувствительность к потерям — это те же самые люди, которые или вообще не соглашаются играть, или соглашаются только на исключительно благоприятных условиях. Те, кто одинаково чувствительны к выигрышам и проигрышам, демонстрируют большую склонность к азартным играм». По словам Фокса, впервые получены нейрологические доказательства большей чувствительности людей к потерям, чем к приобретениям. Теория перспективы или избегания потерь, разработанная Каннеманом и Тверски, получила биологическое основание.

Крэйг Фокс не случайно занялся поиском биологических основ теории Каннемана, Каннеман был научным руководителем тогда еще студента Фокса в Университете Беркли. В 2002 году Каннеман получил Нобелевскую премию по экономике за создание своей теории перспективы. Избегание потерь — краеугольный камень теории перспективы, и вот ученик получил подтверждение теории, разработанной учителем. «В нашем новом исследовании мы получили нейробиологическое подтверждение теории перспективы, самой важной из возникших за последние 50 лет теории принятия решений. Главным механизмом этой теории является разная оценка людьми своих выигрышей и проигрышей, и мы показали, что это действительно так», — объясняет Крэйг Фокс.

Для проверки теории не случайно были взяты именно оценки выигрыша и проигрыша в азартных играх. Теория перспективы объясняет принятие решения именно в случае недостаточной информации или неопределенного исхода, поскольку именно такое принятие решений представляет интерес для экономиста. Принять решение — вымыть или не вымыть окно, пойти в магазин или остаться без хлеба — можно на основании здравого смысла и обычной логики. Последствия всех поступков известны, никакого элемента неопределенности нет. Другое дело операции на бирже — как правило, информации недостаточно, да и понятна она преимущественно финансовым аналитикам, а операции с акциями совершают самые разные люди. И для них покупка или продажа акций не сильно отличается от азартной игры. Постоянный оппонент Каннемана, экономист Вернон Смит, доказывает в своих работах обратную теорию — по его мнению, люди принимают экономические решения, руководствуясь, в первую очередь, принципом целесообразности. Нобелевский комитет разделил премию 2002 года поровну между ними, признав, таким образом, их равновеликий вклад в становление новой науки — поведенческой экономики.

Истина, как учат нас агенты Малдер и Скалли, где-то рядом. В экспериментах Том, Фокса и Полдрака не все испытуемые демонстрировали повышенную чувствительность к потерям. Для некоторых испытуемых субъективное переживание выигрышей и проигрышей не отличалось — вполне возможно, что именно они и ведут себя наиболее рационально, и оправдывают теорию Вернона Смита. Может быть, но есть еще и такие испытуемые, которые показывают не только равную реакцию на выигрыши и проигрыши, но и вообще малую чувствительность к любой стимуляции. Им что воля, что неволя — все одно. Такие люди могут быть склонны к азартным играм просто потому, что рискованная игра дает возможность игроку почувствовать хоть что-нибудь. По мере роста ставок у них не увеличивается страх потери.

И здесь исследования Том, Фокса и Полдрака дают надежду на понимание природы патологического влечения к азартным играм. Если человек не испытывает иррационального страха потери, он может находить в азартных играх положительные моменты. Например, сам азарт — ощущение риска, приподнятое настроение при мысли о возможном выигрыше. Мысль о выигрыше, как мы знаем, активизирует не только «человеческую», но и «животную» часть центра наград в головном мозгу. Как показывают последние исследования, разные люди имеют разную чувствительность и разное количество рецепторов к допамину — основному нейромедиатору, передающему нервный импульс в стриатуме. Некоторым людям для того, чтобы почувствовать базовый уровень удовлетворенности жизнью, надо гораздо больше стимуляции. Съесть тонну шоколада, выкурить пачку сигарет, выпить бутылку виски — там, где обладатель рецепторов с нормальной чувствительностью ограничится плиткой, сигаретой и рюмкой.

Задача «человеческой» части мозга — дать команду вовремя остановиться. Пока не проиграл в автоматах все деньги.