Золотой тюльпан. Книга 2

Глава 21

Через две недели Питер покинул Делфт с чувством, что заложил хорошую основу для расширения своего дела и приобрел небольшую контору на Керкстрат, где можно было бы работать над местными проектами, обеспечивающими твердое положение в городе. И все же он не собрал ничего ценного для порученного ему дела, но он и не ожидал так быстро продвинуться в своих поисках. Все вечера Питер проводил в пивной Мехелина и без труда получил известность человека из Харлема, который готовится открыть здесь свое отделение. Он нанес визит фрау Тин, так как она вращалась во влиятельных кругах и могла ввести его в еще один общественный слой. Совершенно неожиданно по ее рекомендации он получил два заказа на новую разбивку довольно больших садов. Оба заказчика были состоятельными людьми, но пока что он ничего не знал об их политических симпатиях. Единственное, на что ему оставалось надеяться, это возможность рано или поздно услышать хоть какой-нибудь слабый намек, который навел бы его на след.

Питер вернулся в Амстердам с твердой решимостью поговорить еще раз с Нелтье. До этого она уделяла внимание лишь тому, что помогло бы ему защитить Франческу, но в свете странного случая, о котором поведала девушка, он чувствовал, что любые сведения о письмах Гетруд Вольф к Людольфу могли оказаться интересными для него. Прицел был дальним, но стоило попробовать, так как Людольф представлял собой беспринципного человека, добившегося успеха любыми силами, и потерял бы многое в случае войны. Но следовало принимать все меры предосторожности и против поспешных шагов в любом направлении, которые привели бы к поимке одного человека, но дали бы возможность ускользнуть многим другим, столь же опасным для свободы Голландии.

Питер с разочарованием услышал от экономки, что ван Девентер уволил Нелтье, и она поступила компаньонкой к какой-то старушке. Узнав адрес, он зашел к Нелтье. Она была довольна, что снова присматривает за доброй порядочной дамой, но не припомнила ничего в письмах Гетруд, что могло бы помочь Питеру.

— Мне всегда казалось, будто фрау Вольф писала о делах и ни о чем больше, — сказала Нелтье, удивленная новым потоком вопросов.

— Иногда она действительно ссылалась на капиталовложения на Бирже.

Хотя Нелтье обещала порыться в памяти, Питер не питал особых надежд, что она припомнит что-нибудь полезное. Он поблагодарил за все сделанное для него и обещал передать наилучшие пожелания Франческе и ее сестрам.

Когда Питер появился в доме Виссера, Грета провела его в студию, так как Хендрик работал в этот день без натурщиков. Художник, казалось, пребывал в добром здравии. Были дни, когда боль в пальцах не позволяла держать в руке кисть, и тогда он делал перерыв в работе и наслаждался веселой компанией в тавернах и играл пару раз в карты по скромным ставкам. Он получил хороший урок и не забывал, что будущее его детей по-прежнему висит на волоске, хотя начинал верить в лучшее, так как всего через несколько недель Сибилла выйдет замуж за богатого человека.

— Портрет городской стражи закончен? — спросил Питер, рассказав новости о Франческе.

Хендрик раздраженно нахмурился.

— Нет, не закончен. Я не могу работать только над этой вещью. Я был занят другой картиной. Надеюсь, ты пришел не за тем, чтобы передать жалобы на мою работу. Твои приятели офицеры не понимают, как мне трудно помнить о назначенных сеансах, а если я все же помню, то иногда именно в тот час у меня нет желания рисовать лица, выбранные не по моему усмотрению.

Питер знал, что с картиной не все шло так хорошо, как ожидали. Возрастало нетерпение увидеть портрет законченным.

— Выйдя от вас, я зайду взглянуть на полотно в церкви. Сибилла дома?

— Да, и она пойдет с тобой. Я никогда не подозревал раньше, что она проявляет такой интерес к произведениям искусства. Она не только бегает смотреть на картину, по крайней мере, раз в неделю, но и постоянно пилит меня, чтобы я закончил портрет до ее свадьбы.

— Надеюсь, вы сделаете это, — твердо произнес Питер.

— Хорошо! — Хендрик нетерпеливо взмахнул рукой. — Я сделаю все, что смогу. Полагаю, Сибилла все еще наверху с портнихой. Приходи как-нибудь, и мы пообедаем в таверне. Мне просто необходима разумная беседа. В этом доме невозможно говорить ни о чем, кроме свадьбы.

Они договорились встретиться в одной из таверн. Швея как раз выходила из дома, когда Питер появился в прихожей. Сибилла пришла в восторг, увидев его, и звонко чмокнула в губы в знак приветствия.

— Как поживают Франческа с Алеттой? Ты выдел их? Скажи, что знаешь! — воскликнула она.

Питер предложил поговорить по дороге в церковь, и Сибилла помчалась за плащом. Затем, взяв его под руку, быстрым шагом вышла на улицу. Питер рассказал ей о сестрах все, что знал. У нее тоже была новость, имеющая косвенное отношение к Франческе.

— Муж Греты, как ты знаешь, — моряк, он сообщил ей кое-что, прежде чем уйти в море. Она по секрету передала мне, чтобы я предупредила Франческу, но так как ты очень близок с ней, я хочу, чтобы ты тоже знал. Людольф заходил к нам раза два-три в то время, когда здесь находился Симон, поэтому-то все и раскрылось. Симон узнал в нем капера, под началом которого служил немного, будучи еще юнгой. Ему вполне хватило одного плавания под командованием Людольфа, хотя тогда тот носил другую фамилию.

— Симон уверен, что не ошибся?

— Он признал, что поначалу не мог точно определить. Хорошо поставленный голос, завитой парик, чисто выбритое лицо и пышные одежды да еще прошедшие семнадцать лет ввели бы его в заблуждение, если бы не походка Людольфа. Я уверена, что ты и сам заметил, какая она у него чванливая и самодовольная. Именно эта походка, на которую Симон так часто обращал внимание на палубе корабля, помогла ему опознать Людольфа.

— Итак, теперь мы знаем, как Людольф сколотил первоначальный капитал. — Питер гадал, не началась ли дружба Гетруд с этим человеком в те далекие дни.

— Я сходила бы с ума от тревоги, что Франческе придется выйти за него замуж, если бы не знала о готовности Адриана выплатить долги отца и освободить сестру.

— Это решено?

— Еще нет, но вскоре решится. Адриан повторяет снова и снова, что хочет, чтобы я была счастлива во всем. — Сибилла кокетливо прижалась к нему. — О, Питер, знал бы ты, как он щедр ко мне. На обручение он подарил мне великолепное бриллиантовое ожерелье и серьги. Стоит мне только взглянуть на что-нибудь в витрине — и эта вещь моя! Тетя Янетье прислала флорентийскую серебряную парчу на свадебное платье, но Адриан позволил мне выбрать десятки чудесных материалов на наряды, которые мне понадобятся, а портниха его матери и целая армия помощниц шьют их для меня. Богатые женщины не ходят по лавкам выбирать то, что им нужно, как ты знаешь. Торговцы приносят товар к ним домой.

— Значит, ты счастлива, Сибилла?

— Счастливее, чем была когда-либо за всю свою жизнь! — объявила девушка, и глаза ее блеснули, запрещая Питеру предположить обратное. Они подошли к церкви, и Сибилла поспешно прошла вперед. Идя вслед за нею, Питер услышал ее разочарованное восклицание и увидел, как померкло оживление на ее лице.

— Ханса здесь нет!

— Он по-прежнему приходит рисовать каждый день?

— На пару часов каждое утро. У него есть где-то комната, — одновременно и дом, и мастерская, и там он выполняет собственные работы. Медлительность отца в написании оставшихся стражников не позволяет ему закончить свою часть работы на этом групповом портрете.

Медленным шагом Сибилла направилась к огромному полотну, ее настроение испортилось.

Внимательно взглянув на картину, Питер увидел яркую впечатляющую группу, лица не просто глазели с холста, а вели оживленную дискуссию, как они будут защищать Амстердам в непредвиденной ситуации. Они сидели или стояли вокруг разложенной на столе карты города. Предстояло написать еще пять лиц, хотя воротники, одежда и волосы были уже закончены. Вместо рук также оставалось пустое пятно, так как для художника они — такая же индивидуальность, как и лицо. Питер заметил, что Сибилла сосредоточенно изучает угол картины.

— Ищешь мышку?

Улыбка заплясала в ее глазах.

— Ты мог услышать о ней только от Франчески, потому что больше никто не знает. Ты ведь никому не расскажешь, правда?

— Даю слово.

— Мне кажется, мышки еще нет на картине, хотя я все время ищу ее. По-моему, Ханс ждет, пока отец закончит писать лица, и только тогда последними мазками нарисует ее.

— Портрет очень красив, так что любая мышь должна гордиться, что ее запечатлят здесь.

Сибилла весело рассмеялась.

— Какой ты шутник, Питер! В этом отношении Ханс похож на тебя, хотя временами он меня ужасно злит. Он обещал показать мне мышку накануне свадьбы, если я не отыщу ее раньше.

— Почему именно тогда?

— Потому что, как только я стану фрау ван Янс, я не смогу больше проводить здесь время. Я буду занята светскими обязанностями с утра до вечера.

Когда Питер ушел, Сибилла осталась в церкви с уверенностью, что вскоре подойдет Ханс. Он ни разу не дотронулся до нее и никогда не заигрывал с ней, но девушку влекло к этому человеку, чего она не могла ни понять, ни объяснить. Встречаясь с ним, она чувствовала, как радость охватывает ее. Он, едва поздоровавшись, начинал разговор так, словно они и не расставались, и он всего лишь продолжает беседу с того вопроса, который они обсуждали раньше. Сибилла ощутила острое разочарование, не застав его сегодня. Как он смеет отсутствовать! Раздражение нарастало в ней по мере того, как минуты приближались к полудню, — часу, когда ей надо было уходить, чтобы подготовиться к прогулке с сестрой и матерью Адриана во второй половине дня. Фрау ван Янс не из тех женщин, которых можно заставлять ждать, и язвительна в своих замечаниях, если чем-нибудь недовольна.

Выражение лица Сибиллы не уступало по мрачности выражению лица Хендрика в минуты гнева, когда она спрыгнула, в конце концов, с табурета, на котором сидела. Она слишком разозлилась, чтобы сдерживать дальше свой нрав. Подхватив юбки, девушка стремительно выбежала из церкви и дала выход своей ярости. Потом разрыдалась и спряталась за деревом, чтобы ее не заметили, хотя в данный момент никто не проходил мимо. Почему все происходит не так, как ей хотелось? После благополучного обручения с Адрианом она думала, что теперь у нее не будет никаких забот и тревог, но жизнь оказалась вовсе не такой беспечной. Его мать вела себя с ней отвратительно, и в глубине души Сибиллу мучили ужасные сомнения насчет того, что Адриан выплатит долги отца, так как он всегда менял тему, когда она заводила разговор об этом. Не то, чтобы это имело значение, в конце концов, у нее самой появится достаточно карманных денег, и она сможет постепенно заплатить Людольфу всю сумму. Сибилла не строила иллюзий на свой счет и знала, что ей будет жаль платить из собственного кошелька, но она очень любила Франческу и не могла допустить, чтобы сестра стала женой этого мерзкого человека. Почему жизнь так противоречива? И где Ханс? Как смеет он отлынивать от работы в церкви?

— Как ты думаешь, Сибилла, — произнес Ханс тяжело дыша, словно долго бежал, и, останавливаясь всего в метре от нее, — смогу я уговорить мастера Виссера позволить мне закончить портреты оставшихся офицеров?

Сибилла быстро подняла блестевший слезами взгляд.

— Мне что-то попало в глаз, — объяснила она вызывающим тоном, вытирая глаза платком.

— Давай посмотрю.

— Уже прошло. Ты не рисовал сегодня утром. — Нижняя губа девушки подозрительно задрожала.

— Мне пришлось ждать дольше, чем я предполагал, когда я пошел узнавать насчет заказа.

— Ты получил его?

— Да, вот почему я хочу закончить то, что осталось здесь.

— Пойдем со мной к нам, и ты спросишь у отца.

Они вместе дошли до дома, и нашли Хендрика в мастерской, где Ханс и задал свой вопрос. Хендрик изобразил нерешительность, но в душе был благодарен, что представилась возможность передать утомительный заказ. В конце концов, Франс Халс оставил другому художнику заканчивать половину подобного группового портрета, а что хорошо для такого высокого мастера, вполне подходит и ему.

В тот же день Сибилла пришла к выводу, что ненавидит сестру Адриана так же сильно, как и его мать. Обе женщины прошли мимо самого жалкого на вид нищего, не бросив и монетки в его чашку, как это сделала она. Сибилла обнаружила удивительный факт: богатые могут быть ужасно скупыми, когда им это на руку. Какое удовольствие иметь деньги, если нельзя свободно тратить их? Она покажет им, как это делается, как только станет женой Адриана! В предвкушении этого она даже слегка подпрыгнула за их спинами. Хансу, тем временем, придется подольше рисовать в церкви, что позволит ей забегать туда каждый день и смотреть, как продвигается дело. Только за тем, повторяла она себе, чтобы искать мышь. По какой-то причине ей казалось, что все уладится — или рухнет — в зависимости от того, найдет ли она на картине мышку сама, без подсказки Ханса.

Питер регулярно встречался с Герардом, хотя пока что ни один из них не добыл полезных сведений. Герард наблюдал за одним человеком, подозреваемом в шпионаже, но подозрение оказалось ложным. Они расположились в небольшой гостиной Харлем-Хейса.

— Ты видел где-нибудь этого парня? — спросил Питер, показывая набросок постояльца, который ему дала Франческа. Герард покачал головой, но его крайне заинтересовало известие, что Питер сосредоточил внимание на доме фрау Вольф и людях, останавливающихся там. Во время ярмарки-карнавала, когда все таверны и гостиницы в городе были переполнены, и многие посетители спали даже на чердаках конюшен, а владелец Мехелина пребывал под впечатлением, будто все комнаты в доме фрау Вольф заняты, Франческа сообщила Питеру, что у них нет ни одного постояльца.

— Может быть, фрау Вольф предоставляет кров только тем, кто добывает тайные сведения, и чтобы не рисковать, отказывает всем остальным? — высказал свое предположение Питер.

— Вполне вероятно, — согласился Герард. — Как удачно, что Франческа живет под ее крышей. Как часто ты ездишь в Делфт?

— Раз в неделю. Заказы на разбивку сада, которых я даже не ожидал, дали мне законные основания часто бывать там в это время года, и сейчас я в хороших отношениях с довольно большим числом людей в городе и теми, кто живет в богатых загородных домах.

— Когда твой следующий визит?

— Завтра.

Падали — лишь для того, чтобы исчезнуть, едва коснувшись земли, — первые снежинки, когда Питер вошел в свою контору в Делфте. Там находился его служащий — пожилой человек, не собиравшийся еще уходить в отставку, который откликнулся на объявление Питера о поисках человека для работы в конторе по несколько часов шесть раз в неделю. Питер поздоровался с ним.

— Здравствуйте, господин, — ответил клерк. — Вы только что прибыли?

— Нет, я переночевал в Мехелине. Как у нас дела на сегодня?

Питер сел за стол, в то время как клерк раскладывал перед ним письма и различные документы. Он разобрался с бумагами к тому моменту, когда открылась входная дверь, и вошла Алетта с полной корзиной в руке; снежинки на ее плаще и чепце таяли, превращаясь в сверкающие блестки.

— Я надеялась застать тебя здесь, — улыбаясь, сказала она после того, как Питер поцеловал ее и подвел к камину. Девушка огляделась, стаскивая с рук перчатки. — Какая уютная контора! У меня не было возможности зайти сюда раньше. Мне нравятся эти гравюры и картина с цветами. Вполне соответствует роду твоего занятия.

— Ты не часто бываешь в городе, правда?

— Да. Я хотела купить подарки к празднику Святого Николаса. Константину все еще не нравится, если я надолго отлучаюсь из дома, поэтому стараюсь не задерживаться.

Они могли спокойно поговорить без опасения быть услышанными, так как клерк был глуховат.

— Как состояние де Вера? Получил ли он протезы, о которых говорила мне Франческа? Тебе пришла неплохая идея.

— Нет, еще нет, хотя он чувствует себя довольно хорошо. Видишь ли, сначала я думала, что достаточно всего лишь направить его мысли в нужном направлении, но потом поняла, что это еще не все. Ему необходимы также и физические силы. У него сильные руки и плечи, так как приходится поднимать свой вес, но тазобедренные мышцы надо вновь разрабатывать, иначе он не сможет справиться с тяжелыми протезами. Йозеф согласился со мной, и я предоставила ему заставить каким-нибудь образом Константина приступить к регулярным упражнениям. Теперь Йозеф в своей стихии, вновь почувствовав себя тренером, хотя сейчас готовит Константина с другой целью, нежели раньше.

— Благоразумное решение. От него будет только польза.

— Надеюсь на это.

— Ты видела Франческу сегодня утром?

— Нет, я не захожу к ней во время ее рабочих часов. К счастью, она может довольно часто навещать меня в доме де Вера. Я слышала, что вы не собираетесь встречаться до Рождества.

— Правильно. Я лишь мельком вижу ее, когда она входит в дом Вермера или выходит из него в сопровождении Вейнтье. Но мы поддерживаем связь.

Это было довольно легко благодаря детям Вермеров и мальчишкам, прислуживающим в пивных, выступающих в роли связных. До сих пор Франческа не могла сообщить ничего интересного. Двое постояльцев оставались как-то на ночь, но не в спальне с дымоходом, и ей не удалось увидеть ни одного из них.

Алетта взглянула на часы.

— Я должна идти. Йозеф будет ждать меня у ратуши, и я не хочу, чтобы он простудился на холодном ветру.

— Я провожу тебя. — Питер снял с крючка пальто и сунул руки в рукава. Затем надел шляпу и взял корзину Алетты, когда они вышли вместе из конторы.

Это был шумный рыночный день с оживленным движением. Питер удивленно приподнял бровь, увидев старомодный, но хорошо вычищенный экипаж с восседающим на козлах Йозефом, ожидающий Алетту.

— Ты не говорила, что ездишь с шиком.

— Это карета, которой пользовались еще дедушка и бабушка Константина. Мне не составило бы труда ходить в город пешком, но он всегда настаивает, чтобы Йозеф отвозил меня.

Питер поставил корзину на сиденье и помог Алетте подняться в карету. В окнах не было стекол, но кожаные шторы защищали от сквозняка. Он пожелал ей всего наилучшего на праздник Святого Николаса и счастливого Рождества. В ответ она произнесла свои пожелания добра и счастья.

Кивнув на прощание, Алетта опустила шторы и закрепила их внизу, карета загромыхала по булыжнику. Питер остановился поговорить с одним из знакомых, потом направился к конторе. Не успел он сделать пару шагов, как впереди произошло столкновение. Он видел, как пьяный возчик, который, доставив товар, выезжал с рынка, небрежно подстегнул лошадей, напугав их неожиданным резким ударом, и они рванулись вперед, отчего повозка задела проезжавшую мимо подводу. Никто не пострадал, но колеса заклинило.

Питер и еще несколько мужчин сразу же подбежали предложить свои услуги. Все закончилось очень быстро. Колеса разъединили, лошадей успокоили. Возчик, прокричав благодарность всем помощникам, свернул на узкую улочку, ведущую к Волдерсграхт, в то время, как двое мужчин, сидевших рядом на месте кучера в подводе, спокойно продолжили свой путь и скрылись из вида за Старой церковью. Питер задумчиво шел к конторе, гадая, почему самое обычное происшествие не выходит у него из головы. Конторский служащий, сидевший за своим столом, поднял глаза и увидел сквозь стекло в верхней части двери слегка искаженный облик своего работодателя. Потом он вдруг опять исчез.

Питер бегом направился к конюшне за своей лошадью. Он понял, что показалось ему необычным в том случае. Извозчики и кучеры пользовались дурной славой сквернословов, когда что-то раздражало их, особенно, если каким-то образом причиняли вред их лошадям или телегам, и нередко прибегали к применению кулаков на радость тут же собиравшихся зевак. Подобное поведение готовился продемонстрировать и пьяный возчик, размахивая кулаками, словно это не он стал причиной столкновения. Но мужчины на подводе не произнесли ни слова упрека, единственное, что их беспокоило, — это не рассыпался ли от удара их груз под чехлом. Лошади были в пене, словно неслись изо всех сил, хотя на площадь они въехали тихим шагом и точно также двинулись дальше. В этом не было ничего необычного, но в сочетании со странным поведением возниц, требовало расследования.

Как всегда в базарный день, множество самых разнообразных телег и повозок въезжало в город и выезжало из него. Гуси, только что приобретенные на рынке, хлопали крыльями и пронзительно кричали, разбегаясь с дороги Питера, потом его задержало стадо овец, а затем — два разных стада коров, одно направлялось вдоль дороги, а второе пересекало ее, переходя с одного поля на другое. Расстояние, которое ему пришлось проскакать, прежде чем он заметил интересующую его подводу, показывало, что возница гнал лошадей, несмотря на угрозу врезаться в стада и трудность лавирования между другими телегами и экипажами в местах, где извилистая дорога сужалась.

Питер видел, как быстро катилась впереди подвода, и, подстегнув лошадь, двинулся с такой же скоростью, что и у них. Теперь у него не осталось сомнений в том, что эти люди не были возницами, и возросла уверенность, что они просто выполняют задание. Они могли оказаться воришками, не имеющими никакого отношения к порученному ему делу. Дважды человек, сидевший рядом с кучером, оглядывался, но на таком расстоянии невозможно было различить черты лица. Затем Питер понял, что они проверяют его, двигаясь то медленнее, то быстрее, и наблюдая, не меняется ли между ними разрыв. Питер тоже стал двигаться рывками, и когда они снова перешли на постоянную скорость он убедился, что они успокоились на его счет.

Неожиданно дорога образовала поворот на лесистой местности, и когда Питер ожидал снова увидеть подводу, она исчезла. Он пришпорил свою лошадь и обнаружил перекресток. Невозможно было определить, в каком направлении скрылись те люди. Он внимательно осмотрел почву, но не смог различить никаких следов среди старой колеи и на твердой каменистой поверхности. Не желая отступать, Питер тщательно выискивал признаки скрывшейся подводы, направившись по одной из дорог. Выехав на открытое пространство за деревьями, он вернулся и продолжил поиски в другом направлении. Однажды он заметил вдали какую-то подводу и галопом помчался по лабиринту узких дорог между фермами, но оказалось, что это совсем не та добыча, за которой он охотился. Наконец, ему ничего не оставалось делать, как снова повернуть в Делфт.

Вечером в Мехелине Питер переговорил со многими местными людьми, но не узнал ничего, кроме того, что эта подвода бывает в Делфте крайне нерегулярно, хотя один человек был убежден, что дважды видел ее раньше.

— Когда это было? — небрежно спросил Питер, покупая своему новому знакомому, а также и себе, еще одну пинту[2] пива.

— Первый раз, должно быть, прошлой весной, — последовал ответ после большого глотка пива.

— А второй?

— Примерно месяца два назад. Вскоре после ярмарки.

— А как вы смогли запомнить именно эту подводу? Она не отличается от любых других зеленых подвод с красными колесами.

— Я шорник, и именно я делал и продал кнут, который сейчас на ней. Вы знаете, где моя мастерская. Приходите завтра ко мне, и я покажу вам, как распознать мои кнуты, где бы вы не встретили их. — Высокая пивная кружка опустела. — Спасибо за пиво. Взамен я угощу вас своим, сваренным лично мною. Оно самое лучшее в Голландии. — С громким хохотом шорник вышел из Мехелина.

На следующий день Питер отправился навестить его и обнаружил, что домашнее пиво чрезвычайно крепкое. Он удовлетворенно улыбнулся после первого большого глотка, стоя в мастерской с окнами на дорогу, по которой проезжали вчера и он, и таинственная подвода.

— Как вам удается отыскать достаточно крепкую бочку, выдерживающую это пиво? — спросил Питер, вытирая пену с губ.

Шорника развеселила шутка.

— Это нелегко. А сейчас взгляните на рукоятки кнутов, предназначенных на продажу, вон на той подставке, и вы поймете, почему невозможно ошибиться, увидев мои кнуты.

Поставив кружку, Питер взял один и внимательно рассмотрел кнутовище. Оно было обвито тонкими полосками мягкой кожи, образующими замысловатый узор. По одной из полос шла позолота, усиливая общее впечатление. Питер заметил самые разнообразные рисунки на сложенных на подставке кнутах.

— Образцы великолепного мастерства, — заметил он. — Они, должно быть, очень дорогие.

— Да. Вот почему меня поразило, когда простой возница купил один из них. До этого я продавал их лишь состоятельным людям, желавшим, чтобы их кучер был щеголем во всех отношениях. Я вышел на улицу внимательнее рассмотреть его подводу, ожидая, что увижу что-то особенное, но, как вы знаете, ничего такого я не увидел. А почему вы интересуетесь ею?

— У меня на моих харлемских полях с тюльпанами была как-то подвода, похожая на эту, — правдиво ответил Питер. — Ею пользовались до того, как я заменил все старые подводы новыми.

— Значит, вы полагаете, что это — ваша старая подвода? Ее украли, да?

— Может быть. Она стояла в одном из сараев. Могу сказать, что был бы рад, если бы вы дали мне знать, когда вновь увидите ее.

— Непременно.

Питер вытащил из кармана рисунок Франчески.

— Не этот ли возчик купил у вас кнут?

Шорник внимательно посмотрел на портрет и отрицательно покачал головой.

— Нет.

— А может быть, это — компаньон, что ездит с ним?

— Не могу сказать. Я не обратил на него внимания.

Вернувшись в контору, Питер подошел к карте местности, висевшей на стене. Он тщательно просмотрел все дороги, ведущие от перекрестка, гадая, где могла затеряться подвода. Самое вероятное, что мужчины спрятались вместе с подводой на конюшне одной из ферм или за каким-нибудь сараем. По крайней мере, он может быть уверен, что если та же самая подвода появится вновь, шорник, у которого, казалось, глаза и на затылке, будет начеку и тут же сообщит ему.

Утром в праздник Святого Николаса Алетта обменялась небольшими подарками с Сарой и Йозефом. Прибыло множество подарков для Константина от его родителей и родственников, но некоторые из них подошли бы прикованному к постели инвалиду и сводили на нет цель, ради которой присылались. Свои подарки домашней челяди он отдаст за час до обеда — эта традиция велась в доме со времен его деда. Но он уже передал Алетте кошельки с деньгами, чтобы она раздала их садовникам. Сара готовила обед из любимых блюд хозяина, а Алетта выбрала лучшие вина для подачи к каждому кушанью. Она уже приняла решение переодеться этим вечером в одно из нарядных платьев, которые не надевала с тех пор, как в последний раз ходила с Франческой на праздник к Вермерам. Обычно, войдя в роль экономки, она одевалась строго и носила простые чепцы, хотя по вечерам появлялась в черном шелковом платье и более кокетливом чепце с синей отделкой.

Когда подошло время обеда, она выбрала наряд из сине-лилового бархата, далеко не новый, но который ей очень шел. Она расчесала волосы, снова заколола их и надела один из выходных чепцов, украшенный маленькими стеклянными бусинками. Наконец, вытащив флорентийский браслет, она закрепила его на запястье. Алетта достала его в первый раз с тех пор, как примерила весной, когда Франческа передала ей подарок тети Янетье. Девушка ощутила возбуждение и радость, наряжаясь в ожидании праздника, и шаг ее был необычайно легок, когда она вернулась в кухню. Сара всплеснула руками при виде такого изящества, а Йозеф согласился, что она представляет собой очаровательное зрелище.

Когда все было готово для обеда, Алетта велела Саре и Йозефу подняться к Константину за подарками. Как экономке, ей предстояло получить свой чуть позже. Она знала, что он подарит слугам, так как Константин поручил ей купить подарки им и его родителям, которые она заблаговременно выслала. Сара с Йозефом вернулись в кухню довольные и растроганные щедростью хозяина. Пришла очередь Алетты. У нее тоже был для него подарок, и она взяла его с собой.

Константин, приподняв бровь, удивленно рассматривал ее с ног до головы.

— Сегодня вечером ты выглядишь великолепно.

— Чтобы соответствовать сегодняшнему празднику.

Он взял со стола, за которым сидел, обтянутую парчой коробочку и передал Алетте.

— Прошу принять мой подарок.

— Спасибо.

Когда она протянула к коробочке руку, одновременно отдавая свой подарок, Константин заметил на запястье золотой браслет. Нахмурив брови, он крепко схватил ее за пальцы.

— Откуда у тебя это?

— Он доставлен из Флоренции.

— Я вижу, где его изготовили, — отпарировал Константин, поджав губы. — Подарок на память от любимого! Назови человека, который прислал его тебе на день Святого Николаса!

Алетта раздраженно вздохнула.

— Не начинайте воображать, будто замужество заставит меня уехать отсюда. Тетя Янетье прислала его в наш дом в Амстердаме, а Франческа привезла мне браслет весной.

— Почему тогда ты не носила его раньше?

— Это вещь не подходит для ежедневной работы. Сегодня — исключение.

Константин успокоился и отпустил руку девушки, позволяя ей забрать парчовую коробочку.

— Я сказал, не подумав, — произнес он, что, видимо, означало извинение.

— У нас дома мы всегда открывали подарки вместе. Пожалуйста, примите то, что я приготовила для вас.

Кивнув головой, Константин взял завернутый в полотно сверток, перевязанный ленточкой, и вежливо поблагодарил ее. Пока он разворачивал книгу о великих морских путешествиях, Алетта, приподняв крышку коробочки, увидела хрустальный флакончик с серебряной крышкой самых дорогих духов, которые он мог заказать только через Йозефа, и со всей полнотой оценила задуманный для нее сюрприз. Когда они оба выразили искреннюю радость от полученных подарков, девушка подала обед.

Константин, казалось, почему-то не получал большого удовольствия от заботливо приготовленных Сарой кушаний и пил вино так, словно не признавал в бокале напиток высшего качества, впав в какое-то странное настроение. Алетта вздохнула с облегчением, когда он закончил трапезу, и можно было убирать со стола. Оставалось только принести ему стакан бренди. Не находись он в столь непредсказуемом состоянии духа, она принесла бы ему в такой особенный день целую бутылку, полагаясь на его самообладание. Но инстинкт подсказал ей, что лучше не делать этого.

— Не хотите ли сыграть партию в трик-трак? — спросила Алетта, поставив перед ним бренди, так как наступил час, который они обычно посвящали каким-то играм.

— Нет. Я хочу развлечься другим способом.

Алетта подумала, что он имеет в виду музыку.

— Какие пьесы хотелось бы вам услышать на клавикорде?

— Забудь о музыке. Встань, пожалуйста, прямо передо мной, где я могу хорошо рассмотреть тебя.

Она неуверенно повиновалась.

— Вы хотите рисовать меня?

— Не сейчас. — Константин, нахмурившись смотрел на нее. — Я просто хочу любоваться тобой. Прошло так много времени с тех пор, как я видел хорошо одетую красивую молодую женщину.

Слабый румянец выступил на скулах Алетты. Простояв перед ним минуту, она почувствовала себя ужасно неловко.

— Можно мне идти?

Он покачал головой.

— Еще нет. Сними чепец.

Если бы он попросил ее раздеться догола, то и тогда его слова не могли бы потрясти ее сильнее.

— Ни за что!

— Почему? Чепцы предназначены для жен и старух — но не для хорошеньких девушек. Тебе следовало бы носить вместо них ленты и цветы в волосах. Не могу поверить, что ты и спишь в том тюрбане, в котором появилась среди ночи, когда я видел огни вдали.

Алетта подозрительно взглянула на него. Она наматывала вокруг распущенных волос длинный кусок шелка каждый раз, когда он поднимал с постели ее, Сару и Йозефа своим перезвоном.

— Вы разыгрывали этот трюк лишь для того, чтобы заставить меня прийти простоволосой?

— Первый и второй раз, конечно же, нет, — Константин ухмыльнулся. — И не третий, две или три недели назад, но, возможно, все остальные вызовы, да.

— Значит, вы нарушали ночной покой двух пожилых людей и мой только ради своего каприза? Ваш эгоизм не знает границ!

— Я буду будить вас каждую ночь, начиная с сегодняшней, если ты не снимешь этот чепец.

Алетта вздохнула.

— Вы не имеете права просить меня об этом. Пожалуйста, перестаньте.

— Никто никогда не увидит твои локоны?

— Мой муж, в том крайне маловероятном случае, если я когда-нибудь выйду замуж.

— Я женюсь на тебе.

Румянец исчез с лица девушки, уступив место бледности, граничащей с пепельным оттенком, глаза засверкали от ярости.

— Как вы смеете!

— Подожди! — сердито выкрикнул Константин, когда она гордо направилась к двери. — Ты думаешь, я не могу выполнять обязанности мужа только потому, что у меня нет ног?

Алетта остановилась, дрожа от гнева с головы до ног.

— У меня нет ни малейших сомнений в ваших мужских достоинствах, но я не желаю больше оставаться предметом ваших насмешек!

— Я попросил тебя стать моей женой! Что в этом плохого?

— Все! Если бы вы были сейчас таким, как до столкновения, то выбирали бы из большого числа красивых женщин и не бросили бы даже взглада в мою сторону. Не окажись я единственной имеющейся поблизости женщиной, вы никогда не сделали бы мне этого предложения! Вы не можете даже вспомнить, где мы встретились в первый раз, но это было не в этом доме!

Она стремительно вышла из комнаты, и ее каблучки застучали по лестнице. Константин остался беспомощно лежать в кресле, проклиная судьбу, не позволяющую ему бежать вслед за ней. Что она имела в виду, говоря о встрече до ее появления здесь? Он порылся в памяти, но единственное, что ему удалось отыскать, это смутное впечатление, будто ее лицо показалось знакомым ему, когда она первый раз вошла в его комнату.

Алетта не пришла стелить ему постель, как делала всегда. Вместо нее появилась Сара. Неожиданно его охватил страх, что девушка собрала вещи и ушла. Если так, он пошлет за ней Йозефа.

— Где Алетта? — требовательно спросил Константин, пока Сара расстилала простынь.

— Отказалась пойти, хозяин, — ответила она.

Облегчение, что Алетта не сбежала, переполнило Константина. В данный момент она злится на него, как неоднократно бывало и раньше, когда он ругался с ней, но девушка никогда долго не сердилась. Она придет пожелать ему, как обычно, спокойной ночи. Ни разу — с первого дня своего пребывания здесь — она не пренебрегала этой обязанностью. Константин с надеждой ждал, поглядывая временами на часы, но когда стрелки приблизились к полуночи, понял, что она не появится. С мрачным видом он стал готовиться ко сну. Он немного почитал, но мысли постоянно перебегали от страниц к Алетте, пока он не осознал, что ничего не воспринимает из прочитанного, и резко захлопнул книгу.

Загасив последнюю свечу, Константин заметил те же самые искры огней среди дальних деревьев, которые видел раньше. Прежняя паника захлестнула его. Друзья решили, что праздник Святого Николаса — подходящий случай для возобновления усилий увидеться с ним! Он потянулся к шнуру звонка, висевшему в удобной близости от него, и резко дернул, одновременно крикнув изо всех сил. Ночью колокольчик звонил в комнате Йозефа над конюшней, и на лестничной площадке возле спален, где спали Алетта и Сара. Но никто из них не пришел. Константин зарычал от бешенства. Алетта воспользовалась старым трюком отсоединять звонки, как делала это в первые дни пребывания в доме. Ну что ж, под рукой у него есть пистолеты, из которых можно пальнуть над головами приближающихся друзей. Это заставит их прекратить свои штучки. Но наклонившись, чтобы вытащить ящик из-под кровати, он увидел, что огни потухли. Константин провел по глазам рукой. Неужели после каждого стресса у него возникают галлюцинации? Там, где появлялся свет, проходила через лес объездная дорога, но она лежит за пределами его владений, и никто не имеет доступа к воротам, ведущим к ней. Тем не менее, утром надо послать Йозефа проверить. Гнев на Алетту вернулся с прежней силой. Как смеет она мешать ночным звонкам? Сон исчез. Был только один способ предотвратить меланхолию, которая придет на рассвете, — найти бутылку бренди.

На другом конце дома этажом выше Алетта лежала без сна на подушках. Она слышала настойчивое позвякивание отсоединенного колокольчика за дверью. Она разъединила также шнур в кухне, ведущий в конюшню, чтобы звон не потревожил Йозефа, так как была уверена, что Константин повторит свой перезвон сегодня ночью.

Ярость Алетты была вызвана нанесенной им обидой. То, что он предложил замужество в столь грубоватой и холодной манере, казалось ей оскорбительным. Она мирилась с его раздражительноетью, приступами дурного настроения, его меланхолией и апатией лишь потому, что знала — ей хватает терпения с ним там, где любой другой давным-давно бросил бы все и ушел. Но в последнее время она поняла другое. Она оставалась, потому что любила его. Алетта осознала это не за одну ночь, как случилось бы с влюбленными, так как в их отношениях не было ничего романтичного. Все происходило, словно в медленном озарении, и ни разу она не искала в Константине ответного чувства, и никогда не будет делать этого. Сегодня вечером его невольная жестокость чуть не убила ее своей острой болью. И пройдет немало дней, прежде чем она сможет видеть его.

Алетта беспокойно ворочалась, сон не шел к ней. А если Константин звонил вовсе не ради шутки? Если он лежит там больной, и никто не поможет ему до тех пор, пока утром не придет Йозеф? Она снова заворочалась на кровати. Нет, Константин продолжал бы звонить, случись с ним что-нибудь. Если только он не упал с кровати и не может двинуться!

Решив, что она все равно не заснет, пока не убедится, что все в порядке, Алетта надела халат и обвязала волосы куском шелка, даже в этот час засунув под него все пряди. Над главной лестницей всегда оставляли на ночь зажженную свечу в канделябре недалеко от двери в комнату Константина, и она довольно хорошо ориентировалась в доме, чтобы брать с собой дополнительный свет.

Алетта дошла почти до лестничной площадки, ведущей в коридор к комнатам Константина, когда услышала слабый шум в прихожей внизу. Она напряженно прислушалась, повторяя про себя, что все старые дома полны по ночам странными звуками. Затем до нее донесся отчетливый стук каблука по мраморным плиткам пола. Это не могла быть Сара, так как из ее комнаты слышалось похрапывание, а Йозеф никогда не стал бы бродить по дому в такой час. Сердце Алетгы бешено застучало в груди. Стук повторился. Кто-то медленно крался через прихожую. Там действительно незваный гость! Затем она услышала скрип нижней ступени. Он поднимается!

Под рукой не оказалось ничего, что могло бы послужить оружием, но Константин хранит пистолет в ящике возле кровати. Если бы ей удалось проскользнуть туда до того, как взломщик заметит ее, она схватила бы пистолет. Алетта отчаянно надеялась, что с Константином не произошло ничего серьезного, иначе известие о непрошенном госте нанесет ему дополнительную боль.

Она скинула домашние туфли и босиком медленно двинулась вдоль стены. Потом резко остановилась, опешив от изумления при виде человека, которого осветило пламя свечи в канделябре.

Никто иной, как сам Константин подтягивался по лестнице, перебирая руками по перилам; она заметила, как мускулы выступали на плечах и спине, потому что на нем не было ничего, кроме пояса на талии, за который он засунул две бутылки бренди. Три ключа свисали с кольца, прикрепленного петлей к поясу, один из которых, по мнению Алетты, являлся дубликатом ее ключа к двери винного погреба. И слышала она не стук каблуков по мраморному полу, а звон ключей о стеклянные бутылки.

Пока что Константин не видел ее, так как находился на дальней стороне лестницы. Скорость и проворство, с которыми он передвигался, характеризовали крайне тренированного человека. Теперь она поняла, каким образом он позволял себе удовольствие напиваться, и не удивительно, что он насмехался над ее поисками тайника в его комнате. Будь на нем ночная рубашка или еще какая-нибудь одежда, пыль из погреба пристала бы к материи и, в конце концов, выдала бы его. Нахмурившись, Алетта тихо подошла к верхней ступени лестницы.

— Я позабочусь об этом бренди. Вам он не нужен в столь поздний час.

Константин, вздрогнув при звуке ее голоса, оглянулся через плечо. Потом опустил голову между вытянутыми руками и начал смеяться, все его тело тряслось от смеха. Выпустив перила, он переместился в сидячее положение и, опираясь локтем о верхнюю ступень, откинул назад голову в приступе неудержимого веселья. Первый раз Алетта слышала, как он смеется без горечи и цинизма, и улыбнулась. Напряжение между ними растаяло без следа. Она оставила его ненадолго, чтобы принести халат, а вернувшись, увидела, что он поставил обе бутылки на ступеньку, но ключи рядом не положил.

Константин улыбнулся ей, натягивая халат.

— Как хозяин этого дома, я оставил себе ключи от моего собственного подвала.

Алетта опустилась возле бутылок.

— Если бы вы передали их мне, я возвратила бы их по этой же причине.

— И все же ты всегда очень строго относилась к моему потреблению спиртного.

— Только потому, что не хотела, чтобы вы продолжали пить, дойдя до стадии, когда уже не смогли бы остановиться. Сейчас эта опасность миновала.

— Почему ты так уверена?

— Я поняла, что вы могли бы угощаться бренди из погреба каждую ночь, если бы у вас действительно возникала такая потребность после того, как я вмешалась и запретила Саре приносить спиртное.

— Что зародило в тебе подозрения, будто я пополняю запасы из погреба?

— Ничего. Я никогда не замечала отсутствия каких-либо бутылок.

— Это потому, что одна из дверей в погребе ведет еще в один, поменьше, оттуда я и брал свои запасы. А почему ты оказалась здесь?

— Я начала беспокоиться, что вам, наверное, стало плохо, и поэтому Вы прекратили звонить. Зачем вы звонили?

— На пару мгновений мне показалось, будто я снова видел свет фонарей вдали. Значит, именно тревога за меня вытащила тебя из постели? — Константин подтянулся до верхней ступени и убрал бутылки, стоявшие между ними. — Я вспомнил, где видел тебя раньше. Ты каждый вечер смотрела на мое окно из Мехелин-Хейса, когда я был в Делфте. В первые дни пребывания здесь ты упоминала, что присматривала за детьми Вермеров, но потом я не вспоминал об этом. Я прав, да?

— Да, — улыбаясь, ответила Алетта. — Так как вы вспомнили очень много, я скажу вам еще кое-что. Как-то раз я находилась в приемной Биржи в Амстердаме. Вы заметили, что я смотрю в окно на внутренний дворик, и сделали то же самое, пока не подошла толпа ваших друзей и не увела вас с собой.

Константин улыбнулся.

— Вот теперь и я вспомнил. Как я мог не видеть тогда тебя так, как вижу сейчас?

Алетта не могла с уверенностью сказать, что он имеет в виду.

— Среди ваших друзей была красивая девушка. Это Изабелла?

— Да. Но все кончено.

— Вы не можете судить наверняка, пока снова не начнете выходить на люди.

— Может, это не так уж и невозможно, как когда-то казалось мне. Именно этого ты и хотела от меня с самого начала, не так ли?

Алетта кивнула, преисполненная надеждой. Пришло время сообщить ему о деревянных ногах. Но прежде чем она успела заговорить, Константин схватил ее в объятия и страстно поцеловал. Она утратила ощущение реальности, но лишь до того мгновения, пока не почувствовала, что он стаскивает шелковый тюрбан. Паника охватила ее. Алетта сопротивлялась, словно тигрица, пытаясь вырваться из его объятий.

Константин прервал поцелуй, но не отпустил девушку, пристально глядя на нее. Он никогда не видел таких прекрасных волос, как у Алетты — светлых, словно лунный свет, пышных и мягких, как паутина. Он произнес слова, которые хотел произнести уже давно:

— Я люблю тебя, Алетта.

Она не слышала его, потому что начала пронзительно кричать, как будто ее насиловали. Константин резко отпустил ее, ужаснувшись реакции девушки на проявление его чувств. Алетта вскочила на ноги и бросилась прочь, волосы светлым облаком развевались за ее спиной.

Утром, войдя в комнату Константина, она вела себя так, будто ночью ничего не произошло. Наряд ее снова был простым, волосы скрывались под самым обыкновенным чепцом, а на лице застыло бесстрастное выражение. Де Вер отреагировал с холодной враждебностью. Они обращались друг к другу с причиняющей им обоим боль вежливостью, их отношения зашли в нелепый тупик.

Йозеф, получив указания, тщательно осмотрел двойные ворота, проверяя, не производили ли с ними каких-либо действий. Но висячий замок, как всегда, надежно запирал их. Ему с некоторым трудом удалось добраться до них, так как на рассвете выпал снег, и снова зима бело-серебристым плащом укрыла землю.

Питера в этот день не было в Делфте, но во время его следующего визита шорник сообщил ему, что зеленую подводу нашли пустой и заброшенной в снежном сугробе. Возчик и его приятель, если он присутствовал на этот раз, выпрягли лошадей и скрылись верхом.

— Кнут исчез вместе с ними, — добавил шорник. — Так что посматривайте на кнутовище.

Питер дошел до места, где нашли подводу. Твердый снежный покров все еще хранил следы ее передвижения, когда возникла необходимость убрать ее с дороги для возобновившегося после снегопада движения. Она стояла на повороте на узкую дорогу как раз за перекрестком, где в прошлый раз Питер потерял подводу из виду. Он пошел по этой дороге и заметил, что она идет вдоль западной стены имения Константина де Вера, упираясь в широкий двойные ворота с висячим замком. Казалось маловероятным, чтобы возчик проезжал сквозь них, но если у него был ключ или сообщник в имении, становилось понятно, почему подвода так быстро исчезла из поля зрения, когда Питер преследовал ее. Он вспомнил, что Франческа говорила ему, как испугался Константин, увидев отдаленные огни в парке после того, как Алетта поступила на службу в этот дом.

В удобной близости от стены росло дерево. Питер забрался достаточно высоко, чтобы увидеть, что находится по другую сторону. За деревьями скрывался большой английский парк, который, по словам Франчески, лежал за домом, также остающимся вне поля зрения. С той ночи, когда бросили в сугробе подводу, снега не было, но возле ворот виднелись отпечатки ног, наверное, садовник проверял, не пострадали ли они во время снегопада. По тому, как лежал снег, становилось ясно, что человек подошел по узкой подъездной аллее, ведущей, наверное, к конюшням и флигелям.

Питер слез с дерева, сел на лошадь и доехал до парадных ворот дома. Вышел Йозеф со сторожевыми собаками и спросил, что ему надо. По просьбе Питера вскоре появилась Алетта, закутанная в теплое пальто, и поспешно направилась к нему. Первый вопрос ван Дорна, удивил девушку.

— Ты говорила как-то Франческе, что все обитатели этого дома — «оранжисты». Это по-прежнему так?

— Да, — ответила она.

— У тебя нет никаких сомнений насчет Йозефа?

— Никаких. Это хороший человек, преданный принцу. Почему ты спрашиваешь?

Питер доверился девушке, рассказав, что, вероятнее всего, огни, виденные Константином, связаны с каким-то бесчестным делом, которое происходит на территории имения. Подозрение усиливалось сообщением Алетты о том, что в последний раз Константин видел огни как раз в ночь снегопада. Она сделала вывод, что на карту поставлено что-то чрезвычайно важное. Подсознательно у нее зародился вопрос еще с той поры, когда Питер открыл свой филиал в Делфте. Учитывая наказание, грозившее Франческе, у него должны были быть очень веские причины, иначе он не стал бы подвергать жизнь сестры опасности.

— Тебе лучше войти в дом, — сказала Алетта, открывая калитку. — Надо поговорить с Константином. Я беру на себя всю ответственность за то, что впускаю тебя, хотя маловероятно, чтобы тебе разрешили войти в его комнату. Наверное, я буду стоять у дверей и передавать его ответы.

Когда она объяснила Константину в чем дело, он окинул ее суровым взглядом. Сейчас на лице его не появлялось радостного выражения при появлении девушки.

— Значит, в конце концов, эти огни могут оказаться вовсе не плодом моего воображения. Они, возможно, представляют собой отблески одного фонаря до того, как загасят свечу в нем. Наверное, тебе следует пригласить Питера ван Дорна наверх, так как на карту поставлена безопасность моего дома.

Пару секунд Алетта недоверчиво смотрела на него. Правильно ли она расслышала? Потом почти бегом бросилась к двери.

— Я сейчас же пришлю его!

Питер с Константином беседовали наедине довольно долго. Все это время Алетта расхаживала в прихожей, радуясь, что Константин принимает первого посетителя помимо своих родителей, с которыми обещал вновь увидеться на Рождество. Затем послали за Йозефом, и вновь девушка ждала внизу. Когда, наконец, Питер с Йозефом вышли, оба выглядели очень серьезными. Йозеф держал один из пистолетов Константина; Питер вытащил свой из-за пояса, а в другой руке нес кольцо с тремя ключами от погреба.

— Где Сара? — мрачно спросил Йозеф.

— Разбирает белье наверху, — ответила Алетта.

— Сколько, примерно, она еще пробудет там? — поинтересовался Питер.

— Минут сорок, не меньше.

— Это хорошо. Нам не хотелось бы встретиться с ней по пути, потому что мы не можем допустить, чтобы беспечно просочились хоть какие-то слухи о поисках, которые мы собираемся провести.

— Тогда я пойду проверю, не нужно ли ей чего-нибудь. — Алетта стремительно преодолела пролет лестницы, и обнаружила, что у Сары полно дел, так как она только начала разбираться с бельем. Успокоившись, Алетта спустилась вниз и нашла мужчин в кухне, где Йозеф зажигал две лампы, а Питер кратко объяснил ей ситуацию:

— Есть такое предположение, что подъездная дорога к старым воротам использовалась неизвестными людьми, и существует только одно место в этом помещении, куда они могли проникать незамеченными. Видимо, в западной части дома есть решетка, которая, если ее сдвинуть, позволяет попасть в запертый погреб.

Алетта вспомнила решетку, мимо которой проходила бесчисленное количество раз, хотя никогда не рассматривала ее внимательно. Толстое стекло круглого слухового окна за ней не давало рассмотреть, что там внутри.

— Но никто не может проникнуть в дом этим путем, да и никаким другим, чтобы не залаяли собаки. Они реагируют на любой необычный звук.

Йозеф прервал ее, голос его стал хриплым от возмущения, что у него под носом какие-то нахалы вторгаются в дом.

— Они довольно дружелюбны с теми, кого знают, и не поднимают лай в этом случае.

Питер кивнул.

— Я показал Константину набросок незнакомца, который отдала мне Франческа. Он тутже узнал одного из слуг, уволенных им. Как тебе известно, собак держали сначала лишь для борьбы с браконьерами, и мне сказали, что они хорошо знают всех слуг.

Йозеф открыл дверь в погреб. Едва Алетта сделала шаг вслед за ними, Питер остановил ее.

— Там, возможно, скрывается опасность. Подожди здесь, Алетта.

Она не послушалась. Как только мужчины спустились вниз, девушка подошла к лестнице и наблюдала, как Питер, стараясь не шуметь, вставляет в замок давно запертой двери один из ключей. Затем отступил назад, подавая кивком условленный заранее знак Йозефу, тот повернул ключ и распахнул дверь. Питер с поднятым пистолетом в руке стремительно рванулся вперед. Йозеф бросился вслед за ним, но не последовало ни звуков выстрелов, ни голосов. Алетта, перескакивая через ступеньки, сбежала по лестнице и заглянула в раскрытую дверь посмотреть, что там происходит.

Лампы в руках Питера и Йозефа освещали громадное пространство главного погреба, разделенного на части стенами и арками. Они отомкнули еще одну дверь, ведущую в самый дальний погреб, куда сквозь прутья решетки и слуховое окно проникал слабый дневной свет. Сначала Алетта заметила лишь старую мебель, покрытую паутиной, но подойдя вплотную к мужчинам, изумленно открыла рот при виде огромного склада оружия. Возле стен выстроились рядами мушкеты, а множество поставленных друг на друга бочонков были наполнены порохом. Он открыл крышки кое-каких ящиков и глазам их предстали свинцовые пули, количество которых явно исчислялось тысячами.

— Как все это попало сюда? — удивленно воскликнула Алетта. — Даже если бы собаки молчали, я услышала бы в ночной тишине шум подъезжающей по гравию подводы! Ты можешь объяснить мне, Питер?

— Должно быть, оружие доставлялось сюда за несколько раз и разгружалось очень тихо. Подвода проезжала через старые ворота, от которых у слуги был дубликат ключа. Остановившись среди деревьев, на подводе гасили фонари, и все, что ты видишь здесь, переносили оттуда на руках и подавали через подвальное окно, сняв с него решетку.

— Но зачем это делалось?

— Чтобы быть готовыми поддержать французские войска, когда придет время. Вне всяких сомнений, существует множество других таких же тайных складов оружия в городе. Я пойду сообщу о находке Константину.

— Ты не собираешься сначала запереть на засов окно?

— Нет. Все должно оставаться точно так, как сейчас. Будем надеяться, что поймаем поставщиков оружия, когда они появятся в следующий раз, хотя маловероятно, что это произойдет до весны, когда сойдет снег, так как они не рискнут оставить следы.

Они снова заперли двери в подвал и, затушив лампы, поставили их на полку. Питер провел ка-кое-то время в комнате Константина, а потом уехал. После его отъезда Алетта достала костыли и деревянные протезы из надежного места, где они хранились в ожидании своего часа. У нее не было ни малейших сомнений в том, что этот час настал.

Когда Константин повернул голову и увидел, что принесла ему девушка, в глазах его блеснули одновременно горечь и радость.

— Как получается, что ты очень часто читаешь мои мысли?

Она не могла признаться ему, что это любовь помогает понимать его душевное состояние.

— Значит, вы решили снова начать ходить?

— С того момента, как узнал, что существует предательство. С сегодняшнего дня я буду начеку и постараюсь защитить и свой дом, и свою страну, уничтожая этих предателей. Дай мне протезы и расскажи, как ты это все придумала.

Пока Алетта все объясняла, Константин проверил ремни и деревянные ноги.

— Крайне изобретательно. Думаю, что с помощью костылей я смогу передвигаться, а сейчас мне удастся, по крайней мере, постоять в вертикальном положении. Пришли ко мне Йозефа. Мне не терпится сделать первый шаг.

— Он поднимется незамедлительно.

— Подожди минутку!

Алетта, подходившая к двери, остановилась и оглянулась через плечо.

— Да?

— Спасибо тебе, от всего сердца. — В голосе его послышалось удивление. — Почему ты так много делаешь для меня?

Девушка твердо выдержала взгляд Константина. Он по собственной воле разрывает оковы. Через Питера молодой человек возобновил связь с внешним миром, и теперь лишь вопрос времени, когда он выйдет сначала из своей комнаты, потом из своего дома и вернется в Делфт с чувством вновь обретенного собственного достоинства. Скоро ему не потребуется ее помощь.

— У меня есть на это свои причины, — призналась Алетта, возвращаясь в комнату. — Я отказалась от мечты стать художницей, когда уезжала из Амстердама. Во время несчастного случая у моста я находилась в дилижансе, с которым столкнулась ваша карета. Не могу точно сказать почему, но, увидев вас без чувств в тот день, я загадала, что моя жизнь не придет в норму до тех пор, пока вы не возвратитесь к своей.

— Значит, я сдерживаю тебя?

Алетта улыбнулась.

— Уже нет. Я верю, что мы оба на пути к лучшему.

— Садись и расскажи мне, что произошло в Амстердаме.

Она повиновалась. Когда Алетта закончила свой рассказ, холодность между ними снова растаяла.

— Так что иногда я смогу делать кое-какие зарисовки.

— Есть еще кое-что, о чем я хочу спросить. Поскольку я люблю тебя всем сердцем, ты, конечно же, скажешь мне, почему постоянно носишь чепец?

От этого вопроса у Алетты перехватило дыхание в горле. В глазах Константина светилась любовь, и девушка смутилась, опустила голову, чтобы укрыться от его пристального взгляда. Запинаясь, она объяснила причину страха, жившего в ней так много лет.

— Теперь вы знаете обо мне все, — шепотом закончила она.

— Значит, той ночью на лестнице ты закричала и оттолкнула меня не из-за отвращения?

— Нет! — Алетта вскинула голову в страхе от того, что он предположил. — Этого никогда не будет! Я люблю вас!

Признание вырвалось раньше, чем она успела опомниться, и девушка залилась румянцем. Лицо Константина озарилось такой радостью, что Алетта пришла в недоумение. Он протянул к ней руки.

— Так подойди ко мне, дорогая Алетта! Отныне твое место рядом со мной!

Несколько мгновений она продолжала неподвижно сидеть, потом медленно подняла трясущиеся руки, сняла чепец и решительно вытащила шпильки из волос, которые рассыпались вокруг головы и спустились на спину. Константин видел, каких усилий ей это стоило, и потому девушка стала еще дороже и любимее для него. Наконец она бросилась ему на грудь, обняв руками за шею. Он прижал ее к себе, и поцелуй их был долгим и страстным. Только раз Алетта отстранилась от него лишь для того, чтобы взять ладонь Константина и положить ее на свои волосы.

— Выходи за меня замуж, — пробормотал Константин. — Я так давно люблю тебя.

— Я сделаю это, — нежно ответила Алетта, приложив палец к его губам, заглушая все его возражения, — когда ты сможешь встать рядом со мной в церкви.

— Какая же ты привередливая женщина, любовь моя.

Алетта улыбнулась, вновь отдаваясь его поцелуям. Она не обиделась на эти слова, потому что слышала в них так много нежности!

Начиная с этого дня, для Константина наступило время суровых испытаний и попыток научиться ходить, а Алетта с Йозефом постоянно подбадривали его. Были боль и отчаяние, падения плашмя и бесчисленные синяки. Один раз он разбил лоб, ударившись об угол буфета, а в другом случае упал навзничь, но ничто не поколебало его решимости овладеть громоздкими искусственными ногами. Несмотря на мягкие прокладки, на обрубках появлялись болезненные волдыри, пока они не стали кровоточить; но как только Йозеф менял повязки, Константин вновь пристегивал протезы, и все начиналось сначала. Он уже не оставался в своей комнате, а ковылял и бродил, шатаясь, по всему этажу. Несмотря на смертельную усталость, Константин дежурил по очереди с Йозефом на случай, если объявятся вдруг незваные гости, но снег оставался чистым, и постепенно они поверили мнению Питера, что ничего не случится до весенней оттепели.

Для Сибиллы явилась потрясением новость, что на оставшиеся две недели до свадьбы ей следует переехать в дом ван Янсов под наблюдение будущей свекрови.

— Но тебя ведь там не будет! — возразила она Адриану.

— Нет, конечно, я не могу там жить. Я буду в доме моей сестры.

— Но почему я не могу пойти под венец из родительского дома?

Она рисовала в воображении, как Франческа помогает ей надевать свадебное платье, совсем как сделала бы мама, будь она жива. Грета, возбужденная почти так же, как она, стояла бы рядом, подавая нужные вещи… А как же бедная старушка Мария, договорившаяся с Хендриком, что ее кресло поставят в приемном зале, откуда она смогла бы увидеть, как невеста спускается по лестнице? Адриан уже пообещал ей, что одна из карет доставит в церковь Франческу с Марией. Он не знал, что поедет и Грета. В доме ван Янсов было множество слуг, и показалось бы неслыханным предоставить кому-либо из них такую честь.

— Моя дорогая девочка, — ответил Адриан, — это необходимо при замужестве. Ты уже доказала, что способна завоевать сердца окружающих, но моя мать хочет показать тебе, как управлять богатым домом и многочисленной домашней челядью, и где лучше сделать это, как не в доме моего детства?

— Хорошо, — неохотно согласилась Сибилла. Она гордилась домом на Херенграхт, где им предстояло жить, хотя и жалела, что он расположен всего через пять домов от пенатов родителей жениха. Обиду вызывал также и тот факт, что она не сама выбирала обстановку для дома, так как Адриан — по совету матери — нанял консультанта для решения всех вопросов. — Но я хочу, чтобы одеваться к свадьбе мне помогала Франческа. И никто другой!

— Все, что пожелаешь.

Они сидели вдвоем в приемной, дверь в соседнюю гостиную оставалась приоткрытой ради приличия, и там находились родители Адриана с гостями. Сибилла понизила голос, и это означало, что фрау ван Янс не сможет услышать их разговор, как бы ни напрягала слух.

— Есть еще кое-что, — произнесла Сибилла задумчиво.

— Так скажи мне, любовь моя.

— Какой ты милый! — Она уставилась на Адриана, отвлекая его внимание и думая про себя, что он красив, как гипсовый Аполлон ее отца. — Нам нужно поговорить совершенно откровенно.

Адриан гадал, что она затевает. Сибилла была непредсказуемой. Она уже сообщила ему, что не хочет обзаводиться детьми, пока не сносит пятьдесят пар бальных туфелек. Но поскольку он намерен как можно скорее увидеть рождение сына, ее танцевальные дни начнут отсчитываться только после этого события.

— Что ты хочешь обсудить со мной?

— Когда ты собираешься уладить дело с долгами моего отца и освободить сестру от принудительного замужества?

— Я не собираюсь этого делать, — с такой же прямотой ответил Адриан, увидев, что время увиливания кончилось. — Я надеялся, что за месяцы после нашей помолвки ты, как будущая жена банкира, сама поймешь, что нельзя выбрасывать деньги на причуды.

— На карту поставлено будущее моей сестры!

— Не драматизируй события. В нее страстно влюблен состоятельный человек. После заявления ван Девентера, сделанного присутствующим за обеденным столом, он известил всех влиятельных лиц, что Франческа — его невеста. Сейчас нет способов прервать помолвку.

— Есть, если только ты одолжишь моему отцу необходимую сумму.

— Об этом не может быть и речи. Ван Девентер имеет больше прав на поддержку банка ван Янсов.

— Но Людольф был капером и делал ужасные вещи!

На лице Адриана появилось холодное выражение.

— В политику банка не входят вопросы о прошлом вкладчика и о том, как он сделал свои деньги. Я забуду то, что ты сказала. — Он обвил рукой талию девушки и, притянув к себе, стал целовать виски, глаза и уголки губ. Его голос стал нежным и убедительным. — Подумай только, как будет хорошо, что твоя сестра переедет жить в дом поблизости от нас.

Сибилла подставила губы, отвечая на более страстный поцелуй, так как ей нравилось целоваться с ним. Одна черта, особенно раздражавшая девушку в Хансе, заключалась в том, что он ни разу не попытался поцеловать ее, хотя она предоставляла ему не одну возможность. Пока Адриан бормотал всякого рода чудесные обещания, Сибилла подсчитывала, сколько месяцев остается сестре до вступления в Гильдию. За это время она передаст большую часть своего содержания Хендрику, чтобы он смог выплачивать долг Людольфу из месяца в месяц. Адриан никогда не узнает об этом.

Когда на следующий день Сибилла поведала обо всем Хендрику, объяснив, что это — единственный оставшийся способ, он с гневом обрушился на семью ван Янсов.

— Стяжательская, скупая, симпатизирующая Франции семейка! — рычал он, потрясая кулаками. — Они не имеют права называть себя голландцами! Подумать только! Их женам приходится приносить себя в жертву, чтобы помочь своим родственникам в беде!

— Успокойся, отец, — нетерпеливо произнесла Сибилла. — У них и в мыслях такого нет. Это мой личный выбор и единственный способ избавить Франческу от ужасного замужества. Тебе лучше не говорить Людольфу о выплате до тех пор, пока у тебя не будет на руках денег на первый взнос.

Хендрик успокоился.

— Жаль, что я не могу внести свою лепту и уменьшить твое бремя. Я продал бы портрет Титуса кисти Рембрандта, если бы получил что-то стоящее за него, но Виллем говорил мне давным-давно, что может выручить за него сотни три-че-тыре гульденов.

— Остается меньше недели до моего нового положения! И мне не хотелось бы, чтобы ты продавал это полотно. Оно в нашем доме столько, сколько я помню себя, и маме очень нравился этот портрет. — Сибилла поцеловала отца. — Все будет хорошо. Положись на меня.

Ханс закончил групповой портрет команды городской стражи. Сибилла пошла взглянуть на эту работу за день до того, как ее должны были перевезти из церкви в штаб народного ополчения. Когда она пришла, Ханс сворачивал льняное полотно в пятнах краски, на котором все это время стоял мольберт.

— Мышь уже на картине? — нетерпеливо спросила она.

— Да.

Сибилла вглядывалась в нижние и верхние части огромного полотна, испытывая ощущение, будто ей знакомы каждый штрих, каждая морщинка от смеха и толстые щеки с двойными подбородками у мужчин, изображенных на нем, но она по-прежнему не могла отыскать мышь.

— Я не вижу ее! — Сибилла пришла в отчаяние.

— Смотри внимательнее. — Ханс положил сложенное полотно на рабочий стол и начал собирать свои вещи, уже лежавшие в стороне от красок, кистей и других материалов, принадлежавших Хендрику.

— Ты должен подсказать мне!

— Нет, смотри и думай.

— Это несправедливо. Почему ты не соглашаешься? Сегодня у меня последний шанс найти мышь. Я переезжаю в дом ван Янсов.

— До Нового года портрет можно рассматривать в штабе народного ополчения.

— Какая мне от этого польза? У меня не будет времени пойти туда, а даже если и пойду, там будет совсем не так, как здесь. — Она пыталась подольститься к Хансу. — Будь умницей, Ханс. Ты обещал, что скажешь мне.

— Накануне твоей свадьбы и ни днем раньше.

Слезы выступили на глазах девушки.

— Ты жестокий!

Ханс сухо улыбнулся, припомнив, как она мучила его своим кокетством, своими соблазнительными уловками и насмешками, описанием богатой жизни, которую ей предстоит вести.

— У меня не было намерений быть таким. Я желаю тебе добра, Сибилла. Пусть сопутствует тебе счастье, к которому так стремится твое сердце.

Возможно, когда-нибудь мы встретимся вновь. А сейчас я прощаюсь с тобой.

Рыдания сжали ей горло. Мольба вырвалась судорожным шепотом, свидетельствующим, что она сама понимает, насколько бесполезно произносить ее:

— Не уходи!

Ханс, подходивший уже к дверям церкви, не слышал ее и вышел, ни разу не обернувшись.

В доме ван Янсов мать Адриана несколько часов в день давала Сибилле наставления. Девушке казалось, будто она снова под опекой Марии, за исключением того, что сейчас она не осмеливалась возражать. Она стала с еще большим нетерпением ожидать дня свадьбы, когда после церемонии и небольшого празднества Адриан умчит ее в их собственный дом.

Он раз в день навещал ее, но фрау ван Янс ни на минуту не оставляла их наедине. Сибилла не могла понять, почему. Неужели она боялась, что на последней стадии страсть захлестнет их? Или ее материнская ревность достигла высшей точки? Совершенно неожиданно как-то утром сестра Адриана, прибывшая вместе с ним, упомянула, что они направляются в штаб ополчения взглянуть на великолепный групповой портрет работы сэра Хендрика, о котором говорят все вокруг.

— Ты должна гордиться успехом своего отца, Сибилла, — снисходительно бросила она.

— Мне так хотелось бы посмотреть на портрет в его окончательном варианте, — с надеждой в голосе произнесла Сибилла.

— Тогда поедем со мной и Адрианом.

Слабая надежда девушки увидеть там Ханса исчезла, как только она увидела, что Хендрик поставил на произведении свою подпись — что было его полным правом, — и Ханс никогда не услышит похвалы за свою долю трудов. Сибилла услышала несколько замечаний, подтверждающих ее собственное мнение, что пять стражников, полностью написанных Хансом, были самыми живыми и яркими на картине. Хотя, впрочем, она не обращала особого внимания на сам портрет, так как нетерпеливо искала повсюду неуловимую мышь. Она прикусила губу от разочарования, когда ей пришлось покинуть зал, не добившись успеха.