Если мысленно объединить на одной территории все здания, построенные в Москве архитектором Романом Ивановичем Клейном, то получится целый маленький город (так сказать, Klein-stadt) со своим центром, где разместятся Музей изящных искусств, университетский корпус, кинематограф «Колизей», фешенебельный магазин «Мюр и Мерилиз», Средние торговые ряды, здания банков и торговых фирм. Вдоль улиц, обсаженных тополями а липами, протянутся корпуса больниц и лечебниц, встанут доходные дома, ремесленные училища и гимназии, студенческие общежития и столовые. В глубине зеленых дворов, отодвинутые от красной линии улиц, расположатся многочисленные особняки. Бородинский мост, перекинутый через реку, соединит культурно-просветительный торговый центр с окраинами, где будут находиться самые разные фабрики и заводы: Трехгорный пивоваренный (ныне имени Бадаева) и сахарный, цементный и железопрокатный («Серп и молот»), металлических изделий (против Симонова монастыря) и комплекс чаеразвесочной фабрики (на Красносельской улице), хлопчатобумажные и шелковые фабрики (Девичье поле) и т. д. Поблизости от этого города окажутся загородные особняки со всем комплексом хозяйственных построек и храм-мавзолей из усадьбы «Архангельское».
Более 60 крупных зданий построено Клейном в Москве – так широк был творческий диапазон зодчего. Каждое из них индивидуально по формам и отмечено художественным вкусом, вместе с тем в русле своего времени, его традиций, его устремлений. Поэтому мы встречаем в постройках Клейна и стилизацию под древнерусское зодчество (Средние торговые ряды), и под средневековье (Трехгорный пивоваренный завод и особняк В. Ф. Снегирева), и готические мотивы (торговое здание «Мюр и Мерилиз»), и неоклассику (Музей изящных искусств), и дань Ренессансу (храм-усыпальница в усадьбе «Архангельское»). Но основные компоненты того или иного стиля формируются с учетом новых масштабов города, новых соотношений объемов и архитектоники окружающей городской застройки, новых конструктивных идей и утилитарных требований. Клейн был в числе первых архитекторов московской школы, обратившихся к применению железных конструкций, бетона и стекла в общественных зданиях. Его поиски в области архитектурной композиции во многом близки поискам архитекторов нового стиля (модерн) и неоклассикам, хотя, строго говоря, его постройки нельзя отнести только к одному из этих направлений.
Сооружения Клейна сохранились в Москве и поныне. Их можно увидеть в дореволюционных границах Москвы – в центре (Красная площадь, улицы Петровка и Волхонка, Моховая и проспект Калинина), в районе станции метро «Кировская», у Киевского вокзала, на Девичьем поле и т. д. В теперешней, грандиозной по размерам столице эти «островки» как бы тяготеют к историческому ядру города; они оказались ближе друг к другу по сравнению со временем своего возникновения.
Интересно сравнить две такие известные постройки Клейна, как Средние торговые ряды (1890-1891) и дом торгово-промышленного Товарищества «Мюр и Мерилиз» (1906-1908). Их разделяет семнадцать лет. Это был период интенсивного развития мастерства зодчего, период новых веяний в архитектуре, которые проявили себя на рубеже двух эпох. Средние торговые ряды соседствуют с Верхними торговыми рядами архитектора А. Н. Померанцева и фланкируют Красную площадь напротив храма Василия Блаженного. По своему стилю они принадлежат еще XIX веку. «В Средних торговых рядах – между Ильинкой и Варваркой… сосредоточена торговля оптовая – москательным, свечным, кожевенным и иным, так называемым „тяжелым“, товаром, а также винами („фряжские погреба“)», – отмечалось в одном из путеводителей по дореволюционной Москве. Сооружение большого и сложного здания Средних торговых рядов на месте, прежде занятом множеством мелких ветхих лавок и складов, явилось таким же событием, как и возведение Верхних торговых рядов; происходило это почти одновременно.
«Постройка „Средних рядов“ вызвала много технических затруднений вследствие неровности местности и разнообразия в грунтах, – указывалось в ряде старых путеводителей по Москве. – Главный корпус здания представляет из себя неправильный четырехугольник, выходящий фасадом и на 4 окружающих его улицы, образующих двор, внутри которого находятся остальные 4 корпуса. В главном кольцевом здании три этажа, местами с палатками. Во внутренних корпусах два этажа и также с палатками. Два внутренних корпуса разделены коридорами, перекрытыми стеклом. Наружные въезды на поверхности двора находятся с трех сторон». «Площадь, занимаемая рядами, простирается до 4000 саженей. Здание вмещает более 400 торговых помещений и вместе с землею оценивается в 5 миллионов рублей».
Уже через семнадцать лет статичная и замкнутая система зданий Средних рядов, сооруженная архитектором в соответствии с требованиями и вкусами заказчика – Акционерного общества лавочников, воспринимается устаревшей. Замкнутый четырехугольник основного корпуса, с его каменными сводами, низкими потолками, сложной системой коридоров и проездов, не удовлетворяет изменившимся требованиям торговли, вступает в противоречие с основной тенденцией развития города, тяготеющего к открытым динамичным структурам. В 1913 г. даже предлагается проект надстройки Средних торговых рядов, замены каменных перекрытий железными балками, изменения фасадов для лучшего освещения внутренних помещений и т. д. (архитектор В. В. Шервуд). Уже в этих неосуществленных проектах современников как бы отдается предпочтение другому торговому зданию, построенному Клейном для фирмы «Мюр и Мерил из».
Этот универсальный магазин европейского тина с фасадом, решенным в англо-готическом стиле, был построен на углу улицы Петровки и Театральной площади. Возведенный на месте сгоревшего в 1900 г. старого торгового дома «Мюр и Мерилиз», он, с одной стороны, контрастировал с классическими зданиями Большого и Малого театров, а с другой – перекликался с современной ему гостиницей «Метрополь» (архитектор В. Ф. Валькот, 1899-1903), расположенной в Театральном проезде.
Постройка магазина «Мюр и Мерилиз» явилась своего рода сенсацией. «Это здание первое в России, стены которого построены из железа и камня, причем толщина заполнения кирпичных стен, начиная с фундаментов, соответствует только климатическим условиям, именно: 1 аршин, – писалось в отчете. – Постройки из железа и камня особенно распространены в Америке, где такая конструкция вызывается высотой зданий в несколько десятков этажей; при проектировании же здания Товарищества „Мюр и Мерилиз“ она была применена для того, чтобы иметь возможность сделать стены тоньше и вследствие этого расширить площадь помещения… получить достаточное освещение помещений дневным светом». Там же указывалось, что вес железного каркаса здания, изготовленного и смонтированного на Петербургском металлическом заводе, составляет 90 тысяч пудов. Цоколь здания гранитный; фасады облицованы мраморной массой; орнаменты исполнены из мраморной массы и частично из цинка, с наращением медью под цвет старой бронзы. И еще одно новшество было впервые в России – устройство зеркальных витрин на уровне первого и второго этажей главного фасада, или, как тогда говорили, «сплошная выставка товаров». Общая стоимость семиэтажного дома составила около 1,5 миллиона рублей.
Восхищение современников вызывали не только внешняя и внутренняя отделка магазина, его размеры, но и новая система обслуживания, введенная в нем на европейский лад. «В глазах москвичей… „Мюр и Мерилиз“ является как бы выставкой всего того, чем торгует столица применительно ко вкусам… как богатых, великосветских кругов, так и средних слоев населения». Его значительная роль в торговой и деловой жизни столицы остается неизменной и в наши дни.
Основным созданием Р. И. Клейна, которое потребовало от архитектора высшего напряжения творческой мысли и таланта, пятнадцать лет труда и неустанных забот, было здание Музея изящных искусств на Волхонке (1898-1912). Оно не только явилось своеобразным итогом мастерства зодчего, принесшим ему звание академика архитектуры, но и сыграло особую роль в его творческой биографии и личной судьбе.
Роман Иванович Клейн воспитывался в многодетной семье (он был пятым из семи детей) московского коммерсанта. В его доме на Малой Дмитровке (улица Чехова) постоянно бывали художники, литераторы, музыканты, в том числе Николай и Антон Рубинштейны. Круг интересов мальчика формировался в этой среде; он проявлял склонности к музыке и рисованию, а дружеское расположение к нему архитектора Вивьена сыграло решающую роль при окончательном выборе профессии. После окончания Московского училища живописи, ваяния и зодчества Клейн поступил в Петербургскую академию художеств (1878) и закончил ее в 1882 г. В следующие два года он проходил стажировку в Италии – в Равенне и Риме, в мастерской Шарля Гарнье, строителя парижской Большой Онеры. Вспоминая впоследствии о начале самостоятельной деятельности, Клейн указывал как на один из важных моментов, бывших для него «первою серьезной практической школой», на свою работу в качестве помощника при архитекторах А. П. Попове и академике В. О. Шервуде в период сооружения Исторического музея в Москве.
К моменту, когда состоялось знакомство Клейна с основателем будущего Музея изящных искусств при Московском университете профессором И. В. Цветаевым (1896), архитектор уже имел за плечами десять лет самостоятельной практики. Им были построены Средние торговые ряды, Трехгорный пивоваренный завод, несколько особняков, учебных заведений, доходный дом Перлова на Мясницкой улице (ныне улица Кирова, магазин «Чай») и целый комплекс больничных зданий на Девичьем поле, вблизи медицинских институтов архитектора К. М. Быковского. Здесь по заказу Московского университета Клейн с учетом новейших достижений медицины возвел институт для лечения злокачественных опухолей имени Морозовых (Малая Пироговская улица, 20), гинекологический институт для врачей (Большая Пироговская улица, 11). Операционные в этих зданиях находились в угловых круглых башнях, крытых стеклом; система приемных покоев, палат и ванн была устроена комфортабельно и экономично; рядом с парадными вестибюлями располагались научные библиотеки. Кроме того, поблизости Клейн построил университетское студенческое общежитие, классическую гимназию (Хользунов переулок, 14), ремесленное училище, несколько фабрик, доходные дома, особняк профессора В. Ф. Снегирева (Плющиха, 24) и ряд других. Тут же, в Олсуфьевском переулке, б, архитектор возвел для себя небольшой домик в тосканском стиле, весь второй этаж которого занимали чертежная мастерская и библиотека.
Этот комплекс построек, а также широкий круг знакомств и деловых связей архитектора с профессорами и учеными, с меценатами и благотворителями дали основание И. В. Цветаеву назвать Клейна в своем первом письме к нему «художником родным Московскому университету». В числе других крупных архитекторов он был приглашен Цветаевым для участия в конкурсе на проект здания Музея изящных искусств, который был объявлен Академией художеств в августе 1896 г. и проведен в начале следующего года. Как писала «Неделя строителя» 6 апреля 1897 г., на конкурсе «было представлено под разными девизами 15 проектов. Представленные проекты были рассмотрены комиссией) из членов: В. А. Беклемишева, А. Н. Бенуа, П. А. Брюллова, Н. В. Султанова, А. О. Томишко и М. А. Чижова». Проекты академиков Г. Д. Гримма и Л. Я. Урлауба, архитектора Б. В. Фрейденберга получили денежные премии, проекты архитекторов Р. И. Клейна и П. С. Бойцова – золотые медали, М. С. Шуцмана, И. Н. Сеттергрена и Э. И. Гедмана – серебряные медали. Правление Московского университета приняло к исполнению проект Клейна и пригласило его на должность архитектора и строителя Музея изящных искусств.
Но вернемся к моменту знакомства Цветаева с Клейном. Когда архитектор только приступал к разработке проекта музея, Цветаев писал ему: «Встречая солнечное утро, я переношусь мыслию в Вашу рабочую студию и сердечно слежу за быстрой работою Вашего творческого карандаша… Солнечный блеск и обилие света должны действовать возбуждающим образом на творческое настроение, – работа тогда движется скорее, дело спорится…Недельки через 2, или как только Вы найдете возможным, ожидаю Вашего зова, чтобы взглянуть на Музей, встающий на голом доселе плане площади Колымажного двора…Радуюсь Вашей энергии и рукоплещу полетам Вашего художественного творчества. Здание выходит эффектное».
По условиям конкурса Клейну предстояло спроектировать обширное музейное здание «особо изящной и художественно характерной формы», с колоннадой по главному корпусу, предпочтительно в греческом стиле (в качестве образца указывались колонны афинского Эрехтейона) и расположить его вблизи Кремля, на Волхонке, на пустующей площади бывш. Колымажного двора. Здание предназначалось для первого в России музея истории скульптуры и архитектуры – от древних времен Египта и Греции до эпохи Возрождения. Оно должно было совместить две функции – университетского и художественного музеев, т. е. быть одновременно и учебным и просветительным центром, «открытым всем и каждому».
Создание музея стало для Клейна делом жизни, так же как и для его организатора профессора Цветаева. Благодаря энергии последнего оно оказалось в центре внимания ученых, художественных, общественных кругов не только Москвы, но и Петербурга, Казани, Киева, Харькова, Одессы, Варшавы, Берлина, Дрездена, Рима, Афин и т. д. Одним словом, создание его приобрело всероссийский и европейский масштаб.
Клейну пришлось решать такие сложные художественные задачи, как оформление двадцати двух залов в разных исторических (со всей научной точностью) стилях, разрабатывать ранее не предусмотренные в программе конкурса проекты двориков, крытых стеклом, – греческого и итальянского, парадного (белого) зала, который он решил как двухъярусную греко-римскую базилику, неоднократно переделывать главную лестницу и т. д. Одни из этих задач вызывались необходимостью размещать внутри здания архитектурные фрагменты огромных размеров (угол Парфенона в натуральную величину и т. п.), которые приобретал Цветаев (коллекция формировалась параллельно со строительством здания). Другие, как, например, изменение ионического стиля парадной лестницы на греко-римский, объяснялись тем, что в процессе постройки главный меценат музея миллионер Ю. С. Нечаев-Мальцев пожертвовал огромную сумму на облицовку здания снаружи и внутри мрамором лучших сортов.
В ходе работы Клейн неоднократно ездил за границу для изучения европейских художественных музеев и памятников, консультировал план московского музея с крупнейшими авторитетами в области археологии и музееведения – В. Дёрпфельдом, А. Каввадиасом, В. Боде, Г. Треем и другими, заказывал в Афинах модели деталей Эрехтейона, по которым создавал колоннаду главного фасада («самый обширный классический портик в России»).
На протяжении пятнадцати лет строительства архитектор имел постоянные контакты с членами комитета по устройству Музея изящных искусств – архитектором Ф. О. Шехтелем, художниками В. Д. Поленовым, В. М. Васнецовым, П. В. Жуковским, учеными Н. П. Кондаковым и В. К. Мальмбергом, В. С. Голенищевым и Б. А. Тураевым, В. В. Стасовым и Н. И. Романовым и другими. Совместная работа связывала Клейна с военным инженером И. И. Рер-бергом, архитекторами Г. А. Шуваловым и П. А. Заруцким, художником И. И. Нивинским, который расписывал интерьеры, и т. д. Клейн поддерживал самые тесные контакты с крупнейшими строительными фирмами, как отечественными («Мюр и Мерилиз», «Г. Лист», «Готье», «Строительная контора инженера А. В. Бари», «Чаплин и Залесский», «Брусов», и т. п.), так и заграничными, поставлявшими мрамор и зеркальные стекла, бригады камнерезов и штукатуров. Кирпичные стены музея возводили тверские и владимирские крестьяне-артельщики, обрабатывали фундамент из финляндского гранита петербургские каменщики, штукатурили здание итальянские рабочие, обрабатывали мраморные детали, профилировали колонны итальянцы-камнерезы. Белый мрамор для облицовки фасада добывался на Урале, цветные мраморы для отделки интерьеров везли из Венгрии и Греции, Бельгии и Норвегии. Здание музея, по словам Цветаева, «строилось на века».
Такого размаха не знало ни одно строительное предприятие, с которым был связан Клейн. «Я вполне понимаю Ваше увлечение этим великим делом Вашей жизни, – писал архитектору Цветаев. – Это чудное здание и грядущее художественное учреждение способны овладеть всеми силами души, составляя для его творца и отраду, и гордость, и предмет самой чистой и сильной любви. Я вполне понимаю, что Вы сюда уходите, сюда возвращаетесь от других Ваших работ, имеющих характер прозаический сравнительно с этим кругом поэтических Ваших архитектурных мечтаний, полетов и грез».
В основном своем объемно-пространственном решении здание музея строилось как бы изнутри, снаружи этот прием выявлялся системой «врастающих» друг в друга архитектурных форм. Конструктивное понимание внутреннего пространства, его динамики и импульсивного движения позволяло архитектору сообщить облику музея подвижность, трансформировать художественный образ его в зависимости от требований момента. «В архитектурной композиции, – писал Клейн в своем „Руководстве к архитектуре“, – порядок проявляется в расположении здания. При этом исходят от внутреннего ядра, от сердца распланировки, доводят до развития внутренний организм и скелет здания, одевают последний, вырисовывают в перегибах, в главных частях и обряжают внешний вид посредством расчленения и украшений. Такой прием ведет к цельности организма, к единству в архитектуре… мы имеем перед собой не конгломерат отдельных, случайно нагроможденных кусков, а неделимое целое».
В соответствии с этими общими принципами, широко применяемыми в строительной практике архитекторами московской школы рубежа XIX-XX веков, построено и здание Музея изящных искусств.
«Последнее сооружение, – сообщала Академия художеств, представляя Р. И. Клейна к званию академика и награждая золотой медалью, – своими необычно обширными размерами, сложностью и разнообразием архитектурных задач, строгостью присвоенного Московским университетом классического (греко-римского) стиля и монументальностью строительных материалов займет одно из первых мест в Москве, составя ее украшение на долгое время».
Затянувшееся на многие годы строительство здания вызывалось не только грандиозностью решаемых научных и художественных задач, но и главным образом финансовой стороной дела. Музей создавался в основном на частные средства так называемых благотворителей. В общей сумме его стоимости, достигшей около 2,5 миллиона рублей, государственная субсидия составляла только 200 тысяч, а вклад мецената Ю. С. Нечаева-Мальцева превышал 2 миллиона. Цветаев вкладывал в музей все свои скромные средства, вплоть до «детского» капитала. Клейн годами не получал жалованья, жил доходами от других своих построек и также отдавал музею все, что мог, переживая судьбу этого сооружения, как свою личную.
Вот, к примеру, как описывал Клейн одно из несчастий, случившееся в декабре 1904 г., в письме Цветаеву, находившемуся в то время в Берлине: «В ночь… с 19-го на 20-е декабря, в 12 1/2 часов ночи, мне сообщили, что леса музея горят. Немедленно я отправился на постройку, и по мере приближения моего становились виднее клубы дыма и, наконец, подъехав к постройке, я увидел языки пламени из окон залы антиквария. Войдя на двор, я встретил пожарную команду, которая только что принималась за дело и, конечно, стала делать то, что именно не нужно, – поливать нагревшийся фасад. Я остановил эту работу, но было уже поздно, так как наличники окон успели уже получить трещины. Затем отправился в само помещение антиквария, куда еще можно было проникнуть, но с трудом, так как воздух был пропитан дымом и паром.
…Пожарными распоряжался лишь пьяный брандмейстер Тверской части, почему я сделал распоряжение… о присылке еще 3 пожарных частей. Через час действительно общий пожар был потушен, но в ящиках упаковка продолжала тлеть, и пожарные, не церемонясь, пробивали ломами насквозь ящики и таким образом громили все содержимое (речь идет о коллекциях, присланных из-за границы. – Л. С.)… Меня отчаяние охватывало до слез.
После пожара получилась следующая картина: снаружи обгорели наличники и мраморные перемычки окон, закоптились в некоторых местах мраморные стены, как под колоннадой, так и на боковом фасаде: исковеркано и поломано 14 железных рам.
Внутри попорчена вся штукатурка зала антиквария и библиотеки; сгорели все гипсы и попорчена бронза. На сводах стояла вода вершков на 8. Конечно, при 27 градусах мороза все обратилось в общую ледяную массу… Хладнокровнее всех, как мне показалось, отнесся к случившемуся Юрий Степанович (Нечаев-Мальцев. – Л.С.)… он успокаивал меня, говоря, что убытки небольшие и ограничатся суммою не более 25 000 рублей, но мне думается, что они значительнее».
Не менее драматичны письма архитектора главному меценату в период 1906-1908 гг., когда музею грозили финансовый крах и консервация не отделанного внутри здания. Тогда из-за общего хозяйственного кризиса в стране предприятие лишилось почти всех своих богатых жертвователей, а Нечаев-Мальцев резко сократил выдачу ежегодных субсидий.
Оканчивалось строительство Музея изящных искусств при крайне стесненных средствах. Долги заграничным и отечественным поставщикам-кредиторам достигли крупных размеров, и их пришлось погашать еще в течение нескольких лет после открытия музея.
Теперь Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина на Волхонке, преобразованный после Октябрьской революции, имеет мировую известность. Его интерьеры вместили в себя богатейшее собрание картинной галереи, а в белом парадном зале постоянно устраиваются крупнейшие международные выставки. Здание, созданное Клейном, неизменно находится в центре духовной жизни столицы, ее культурных и научных интересов.
В годы завершения строительства Музея изящных искусств Клейн вел реставрацию усадьбы «Архангельское», возводил там, при участии архитектора Г. Б. Бархина, храм-усыпальницу князей Юсуповых в палладианском стиле (ныне Колоннада); разрабатывал проект здания кинематографа «Колизей» на 700 человек на Чистых прудах.
Одним из наиболее значительных сооружений Клейна этого времени был Бородинский мост (совместно с инженером Н. И. Осколковым, при участии архитектора Г. Б. Бархина). Конкурс на постройку моста был объявлен Академией художеств в связи со столетней годовщиной Отечественной войны 1812 г. Новый мост должен был заменить понтонный, по которому проходила старая дорога из Москвы на Смоленск. Тема оформления моста посвящена победе русской армии в битве на Бородинском поле (отсюда его название и основные декоративные мотивы: надписи на обелисках, военные трофеи, шлемы, пилоны и т. д.) – Постройка Бородинского моста разрешала одну из важных транспортных проблем растущего города – соединение его центра с Брестским (ныне Киевский) вокзалом (автор – военный инженер И. И. Рерберг).
К последним крупным работам мастера, осуществленным в 1914-1916 гг., относится реставрация старого здания Московского университета на Моховой улице (архитектор Д. Жилярди); подготовка к публикации сделанных чертежей и всех деталей здания и обмеров и, наконец, постройка рядом с ним корпуса геологического и минералогического институтов. Последний фланкирует основное здание университета и, решенный в том же строгом стиле, завершает собой университетский ансамбль.
Так сошлись «концы и начала» творческой судьбы архитектора Клейна. Его ранняя постройка – Средние торговые ряды – завершала ансамбль в древнерусском стиле на Красной площади, включавший Исторический музей и Верхние торговые ряды. Его позднее здание фланкировало университетский ансамбль в русском классическом стиле на Моховой улице, напротив Кремля. Это была дань архитектора градостроительным традициям, сложившимся в XIX веке, в русле которых происходило оформление центра Москвы.
Практическая деятельность зодчего продолжалась с конца 80-х годов XIX века и до начала 20-х годов XX века, с момента, когда он возглавил работу чертежного бюро, и до времени, когда стал профессором сначала Рижского политехнического института, затем Московского высшего технического училища. В целом творчество Клейна, развивавшееся в полном контакте с прогрессивными устремлениями московской архитектурной школы и в русле общего направления европейской художественной культуры, явилось заметным явлением и по масштабу решаемых градостроительных проблем, и по разнообразию и сложности архитектурных задач, и по уровню мастерства и интерпретации новых идей. Связь зодчего с передовыми научными и художественными кругами, его приверженность просветительным идеям и вместе с тем, как правило, пиетет по отношению к исторической традиции ставили его в число ведущих архитекторов Москвы своего времени. И не случайно одним из последних, неосуществленных проектов Клейна был проект превращения Кремля в музейный городок.
В своих лучших постройках зодчий чутко претворил ту новую тенденцию, которая получила развитие уже в наше время, – «возможно рационального, бережливого употребления материала и труда, возможно скудных, в обрез, размеров строительного тела, – писал Клейн. – Мы должны считаться с направлением настоящего времени; мы не можем более действовать в наших произведениях посредством массы и величины в той степени, как это было для строителей прежних художественных периодов… И если новейшая архитектура есть результат тысячелетнего опыта и преемственности, то теперь наука приобрела полнейшее право на то, чтобы занять с ними одинаковое место». В этом высказывании мастер имеет в виду прежде всего «железную конструкцию нового времени», которую вполне успешно применил не только в торговом здании «Мюр и Мерилиз», но и в перекрытиях Музея изящных искусств, и при сооружении Бородинского моста. Даже тяготение будущего градостроительства к динамичным и открытым структурам также улавливается в таких произведениях зодчего, как Музей изящных искусств, кинотеатр «Колизей» и др.
За время своей длительной практики Клейн проявил себя и как внимательный педагог и воспитатель. Его многолетними помощниками были военный инженер И. И. Рерберг, архитекторы П. А. За-руцкий, Г. А. Шувалов, П. В. Евланов, позднее построившие в Москве немало замечательных зданий. Под руководством Клейна стажировался будущий академик Л. А. Веснин, в течение нескольких лет работал будущий академик Г. Б. Бархин, который впоследствии в своих «Воспоминаниях» с большой теплотой писал об этом периоде, отдавая должное корректности, тактичности и вкусу своего наставника, называя его «крупнейшим строителем дореволюционной Москвы».
В последние годы жизни Клейн тяжело болел, но тем не менее продолжал напряженно работать, участвовал в многочисленных архитектурных конкурсах, преподавал в Московском высшем техническом училище. Архитектор Г. М. Людвиг, учившийся в то время у Клейна, так вспоминал о занятиях с ним: «Не было случая, чтобы Роман Иванович отказал в консультации, в приеме студенту. Будучи больным в течение ряда лет, он отдавал нам весь свой досуг и праздники и даже ночи… Во время исполнения мною дипломной работы он назначал мне приемные часы по вторникам и пятницам от 2 до 4 часов ночи. Ночные же часы были назначены и другим дипломникам – и это после упорной, напряженной дневной работы. Быть искренним в искусстве и честным в жизни – вот чему учил нас Роман Иванович».
Подводя итоги своей многолетней практики и педагогической деятельности, Клейн писал в автобиографии: «При исполнении архитектурных задач я всегда преследовал тесное согласование принципов чистого, строгого искусства с утилитарными современными потребностями и с конструктивностью сооружения, и этот принцип я считаю необходимым проводить в жизнь и в качестве педагога.
За мое долголетнее руководство строительным бюро и при занятиях по архитектурному проектированию со студентами IV и V курсов Рижского политехнического института в течение 1917/18 учебного года у меня выработался совершенно определенный взгляд на метод преподавания искусства вообще и, в частности, архитектуры…Для плодотворного преподавания необходимо возможно тесное общение руководителя с учащимися, именно совместная работа их в мастерской, причем руководитель не только дает указания, но и сам фактически параллельно с учащимися разрабатывает эскизы и части проектов. Такая постановка дела не только облегчает студентам следить за правильным ходом разработки задачи, но служит также мощным импульсом для работы их воображения, для развития их творческой способности и техники работы».
Зодчему приходилось иметь дело со всякого рода заказчиками, и он на себе испытал полную зависимость архитектора-исполнителя от их вкусов и требований. К иным из них он мог относиться иронически, называть «толстыми дураками» и позволять себе в сооружаемых для них особняках смелые эксперименты. Так обошелся он с одним из богатых коммерсантов, в доме которого, решенном во вкусе Людовика XVI, для собственной практики сделал кессониро-ванные потолки, прежде чем применить их в здании Музея изящных искусств.
С другими заказчиками отношения были сложнее. При постройке музея Клейн подчас оказывался как бы «между двух огней». С одной стороны, профессор Цветаев требовал соблюдения исторической и научной точности при разработке деталей и оформления залов. С другой стороны, меценат Нечаев-Мальцев мог принять или не принять тот или иной вариант, исходя из своих соображений и расчетов. Например, в противовес Цветаеву он одобрил решение Клейном белого зала в форме двухъярусной базилики или парадную прямую лестницу, с которой профессор долго не хотел согласиться, настаивая «на лестнице с поворотами».
Некоторые заказчики оказывались скаредными, и тогда архитектор на свои средства довершал отделку отдельных деталей благородными материалами, чтобы не снизить общего эстетического уровня постройки. Так пришлось поступить Клейну при завершении храма-усыпальницы в усадьбе «Архангельское», поскольку князь Ф. Ф. Юсупов не выделил необходимых средств.
И все-таки даже при самых сложных отношениях с заказчиками зодчий умел отстаивать свои принципиальные позиции и никогда не шел на поводу у моды. Об этом он писал неоднократно и постоянно предостерегал своих учеников от пути легкого успеха и быстро преходящей славы.
В курсе лекций по архитектурному планированию Клейн не только обобщал свой богатый строительный опыт, намечал основные пути дальнейшего развития градостроительной мысли, разрабатывал проблемы применения новых строительных материалов. Он постоянно подчеркивал нравственную сторону вопроса, идейную основу профессии архитектора-строителя. Он закончил «Руководство к архитектуре» следующим обращением к молодому поколению будущих зодчих: «Так приложим же наши руки к работе и сосредоточимся в себе самих, но вместе с тем возвысим наш голос к свету и правде. Если каждый из нас немного может сделать один, то тем более пусть работает все сословие, все поколение, и что начато сегодня, то завтра станет на твердые ноги. И мы можем надеяться на успех, ибо это будет уже не своекорыстный порыв: мы вступим на путь очищения искусства… Вкус к архитектуре ожил более чем когда-либо… Мы имеем публику, которая принимает живое участие в развитии архитектуры; сословие архитекторов, полное самоотвержения и одушевления, обладающее обширным и истинным знанием и умением; подрядчиков, полных энергии и способности; изобилие вспомогательных средств далеко шагнувшей техники; в нашем распоряжении больше богатств, чем когда бы то ни было раньше, пути сообщения, которые приближают нас к отдаленнейшим странам, – и неужели нам не удастся соединенными силами создать свое искусство для нашей эпохи и выбраться из царства эклектики и моды?»
Эти слова и сегодня сохраняют свое значение и еще раз говорят о Клейне как о художнике, тонко и остро чувствовавшем свое время, не столь уж отдаленное от нашего.
Р. И. Клейн
Универсальный .магазин «Мюр и Мерилиз». Р. Клейн. 1909
Музей изобразительных искусств. Р. Клейн. 1898—1912
Интерьеры Музея изобразительных искусств
Бородинский мост. Р. Клейн. 1911
Усыпальница Юсуповых в Архангельском. Р. Клейм. 1914
Составитель Ю. С. ЯРАЛОВ
Научный редактор С. М. ЗЕМЦОВ
3-78 Зодчие Москвы XV – XIX вв. – М.: Моск. рабочий, 1981. – 302 с, 3 л. ил.
80102 – 173 ББК 85.113(2)1
153-81-4902000000 72CI
М172(03)-81
ИБ № 1686
ЗОДЧИЕ МОСКВЫ XV – XIX вв.
Заведующий редакцией Ю. Александров
Редактор Л. Крекшина
Художник В. Мирошниченко
Художественный редактор Э. Розен
Технический редактор Л. Маракасова
Корректоры И. Фридлянд, И. Попкова
Сдано в набор 13.01.81. Подписано к печати 26.05.81. Л94876. Формат 60x84 1/16. Бумага типографская № 1. Гарнитура "Обыкновенная новая". Печать высокая. Усл. печ. л. 20,46. Уч.-изд. л. 22,36. Тираж 50 000 экз. Заказ 894, Цена 1 р. 80 к.
Ордена Трудового Красного Знамена издательство "Московский рабочий", 101854, ГСП, Москва, Центр, Чистопрудный бульвар, 8.
Ордена Ленина типография "Красный пролетарий". 103473, Москва, П-473, Краснопролетарская, 18.