Зов Лавкрафта

Андрей Миллер ЗАКОНЫ ГЕОМЕТРИИ

Я полагаю вполне допустимым предположить, что каждый из живущих или когда-либо живших хотя бы изредка (по меньшей мере несколько раз на протяжении жизни) погружался в размышления о том, где и при каких обстоятельствах он скончается. То могли быть как мрачные думы, исполненные суеверного ужаса перед смертью и тем, что ожидает нас после нее, так и лишенные всякого мистического волнения упражнения для пытливого ума.

Безусловно, и я сам не раз размышлял на эту тему, всякий раз находя сравнительно приемлемые варианты: по меньшей мере не внушавшие тоски или ужаса, а скорее даже некоторым образом тешившие самолюбие. Я определенно никогда не допускал мысли, что умру в тесноте захламленного помещения, напоминающего чердак, да еще расположенного в таком месте — причем пребывая в столь странном и отвратительном состоянии, которое давно уже стало мне привычным.

Тем не менее вынужден признать: я вполне отдаю себе отчет в том, что цепь невероятных событий, приведших к такой жалкой кончине, преимущественно состоит из мною же выкованных звеньев. И я был бы рад записать историю своей жизни, имей технически такую возможность. К сожалению, мне мешает не только отсутствие в этом проклятом месте пера, чернил и бумаги, но также более существенные факторы, которые стали бы для вас абсолютно очевидны, взгляни вы на меня сейчас.

Перед лицом смерти, затхлое дыхание которой уже явственно ощущается, могу лишь выразить робкую надежду: возможно, до сих пор столь яркие в моей памяти события (а ведь с тех пор прошло много лет) опишут другие их участники. Вне всяких сомнений, таковые авторы, если они найдутся, выразят в своих произведениях самое нелестное мнение обо мне. И это, если постараться взглянуть на ситуацию объективно, будет довольно справедливо.

Возможно, нынешняя моя внешность некоторым образом отражает заключенное в бренной телесной оболочке содержание?..

Пабло Руис был мужчиной уже немолодым, но весьма физическим крепким, и кулак его по-прежнему напоминал пушечное ядро. Когда этот кулак с размаху ударил по столешнице — вздрогнул, затрещал и задребезжал весь большой дом. Слуга ворвался в комнату сию же секунду, будто ошпаренный.

— Которая нынче дата?

— Ну… ммм… год тысяча шестьсот одиннадцатый от Рождества Христова, сеньор!

Пабло тяжело вздохнул.

— Я, конечно, в последнее время пью много. Но не настолько, чтобы забыть, который идет год! Я спрашивал о дне, дубина!

— Ах… десятый день августа, сеньор.

— Вот как… значит, кем бы ни были люди, столпившиеся за воротами — я их не ждал сегодня. Это незваные гости. Тебе известно мое отношение к незваным гостям?

— В полной мере, сеньор.

— Так спровадь их.

— Боюсь, сеньор, что не могу. Это люди из Логроньо.

— И что? Да будь они хоть из самого Мадрида!

— Я имел в виду, сеньор, что в Логроньо работает трибунал Святой Инквизиции, как вы знаете… и среди гостей есть человек, связанный с трибуналом.

Это уже становилось интересным, хотя и явно пахло неприятными вещами — но за свою долгую военную карьеру капитан Пабло Руис нанюхался всякого. Но инквизитор инквизитору рознь! В дни молодости капитана эти люди занимались реальными проблемами: скрытыми мусульманами и евреями, тогда еще весьма многочисленными. От иноверцев постоянно исходила угроза бунта, они помогали берберским пиратам — и Бог знает, какие еще грязные козни строили против великой и прекрасной Испании.

А вот творящееся в Логроньо… ведовские процессы, серьезно? Это что, немецкие земли или страна вшивых протестантов? Вздор! Ну, по крайней мере, сам капитан не был ни в чем обвинен. Ведь ворота до сих пор не вынесли.

— И какое отношение этот человек имеет к Инквизиции?

— Не могу знать, сеньор. Но с ним прибыл капитан Алонсо де Алава: смею полагать — это значит, что дело достаточно серьезное.

Тут хозяин дома вспылил. Он вскочил со стула и затряс пудовыми кулаками в воздухе, чем вынудил не на шутку перепугавшегося слугу отпрянуть.

— Приехал Алава, а ты мне не сообщил?! Я должен сам высматривать людей у ворот и спрашивать тебя, кто они такие???

— Но… сеньор! Вы же велели никого не пускать и ни о ком не докладывать! Еще третьего дня…

— Ах, да… и правда. Велел.

Капитан Руис вытер вспотевший лоб рукавом камизы. Память ни к черту — то ли нужно меньше пить, то ли дело в возрасте. Впрочем, именно из-за запоя он и велел полностью оградить себя от любых посетителей.

Уже очень скоро Пабло Руис разливал по стаканам пачаран, который готовила супруга — для крепкого агуардьенте час был слишком ранний, а пить вино капитан считал уместным с женщинами. Не в компании серьезных мужчин.

— Выходит, я снова потребовался Богу и королю Испании? Ох, грехи мои тяжкие…

Алонсо де Алаву хозяин дома не видел уже много лет — однако это был тот случай, когда годы не имеют никакой власти над отношениями между людьми. Бывают настоящие друзья, с которыми можно не общаться сколь угодно долго, но стоит встретиться вновь — и словно не было разлуки. Руис с Алавой еще четверть века тому назад сражались плечом к плечу в Нижних Землях. Они были среди солдат, с которыми случилось Чудо при Эмпеле, после которого сами злейшие враги католической веры говорили: «Кажется, Господь — испанец».

Капитан Алава внешне постарел меньше, чем Руис. Это был статный светлоглазый мужчина с аккуратной бородкой — в противоположность косматой растительности на лице Руиса. И совсем без седины. Даже в том, как Алава просто сидел на стуле, чувствовалось высокое достоинство. Настоящий идальго-де-сангре, сошел бы и за гранда!

— Все верно, мой добрый друг. В нашем нынешнем деле, посмею сказать, каждый человек на счету: а ты один стоишь полудюжины, и это не говоря о прославленных способностях командира, описать которые возможно лишь в самых восторженных выражениях. Я просто не мог не обратиться к тебе.

Инквизитор, как и положено при его должности, производил мрачное впечатление. Это был скромно одетый человек огромного роста, однако очень худой. Он брил голову так же тщательно, как лицо. Возраст определить казалось невозможным. Никаких подробностей о себе человек из трибунала не сообщил, лишь назвался: Иньиго. Отчего-то Руис сразу заподозрил, что имя может быть вымышленным. А еще почувствовал — Алава наверняка знает о церковнике немногим больше…

— Что за дело?

— Дело, угодное Господу. — заговорил Иньиго вкрадчивым голосом, от которого становилось слегка не по себе. — Милостью свыше удалось не только искоренить колдовство в Логроньо, но и получить массу сведений о бесовстве, охватившем горы на севере нашей благословенной страны. Сейчас многие служители Инквизиции, подобные мне, расследуют обстоятельства. По всем баскским землям, по всей французской границе. Лично меня особенно интересуют дела подле Сугаррамурди.

— Сугаррамурди?.. Слышал, там был большой ведовской процесс. В прошлом году.

— Большой, вы правы. Сотни арестованных, десятки осужденных… несколько костров.

— И что, этого не хватило?

Вопрос, конечно, риторический. Раз инквизитор с целым военным отрядом и в сопровождении Алавы вновь направился туда, да еще потребовалось участие Руиса — то ясно, что пары-тройки костров не хватило.

— Боюсь, ситуация тяжелая. По многочисленным свидетельствам, которым есть все основания доверять, одна из горных деревень неподалеку от Сугаррамурди охвачена… даже не обычной ведовской ересью. Рассказывают о бесовском культе, что существует в тех местах очень, очень давно. Говорят, будто в горах живет особый народ.

— Это какой? Беглые иудеи?

— Неуместная шутка, капитан.

— И правда, Пабло. Пересказ сеньора Иньиго вышел коротким и сухим, но можешь поверить: я лично слушал показания. Звучит очень недобро и, великому моему сожалению, столь же убедительно. Слишком много мелких деталей совпадает в речах людей, которые, в чем я всецело уверен, никаким образом не могли сговориться.

— Значит, культ существует давно. Насколько?

— Быть может, он даже старше христианских королевств.

Пабло Руис присвистнул и освежил скатаны. Свой опорожнил мгновенно, залпом, пролив немного на бороду.

— Если так, то его давно пора искоренить. Все начинается с безумцев в горах, поклоняющихся деревянным членам и еще Господь ведает, чему… а заканчивается Реформацией!

И при слове «Реформация» Пабло смачно плюнул на пол, пусть это и был пол его собственного дома. Алава улыбнулся. В этой улыбке было заметно некоторое смущение.

— Вот видите, сеньор Иньиго! Я говорил вам, что мой друг Пабло — самый ревностный католик в здешних местах. Этот человек понимает, чего хочет Господь, и всегда готов к решительным делам на благо нашего великого королевства.

— Именно такой человек, как капитан Руис, нашему небольшому отряду необходим.

— Тогда следует выступать на рассвете. — решительно заявил Пабло, будто уже сделался тут командиром. — А этим вечером мы хорошенько выпьем за будущий успех. И с тобой, Алонсо, за встречу. Я не пью вина в походе, а вернешься ли из него — никогда не знаешь наперед. Поэтому без выпивки, сеньоры, нам сегодня нельзя.

Как и следовало ожидать, инквизитор отказался от участия в лихой попойке, которую Пабло уже очень скоро организовал. Он уединился в комнате для гостей еще засветло. А на втором этаже капитанского дома гуляли полночи — отчего недовольство жены Руиса, и без того весьма расстроенной очередной авантюрой мужа, усилилось.

— Мало я за тобой шаталась по Нидерландам… хочешь вдовой на старости лет оставить, подлец?

Она картинно заламывала руки и сверкала черными глазами. Такая же знойная женщина, как двадцать лет назад! Кажется, именно в злости Мария остановилась особенно красивой.

— Н-н-не волнуйся… — отвечал капитан, пытаясь поцеловать ее в щеку. — В-в-во Фландрии не отдал Богу душу и в этих горах н-н-не отдам! На святое дело идем: веру католическую защищать… САНТЬЯГО!..

— САНТЬЯГО!!! — отозвались пьяные голоса.

Мария уворачивалась от поцелуев, а желание влепить мужу пощечину явно сдерживала только из-за гостей.

Пили они, конечно, не вдвоем с Алонсо: за стол сели все офицеры отряда. Особое внимание сразу же обратили на себя двое.

Во-первых, странно смотревшийся среди испанцев рыжий бородач имени Дженкин — его Алава представил ревностным католиком из Ирландии, ветераном знаменитого полка Генри О’Нила. Руис имел некоторое предубеждение относительно всяких иностранцев на испанской службе, даже из Португалии или Италии. Что уж говорить о таких? Невозможно доверять ирландцу, так скажет любой человек в здравом уме. Однако капитан решил не судить о Дженкине раньше времени. Думать, будто Алава привел сюда ненадежного человека — оскорбление по отношению к старому другу.

Во-вторых, нельзя было не заметить Хосе — айюданте Алавы.

— Т-т-так, а ну-ка скажи, Хосе: ты мориск? Новый, ик, христианин?

Восточные черты во внешности Хосе были очевидны, отпираться он не стал. Бербера напоминал он куда больше, нежели испанца.

— Это правда, капитан. Но мои предки отринули ислам и приняли истинную веру еще в год падения Гранады. Не сомневайтесь во мне!

Надо сказать, Хосе был буквально дьявольски красив. Стройный, с очень смуглой кожей, тонкими усиками над чувственно изогнутой губой, ясными глазами и роскошной шевелюрой. Если собрать всех девок Амстердама на одной площади и показать им Хосе — мятежные провинции тотчас затопит, несмотря на все дамбы!

Руис еще даже представить не мог, какую роль каждый из этих людей, столь друг на друга не похожих, сыграет в завязавшейся истории. Но отряд ему нравился, хотя в глубине души капитан ощущал тревогу. Отчего-то он вспоминал давно прочитанную книгу, название которой напрочь забыл, как и имя автора: в памяти остался лишь сюжет по походе римского квестора Луция Целия Руфа по античным Пиренеям. Никаких подробностей похода капитан тоже припомнить не сумел, как ни старался.

Он даже не был уверен, что действительно читал такой труд, но побоялся себе в том признаться. Иначе вышло бы, что смутное вспоминание о Луции Целии Руфе пришло откуда-то со стороны. С той стороны, куда лучше не смотреть.

Дорога шла спокойно, если не считать довольно пугающих подробностей о культе, которые рассказывали на привалах. Это очень редко делал сам инквизитор Иньиго, предпочитавший молчать у костра, проводить время в молитвах или за книгами. Трепался в основном Дженкин: он оказался более-менее посвящен в детали.

Нес ирландец, конечно же, околесицу: иногда казалось, будто сочиняет на ходу. Он вел речи о сохранившемся в диких горах древнем народе, еще более чуждом всем окружающим, чем баски.

Якобы люди эти — какие-то желтокожие и с раскосыми глазами, напоминают азиатов, а языка их не знает никто. Будто они издревле совершают обряды, наводящие на окрестности такой ужас, что до сих пор никто не отваживался даже донести о подобной дикости Святой Инквизиции. Но при том народ этот, как ни странно, охотно торгует с местными — и так тоже повелось еще многие века назад.

Кто-то у костра пошутил: мол, все-таки похоже на типичных басков! Шутка вышла не очень, потому как среди солдат хватало горцев. Алава в тот момент отлучился на нужде, Иньиго опять уставился в книгу, так что Пабло Руис счел своим долгом навести порядок.

— Отставить!.. В скольких кампаниях ты был? Вот я сражаюсь еще со времен, когда был жив дон Хуан Австрийский, светлая ему память. И все, что скажу о басках — они прекрасные солдаты! А кто будет сеять рознь в отряде, того я лично огорчу до невозможности.

Позднее Дженкин рассказывал более рациональные вещи: о том, что угнездившийся в горах культ почитает некоего Черного Человека, причем хоть божество и черно кожей — оно нисколько не напоминает мавра или негра. Эти сведения охотно подтверждал и Хосе, причем на несхожести демона с маврами делал особый акцент — по понятным причинам.

Руис, Алава, инквизитор и Хосе ехали верхом, а Дженкин шагал во главе строя вооруженных алебардами и мушкетами солдат. Пока отряд двигался по хорошим дорогам, этот строй оставался совершенно образцовым — плотная, ровная колонна. Но вскоре местность начала делаться более пересеченной: холмы становились все выше, переходили в невысокие горы, а вдалеке виднелись и настоящие вершины, за которыми лежали французские земли. На каменистых тропах многие солдаты все-таки отставали, отряд растягивался. Пабло в очередной раз убедился, что прав насчет басков: теперь ясно виделось, кто здесь вырос в горах.

К счастью, погода не была особенно жаркой, солнце в основном пряталось за облаками. Людей отряд почти не встречал — только изредка видели вдалеке пастуха или одинокого путника. Руис заключил, что эти места все-таки не должны быть настолько безлюдны, и местные просто не горят желанием встречаться с инквизиторами. Учитывая события прошлого года, трудно было их за это осудить.

— Сеньор Иньиго упоминал о еврее?

Вопрос Хосе явно не был продиктован желанием начать праздную беседу. Прозвучал он именно в тот момент, когда айюданте с Руисом немного оторвались от остальных.

— Нет, о еврее не слыхал.

— В Логроньо мы его обсуждали. Это ученый, известный среди марранов… особенно среди подозрительных марранов, если вы понимаете, о чем я.

— Еще как понимаю. Марранам доверять нельзя.

— Вынужден согласиться, хоть я и сам из морисков. Этот человек, Симон, скрывается в горах, потому что не хочет даже делать вид, будто исповедует христианство. По слухам, Симон дружен с тем странным народом, хотя некоторые утверждают обратное. Он выдающийся математик и астроном, а также автор исторического труда о некоем римлянине Луции Целии Руфе.

— О, ты читал эту книгу?

— Точно не припомню, но я определенно слышал о ней.

Руис задумчиво пригладил бороду.

— Вот и у меня похожее ощущение… и что, еврей — также цель нашего похода?

— Не могу знать, однако сеньор Иньиго расспрашивал людей о нем. Не очень часто, но такие вопросы звучали. Я подумал, вам стоит знать об этом. Вероятно, сеньор инквизитор сильно устает в дороге, ему сложно излагать все подробности…

— Алава в курсе?

— Я полагаю, что да.

А вот Дженкин, видимо, ничего о еврее Симоне не знал. Иначе точно проболтался бы: ему усталость абсолютно не мешала чесать языком. С рациональной точки зрения информация не казалась капитану Руису важной: один иноверец — не повод для таких решительных мер, даже если он имеет влияние на марранскую общину, бывших иудеев. Однако слова про Луция Целия Руфа обеспокоили. Это имя и смутные воспоминания о книге, содержавшей его, все никак не оставляли Пабло в покое. Действительно ли он читал подобный труд? Может быть, читал очень-очень давно?

Удобное объяснение, однако капитану все сильнее казалось, будто он видел книгу загадочного Симона во сне. В грезах, почти полностью забывшихся после пробуждения.

Сугаррамурди давно остался позади. Отряд углублялся в горы. Здесь дули сухие ветра, зато было еще прохладнее, а это облегчало путь. Проводников так и не нашли, однако в одной из деревень удалось получить некоторые сведения. Местные указали на тянущуюся вверх тропу: дескать, это и есть дорога к поселению странного народа, к очень старому городу, название которого никто не помнил или не хотел сообщать. Свернуть, мол, особо некуда — не ошибетесь.

Во время одной из ночевок в горах Руис видел удивительный сон: весь отряд предстал в римских доспехах, знамя с бургундским крестом превратилось в античный штандарт, но никто не обращал на эту перемену внимания. Все вели себя как обычно.

Понадобилось еще два дня с той ночи, чтобы достичь поселения в горах, которое едва ли было обозначено хоть на какой-то карте. К тому времени легкая тревога Пабло Руиса перешла в весьма сильную, ее едва удавалось скрывать.

И он даже не удивился, когда дело приняло дурной оборот. Удивительное началось позже.

Хосе ворвался в темное помещение последним и захлопнул за собой тяжелую дверь.

— Нужно подпереть! Нужно чем-то подпереть!

— Заколотить!..

Странно, что среди укрывшихся в доме наибольшее спокойствие сохранял инквизитор Иньиго — ведь только он здесь не был военным.

— О Матерь Господа! Что это было?!

— Не, ну ты это видел? Ты это видел???

Крепкий каменный дом, явно древний (даже по сравнению с теми, что встретились прежде), стоял на самом отшибе — с противоположной стороны от места, где отряд вошел в городок. Одному Господу ведомо, как Руису, Алаве, Иньиго, Дженкину, Хосе и нескольким солдатам удалось пробиться сюда. Если бы кто-то попросил Пабло описать пережитое, он сказал бы одно: пробиваться пришлось через настоящий ад. Или даже Ад.

Городок ему сразу не понравился. Он, наверное, не понравился никому — разве что мрачный и почти лишенный эмоций инквизитор не подал виду, да Дженкин сохранил веселое настроение. Местечко ничем не напоминало селения подле Сугаррамурди, как и прочие испанские городишки, а если уж совсем начистоту — вообще что-либо, виданное Руисом прежде. Эти дома строили те, чьи архитектурные традиции не имели ничего общего с христианским или исламским миром. Даже трудно было внятно описать впечатление: искривленные формы и косые углы складывались в откровенно безумную картину.

Жителей отряд не встретил, хотя они не покидали городок: двери и ставни на пути испанцев резко захлопывались. Из щелей тут и там сочился свет, который иногда напоминал обычный свечной, но чаще имел тревожные оттенки красного, зеленого и фиолетового. Последний цвет встречался особенно часто.

А потом стал легко различим звук многочисленных барабанов, идущий невесть откуда. После чего и началась настоящая вакханалия.

— Что это за твари?

Вряд ли кто-то из уцелевших мог ответить.

Пока в живых оставались не только добравшиеся до дома: из центра города до сих пор слышались крики и выстрелы, однако помочь тем солдатам уже не было никакой возможности. Руис даже не понял, причиняли ли пули какой-то вред летающим тварям, рассмотреть которых во тьме он толком не сумел.

— По крайней мере, кровь из нанесенных нами противнику ран течет, что весьма убеждает в реальной природе существ, с которыми мы вынуждены иметь дело. — заключил Алава.

— Это не очень-то похоже на кровь.

Действительно: на клинках и доспехах хватало вязкой, липкой жидкости. Однако она явно была не красного цвета — точно определить его в тьме возможным не представлялось, но Руис прекрасно знал, как выглядит в ночи кровь. Насмотрелся в энкамисадах… нет, она смотрится иначе. К тому же сия жидкость была значительно более густой, навроде нефти.

— Демоны! Это сами демоны из Преисподней, говорю вам!

— Вряд ли из демонов вытекает хоть что-то. — рассудил более-менее успокоившийся Руис, хотя знатоком демонологии точно не являлся. — Интересно другое. Где мы?

Поначалу немногие поняли смысл вопроса. Однако он был не риторическим и не обращенным ко всем испанцам: Руис пристально смотрел лишь на одного из них. На инквизитора. И тому имелась веская причина, только что капитаном осознанная.

— Это вы мне, сеньор Руис?

Голос Иньиго звучал совершенно ровно: будто не случилось ни явления ужасающих существ, ни гибели большей части отряда в бою с ними, ни погони.

— Именно.

— И почему вы спрашиваете об этом меня?

— Потому что вы знали, куда бежать.

Все взгляды скрестились на Иньиго. Наверное, прежде никто не задумался — но ведь и правда: убегая от страшных тварей, военные следовали за инквизитором. Прямо до дверей дома.

Прежде, чем эта неприятная беседа получила развитие, Руис заметил еще кое-что. Да и остальные тоже заметили.

Снаружи дом выглядел столь же странно, как все остальные в городишке, но еще более необычным он оказался изнутри. Во-первых, здесь почти не было нормальных прямых углов и ровных поверхностей: пол, стены, потолок — косые, наклонные, создающие вкупе абсолютно ненормальную геометрию пространства. Трудно было даже вообразить, чтобы человек в здравом уме построил подобное.

А свет единственного сохранившегося факела выхватывал из темноты рисунки на стенах. Капитан не удивился бы сатанинским символам, но здесь речь шла об ином. Повсюду были начертаны разнообразные геометрические фигуры, причем не отдельные, а как-то связанные между собой. Они составляли то ли причудливые орнаменты, то ли безумные чертежи.

Несмотря на весь ужас ситуации, солдаты уже пришли в себя и спешно баррикадировали дверь попавшейся под руку мебелью.

— Что это за чертовщина?! Потрудитесь-ка объяснить! — Руис сильно поднял голос, почти выкрикнул это, и даже угрожающе шагнул в сторону инквизитора.

— Вы всерьез полагаете, что я могу это объяснить?

Иньиго ни капли не стушевался, хотя гнев Пабло Руиса мог напугать кого угодно — тем паче что в его руке оставалась обильно запачканная черной жидкостью эспада. Сдерживать капитана никто не пытался. Большинство не решилось бы, а Алава взглядом дал понять: нажать на инквизитора сейчас самое время.

Иньиго так и не ответил: он просто стоял в совершенно спокойной позе, вытянувшись во весь свой огромный рост, свободно опустив руки. И взгляда от Руиса не отводил. Ответ прозвучал не из его уст — он донесся снизу, с лестницы в подвал.

— О, поверьте: он может объяснить. Еще как может, сволочь!

Голос явно принадлежал старику. Рассмотреть его вот тьме было нельзя, но затем незнакомец шагнул вперед. Лицо стало легко различимым, и два плюс два капитан сложил моментально.

Старик был невысок, худощав, носил пышную седую бороду и длинные волосы. Но главное — он совершенно очевидно был евреем, в этом не возникало ни малейших сомнений. Самый типичный сефард: иудейское происхождение на лице читалось еще ярче, чем берберское — в образе Хосе.

Старик навел крючковатый палец на Иньиго так, будто держал в руке пистолет.

— Ты все-таки приперся ко мне? Шельмец! Этого стоило ожидать… рано или поздно. Что ты наплел людям, которых привел на погибель? Каким именем ты им, скотина, представился? Хуаном, Педро, Энрике… может быть, Иньиго? О, готов поклясться, что именно так!

Иньиго раскрыл рот, но так ничего и не произнес прежде, чем еврей продолжил тираду.

— Я знаю настоящее имя этого человека. И знаю, чем он на самом деле занимается. Знаю, зачем он привел вас, глупцов, в мой дом! А вы все не знаете, верно? Ха-ха-ха! Эта скотина одурачила вас, потому что боялась идти ко мне в одиночку. Подлец знал, как это опасно! Ха!..

— Замолчи, Симон. Ни одному твоему лживому слову тут…

— О, речи о лжи! Многим ли из своих людей ты поведал обо мне? О том, что хочешь найти в моих бумагах? Бьюсь об заклад, ты наплел им сказок о еретиках, о ведьмах… точно не о законах геометрии!

— Именем Господа, немедленно схватите этого человека! — закричал инквизитор.

И солдаты бросились исполнять, но замерли на полушаге: ведь Алава и Руис даже пальцем не пошевелили.

— Я приказываю!..

— При всем уважении, приказы здесь все-таки отдаете не вы. Я считаю уместным разобраться в ситуации и абсолютно убежден, что мой друг разделяет данное мнение в полной мере.

Руис возразил бы инквизитору гораздо грубее, чем это сделал Алава — высокородный, а потому куда более утонченный и дипломатичный.

Еврей широко улыбнулся. Зубы у него были на удивление ровными и белыми.

— Как твои изыскания в геометрии и формулах, сучий потрох?..

— Успокойтесь оба! — гаркнул Алава. — Сеньор Симон, сеньор Иньиго: кто-то из вас желает толком объяснить нам, что здесь происходит? Я полагаю весьма своевременным перевести нашу беседу именно в такое русло! Незамедлительно!

— Я ничего не поясню, пока вы не схватите этого человека!

— Да поздно объяснять… глупцы!

Снаружи послышалось хлопанье крыльев, что-то тяжелое врезалось в дверь. Крепкое дерево и баррикада за ним выдержали, но сразу стало ясно — абсолютной защитой дом никак не является. Не является даже надежной: жуткие твари очень скоро окажутся внутри.

Поначалу у Руиса мелькнула мысль: возможно, еврей каким-то образом повелевает монстрами. Но Симон был напуган не меньше, чем испанцы. Люд ей-то он не боялся совершенно — а вот едва в дверь начали ломиться, как вся спесь иудея испарилась.

Он бросился вниз, через косой дверной проем, по искривленной лестнице — туда же, откуда появился.

— За ним!

Пабло скомандовал так не потому, что решил подчиниться требованию инквизитора, доверие к которому сильно пошатнулось. Просто он рассудил здраво: хозяину дома виднее, где лучше укрыться от летающих чудищ.

Да и дом был слишком странным, чтобы возникло желание исследовать его самостоятельно.

Судя по топоту и громыханию доспехов, за евреем и Руисом в подвал последовали все. На хаотично изломанной лестнице, где ступеньки имели совершенно разные ширину и высоту, немудрено было переломать ноги. Но баррикада позади уже вовсю трещала — вариантов осталось немного.

На лестнице стоял мрак, зато в тесном подвале — напротив. Но фиолетовый свет, заполняющий его пространство, не исходил от свечей или чего-то подобного. То было нечто вроде очень прозрачного, легкого тумана, который светился сам по себе.

Имея достаточно времени, этот подвал можно было бы изучать долго. Его стены полностью закрывали стеллажи, уставленные книгами, диковинными статуэтками, самыми разнообразными сосудами и прочими вещами загадочного происхождения. Однако прежде всего внимание привлекала другая деталь.

— Сеньор Симон! Подождите!

Старый еврей стоял у треугольного люка, окруженного такими же чертежами, какие украшали стены наверху. Совершенно темный провал — как будто здесь вырезали проход в абсолютную пустоту, в Ничто.

— Мы не причиним вам зла!

Еврей на слова Алавы не купился.

— Идите в жопу! — выпалил Симон и сиганул в люк.

Черная бездна поглотила его.

Мгновение спустя инквизитор, растолкав солдат и офицеров, решительно последовал за иудеем — даже не сказав остальным ни слова. Ух — и его долговязая фигура скрылась во тьме, лишь блеснула напоследок бритая макушка.

Военные замерли вокруг люка в нерешительности.

— Что будем делать?

Алава зашевелил губами: он как бы уже начинал говорить, но на самом деле еще подбирал слова. Наверху раздался грохот — преследующие испанцев монстры пробились через баррикаду. В этой ситуации капитан Пабло Руис рассудил, что на дискуссии нет времени.

Он тоже шагнул в Пустоту.

Сколько прошло времени?

Капитан не мог определить. Случившееся с момента прыжка в люк до этой минуты запомнилось скорее как сон, нежели как объективный опыт. А мы никогда не можем судить о длительности событий во сне.

Руис помнил нагромождения объемных фигур, помнил изменчивое, пребывающее в постоянном движении по всем осям пространство. Его словно наполняли светящиеся газы: сияние без видимого источника, но казавшееся осязаемым. Сквозь полупрозрачные нагромождения кубов, сфер и пирамид можно было различить далекие звезды.

А потом звезды предстали перед взором Руиса в обычном своем облике. Да, это определенно было чистое звездное небо — именно такое, каким оно выглядит с земли в северном полушарии. Капитан лежал на спине, вытянувшись по струнке. Кажется, под ним мягкая трава. Или это был мох?..

Руис с трудом повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую. Лес? Точно. Высокие, но растущие довольно редко деревья тянулись к звездам.

А еще здесь оказалось неожиданно холодно. Не мороз, конечно, но и речи о приятной прохладе не шло. Как будто ранняя весна в проклятой Фландрии… так не окоченеешь, но легко заработать воспаление легких.

Нужно скорее подниматься.

— Алава! АЛАВА!!! Ты здесь?

Никакого ответа.

— Сеньор Иньиго?! Хосе!..

Без толку. Руис был здесь один. Что же — по навязчивой болтовне Дженкина капитан точно не скучал. Пусть бы проклятый ирландец и сгинул где-то, а вот остальных необходимо разыскать.

Оружие осталось при нем, как и кираса, а на голове до сих пор находился шлем. Это уже неплохо — без железа жизнь часто оказывается слишком непродолжительной.

— Алава!..

Возможно, и не стоило так орать в незнакомом лесу: услышать могут не только друзья. Но надо же что-то делать!

Вскоре он окончательно убедился — звать Алаву и прочих бесполезно. К счастью, была отлично видна Полярная звезда: можно уверенно идти на север, не рискуя начать описывать круги по лесу. Астролябии у Руиса при себе, конечно, не имелось — однако на глаз высота звезды осталась прежней. Значит, и географическая широта примерно та же… по меньшей мере, Пабло не перенесло куда-нибудь в Англию.

К сожалению, долготу так просто не определишь. Тут уже нужны инструменты и знание формул, а Руис не был моряком. Поэтому возможности убедиться, что он все-таки до сих пор именно на севере Испании, нет. Пускай… остается двигаться на север.

Идти пришлось недолго. Пабло Руис был слишком рассеян после странного пробуждения — или просто слишком часто сверялся со звездами. Он не заметил человека, который наверняка долго крался поблизости, ожидая удобного момента. Острие длинного клинка оказалось прямо перед носом — а собственная рука была слишком далеко от оружия.

— Не двигайся, если желаешь сохранить свою жизнь хотя бы на некоторое ближайшее время.

По-испански. И голос… черт возьми!

— Алава?..

— Руис?..

Узнать капитана Алонсо де Алаву, человека прекрасного рода, сейчас было чрезвычайно трудно: разве только по голосу. Руис читал о том, в каком жалком виде возвращались из своих походов конкистадоры, даже если начинали путь при самом лучшем снаряжении. Пожалуй, вид Алавы оказался нынче еще печальнее тех описаний.

Старый друг Руиса сохранил доспехи и оружие, однако безобразно оброс, был ужасно грязным — словно лесной дикарь. Одежда его сильно износилась. Гордая осанка дворянина уступила место совершенно недостойной зажатости, скрюченности, будто Алонсо давно привык прятаться. О том же говорил и беспокойный, бегающий взгляд.

— Я уже не думал, что когда-нибудь увижу тебя, мой друг… — даже голос Алавы полностью утратил былую силу.

— Ты быстро отчаялся.

— Быстро?.. Ох! Пойдем, я познакомлю тебя с одним человеком, если возможно выразиться именно таким образом… Тебе многое предстоит узнать, и перед этим будет лучше присесть у костра, потому что на ногах вынести груз этих удивительных сведений в высшей степени затруднительно.

«Костер» — это громко сказано, конечно. Самый слабый огонь, тщательно замаскированный: он едва был способен согреть, и уже по этой детали Руис понял — его друг действительно скрывался от кого-то или чего-то.

У огня сидел еще один человек, в котором легко узнавался испанский военный, но точно не простой солдат… и не офицер из разгромленного чудовищами отряда. Крупный мужчина с такой же густой и пышной бородой, как у Руиса — только абсолютно черной, без всякой седины. Его лицо хранило следы многих ранений; еще Пабло заметил, что у незнакомца недостает пальцев на левой руке. Как минимум двух.

— Нашел друга?..

— Да. Познакомься: это капитан Пабло Руис, храбрейший сын Испании из всех, кого мне прежде довелось знать. Руис, друг мой, это — Иаго Карвасса.

— Каталонец?

Руису не нравились каталонцы: сплошь бандиты, воры, нахлебники и смутьяны. Совсем не похожи на басков.

— Каталонец. Но это давно не имеет значения. И вообще: мы говорим по-испански, это нынче главное.

Выглядело намеком на…

— Мы не в Испании?

— Нет. Это Новый Свет. Английская колония, неподалеку от Бостона.

Руис понятия не имел ни о каком Бостоне. Он знал о Вирджинской колонии — первой со времен сгинувшего Роанока попытке англичан закрепиться севернее Новой Испании. Там стоял город Джеймстаун, кажется.

— Конечно, ты ничего не знаешь о Бостоне. Вижу, тебя не удивило перемещение в Новый Свет… но тогда удивит другое. В те времена, откуда ты вы с Алавой прибыли, никакого Бостона еще не существовало. Здесь вовсе не было белых, одни красножопые.

— Да, мой друг… Не только место иное: год Господень теперь тоже совсем другой.

Руис сам удивлялся своему спокойствию. То ли диковинные видения подготовили его к чудесам, то ли просто не прошли последствия недавнего с его точки зрения боя… Кажется, Алава оказался куда менее стойким в этом вопросе. Его произошедшее не сломило окончательно, но сильно пошатнуло.

— И который идет год?

— Тысяча шестьсот девяносто второй.

— Шутишь?!

— Нет. Твой друг подтвердит, он убедился.

Алава кивнул.

Выходит, прошло больше восьмидесяти лет. Целая жизнь — и не из коротких. Наверняка все, кого Руис знал, уже мертвы. А англичане успели освоиться в Новом Свете, вот что самое мерзкое!

— Со временем тут вообще непросто. — снова заговорил Алава. — Похоже, в этот год прибывают все, кто прыгнул в проклятый люк… но это весьма удивительным образом происходит с разной скоростью. Не удивляйся, что застал меня в настолько жалком состоянии, друг: я здесь уже несколько месяцев. И постоянно был вынужден скитаться по лесу, что не замедлило сказаться на моем внешнем виде и состоянии духа. А ты, смею предположить, добрался совсем недавно?

— Не больше часа назад.

— Да, около часа назад я тебя и услышал… Некоторые из наших прибыли уже давно, некоторые так и не появились, а тебя мы дождались только теперь. И это дает надежду.

— Вы тут вдвоем. Что с остальными?

— Смею утверждать, мой дорогой друг, что Иаго объяснит это значительно лучше. Тем более что история, мягко выражаясь, не из пары слов: излагать ее следует весьма обстоятельно, со всеми подробностями.

Судя по удрученному виду Алавы, каталонец едва ли мог рассказать на эту тему нечто радостное. Но плохие новости в ситуации, когда абсолютно ничего не понятно, также обретают ценность. Лучше знать, насколько все дурно, чем не знать ничего.

— Сначала рассказать бы, чего я сам здесь делаю. Чтоб ты понял: я давно уже не совсем человек. Я был обычным человеком, солдатом. Записался в терцию еще до вашего с Алонсо рождения, при короле Карлосе, а потом… слыхал ведь о Хулиане Ромеро?

— О маэстре-де-кампо, командире Сицилийской старой терции? «Испанская ярость» — тот Хулиан Ромеро?

— Он самый.

— Конечно же, я слышал о нем! И более того… — в Руисе вдруг проснулась типичная для испанских военных тяга к фанфаронству. — Видел его своими глазами! В первый год своей службы, еще мальчишкой. Кажется, вскоре он умер… великий человек!

Иаго саркастически захихикал, его злодейская черная бородища зашевелилась.

— Я знавал Ромеро задолго до того, как он стал маэстре-де-кампо и великим человеком. Когда о нем не писал Лопе де Вега… и Эль Греко свою картину еще не намалевал. В тысяча пятьсот сорок четвертом мы служили Генриху VIII на шотландской границе. Странное времечко, когда испанцы и англичане еще дружили.

О том, что знаменитый полководец в начале своей карьеры успел послужить англичанам и дрался с шотландцами (извечными союзниками ненавистной каждому уважающему себя испанцу Франции), Руис слышал. Но не понимал, к чему все это, когда вопрос был задан на совсем иную тему.

Однако же: 1544 год… отец Пабло Руиса тогда еще не овладел грамотой, пожалуй. И едва ли знал, откуда берутся дети. Капитан не слишком хорошо считал в уме, да и дат не хватало, но выходит — его каталонскому собеседнику уже недалече до двух веков возраста. Чудеса.

— На шотландском фронтире я попал в плен к бандитам из горного клана и… с тех пор немного изменился. Детали пропущу: можешь не волноваться, этому вашему Черному Человеку я не слуга. Со мной иначе. Но признаться, недолюбливаю гэльских горцев и подобную шваль. За то, что они со мной сделали, сволочи… это поначалу только казалось даром. И вот к чему речь-то…

Да уж, пора было переходить к сути. Алонсо смотрел в сторону и, кажется, не слушал. Все равно он уже знал эту историю. А вот Руис слушал очень внимательно.

— …я давно брожу по Новому Свету. В основном убиваю, это лучшее развлечение. Англичане обо мне легенд насочиняли… слыхал про Роанок, пропавшую колонию? А, ладно, не будем об этом. В принципе-то мне плевать на англичан. Но недавно заглянул в городок поблизости: он называется Салем. У них нынче весело — ведовской процесс, представляешь! Такое пропустить было никак не можно. Заведует всем хлыщ по имени Коттон Мэзер, лживый бостонский проповедник. При нем ирландец, военный, а ирландцы — такая же сволота, как шотландцы, разницы не вижу. Но хрен бы с ним… кабы не увидал я людей, которых этот рыжий притащил к Мэзеру. Мол, «слуги Дьявола».

Иаго улыбнулся, и улыбка эта вышла весьма зловещей. Руис уже начал догадываться, что в этой истории к чему. И догадка ему совсем не понравилась.

— Верно, Руис, верно. Ирландец и его головорезы схватили испанских солдат. Так сказать, в довесок к ведьмам с колдунами. Испанцев, невесть как сюда попавших и не знающих ничего о колонии Массачусетского залива. Вот тут мне стало очень, очень любопытно!

— А теперь, мой дорогой друг… — Алава тактично вклинился в разговор. — …ты вполне можешь предположить, как зовут этого нечестивого ирландца.

— Дженкин, шлюхин сын!

— Не возьмусь строить суждений о чести матери Дженкина, но в одном ты прав, дорогой Пабло: это Дженкин. Он служит англичанам и настроен к своим недавним сослуживцам в высшей возможной степени недобро.

— А какого рожна?!

— Вот это и любопытно выяснить. — инициатива снова перешла к Иаго. — Я, конечно, сразу же решил поискать скрывавшихся в окрестных лесах испанцев… пока гэльский говнюк всех не выловил. Нашел только твоего друга. Что с остальными — он не знает, я не знаю. Зато знаю кое-что другое, вернее — предположить могу, со слов Алавы…

Вся эта история так увлекла Руиса, что он почти перестал видеть в ней нечто иррациональное. А ведь пару часов назад его жизнь текла в общем-то обычным для военного порядком: он входил в испанский городок во главе военного отряда, вместе с другом и инквизитором. Да, не каждый день доводилось выступать для подавления богомерзкого культа, но ничего фантастического.

Теперь не было испанского городка, не было отряда — а было совершенно другое место и другое время. Был странный каталонец, утверждающий, что является не совсем человеком и воюет еще со времен молодости Карлоса, короля и императора. Инквизитор, тот еврей — что с ними? А подлый ирландец оказался предателем! Касательно же друга — тот перенес суровые испытания и, вполне возможно, находился теперь в не совсем трезвом рассудке.

Хорошенькое приключение.

— Излагай же, Иаго.

— Я более-менее представляю, что за кашу заварил ваш инквизитор и ради чего. Я знаю кое-что о Черном Человеке и всей этой истории про законы геометрии. «Кое-что», то есть мало. Но мало — лучше, чем ничего.

— К сути?..

— Не торопи его, мой друг.

— Верно, не торопи меня. Итак. Мы с твоим приятелем успели кое-что обсудить: вариантов у вас немного. С нынешней-то охотой на ведьм в этой колонии странным испанцам никак не светит счастливо сесть на корабль до дома. Можете попробовать доковылять до испанских колоний, но это очень далеко. Трудный и опасный путь, а главное — с вашей историей недолго и там попасть на костер. Логично?..

Оставалось лишь кивнуть.

— Ну вот. Я понимаю: вы мужчины серьезные, риск вас не пугает. Но если так — не лучше ли попытаться взять за задницу этого вашего инквизитора и вернуться, откуда пришли? Как пить дать, он разбирается в магических фигурах и формулах. Неспроста ведь искал еврея. Алава согласился, что такой вариант лучше: он только хотел прежде найти тебя. Дождаться твоего, Руис, появления. Так что теперь сам с ним решай.

В самом деле, любой вариант выхода из этого положения предполагал знатную авантюру. Попасть в руки к Дженкину, Мэзеру или другим протестантам — точно плохая перспектива, а именно это наверняка и случится, если попытаться добраться до порта и сесть там на корабль. Насколько отсюда далеко по суше до испанский владений — Руис даже не представлял, но охотно верил, что путь неблизкий. И там инквизиция тоже держит ухо востро: пришельцам с безумной или кое-как выдуманной историей могут задать слишком неприятные вопросы. Ведь Руис и Алава даже не смогут сказать, кто нынче король Испании. Пусть каталонец поможет в составлении легенды, но при малейшем подозрении их разоблачат на раз-два. Всего не предусмотреть.

А то, что предлагал Иаго, хоть и было совершенно безумно — но сулило возможность вернуться к своей семье. Ведь в этой реальности жена Руиса, его милая Мария, давно умерла. И его дети состарились, вероятно — тоже умерли. А кто знает, как теперь дела в Испании? Может статься, что здесь уже не за что воевать.

Наверняка Алава руководствовался той же логикой.

— И ты знаешь, Иаго, где искать инквизитора?

— Я знаю один дом в Салеме. Дом, в который сам Коттон Мэзер боится войти… А трусливый пес Дженкин и подавно! Я говорю о ведьмином доме: проповедник с ирландцем хватают всех подряд, кроме настоящих колдуний. К ним-то и нужно идти. Уверен: своего общего, кхе-кхе, друга вы встретите там.

Всего-то сутки прошли с тех пор, как Пабло Руис ступил на порог проклятого дома в Пиренеях (если судить с его стороны — ведь для мира минул почти век). Теперь предстояло посетить еще одно место, явно недружественное доброму христианину. Ведьмы есть ведьмы: они природные враги и истинному католику, и поганому протестанту. Раз уж проповедник Коттон Мэзер учинил ведовское судилище в Салеме, но зайти этот дом боялся… то все серьезно.

Руис, Алонсо де Алава и Иаго Карвасса пустились в путь с таким расчетом, чтобы достигнуть Салема под утро. Самый темный и тихий час, когда опасность минимальна. Каталонец уверял, что их пустят в дом охотно — или хотя бы охотнее, чем на любой английский корабль в Бостоне. И если первое предположение звучало как-то чересчур смело, то в резонности второго сомнения отсутствовали напрочь.

По дороге Иаго пару раз заводил истории о своих похождениях — он хотел приободрить как-то спутников, показать им, что повидал всякое. Каталонец рассказал, как еще до своей метаморфозы в плену (суть которой так и осталась для капитанов загадкой) встретил в Италии старый корабль с греческим названием, капитаном которого была жуткая женщина в красном саване. Корабль, что призывал из морской пучины затонувшие турецкие суда с мертвыми османскими пиратами. А еще была история о том, как Иаго помог врачу-конкистадору истребить жестокое индейское племя на другом краю Нового Света, в патагонской пампе.

Звучало не лучше болтовни Дженкина. Но Дженкин, как теперь уже не приходилось сомневаться, о древнем народе и Черном Человеке говорил правду. Так что…

Ведьмин дом выглядел не настолько странно, как строения из безымянного городка в горах, но от прочих жилищ в Салеме явно отличался. Двускатная крыша сходилась криво, углы между стенами тоже не были прямыми, окна имели самые разнообразные размеры и формы. Ко всему прочему, дом оказался выкрашен в черный цвет, из-за чего выглядел откровенно зловеще.

Любого дурака спроси, где в городе живут ведьмы — именно на такое жилище он и укажет.

По счастью, на улицах Салема не встретилось ни души. Если их и патрулировали, то людей для этого Мэзеру с Дженкином не хватало, а жители просто не показывались снаружи затемно. Дойти до места не составило труда.

— Насколько мне известно, ни в одной военной кампании не снискал я репутации трусливого или малодушного человека… — произнес у порога Алава. — Однако если бы не те отчаянные обстоятельства, в которых мы волею свыше или в силу козней Дьявола оказались, я бы ни за что не вошел в такой дом.

— По приказу я бы хоть в Ад спустился. — ответил Пабло. — А сейчас бояться вовсе поздно.

— Ты мало знаешь про Ад, раз так легко говоришь об этом. — буркнул Иаго и постучал в дверь.

Голос изнутри дома раздался мгновенно, словно только стука одна из его обитательниц под дверью и ждала в столь ранний час.

— Чего надо?

Это был грубый, скрипучий, старушечий голос. Еще более противный, чем у еврея.

— Мы враги Коттона Мэзера.

— Так идите, вспорите ему брюхо. Здесь вам делать нечего!

— Мы ищем испанского инквизитора!

— Поищите в Испании.

Все пошло не по плану Иаго. Он даже выдал некоторую растерянность, хотя и очень быстро сумел вновь придать себе уверенный вид.

— Не очень-то нам здесь рады, Иаго. Похоже, ты ошибся.

— Если не хочешь переться до Флориды на своих двоих, то лучше помолчи. Я разберусь.

Каталонец еще раз постучал в дверь, на этот раз куда громче.

— Меня зовут Иаго Карвасса, кто-то в вашем доме наверняка обо мне слышал!

Никакой реакции.

— А имя Ньярлатотепа вы уж точно знаете!

Вот теперь за дверью послышалось движение. Собеседница Иаго поспешила в глубину дома — не иначе как советоваться. Загадочное имя определенно имело вес.

— Что за Нярла… Ньярла… тотетеп?.. — прошептал Руис.

— Радуйся, что его имя тебе незнакомо. Это знание из тех, которых лучше не иметь.

Жизненный опыт научил Руиса: даже в обычном мире бывают знания, без которых спится куда легче и риск преждевременной кончины снижается. Так что настаивать он счел излишним.

Дверь отворилась, но разглядеть за ней что-то не удалось: плотный мрак. Приглашения войти Руис не стал дожидаться, уступать дорогу Иаго — тоже, хотя то и другое могло показаться разумным. Он с присущей себе решительностью шагнул внутрь первым.

Немногое теперь уже могло удивить капитана, но подобного он все равно не ожидал.

Косые углы повсюду и геометрические фигуры на стенах — это роднило ведьмин дом с жилищем еврея Симона, но поражала обстановка совершенно иным. Помещение, в котором оказался Руис, было перевернутым: вся нехитрая мебель висела над головой испанца, будто приклеенная к потолку, в который превратился здесь пол. Свечная люстра качалась у его ног: тянулась вверх, опровергая законы гравитации, и только натянутая цепь не позволял ей взлететь. При том ни одна свеча не горела. Тут вообще не было видимых источников света, однако Руис непостижимым образом все равно мог различить даже мелкие детали обстановки. Как будто обрел способность видеть в темноте.

— Интересный у вас интерьерчик….

В углу капитан заметил лестницу, что при нормальном положении комнаты вела бы в подвал, однако теперь стала, выходит, путем на второй этаж. Кроме того, он увидел женщину — она стояла рядом, также на потолке, занявшем место пола.

Женщина была молодой, красивой и абсолютно голой. Длинные каштановые локоны закрывали ее весьма внушительную грудь, но зато волосы на лобке представали взору — и ведьму это никак не смущало. Вошедший тоже не смутился: чего он там не видел, спрашивается?

— Меня зовут Пабло Руис! — нужно ведь было как-то завязывать знакомство, пусть ситуация не из тривиальных.

Только теперь капитан задумался, что не понимает, на каком языке Иаго говорил с ведьмами и на каком он сам представился обнаженной женщине. Тут английская колония — и все вроде бы должны говорить по-английски… Руис неплохо владел этим языком, но не настолько, чтобы так свободно перейти на него с испанского.

Ой, мелочи. Нашел о чем задуматься…

— А меня зовут Кеция Мэйсон, — произнесла женщина тем самым скрипучим голосом, столь не соответствующим ее прекрасной внешности. — Это последнее, что ты узнаешь, если твои друзья не поторопятся войти.

К счастью, Иаго и Алава не промедлили. Кеция кивком велела идти за ней — и направилась к той самой лестнице, что должна была вести вниз, но на самом деле тянулась наверх. Пабло не отказал себе в удовольствии проследить, как соблазнительно двигались упругие ягодицы ведьмы, пока она поднималась по ступенькам. Это точно лучше, чем гоняться за старым иудеем!

В небольшом помещении, куда Кеция привела испанцев, мебель уже стояла на полу — все как положено. Однако Руис удивился еще сильнее, чем при виде комнаты-перевертыша.

Стены второго этажа также были размалеваны геометрическим чертежами, и свечи по-прежнему не требовались — видеть позволяло уже знакомое Пабло фиолетовое свечение. Обстановка снова оказалась в целом скромной, но центральным ее элементом была огромная кровать. Похоже, из дуба, и очень искусной работы.

— Матерь Божья!..

Конечно, Матери Божьей на кровати не было — было еще три ведьмы, тоже голых и ничуть не менее обольстительных, чем Кеция. Помимо абсолютно идеальных тел (не каждая античная статуя таким сложением похвастается), они еще и составляли прекрасную цветовую гамму: пшеничного оттенка волосы у одной, угольно-черные у другой и буквально огненного рыжего цвета у третьей.

Однако столь эмоциональную реакцию Руиса вызвали, конечно, не эти три красавицы.

— Капитан Руис? Капитан Алава?..

Из-под прекрасных женских тел на вошедших смотрел никто иной, как Хосе. Айюданте Алавы, разумеется, нежился с ведьмами в постели без одежды — так что при виде командиров торопливо прикрыл срам.

— Алонсо, а твой парень устроился на новом месте получше нашего! Да нет, Хосе, не волнуйся: сам же говорил, чтобы я в тебе не сомневался. Орел, ничего не скажешь!

Молодой мориск, конечно, пребывал в сильном смущении — а Руис так развеселился от нервов. Они все-таки не железные, даже у него… С каждым часом, с каждым своим новым витком история все больше напоминала горячечный бред. Это уже даже не сон: нормальному человеку подобная ересь не приснится.

Ведьмам все было нипочем, конечно: блондинка даже попыталась продолжить ублажать Хосе ртом, что он пресек не без труда. Наверняка Алаве сделалось обидно: он несколько месяцев спал на сырой земле в лесу, питался невесть чем, прятался от людей Дженкина — а его помощник тем временем предавался удовольствиям в полной безопасности и сравнительном уюте ведьминого дома.

Руис даже не знал, какое чувство могло бы оказаться сильнее: нежелание перенести выпавшие на долю Алавы опасности и лишения — или желание оказаться на месте Хосе.

— Присоединяйся, Иаго, — Кеция указала взглядом на кровать.

— О, теперь мне здесь рады! — проворчал он в ответ. — Спасибо, но я воздержусь. Мы пришли поговорить. По делу.

— Должен признать, сеньоры, что это удивительное зрелище определенно обещает нам самую увлекательную историю…

— А я предпочитаю самую простую: про инквизитора.

Несмотря на игривые протесты троицы ведьм, Хосе все-таки предпочел натянуть подштанники, прежде чем продолжить беседу. Выбраться из объятий мориску все равно не удалось — вокруг него словно змеиный клубок заплелся, но хотя бы какие-то приличия оказались соблюдены.

Субординация, как говорится. Без нее в терции — абсурд и антикатолические настроения.

Между тем Кеция, отчаявшись хоть как-то взволновать Иаго, усадила в стоявшее рядом кресло Алаву и сама расположилась у него на коленях. Благородный друг Руиса густо покраснел от смущения, но возражать не стал. Даже слегка приобнял красавицу, будто невзначай.

Интересно, почему никто не оказал подобного внимания Пабло? Он что, слишком старый или недостаточно хорош собой? Вздор! Но капитан вспомнил о супруге и благодаря тому успокоился. Мария, конечно, в этом мире давно умерла, однако все же…

Да и вообще, они действительно пришли сюда для разговора.

— Выходит, насчет Коттона Мэзера и Дженкина вы уже знаете? — начал Хосе. — Мэзер будет посуровее нашей Инквизиции. Развернулся он в Салеме на всю катушку, но что касается этого дома… скажем так, конфликт зашел в тупик.

— Если не считать дурехи Пикман, — поправила его Кеция, поудобнее устраиваясь на коленях Алавы.

— Да, это единственная настоящая ведьма, которую он все-таки арестовал. Почти даже не ведьма, как новобранец по-нашему, вот. Но с Дженкином ситуация непростая. Мы точно не знаем, что именно случилось с ним по дороге сюда. Ну… вы поняли, по какой дороге. Вы ведь тоже видели после люка… это?

Руис и Алава кивнули.

— Дженкин прибыл сюда каким-то не таким, это точно. Полагаю, нечто страшное и безумное случилось с ним по пути. Дженкин настиг в местных лесах еврея и убил его. Или говорит, что убил. Или думает… не суть. Он отобрал у Симона некую книгу, но она оказалась написана на латыни.

— Которую этот ирландский овцелюб не знает, ясное дело.

— Именно так. Потому он и связался с Мэзером. Дженкин… он стал одержим теми же поисками, которые вел наш инквизитор. Возжелал сам раскрыть тайны иудея Симона, как нам кажется. С этой целью он охотился на всех испанцев, оказавшихся в округе: ради информации об Иньиго.

— Ему удалось в итоге схватить инквизитора?

— К сожалению, да. Несколько дней назад.

Руис с досады хлопнул себя по коленям.

— Вонючая ирландская скотина! Небось, выдает себя за протестанта… предал товарищей ради проклятого колдовства! А я говорил, я всегда говорил: союзники — сволочи! Полагаться можно только на испанцев! Магия — херагия…

— Судя по всему, речь скорее о науке.

— Один хрен. И много наших попало в руки англичан? Помимо инквизитора?

— Как минимум трое.

В комнате на какое-то время воцарилось молчание. Руис, Алава и Иаго размышляли, Хосе ждал их слов. Три ведьмы продолжали гладить и целовать его, а Кеция почти забыла об Алонсо: она тоже задумалась.

Первым заговорил Иаго.

— Вы тут до утра телиться будете… я вижу ситуацию вот как. Сеньоры капитаны хотят вернуться домой. А вашему ковену, дамочки, наверняка хочется решить проблему с Мэзером и кое-что узнать о законах геометрии, так? Похоже, вы увлечены теми же исследованиями.

— Знание — сила. — согласилась Кеция Мэйсон.

— А еще нужно наказать ирландскую падаль и вызволить наших!

— И это правда. Ну а лично мне всегда в охотку развлечения, уж больно долго живу. Похоже, наши интересы сходятся.

— Коттон Мэзер боится войти в этот дом. Он боится тех, кто способен проникнуть за пределы обыденности… хотя и сам того желает. Каждое его деяние или слово — сплошной обман. Но и мы сами не можем прогнать его просто так. Все устроено довольно сложно.

Тут к обсуждению наконец-то подключился Алава, рука которого уже уверенно расположилась на упругом бедре ведьмы.

— Я полагаю, что самым разумным решением, учитывая все вскрывшиеся обстоятельства и более-менее прояснившуюся диспозицию, будет объединить усилия и нанести… визит Коттону Мэзеру. Мы должны сами захватить инквизитора и книгу, чтобы удовлетворить общие интересы. Затем освободить испанских солдат и госпожу… Пикман, кажется? А также, что не обязательно, но очень желательно — наказать Дженкина, который проявил себя подлецом и нарушил клятвы, данные пред лицом Господа самому королю Испании.

Алонсо де Алава бы сколь по обыкновению многословен, столь и прав.

— Известно ли, где держат пленников? Сколько у Мэзера и Дженкина людей, хотя бы ориентировочно? Как они вооружены? Необходимо оценить, способны ли мы справиться с подобной задачей имеющимися… силами.

— И не такие задачи решали. — заявил Иаго.

— Ваш каталонец не врет. Мы-то знаем, уж мы-то знаем… с его помощью возможно многое.

— Я буду всецело повиноваться приказам законных командиров, как велит мой воинский долг. — в Хосе сомневаться не приходилось.

Ну а Руис всегда мыслил просто:

— Главное — ввязаться в драку. А там посмотрим.

По дороге к дому, где проповедник Мэзер обустроил и свою резиденцию, и тюрьму, Пабло Руис мучился лишь одним вопросом. Тот же вопрос определенно занимал и Алаву, потому как при первой возможности оба командира ненавязчиво притерли с боков Хосе.

— Нам с капитаном Алавой нужны все подробности.

— О чем?..

— Шутишь?! О том, как тебя полюбили ведьмы. Это что вообще такое случилось, морискская твоя морда? Ты у них устроился, аки инкуб!

Хосе замялся. Он явно хотел утаить какие-то детали, хотя и не мог отказаться отвечать вовсе.

— Это, сеньоры, сложно объяснить… я боюсь, что со мной тоже нечто случилось по дороге. Понимаете, я… ну… как бы это сказать… я видел Черного Человека. Я некоторым образом с ним общался. Я… возможно, получил что-то. Или стал кем-то немного другим. Я не знаю. Однако эти… дамы… они заинтересовались. Они очень заинтересовались.

— А ты и рад, конечно.

Полноте, мой добрый друг. Довольно затруднительно осудить Хосе за то, что он счел вполне допустимым воспользоваться подобной удачей. А что до его сомнительного опыта по дороге сюда и возможных долгосрочных последствий, то боюсь — нынче всем нам прямая дорога на ауто-да-фе, если обстоятельства этого удивительного приключения вскроются. Посему я предлагаю не задавать друг другу вопросов, на которые лучше не знать ответов.

— Ты прав, пожалуй.

В компании четверых испанцев к дому проповедника направилась только Кеция. Почему именно так — уточнять никто не стал. Руис рассудил: раз со времен Генриха Крамера считалось вполне возможным арестовывать и казнить ведьм — то они едва ли на столь уж многое способны, когда речь идет о грубых прямых действиях. Вероятно, конфликт салемского ковена с Коттоном Мэзером пришел к патовой ситуации: обе стороны заняли отличные оборонительные позиции и не имели представления, как друг друга атаковать. Случается такое на войне.

А возможно, все было иначе. Кто знает? Сейчас не до того.

Больше интриговала уверенность Иаго. Его вообще не смутило описание довольно серьезных сил под контролем Мэзера. Вкупе с недавними словами Кеции это ставило любопытный вопрос о пределах способностей каталонца. А ну как байки про вырезанное племя и пропавшую колонию — не байки на поверку?

Пабло считал, что умеет отличить пустую самоуверенность от обоснованной. Иаго Карвасса казался ему именно вторым случаем.

— О, сюрпризы не заканчиваются!

Возможно, Иаго и Кеция предвидели то, что теперь могла наблюдать вся компания — и именно потому попытки Руиса с Алавой заранее обсудить план действий не встретили особого интереса. Перед воротами Мэзера, дом которого был окружен высокой каменной оградой, стоял солдат. На стволе его аркебузы болталась большая белая тряпка.

Других людей поблизости не наблюдалось, однако это не означало, что их нет: до сих пор не рассвело.

— Они готовы к переговорам?

— Хорошее решение. — спокойно отозвался Иаго. — Коттон Мэзер явно поумнел от добытой Дженкином книги, общения с вашим инквизитором… и так далее. Дошло, с чем имеет дело.

— Вы полагаете, что существует возможность достигнуть взаимовыгодной договоренности?

— Да пес его знает, я же не провидец. А ты, Кеция?

— Я не очень-то хочу с ним говорить.

— Но придется, если не желаешь до Страшного Суда куковать в своем доме.

Пабло Руис уже даже гадать не хотел, что еще может произойти — пусть будет как будет. Он лишь приложит все усилия, чтобы «было» получше.

— Мистер Мэзер желает говорить с вами! — объявил солдат.

— Тогда пусть выйдет! — Руис снова подивился тому, как бойко заговорил по-английски. — Вы не пустите нас в дом с оружием, а мы не войдем туда без него.

Раз уж англичане так серьезно отнеслись к визиту — они едва ли считали гостей идиотами и ждали согласия войти в дом проповедника. С другой стороны, если сам Коттон Мэзер не был дураком — выходить на улицу он бы не стал. Как выяснилось, компромиссное решение здесь очень простое.

По ту сторону решетчатых ворот из темноты показалась еще пара вооруженных солдат, а за их спинами — немолодой полноватый человек, от внешнего вида которого Руис едва не рассмеялся в голос.

Он понял, конечно — так изменилась мода за более чем восемьдесят лет. Но какой срам, прости Господи! Нелепый пышный парик на голове проповедника казался испанцу родом из начала семнадцатого века чем-то совершенно несусветным. Что же, теперь и в Испании такое носят? Тогда точно надо возвращаться домой — иначе ведь и самого заставят напялить эту дрянь…

— Я полагаю, эти джентльмены — Руис и Алава, о которых я наслышан от сеньора инквизитора! Ха-ха, чудесно! И о личности того мужчины с завидной бородой догадываюсь, хо-хо! Такая честь! А кто этот юноша? Впрочем, неважно, ха-ха, он еще слишком молод. И мисс Мэйсон здесь, как это прелестно, ха!

Коттон Мэзер искренне хохотал, будто был в восторге от сложившейся ситуации и совершенно не относился к ней всерьез. Руис ожидал от охотника на ведьм абсолютного иного поведения. Все походило на встречу старых друзей, а вовсе не на начало напряженных переговоров.

Добрый знак? Или дурной? Пабло склонялся ко второму варианту. Что-то здесь не так. Что-то просто обязано пойти не так.

— Ох, не будем терять времени. Я все знаю, и вы все знаете, да? Хо-хо! У меня есть предложение, которое позволит, ха-ха, разрешить возникшую напряженную ситуацию! Я, можно сказать, только и ждал вашего визита, чтобы это предложение изложить!

— Ну что, пусть излагает?

— Раз уж там обернулось, то я полагаю разумным и справедливым…

— Не верьте ни одному его слову.

— Давайте послушаем. Эй! Мы готовы выслушать предложение!

Коттон Мэзер опять расхохотался, да так, что ему пришлось извлечь из кармана платок и утереть пот с лица. Только теперь Руис обратил внимание: проповедник держит подмышкой книгу. Явно не случайно: это книга, с которой он не желает расстаться ни на миг.

— Вы знаете, хо-хо… знание! Знание — это сила, верно, мисс Мэйсон? Право слово, я должен благодарить испанских джентльменов, да! Я благодарю вас, хо-хо-хо! Испанское издание «Некрономикона» в средневековом латинском переводе Оле Ворма… начало семнадцатого века! Это же настоящее сокровище! Ха! Потрясающая книга, потрясающая. Рекомендую прочитать, если вы найдете еще один экземпляр где-нибудь, мда, ха-ха-ха… величайшая редкость, право. Мой отец… вы знаете моего отца? Инкрис Мэзер, он там этим заинтересуется, ха! Одного колледжа имени Гарварда этой благословенной земле мало, истинно говорю вам, хо! Он жаждет создать университет. Где-нибудь… в Архэме, например… о, эта книга… как она украсит!.. Но это будет позже, позже… Ха-ха-ха!

Речь Мэзера теряла связность из-за смеха и того, как он сам путался в мыслях. Однако вдруг, совершенно внезапно, проповедник осекся и помрачнел. Его дряблое лицо сделалось суровым, а в голосе заскрежетал металл. Казалось, будто предрассветный мрак вокруг него сгустился пуще прежнего.

— Я не отдам вам эту книгу. Вы можете попробовать ее отобрать… попробовать. Но чтобы дело не дошло до подобного, предлагаю сделку.

— Так какова же сделка?

— Забирайте своего инквизитора. Я узнал от него все, что мне нужно, и вы можете узнать тоже. Он нынче сделался сговорчивым. Этих занимательных сведений о законах геометрии, позволяющих перемещаться в пространстве и времени, вам хватит с головой. А тайны «Некрономикона» уж извольте оставить мне. Но есть еще условия. Нечестивые твари… я имею в виду вас, мисс Мэйсон, и всю вашу поганую компанию… вы покинете Салем. Я поклялся очистить город от колдовства и сделаю это любым путем. Вы останетесь живы, но уйдете. Обмен, честный обмен, хо! Вам нужны знания, мне нужен Салем. И да, джентльмены, своих солдат забирайте тоже! Вы все, все должны уйти из Салема. Ведьмы, испанцы… странный бородач. Все вон, вон из города, ха!

Звучало все это как-то даже слишком здорово. Конечно, Руис не мог оценить значимость книги — он узнал о ней только этой ночью, а теперь впервые услышал название. Это проблемы ведьм, проблемы инквизитора — пускай, капитана интересовали жизни солдат и возможность самому вернуться домой. Едва ли Алава мыслил по-другому, а Иаго наверняка устроил бы любой исход. Он был в этой истории фигурой случайной и желал только развлечься.

Для Кеции Мейсон ситуация, конечно, выглядела иначе.

— И что же, вонючий ты пес, будет с Пикман?

— С Пикман? Мы вздернем ее на Холме Висельников, конечно! А вы думали, мисс Мэйсон, тут можно обойтись без единой смерти настоящей ведьмы? Хо-хо-хо! Если бы вы читали эту книгу, если бы вы ее читали… Но ведь вам в целом безразлична Пикман, не так ли?

У Пабло еще в ведьмином доме сложилось впечатление: жизнью молодой ведьмы ковен особенно не дорожит. А то, как засверкали глаза Кеции, капитан был склонен связать именно с проклятыми законами геометрии, из-за которых вся фантасмагория началась. Если инквизитор Иньиго (или как там его зовут на самом деле) способен их раскрыть — то это решает общую проблему. Хотя кто знает, достаточны ли его знания… насколько важные детали он хотел выведать у еврея? Удалось ли ему сделать это в окрестностях Салема? А может, все-таки именно книга была главной целью Иньиго, раз уж на ней помешался даже Дженкин?

И кстати, где он? Хорошо бы все-таки придушить гаденыша.

Ох, какой же это все бред! Пабло Руису трудно было уложить в голове, с чего история началась, как все пришло к нынешней ситуации и какое развитие она способна получить. Наверное, не его ума дело. Ему бы вернуться к Марии, вот что важно, а в этом треклятом Салеме — хоть трава не расти. Ведьмы, евреи, каталонцы, протестанты… одна шваль.

— Так что, леди и джентльмены? Вы принимаете мои условия?

Руис хотел ответить, что их чудной компании нужно время на обсуждение, но тут наконец-то оправдались его прежние мрачные предчувствия.

— Я не принимаю эти условия!

Голос с противным акцентом капитан узнал сразу.

Дженкин, теперь уже одетый на английский военный манер, в остальном никак не изменился на первый взгляд. Но что-то в нем настораживало. Руис ощутил в позе, взгляде и голосе явившегося к дому ирландца нечто… отчасти напоминающее Иаго? Трудно сказать. Ко всему прочему Дженкин был не один: за его спиной стояли хорошо вооруженные солдаты. Видимо, верные теперь именно ирландцу — в отличие от тех, которые находились подле Мэзера.

Руис взялся на рукоятку эспады. Сейчас точно станет жарко.

— О, Дженкин, хо-хо! — появление ирландца также развеселило проповедника. — Ты очень вовремя! Я как раз хотел сообщить, что более не нуждаюсь в твоих услугах, и поблагодарить за неоценимую помощь английской короне!

— Не нуждаетесь?

Теперь настал черед смеяться Руису. Предателя вышвырнули за порог, надо же! Никогда такого не случалось, да вот снова… Алава и Хосе, судя по их реакции, тоже уловили иронию положения.

— Мистер Мэзер, у нас имелись договоренности. Я добыл книгу, а вы обещали помочь ее изучить. Я нашел инквизитора, а вы обещали, что его знания станут также и моими. Вы обещали, что мы покончим со всеми слугами Дьявола! Что происходит?!

— Ах, я вам это обещал, ха-ха! — Мэзер смеялся так, что ситуация уже выглядела откровенно неловкой, да и за его здоровье впору было начать опасаться. — Ну, возможно, мы обсудим эти детали позднее! Однако в данный момент вы свободны, хо-хо… не сомневайтесь, Англия всегда вознаграждает достойно! Каждому по заслугам!

Да-да: Руис не сомневался, что по веревке на каждого предателя у англичан найдется.

— Мистер Мэзер… — вот теперь и Дженкин зазвучал весьма грозно. — Не вижу удивительного в том, чтобы англичанин попытался обмануть ирландца. Испокон веков так происходит. Вот только я не обычный ирландец, и вы это знаете.

— Дженкин, послушайте-ка меня…

Алава вклинился в этот обмен любезностями неожиданно. Он сделал несколько шагов вперед, ближе к ирландцу, отделившись от товарищей. Выглядел капитан настроенным весьма серьезно.

— Дженкин, если мне не изменяется память, то несколько лет назад я лично добился вашего назначения в свою роту, и так вы стали офицером настоящей испанской терции, а не каких-то ирландских войск на службе нашего великого монарха. Полагаю, что Хосе сможет подтвердить это, будучи свидетелем означенного события. Принимая во внимания все сложившееся за последнее время обстоятельства…

Поразительно, но когда Алава начинал свои витиеватые речи, очевидно затянутые сверх всякой разумной меры, его всегда терпеливо и внимательно слушали. Что друзья, что враги.

— …я принял решение уволить вас со службы!

С этими словами Алонсо де Алава выхватил пистолет, о наличии которого Руис даже не подозревал. Дженкин и моргнуть не успел, как салемская улица озарилась яркой вспышкой. Прозвучал выстрел. Ирландец пошатнулся: было совершенно очевидно, что пуля попала в цель.

Столь же очевидно стало иное — Дженкин теперь и правда не совсем обычный ирландец.

Рыжий офицер только с любопытством поглядел на свой живот, в котором образовалась дыра, а затем совершил нечто невообразимое. Дженкин не просто бросился на Алаву: он преодолел разделявшее их расстояние буквально мгновенно, таким стремительным рывком, который лежал далеко за пределами человеческих возможностей.

Алава тоже не успел и моргнуть прежде, чем получил удар кинжалом.

Отследить в точности все дальнейшие события оказалось, конечно, трудно. Руис заметил, что из-за ограды прозвучали выстрелы, а Коттон Мэзер поспешно скрылся в темноте. Выстрелил и один из солдат Дженкина: пуля угодила в шлем Хосе, но едва ли причинила серьезный вред. Прошла по касательной — рикошет, удача.

Пабло бросился на помощь раненому другу, но между ними уже встал другой человек Дженкина, и капитану ничего не оставалось, кроме как скрестить с ним клинки. Пока он убивал англичанина, на поверку оказавшегося весьма слабым в фехтовании, до Дженкина добрался Иаго.

И фехтовать с ирландцем он не стал. Ничего подобного.

Карвасса схватил Дженкина за плечи, и хотя ирландец колол его своим оружием, Иаго на это оказалось наплевать. Словно в старой сказке, где черт уносит человека, каталонец резко взлетел вместе со своим противником, как если бы ими из пушки выстрелили — оба тотчас исчезли в глубине ночного неба.

Похоже, насчет бытия «не совсем человеком» Иаго скорее недоговорил, чем преувеличил.

Алава истекал кровью на земле, Кеции след простыл, так что Руис и Хосе оказались в незавидном положении. Сколько бойцов Дженкина на улице? Пабло мгновение назад поклялся бы, что только трое — не считая уже убитого, но теперь их стало больше. Такие условия схватки не сулили ничего хорошего, однако и отступить сделалось невозможным: Алава нуждался в помощи.

Капитан Пабло Руис подумал: возможно, это конец, пусть и далеко не самый худший. Однако развитие событий в который раз обмануло его ожидания. Было то заслугой ведьмы или нет, но мимолетное ощущение замедления времени, которое часто случается в критических ситуациях, оказалось чем-то совершенно иным.

Время для Руиса и правда замедлилось в разы. А судя по тому, как ловко сражался сразу с тремя противниками Хосе — удивительный эффект имел место и для него. Теперь, вопреки численному превосходству противника, Пабло нисколько не сомневался в победе.

К великому сожалению, мне никогда не довелось удовлетворить свое вполне естественное любопытство относительно природы противника, одолеть которого злополучной ночью оказалось невозможно. Описывать состоявшуюся в небе над Салемом схватку едва ли имеет смысл — откровенно говоря, в памяти моей сохранилась она удручающе плохо, словно дурной сон. Зато вот уж чего забыть я никак не мог, так это подробностей богомерзкого ритуала, совершенного надо мной, тяжело раненым и лишенным всяких сил, Кецией Мэйсон и другими ведьмами салемского ковена.

В этом месте хотелось бы отметить, что по прошествии многих лет я уже практически не держу на нее зла. Это может показаться странным, но последующая жизнь в виде весьма причудливой помеси человека и крысы, которую бывшие друзья сочли удачной иронией, была по-своему неплоха. Я всю жизнь кому-то служил, и стать в итоге фамильяром могучей ведьмы — логичное продолжение пути. Хотя, как уже отмечал ранее, жалкая смерть на заколоченном чердаке в Архэме никак не отвечает былым амбициям. Увы: к двадцатому веку золотая эпоха колдуний Новой Англии завершилась, и фамильярам также давно не суждено ничего хорошего.

Что касается похороненного на следующий день после тех событий капитана Алавы, то он первым пустил вход оружие, и тут я не ощущаю какого-либо груза вины. Если же вы спросите о Коттоне Мэзере, то лучшим ответом будет «Бог ему судья» — но я не употреблю подобную формулировку, ибо знаю о богах гораздо больше, чем вы желали бы узнать. В мире очень много знаний, которыми лучше не обладать, и мой печальный жизненный путь — прекрасное тому доказательство.

Надеюсь, что кто-нибудь все-таки описал его, коль скоро мне не суждено изложить всю эту историю на бумаге. Увы, убедиться в этом невозможно. Знаю я лишь о творчестве потомка несчастной Пикман (тот человек достиг высокой степени в искусстве), однако оно не лежит в литературном поле. Что остается добавить? Книга, которую взял я из холодных мертвых рук Симона, беглеца во времени и пространстве, до сих пор хранится в Аркхэме, в овеянном столь тревожной и загадочной славой Мискатоникском университете. Испанское издание начала семнадцатого века, перевод с утраченного арабского оригинала на латынь, одна их немногих возможностей ознакомиться с «Некрономиконом».

Советую вам держаться от этой книги подальше.

Пабло Руис наконец пришел в себя после путешествия, похожего на сон. После долгого пути сквозь неизмеримое безумное пространство, наполненное светом, неописуемыми звуками и постоянно пребывающими в движении фигурами.

Не самый приятный опыт, если честно. Вполне понятно, почему Хосе отказался повторно нырнуть в треугольный люк — уже другой, проделанный под ведьминым домом в Салеме. У него теперь были дела поинтереснее…

Перед глазами лежащего на каменистой земле Руиса вновь обнаружилось звездное небо. Только теперь он уже по запаху воздуха понял: дома. Это однозначно Испания. Никак не вонючий Новый Свет… а что с теми солдатами? Успешно ли все они добрались? Все ли у ведьм и проклятого инквизитора, настоящего имени которого капитан так и не узнал, получилось сделать правильно?

Об этом лучше подумать потом. Сейчас время заботиться о себе.

Руис уже хотел подняться, когда над ним склонился человек в странных доспехах. Нечто похожее капитан некогда видел, но где? Память работала плохо. Солдат обратился к Руису, однако тот не разобрал ничего, кроме имени Луция Целия Руфа и слова «квестор». Над лагерем, разбитым в очень напоминающей Сугаррамурди местности, реяли штандарты римского легиона.

Солдат продолжал говорить, и незнакомый капитану язык, лишь отдаленно похожий на родной испанский, постепенно становится понятным — вот это уже знакомое ощущение.

Пабло не испытал ни отчаяния, ни разочарования.

В первый момент подумал он об одном: очень старый город лежит недалеко отсюда, и дом еврея там наверняка стоит. А значит, есть и люк, до которого можно добраться. Нужно. Ничего другого-то не остается.

Потому что следующая мысль, посетившая измученную голову капитана, была о ждущей его в иной эпохе жене. И о пачаране, который она так славно готовит.