Отель «Сноквелми» в городе Олимпия размещался на улице Кепител-вей напротив обычного городского парка. Я постоял около двери кафе, потом пошел по пригорку вниз – туда, где последний, напрочь передохший рукав пролива Путе гнил за никому уже не нужными причалами. Перед ними все было покрыто штабелями брсвен и старики возились среди тех бревен или сидели на ящиках с трубками в зубах. Вывески за их спинами сообщали: «Дрова и щепки. Доставка бесплатная».
Дальше поднимался крутой холм, а на фоне серо-голубого неба стояли роскошные северные сосны.
Двое стариков сидели на ящиках футах в двадцати друг от друга и думали каждый о своем. Я подошел к одному из них. На нем были вельветовые штаны и то, что когда-то было шерстяной курткой в черную и красную клетку. Его фетровая шляпа крепко пропиталась потом лет за двадцать. В одной руке старик сжимал короткую черную трубку, а грязными пальцами другой неторопливо, осторожно и с огромным наслаждением выдергивал из собственного носа длинный скрученный волосок.
Я поставил ящик, сел, набил трубку, раскурил ее и пыхнул дымом. Потом показал рукой на воду и промолвил:
– И не скажешь, что она впадает где-то в Тихий океан.
Старик поднял на меня глаза.
– Мертвый уголок... – продолжал я. – Тихий, спокойный, как и сам городок.
Мне такие городишки нравятся. Старик молча смотрел на меня.
– Держу пари, – продолжал я, – тот, кто пожил в таком городе, знает в нем всех жителей. Да и во всей округе тоже.
Тогда он спросил:
– И сколько же вы ставите?
Я извлек из кармана серебряный доллар. В этих местах их до сих пор можно увидеть. Старик осмотрел монету, кивнул головой, а потом неожиданно резко выдернул из ноздри волосок и принялся разглядывать его на свет.
– Вы проиграете, – заметил он.
Я положил доллар себе на колено и спросил:
– Вы знаете кого-нибудь в этих краях, кто держит золотых рыбок?
Старик не сводил взгляда с доллара. Другой старик, сидевший невдалеке, был в комбинезоне и ботинках без шнурков. Он тоже взглянул на доллар. А потом оба одновременно сплюнули. Первый старик повернул голову и изо всей силы заорал:
– Ты знаешь, кто держит тут золотых рыбок?
Второй соскочил с ящика, схватил большой топор, поставил вертикально чурбан и рубанул, расколов пополам.
А затем победно посмотрел на первого и крикнул:
– Не такой уж я и старый!
Первый объяснил:
– Немного глуховатый.
Он медленно поднялся и направился к лачуге, построенной из старых, разной длины досок. Зайдя внутрь, стукнул дверью.
Второй старик со зла бросил топор на землю, плюнул в сторону закрытой двери и пошел прочь между штабелями дров.
Дверь лачуги приоткрылась, и из нее высунул голову старик в шерстяной куртке.
– Крабы из канализации, да и только! – выпалил он и закрыл дверь.
Я спрятал доллар в карман и снова направился на холм. Я уже сообразил, что не скоро научусь понимать их болтовню, Кепител-вей тянулся с севера на юг. Унылый зеленый трамвай двигался вдоль улицы в сторону района, который назывался Тамуотер. Вдали я видел какие-то государственные учреждения. Идя на север, я миновал два отеля и несколько магазинов. Дальше был перекресток. Правая дорога вела к Такоме и Сиэтлу. Левая шла через мост к полуострову Олимпик.
А сразу за перекрестком улица вдруг становилась старой, обшарпанной, асфальт на тротуаре весь в рытвинах, китайский ресторанчик, оклеенный афишами кинотеатр, ломбард. Вывеска, что нависла над грязным тротуаром сообщала: «Все для курящих». А ниже маленькими буами – так, словно хозяин надеялся, что их никто не заметит, – стояло: «Бильярд».
Я миновал полки с журналами в пестрых обложках, сигарный ящик, где теперь лежали одни дохлые мухи, и вошел. Слева была деревянная стойка, несколько игральных автоматов и единственный бильярдный стол. Трое подростков крутились около игральных автоматов, высокий худощавый мужчина с длинным носом и совсем 6ез подбородка играл сам с собой в бильярд; в зубах у него торчала погасшая сигарета.
Я сел на высокий табурет. Лысый мужчина с тяжелым взглядом поднялся за стойкой со своего стула, вытер руки о грубый серый фартук и сверкнул в мою сторону золотым зубом.
– Глоток виски, – сказал я. – Вы не знаете, тут держит кто-нибудь золотых рыбок?
– Ага, – отозвался мужчина. – Нет, Он повозился за стойкой и поставил передо мной толстый стакан.
– Двадцать пять центов, Я понюхал жидкость, поморщил нос и поинтересовался.
– "Ага" – это про виски?
Лысый показал мне большую бутылку с ярлыком «Наилучшее ржаное виски „Дикси“. Гарантирована выдержка – не менее четырех месяцев».
– О'кей! – сказал я. – Вижу, это только что появилось.
Я долил в стакан воды и выпил. На вкус виски напоминало культуру холеры. Я положил на стойку четвертак. Бармен сверкнул другим золотым зубом и, вцепившись своими лапищами в стойку, подался подбородков ко мне.
– Не понял вашей шутки, – проговорил он почти кротко.
– Я здесь только что появился, – объяснил я ему. – Я ищу золотых рыбок, чтоб украсить витрину. Золотых рыбок.
– А разве я похож на того, кто знает парня, который держит золотых рыбок? – неторопливо проговорил бармен. Лицо его слегка побледнело.
Длинноносый, что играл сам с собой в бильярд, положил кий, подошел к стойке и бросил на нее пятицентовик.
– Налей мне чего-нибудь выпить, пока ты еще не обмочился от страха,сказал он бармену.
Тот через силу оторвал от стойки руки. Я наклонился посмотреть, не осталось ли от его пальцев вмятин на дереве. Лысый налил кока-колы, помешал в стакане специальной палочкой, резко поставил стакан на стойку, потом набрал полную грудь воздуха, выпустил его через нос и, что-то буркнув, отправился к двери с табличкой: «Туалет».
Длинноносый поднял стакан с кока-колой и посмотрел в замызганное зеркало за стойкой. Левая часть его рта едва заметно дернулась. Глухой голос спросил:
– Как там Шелушитель?
Я сжал большой и указательный пальцы, поднес их к носу, понюхал и печально покачал головой.
– Что, здорово?
– Ага, – сказал я. – Я не расслышал вашего имени.
– Называй меня Закат. Я всегда продвигаюсь на запад. Думаешь, он не расколется?
– Не расколется, – заверил я.
– Как тебя кличут?
– Додж Виллис из Эль Пако, – ответил я.
– Остановился где-нибудь?
– В отеле.
Он поставил пустой стакан и сказал:
– Пойдем поговорим.