Зорич

Глава девятая

– Павлуша, посмотри-ка, кто это? – сказала, отдёрнув занавеску, Светлана Васильевна.

– Экипажи подъехали.

И хозяйка заспешила встречать прибывших. Это был Исидор Игнатьевич, а с ним – неизвестный. Оба в плащах и шляпах.

– Проходите, господа, к столу! – засуетилась Светлана Васильевна. – Мы как раз чаёвничаем.

– О, это очень кстати! Не так ли, Карп Петрович? – помогая ему снять плащ, заявил Корф.

– Что-то в этом году рано осенью запахло. Прохладно.

Пригладив редкие волосы на голове, на длинной шее, Карп Петрович утвердительно закивал. Разглядывая его, Евгений Иванович сделал вывод – это не филёр и не сыщик, не годится он на эти роли. Наверняка будут новости. И не ошибся. Выпили полсамовара чая с пирожками и вишнёвым вареньем. Исидор Игнатьевич решительно отодвинул чашку от себя:

– Большущее вам спасибо, Светлана Васильевна! Выйду в отставку – и сразу к вам на полный пансион.

– Ну почему же на пансион? Разве нет других вариантов? – выдохнула хозяйка.

– Да?! Это очень интересно! В самом деле! Даже так? Нет, нет, надо подумать! Впрочем, не будем забегать вперёд – время покажет.

Наблюдая эту сцену, Зорич, разглядывая не сразу пришедшего в себя, смущённого Корфа, подумал: «А почему бы и нет?! От добра добра не ищут. Светлана Васильевна – чудесный человек, замечательная хозяйка, с каждым годом одному будет всё труднее переносить одиночество. Вот я же решился!»

Он повернулся к Аннушке. Та, перехватив его взгляд, понимающе улыбнулась.

– Значит, так, господа! – строго оглядев всех, начал Корф. – Работаем! Павел, запрягайте наш экипаж. Выезжайте сразу, как мы отъедем. Держитесь на расстоянии. Мы ждём вас ближе к Верещагиной. Там меняемся экипажами. Вы выезжаете по Верещагиной, направо к центру, делаете круг – и сюда, к дому. Вы, Евгений Иванович, – повернулся Корф к есаулу, – едете с нами. Куда и зачем, расскажу по дороге. Уже стемнело, пока все соберёмся, будет ещё темнее – это нам на руку.

Собрались быстро.

– Игорь, не спеши! – тронул за плечо сидящего кучера Исидор Игнатьевич.

– Итак, есаул, – повернулся Корф, – едем к «Шевалье». Есть данные, что графиня намерена нынешним вечером встретиться там с кем-то. С кем? Не знаю. Мы и должны это выяснить. У нас есть кое-какие соображения на этот счёт, но нет уверенности. В этом, возможно, нам и поможет Карп Петрович.

Проехав проулком к освещённой улице, остановились, не доезжая, в густой тени. Пересели быстро в другой экипаж и, выждав немного – «Бережёного бог бережёт», – пробормотал негромко Исидор Игнатьевич, – выехали на улицу.

«Шевалье» – двухэтажная гостиница с рестораном и зимним садом. Слева от входа, у сквера, стояло с десяток экипажей. Кучера сидели в одном из них – курили махорку. Из тени неслышно подошёл человек в одежде мастерового:

– Здравия желаю, Исидор Игнатьевич!

– Да, да, говори! – поторопил его Корф.

– Вот тот экипаж – в сбруе с бляхами – её. Подъехала четверть часа назад. Одна. Сидит в саду справа, в дальнем углу. Половой – наш человек.

– Ясно, спасибо! – поблагодарил Исидор Игнатьевич.

Пошли по посыпанной битым кирпичом дорожке мимо молчаливого фонтана. Широко распахнул дверь монументальный человек в расшитом серебром картузе и ливрее, щедро украшенной позументом. Пахнуло теплом и сытым запахом. В центре зала на небольшой эстраде смычковые лениво тянули заунывную мелодию.

Разоблачившись, уселись у столика в тени громадных листьев диковинного растения. Появился половой. В косоворотке лимонного цвета, в зелёном бархатном жилете и лакированных сапогах, голенища которых можно было бы использовать в качестве зеркала, если бы появилась вдруг нужда побриться. Плотно приглаженные, волосок к волоску, чёрные волосы. Большие раскосые глаза.

«Роскошный парнишка! – подумал Корф. – Должно быть, татарин».

– Что прикажете? – склонился половой.

«А голос-то какой! С модуляциями!» – утвердился во мнении Исидор Игнатьевич, а вслух сказал:

– Значит, так, голубчик! Для поднятия интереса бутылочку «Смирновской», – посмотрел на загрустившего Зорича и добавил: – Нет, лучше парочку. Ну и закусочку. Балычок там, грибочки, огурчики, чтоб хрумкали, а остальное… позже решим.

Половой исчез, как и появился, – тенью.

– Карп Петрович, – принялся за приятеля Корф, – что ты всё голову задираешь? Интересного там что?

– Да вот дерево это первый раз в жизни вижу. Да и на дерево-то не похоже. Лопух какой-то. Сколько он будет расти? Там до стеклянного потолка чуть осталось. Прямо баобаб какой-то!

– Нет! – назидательно поднял палец Исидор Игнатьевич. – Это, мой милый, не баобаб, но дерево это действительно тропическое. Банан называется.

– Во-о как! – протянул Карп Петрович и сокрушённо покачал головой на диковинной шее.

Есаул, досадливо морщась, слушал собеседников. Они мешали ему. Он неотрывно смотрел на Диану. Она сидела в дальнем углу за какими-то пальмами, фикусами и густыми кустарниками. Сидела одна, к ним спиной. Небольшая шляпка, кокетливо сдвинутая вбок. Густая копна волос, подобранная снизу, не скрывала красоту её шеи и хрупких плеч. Из-под белоснежного меха шубки был виден краешек изумрудного цвета шали.

«Боже мой! – стиснув зубы, думал есаул. – Как она хороша! Та женщина, которая сломала мою жизнь! Сколько лет я, обманывая себя, проклинал её. Она преследовала меня в часы отдыха и не давала уснуть по ночам. Она всегда жила во мне сладостной болью».

И обида на всё, и жалость ко всему, и жгучая тоска по потерянному навсегда выползли из тайников души и оплели сетью своей бедного Евгения Ивановича.

«Напьюсь!» – с горечью подумал он. И тут тёплая ладонь легла на его, лежащую на столе, и сжала её. Похоже, великодушный Исидор Игнатьевич понял его состояние и ободряюще улыбнулся ему. А тут как-то вовремя появился половой с огромным подносом.

– Ну что, друзья! – поднял рюмку Исидор Игнатьевич. – Для начала – дай бог нам здоровья.

И опрокинул её в широко открытый рот. И всё пошло как всегда, но с небольшим антрактом. Застолье не успело ещё набрать обороты, бдительный Карп Петрович показал глазами на парочку вновь прибывших. Они, не торопясь, любознательно оглядываясь по сторонам, прошагали к дальним столикам зала. Оба в одинаковых синих тужурках с серебряными пуговицами. Тот, что чуть впереди, – апельсиново-рыжий с более тёмной, аккуратно подстриженной бородой. Преследуемые тремя парами глаз, они, не ведая о том, очень буднично, не выказывая эмоций, подошли к столику графини. Рыжий с поклоном приложился к протянутой руке. Второй, демонстрируя дурные манеры, сел сразу.

Карп Петрович перевёл глаза на Корфа и показал головой: «Не знаю». Исидор Игнатьевич, на правах хозяина наполняя рюмки, успокоил его:

– Господа! Продолжим, не отвлекаясь на мелочи. Я очень хорошо знаю эту заморскую птицу. Раз так легла карта, отдыхаем!

А тут ещё, в поддержку и желая подогреть заскучавших завсегдатаев, на сцену, стуча каблучками, выпорхнуло изящное создание. В красной сорочке с широкими рукавами, в длинной, до пят, чёрной юбке, укороченной спереди так, что всем были зазывающе видны красные туфельки красотки.

Последним штрихом в антураже был громадный гребень в тугом узле собранных на затылке иссиня-чёрных волос.

– Однако, – протянул покорённый Карп Петрович. – Какая испаночка!

Два проснувшихся гитариста, напяливших на головы широкополые шляпы так глубоко, что даже глаз не было видно – торчали одни носы, – начали любовную интрижку с равнодушной красоткой, вызывая её на диалог стуком своих каблуков. Получив ответный перестук с третьей попытки, кабальеро на радостях так безжалостно дёрнули струны, что Карп Петрович забеспокоился:

– Порвут ведь, черти!

Но всё обошлось. Красотка, кокетливо поглядывая через плечо, поднесла к лицу раскрытый веер. Замерла на мгновение. Притихли и гитары. Показав характер, несговорчивая девица, подняв руки кверху, исполнила в замершей тишине дробное соло каблучками и крутнулась по оси, прихватив на ходу широко распахнутую юбку. И в сопровождении грянувших аккордов проснувшихся кабальеро выдала такое, что вконец сдавшийся, обалдевший Карп Петрович промычал потрясённо:

– Боже мой! Как она это делает!

Его привёл в себя требовательный голос Корфа:

– Господа, не отвлекаться! Вперёд! К приятным неожиданностям!

И пошло, как всегда, и поехало. Добровольно взявший на себя обязанности распорядителя, тамады и участника торжества Исидор Игнатьевич показал себя капризным человеком, не раз заявляя половому, что не терпит на столе пустых бутылок.

Отведав молочного поросёнка с хреном в гречневой каше, селяночку с белорыбицей и тёплыми, из печи расстегаями, компания приуныла. Выполнивший своё обещание Евгений Иванович, положив голову на плечо, стал деликатно посапывать. Карп Петрович сник со скрещёнными руками поверх тарелки с заливной осетриной. Один тамада, тараща глаза, размахивал руками, бормоча шепотком что-то. Ситуацию изменил расторопный половой, призвав на помощь швейцара и кучера. Они по одному загрузили компанию в экипаж. Половой насыпал полный картуз конфет и сунул в карман кучеру бутылку «Мадеры», сказав:

– Так приказано!

К дому гостеприимной Светланы Васильевны подъехали далеко за полночь под аккомпанемент возмущённых собак всех прилегающих улиц.

Проснувшиеся поутру, ближе к полудню, они безропотно пили, чередуя для полноты эффекта, под присмотром Светланы Васильевны рассол капустный с рассолом огуречным. А Светлана Васильевна сидела рядом со смущённым Корфом, стыдливо прячущим глаза, и всячески подчёркивала свою особую симпатию к Исидору Игнатьевичу, донельзя довольная.