Золотой Триллиум

ГЛАВА 9

Когда Кадия заговорила о хасситти, ее слушатели переглянулись, а Первая В Доме перебила ее:

— Королевская дочь, ты говоришь о старых преданиях.

— Это правда, — твердо возразила Кадия. — Они живы и считают себя хранителями всего, что оставили Исчезнувшие.

Женщины-ниссомки перешептывались — удивленно, а не недоверчиво, решила Кадия и быстро описала испытания Джегана в слепящем лабиринте. Первая покачала головой:

— Ловушка! Вот что они готовят нам, которые служили Исчезнувшим руками и ногами в дальних местах! Такого стерпеть нельзя!

— Госпожа Дома, — продолжала Кадия после короткой паузы, — ловушки, по-моему, устроили не эти малыши. Они остаются в действии с той поры, как Исчезнувшие удалились. А хасситти утверждают, что они хранители и защитники всего, что оставили им их владыки.

И действительно, они делают все, что в их силах.

И она описала бесчисленные комнаты с сокровищами. А затем перешла к утверждениям сновидцев, и тут ее снова перебили:

— Они утверждают, что познают сны! И сны эти, по твоим словам, полны темных предупреждений. Но разве мы только что не завершили войны с пришельцами из-за гор? Не могли же они вновь напасть?

— То были горы на севере, а теперь речь идет о западных. Хасситти внимательно слушают своих сновидцев и верят им.

— И ты хочешь узнать про эти горы от нас, королевская дочь? Почему? Наш народ не покидает трясины ради высот.

— Меня к вам привело вот это, — Кадия открыла сумку из непромокаемой кожи силиса, которую захватила с собой после купанья, и развернула полоску пергамента с письменами, которые преобразило око талисмана.

Первая сначала словно бы не захотела его взять, но затем пересилила себя, как будто готовясь исполнить неприятный долг, взяла пергамент и расстелила на коленях. Одна из сидевших вблизи быстро встала и посмотрела на него через плечо Говорящей.

Волнистые линии, которые проявило око, не выцвели и казались четкими. Первая провела по ним кончиком пальца, словно прикосновение к пергаменту должно было сделать еще яснее содержащуюся в них весть.

Затем она подняла глаза, как бы советуясь с той, что тоже смотрела на них. Та сказала:

— Надписи ясны, Первая. Это язык ниссомов.

— Но очень старая письменность, очень! — возразила Первая. — В дни моей матери она уже была почти забыта. Есть ли у нас подобные записи?

Женщина медленно кивнула:

— Да, есть три похожие. Две из них пришлось переписать в последний сухой сезон. Они были так стары, что могли рассыпаться от ветхости. Смысл их такой: «На западе пребывает Зло, но оно крепко сковано и заперто столь надежно, что трясинам не нужно вооружаться против него. Препоны ему установили Исчезнувшие».

Она внимательно вгляделась в пергамент, расстеленный на коленях Кадии, и кивнула головой.

— Здесь сообщается о могучей Силе Исчезнувших… Да, они обладают Силой, нам неведомой. Великая Бина обладала ею. Ты сама, королевская дочь, прикасалась к этой Силе или к части ее. Место Бины теперь занимает та, что делит с тобой кровь сердца, — твоя сестра. Но никому не дано сравниться с Исчезнувшими в их знаниях и умении. У нас такой Силы нет. И негоже нам обращаться к тому, что не рождено среди нас. Все долгие годы с тех пор, как Исчезнувшие покинули нас, мы искали только тех знаний, что помогут сохранить наш народ. Мы соблюдали древние клятвы, и место, откуда ты сейчас явилась, было для нас запретным. Но быть может, среди нас могли родиться неразумные злоумышленники, которые воспылали желанием завладеть болотами и Рувендой? Если Зло зашевелилось, — она шагнула чуть вперед Первой, и ее голос посуровел, — возможно, оно пробудилось потому, что за последние луны слишком уж часто в ход пускалась древняя Сила. Колдун Орогастус, прибегавший к запретным тайнам, превратил в свое оружие огонь туч, и как знать, не нарушил ли он древнее равновесие, высвободив то, что считалось заточенным навеки?

По знаку Первой она умолкла.

— Королевская дочь, ты дала нам много пищи для размышлений, — ладонью она разгладила пергамент. — У нас есть свои записи, которые мы храним так бережно и надежно, как только можем. Из-за этих предостережений провидца, из-за этого меча, что ты носишь с собой и не можешь вернуть, нам следует поверить, что Зло действительно зашевелилось. Права гостя и права товарищества принадлежат тебе здесь, и ты получишь помощь, какая понадобится. Хотя наш народ не торопится замахнуться копьями или пустить дротики, мы не закрываем глаза и уши против предупреждений.

— Приношу тебе свою благодарность, Говорящая. Ибо некоторые предприятия требуют многих рук. Твои слова приятны слуху, — ответила Кадия.

Женщины встали и одновременно подняли руки и наклонили головы в церемониальном приветствии, а затем удалились во главе с Первой.

Затем прибежали две молодые девушки и поклоном пригласили Кадию пойти с ними. Они проводили ее в покои, которые, решила она, предназначались для гостей, не состоящих в кровном родстве с кланом.

Там был накрыт стол, и она с аппетитом принялась за кушанья, которые полюбила с тех пор, как еще девочкой ходила с Джеганом в болота. Они были совсем не похожи на мягкие плоды и густые похлебки хасситти, и Кадия с наслаждением хрустела поджаристыми корешками озерного камыша.

Молоденькая служанка, когда убрала со стола, указала на камышовое ложе, приглашающе приподняв край одеяла, отлично сплетенного из травянистых стеблей с добавлением сухих душистых цветочных лепестков, которые, по поверью, дарили сладкий сон.

Кадия опустилась на ложе и уже собралась укрыться одеялом, как из-за дверного занавеса донесся тихий зов. Кадия откликнулась. Вошла не служанка, а пожилая женщина, которую все называли Ткачихой, — та самая, которая читала пергамент, привезенный Кадией.

Ниссомка несла что-то, осторожно держа руки перед собой. Упругая камышина была согнута в овал, заплетенный внутри древесными волокнами, которые образовывали нечто вроде криво сотканной паутины. С одной стороны свисали две камышовые веревки, выкрашенные одна в зеленый цвет, а другая в голубой. Они были разной длины. К свободным концам обеих были привязаны пучки перьев, отливавших металлическим блеском даже при скудном освещении.

— Ты когда-нибудь видела это, королевская дочь?

— Нет, Ткачиха. Еще одно вместилище Силы?

— Воистину! Это паутина сна, перехватывающая дурные видения, чтобы они не тревожили спящего. Раз тебя предупредили, что они вырвались на волю, мы поступим разумно, если оградимся от них.

Держа паутину сна в одной руке, Ткачиха встала на цыпочки и притянула к себе почти невидимую нить, висевшую над ложем, к которой и привязала «оберег».

Овал покачивался, поворачивался, и перья на веревках колыхались.

Ткачиха критически оглядела свое сооружение, подергала одну из веревок, так что обе заплясали, а потом удовлетворенно кивнула:

— Спи крепко, королевская дочь. Черные сны теперь до тебя не доберутся.

Дверной занавес опустился за ней прежде, чем Кадия успела выразить благодарность. Оставленный на табурете светильник угасал, и Кадия завернулась в душистое одеяло.

В полумраке тени накладывались на тени, паутина сна все еще покачивалась. Что сказал бы об этом сновидец-хасситти? Оказывается, ниссомы не так охотно принимают значимые сны, как обитатели древнего города. Было ли причиной утомление или «оберег», но Кадия будто провалилась в глубокий сон без сновидений. Впрочем, причина ее не интересовала: ей было достаточно погрузиться в теплую желанную дрему.

Если библиотека в городе показалась Кадии царством хаоса, то та, куда ее проводила Ткачиха в селении Джегана, содержалась в образцовом порядке и была местом больших работ. Женщина, руководившая этими работами, ничего не стала объяснять своей гостье, и Кадия быстро пришла к заключению, что тканье письмен составляет тайну, ревниво оберегаемую от посторонних. А письмена действительно ткались.

Небольшие ткацкие станки на столах мало чем отличались от тех, которые ей доводилось видеть в Тревисте, где на них ткали материи из шерсти и камышового волокна.

Из трех станков работали два. На больших шпульках были намотаны выкрашенные в разные цвета нитки из волокон камыша и травы. Челноки отсутствовали — их заменяли длинные иглы со вдетыми нитками, с помощью которых девушки выводили линии, показавшиеся Кадии вначале бессмысленными.

Возле третьего станка лежала привезенная ею полоска, а на очень большой шпульке были намотаны ленты почти такой же ширины.

Две молодые женщины продолжали прилежно ткать, а Ткачиха подвела Кадию к среднему станку и с величайшей осторожностью начала сматывать со шпульки широкую ленту, которая поддавалась ее усилиям словно с неохотой, и в воздухе вокруг заплясали пылинки. Наверное, старинная запись, решила Кадия.

Хотя ставни были плотно закрыты, чтобы не пропускать сырости, лампы, подвешенные к потолочным балкам, давали достаточно света, и Кадия следила, как разноцветные нити сплетались, разделялись, образовывали кольца и петли.

Ткачиха отмотала лишь небольшую часть ленты, а затем взяла полоску из города и приложила к ленте.

— Это работа Джассоа, которая была Ткачихой сто лет тому назад. Отличная ткань, совсем не тронутая временем. Это рассказ о бурях, которые тогда затопили наше селение. Но тут есть и еще кое-что… Сообщение уйзгу о том, что они опасаются некоего Зла, обитающего у их пределов, так как горы тряслись. Ветер и дождь несли потоки грязи с высот…

— Могло это быть преднамеренным Злом? — перебила Кадия и поспешно добавила: — Прости меня, Ткачиха, нетерпеливость понуждает меня к невежливости.

Ткачиха, которая при их первой встрече показалась Кадии гораздо суровей Первой, чуть-чуть улыбнулась.

— Королевская дочь, стремление к знанию порой берет верх над вежливостью. А на твой вопрос я отвечу: нет. Рожденный бурей грязевой поток не был нападением Зла. Однако, если в результате открылась скрытая тропа или дверь, это можно счесть деянием Зла.

— Тропа или дверь, — повторила Кадия, — ведущая к северным горам… к виспи? Моя сестра имела с ними дело, и ничем хорошим это не Кончилось. Они обитают и у пределов уйзгу?

— Не знаю, — ответила Ткачиха. — Нам уйзгу никогда не говорили о таком народе. Однако, — тут она снова посмотрела на ленту, — дальше никаких упоминаний о бедствиях нет.

— И нигде больше не сообщается, чего боялись уйзгу?

— Уйзгу, наверное, ведут свои записи. И нам сообщают только о том, что угрожает всем трясинам. И прислали тогда лишь эту весть, — она начала наматывать ленту записей назад на шпульку.

— О горах за владениями уйзгу известно хоть что-нибудь еще? — не отступала Кадия. Ей становилось все яснее и яснее, как мало она знает об окружающем — а она-то так гордилась собой из-за дружбы с Джеганом и своих путешествий, которые теперь показались ей такими ограниченными! Во время войны ей довелось побывать в далеких местах, самое существование которых ей было прежде неизвестно, но теперь и этого оказывалось слишком мало, чтобы вырваться из пут невежества.

— Мы записываем то, что знаем о трясинах и о жизни наших племен, — сказала Ткачиха. — Что нам горы? Уйзгу с нами в родстве, но встречаемся мы с ними только для торговли или во времена великих бедствий.

Она кончила наматывать ленту и собиралась водворить шпульку на ее место среди других, стоящих аккуратными рядами на полках по трем стенам комнаты, как вдруг в воздухе раздался страшный вой.

Но был ли он слышимым или мысленным? Кадия невольно зажала уши ладонями, чтобы заглушить его. Но звук раздавался все так же пронзительно. Значит, его слышали все. Кадия даже пошатнулась.

Оддлинги в комнате тоже зажали уши, и теперь их лица исказились от боли. Нет, это был не вой бури, прорвавшийся снаружи.

Звук замер, и Кадия выпрямилась. Положив руку на меч, она поспешила к двери. Ткачиха следовала за ней по пятам, бормоча:

— Идет беда.

В коридоре снаружи уже собралась толпа, к которой присоединялись все новые и новые жильцы семейных комнат. Многие устремлялись наружу, где были привязаны их лодки. Все они, заметила Кадия, вооружились. Лес копий, трубки с дротиками наготове — у мужчин и у женщин. Только малышню взрослые нетерпеливыми шлепками прогоняли назад в комнаты.

Тревога воцарилась не только в длинном доме — Кадия увидела, что обитатели селения толпятся перед всеми жилищами, его составляющими. Воины прыгали в свои легкие лодки и плыли по волнам озера к берегу.

Она увидела Джегана среди тех, кто отвязывал лодки, и протолкалась к нему.

— Что случилось? — спросила она, перекрикивая остальных, возбужденно переговаривающихся на своем языке.

Он даже не повернул головы, высматривая свободное место в отчаливающих лодках. И Кадия ухватила его за рукав, чтобы он не уплыл прежде, чем она узнает, в чем дело.

— Надо ехать. Смертельная весть! — и резким движением он стряхнул ее руку.

Кадия не спрыгнула следом за ним в лодку. Сейчас толку от нее было бы мало: она плохо владела оружием ниссомов и не умела сражаться на воде.

Первая и все самые уважаемые женщины стояли впереди толпы, не обращая никакого внимания на дождь, вновь поливший как из ведра. В каждой отчаливающей лодке кто-нибудь торопливо вычерпывал воду.

К большому удивлению Кадии, лодки плыли в разные стороны — часть направилась к устью реки, а остальные гребли в других направлениях. Когда первая лодка добралась до берега, од-длинги привязали ее и осторожно скользнули в кусты.

Кадия знала, как оддлинги умеют использовать для обороны особенности родных болот. Теперь в чаще скрывалось уже достаточно бойцов, чтобы преградить дорогу к озеру, сердцу их владений, даже большому отряду.

Скритеки? Других врагов тут быть не могло. Если какие-то воины Волтрика еще блуждают в чащобах, то вряд ли они могли собраться в достаточном для нападения на ниссомов количестве. А скритеки предпочитали действовать исподтишка — украдкой пробирались в обитаемые места и устраивали засады в надежде захватить врасплох десяток оддлингов. Она ни разу не слышала, чтобы топители нападали на селения, если не считать недавно миновавших тяжких недель, когда воины Волтрика гнали их в открытый бой. Одни они так не воевали.

Девушка подошла к Первой и ее советницам. Никакие иные звуки не вплетались в шум дождя. Рушащиеся на озеро струи иногда заслоняли берега, словно колышущиеся занавеси. И это смущало Кадию. Что, если скритеки научились во время войны новой тактике, а теперь какой-нибудь их находчивый вожак решил ее применить?

Лодки, направлявшиеся к дальнему концу озера, стали почти невидимыми. По берегам озера всегда выставлялись дозорные, как и у прохода через завал, маскировавший устье речки, и вдоль нее.

Она старалась следить за лодками, даже прибегла к своему хваленому дальнему зрению, как вдруг раздался тот же вой. Он не был таким ошеломляющим, как в первый раз, — или теперь она просто более стойко его вынесла?

Среди женщин рядом с ней произошло движение, и одна подала Первой большую витую раковину, из которой можно было извлечь звук. Первая поднесла ее к широкому рту и несколько раз дунула в нее, извлекая звуки, несколько напоминающие голос ниссомов.

Раздался еще один вопль, теперь уже слышный только ушами, и Первая снова ответила. У дальнего конца озера две лодки повернули назад. Кадия разглядела между ними третью, в которой съежились две фигуры.

Едва она различила их рваные вымокшие плащи, как узнала в них уйзгу. Самое их появление тут означало какую-то беду.

Хотя между двумя племенами оддлингов никогда не возникали распри, общались они мало. Уйзгу были куда более дикими, чем ниссомы, и держались особняком от всех, кто не принадлежал к их народу. До войны она почти не видела их в Тревисте, хотя они отправлялись в далекие странствования по трясинам, но владений рувендиан избегали, используя в случае необходимости посредничество ниссомов.

Появление этих двух здесь было большой неожиданностью. А когда сопровождаемая лодка приблизилась к причалу, где стояла Кадия, девушка изумилась еще больше. Сидевшая на носу ялика откинула плащ и подняла голову. Женщина! У нее, как и у всех членов ее расы, были большие глаза и рот, волосы плотно прилегали к черепу. Узоры, по обычаю испещрявшие лицо, дождь почти смыл, и лишь кое-где сохранились слабые мазки. Ее спутником был мужчина, совсем молодой, сильный на вид и, судя по тому, как он умело орудовал веслом, отличный гребец.

Сопровождающие лодки слева и справа тоже ткнулись носами в причал. Одной командовал Джеган. Уйзгу медлили привязать свой ялик, словно опасаясь, что окажутся нежеланными гостями.

Вновь молчание нарушила Первая, но не протрубив в раковину, а выкрикнув какие-то слова достаточно громко, чтобы их можно было расслышать сквозь шум дождя. Но этого языка Кадия не знала.

Теперь мужчина-уйзгу бросил веревку, которую поймал стоявший на краю ниссом. Ялик осторожно подтянули так, чтобы женщине было удобнее подняться на причал — один из мужчин-ниссомов протянул ей руку.

Но она не выпрямилась, а продолжала горбиться, и ее спутник быстро подал ей посох, на который она оперлась.

Кто-то из сопровождавшей лодки что-то торопливо сказал Первой, и она вновь протрубила в раковину, а потом протянула руку женщине-уйзгу, будто они были сестрами по клану, и увела в дом. Советницы, а с ними и Кадия пошли следом.

Юноша-уйзгу вскинул на спину большой дорожный мешок и пошел рядом с Кадией, изумленно тараща на нее глаза. Он поднял руку и сделал странный жест, который Кадии уже доводилось видеть. Именно так шевелились когти хасситти, когда они встретились. Хасситти, уйзгу — что между ними может быть общего? Еще один из бесчисленных вопросов, которые ее мучали.