— Что, черт тебя побери, ты сделал прошлой ночью с этой девушкой?
Нат резко повернулся и уставился на траппера, едущего рядом.
— О чем ты? — раздраженно спросил он, сильно дернув вьючную лошадь за уздечку.
— Остынь, — усмехнулся Шекспир. — Я не сую нос в твои дела, но не мог не заметить, как Уинона носилась вокруг нас все утро, улыбаясь и напевая. Все время, пока девушка помогала разбирать типи, она не закрывала рта. Не думаю, что видел кого-то за свою жизнь, кто так охотно занимался бы хозяйством.
— Опять надо мной подшучиваешь?
— Даже и не думал, — заверил его Шекспир, хотя в уголках рта старого траппера и затаилась улыбка.
Юноша повернулся в седле и посмотрел на колонну шошонов, следующую за ними. Большинство воинов двигались по краям на случай нападения. Некоторые женщины ехали на лошадях, но большая часть шла пешком, с детьми и собаками. Разобранные типи были привязаны к волокушам.
Малыши лежали в искусно сделанных колыбельках за спинами у матерей. Гениальное по своей простоте устройство представляло собой вырезанный из дерева каркас, в который помещался мешок из мягкой ткани. Каждая колыбелька была украшена в соответствии со вкусом матери и не похожа на другую — колыбельку можно было привязать к седлу или к волокуше, прислонить к чему-нибудь, если матери нужны были свободные руки.
Чтобы перебраться на другое место, племени потребовалось около сотни лошадей. Больше дюжины животных тащили самое большое типи, жилище Черного Котла. Нат уже отметил для себя одну интересную особенность перехода: у индейцев существовало деление на классы.
Во главе колонны ехали шошоны, у которых просторные типи, много имущества и лошадей. За ними следовали те, кто не настолько богат. В самом конце, глотая пыль из-под копыт, ковыляла беднота с двумя-тремя вьючными животными и несколькими собаками.
Уинона шла впереди, направляя лошадей, которые тащили типи отца. Она заметила, что Нат смотрит на нее, улыбнулась и помахала рукой.
— Да, не позавидуешь вам, — заметил Шекспир, — самый сложный случай из тех, что я видел.
Нат перевел взгляд на старого охотника:
— Хочу, чтобы ты знал кое-что…
— Уж, пожалуйста, скажи.
— Я намерен поквитаться с тобой. Не знаю еще как, но в один прекрасный день, когда ты меньше всего будешь ожидать, я отомщу тебе.
Шекспир добродушно улыбнулся:
— Справедливо, мой юный друг. Мне нравятся люди, в которых столько мужества и решимости.
Заметив во главе колонны Тянущего Лассо и его пятерых приятелей, Нат вспомнил прекрасное мгновение с Уиноной и вздохнул.
— Мне нужен совет, Шекспир.
— Я так и думал.
— Мне действительно нравится Уинона…— начал было Нат.
— Надо бы купить тебе словарь, — перебил его старый траппер.
— О чем ты?
— Мужчина должен всегда говорить что хочет и хотеть, что говорит. Сказать, что Уинона нравится тебе, так же просто, как шошону признаться, что он не в восторге от черноногих.
— Не вижу связи, — пожал плечами Нат.
— Увидишь. Просто ты надеешься, что кто-то сделает выбор за тебя, и сам себя обманываешь…
— Ты дашь мне совет или нет? — нетерпеливо перебил Нат.
— Для того я и здесь, — успокоил его Шекспир.
Кинг рассеянно смотрел на долину, через которую лежал их путь, размышляя над тем, как понятнее объяснить свою проблему. Он проследил за вороном, парящим над лесом, и, будто поймав мысль, сказал:
— Не буду больше ходить вокруг да около…
— Не стоит из-за меня отказываться от своей любимой привычки.
— Пожалуйста, перестань, — серьезно попросил Нат. Старый охотник перестал улыбаться:
— Хорошо, Нат, буду серьезным. Так чем я могу тебе помочь?
— Думаю, что я влюблен.
Наставник хотел было что-то ответить, но передумал и просто кивнул:
— Продолжай.
— Я по уши влюбился в Уинону и вовсе не понимаю почему. Прекрасная девушка ожидает моего возвращения в Нью-Йорке. По крайней мере надеюсь на это. Или надеялся, пока не встретил Уинону. Теперь я думаю только о ней, все время хочу быть рядом. Но как мне сблизиться с Уиноной, если мое сердце в Нью-Йорке, с Аделиной?
— Прежде чем ты увязнешь в этом, давай проясним несколько моментов. Когда мужчина влюблен, он теряет голову. Или, как говорил старик Уильям, когда пылает кровь, как щедр бывает язык на клятвы[13]. Вот что объясняет твою страсть.
— Страсть?
— А как еще это назвать? Я точно знаю — невозможно, чтобы мужчина, находясь с одной девушкой, сердцем тянулся к другой. Возможно, мысленно ты еще в Нью-Йорке и память дергает за твои душевные струны, но уверяю тебя, что сердце твое уже поддалось чарам дочери вождя.
Нат кивнул, соглашаясь, но по-прежнему пребывал в растерянности:
— Что же я наделал?
— Все произошло само собой.
— Я не об этом. Как я мог пойти на свидание и едва не потерять голову?
Шекспир хмыкнул:
— Слишком поздно, дружок. Ты ее уже потерял. Надо было отказаться от прогулки прошлой ночью.
— Но я не хотел обидеть Черного Котла, — оправдывался Нат.
— Кого ты пытаешься обмануть? Я не буду давать тебе советов, если ты и дальше будешь недооценивать меня. Никогда не считай человека глупым, если он носит штаны из оленьей кожи или его волосы длиннее твоих. Всегда помни, что опыт, благодаря которому я слыву одним из мудрейших людей в округе, многим прочистил мозги.
— Ты считаешь, что я уже как бы обручен с ней, хочу я этого ли нет? — спросил Нат.
— Ты пошел на свидание и подогрел ее надежду, так? Ты говорил ей приятные вещи и стоял с нею под одной шкурой, так? Она не скрывала, что ты ей нравишься, и ты воспользовался этим, ведь так? Потому Уинона вправе думать, что вы непременно поженитесь. Да, считай, что ты обручен с ней.
— Но я честно не знаю, хочу ли на ней жениться.
— Не поздновато ли впрягать лошадь в повозку, а?
— Не знаю, что и думать, — вздохнул Нат.
Чувства были в полнейшем смятении. С одной стороны, Аделина Ван Бурен, с другой — Уинона. С одной стороны, женщина, которая занимает высокое социальное положение, чей отец знатен и богат, с другой — девушка, которая скитается со своим племенем и чей отец хвастает перед гостями скальпами своих врагов. День и ночь. И Нат в ловушке между ними. Поправочка — он сам загнал себя в эту ловушку. В его раскаленной голове маячил последний, решающий вопрос.
— Так что же мне делать?
— Ты должен решить это сам, — твердо сказал Шекспир и замер в седле, напряженно вглядываясь в лес.
Нат тоже посмотрел туда:
— Что ты там увидел?
— Я не уверен, — траппер наморщил лоб, — мне показалось, что-то мелькнуло между деревьев.
Нат, как ни пытался, не увидел ничего. Старый охотник немного успокоился:
— Может, олень или лось.
— Чего ты такой нервный?
— Кто нервный?
— Ты.
— Объелся, должно быть, вчера вечером.
Нат фыркнул:
— У тебя железный желудок, сам говорил.
— Доверяй только трети того, что слышишь, и половине того, что видишь, тогда у тебя будет правильное представление о действительности.
— Твой девиз? — усмехнулся Нат.
— Делай так… — начал было Шекспир и внезапно остановился, глядя на деревья. Он придержал поводья, правую руку положил на «хоукен», перекинутый через седло. — Теперь я уверен.
Нат замер, вглядываясь в окутанные тенью деревья, и опять не заметил ничего необычного.
— Подъедем поближе, — предложил траппер и, не дожидаясь ответа, направился к лесу.
Смущенный необычной нервозностью старика, Нат догнал его, тоже изготовив карабин. Черный Котел и другие воины остановились и теперь следили за ними. Женщины, лошади с поклажей и дети все еще продолжали двигаться.
— Я могу ошибаться, — сказал Шекспир. — Такое случается уже не в первый раз и, сомневаюсь, что в последний раз. Но проверить стоит.
От леса их отделяли ярдов двадцать.
— Думаешь, черноногие? — спросил Нат.
— Некоторые из них ускользнули вчера, помнишь? Не удивлюсь, если они обошли нас и устроили впереди засаду.
— Откуда они могли узнать, какой путь мы выберем?
— Они не так глупы. Черноногие уже поняли, что Черный Котел со своим племенем отправился на встречу, а это — самый короткий путь, — пояснил Шекспир.
— Надеюсь, ты ошибаешься.
— Я тоже.
Но Шекспир не ошибся.
С криками и воплями дюжины три черноногих появились из укрытия в подлеске. Потрясая оружием, они мчались галопом прямо на колонну.
— Надо их отвлечь на себя! — воскликнул Шекспир и направил своего белого скакуна наперерез индейцам. — Оставь вьючную лошадь здесь!
Нат пришпорил свою лошадь и бросился за траппером. Уже слышались крики женщин, лай собак, ржание.
— Они хотят разогнать лошадей! — догадался старый охотник.
Нат понимающе кивнул.
— И захватить женщин! — добавил он.
Нат вскинул «хоукен» к плечу и прицелился в скачущего впереди черноногого. В последнюю секунду юноша передумал, решив сохранить пулю для более важного случая.
Женщины пытались отогнать животных подальше, в то время как воины сбегались и съезжались с разных сторон колонны, чтобы устроить заслон.
Пригнувшись в седле, Нат обогнал Шекспира. Он слышал, как тот звал его, но не остановился, думая только об Уиноне и высматривал ее в колонне. Девушка пыталась развернуть лошадей и отъехать на безопасное расстояние. Во всеобщей панике животные не слушались. Нагруженные шестами, шкурами и прочим добром, они цеплялись волокушами и натыкались друг на друга.
Один из черноногих, вооруженный копьем, отделился от основной группы и направлялся прямо к Нату, завывая, словно койот. Нат решил позволить ему приблизиться, прежде чем выстрелить.
Сзади грохнул карабин, и черноногий, раскинув руки, слетел с лошади.
«Шекспир!» — понял Нат, но его радость была недолгой — теперь уже пятеро всадников с криками и улюлюканьем неслись прямо на него.