КАРЬЕРА НА КРОВИ


Темной мартовской ночью 1918 года пустынной улицей оккупированного Киева шли крадучись двое. Один, с рыжими усами и бородой, — в рясе, другой, пониже ростом, — в видавшей виды солдатской папахе и короткой, выше колен, офицерской шинели.

Поблизости от старого дома оба остановились, озираясь, перекрестились и молча стали подниматься крутыми ступеньками, которые вели в застекленную, обвитую сухими лозами дикого винограда веранду. Перед дверью остановились и тихо, чуть слышно постучали.

Открыл долговязый сонный петлюровец в зеленом жупане. Здоровяк был крест-накрест перетянут новенькими, блестящими ремнями, на которых болтались сабля, маузер и гранаты.

— Чего надо? — строго взглянул на ночных гостей.

— Свои мы… К батьке… По очень важному делу, — умоляюще заговорил усатый.

— Их нет. Приходите завтра. Нечего шляться по ночам.

В это время послышались голоса, хлопнула дверь и на пороге встал сам Симон Петлюра.

— Кто такие? — ткнул нагайкой.

— К вам… — вытянулся долговязый.

— Откуда?

— Из Екатеринослава мы. — Высокий порылся в кармане и достал тряпичное удостоверение.

Петлюра несколько мгновений разглядывал тряпицу, потом удивленно поднял глаза.

— Варварив, это ты?

— Я, я, ваша честь. Вы же меня посылали…

— Хо-хо, святым отцом вырядился! Молодец, не узнать! А это кто?

— Это наш человек. — Варварив указал на спутника. — Павло Козар…

Низенький снял шапку и поклонился.

Так, выполнив задание Петлюры, Василий Варварив возвратился в логово заклятых врагов народа. Сюда же он привел и своего старого товарища — Павла Козара.

Оба жаждали одного — погреть руки на чужом. И вместе с петлюровцами бросились грабить, убивать, жечь…

Но недолго предатели хозяйничали на Украине — народ смел их со своего пути.

Остатки разгромленных банд удрали в панскую Польшу. Туда же грязная волна занесла и Василия Варварива. Павло Козар тайно вернулся в Екатеринослав и затаился.

…В 1920 году Василий Варварив был посвящен в сан и девятнадцать лет правил в селах Поварском, Оздинеже, Смидне на Волыни, клевеща на Советскую власть и агитируя за «самостийну Украину». Когда же в 1939 году Западная Украина была освобождена от гнета капиталистов и помещиков, батюшка в панике сбежал из своего прихода и пришел в себя лишь в Варшаве в окружении русских белоэмигрантов.

День 22 июня 1941 года для нашего народа начался с разрывов бомб и снарядов, плача детей, стонов раненых. С запада коварно ворвалась в нашу жизнь самая жестокая за всю историю человечества война.

В хвосте у «немецкого рыцарства», которое убивая, насилуя и грабя, бросилось завоевывать «жизненное пространство», потянулись на советскую землю и подонки всех мастей — петлюровцы, украинские буржуазные националисты, белогвардейцы, кулачье, а среди них и Василий Варварив. Вынырнув в оккупированном Ровно и заняв солидный церковный пост, святой отец на новом месте начал ревностно служить новым хозяевам.


Это дело началось с небольшой статьи в «Литературной газете» от второго ноября 1977 года. Корреспонденция называлась «Нет, в Ровно вас не забыли, мистер Варварив!». Я прочитал ее в тот же день. Речь шла о семье церковника Василия Варварива, проживавшего в Ровно в годы войны. Как отец, так и сыновья прислуживали фашистским изуверам, добровольно принимали участие в массовых расстрелах мирного населения. Спасаясь от заслуженного возмездия, «святое» семейство в 1944 году сбежало из Ровно. И вот один из отпрысков отца Василия — Константин Варварив, оказывается, преспокойно проживает в США, и не просто проживает, а служит в госдепартаменте и даже дважды возглавлял делегацию Соединенных Штатов на международных совещаниях под флагом ЮНЕСКО…

На следующий день меня пригласил к себе первый заместитель прокурора республики Михаил Тимофеевич Самаев. (Я работал в то время следователем по особо важным делам прокуратуры УССР).

— «Литературку» читал?

— Читал, — ответил я.

— Что будем делать?

— Вы имеете в виду мистера Варварива?

— Да.

В кабинете наступила тишина. Михаил Тимофеевич поднялся, вышел из-за стола, прошелся по комнате и сел рядом.

— Дело сложное. Прошло больше тридцати лет.

Мы снова помолчали, как люди, и без слов понимающие друг друга.

— Согласен? — Самаев посмотрел мне прямо в глаза.

— Согласен.

Михаил Тимофеевич улыбнулся.

— Ну вот и решили. Перечитай еще разок статью, подумай, набросай план и приходи — вместе обсудим.

В кабинете, присев к столу, я снова развернул газету. Перечитал статью и снова, в который уже раз, — остановился взглядом на двух фотографиях.

…Лицо мужчины было холеным и самодовольным: Прилизанные волосы, модные усики, из-под строгого темного костюма выглядывала белая рубашка, с накрахмаленным, должно быть, воротничком, и черный галстук.

На снимке ниже — два эсэсовских офицера, а между ними — женщина с высокой прической, в армейском пиджаке нараспашку. Руки заложила за спину, гордо подняла голову, выпятила груди. На лицах у всех троих — улыбки.

Вот, оказывается, какие вы, предатели, палачи! Сколько же человеческого горя на вашей совести!

С первого фото смотрел на меня ответственный сотрудник государственного департамента США Константин Варварив, женщина в окружении эсэсовцев — Елена Козырь, переводчица гестапо — его жена.

Этих двоих и пригрели под своим крылышком американцы, и не только пригрели, а оказали бывшему полицаю высокое доверие — выступать от имени США представителем при ЮНЕСКО на международной конференции, проходившей в Тбилиси. Здесь немецкого прихвостня и опознали, а затем немедленно известили посольство Соединенных Штатов.

Как выяснилось позднее, «государственный деятель» Варварив принимал участие не только в названном выше форуме — он же представлял США и на конференции по охране памятников культуры, которая проходила в Польше. Трудно даже представить себе, как бывший гитлеровский палач, человеконенавистник, хладнокровно убивавший и отдававший приказания убивать, печется об охране созданного людьми. Администрация Соединенных Штатов не могла не ознакомиться с послужным списком Варварива-предателя, исполнителя кровавых приказов его фашистских хозяев на Ровенщине. А быть может, именно за это и приласкала, пригрела? Ведь люди, типа Варварива, на Западе всегда были в цене.

Итак мы приступили к исполнению своих обязанностей. Мы — это я, Владимир Иосифович Лесной и командированный для руководства следствием прокурор отдела Прокуратуры СССР Николай Григорьевич Жуков.

Сразу же по приезде собрались в облпрокуратуре, чтобы решить, с чего начинать — работа впереди ждала нелегкая. Необходимо было по прошествии стольких лет разыскать обличающие материалы, чтобы иметь веские юридические основания возбудить уголовное дело против Варваривых.

— Без помощи общественности не справимся. — Николай Григорьевич начал первым. — Придется обойти каждый дом на Комсомольской, где во время оккупации проживали Варваривы, поговорить с каждым, кто мог бы что-нибудь вспомнить, а на это уйдет не день и не два.

— Необходимо побывать и в ближайших селах, туда тоже тянутся следы «святого» семейства, — добавил Лесной.

На том первом совещании решили начать розыск в трех направлениях: искать очевидцев как в городе, так и в близлежащих селах, — это было поручено мне. Владимиру Иосифовичу Лесному выпало перебрать по бумажке все имеющиеся в наличии архивы, изучить же уголовные дела, возбужденные в свое время против бывших полицаев должны были местные товарищи. Задание перед всеми стояло одно — найти доказательства преступной деятельности семьи отца Василия, и в частности — Константина Варварива, нынешнего американского дипломата.

Скоро следственная группа имела в своем распоряжении первый документ — оперативную сводку Совинформбюро от 9 марта 1944 года.

«Шестого ноября 1941 года немцы согнали на площадь значительную часть жителей города. Вся площадь была забита людьми. Многие женщины пришли с детьми. В десять часов немецкие жандармы погнали эту огромную толпу за город. Здесь возле заблаговременно вырытых рвов немцы начали кровавую расправу над советскими людьми. Три дня продолжались расстрелы. Многие из обреченных по двое суток ожидали казни. Палачи принуждали их зарывать лопатами ямы, наполненные трупами. Детей гитлеровцы живыми бросали во рвы, а потом швыряли туда же ручные гранаты. За трое суток фашистские нелюди убили 16 тысяч мирных жителей… Многих советских граждан гитлеровцы замучили и расстреляли в тюрьме. В центре города немцы соорудили виселицы, на которых казнили советских патриотов».

Под актом стояли подписи: В. Лукашевич — учительница, В. Левитский — учитель, М. Яновская — воспитательница детского сада, настоятель ровенского собора протоиерей У. Парголовский, настоятель Свято-Успенской церкви протоиерей М. Носов, М. Марчуков — бухгалтер и многие другие.

Начало было положено, но дальше как отрезало.

Шли дни, недели, поиски свидетелей в городе продолжались, но похвалиться нам было нечем. Почти везде один и тот же ответ:

— Поселились здесь уже после войны.

Приходилось работать и в выходные, и по вечерам, чтобы застать людей дома, но к этому привыкли еще раньше, как привыкли терпеливо, без лишних слов по крупице собирать нужные сведения. Такая работа.

И наконец словно первый лучик — первый свидетель, Николай Ильич Илик:

«Варварив Константин проживал вместе с отцом и матерью. Отец его был священником. Константина я часто видел вместе с его старшим братом Евгением, который всегда ходил в форме полицая. Форма та была черного цвета. Возле собора я несколько раз встречал и самого младшего из Варваривых — его звали Юрием, а немцы почему-то называли Игорем. У этого был мундир жандарма, зеленый. Летом сорок четвертого Юрия таки нашла пуля во время какой-то облавы. У них еще была сестра. Константин Варварив — высокий, русый, лицо у него худое, продолговатое, а глаза голубые. Запомнилась мне его привычка во время разговора верхней губой прижимать нижнюю…»

Дело сдвинулось с мертвой точки, а оттого и сил прибавилось. Но судьба словно испытывала наше терпение, снова посылая дни за днями, которые не приносили ничего нового следствию. Правда, мы и не рассчитывали на быстрое и легкое завершение дела и продолжали работать спокойно и методично. И в награду за терпение и веру в успех — второй свидетель. Николай Лукашевич, 1922 года рождения, житель села Млинов, поблизости от Ровно.

Сидим в прокуратуре. Он рассказывает, я записываю:

— Однажды в конце сорок первого отец пришел домой и рассказал, что к нам в Ровно приехал новый настоятель собора, и назвал фамилию — Варварив. Никто ничего о прибывшем и его семье не знал, но вскоре поняли, что они из себя представляют. Самый младший из трех сыновей служил в жандармерии. Хорошо помню тот день, когда по городу поползли слухи, что младшего Варварива убили партизаны. Оккупационные власти устроили пышные похороны. Наверное, на них никто не пошел бы, но немцы и полицаи согнали людей силой. Средний сын был высокий, русый, волосы зачесывал назад. У него еще была привычка нижнюю губу прикусывать верхней. Работал в гебитскомиссариате, кажется, в суде. Старший, Евгений, служил в полицаях.

А вскоре удалось разыскать и третьего свидетеля — Дмитрия Булавского, 1925 года рождения, жителя Ровно. Вот строки из протокола его допроса:

«Судьей, который контролировал работу районного и городского судов, был Корноухов. У него работал переводчиком Константин Варварив. В июне — июле сорок третьего меня привезли в лагерь, из которого немцы отправляли людей на работу в Германию. Лагерь находился на окраине города, был огорожен высоким забором и колючей проволокой. Охраняли его гитлеровцы. Варварив находился на контрольно-пропускном пункте и, по всему было видно, имел там вес…»

Перелопачивание тонн бумаги в архивах тоже дало свои результаты. В городском архиве Ровно Владимиру Иосифовичу Лесному и Николаю Григорьевичу Жукову попались гитлеровские документы, в которых упоминалась фамилия Константина Варварива и его братьев Юрия и Евгения. Среди обнаруженных бумаг — справка, выданная гебитскомиссаром Ровно, военным преступником Веером Константину Варвариву — переводчику юридического отдела, и подписанный тем же палачом Веером документ на повышение зарплаты тем, кто особо отличился на службе у третьего рейха. Вторым в списке значится Константин Варварив, старание которого отметило начальство и признало возможным увеличить количество иудиных серебреников на целых пятьдесят процентов. Авторитет предателя в глазах его хозяев рос. Если в начале своей карьеры он получал 850 марок ежемесячно, то после участия в расстреле в ноябре сорок первого тысяч людей и повышения по службе в связи с этим приказом самого Веера Константин Варварив в январе сорок четвертого года становится третьей по величине фигурой в гебитскомиссариате и получает уже ежемесячно 1312 марок. Такие деньги скуповатые хозяева даром не платили…

Новые и новые документы обнаруживало следствие, пухлые тома начатого дела пополнялись свидетельствами новых очевидцев, и постепенно все более четкими становились зловещие черты отца Василия и трех его сыновей. И вот настало время, когда шаг за шагом можно было проследить кровавый путь «святого» семейства.

…Итак, вслед за гитлеровцами Варварив-старший с женой, дочерью и тремя сыновьями приехал в Ровно и поселился на улице Комсомольской, которую оккупанты переименовали в улицу Мазепы, в доме № 32. Компанию ему составил брат Симона Петлюры — Александр.

Решив, что его час настал, отец Василий, засучив рукава, взялся за дело, и в церквях Ровно зазвучали его проповеди, в которых Варварив призывал к покорности новой власти, добросовестному служению ей. А поскольку опыт в области клеветы на советский строй был у него большим еще с довоенных времен, когда отец правил в Смидене, Оздиноже и Поварском, дело пошло. Преданность оккупантам Варварив-старший засвидетельствовал и составлением петиции представителей Украинской автокефальной православной церкви на имя Коха, где между прочим говорилось и о «готовности к лояльному сотрудничеству на благо общего большого дела». Ревностного служителя не могли не заметить, и вскоре он занимает большой церковный пост. А еще через некоторое время о Василии Варвариве заговорила и продажная оккупационная пресса. Так, в частности, в листке «Волынь» от 29 января 1942 года появился сделанный в рейхскомиссариате снимок: Варварив рядом с бывшим агентом дефензивы, а в то время агентом гестапо архиепископом Поликарпом, в миру — Сикорским, который еще в начале войны провозгласил Украинскую автокефалию и в своих проповедях оправдывал зверства фашистов.

Как и следовало ожидать, отец Василий благословил на службу оккупантам сыновей.

Младшего — Юрия — фашисты зачислили в карательный отряд головореза Петра Грушецкого, убитого партизанами в сорок втором году.

Среднего отец пристроил в гебитскомиссариате. А поскольку Константин был жаден до денег, безразлично, каким путем заработанных, то по совместительству подрабатывал и в гестапо, допрашивая подпольщиков и партизан.

Старший — Евгений — поначалу тоже подался в переводчики, в газетку «Волынь», но там ему показалось скучно, и вскоре он нашел себе дело по душе — стал полицаем.

Хоть и был Юрий в семье самым младшим, но садистские наклонности проявились у него с наибольшей силой. Еще в детстве любил он вешать котов, душить ногами птиц, которым сначала отрывал крылья, связывать собак и бросать их живьем в костер.

Сразу же по приезде в Ровно отец Василий отвел Юрия на работу в жандармерию. А уже через два дня тот появился в доме в немецком мундире. Отец во всем потакал своему любимцу, которым гордился с детства.

По просьбе Варварива-старшего Юрию выдали мотоцикл, и тот стал выполнять различные мелкие поручения. Но не к этому стремился выродок. Он жаждал крови, власти, права распоряжаться жизнями тех, кто был слабее его. И здесь помогла отцовская протекция — сына зачислили в карательный отряд.

На свое последнее задание Варварив-младший выехал вместе с фашистами в составе банды Грушецкого.

…Людей выгнали из хат, построили в шеренгу и били каждого второго.

— Где партизаны?

Люди молчали.

Юрий получил приказ допросить семью многодетной женщины. Пытки ничего не дали. Тогда Юрий выгнал всех во двор и поджег хату. Старики и малыши, молча плача, не проронили ни слова. Осатаневший палач подходил к каждому и бил дулом пистолета в живот…

В тот день Юрий Варварив лично расстрелял восьмерых.

Назавтра расправа продолжалась. Были сожжены еще три хаты, расстреляны шесть человек, повешена пожилая женщина, не выдержавшая издевательств полицаев над своим мужем и замахнувшаяся на них камнем.

Пытки, грабежи и насилия продолжались и на третий день. Люди прятались в погреба. Но их находили и там. Убежать из села было невозможно — оно было окружено со всех сторон.

Обо всем, что происходило в селе, сообщил партизанам разведчик Степан Солода. Начальник областного штаба партизанского движения Василий Бегма тут же послал в деревню отряд «За Родину» под руководством Ивана Федорова.

Но партизаны опоздали — немцев и полицаев в селе уже не было, они успели уехать в Ровно. Лесными тропками мстители бросились наперерез…

Бой продолжался весь день, и в сумерках каратели все до одного были уничтожены. Заслуженное возмездие настигло и Юрия Варварива…

Для отца Василия смерть любимца была страшным ударом, и он потребовал от старшего и среднего мстить, мстить и мстить.

И те старались.

На один из воскресных дней лета сорок второго года гитлеровцы назначили в Ровно облаву, чтобы набрать людей для отправки в рейх.

Самое активное участие в этой акции принимал Константин Варварив.

«Впервые Константина Варварива я увидела в начале сорок второго года во время богослужения. Он тогда был в штатском. — Это строки из показаний свидетельницы Зинаиды Симковской. — Весной того же года, приблизительно в мае-июне, точно не помню, в какой день недели, я шла неподалеку от городского базара, когда началась облава. Всю площадь окружили вооруженные немцы и полицаи. Люди плакали, кричали. Особенно жутко было от крика и плача детей. Среди полицаев видела я и Константина Варварива. Одет он был в черный полицейский мундир, а на поясе у него висела расстегнутая кобура с пистолетом…»

Следствие установило, что в тот день, о котором рассказывает Зинаида Симковская, Константин Варварив возглавил группу из семнадцати полицаев. В его распоряжение выделили грузовой автомобиль, на котором он весь день доставлял в лагерь схваченных во время облавы людей. Сопротивлявшихся или пытавшихся бежать Варварив бил сапогами, пока они не теряли сознание. Нескольких человек по его приказу полицаи расстреляли, чтобы запугать остальных.

Странно порою складываются судьбы людей. Случайные события, встречи с тем или иным человеком переворачивают всю жизнь, и направляется она иным путем, а порой и в прямо противоположную сторону. Но так ли уж случайны эти события и встречи? Быть может, каждый получает то, чего заслуживает?..

Бывший петлюровец, кулацкий сынок Павло Козар после того, как раскулачили его отца, бежал из Полтавского и вскоре всплыл в селе Мандрыковке, неподалеку от Днепропетровска. Работал сначала грузчиком, а затем каким-то образом настолько втерся в доверие, что стал учителем. Всюду подчеркнуто демонстрировал преданность Советской власти.

Зарождение фашизма в Германии воспринял с тайной радостью и спешно начал изучать немецкий язык, принуждая к тому и дочерей. Начало войны стало для него праздником. Когда немцы подходили к Днепропетровску, Козар отказался от эвакуации.

— Куда я поеду? Буду работать в подполье, — улыбался.

Вступивших в Днепропетровск немцев Павло Козар встретил хлебом-солью.

И началась новая жизнь у оборотня. По его доносам были отправлены на немецкую каторгу М. Е. Цаценко, О. И. Бабенко, М. Ю. Охрименко и десятки других жителей Мандрыковки. На совести предателя расстрелянные комсомольцы и коммунисты, люди, не покорившиеся, не пожелавшие, как и он, лизать фашистский сапог…

А Козар старался, надеясь, что его старания заметят и оценят новые хозяева. В геббельсовской газетенке, выходившей в Днепропетровске, он выступил с призывом «Украинки и девушки других национальностей! Записывайтесь добровольцами для отправки в Германию!»

И его старания были замечены. Он был назначен заведующим отделом народного образования, а со временем и директором исторического музея. Новоиспеченный «просветитель» стал также заведующим отделом пропаганды «Комитета взаимопомощи», созданного украинскими националистами на оккупированной украинской земле.

За помощь СД и собачью преданность Козар получил от нацистов звание профессора, грамоту и железный крест.

Обе дочери «господина профессора» — Елена и Галина — пожелали работать переводчицами в гестапо. Естественно, что отец одобрил такое решение.

Как выяснилось в процессе расследования, особо жестокие допросы фашисты проводили при участии Елены, игриво именовавшей себя Лили. Истязание жертв она наблюдала с садистской улыбкой.

Галина Кушнир со слезами на глазах рассказывала: «Мой брат говорил, что когда его пытали в гестапо, а потом допрашивали, переводчицей была Елена».

Тамара Тычина: «По доносу Козара и его дочери Елены сотни юношей и девушек были отправлены в рабство. Не миновала эта судьба и меня».

После каждого допроса — оргии, чтобы хоть таким образом заглушить в себе страх перед тем, что творили. Наутро Елену, пьяную до бесчувствия, привозили в машине домой.

Но война грозной, очищающей волной уже катилась на запад. Прихватив с собой все ценности исторического музея, Павло Козар вместе с дочерьми исчез из города.

Отыскались следы Козара аж в Ровно, где встретился он — и, должно быть, не случайно — с бывшим приятелем времен Директории Василием Варваривым. Вот так и познакомились Константин Варварив и Елена Козар, чтобы через несколько лет пожениться. Внешне они были чем-то неуловимо похожи друг на друга. Может, каким-то болезненным блеском в глазах, а может, нервозностью, которая отступала лишь тогда, когда наблюдали за страданиями своих жертв? Оба служили переводчиками у гитлеровцев: он — в полиции, она — в гестапо.

2 февраля 1944 года воины 13-й армии под командованием генерала Пухова освободили Ровно.

Немцы в панике отступали. В их обозах удирали от народного гнева и семьи предателей — Варваривых и Козаров. В 1944 году Константин Варварив оказался в Германии и спрятался в трудовом лагере для жителей Восточной Европы, насильно вывезенных в третий рейх. В лагере дождался прихода американских войск и был освобожден как «жертва нацизма». Тогда же ЦРУ стало известно прошлое палача, и ведомство, вербовавшее ландскнехтов, намекнуло об этом Варвариву. Торговались недолго.

Настал день, когда я смог доложить, что дело Константина Варварива закончено. Следствие собрало неопровержимые доказательства того, что он и его жена Елена Козар работали на фашистов. С 1941 по 1944 год Варварив находился на службе в гебитскомиссариате оккупированного гитлеровцами Ровно. Доказано, что гебитскомиссариат, возглавляемый палачом и военным преступником Веером, руководил действиями карателей, организовывал облавы на мирных жителей с целью отправки их в Германию. Варварив Константин принимал участие в допросах, которые сопровождались пытками советских людей. Одетым в гестаповскую форму его неоднократно видели с оружием в руках во время карательных акций и облав.

Жена Константина Варварива — Елена Козар четыре года находилась на службе сначала в гестапо в Днепропетровске, а позднее в военных подразделениях СС.

Уголовное дело, документы захваченных советскими войсками при освобождении Ровно и Днепропетровска архивов были немедленно переданы американскому посольству. Проходили дни, недели, месяцы, годы, а переданные в США материалы оставались без ответа. Так обстоит дело и поныне.

Как же могло случиться, что преступники, руки которых в крови десятков, сотен людей до сих пор не наказаны? Ведь США были нашими союзниками в Великой Отечественной войне.

3 декабря 1973 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию за номером 3074/28, в которой речь шла о принципах международного сотрудничества в деле выявления, ареста, выдачи и наказания лиц, виновных в военных преступлениях против человечества.

Один из принципов международного права — неизбежность покарания виновных в военных преступлениях — был провозглашен еще 30 октября 1943 года в Московской декларации стран антигитлеровской коалиции, а также на Лондонском совещании 8 августа 1945 года.

26 ноября 1968 года сессия Генеральной Ассамблеи ООН большинством голосов поддержала Конвенцию о неприменении срока давности в отношении военных преступников и преступлений против человечества.

Как видим, все перечисленные выше документы обязывают США выдать военных преступников Константина Варварива и его жену Елену Козар Советскому Союзу, на территории которого они оставили свои кровавые следы.

Однако американское правительство не торопится это сделать. Более того, несмотря на переданные им материалы следствия, ответственные сотрудники американской администрации вдруг делают Варварива, «борца за права человека», ответственным сотрудником государственного департамента США и ЮНЕСКО. Не слишком ли странное толкование защиты прав человека?! Неужели американские дипломаты не понимают, что подобные действия оскверняют память миллионов жертв гитлеризма, бросают вызов всем антифашистам и борцам за мир на земле? В связи со всем этим ТАСС в свое время заявил: «Советское посольство в Вашингтоне передало государственному департаменту США документальные материалы Прокуратуры СССР, свидетельствующие, что один из высокопоставленных чиновников американского ведомства — заместитель постоянного представителя США при ЮНЕСКО К. Варварив в годы второй мировой войны активно сотрудничал с фашистами на временно оккупированной советской территории…».

В то время как официальный Вашингтон не прекращает клеветнической пропаганды о нарушении прав человека в социалистических странах, в самих Соединенных Штатах и поныне с ведома властей скрываются от заслуженного возмездия военные преступники, действуют многочисленные расистские организации, плетутся заговоры против стран, ставших на путь независимого развития.

Но расплата неминуема!

Загрузка...