Знают ответ орхидеи

1

Большинство из тех, кто наносит визиты Ниро Вульфу согласно предварительной договоренности, в особенности если они приезжают из такого далека, как Небраска, имеют, как правило, озабоченный вид. Однако у сегодняшнего посетителя вид был вполне нормальный. Перед нами сидел гладко выбритый мужчина, с живыми карими глазами и упрямо очерченным ртом, выглядевший моложе своих шестидесяти. (Я-то уже знал, что ему даже шестьдесят один). Когда в понедельник днем пришла телеграмма от Джеймса Р. Хэролда — Омаха, Небраска — с просьбой о встрече, я, разумеется, навел о нем кое-какие справки. Выяснилось, что он единственный владелец компании скобяных изделий «Хэролд», торгующей оптом, что он очень уважаемый человек и имеет на своем текущем счету более полумиллиона долларов. Последнее, разумеется, могло сулить нам солидный гонорар, если джентльмен на самом деле оказался в щекотливом положении. И вот теперь, взглянув на него, я, признаться, был разочарован. Судя по внешнему виду, можно было подумать, что он попросту приехал проконсультироваться относительно обрезки кустов орхидей. Сейчас этот тип удобно развалился в красном кожаном кресле.

— Кажется, мне стоит объяснить, почему мой выбор пал именно на вас.

— Как хотите, — буркнул Вульф. В течение получаса после ланча он обычно не разговаривает, а бурчит.

Хэролд закинул ногу на ногу.

— Это касается моего сына. Я хочу найти своего сына. Примерно месяц тому назад я поместил в нью-йоркских газетах объявления, связался с полицией, а также… Вы что-то сказали?

— Ничего. Я вас слушаю.

Как бы не так. Вульф скорчил гримасу. Сие означало, что если здесь не пахнет хорошим гонораром, то Хэролд может убираться ко всем чертям. Одному из наших клиентов, употребившему вместо словосочетания «установить контакты» словечко «контактировать», пришлось выложить лишнюю тысячу долларов, хотя он об этом не узнал.

Хэролда, похоже, обуревали сомнения, однако он отмел их в сторону.

— Понимаю. Вы не любите совать нос в дело, которым занимается полиция. Но здесь не тот случай. Я имел дело с Бюро припавших людей, с неким лейтенантом по фамилии Мэрфи, а до этого еще давал и объявления в «Скандальной хронике». Абсолютно безрезультатно. Наконец моя жена окончательно потеряла терпение, села мне на голову, и я позвонил из Омахи лейтенанту Мэрфи, сказав ему, что хочу нанять частного детектива, попросил кого-нибудь мне порекомендовать. Он начал было меня отговаривать, я же, стоит мне чего-то захотеть, всегда стою на своем, — я добил его, и он рекомендовал мне вас. Он добавил также, что в делах подобного рода от вас мало проку, потому что вы слишком толстый и ленивый, но у вас есть двое служащих — Арчи Гудвин и Сол Пензер, непревзойденные виртуозы. Вот я и послал вам телеграмму с просьбой о встрече.

Вульф издал звук, похожий на фырканье и указал пальцем на меня:

— Это мистер Гудвин. Ему все и сообщите.

— Он работает у вас, не так ли?

— Да. Мой доверенный помощник.

— В таком случае, я скажу все вам. Привык иметь дело с начальством. Пол — мои единственный сын, еще у меня есть две дочки. Когда он прошел курс в университете штата Небраска, я приобщил его к оптовой торговле скобяными товарами. Это было одиннадцать лет тому назад. Он был неуправляем, когда учился в университете, и я решил, что почуяв себя в упряжке, парень умерит норов. Куда там! Он украл двадцать шесть тысяч долларов из кассы фирмы, и я выгнал его в три шеи, — Хэролд поджал свой тонкие губы. — И с работы, и из дома. Он уехал из Омахи — я его больше никогда не видел. И не хотел видеть, но теперь хочу и моя жена хочет. Месяц назад, восьмого марта я узнал, что он не брал денег. Я узнал, кто их взял, что было целиком и полностью доказано. Разумеется, вору воздается по заслугам, а я бы хотел разыскать собственного сына.

Он вытащил из кармана большой конверт, что-то из него достал и поднялся из кресла.

— Это его фотография, последняя из тех, какие у меня есть. — Одну из них он протянул мне. — Здесь шесть экземпляров, я могу сделать еще. — Он вернулся на свое место в кресле. — С парнем поступили несправедливо, и я хотел бы загладить свою вину. Мне не за что перед ним извиняться, поскольку в ту пору у меня на руках были доказательства, что деньги взял он, теперь же я знаю, что не он, и поэтому хотел бы его найти. Жена прямо-таки горит от нетерпения повидать сыночка.

На фотографии был запечатлен круглощекий юнец в академической шапочке, мантии и с прыщами на подбородке, видимо, очень добрый. Никакого заметного сходства с папашей, который не проявлял никаких признаков сентиментальности. То ли умел держать себя в руках, то ли попросту и его жилах текла рыбья кровь. Я был склонен думать, что последнее больше соответствовало действительности. Жена на него наехала, а то бы и не чихнул.

Вульф положил фотографию на стол.

— Вы уверены, что он в Нью-Йорке, но почему, позвольте спросить?

— Потому что жена и обе дочки каждый год в дни рождения получают от него открытки — специальные поздравительные открытки. Я подозреваю, что жена все это время с ним переписывалась, хотя она и отрицает. Она говорит, что с удовольствием бы переписывалась, но он не дал ей адреса, присылал только открытки, и ни всех стоял почтовый штемпель Нью-Йорка.

— Когда пришла последняя?

— Девятнадцатого ноября, меньше чем пять месяцев тому назад. В день рождения моей дочери Марджори. И тоже из Нью-Йорка.

— Что-нибудь еще? Кто-нибудь видел его здесь?

— Не знаю.

— Полиции удалось добыть факты?

— Ровным счетом ничего. Но я не жалуюсь. Похоже, она старалась, да в таком громадном городе, как Нью-Йорк, у нее по горло всяких других дел. Я уверен, что одиннадцать лет тому назад сын приехал сюда поездом из Омахи, но я не могу подтвердить это фактами. В полиции моим делом занимались несколько человек, целую неделю занимались, по крайней мере, они мне так сказали, сейчас же, думаю, уже никто не занимается. Я послушался жену и решил сам предпринять решительные шаги. Разумеется, в ущерб своему бизнесу.

— Этого мне мало, — сухо заметил Вульф. Он тоже, вероятно, остановился на версии рыбьей крови. — И что, объявления в газетах не дали никаких результатов?

— Никаких. Я получил письма от пяти сыскных агентств с предложениями услуг, приблизительно дюжины две листков от психов и самозванцев. Полиция ими занималась, но все оказалось липой.

— Каким образом были составлены ваши объявления?

— Я сам их писал. Они все были одинаковы. — Хэролд вытащил из нагрудного кармана большой кожаный бумажник, порылся в нем и извлек газетную вырезку. Повернувшись лицом к свету, стал читать:

— Я поместил его в пяти нью-йоркских газетах, — он засунул вырезку в бумажник, а бумажник в карман. — В общей сложности объявление появлялось тридцать раз. Столько денег выброшено на ветер! Мне не жаль денег, мне жаль выбрасывать их на ветер.

Вульф хрюкнул.

— Лучше бы вы потратили их на меня или мистера Гудвина и мистера Пензера. Ваш сын по прибытии в Нью-Йорк мог сменить фамилию, что очень даже вероятно, поэтому неудивительно, что ни полиция, ни эти объявления не помогли вам напасть на его след. А вы не знаете, при нем был багаж, когда он уезжал из Омахи?

— Да. Он забрал всю свою одежду и кое-что из личных вещей. При нем были чемодан, кейс и сумка.

— Какие-нибудь из этих вещей были помечены его инициалами?

— Инициалами? — Хэролд нахмурился. — Ммм… Да, конечно, чемодан и кейс. Подарки матери. То есть, моей жены. А вам зачем знать?

— Только «П.Х.» или еще второе имя?

— Нет у него никакого второго имени. Просто П.Х. Зачем вам?

— Если он сменил имя и фамилию, вероятно, ему было удобней во всех отношениях, чтобы они тоже начинались с П.Х. Существует десять тысяч вариантов расшифровки этих инициалов. Так что, мистер Хэролд, если даже мы с вами остановимся на этом самом П.Х., нам предстоит сложная и утомительная работа, плюс ко всему следует принять во внимание тот факт, что ваш сын не желает себя обнаруживать, раз все ваши объявления стрельнули холостыми. Думаю, вам лучше оставить свою затею.

— Вы хотите сказать, что я должен прекратить поиски?

— Да.

— Но я не могу… Жена и дочки… Нет, я тоже хочу его найти. Справедливость должна восторжествовать. Мальчишку нужно найти.

— И вы хотите нанять меня?

— Да. Вас, Гудвина и Пензера.

— Тогда я должен предупредить вас, что на работу могут уйти месяцы, что расходы могут оказаться весьма значительными, сумма же моего гонорара не зависит от успеха либо неуспеха моей работы. У меня высокие гонорары, мистер Хэролд.

— Знаю. Мне сказал лейтенант Мэрфи. — Сейчас у Хэролда был куда более озабоченный вид, чем в начале встречи. — Я могу в любое время отказаться от ваших услуг?

— Разумеется.

— Ладно. — Он набрал в легкие воздуха: — Вам нужен задаток?

— На предстоящие расходы. Более того, мне нужно знать все, что известно вам. — Вульф повернулся в мою сторону: — Арчи, блокнот.

Он уже давно лежал передо мной.

Когда через час клиент ушел, а Вульф поднялся в оранжерею на полуденное заседание с Теодором и своими орхидеями, я положил в сейф чек на три тысячи долларов и сел за пишущую машинку обрабатывать свои записи. У меня получилось пять страниц одних фактов, парочка из которых могла бы пригодиться в дальнейшей работе. У Пола Хэролда был шрам на левой ноге под коленкой длиной в три дюйма — результат несчастного случая в детстве. Это могло нам помочь, найди мы его со спущенными штанами. Благодаря несчастному случаю он был освобожден от службы в армии и не попал на войну. Мать называла его Пупси. Он не пропускал ни одну юбку, одно время он положил глаз на свою однокурсницу Эрлин Мэйси, однако не связал себя узами Гименея. Насколько было известно нашему клиенту, уехав на восток, Пол не поддерживал связей ни с одной из своих бывших подружек. Он специализировался на социологии, однако у отца были весьма туманные представления об университетских делах сына. В течение двух лет юнец брал уроки игры на скрипке, потом продал ее за двадцать долларов, за что получил нагоняй. Несмотря на больную коленку, пытался играть в футбол, но в команду не попал, дважды принимал участие в бейсбольных матчах против «Канзаса». Это все, что касается спорта. Курит и пьет в меру. Что касается пристрастий его дитяти к азартным играм, то клиенту об этом ничего не известно. Регулярно просил деньги на карманные расходы, но до того рокового случая с пропажей денег ни в каких махинациях заподозрен не был.

И так далее, и тому подобное. Одним словом, ничего определенного. Никаких свидетельств о привязанностях, предположим, к животным или о том, что у парня было твердое намерение стать Президентом Соединенных Штатов, ничего такого, что могло бы нам хотя бы чуть-чуть помочь. Если отец хорошо знал своего сына, в чем я очень сомневаюсь, то это был самый обычный ребенок, которому крепко не повезло и который сейчас превратился неизвестно во что. От той рекламы, которую дал нам с Солом лейтенант Мэрфи из Бюро пропавших людей, нехорошо попахивало. Любой служащий полиции Большого Нью-Йорка, начиная с самого комиссара Скиннера и кончая последней сошкой, с удовольствием отдал бы свой дневной заработок, чтобы стать свидетелем того, как Ниро Вульф сядет в лужу. Так что, вполне вероятно, Мэрфи, попотев целый месяц над этим делом, скумекал, что перед ним как раз тот самый случай. Я отправился на кухню и сказал Фрицу, что мы взялись за дело, над которым будем пыжиться два года и в итоге останемся с носом.

Фриц улыбнулся и покачал головой:

— С носом в нашем доме никто никогда не останется, — решительно возразил он. — Тем более ты и мистер Вульф.

Он достал из холодильника пластмассовую коробку, поставил ее на стол и открыл крышку.

— Мерзавец, икра алозы была на ланч, — заорал я. — Ты и на обед готовишь отраву?

— Мой дорогой Арчи, — начал Фриц, превосходивший меня только в приготовлении пищи, — то было обычное соте с самой обычной подливкой из чеснока и кервеля. Теперь будет en casserole[1] с маслом из анчоуса, которое я приготовил собственноручно. Тонкие пластинки сала будут порублены, дружок, вместе с пятью травами. В сметану, в которой все будет тушиться, я добавлю три других травы и выну их только перед тем, как подать блюдо на стол. Сезон алозы очень короток, так что мистер Вульф согласен иметь ее у себя на столе три раза и день. Можешь сходить к Элу на Десятую авеню и отведать несъедобной дряни — окорока на ржаном хлебе с тушеной капустой.

При этих словах Фрица передернуло.

Между нами вспыхнул спор, однако я не стал подвергать себя риску быть выставленным к Элу и его окороку. Мы все еще продолжали спорить, когда я услышал, что Вульф спускается на лифте из своей оранжереи, и тут же безболезненно для нас обоих вышел из игры, оставив Фрица наедине с его травами.

Вульф стоял возле полок с книгами, рассматривая глобус, который был пузатее, чем он. Вероятно, хотел убедиться в том, что Омаха, штат Неброска, находится там же, где находилась всегда. Убедившись, что так оно и есть, он направился к своему столу, обошел вокруг него и опустил свою колоссальную тушу в сделанное по специальному заказу кресло.

Он вытянул шею, чтобы целиком окинуть взором ковер, закрывающий всю середину комнаты.

— Сейчас апрель, поэтому ковер у нас грязный, — изрек многомудрый Вульф. — Нужно напомнить Фрицу, чтобы отправил его в чистку, а сюда пускай постелит что-нибудь другое.

— Свежую «Таймс», — кивнул я, разглядывая Вульфа. — Но это никак не может служить темой длинного разговора. Если вам хочется избежать обсуждения проблемы Пола Хэролда, возьмите что-нибудь, связанное с Ближним Востоком.

Вульф хрюкнул.

— С чего бы мне ее избегать? Ведь лейтенант Мэрфи сказал, что это работа для вас с Солом. Ты с ним связался?

— Да. Мы хотим прикинуться новобранцами Армии Спасения. Он начнет с Бэттери и двинет на север, я начну с Ван Кортлэнд Парк и рвану в сторону юга. На Рождество мы с ним встретимся возле гробницы Гранта[2] и сравним наши наблюдения. После чего возьмемся за Бруклин — там годика на три работы, не больше. Можете предложить что-нибудь поинтересней?

— Боюсь, что нет. — Вульф сделал богатырский вдох. — Похоже, дело безнадежно. Ты не знаешь, у этого лейтенанта Мэрфи есть какие-то личные причины меня ненавидеть?

— Вряд ли. Просто он служит в полиции, чего вполне достаточно.

— Пожалуй, ты прав. — Он закрыл глаза, через секунду снова их открыл. — Я должен был отказаться от этой работы. Я почти уверен, что в Нью-Йорке под именем Пола Хэролда его никто не знает. Этой фотографии одиннадцать лет. Как наш герой выглядит сейчас? Весьма вероятно, что он не желает быть опознанным, и объявления послужили ему предостережением. Что касается поиска пропавших людей, то полиция в этом деле хорошо натаскана. Если же они после целого месяца поисков… Соедини меня с лейтенантом Мэрфи.

Я подошел к телефону и набрал СА 6–2000, в конце концов убедил какого-то сержанта, что мне кроме Мэрфи никто из их ведомства не нужен, а когда последний взял трубку, сделал знак Вульфу. Свою трубку я не стал класть.

— Лейтенант Мэрфи? Это Ниро Вульф. Сегодня днем меня посетил некто Джеймс Хэролд из Омахи, Небраска, с целью нанять меня разыскать его сына Пола. Он говорит, что вы посоветовали ему обратиться ко мне. Он уверяет, что Бюро уже целый месяц занимается поисками его сына. Это правда?

— Правда. Вы согласились на него работать?

— Да.

— Замечательно. Удачи вам, мистер Вульф.

— Благодарю вас. А можно поинтересоваться относительно прогресса в расследовании?

— Он равен нулю. Каждый раз выяснялось, что мы идем по ложному следу.

— Вы использовали какие-то методы, кроме рутинных?

— Смотря что называть рутиной. В этом деле все ясно: с парнем поступили несправедливо и он обиделся. У меня до сих пор им занимается один толковый человек. Если хотите, присылайте Гудвина с письмом от Хэролда — мы с удовольствием покажем рапорты.

— Благодарю вас. У вас есть какие-нибудь предположения?

— Боюсь, что никаких. Желаю вам удачи.

На этот раз Вульф не стал его благодарить. Мы разом повесили трубки.

— Прекрасно, — изрек я. — Он думает, что вручил нам гремучую змею. Черт побери, ведь он, кажется, прав. Итак, откуда начнем?

— Только не с кварталов Бэттери, — буркнул Вульф.

— О'кей. Тогда откуда? Боюсь, все обстоит куда хуже, чем кажется. А что если милашка Пол сам сфабриковал дельце с кражей двадцати шести кусков, чтобы сделать от папаши ноги? Не удивительно при таком родителе, а? Значит, увидев объявление, где его просят связаться с отцом, не с матерью и сестрами, а с отцом, упоминая при этом о какой-то ошибке, что он делает? Мотает как можно скорей в Перу или на Ближний Восток, тьфу, опять этот Ближний Восток, или же идет в магазин и покупает себе пару бакенбардов. А что, идея — можно справиться во всех магазинах, торгующих бакенбардами, и если мы обнаружим…

— Закройся. Вот тебе идея. Слушай и мотай на ус.

Я уставился на Вульфа.

— Имейте в виду, шеф, все не настолько безнадежно. Я старался поднять вам настроение и тем самым заставить работать ваши протухшие мозги. Так, если вы…

— Я сказал тебе — закройся. Еще не поздно дать объявление в завтрашние газеты?

— В «Газетт» уже поздно. Быть может, успеем в «Таймс».

— Блокнот.

Если даже он спятил, я все равно еще числился в его штате, поэтому я направился к своему столу, достал блокнот, раскрыл его на чистой странице и взял ручку.

— Там, где печатают разное, — велел он. — В две колонки по три дюйма каждая. Заголовок «К П.Х.» большим жирным шрифтом с точками после П. и X. Далее текст помельче: «Ваша невиновность доказана, раскаиваемся по поводу совершенной несправедливости, — он замолчал. — Измени „раскаиваемся“ на „сожалеем“. Далее: Не позвольте злобе помешать восторжествовать справедливости, — он снова замолк. — Вас никто не принуждает вступать в контакт, но нужна ваша помощь в выявлении истинного преступника. Обязуюсь уважать ваше нежелание возобновлять связи, которых вы возобновлять не пожелаете».

Он поджал губы, потом кивнул.

— Дальше моя фамилия, адрес и номер телефона.

— Почему бы не упомянуть мамашу? — спросил я.

— Нам не известно, как он к ней относится.

— Он посылает ей ко дню рождения открытки.

— А тебе известно, под влиянием какого чувства он это делает?

— Нет.

— Тогда есть доля риска. Мы можем наверняка определить лишь два чувства, владеющие им: чувство обиды за несправедливость и желание отомстить. Если же и таковые у него отсутствуют, то он либо сверхчеловек, либо недочеловек. В таком случае нам никогда его не найти. Я понимаю, что стреляю наугад да еще и но невидимой цели, и будет чудо, если цель будет поражена. Есть какие-то другие соображения?

Я сказал, что добавить мне нечего и пододвинул к себе пишущую машинку.