Золотая Орда: Судьбы поколений

Тюрки и монголы: расхождение интересов

Перед завоеванием Восточной Европы интересы монголов и тюрков совпадали лишь частично: монголы хотели новых пастбищ, для своих огромных стад и стремились распространить свою власть на возможно большее число народов, чтобы обложить их данью, тюрки — обрести новое жизненное пространство.

Объективный анализ возможностей осуществления желаний монголов и тюрков в Западной Европе показывает, что тюрки могли убедиться, что Западная Европа и их представления о нормальной жизни — несовместимы, что комфортно они могут жить лишь в Южнорусских степях Восточной Европы. В походе в Западную Европу, вероятно, впервые выявилось принципиальное расхождение интересов монголов и тюрков. Вот почему на вопрос, мучивший историков столь долгое время, почему Батый не стал утверждаться в Западной Европе, возможно, имеется простой ответ: тюрки, получив новый вмещающий кормящий ландшафт в Восточной Европе, «голосованием ногами» приостановили дальнейшую экспансию монголов в Западную Европу, ненужную тюркам.

Когда, по возвращению из похода на запад монголы направили свою энергию на государственное обустройство, они, тем самым, создали предпосылки будущего автономного от центральной власти Монгольской империи существования Улуса Джучи. Резоны монгольской элиты Улуса были своекорыстными: она не хотели делиться доходами с покоренных народов с центральной властью и не задумывались над тем, чем независимость для них обернется впоследствии. Пока же, мы должны констатировать, что во время завоевания, которое включало в себя и подавление первых восстаний покоренных народов, интересы монголов и тюрков не были идентичными, у второго поколения — детей завоевателей расхождение интересов усилилось. Во втором поколении монголы продолжали обустраивать государство, в котором тюрки в то время не нуждались. Не все в той роли, которую монголы предоставили тюркам, объективно соответствовало чаяниям последних.

При жизни второго поколения завоевателей (1255–1273) в истории Улуса Джучи отмечаются следующие крупные политические события. В 1257 г. Новгород и Псков выступили против тамги — торговой пошлины, а в 1259 — против «численников» — переписи населения. В 1262 г. волна новых выступлений против сборщиков налогов прокатилась по городам Северо-Восточной Руси — Ростову, Угличу, Устюгу, Ярославлю, Суздалю, Владимиру. Все восстания были сурово подавлены Александром Невским.

В 1259 г. Бурундай также нанес сокрушительное поражение полякам — союзникам Даниила Галицкого и литовцам. После этого окончательно установились западные границы Улуса по реке Прут и Карпатам — естественной границе восточноевропейских кочевых племен. В последующие сто лет изменениям подвергались в основном лишь южные границы: шла борьба за Закавказье с Хулагидами. Интенсивные военные действия пришлись на 1260-е гг. Сначала Джучиды дважды нанесли тяжелый урон Хулагидам в 1263 и 1265 гг., но затем сами потерпели поражение в 1267 г. После чего столетнее противостояние продолжалось без крупных военных действий.

Следует отметить, что монгольская знать не знала другого образа жизни, кроме войны и охоты. При этом война была для знати смыслом жизни. И его они утверждали и в собственных глазах, и глазах соседей. Как пишет В.Л. Егоров, «на протяжении 57 лет прошедшего, XIII века монголы совершали неоднократные походы на Северо-Восточную и Юго-Западную Русь, Литву, Польшу, Венгрию, Сербию, Дунайскую Болгарию, Византию, Иран, а однажды даже находились на грани военного конфликта с собственной метрополией — Каракорумом. Столь устрашающая военная активность привела к тому, что все соседи старались держаться подальше от границ Золотой Орды, которая всегда была инициатором агрессивных начинаний» (Егоров 2005, с. 12–13).

Но эти войны (не потому ли, что они не были нужны тюркской массе?) уже не требовали полного напряжения сил всех народов Улуса, а затем и империи Золотой Орды.

«Район наиболее сильных конфликтов пролегал в Закавказье, где Золотая Орда стремилась занять стратегически важные города Нахичевань, Марагу, Тебриз — центры торговли по Великому шелковому пути и плацдарм для завоевания всего Ближнего Востока. Войны, разгоревшиеся здесь с 1262 г., шли с перерывами и переменным успехом вплоть до 90-х годов XIV века. Однако, ни Джучидам, ни их противникам, ни одной из сторон конфликта не удавалось ни вытеснить противника полностью из Азербайджана, ни нанести ему решительного поражения. Это была «столетняя», вяло текущая война» (Исхаков, Измайлов, с. 60). Не случайно эту войну Д.М. Исхаков и И.Л. Измайлов характеризуют как «вялотекущую», которая «нужна была обеим сторонам для поддержания своей военной мощи». Так, наверное, оно и было в военном отношении, но в социальном ее значение было в ином. А именно: в утверждении полезности власти для народа в выполнении важнейшей функции государства — защите своего населения от внешних врагов, а также в напоминании не чужим, а своим, кто хозяин в общем доме. Демонстрацией способности защиты от внешних врагов и служила вялотекущая столетняя война с одним и тем же противником — другой такой же монгольской знатью. Но для тюрков эти войны не были нужны: их смыслом жизни была не перманентная война, а нормальная мирная жизнь.

В этой нормальной мирной жизни власть, если хочет иметь поддержку населения, должна демонстрировать свою полезность обществу. Все народы Улуса желали мирно жить, но среди всех народов наиболее весомым для монголов был голос народа-армии — тюрков, обустраивавшихся на новой родине. Монголы должны были либо способствовать этому, либо не мешать, но при этом они должны были действовать в соответствии со своими традиционными представлениями о жизни. И здесь необходимо обратиться к аргументам социальной психологии.

События смогут быть случайными, но процессы случайными не бывают. Их логика диктуется не столько внешним воздействием, сколько глубинными внутренними установками больших человеческих коллективов — общественным бессознательным. Эти глубинные установки общественного бессознательного проявляются на протяжении многих поколений, находятся, образно говоря, в крови народа, являются архаичными, они являются важнейшими элементами того, что мы образно называем генетическим этническим кодом. Исследования в этой области, несмотря на ее чрезвычайную важность, находятся в зачаточном состоянии и представлены немногими единичными исследованиями, значения которых трудно переоценить.

Принципы традиционных социально-экономических и социально-психологических отношений в Монголии впервые проанализированы Дашпуревом в докторской диссертации, защищенной в 1995 г. в Институте философии РАН. Дашпурев сделал попытку понять причины стремительных переходов у монголов от государства, жестко контролирующего все сферы жизни, к безгосударственной самоуправляемой демократии малых степных сообществ, и пришел к следующим выводам.

В конечном счете, общественные отношения кочевников, основанные на моральных традициях, психологических установках и религиозно-мировоззренческих представлениях, имманентно присущих этому обществу, определяются спецификой кочевого скотоводческого производства. Традиционное кочевое скотоводство немыслимо без глубокого знания потребностей животных и путей удовлетворения этих потребностей. Пастух должен не просто знать эти потребности, но относиться к ним с сочувствием, не просто понимать, но любить животных. Это отношение сторицей вознаграждается. Если же он будет формально выполнять свои обязанности, стадо будет хиреть. Формальное выполнение обязанностей в кочевом скотоводстве аналогично современной забастовке по правилам. Точно также как любой современный работодатель, чтобы избежать забастовки по правилам и, как следствие, возможного банкротства, должен считаться не только с материальными, но и духовными потребностями работников, относиться к ним с известным уважением, точно также и степной феодал должен относиться с уважением к простому арату. В мирной степи нет места бездушным отношениям господства и подчинения. Специфика кочевого общества, согласно Дашпуреву, состоит в том, что комплиментарные отношения между людьми и животными, воспроизводятся и между людьми.

Во время войны простой воин полностью зависим от военачальника, приказ начальника — закон для подчиненных. Так оно и должно быть в армии. Но армия у кочевников — это одновременно и народ. Армейские отношения — это одновременно и социальные отношения. Поэтому политический режим кочевого общества военного времени можно характеризовать как жесткий тоталитаризм. В мирное время бывший военачальник, а теперь степной феодал полностью зависит от качества работы пастуха. Пастух лучше хозяина знает, что нужно его стаду. Чтобы его хозяйствование было производительным, ему нужно предоставить свободу действий, как на современном производстве хороший руководитель предоставляет работнику самому быть ответственным за свое рабочее место. Если этого не сделать, то пастух будет бастовать «по правилам», и стадо погибнет, феодал разорится, станет нищим и при этом никаких формальных претензий предъявить пастуху не сможет. В мирной степи в социальных отношениях, если и не полная демократия, то уже и не тоталитарный режим.

Нет сомнений, что традиции, лежащие в общественном бессознательном кочевников — монголов и тюрков, «сработали» после окончания тотальных войн. В специфическом этносоциальном строе жителей степей отход от тоталитаризма означал возвышение значения тюрков, открывал перед тюрками возможность стать из ведомого ведущим этносом. В совокупности процессов и основных событий того времени, учетом специфики степного традиционного менталитета, мы можем констатировать во втором поколении начало перехода роли ведущего этноса в полиэтничном государстве — от монголов к тюркам. Этот процесс внешне был незаметным, медленным, а пока монгольская элита заставляла тюрков — самый эксплуатируемый из своих подневольных народов — выполнять наиболее тяжелые и непривлекательные государственные обязанности…