Золотой тюльпан. Книга 2

Глава 16

Константин, сидевший среди подушек, взглянул в сторону двери, услышав, что она открывается, и отложил в сторону книгу. Вошел его отец со сложенной запиской в руке.

— Приехала Изабелла, — сказал гер де Вер. — Она с родителями прибыла примерно полчаса назад. Мы с твоей мамой разговаривали с ними.

— Значит, Изабелла все-таки приехала, — сухо заметил Константин.

Девушка довольно регулярно писала ему, нежно подбадривала и сообщала новости об общих друзьях. У нее было множество отговорок, почему она не приезжает повидаться с ним, — начиная от опасности путешествия в плохую погоду до возможной с минуты на минуту кончины прабабушки.

— Она хочет, чтобы ты сначала прочитал то, что она написала. — Гер де Вер протянул письмо.

Когда ни единого движения не было сделано, чтобы взять его, он положил послание на одеяло. Константин взмахом руки смахнул его на пол.

— Тебе следует прочитать это, сын мой.

Константин взглянул на печальное лицо отца, обрамленное седым париком.

— Зачем? Я знаю, что в нем. Она теперь не хочет быть моей женой.

Гер де Вер тяжело опустился на стул у кровати и сложил на коленях руки.

— Изабеллу можно заставить выполнить брачный контракт. Закон на твоей стороне.

— Я никогда не женюсь на женщине против ее воли.

— Они упомянули сумму, в два раза превышающую приданое, в качестве компенсации.

— Я не желаю ни единого стивера. Я освобождаю Изабеллу от всех обязательств по отношению ко мне. Больше мы ничем не связаны.

— Как давно ты догадался, что она передумала?

— Когда она не приехала повидаться со мной, как только представилась возможность. Я продолжал надеяться, что потеря ног не изменит отношений между нами, хотя в глубине души знал, что обманываю сам себя. «Великая буря» дала Изабелле отличный предлог избежать визита ко мне, а сейчас, когда иссякли все возможные отговорки, ей пришлось приехать. Ты должен был догадаться об истинном положении вещей, отец, даже если мама не в состоянии представить, что кто-то может отказаться от ее сына.

Гер де Вер вздохнул и провел кончиками украшенных перстнями пальцев по лбу.

— Мы узнали все накануне дня Святого Николаса. Отец Изабеллы написал, что ни при каких условиях не позволит дочери выйти за тебя замуж. Тогда ты был слишком слаб, чтобы узнать об этом, а после мы продолжали надеяться, что он изменит свое решение.

Константин насмешливо улыбнулся.

— Бедняга обеспечил прикрытие Изабелле. Это было ее собственное решение и веление ее матери, но ни в коем случае не его. Он — мягкий человек, слишком добрый для такой жены, как у него.

Я уверен, он приехал бы проведать меня, если бы жена и Изабелла не запретили ему это. И все же он, должно быть, заставлял Изабеллу собственноручно вернуть мне мое кольцо, иначе я сомневаюсь, чтобы она вообще приехала.

— Я тоже так считаю.

Константин отбросил в сторону одеяло.

— Отец, помоги мне пересесть в кресло. Я не хочу выглядеть прикованным к постели, когда появится Изабелла. Найди рубашку и все остальное, что нужно. Я надену куртку и штаны из темно-красного бархата.

Как только его отец вытащил из комода одежду, Константин стянул через голову ночную рубаху и сунул ее под подушки подальше от глаз. Обычно сиделка приносила все что нужно, если он хотел посидеть в кресле, но сейчас отец помогал ему. Юноша научился довольно ловко и быстро одеваться в кровати и натягивать штаны. Когда он был готов, отец перенес его в обитое кожей массивное кресло с широкими подлокотниками, в котором его мать провела так много часов. Константин убрал широкий ремень, обычно он пристегивался им, так как несколько раз, забыв о своем увечье, после чтения или легкой дремоты машинально пытался встать на ноги и падал.

— Убери куда-нибудь ремень, — попросил он отца.

Ему невыносима была мысль, что Изабелла увидит его привязанным. Плед, обернутый вокруг Константина, являлся единственным признаком, по которому посетительница могла понять, что молодой человек не совсем такой, каким был во время их последнего свидания.

— Скажи Изабелле, чтобы она поднялась одна, отец.

— Хорошо.

Гер де Вер гадал, спускаясь по лестнице, не надеется ли Константин вернуть Изабеллу, переговорив с ней наедине. Она станет его первым посетителем, хотя он уже давно окреп настолько, что мог бы принимать их и раньше. Казалось, будто он ждал эту девушку и был не в состоянии начать без нее приспосабливаться к новой жизни. Константин извелся от нетерпения. Несколько месяцев он оставался пленником этой спальни — сначала из-за своей слабости, потом из-за упрямого нежелания позволить слугам отнести его вниз, словно какого-то младенца в коляске. Он стоически перенес период выздоровления, но сейчас, ожидая пока Изабелла неохотно переставляла ноги, поднимаясь по лестнице, ему казалось, что прошла целая вечность. Отец оставил дверь приоткрытой, и на долю секунды раньше, чем Изабелла увидела его, Константин заметил ужас в ее глазах, когда она, надеясь увидеть его в постели, взглянула на кровать. Может, она полагала, что ничто не прикрывает его обрубки? Затем Изабелла увидела его, и облегчение отразилось на ее чистом бледном лице с темно-синими глазами и розовыми губками, влажными, словно устрицы, готовые к подаче на столе.

— Как хорошо ты выглядишь, Константин! Похудел, но это тебе идет.

Он протянул ей руки, но она сделала вид, будто не заметила, усаживаясь на стул, заранее поставленный его отцом, и нервно теребя кружевной воротник голубого платья. Она сжимала какую-то небольшую вещицу в левой руке, и Константин догадался, что именно.

— Ты не носишь кольцо, которое я подарил тебе в день помолвки. — Его разозлил тот факт, что она предпочла не надевать кольцо на палец, а зажала в руке, словно дешевый подарок с ярмарки. Если она твердо решила вернуть кольцо, то ей следовало бы с достоинством снять его с пальца в такой же интимный момент между ними, в какой он подарил ей его, как бы не изменились обстоятельства.

— Как я сообщала в письме…

— Я не читал его. Я хочу услышать из твоих уст, почему ты не хочешь выходить за меня замуж. — Константин безжалостно наблюдал за ней, не собираясь щадить ее чувств.

Изабелла, испытывая неловкость, густо покраснела.

— Я поняла, что мои чувства на самом деле не так глубоки, как мне казалось. Иногда люди ошибаются в любви.

— Значит, это не имеет ничего общего с тем, что я потерял обе ноги?

В ее глазах промелькнул виноватый огонек, затем она слишком поспешно покачала головой.

— Конечно же, нет!

— Ты встретила кого-то еще?

— Нет.

— Тогда на нашем пути нет никаких препятствий. Мы слишком долго находились вдали друг от друга, Изабелла. Вот и все. — Он специально понизил голос, заставив его звучать нежно и мягко. Прежде подобный тон всегда производил на нее эффект. Если бы она сидела хоть немного поближе, он мог бы прикоснуться к ней. Он знал, как возбудить в Изабелле дикое желание своими ласками. — Вспомни, как мы последний раз занимались любовью, спрятавшись за лестницей во время скучнейшего приема у твоих родителей!

— Ради всего святого, говори тише! — Изабелла в панике привстала со стула и взглянула на дверь, которую не закрыла за собой. — Мама, возможно, уже поднимается сюда! Мне позволили провести с тобой всего несколько минут наедине!

— Или тогда, в розарии? — настаивал Константин, но уже без насмешки в голосе, так как неожиданно вспыхнула надежда в его душе и ему показалось, будто он сможет вернуть девушку.

В глазах Изабеллы отразилась боль.

— Те дни ушли навсегда. Я действительно любила тебя тогда, Константин. Наверное, все еще люблю.

— Так дай мне кольцо, зажатое в руке, и позволь снова надеть его тебе на палец.

Изабелла разжала руку и взглянула на кольцо, лежащее на ладони, — большой изумруд в окружении жемчуга играл всеми цветами моря.

— Нет, — ответила она глухим от горя голосом.

— Почему? Ничего ведь не изменилось.

— Изменилось. — Она подняла темно-синие глаза, залитые слезами, но губы ее бессознательно скривились от отвращения. — Я никогда не выйду замуж за половину человека.

На мгновение у Константина промелькнула мысль, как легко было бы соскользнуть с крайней точки гнева к убийству. Не в состоянии говорить, он протянул вперед руку. Изабелла отошла от стула, чтобы передать ему кольцо, и оказалась, в конце концов, в пределах его досягаемости. Он схватил ее за руку и с такой силой потянул к себе, что Изабелла упала на него. Кольцо покатилось по полу, а кресло закачалось, грозя перевернуться. Прежде чем девушка успела освободиться, Константин запустил пальцы в ее волосы, удерживая голову, и страстно поцеловал. Поглощенные борьбой, ни один из них не услышал, как мать Изабеллы вошла в комнату и пронзительно вскрикнула от возмущения.

Женщина бросилась вперед и ударила Константина по голове. А когда она вырвала из его рук свою дочь, он пошатнулся вперед и начал клониться вниз, не в силах удержаться в кресле. Он упал лицом на пол, приземлившись с глухим стуком и неуклюже раскинув руки в стороны. Изабелла закричала и инстинктивно хотела опуститься на колени перед ним, но заколебалась, когда поняла, что прикрывающий его плед сейчас завернулся под ним. Увидев Константина без ног, которым раньше он был обязан таким прекрасным ростом, что ей приходилось вставать на цыпочки во время поцелуев, она снова зашлась истеричным криком. Мать, крепко схватив за руку, потащила девушку из комнаты. Константин слышал, как пронзительные крики возобновились с новой силой, пока ее тянули вниз по лестнице. И тогда первый раз после несчастного случая — и за всю свою жизнь — он заплакал, лежа на полу.

Вечером, когда Алетта, прежде чем задернуть шторы, бросила взгляд через площадь, ей показалось, что сердце остановилось в груди. В окне Константина не было света. Весь дом погрузился в темноту. Утром ее опасения подтвердились. Он уехал из Делфта, и пока что никто не знал куда.

Сибилла по-прежнему считала, что ее единственный шанс найти богатого мужа лежит в доме Корверов, но сейчас она не бывала там столь часто, как прежде, потому что девушки вышли замуж и покинули отцовский кров. И все же она ни на минуту не забывала, что тетя Янетье встретилась со своим мужем именно там. Это давало ей надежды. Она больше не ждала приглашений от Людольфа после окончания его траура и винила в том отца. Хендрика вряд ли можно было назвать любезным, когда Людольф взял на себя труд и зашел к ним сообщить, что видел Франческу в Делфте. Если Хендрику приходилось встречаться со своим покровителем по делам, он всегда впадал в дурное настроение.

— Почему обязательно нужно хмуриться, как только дело касается Людольфа? — спросила она как-то отца. — Он покупает твои картины, а ты явно даешь понять, что он тебе не нравится.

— Будь моя воля, мои картины висели бы в любых других домах, кроме его, — проворчал в ответ Хендрик.

— Но почему? Тебе следует быть особенно внимательным к нему, так как он в трауре.

— Ха! — Хендрик издал глухой ироничный смешок и скрылся в своей мастерской, с шумом захлопнув за собой дверь.

Тетя Янетье прислала каждой племяннице по золотому браслету на последний праздник Святого Николаса, причем все они отличались друг от друга рисунком. Подарок запоздал и попал в Амстердам только перед самым новым годом. Два браслета — для Франчески и Алетты — посылать почтой не стали, а хранили до приезда Франчески домой на Рождество; но из-за снежной бури ее визит задержался. Сибилла особенно гордилась своим браслетом, так как он представлял собой самую красивую вещь, которая когда-либо была у нее, и пристрастилась носить его каждый день. Ей нравилось ощущать его прикосновение к запястью и слышать нежный звон каждый раз, когда она притрагивалась к чему-нибудь рукой. Мария не одобряла этой привычки.

— Подобные украшения просто так не носят, Сибилла. Если ты не будешь хранить его для особых случаев, то когда-нибудь потеряешь, запомни мои слова!

Сибилла не обратила никакого внимания на предостережение. Ей всегда нравилось быть элегантной, инстинкт подсказывал, что ей идет. Она вспоминала, как ребенком удивлялась, когда навещавшая их родственница не надевала все свои драгоценности: сейчас она знала, что одно единственное украшение способно оттенить безукоризненную красоту шеи или руки. Каждый раз, играя на виоле, она осознавала, что блеск золота на запястье подчеркивает ее грациозные движения, как будто звенья браслета начинают танцевать под музыку.

В конце концов, опасения Марии сбылись. Сибилла потеряла браслет где-то между домом Виллема и своим. Она ходила по поручению отца и хорошо помнила, как с гордостью взглянула на браслет, натягивая перчатки, когда Виллем прощался с ней. По пути домой она не делала никаких покупок, что явилось огромным облегчением, потому что она — так же, как и ее отец — ненавидела нести что-нибудь по улице и не испытывала удовольствия от болтающейся на руке корзинки с капустой или свисающим из нее рыбьим хвостом. К счастью, Грета взяла на себя хождение по лавкам и рынку, что одобрила даже Мария, которой с возрастом делать покупки становилось труднее. И именно в тот момент, когда Сибилла радовалась, что Грета сама пошла к мяснику, освободив ее от этой обязанности, она ощутила пустоту на запястье. Девушка приподняла обшлаг перчатки и резко вскрикнула. Бесценный браслет исчез.

Сибилла заволновалась, судорожно срывая перчатку и закатывая рукав. Она неистово потрясла края плаща и юбки, на случай, если браслет упал и запутался в одежде, но ожидаемого приятного звона от падения на булыжную мостовую не последовало. В отчаянии Сибилла пошла обратно, тщательно осматривая все вокруг. Такой мелкий предмет легко можно было отшвырнуть ногой и даже не заметить этого. Поэтому она по несколько раз осматривала одно и то же место, медленно возвращаясь по пути, которым шла. Трудности начались, когда ей пришлось пересекать дорогу, так как извозчики кричали на нее, а некоторые экипажи проносились, не сбавляя скорости. Потом она оказалась среди стада овец, которых гнали с рынка домой. Сибилла почти дошла до дома Виллема, когда кто-то заговорил с ней.

— Юффрау Виссер! Что вы потеряли? Может быть, я смогу помочь?

Сибилла подняла голову и увидела мужчину лет сорока пяти — сорока семи, чье лицо показалось ей знакомым, хотя она не могла вспомнить, где они встречались. Потом до нее дошло.

— Гер Сенте! Мы сидели рядом во время званого обеда у гера ван Девентера в мае прошлого года! О, у меня такие неприятности. Я потеряла золотой браслет и нигде не могу найти.

— Вы потеряли его только что?

— Нет, я прошла в поисках довольно большой отрезок пути, и все без результата. Осталось только посмотреть за углом дома.

— Я помогу вам, все равно я иду в том направлении. Мне нужно встретить племянника в художественной галерее.

— Галерее Виллема де Хартога?

— Да. Вы, конечно же, знаете его! Сейчас я вспомнил, что ваш отец — художник, а никто другой, как ваша сестра, написала этот прекрасный портрет ван Девентера.

— Верно. В последний раз я видела свой браслет, выходя из дома Виллема.

— Тогда нам, возможно, повезет, и мы найдем его где-нибудь поблизости.

Сенте искал так же старательно, как и Сибилла, но к двойному пролету лестницы, ведущей к входу в галерею Виллема, они пришли без желаемой находки. Они решили, что, возможно, Сибилла обронила браслет внутри, и когда дверь открылась, девушка поспешно вошла в прихожую. Горничная, открывшая им, ничего не знала о какой-либо найденной вещи, но гер Сенте сказал, что они спросят у ее хозяина. Он был рад возобновить знакомство с Сибиллой, хорошенькое личико которой и живая болтовня доставляли ему удовольствие за столом ван Девентера в тот бесконечный для него вечер, так как он не танцевал и не играл в карты. Вечер, который превратился в трагедию из-за смерти Амалии ван Девентер. Не будь он убежденным холостяком, вероятно, принялся бы ухаживать за Сибиллой.

Дверь в галерею распахнулась, и первое, что увидела Сибилла, — это ее браслет, лежавший на столике сбоку от двери.

— Его нашли! — воскликнула она и, подбежав, зажала дорогую ей вещицу в руке.

Виллем кивнул ей.

— Значит, это — ваш браслет? Я так и подумал. Если бы вы не вернулись, я отослал бы его вам домой.

— Это вы нашли его?

— Нет, я, — ответил незнакомый мужской голос.

Сибилла обернулась и увидела человека, которого искала так же усердно, как и браслет. Высокий, светловолосый, худощавый, с приятной внешностью, он всем своим видом — от шляпы с белым пером и широкими полями, загнутыми, словно огромное блюдце, до башмаков, застегивающихся на пряжку с бриллиантом, и перстня с огромным рубином на пальце — говорил о своем богатстве.

— Позвольте мне представить вам моего племянника, юффрау Виссер, — заговорил гер Сенте. — Это сын моей сестры, Адриан Янс.

Домочадцы Виссера, хорошо знавшие Сибиллу, заметили бы, что она уже сияет тем особым очарованием, которое могла напускать по желанию. Имя ван Янса пользовалось особым уважением в Амстердаме, в его роду были банкиры и купцы, и этот факт только удваивал изумление Сибиллы, что молодой человек столь богатого происхождения находится в одной комнате с ней. Она сделала реверанс, а он поднял ее за руку, производя обычный принятый ритуал. Пока он произносил слова о том, какая это для него честь — познакомиться с ней, Сибилла не сводила с него круглых голубых глаз, сиявших сдерживаемыми слезами благодарности.

— Как чудесно, что вы нашли мой драгоценный браслет! С ним связана глубочайшая личная привязанность, так как его прислала из Флоренции моя тетя, которую я очень люблю с детства.

— Я распознал в нем работу флорентийцев.

— Где вы нашли его?

— У подножия лестницы на улице. По-моему, там ослабла застежка.

Он склонился к девушке, и они вместе принялись рассматривать браслет.

— Да, вы правы, — согласилась Сибилла, думая в этот момент, что он, должно быть, побрился перед выходом из дома, так как от кожи исходил запах свежести, чистоты и легкий аромат вербены. Было трудно удерживать взгляд на браслете, в то время как его, словно магнитом, притягивал молодой человек, но она многое усвоила насчет соблазнения мужчин с тех пор, как Якоб безумно влюбился в нее, и показаться слишком нетерпеливой было бы ошибочно.

— Я сразу же поеду к ювелиру, и он починит застежку.

— Позвольте мне подвезти вас. Моя карета ждет на улице.

Сибилла благодарно воскликнула:

— Вы невероятно добры!

— Простите, но мне надо окончательно договориться с гером де Хартогом по поводу кое-каких произведений искусств, которые мы обсуждали в момент, когда вы появились.

— Да, конечно.

Гер Сенте поболтал с ней, пока они ждали, когда его племянник и Виллем закончат дела. Сибилла видела, что Адриан купил одно полотно Рафаэля и шесть рисунков Микеланджело. Вкус его явно тяготел к итальянской школе. Виллем обещал обеспечить доставку, и стало ясно, что Адриан — ценный покупатель. Ей казалось, будто ноги ее едва касаются земли, пока они выходили с дядей и племянником из дома. Карета, запряженная четырьмя гнедыми, была намного искуснее украшена и более пышно позолочена, чем экипаж Людольфа. Будь Сибилла в менее возбужденном состоянии, то подходя к дому Виллема, она получше рассмотрела бы великолепный выезд. Как во сне Сибилла опустилась на сиденье, обитое темно-синим бархатом, и с удивлением обнаружила, что крыша над ней состоит из панелей с изображением мифологических сцен. Гер Сенте сел напротив, а Адриан — рядом с ней.

— Мы едем к лучшему ювелиру города, — заверил он Сибиллу.

Она заволновалась. У нее в кошельке всего несколько стиверов, явно недостаточных, чтобы заплатить за дорогостоящую починку. Девушка рассчитывала, что гер Корвер сделает это бесплатно.

— Я предпочла бы ювелира, известного мне, — быстро вставила Сибилла, — это торговец бриллиантами, которого я хорошо знаю, потому что он живет на той же улице, что и я.

— Как его зовут?

— Гер Корвер.

— Я слышал о нем. У него хорошая репутация. Меня это тоже устраивает. Интересно, что он может предложить мне. — Он взглянул на гера Сентса. — Вы как, дядя? Не возражаете, если мы задержимся и посмотрим кое-какие вещички?

— Ни в коем случае. Мое время принадлежит мне одному.

Когда Адриан назвал кучеру изменившийся адрес, Сибилла чуть не заерзала на месте от восторга. Она не только привезет геру Корверу нового, очень богатого покупателя, но и проведет время с Адрианом, а также сможет проявить восторженный интерес к выставленным бриллиантам, и молодой человек в подходящий момент в будущем вспомнит об этом. Сибилла видела, что он уже увлекся ею. Она очень хорошо знала подобные признаки. Никогда раньше, с тех пор, как она вступила в пору женственности, Сибилла не была так рада, что до сих пор была сдержана в проявлении своих чувств к молодым людям. Она подарит будущему мужу девственность, а он ей свое богатство. Это будет лучшая из сделок. Все эти мысли вихрем пронеслись у нее в голове, пока она бросала веселые взгляды на мужчин, ведущих оживленную беседу, и старалась выглядеть очаровательной.

Все шло превосходно. Пока помощник гера Корвера чинил застежку браслета, Адриану показывали наборы бриллиантов, подходящих для вставки в пуговицы на куртках. Сибилла удивила его, рассуждая со знанием дела о различных видах огранки и оттенках бриллиантов, но ему не следовало знать, что она уже давно интересовалась драгоценностями, чтобы быть готовой носить эти прекрасные камни, когда придет время.

— Откуда вы так много знаете о бриллиантах? — с интересом спросил Адриан.

Улыбаясь, она предложила геру Корверу ответить за нее.

— Сибилла бывала в моем доме с тех пор, как научилась ходить, и слышала о торговле бриллиантами столько же, сколько мои собственные дети. Затем, чуть позже, — добавил он, подмигнув девушке, — я время от времени позволял ей заходить в мастерскую.

Сибилла с озорным смешком повернулась к Адриану.

— Я была не очень послушным ребенком, вот почему до этого вход туда мне запрещался.

— Значит, вы изменились, — с игривой улыбкой сказал Адриан.

— Во всяком случае, внешне — да, — ответила Сибилла.

Гер Корвер, видя, что никакой продажи не состоится, если Сибилла будет продолжать свои уловки, заставляющие Адриана забывать обо всем на свете, кроме нее, выложил еще два набора бриллиантов.

— Вот эти из Индии, — сказал он, пытаясь привлечь внимание молодого человека к сверкающим камням.

Окончательный выбор занял довольно значительное время, но ни Адриан, ни Сибилла не хотели торопиться. Несколько раз гер Сенте, нетерпеливо ожидающий в кресле, вытаскивал часы и посматривал на циферблат. Наконец, Сибилла услышала от Адриана, что бриллианты станут пуговицами на вечернем камзоле цвета лунного света, и предложила набор вырезанных в форме розы камней с персиковым отливом, заметив, что они полны тепла. Внесли графин с вином, обычный при завершении сделки, что дало Сибилле время скрепить новое знакомство с Адрианом. Девушка тактично отошла, когда мужчины начали обсуждать цены, поэтому понятия не имела, в какую сумму они обошлись: хотя какой-то намек на их ценность дали венецианские бокалы пятнадцатого века, которые гер Корвер выставлял только для особых клиентов и в случае крупных сделок. Возможно, он также впервые в своем доме принимал члена семьи ван Янсов. Выйдя на улицу с надежно закрепленным на запястье браслетом, Сибилла отклонила предложение подвезти ее в карете, сказав, что пройдет пешком небольшое расстояние от моста до своего дома. Адриан вызвался проводить ее, на что она и рассчитывала, и они неторопливо пошли по улице, в то время как гер Сенте ехал в громыхавшей позади карете. У дверей Адриан упомянул, что выводит сестру на музыкальное собрание в благотворительных целях, назначенное на следующий день. У него есть лишние билеты. Не хотела бы Сибилла придти вместе с отцом в качестве гостей? Девушка всем своим видом изображала нерешительность до тех пор, пока не ощутила с уверенностью, что ее отказ приведет молодого человека в отчаяние. Затем согласилась. На этой счастливой ноте они расстались.

Как только Сибилла очутилась дома, она тут же пустилась в какой-то дикий пляс, хлопая в ладоши и заливаясь радостным смехом. Она протанцевала в мастерскую Хендрика и только там вспомнила, что отца в этот день нет дома. Поэтому девушка помчалась в кухню, где на своем любимом месте у камина дремала Мария. Старая женщина от неожиданности подскочила, когда Сибилла с треском захлопнула за собой дверь.

— Я нашла его! — в голосе Сибиллы слышалось ликование, она обняла старую няньку и расцеловала ее в обе щеки.

— Кого, дитя мое? — удивленно воскликнула Мария, еще не совсем придя в себя после резкого пробуждения.

— Мужчину, за которого я выйду замуж! — Сибилла отстранилась и присела в низком реверансе. — Ты видишь перед собой будущую фрау ван Янс!

— О, бог мой! — Мария прижала руки к полной груди, словно пытаясь успокоить сердце. — Не шути так со мной!

— Я не шучу. Я встретила его, и это правда. — Сибилла опустилась возле Марии, положив голову на ее широкие колени, потом взглянула в покрытое морщинами лицо. — Он уже влюбился в меня.

— Мое дорогое дитя, — печально произнесла Мария, поглаживая золотистые локоны девушки, — если он именно из той семьи Янсов, этого брака никогда не будет. Деньги женятся на деньгах. У тебя нет приданого.

— Мама оставила кое-какие деньги для Франчески, Алетты и меня.

— Этого очень мало. От твоего отца будут ждать гораздо большую сумму. По моим предположениям, несколько тысяч гульденов, а также земли и недвижимость в придачу.

— Если Адриан любит меня, приданое не имеет значения.

— Для него, возможно, нет. Но не для его родителей. Забудь эту мечту. Она никогда не осуществится.

Сибилла медленно подняла голову.

— Она должна осуществиться. Никогда больше у меня не будет подобной возможности получить все, что я хочу от жизни. Я знаю, как заставить его желать меня так сильно, что у него голова пойдет кругом, и он преодолеет все препятствия.

— Замолчи! Это бессмысленный разговор. Я уже не слушаю. — Мария безнадежно махнула рукой.

— Нет, не бессмысленный, Мария. Обещаю тебе, что Адриан ван Янс никогда не пожалеет о том дне, когда я стану его женой.

Мария, несмотря на то, что не видела ничего доброго в фантазиях девушки, смягчилась и взяла ее пылающее лицо в свои мягкие ладони.

— Ты всегда была безрассудной и своевольной, — заявила она с напускной строгостью, и губы ее дрогнули.

Сибилла просияла.

— Все будет хорошо, вот увидишь.

Хендрик воспринял новость о завязанном Сибиллой знакомстве с гораздо большим энтузиазмом, чем она ожидала. В отличие от Марии, видевшей только печальное и мрачное, он усмотрел в этом чудесный свет надежды. Богатый зять решил бы все его проблемы. В нужный момент — после того, как Сибилла станет законной женой Адриана ван Янса, — будет довольно просто поведать о своей неудаче в картах, приведшей к ужасной западне, в которой Людольф держал и его, и Франческу. Сумма, необходимая для выплаты долгов, для ван Янса — мелочь, а усилия лучших и самых дорогих в городе адвокатов приведут к признанию брачного контракта, подписанного под принуждением, не имеющим законной силы. Хендрик снова обретет свободу действий, а Франческа так и не узнает, как он чуть не разрушил ее жизнь.

— Я пойду с тобой на это благотворительное собрание, — радостно заявил он Сибилле, и на его лице впервые за многие недели появилось сияющее выражение.

Она взяла его за руку и легонько пожала.

— Я так рада! Я так боялась, что ты будешь занят или не захочешь пойти.

Хендрик улыбнулся ей.

— Если ты действительно любишь этого Адриана ван Янса, я не встану на твоем пути. Тебе потребовалось довольно долгое время, чтобы принять решение.

Мария прервала их обоих.

— Всего два или три часа!

Она заволновалась снова, поняла, что напрасно не проявила твердости. Стоило бы прикрикнуть на девушку и заставить ее выбросить из головы глупые идеи.

Хендрик подошел к ней.

— Не злись, Мария, — добродушно проворчал он. — Я понял, что Анна создана для меня в тот же момент, как увидел ее. Любовь с первого взгляда встречается чаще, чем ты думаешь. Мне кажется, что между этими двумя молодыми людьми произошло что-то особенное сегодня днем, и скоро мы услышим свадебные колокола.

Мария насмешливо фыркнула и загремела тарелками. Никогда сходство Хендрика и его младшей дочери не бросалось в глаза так сильно, как в этот момент. С тем неиссякаемым оптимизмом, который не принимает в расчет возможные разочарования, они уже надели на палец Сибиллы обручальное кольцо.

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, — жестко предупредила она.

К величайшей досаде Марии отец и дочь только рассмеялись.

У дома ван Девентера Питер проверял, как идет укладка плит. Им был назначен хороший старший над рабочими, так что совсем не обязательно было присутствовать там лично, но он хотел увидеться с Нелтье. Юноша получил от Франчески полный отчет о визите Людольфа и попытке прервать ее ученичество. Сейчас, когда она поняла, что Людольф и Гетруд хорошо знают друг друга, она догадалась, что и смена в последнюю минуту ее предполагаемого места жилья в Делфте — тоже дело рук Людольфа, а ее отец просто уступил желаниям покровителя.

Питер, знавший гораздо больше обо всей ситуации, ни в коей мере не усомнился в предположениях девушки. Он был уверен, что Людольф, используя карточные долги Хендрика, буквально шантажировал художника, заставляя выполнять все свои повеления, особенно, в отношении Франчески.

Людольф бродил по саду, наблюдая за работами, и это означало, что Нелтье не появится. Питер с нетерпением ожидал, когда же тот уйдет, но он, казалось, не имел в это утро никаких других дел. Питер не осмеливался послать Нелтье записку, опасаясь, что Людольф проверяет всю приходящую в дом корреспонденцию, прежде чем раздать ее.

Питер несколько раз бросал взгляды на дом, но не заметил появления интересующей его женщины. Судя по тому, что он знал, ее, возможно, уже вообще уволили. Придя в уныние, он оставил старшего рабочего заканчивать укладку и вышел из дома. За первым же поворотом он наткнулся на ожидавшую его Нелтье.

— Я так надеялся увидеть вас! — воскликнул Питер.

— Я так и подумала. Я видела, как вы несколько раз оглядывались на дом.

— Можете ли вы рассказать мне что-либо о связи хозяина с женщиной по имени Гетруд Вольф в Делфте?

— Только то, что она время от времени пишет ему по делам. Юффрау Франческу она упоминала лишь дважды — первый раз, когда та приехала в Делфт, а второй — когда туда же приехала и юффрау Алетта. — Нелтье заметила, как взгляд Питера стал острее, и поняла, что выдала себя. Она дерзко повела плечами. — Да, я читаю его переписку. У меня есть на то особые причины.

— Может быть, если вы доверите мне эти причины, мы сможем в дальнейшем объединить наши усилия.

Несколько мгновений Нелтье внимательно изучала его лицо, размышляя над сказанным. Потом резко спросила:

— Могу я придти к вам домой сегодня вечером?

— Я буду ждать, — ответил Питер и объяснил, как его найти. Нелтье повернулась и, не попрощавшись, быстро направилась домой. Не было смысла терять зря время, так как позже они все равно встретятся. Впервые с тех пор, как Людольф перевернул ее жизнь, она ощутила надежду. Если все пройдет хорошо этим вечером, в лице Питера ван Дорна она обретет сильного союзника.

Нелтье появилась в доме Питера, когда стемнело. Его экономка поставила у камина поднос с чаем и печеньем и ушла. Нелтье испытывала благодарность к Питеру за его радушное, непринужденное поведение. Он никоим образом не торопил ее доверять свои секреты. Это сильно помогало ей. Нелтье допила чай, опустила маленькую чашку из китайского фарфора на блюдце и отодвинула их в сторону.

— В те сумасшедшие годы тюльпаномании я была еще ребенком, — начала она.

Питер слушал, не перебивая и не задавая вопросов, пока Нелтье рассказывала о том, как бесчеловечно был уничтожен черный тюльпан и зверски убит ее отец. Он поразился, услышав, кого она считала убийцей. Нелтье не отрывала взгляда от камина во время своего рассказа. Хотя она не плакала, Питер заметил, что свет огня крошечными искорками отражался в слезах, подступавших к глазам. Жалость к Нелтье переполняла его, и когда она замолчала, он сочувствующе покачал головой.

— Никогда не слышала о более подлом убийстве и предательстве, — сказал Питер. — Вы говорите, что признали в Людольфе младшего из двух мужчин, когда снова встретились с ним. Вы абсолютно уверены, что это был он?

Нелтье медленно повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза.

— Абсолютно уверена. Как я и говорила, когда я увидела его в нашем доме, его внешность показалась мне знакомой, и это заставило меня внимательно изучить черты лица. Вот почему, получив место у моей покойной госпожи, я начала проверять его дела, надеясь найти что-нибудь, обвиняющее его в преступлении. Я не испытывала чувства стыда, читая его переписку с того времени, как мне удалось достать дубликат ключа от его кабинета; первые из них я собрала благодаря терпеливому ожиданию и наблюдению, пока не получила доступ ко всем его личным письмам и документам, где бы они ни хранились. Мне кажется, что сумма, выплаченная за помощь в уничтожении черного тюльпана, позволила ему стать совладельцем какого-то корабля. В конце концов, дела его, должно быть, пошли настолько хорошо, что он приобрел собственное судно, а затем стал судовым маклером. Считали, что в то время, когда шло расследование, он отправился в море. Я никогда не предполагала, что наступит день, когда мне придется призвать его к ответу за второе убийство.

— Второе? — взволнованно переспросил Питер. Нелтье сложила на коленях руки. — На смертном одре я готова поклясться, что Людольф ван Девентер стал причиной смерти жены. Он задушил ее подушкой! Ему необходимо было избавиться от нее, чтобы жениться на юффрау Франческе!

— Что вы такое говорите?

Она рассказала все, что знала. Питер был убежден, что услышанное им, — правда, и начал тщательно расспрашивать о корреспонденции, которую Нелтье проверяла несколько лет.

— Какого рода дела заставляют Гетруд Вольф поддерживать связь с Людольфом?

— Не знаю. Какое-то время она вообще не писала, кроме одного письма, полученного из Делфта несколько лет назад, которое Людольф сразу же сжег. Я нашла пепел в камине и сохранила крошечный уцелевший обрывок бумаги. Я сравнила его с другими письмами, но не нашла ничего похожего, пока она не начала присылать деловые письма три-четыре года назад. Без всяких сомнений, это был ее почерк, и я полагаю, что Людольф сжег не что иное, как любовное письмо. Должно быть, он сообщил ей, что считает слишком рискованным писать в подобной манере.

— Это всего лишь предположение, — практично заметил Питер.

— Это мое мнение. Но вернемся к тому, что она пишет сейчас. Что-то насчет поставок, о которых ей пришел хороший отчет, и о которых ему будет приятно узнать и так далее. Людей она упоминает только под инициалами.

— Возможно, у него доля в ее доме, совсем как раньше в корабле, и Гетруд сообщает о количестве постояльцев, которых берет. Когда я пытался найти жилье во время последнего визита в Делфт, жена хозяина таверны спросила мужа, нет ли у фрау Вольф свободной комнаты.

— Может быть, и так, — согласилась Нелтье. — Я подумала, что упоминания время от времени какого-то корабля означает, вероятно, что он делает для нее капиталовложения.

Питер откладывал в памяти все, что рассказывала женщина. Они еще немного поговорили, потом он проводил Нелтье домой. Она просила его не ходить дальше угла ближайшей к дому ван Девентера улицы, но он постоял, ожидая, пока ее фонарь не скрылся за входом для слуг под двойным пролетом лестницы, ведущей к главной двери. Довольный, что Нелтье благополучно добралась, Питер вернулся домой.

Кое-какие обязанности в роте резервной городской стражи задержали Питера в Амстердаме еще на одну неделю. Теперешний знаменосец собирался жениться; это означало, что вскоре понадобится замена, и Питер слышал, будто было названо его имя. Подобной чести удостаивался только холостяк, так как знаменосец должен был носить самые богатые одежды и красивейшие пояса с золотой или серебряной бахромой. Все это требовало значительных финансовых затрат, и давным-давно пришли к соглашению, что от женатого человека, обремененного другими заботами, нельзя ожидать подобного расточительства. В беседе во время одного из обедов в доме Виссера — до того, как Питеру запретили появляться там, — Хендрик заговорил о единственном случае пребывания в Амстердаме Франса Халса, когда ему поручили нарисовать портрет офицеров городской стражи.

— Халс так тосковал по дому вдали от Харлема, — сказал Хендрик, — и ему настолько не понравился Амстердам, что он написал лишь левую половину картины, а потом уехал домой, поручив кому-то закончить полотно. Но можете быть уверены — знаменосец в кружеве и серебре, белых сапогах с золотистыми шпорами, оранжевом поясе, материи которого хватило бы на женскую юбку, — находится в законченной Халсом части картины. Знаменосец всегда притягивает взор, и Халсу не хотелось перемещать его и тем самым умалять его великолепие.

Питер после того, как к нему официально обратились с предложением стать знаменосцем, согласился, что ему следует дать ответ перед всем отрядом и выбрал момент примерно через час после начала трехдневного званого обеда. На этом пиршестве, где присутствовали только старшие и младшие офицеры, еда и выпивка с речами и тостами, прерывались время от времени музыкой и пением.

— Вы оказали мне большую честь, господа, — сказал Питер, встав со своего места и окидывая взглядом сидящих за столом. — Но я вынужден отклонить почетное назначение знаменосцем, которое было предложено мне.

— Ты тоже женишься? — весело крикнул кто-то за столом.

Улыбаясь, Питер покачал головой.

— Пока что, нет. Причина в том, что в следующие месяцы я буду все реже и реже бывать в Амстердаме, а ведь бывают такие важные случаи, когда присутствие знаменосца необходимо.

Послышался ропот разочарования, но причину посчитали уважительной. Питер снова сел на свое место и часа два-три наслаждался приятной беседой и отличной едой, прежде чем собрался уходить. Когда он уже вышел в прихожую, один из офицеров-приятелей, видевший, как он поднялся из-за стола, поспешил вслед за ним.

— Ван Дорн! Подожди минутку. Ты уже уходишь?

— Завтра я собираюсь возвращаться в Харлем. Надо немного поспать.

— Я не задержу тебя долго, но ты, кажется, знаешь Хендрика Виссера.

Питер поджал губы.

— Я знаком с ним.

— Прекрасно. На последнем собрании, на котором ты не смог присутствовать, было принято решение, что давно пора заказать еще один групповой портрет отряда. Среди нас появилось множество новых лиц, включая и капитана. Предложили, чтобы именно ты встретился с художником, обговорил условия и все такое прочее.

Питер кивнул, радуясь законному предлогу нарушить запрет появляться в доме Виссера, наложенный на него.

— С удовольствием. Интересно, почему выбрали мастера Виссера?

— Кое-кто видел его работы в доме ван Девентера и где-то еще.

— Я зайду к нему завтра перед тем, как выехать из Амстердама, и пришлю затем письменный отчет из Харлема.

На следующее утро в доме Виссера Грета радостно встретила появление Питера.

— Вы так долго не были у нас, господин! Входите.

— Как поживаешь, Грета? — поинтересовался ван Дорн.

— Я просто счастлива. Мой возлюбленный вернулся с моря, и мы обручились. — Возбуждение просто переполняло ее, и Питер сделал вывод, что помолвка состоялась совсем недавно.

— Великолепная новость. Прими мои поздравления!

— Но я не оставлю это место, потому что после того, как мы поженимся, он снова уйдет в море.

Питер понимающим взглядом посмотрел на девушку.

— Нелегко будет вам обоим в разлуке, но я уверен, что эта семья очень рада твоему решению остаться.

— Не знаю, как они будут управляться без меня. — Затем она хлопнула себя по губам. Потеряв от радости голову в связи с новым поворотом в своей жизни, Грета утратила в это утро присущее ей благоразумие. — Не обращайте на меня внимания, господин. Я забываюсь. Я скажу хозяину, что вы здесь.

— Тебе лучше упомянуть также и о моем деле, — Питер вовсе не был уверен, что иначе Хендрик захочет видеть его. — Передай, что я пришел заказать ему от имени городской стражи групповой портрет.

Вскоре Питера провели в мастерскую. Хендрик был один, но погружен в работу. На его полотне люди сидели за столом, а богато одетый человек поднялся на ноги с выражением ужаса и тревоги на лице, и Питер предположил, что сюжетом является пир Бальтазара. Краска густым слоем лежала на полотне, где художник изображал украшенную драгоценными камнями парчовую мантию, и Хендрик соскребал ее ножом, стремясь придать ткани своеобразие.

— Что там с этим групповым портретом? — не поздоровавшись, грубовато спросил Хендрик, не отрывая глаз от картины. Когда Питер объяснил, что требовалось от него, художник фыркнул. — Я не рисую по заказу. Я выбираю лица по своему усмотрению.

— Я помню, Франческа говорила мне это. — Питер сделал намеренную паузу. — До того, как на наши встречи был наложен запрет.

— Зачем же вы тогда пришли? — с хмурым видом спросил Хендрик.

— Я пришел относительно заказа. Я подумал, что вам, возможно, будет удобно рисовать отдельные лица в подходящее вам время, и когда будет настроение. Я смогу устроить так, что времени окажется довольно много.

Хендрик погрузился в размышления, вспоминая, что Рембрандту понадобилось четыре года, чтобы написать группу военных, выходящих в ночной дозор, хотя большую часть фона и одежду рисовали его ученики. Он брал и другие заказы между выписыванием лиц и важных деталей.

— Офицеры будут приходить в удобное для меня время? — переспросил Хендрик.

— Я выскажу от вашего имени это условие.

— Хм-м. — Хендрик вновь задумался. Полотно будет слишком большим, чтобы установить его в студии, но он жил недалеко от церкви Зейдеркерк, где Рембрандту позволяли работать над крупными вещами, и так как семья Виссеров тоже посещала ее, он был почти уверен, что подобная привилегия распространится и на него. Это означает, что он может нанять какого-нибудь художника написать все, кроме лиц и деталей, которые он захочет изобразить сам. Парень не будет болтаться под ногами, чего никак не удавалось избежать в собственной мастерской.

И все же его привлекал не столько сам заказ, а возможность выбора. Он устал рисовать исключительно для Людольфа, забиравшего все, что бы он ни написал. Историческое полотно, которое он сейчас заканчивал, первоначально заказал кто-то еще, но оно приглянулось Людольфу. Пришлось придумывать причину задержки, пока писалось второе, для заказчика, желавшего именно этот сюжет, и Хендрик не удивился, когда у него забрали работу и передали кому-то еще. Если бы Людольф заплатил, как делал раньше, это немного подсластило бы пилюлю, но в нем неожиданно проявилась скаредность, незаметная прежде. Групповой портрет городской стражи — самая последняя вещь, которую Людольф пожелал бы видеть у себя на стене.

— Я принимаю заказ, — твердо объявил Хендрик.

Прошло много времени, художник смягчился и готов был забыть роль Питера в проступке Алетты. Он отложил работу и обратился к молодому человеку более приветливо.

— Спасибо, что пришли. Для вас это было, конечно, нелегко. Будь я на вашем месте, я никогда не переступил бы порог этого дома.

— У меня была достойная цель.

Хендрик поспешно взмахнул рукой.

— Только не просите меня позволить вам ухаживать за Франческой, потому что никакие слова не заставят меня изменить решение.

— Я и не ожидал этого, так как запрет поступил от Людольфа ван Девентера.

Хендрик казался ошеломленным.

— Почему вы думаете, будто он имеет какое-то отношение к моему решению? — выпалил он.

— Пока вы не освободитесь от долга, он будет диктовать свои условия по отношению к Франческе.

— Значит, вы догадались. — Хендрик приподнял и смиренно опустил плечи и заговорил хриплым усталым голосом. — Я предполагал это.

— Этот человек — настоящее зло!

— Полагаете, я этого не знаю? — Хендрик сел на табурет, на лице его появилось пристыженное выражение. — Я никогда не встал бы между вами и Франческой. Отнюдь нет. Вы доказали свои благие намерения, взяв на себя расходы за ее ученичество, не желая в то же время, чтобы она знала хоть что-нибудь об этом. Это убедило меня, что вы любите ее бескорыстно. В отличие от этого дьявола! Он устроил целое представление, изображая, будто печется о ее благе, но уже пытался — правда, тщетно — сменить место обучения. Можете догадаться, почему? — Хендрик не стал дожидаться ответа. — Он думал, что моя дочь прервет учебу, во время которого существует запрет на брак, и он женится на ней до того, как она перейдет в другую студию! Кроме того, в его планы вовсе не входило серьезное обучение. Это были бы частные уроки для замужней женщины!

— Франческа никогда не вышла бы за него замуж!

Хендрик низко опустил голову.

— По собственной воле — никогда.

Питер охватило ужасное подозрение.

— Что вы хотите этим сказать?

Когда художник не ответил, он подошел к нему и энергично встряхнул за плечи.

— Вы подписали с ним контракт? Да?

Хендрик прикрыл рукой глаза.

— У меня не было выбора, — с несчастным видом признался он. — Если бы я не согласился, он упрятал бы меня на многие годы в тюрьму за неуплату долга. — Хендрик назвал Питеру сумму, которую задолжал.

Питер глубоко вздохнул.

— Когда вы намерены открыть Франческе, что вы сделали?

Хендрик резко вскинул голову.

— Не сейчас! До конца своих дней я буду благодарен Вермеру за то, что он отказался отпустить ее. По крайней мере, у нее есть еще несколько беззаботных месяцев впереди. Моя величайшая надежда заключается в том, что ей потребуется три года вместо двух, чтобы получить членство в Гильдии. Возможно, к тому времени ситуация изменится.

— Каким образом?

Голос Хендрика повеселел при мысли о том, что его младшая дочь могла бы сделать для него.

— Сибиллу повсюду сопровождает некий ван Янс, а его замужняя сестра выступает в роли компаньонки. Пока что отношения между молодыми людьми только начинают складываться, но признаки весьма обещающие. Со временем я надеюсь на щедрость богатого зятя.

Питер подумал, что глупо со стороны Хендрика питать надежды на это. Семья ван Янсов не отличалась благотворительностью.

— С кем из ван Янсов встречается Сибилла?

— С Адрианом ван Янсом. Вы знаете его?

— Лично, нет. Я проектировал как-то сад для одного из его знакомых. — Питер не был готов беседовать подробнее на эту тему. Заказчик представлял собой замужнюю женщину, с которой Адриан ван Янс состоял в любовной связи с семнадцатилетнего возраста. Она была вдвое старше его и жила со старым обходительным мужем. Эта связь долгое время вызывала скандал в определенных кругах. Среди приятелей-офицеров Питера ходили непристойные шуточки по этому поводу, но он никогда не обращал особого внимания на имя ван Янса, да и собственные проблемы не оставляли времени на размышления насчет шанса Сибиллы. — А что, если Людольф сообщит Франческе о брачном контракте?

Хендрик доверительно ответил:

— Он не сделает этого. Не сейчас, когда ему приходится ждать дольше, чем он ожидал. Я понял, что он думает склонить ее к добровольному замужеству. Трудно предположить, будто такой человек способен на большую любовь, но нельзя отрицать, что он влюблен до безумия.

Питер, глубоко задумавшись, медленно отошел к окну. В данный момент у него было слишком много расходов, чтобы добыть сумму, необходимую для выплаты долгов Хендрика вместе с процентами. Если бы он не сделал недавно крупное капиталовложение, то денег хватило бы. Но на этом дело не кончится, так как неизбежно последует долгая и дорогостоящая борьба в суде за расторжение брачного контракта, причем без всяких гарантий на успех; особенно, если Людольф заявит, что избавил Хендрика от банкротства и не допустил, чтобы его с семьей вышвырнули на улицу. Питеру казалось, что первоначальный план увезти Франческу в Италию по-прежнему остается единственным способом спасти ее.

— Как только предоставится возможность, я съезжу в Делфт, — сказал Питер, возвращаясь на середину комнаты. — Не надо тревожиться. Людольф не узнает, что у него есть соперник. В связи с приближением сезона тюльпанов, я не могу пока что строить определенные планы. Необходимо подготовить товар и заполнить им все лавки.

— А также и картинами любителей? — насмешливо спросил Хендрик, почувствовав, что затронута старая рана.

— Не в этот раз. При необходимости я поговорю с Алеттой, хотя, как сообщала вам Франческа, ее сестра ничего не писала с того времени, как уехала из Амстердама. Но если ей придется рисовать на продажу, я с радостью предоставлю ей свой прилавок.

Хендрик, сердито нахмурившись, поднялся на ноги. Затем его гнев исчез почти так же быстро, как и вспыхнул. Он не простил Алетту, в которой видел сейчас бессердечную дочь, покинувшую своего отца, но Людольф был слишком сильным источником раздражения, чтобы злости хватало на кого-то еще.

— Эта тема — закрытая книга в моем доме. Я желаю вам успехов в новом сезоне, но, ради всего святого, держитесь подальше от Франчески. Сама ваша забота о ней представляет сейчас величайшую угрозу ее благополучию. Не подвергайте мою дочь опасности, Питер.

— Я уберегу ее даже ценой собственной жизни.

Они расстались, восстановив дружеские отношения. Спустя два часа Питер вернулся в Харлем. Скоро наступит настоящая весна, и пройдет немного времени, как плантации превратятся в ковер из разноцветных тюльпанов.