Знают ответ орхидеи

8

В семь пятнадцать я, как обычно, вошел в столовую, где за столом уже восседал Вульф, но я в тот день не обедал, а заглатывал пищу, ибо на восемь тридцать у меня было назначено свидание в Вилледже. Что касается Вульфа, то у него от устриц до сыра обычно проходит полтора часа.

Назначить свидание Делии Брандт оказалось делом пустяковым. Я набрал номер ее телефона и сразу же вышел на нее, сообщил ей свои истинные имя и фамилию, а также род занятий и сказал, что мой клиент просил меня подъехать к ней и выяснить, располагает ли она достаточным количеством сведений о Майкле М. Моллое, ее покойном работодателе, ибо мой клиент намеревается опубликовать в журнале статью за ее подписью, которую напишет за нее сам. Выручку разделят пополам. Она задала мне парочку наводящих вопросов, после чего сказала, что ждет меня у себя дома в восемь тридцать вечера. Вот почему мне пришлось поторопиться с жареными утятами, после чего я оставил Вульфа наедине с салатом и умчался. Дому номер 43 по Арбор-стрит не мешало бы подвергнуться таким же преобразованиям, какие претерпел номер 171 по Восточной Пятьдесят Второй улице. Снаружи его очень даже следовало бы покрасить, да и лифт оказался бы великолепной заменой узкой и грязной деревянной лестнице. Я поднялся тремя этажами вверх — она не ожидала меня на пороге. Не обнаружив кнопки звонка, постучал в дверь. Судя по времени, которое ей понадобилось, чтобы дойти до двери, можно было вообразить, что ей пришлось пересечь просторный зал для приемов. Однако, когда открылась дверь, я увидел небольшую комнату. И никакой прихожей.

— Моя фамилия Гудвин. Я вам звонил.

— О да, конечно же. Я совсем забыла. Проходите.

Это была одна из тех комнат, разобраться в убранстве которой мог бы разве что эксперт по коллажам. Одному Богу известно, почему табурет для пианино стоял прямо посреди дороги, ему же, наверное, известно и то, почему здесь был этот табурет — пианино тут не было и в помине. По крайней мере, на табурет можно положить пальто и шляпу, что я и сделал. Она села на кушетку и пригласила меня сесть рядом с ней, что мне и пришлось сделать, ибо ни единого стула в комнатенке не оказалось.

— Я на самом деле забыла, — сказала она извиняющимся тоном. — Мои мысли парят, как голуби в небе.

Она сделала жест рукой, имитируя парение своих мыслей.

Молода, хорошо сложена и отлично ухожена, со вкусом одета и обута, нежная, чистая кожа, светло-карие глаза, модно подстриженные каштановые волосы, но вот что касается парящих мыслей…

— Вы, кажется, сказали, что вы — детектив, не так ли? И что-то еще насчет какого-то журнала…

— Совершенно верно. Редактор хочет подать тему убийства в новом аспекте Ну, к примеру, это будет звучать следующим образом: «Последний месяц из жизни жертвы» или «Последний год из жизни жертвы. Версия, изложенная его секретаршей».

— Моя фамилия, разумеется, упомянута не будет?

— Почему же? Будет Теперь, когда я познакомился с вами, думаю, будет и ваш большой портрет. Не возражал бы и сам его иметь.

— Вы очень милы, но давайте не будем переходить грань.

Контраст между тем, что я видел, и тем, что слышал, был столь разителен, что верилось с трудом. Ни один мужчина не отказался бы сходить с ней в театр, но лишь при том условии, что она не раскроет рта.

— Постараюсь, — заверил я ее. — У меня всегда есть возможность повернуться к вам спиной. Итак, идея состоит в следующем: вы рассказываете мне про мистера Моллоя — что он сказал, что сделал, как повел себя в той или иной ситуации, я довожу все это до сведения редактора, и если ему покажется, что из этого получится статья, он сам захочет с вами повидаться. Идет?

— Да, но мы не сможем назвать это «Последний год из жизни жертвы». Это всего лишь «Последние десять месяцев из жизни жертвы» — я проработала у него всего десять месяцев.

— О'кей, еще лучше. Итак, насколько я понял…

— Сколько дней в десяти месяцах?

— Смотря в каких. Приблизительно триста.

— В таком случае название будет таким: «Последние триста дней из жизни жертвы».

— Хорошая идея. Насколько я понял, время от времени вы с Моллоем обедали в ресторане. Вы…

— Кто вам об этом сказал?

Передо мной был выбор: встать и уйти, слегка придушить ее или же взяться за нее как следует.

— Послушайте, мисс Брандт, мне платят почасно и отнюдь не за красивые глаза. Вы обсуждали с ним дела или же ваши встречи носили иной характер?

Она улыбнулась, отчего стала еще привлекательней.

— О, они носили светский характер. Он никогда не говорил со мной о делах. Все очень просто: ему не хотелось обедать с женой, а в одиночестве обедать он не любил. Пускай это войдет в статью. Я знаю, говорят, будто он позволял себе вольности. Не верьте.

— А он позволял вольности по отношению к вам?

— О, разумеется. Женатые мужчины всегда их позволяют, потому что с женами им уже неинтересно.

— Вы правы. Я по этой причине и не женюсь. А он…

— О, так вы не женаты?

Полагаю, вы уже сыты по горло. Я, признаться, тоже. Но, увы, я находился при исполнении служебных обязанностей, которые исполнял еще целых три часа. Примерно на полдороге меня ждало испытание. Нам обоим захотелось пить. Она направилась на кухню и принесла бутылку имбирного пива, бутылку джина и два стакана, в каждом из которых было по кубику льда. Я извинился, сослался на язву и попросил молока. Она сказала, что молока у нее нет, и я попросил воды. В аналогичных ситуациях я часто выхожу за рамки служебных обязанностей, но я бы не стал пить джин с имбирным пивом, даже если бы от этого зависело погружение в тайны личной жизни сексбомбы Лиззи Борден. Она сидела и потягивала этот гнусный коктейль, от одного вида которого у меня начались желудочные колики.

По дороге сюда я испытывал легкие угрызения совести, ведь придется морочить мозги бедной девушке, зарабатывающей себе на пропитание в поте лица. По пути домой я обнаружил, что моя совесть крепко спит и, если это не противоречит реальности, даже похрапывает.

Вульф, который редко ложится спать раньше полуночи, сидел за своим столом и читал «Тайную договоренность» Мерла Миллера. Когда я вошел в кабинет, он даже не поднял на меня глаз, а поэтому я направился к сейфу, достал книгу расходов и занес в нее сумму, которую дал на расходы нашим оперативникам, по сто долларов каждому, положил книгу на место, запер сейф и навел порядок у себя на столе. Терпеть не могу захламленного стола.

Наконец я встал со своего места и, глядя на Вульфа сверху вниз, спросил: — Прошу прощения. Есть что-нибудь стоящее от Фреда или Джонни?

Он закончил абзац и только тогда оторвал глаза от страницы.

— Нет. Фред позвонил в одиннадцать и сказал, что новостей нет. Джонни не звонил.

— Меня нельзя отложить на завтра?

— Нет, нельзя. Завтра сюда придет эта женщина. Что-нибудь раскопал?

— Не знаю. — Я сел. — Либо она вертихвостка, либо первоклассная актриса. Каждое предложение она начинает с нелепых восклицаний. Вы бы сбежали от нее через три минуты. Она пьет коктейль из имбирного пива и джина, четыре к одному.

— Ну да?

— Истинная правда!

— Господи Иисусе! И ты тоже с ней пил такую мерзость?

— Нет. Но был вынужден смотреть, как она пьет. Есть два любопытных момента. Однажды, в октябре прошлого года, она увидела, что у него нет на пальто пуговицы и выразила желание пришить ее. Когда она ее пришивала, из кармана вывалились, какие-то бумаги. Она подняла их и просмотрела. Да, да, она именно так и говорит. Бумаги могут вывалиться из кармана, но можно их оттуда и достать. Как бы там ни было, она как раз держала в руках какой-то листок, на котором были фамилии и цифры, когда он вдруг вышел из своей комнаты, выхватил листок у нее из рук и устроил ей взбучку. Он даже ударил ее по щеке, но это не для протокола, ибо она не желает, чтобы подобные детали входили в статью. Она говорит, что шеф аж побелел от ярости, а вечером за обедом извинялся и угощал ее шампанским.

— Что за фамилии и цифры?

— Я так и думал, что вы об этом спросите. Она не может вспомнить. Она думает, что цифры могли означать суммы денег, но она не уверена.

— Не больно хороший урожай.

— Да, сэр. То же самое можно сказать и о втором моменте, с той лишь разницей, что это случилось совсем недавно. Однажды, где-то между Рождеством и Новым годом, он спросил у нее, как она смотрит на то, чтобы совершить с ним путешествие в Южную Америку. Он едет туда по делам, и ему потребуется секретарша. Он пытался позволить себе вольности по отношению к ней, но она их пресекла. Ей понравилась идея путешествия в Южную Америку, но, отдавая себе отчет в том, что здешние вольности там уже будут считаться чем-то само собой разумеющимся, сказала, что поразмыслит над его предложением. Он ответил, что времени на размышления у нее немного, так как дела ждать не будут. Он добавил, что дела сугубо конфиденциальные и заставил ее дать слово никому не рассказывать о его предложении. Таким образом она отделалась от него, не говоря ни «да» ни «нет» до самого третьего января, то есть дня его смерти. Такая вот версия. Я же склонен думать, что она ответила ему «да». Из нее никудышная лгунья. Да, совсем забыл — ее мысли парят.

— Где парят?

Я сделал широкий жест рукой.

— Просто парят. Она бы вас здорово развлекла.

— Не сомневаюсь. — Он взглянул на часы. — Она где-нибудь работает?

— Да. В какой-то фирме, занимающейся импортом. В центре города. Явно никаких связей с прошлым.

— Отлично. — Вульф отодвинулся вместе с креслом от стола, зевнул и встал.

— Джонни должен был мне позвонить. Черт побери, он напрашивается на взбучку.

— Будут указания на утро?

— Нет. Ты нужен мне здесь. Мало ли что может случиться? Спокойной ночи.

Он направился к лифту, а я к лестнице.

Раздевшись и забравшись под одеяло, я велел себе увидеть сон про Сельму Моллой — ну, вроде бы она оказалась в горящем доме, на самом последнем этаже и боится прыгнуть в растянутую пожарными сеть.

Тут появляюсь я, оттесняю пожарных, простираю руки, и она попадает прямо ко мне в объятия, легкая, как перышко. То, что она должна быть легкой, как перышко, весьма и весьма существенный момент, в противном случае можно сломать хребет.

Увы, в ту ночь мне вообще ничего не снилось. Утром я даже забыл, что хотел увидеть сон — я по утрам ничего не помню до тех самых пор, пока не приму душ, не побреюсь, не оденусь и не спущусь на кухню. Апельсиновый сок помогает туману рассеяться, ну а после кофе от него не остается и следа. Хорошо, что Вульф завтракает в своей спальне, а потом отправляется в оранжерею. Если бы мы с ним встретились до завтрака, он бы наверняка меня уволил или бы я сам давным-давно сбежал.

Четверг начался напряженно, причем накал напряженности рос с каждой минутой. С утренней почтой мы получили три письма от П.Х., которые явились откликами на наше объявление. Отвечать на них пришлось, разумеется, мне. Потом позвонил из Омахи Джеймс Р. Хэролд. Оказывается, его жена не находит себе места, волнуется. Я сказал нашему клиенту, что его делом занимаются пять человек, в их числе Сол Пензер и я, и как только что-нибудь начнет проясняться, мы его немедленно поставим в известность. Потом явился Фред Даркин собственной персоной. Он посетил пять заведений, в которых были телефонные кабины, расположенные в радиусе двух кварталов от Пятьдесят Второй улицы, и не сумел отыскать того, кто бы помнил мужчину, звонившего по телефону около девяти вечера третьего января. Человек, дежуривший в тот вечер в аптеке, уволился и уехал куда-то в штат Джерси. Фред спросил, нужно ли его отыскать. Я сказал, что непременно нужно и пожелал удачи.

Орри Кэтер позвонил из офиса Фрейера и поинтересовался, договорились ли мы с миссис Моллой относительно адвоката, который укрепил бы ее позиции с точки зрения закона. Я ответил, что нет, не договорились и что непременно договоримся, когда миссис Моллой появится у Вульфа.

Потом позвонил Лон Коэн из «Газетт» и сказал, что хочет загадать мне загадку. Вот она: «Во вторник Арчи Гудвин заявляет мне, что их с Ниро Вульфом не интересует процесс Хейза и что П.X. из объявления Ниро Вульфа вовсе не тот П.Х., которого в данный момент судят. Однако, в среду вечером я получаю от того же самого Гудвина записку, в которой говорится, что ее предъявителю требуется хорошая четкая фотография Майкла М. Моллоя. Загадка заключается в следующем: что общего между Арчи Гудвином и двуличным лгуном?»

Я на него не обиделся, но и не мог объясниться с ним начистоту. Я сказал ему, что предъявленная Солом записка наверняка фальшивая, и пообещал дать ему материал для первой полосы, как только он у нас появится.

Сельма Моллой появилась секунда в секунду — в одиннадцать. Я открыл ей дверь, помог снять светло-серое клетчатое пальто и провел в холл. Я вешал пальто на крючок, когда раздался толчок прибывшего лифта, из которого вылез Вульф. Он остановился, разглядывая ее, а когда я произносил ее фамилию, наклонил голову чуть ли не на целый дюйм, повернулся и направился в кабинет. Я проводил ее до красного кожаного кресла. Вульф уселся за свой стол и сосредоточил взгляд на нашей посетительнице, явно делая над собой усилие не брюзжать. Он ненавидит утруждать себя работой, а здесь работы было на целый день. Немыслимо — целый день трудов праведных, да еще в обществе женщины! И тут его осенило. Он повернулся ко мне:

— Поскольку мы с миссис Моллой совершенно не знаем друг друга, чего не скажешь о вас двоих, думаю, было бы желательно, чтобы ты сам рассказал ей, как обстоят имущественные дела ее мужа.

Она устремила на меня пытливый взгляд. Вчера она сидела спиной к окну, теперь же окно было напротив нее, однако яркий свет не давал мне повода уменьшать бдительность.

— Его имущественные дела? — недоверчиво переспросила она. — Я думала, мы продолжим вчерашнее.

— Мы так и сделаем. Кстати, я, помнится, сказал вам, что меня здесь не будет, однако моя программа несколько изменилась. А имущественные дела так или иначе касаются нашего расследования. Нам необходимо получить доступ к бухгалтерским книгам и документам Моллоя, поскольку завещания он не оставил, ими имеет право распоряжаться только вдова. То есть вы. Разумеется, вы имеете полное право позволить нам досконально обследовать всю вашу квартиру, но все это должно быть сделано на легальной основе. К примеру, вы будете выступать в роли администратора наследства.

— Но я вовсе не хочу быть администратором наследства! Мне не нужно чужое имущество. Я, быть может, оставила бы себе часть мебели, если бы… — она не докончила фразу и покачала головой. — Нет, мне ничего не нужно.

— Ну а наличные на ваши текущие расходы?

— Я как раз думала об этом вчера, после вашего ухода. — Она смотрела мне в глаза. — Только в том случае, если Ниро Вульф считает, что я должна ему заплатить.

— Он так не считает. — Я взглянул на Вульфа. Его голова слегка наклонилась влево, потом назад. Это означало, что наш клиент пока еще строго засекречен. Я снова встретился с ней глазами. — Наш интерес к делу обнаружился в процессе беседы с мистером Фрейером, от вас же нам нужна только информация. Насчет наличных я поинтересовался в связи с тем, что таковые должны оказаться среди имущества вашего мужа.

— Все равно они мне не нужны. У меня есть собственные сбережения, которых мне на первое время хватит. Просто я еще не решила, что мне делать. — Она, волнуясь, прикусила нижнюю губу. — Да, я на самом деле не знаю, что буду делать, но я знаю, что не хочу быть администратором, и вообще не собираюсь иметь никакого отношения к его имуществу. Мне следовало давным-давно расстаться с мужем, но ведь меня никто не принуждал выходить за него замуж, все моя глупая гордыня…

— О'кей, но вам бы не мешало взглянуть на его бумаги. На чековую книжку, к примеру. Мисс Брандт рассказала мне, что мебель из офиса была продана, но до того, как ее забрали, какой-то мужчина выгреб содержимое всех ящиков. Вам что-нибудь известно.

— Да. Это был мой друг. Кстати, он был и другом моего мужа. Его зовут Том Ирвин. Он сказал, что офис нужно запереть, и я попросила его за всем приглядеть.

— А куда делось все то, что он забрал?

— Он привез мне на квартиру. Все так там и лежит, в трех картонных коробках. Я их даже не открывала.

— Я бы хотел их открыть. Вы останетесь с мистером Вульфом, а я поеду к вам домой взглянуть на эти бумаги. Если вы, конечно, захотите дать мне ключ.

Она сказала, ни секунды не колеблясь, «Ради Бога», и открыла свою сумочку. То, что она вела себя столь доверчиво с малознакомым человеком, вовсе не повысило ее акции в моих глазах. Это только означало, что она, твердо уверовав в виновность своего П.Х., была абсолютно равнодушна ко всему остальному миру. К тому же я на самом деле был для нее почти незнакомым человеком. Получив согласие от Вульфа, я взял ключи, заверив нашу гостью, что, если мне удастся найти нужную вещь, я дам ей расписку. Едва я успел снять с вешалки свой плащ, как раздался звонок в дверь. Судя по тому, что я увидел сквозь прозрачное с нашей стороны стекло, к нам явился с визитом Сол Пензер. Я повесил плащ на крючок и впустил его в дом.

Что касается Сола, то есть вещи, которых я не понимаю и, наверное, уже никогда не пойму. Ну например, его старая кепка, с которой он не расстается. Выступай я в этой кепке в роли хвоста, меня бы засветили через два шага. А если бы я, надев эту кепку, стал выведывать у людей, что они слышали или видели, меня бы сочли психом или, по крайней мере, слегка тронутым и отправили бы в известном направлении. Сола же никто сроду не засветил без его на то желания, что касается информации, то он ее буквально вынимает из людей — по этой части его можно сравнить разве что с желудочной помпой. Пока он вешал свое пальто и засовывал в карман кепку, я отправился доложить Вульфу, который велел тотчас провести его в кабинет. Что я и сделал, и вошел за ним следом.

— Ну? — спросил Вульф.

Сол замер по стойке смирно и стрельнул глазами в сторону красного кожаного кресла.

— Докладывать можно?

— Валяй. Интересы миссис Моллой совпадают с нашими. Миссис Моллой, это Сол Пензер.

Она сказала ему «здравствуйте», и он ей поклонился. Да, еще, наверное, я никогда не пойму и его поклонов — это ничуть не лучше, чем его кепка — нечто цирковое. Он сел в ближайшее к Вульфу кожаное кресло, так как знал: Вульф любит, чтобы человек, с которым он разговаривает, находился на уровне его глаз, и начал свой доклад:

— Двое служащих компании Метрополитен Сейф Депозит опознали фотографию Майкла Моллоя. Они узнали в нем Ричарда Рэнделла, который арендует у них сейф. Я не сказал им, что на самом деле это Моллой, но мне кажется, один из них и сам догадался. Я не стал выяснять, каков размер сейфа, как давно он арендует его и прочее, решив, что сперва должен получить от вас необходимые инструкции. Вдруг они сами загорятся любопытством, решат взглянуть, что там внутри, и поймут, что на самом деле сейф арендовал под вымышленной фамилией человек, которого убили? Ведь тогда они непременно поставят в известность окружного прокурора. Я плохо знаю законы и не представляю, какие права у окружного прокурора после того, как обвиняемый признан виновным, но мне кажется, что вы первым захотите взглянуть на содержимое железного ящика.

— Правильно тебе кажется, — подтвердил Вульф. — Насколько ты уверен в том, что они не ошиблись?

— На все сто. Хотите знать, как было дело?

— Нет. Раз ты уверен на все сто. Ты сильно распалил в них любопытство?

— Думаю, не слишком сильно. Я вел себя предельно осторожно. Вряд ли кто-нибудь из них побежал наверх докладывать начальству, а там кто их знает. Я решил, вам самому захочется вступить в игру.

— Ты правильно решил. — Вульф повернулся к миссис Моллой: — Догадываетесь, о чем идет речь?

— Мне кажется, да. — Она посмотрела на меня. — Мне кажется, это связано с тем, о чем я рассказала вам вчера — конвертом и листком бумаги, который я обнаружила вместе с билетом на хоккейный матч, не так ли?

— Так, — кивнул я.

— Вам уже удалось установить, что мой муж был именно Ричардом Рэнделлом?

— Да, — сказал Вульф, — что в корне меняет ситуацию. Мы должны как можно скорей узнать, что в сейфе, для чего нужно, во-первых, продемонстрировать тот факт, что Рэнделл и Моллой — одно лицо, во-вторых, укрепить при помощи закона ваше право на доступ к имуществу. Поскольку человек, пользующийся сейфом, непременно оставляет на нем отпечатки пальцев, первое не представляет никаких трудностей, но сперва должен решиться вопрос со вторым. Когда вы, мадам, заявили, что не собираетесь иметь никакого отношения к имуществу вашего мужа, я отнесся к этому с должным пониманием. Подобное глупо с точки зрения рассудка, зато с точки зрения человечности — замечательно. И очень впечатляет в том случае, когда чувства берут верх над рассудком. Сейчас иная ситуация. Мы вместе с вами должны получить доступ к содержимому сейфа. Придется вам вступить в свои права вдовы и взять под контроль имущество. В подобных случаях закон продвигается черепашьими шагами, однако, в чрезвычайной обстановке его можно подстегнуть. Почему вы качаете головой?

— Я ведь вам сказала — я не стану этого делать.

Вульф уставился на нее своим свирепым взглядом, но, сообразив, что взгляд тигра на сей раз не сработает, обратился ко мне:

— Арчи…

Я тоже уставился взглядом тигра, но не на нее, а на него, потом перевел взгляд на нее, разумеется, сперва пригасив гнев в очах.

— Миссис Моллой, — начал я, — мистер Вульф — гений, однако, и у гениев бывают слабости. Одна из них заключается в том, что он притворяется, будто верит: молодые привлекательные женщины никогда не говорят мне «нет». Ему это бывает выгодно, если молодая привлекательная женщина в ответ на его просьбу отвечает «нет», тогда он сваливает всю ответственность на меня. Как, например, сейчас. Право, не знаю, что мне делать с этой самой ответственностью, да и он, наверняка, не знает. А посему не вижу никакого смысла вас урезонивать. Можно задать один вопрос?

Мне она ответила «да».

— Предположим, оснований для повторного слушания дела и для апелляции не нашлось, приговор вынесен, Питер Хейз умирает на электрическом стуле, и вот по прошествии некоторого времени дело доходит до вашего драгоценного сейфа, в котором обнаруживается кое-что, доказывающее невиновность Хейза. Какие чувства возьмут верх над вашим рассудком в таком случае?

Она снова прикусила нижнюю губу, но лишь на одно мгновение, и сказала:

— А вам не кажется, что вопрос несправедлив?

— Почему же? Ведь я всего лишь предполагаю, к тому же не Бог весть что. Сейф вполне может оказаться пустым, но может с таким же успехом хранить в своих недрах то, о чем я вам только что сказал. Вы считаете Питера Хейза виновным, следовательно, не верите в существование таких доказательств вообще, а потому не собираетесь поступать вопреки своим желаниям.

— Но это неправда! Неправда!

— Вы, черт побери, знаете, что это правда!

Она опустила голову, а потом вдруг закрыла лицо ладонями. Вульф сверлил меня презрительным взглядом. Он не раз выходил из комнаты, однако, если с женщиной случится истерика, он уже не выйдет, а вылетит отсюда, как пробка из бутылки.

Я покачал головой, давая понять, что с Сельмой Моллой не может случиться истерики.

И оказался прав. Когда она наконец отняла от лица ладони и встретилась взглядом со мной, все было в полном порядке.

— Послушайте, мистер Гудвин, разве я вчера не старалась изо всех сил вам помочь? Да и сегодня я пришла сюда с той же мыслью, — начала она вполне спокойным голосом. — Но как я могу добиваться вступления в права вдовы Майкла Моллоя, если два последних года я горько сожалела о том, что вышла за него замуж? Неужели вы не понимаете, что это невозможно? Неужели не существует иного способа? Может, я попрошу стать администратором наследства кого-нибудь из близких ему людей?

— Не знаю, не знаю, — сказал я, — сильно сомневаюсь, боюсь, ничего не выйдет.

— Соедини меня с мистером Паркером, — сердитым голосом велел Вульф.

Я подвинул к себе телефон и набрал номер Паркера. Поскольку Натаниэль Паркер за последние годы ответил, по крайней мере, на десять тысяч наших юридических вопросов, я знал номер его телефона наизусть. Пока я звонил, Сол Пензер поинтересовался у Вульфа, можно ли ему уходить, на что Вульф ответил, что ему нужно подождать, пока не выяснится, куда ему идти. Когда я соединился наконец с Паркером, Вульф взял трубку.

Я от души наслаждался спектаклем. Вульфа так и подмывало рассказать Паркеру о том, что в данный момент все упирается в упрямую и капризную особу женского пола, однако, разумеется, этого не стоило делать в ее присутствии, поэтому он всего только и позволил себе сказать, что в силу причин личного характера вдова отказывается отстаивать свои права, отчего возникла юридическая проблема. Дальше пошло сплошное хрюканье.

Наконец он повесил трубку и повернулся к этой милой особе:

— Мистер Паркер сказал, что это очень сложно осуществить, а так как дело не терпит отлагательства, он хочет задать вам несколько вопросов. Он будет здесь через двадцать минут. Он говорит, что чем скорей вы решите, кого хотите назначить администратором наследства, тем лучше. У вас есть кто-нибудь на примете?

— Нет… — она наморщила лоб, посмотрела на меня, потом на Вульфа. — А может, мистера Гудвина?

— Моя дорогая мадам! — Вульф был окончательно выведен из терпения. — Возьмите себя в руки. Вы познакомились с мистером Гудвином только вчера, и то не с человеком, а с частным детективом. Это было бы весьма неуместное решение, и оно не ускользнет от внимания правосудия. Поймите, тут должен быть человек, которого вы хорошо знаете и которому целиком доверяете. А как насчет того мужчины, который запер офис и перевез в вашу квартиру коробки с бумагами? Томаса Ирвина?

— Мне кажется… — она задумалась. — Нет, мне не совсем удобно просить его, просьба не понравится его жене. Но я бы могла попросить Пэта Дигана. Разумеется, он может и не согласиться, но я могла бы его попросить.

— Кто это?

— Патрик Диган, глава благотворительной Ассоциации союза механиков. Его офис неподалеку отсюда, на Тридцать Девятой улице. Могу позвонить ему прямо сейчас.

— И давно вы с ним знакомы?

— Три года. С тех пор как вышла замуж. Он был другом моего мужа, но всегда был и остается и моим другом. Позвонить ему? Что ему сказать?

— Скажите, что вы просите его оказать вам услугу и подъехать сюда. Если он, конечно, сможет. Если он начнет задавать вопросы, скажите, что не хотите вдаваться в подробности по телефону. Если он вдруг подъедет и согласится исполнить вашу просьбу, потребуются услуги юриста и он, отважусь предположить, захочет вам кого-то порекомендовать. Так вот, я настаиваю на том, чтобы вы ни в коем случае не соглашались. С юридической точки зрения адвокат будет представлять ваши интересы даже в том случае, если вы от них откажетесь, поэтому существенно важно и, разумеется, желательно, чтобы адвоката назвали вы.

— А почему я не должна соглашаться на услуги рекомендованного им адвоката?

— Потому что я ему не доверяю. Потому что я подозреваю его в убийстве вашего мужа.

Она уставилась на него в полном недоумении.

— Вы подозреваете Пэта Дигана? Но ведь вы слышите о нем впервые!

Вульф кивнул.

— Да Я так сказал преднамеренно. Я хотел видеть вашу реакцию. Я на самом деле подозреваю каждого и всех вместе знакомых вашего мужа, что я обязан делать, пока у меня не появятся основания выделить кого-то из них особо, а мистер Диган один из них. Я советую вам не позволять ему навязывать вам адвоката. Если вы затрудняетесь, на ком остановить выбор, предлагаю вам обратиться к Натаниэлу Паркеру, который сейчас будет здесь. Я имею с ним дело на протяжении вот уже многих лет и рекомендую его с легкой душой. Что касается того, можно ли доверять мне или нет, то одно из двух: либо вы верите в мою искренность, либо вы сделали глупость, что пришли сюда.

Это был великолепный бросок, но шеф не достиг своей цели, вернее, не совсем ее достиг. Она взглянула на меня, выражая всем своим видом вопрос.

Я улыбнулся ей сугубо профессиональной улыбкой.

— Паркер настолько хорош, насколько может быть хорош адвокат, миссис Моллой, — сказал я.

— В таком случае я согласна. — Она встала. — Можно воспользоваться телефоном?