Зов топи

Глава 10

Путешествие к морю было трудным и заняло больше времени, чем рассчитывали друзья. К счастью, наконец-то задули теплые ветра, избавляя от необходимости кутаться в плащи, рискуя отморозить пальцы после ночлега. С лошадьми не везло: одну утащило чудище во время привала у пустующего поселка, другая сломала ногу, провалившись в нору суслика и ее пришлось зарезать, третья заразилась гадкой скоротечной болезнью и сдохла. Злой рок преследовал несчастных животных. Волокушу доверили тащить последней лошади по кличке Кроткая — самой выносливой и удачливой.

Нивар вел ее за повод, то и дело посматривая назад, проверяя, в порядке ли бесценный груз. На жердях лежал сосуд, спрятанный от солнца под мокрым покрывалом. Ткань часто смачивали, уберегая от пересыхания. Внутри сосуда можно было различить человеческую фигуру.

За волокушей следовали Марек и Дана. Ланс, увлеченный сбором даров леса с раннего утра то и дело пропадал, лишь изредка возвращаясь, чтобы передать находки — грибы, ягоды, прошлогодние орехи. Все уже привыкли к его отлучкам. Когда волокуша вырвалась вперед, Дана, не сводящая глас с груза, недовольно поморщилась. Марек толкнул ее в бок, неодобрительно качая головой.

— Прояви больше уважения, — прошептал он, чтобы глава стражей не услышал.

— К чему? Это не то, на что я рассчитывала, — призналась она, вынимая затычку из бурдюка и делая глоток.

— А я наоборот. — Марек отобрал у нее бурдюк и, подбежав, вылил на покрывало остатки воды. Поравнявшись с Даной, он продолжил. — Нивар очень четко описал свое видение. Мы нашли именно то, что он обещал.

— Он обещал встречу с Рихардом, а там не Рихард, — она покачала головой. — Неужели не видишь?

— Откуда мне знать, кто там? Я не принадлежу болоту. Если Нивар и Ланс уверены, что это герцог, то мне этого достаточно. Поэтому будь приветлива с ним, если не хочешь расстроить наших друзей.

— Это не Рихард… — она нахмурилась. — Он мог быть жесток и страшен, — Дана непроизвольно потерла шею, — но всегда оставался человеком, а это что-то чудовищное.

— А чего ты ждала после того, как мы извлекли его из брюха той умирающей твари? — фыркнул Марек. — Сложные сейчас времена. Даже Нивар не знает, что это была за тварь — то ли сом, то ли придонный угорь. Я таких огромных рыб даже в море не видел, а Ланс утверждает, что оно пришло прямиком из пресных вод. — Он помолчал немного. — Уж не знаю, как Рихард возродился в икре этого чудовища, но он все же сохранил человеческий облик. Более ли менее… Мой отец не имел и этой радости.

— Твой отец не повинен в том, что случилось. Змей…

— Если мой отец оказался слаб, — перебил Марек, — и позволил силе, завладевшей им, сожрать себя, то я тоже могу оказаться слабым. Где-то здесь, — он постучал по груди.

— Значит, мне придется быть сильной за обоих, — серьезно сказала Дана.

Лошадь мерно переступала копытами, медленно погружаясь в мягкую заболоченную землю. Лес был слишком густой, чтобы въехать глубже, поэтому они держались кромки, стараясь оставаться незамеченными. Их маленький отряд скрывался в тени, избегая встреч с вездесущими обращенными, поэтом двигался медленней, чем мог. Вскоре должна была показаться дорога, ведущая к Серым горам. Нивар мечтал раздобыть повозку и устроить Хозяина с большим комфортом.

Ветки лиственницы покачнулись. По обыкновению прихрамывая, Ланс торопливо шел к ним с ног до головы перемазанный паутиной. Придерживая полу плаща, полную разноцветных грибных шляпок, он с гордостью показал их Нивару.

— Достойное дополнение к зайчатине! — и не дожидаясь похвалы, ссыпал грибы в седельную сумку.

— Ты уверен, что их можно есть? — Марек был полон сомнений. — Признайся, что видишь их впервые в жизни.

— Можешь не есть, если не хочешь, — пожал плечами Ланс. — Но я предпочитаю рискнуть. И у меня есть рвотная травка.

— Спасибо и за это, — серьезно поблагодарил Нивар. — Нам стоит поберечь припасы. Времени охотиться нет.

— Мы идем без остановок с раннего утра. Давайте передохнем? — предложил лекарь. — Признаюсь, немного подустал. Кстати, я нашел ручеек неподалеку.

— У меня как раз кончилась вода. — Дана помахала пустым бурдюком.

Они свернули в ложбину, на дне которой между плоских камней тек чистый ручей. Нивар распряг лошадь, Марек отправился разведать окрестности. Его заинтересовала каменная башня, спрятавшаяся на склоне за двумя кленами. Она выглядела нежилой, но стоило проверить. Каменные блоки, из которых была сложена башня, были очень старыми — покрыты мягким мхом и лишайником. Казалось, здесь сотню лет никто не жил, но у входа Марек заметил свежую золу и вмятины от треножника. Башня была обитаема, но заглянув внутрь, островитянин никого не обнаружил — только грязные шкуры, брошенные в углу, и старую утварь, пропахшую прогорклым маслом.

Закопченный потолок башни частично обвалился, но под балками все еще можно было укрыться от непогоды.

— Нивару это не понравится… — пробормотал Марк, разглядывая множественные незнакомые ему символы, нацарапанные на каменных стенах.

Узнав о неожиданном соседстве, глава стражей лишь пожал плечами и предупредил, чтобы все были начеку. Они не собирались здесь ночевать, а простые бродяги не представляли угрозы для их группы.

— Мы на своей земле, — важно сказал Ланс, продолжив помешивать густое варево из грибов и остатков мяса. — Пусть только кто-то попробует сунуться.

Варево Ланса оказалось недурно на вкус, но и Дана, и Марек на всякий случай разжевали по пучку рвотной травы. Не то, чтобы они не доверяли знаниям лекаря, но каждый может ошибиться. Рихард не дал им спокойно закончить обед. Драгоценный сосуд так сильно затрясло от внутренних толчков, что покрывало съехало на землю. В желтоватой мутной жидкости мельтешили руки — человек внутри сосуда хаотично бил во все стороны. Поверхность сосуда засочилась вязкой вонючей слизью. Нивар подбежал и нежно заключил колыбель в огромных объятиях, бормоча что-то успокаивающее. Рихард тотчас развернулся к нему. Внешне он был мало похож на человека. Безволосое существо, ни рта, ни носа, зато с вывернутыми наружу жабрами, торчащими из шеи как ростки цветной капусты. На кистях вместо пальцев широкие приплюснутые отростки с перепонками. Но неестественнее всего были глаза — черные, без радужки и белка. Нивара, как и Ланса, внешность Хозяина не смущала. Облик того, кто способен быть чем угодно, для них не имел значения. Главное, что Хозяин или вернее, сосуд для него, вместе с ними.

— Что-то не так… — Ланс рядом преклонил колени, осторожно касаясь колыбели. — Он зол.

— Да, я тоже чувствую, — кивнул Нивар. — Это происходит все чаще.

— Но почему? Разве мы плохо заботимся о нем? Он должен быть доволен. — Ланс прищурился, разглядывая содержимое сосуда. — Тебе не кажется, что жидкость стала прозрачней?

— Она светлела с того момента, как мы вырезали его из рыбьего брюха.

— А Хозяин не показал в видении причину своего дурного настроения?

— Ты же знаешь, что видения не дают прямого ответа. И я не умею их толковать.

— То есть он говорит с тобой, но ты его не понимаешь.

— Да, — признал Нивар.

— Если продолжит молотить, стенка, в конце концов, лопнет, — насупился Ланс, — а еще слишком рано. Может Хозяин пытается нас предупредить о чем-то?

— Доброго денечка! — поприветствовал чей-то хриплый надтреснутый голос.

За их спинами, опираясь на суковатую палку, стоял немолодой мужчина, одетый в старую засаленную одежду. Его длинные редкие волосы были собраны в хвост, клочковатая борода никогда не знала бритвы. Нивар с удивлением узнал непутевого пьянчужку, торговавшего мелкой всячиной в Городе.

— Вот так встреча… — улыбнулся гость щербатым ртом, узнав стража. — Неужели сам Нивар Огненный? — он подобострастно поклонился, но не стражу, а Рихарду, притихшему в колыбели. — Не думал, что увидимся еще когда-нибудь. Можно мне к огоньку? Похлебка дивно пахнет. Меня зовут Хорсти, — добавил он, изучая спутников Рихарда и продолжая улыбаться.

— Что ты тут делаешь? — прямо спросил Нивар, указывая на место у костра. Ему не нравился этот человек, но он по-прежнему был один из них.

— Хожу, брожу… Скрываюсь от недобрых людей. Добрые-то ушли далече.

— Ты мог зимовать с нами.

— Собирался, но заболел. В боку кололо — ужас. А когда последняя подвода проехала мимо меня заполненная детишками, мне места в ней уже не было. Вот и остался доживать с теми, кто решил остаться — стариками да ранеными.

— Как же ты пережил зиму? — удивилась Дана.

— А я крепче, чем кажусь. Старики померли, я их как должно в топь отправил. Кирпичики торфа нераспроданного нашел, им и согрелся. А вот с припасами было тяжко, — от воспоминаний о тяжелых временах он поник. — Пришлось попортить покойников. Своих не трогал, — он предупреждающе поднял кривой, сломанный палец. — Только пришлых, раздутых как бочонки. Их много в лесу валялось — уж Хозяин расстарался.

— Ты ел человечину? — уточнил Ланс безразличным голосом. — От нее можно заболеть.

— Мясо есть мясо. Или есть, или умереть, хоть мне и не было это по вкусу. А к весне зверье лесное осмелело, прямо во дворы заходить стало. — Он с наслаждением потянул аромат варева и демонстративно сглотнул слюну. — Грибочки чую. Вкуснятина.

— Ты живешь там? — Марек кивнул в сторону обветшалой башни.

— Нет, я не сижу на одном месте, хоть эта ложбинка и неплохая, — он огляделся, — ручей есть, тропа зверьем к водопою протоптана. Силки можно поставить.

Сосуд снова затрясся от ударов. Нивар попробовал успокоить Рихарда, но герцог не унимался.

— Так ты Хозяину не поможешь… — с укором сказал Хорсти, поднимаясь. — Он не может ждать.

— Ты-то откуда знаешь, что ему нужно? — Нивар не пытался скрыть недоверие.

— Надеялся, что успею отведать вашу похлебку, но не судьба… — бывший пьяница разделся до пояса, достал из-за голенища нож с широким лезвием и направился к Нивару.

Ланс неожиданно оказался на его пути. Бывший палач был спокоен, но Марек видел, как блеснул кинжал. Только безумец не почувствовал бы угрозу, поэтому Хорсти тотчас остановился с опаской уставившись на Ланса.

— Ты же лекарь и помогать мне должен, — насупился Хорсти. — Я знаю тебя, видел в городе.

— Что ты собрался делать?

— Кормить Хозяина. Вы морите его голодом. — Он протянул Лансу нож. — Поможешь? Мне немного не по себе. Быть полезным Хозяину — это честь, я и мечтать о таком не смел. Не думал, что моя жалкая жизнь ему пригодиться…

Он поежился, нервно посмотрев на главу стражей. На негнущихся от волнения ногах приблизился к колыбели. Дана и Марек удивленно переглянулись, но Нивар понял о чем речь и посторонился.

— Почему ты? — раздраженно спросил он. — Мы все время были подле него. Почему он не выбрал одного из нас?

— Не могу знать. Должно быть, вы нужнее ему живые. — Хорсти опустился на колени перед Рихардом. — Я пришел, Хозяин.

Он бережно обнял колыбель. Рихард встрепенулся, с жадностью протянув к нему руки. Ланс приподнял голову Хорсти и одним движением перерезал ему горло от уха до уха. Струя крови щедро залила поверхность колыбели. Жертва задергалась в конвульсиях, но Ланс держал крепко, следя, чтобы кровь лилась только на поверхность сосуда, впитывающего ее с ужасающей быстротой. До земли долетели лишь мелкие брызги.

Когда все было кончено, Нивар помог Лансу убрать обескровленное тело в сторону и в нетерпении повернулся к колыбели. Жидкость внутри стала темно-красной. Рихард успокоился, склонил голову и закрыл глаза. Он выглядел умиротворенным. Страж накинул на сосуд покрывало.

— Зачем вы это сделали? — Марек, не пытаясь скрыть недовольство, скрестил руки на груди, ожидая объяснений.

— Всего лишь исправили непростительную ошибку, — миролюбиво ответил Ланс.

— А я думала, вы пустили ему кровь как свинье, — проворчала Дана.

— Вам же известно, что прежде возрождение Хозяина было неразрывно связано со старыми деревьями. Его тело росло между корней как плод в чреве матери, питаясь древесными соками. Подходящих деревьев больше не осталось, их всех уничтожил змей, а последняя колыбель Хозяина оказалась не так совершенна… — лекарь многозначительно пожал плечами.

— Я поняла, — вздохнула Дана. — Рихард оголодал.

— Так и есть. Хозяин вне себя от голода, раз принуждает людей к подобному, — буркнул Нивар. — А я все удивлялся, почему он так мало похож на человека. А с чего бы ему быть похожему, если он кроме рыбьих потрохов не видал ничего?

На этот вопрос никто не пожелал отвечать. Дана склонилась над Хорсти и закрыла ему глаза. Она не была виновна в его смерти, но все равно чувствовала себя скверно.

— И что дальше? Мы все станем его пищей, когда придет черед? — спросил Марек.

— Ты же слышал бедолагу — мы нужнее ему живые. — Нивар вздохнул. — Почему Рихард не сказал мне, чего хочет?

— Он знает, что ты отчаянный, — усмехнулся Ланс, вытирая руки. — Стоило тебе узнать о его нужде, ты бы из лучших побуждений тут же перерезал себе горло, а мы не смогли бы тебя удержать. С твоей-то силищей.

В глубине души Нивар знал, что друг прав, поэтому не стал спорить. Он отнес тело Хорсти к заболоченному оврагу, бросив в черную воду, чтобы тело не смогли достать звери. Вернувшись, страж обнаружил, что друзья, как ни в чем не бывало, вернулись к трапезе. Ланс, успевший смыть кровь, разливал дымящуюся похлебку в плошки. Обжигаясь горячим варевом, Марек не сводил глаз с колыбели. Островитянина одолевали противоречивые чувства. Он многим был обязан Рихарду, но его поступок внушал тревогу.

— Что скажешь? — Дана подсела к нему, шепча в ухо. — Я же говорила, что это не Рихард.

— Пока он не захочет моей или твоей крови, мне все равно. Он нам нужен.

— А если захочет? Ты пойдешь против него?

— Если он не оставит мне выбора.

— Он бессмертен. Бессмертные! — она выругалась. — Насколько жизнь была бы проще без них!

— Тише. Мы нуждаемся в Рихарде больше, чем он в нас, — напомнил Марек. — Нам стоит быть благодарным хотя бы за то, что ему есть до людей дело. А ведь он мог бы стать таким как змей и жрать всех без разбора.

Питание пошло герцогу на пользу. Он мирно спал, не делая больше попыток испортить колыбель. Его спрятали от солнца, устроив в безветренной влажной ложбинке, поросшей папоротником. Нивар решил задержаться у источника, чтобы пополнить запас провизии. Очень кстати Ланс нашел рядом со стоянкой соляной столб, одиноко стоящий на лесной поляне. Вместе с Даной они набили соли для засолки мяса.

Следующий вечер принес гостей. К костру вышли две пожилые женщины, одетые в заношенную грязную одежду с чужого плеча. Болезненные, с исцарапанной кожей и блуждающим рассеянным взглядом, они выглядели жалко. Бродяжки признались, что целый день наблюдали за ними издалека, не решаясь приблизиться, уж очень непривычно выглядели незнакомцы. Только услышав имя Нивара, женщины успокоились: вряд ли на земле нашелся бы второй рыжеволосый великан с таким именем.

С удовольствием присоединившись к ужину, гостьи принялись болтать без остановки. Они часто меняли темы разговора, гримасничали и нервно смеялись, громче, чем следовало. Женщины были старыми подругами, знающими друг друга с детства и выросшими в одном селении. Прошлой осенью, по возвращении из Города их обоих поразила тяжелая болезнь. Времена для семей были непростые, поэтому они не стали возвращаться к родне, а пошли на Черные луга, чтобы достойно встретить конец в глухом уголке болот. Когда они добрались до самого сырого и безлюдного места, что могли отыскать, болезнь внезапно отступила. Подруги провели несколько недель в сердце Черных лугов, но чем дольше дышали спертым, полным разлагающихся испарений воздухом топей, тем лучше себя чувствовали. С наступлением морозов они вернулись домой, но никого уже не застали — вся родня ушла в горы. С тех пор подруги неприкаянно скитались от одного брошенного поселка к другому в поисках пропитания. В конце концов, поселились в башне.

— А знаки на стенах в башне ваша работа? — вдруг спросил Марек.

— Да, это Грета. — Айда нежно обняла внезапно зардевшуюся подругу. — Она видит их во сне.

— Это не просто знаки… — Грета замялась. — Они нас оберегают. Враги из-за них не могут подойти к дому.

— Неужели? — скептически хмыкнула Дана. — А я-то и не знала. Вот бы эти знаки были у меня раньше, я бы ими каждый камень Холодной крепости покрыла.

— Может, я не так остра на язык, как ты, но мои слова под сомнение ставить не надо. Если говорю, что оберегают, значит так и есть! И не дерзи мне, чужачка! Ничего ты о нас не знаешь!

— И давно ты их видишь? — спросил Нивар примирительно.

— С зимы. Засыпаю, а они в моей голове тут как тут. Если не повторю их днем где-нибудь — на земле или камне, то вся изведусь, — пожаловалась Грета с обидой.

— Снятся только знаки? — уточнил Нивар. — А такое не снилось? — он раскрыл ладонь. — Рисунок уже не такой четкий, как прежде, но разобрать можно.

— Ой, — испугалась Грета, встревожено переглянувшись в Айдой. — Это же рыбина!

Подруги притихли, с опаской перешептываясь, и пытливо поглядывая на стража, ожидая объяснений. Молчание затянулось.

— Думаю, это новый знак Хозяина, — нехотя пояснил Нивар. — Сначала на моей руке линии складывались в древо, а потом поменялись в это чудище.

— Сами? — не поверила Айда и удивленно заохала, когда страж подтвердил.

— Эта чудная рыбина говорила со мной во сне, — объяснила Грета, поправляя съехавший с шеи платок. — Приказала идти в это место, чтобы встретить Хозяина. Она и тебя позвала?

— Да. Почему ты решила, что ей можно верить?

— А как иначе? — оторопела Грета. — Она же про Хозяина мне сказала.

— Их тоже позвали? — Айда ткнула пальцем в Марека с Даной. — Что здесь делают чужаки?

— Это наши друзья.

— Неужто даже рыбожор? — она возмущенно сплюнула в сторону островитянина. — Ох, натерпелась наша земля от них!

— Так для чего конкретно рыбина позвала вас? — Ланс вовремя перехватил инициативу, видя, что Нивар готов вспылить.

— Захотела, чтобы мы помогли Хозяину. Вроде и немощные, а еще годимся для кое-чего, — лицо Греты приняло блаженно-глупое выражение. — Хозяин подарил лишние дни жизни, настало возвратить долг. Здесь он, я чувствую. Хочу взглянуть на него.

— Он отдыхает.

— А когда можно будет? На рассвете? — Айда беспокойно подалась вперед и глаза ее лихорадочно заблестели. — Мне нужно его увидеть! — Она вскочила, наступив босой ногой на угли, но даже не поморщилась.

— Пора на покой, — пробубнила Грета, повторно до крови расчесывая царапины. — Если желаешь приударить, — она призывно посмотрела на Нивара, — торопись, пока я горячая. После, — она хихикнула, — поздно будет. Не стесняйся… — Грета словно невзначай оголила плечо и грудь.

Глава стражей нахмурился, переглянувшись с Лансом. Айда бросилась к нему, хватая за руки. С каждой мигом ее поведение становилось все более агрессивным.

— Почему ты скрываешь его?! — закричала она. — Хоть ты и страж, у тебя нет прав на него! Хозяин принадлежит всем!

Женщина не давала ему прохода. Хаотичные тики искривили ее лицо, растрепанные волосы, лезли на глаза. Ее рука потянулась к ножнам на поясе, но Нивар оказался быстрее. Один удар и Айда рухнула как подкошенная. Ее подруга безразличным взглядом скользнула по ее телу и продолжила чесаться.

— Что за безумные старухи! — скривился Нивар. — Марек, у тебя осталась веревка?

— Есть немного.

— Тогда свяжи их обоих.

— С удовольствием. Они меня утомили.

Совместными усилиями Айду в бессознательном состоянии усадили у дерева и привязали к стволу. Грету на всякий случай устроили рядом. Она не сопротивлялась, не была агрессивна, принимая плен как должное.

— Что с ними случилось? — Дана сочувственно накрыла голые ноги Айды ее же накидкой.

— Болезнь ума. — Ланс пожал плечами. — Когда Марек рассказал про знаки, я подумал, что тот, кто их оставил, был не в себе. Мне доводилось видеть такое.

— Когда ты служил палачом?

— А когда ж еще? Трудно остаться в своем уме в королевской темнице.

— Неужели они тоже нужны Рихарду для пропитания? — Дана не скрывала своего неодобрения. — Это гадко.

— Их кровь ничуть не хуже крови Хорсти. Или… — глаза Ланса блеснули, — ты опасаешься, что их безумие перейдет к нему?

— А это возможно?

— Исходя из его же слов, — вставил Марек, — безумнее, чем он есть, ему уже не стать. Как он однажды сказал: «Я позволил себе раствориться в безумии, принял его…»

— Звучит жутковато.

— Если мы с Лансом вдруг услышим зов и дружно перережем себе глотки над колыбелью, тогда начинайте волноваться, — проворчал нахмурившись Нивар. — Я на дозоре, Марек следующий. Разбужу после полуночи.

Ночь прошла беспокойно. Подруги не умолкали: очнувшись, Айда без конца завывала, Грета вторила ей, тихонько хихикая, переговариваясь с кем-то невидимым. Женщины притихли только к рассвету. Айда больше не просила показать Рихарда. Грета к чему-то с интересом прислушивалась, не переставая водить по земле пальцем, рисуя изломанные знаки один поверх другого. Пустой остекленевший взгляд роднил их с обращенными. Как только ослабли веревки, женщины тотчас отправились к колыбели, словно всегда знали, где она. Нивар не препятствовал, распознав внутри них одержимость особого рода.

Подруги в молчании преклонили колени пред герцогом. Рихард безмятежно спал. Жидкость снова была прозрачна. Грета прокусила вену на запястье и приложила руку к колыбели. Струйки крови впитались прежде, чем успевали растечься по стенке. Айда последовала ее примеру.

— Неужели мы будем просто смотреть? — возмутилась Дана.

— Ты права, это затянется, а нам нужно двигаться дальше. Ланс… — Нивар протянул другу нож, отобранный у Айды.

— Быть лекарем мне нравится больше, чем палачом, — проворчал Ланс, но нож принял.

— Будет неправильно, если мы попросим Дану или Марека сделать это.

Нивар встал за спиной Греты и запрокинул ее голову, открыв шею. Женщина не сопротивлялась. Дана угрюмо наблюдала за ними. Пока она жила в горном убежище, ей стало казаться, что люди топей более совершенные, чем выходцы с Белого берега. Дружные, понимающие, всегда готовые помочь. Не хотелось признавать, что они ничуть не лучше других.

— Надеюсь, в последний раз приношу людей в жертву, — вздохнул Ланс, делая глубокий надрез на шее Айды.

Никогда еще бывший королевский дознаватель так не ошибался. Рихард только вошел во вкус. На его зов приходили те, кто не смог последовать за Ниваром в горы и скрывался в лесах и болотах от обращенных. Совершенно разные люди — молодые, старые, женщины и мужчины, объединенные любовью к своей земле. Каждый из них хотел выполнить долг, с радостью меняя свою жизнь на жизнь Хозяина. Кровь питала Рихарда, выявляя в его облике все больше человеческих черт. Дана с замиранием сердца следила за тем, как у герцога прорезается линия рта, а в глазном яблоке появляется долгожданная светло-серая радужка. Она смирилась с происходящим, втайне радуясь, что среди пришлых не было детей — Рихард отдавал явное предпочтение людям зрелым, с большим жизненным опытом.

Изо дня в день жертвоприношения превратились в обыденность, а погребение еще теплых тел в рутину. Когда рядом не оказывалось болот, Нивар и Ланс вынуждено оставляли тела в ручьях, закладывая камнями, надеясь, что со временем воды принесут останки в топь.

Несмотря на многочисленные задержки, конечная точка пути была все ближе. Когда на горизонте показались две тонкие остроконечные башни святилища солнечного бога, Нивар не смог сдержать вздох облегчения — до убежища оставалось не больше десяти дней.

Прежде в святилище дрессировали Священных птиц — воронов, лучших шпионов когда-либо созданных людьми. Методы дрессировки хранились в строжайшей тайне, поэтому неудивительно, что святилище построили в безлюдном месте, вдали от селений и дорог, на ничейной земле. Служители никому не подчинялись. Их не интересовала собственная жизнь с радостями и горестями, они полностью сосредоточились на воспитании питомцев.

По дороге к морю Нивар не устоял перед соблазном увидеть своими глазами запретное святилище, стоявшее на их пути. Картина была безрадостной. Когда напали обращенные, служители отчаянно защищались. Снаружи их обитель была огорожена крепкой каменной стеной позволившей выиграть драгоценное время. В башнях Нивар нашел множество открытых клеток, сплетенных из лозы — взрослых птиц успели отпустить на волю. Молодых птенцов неспособных летать убили из милосердия. Труп верховного служителя в красной с золотом мантии случайно обнаружился в маленькой, запертой изнутри комнате, пол которой был усеян яичной скорлупой. В небольшое окошко Нивар разглядел его скрюченные останки. Прежде чем покончить с собой, верховный служитель уничтожил яйца, из которых не суждено было вылупиться птенцам.

Прорвав оборону, обращенные ворвались во двор и столкнулись с двумя десятками разъяренных мужчин, потерявших дело и смысл всей своей жизни. Схватка была недолгой, но яростной. Рядом с телами служителей в красном в беспорядке лежали останки людей змея. Святилище стало склепом, карканье воронов уступило мертвой тишине.

Нивар не собирался возвращаться в этот могильник, но когда они покинули лес и вышли на открытое пространство, Дана догнала стража и сообщила, что за ними наблюдают.

— Ты уверена? Я ничего не заметил. — Нивар впился взглядом в глубокие фиолетовые тени между деревьев.

— Уверена, — отрезала Дана. — Что-то мерзкое следит за нами из леса.

— Может, пришли на зов Рихарда, но не решаются выходить? — предположил Марек.

— Нет, это не его люди, — она устало потерла шею. — Посмотрите, как насторожилась наша лошадь! Кроткая тоже их почуяла.

— Здесь мы как на ладони. Не стоит рисковать. — Страж потянул поводья вправо, разворачивая волокушу. — Ночуем в святилище. Внешние ворота сломаны, но выбирать не приходится.

— Если это обращенные, они задавят нас числом, хоть в поле, хоть там.

— Именно. А Рихард, как ты понимаешь, не может нам пока помочь. По-крайней мере в святилище есть стены. Им не застать нас врасплох.

— Топь осталась позади, мы вряд ли еще встретим кого-нибудь из ваших до самого убежища. — Марек невольно кинул быстрый взгляд на колыбель. — Кем будет питаться Рихард?

— Я не знаю, — честно ответил страж, пожимая могучими плечами. — Готов отдать себя. Во мне много крови.

— Он не хочет твоей смерти. Ты его друг.

— Если он будет умирать от голода, ему придется принять мою кровь.

Друзья повернули на заросшую бурьяном дорогу, ведущую к святилищу. Лошадь не пришлось подгонять, она рада была убраться подальше от леса. Святилище встретило их тишиной. Створки ворот висели на сломанных покосившихся ржавых петлях. Ланс придержал одну, чтобы волокуша могла проехать. Внутренний двор был в форме квадрата, с каменной статуей в центре, изображающей человека, держащего ворона. Статуя была такой старой, что черты лица расплылись от времени.

Относительно новое здание на дубовых сваях слева прежде было трапезной. Рядом горбилась водяная мельница, с провалившейся внутрь крышей и сломанным колесом, наполовину застрявшим в пересохшем канале. Справа пристроилось обрядовое здание, а напротив ворот расположился зал дрессировки и птичник. Башни возвышались над двором, словно два охранника.

При виде людей крысы, беззаботно шурующие между выбеленных до блеска костей, бросились в рассыпную. Лошадь занервничала. Ей определенно не нравилось ходить по костям.

— А может в лесу были вороны? — предположил Ланс, высматривая их на крышах. — У них тяжелый взгляд, пробирающий до мурашек.

— Это были не птицы, — ответила Дана, немигающим взглядом изучая синюю полосу леса.

— Звери? — Он встал рядом с ней. — Лисы, олени. Я согласен даже на парочку барсуков. — Ланс шутил, но его лицо было серьезным. — Справа от елей что-то есть. В ложбинке.

— Да, оно там! — подтвердила девушка. — И дальше, левее, возле кустов!

— Нивар, Марек — помогите закрыть ворота. Тварь, похоже, очень большая.

Мужчины поставили на место створки, подперев лавкой для упора. Этого было недостаточно, поэтому к ней прибавилась тяжелая алтарная плита, а напольные подсвечники, вставленные в пазы крест-накрест, послужили вместо засовов. Дана отгоняла крыс от колыбели, наблюдая, как у ворот растет гора бесполезного барахла.

— Из башни должен открываться замечательный вид. Посмотрим, пока окончательно не стемнело? — предложил Марек. — В прошлый раз ты не стала подниматься, а теперь есть повод.

— Оттуда мы разглядим, что охотится за нами? — девушка носком сапога откинула особо наглую крысу, упорно пытающуюся прорваться к драгоценному грузу. — Иди без меня. Я не могу оставить Рихарда и на минуту. Его сожрут.

— Ступай! Я присмотрю за колыбелью, — разрешил Нивар.

Дану не пришлось долго упрашивать. Вместе с Мареком они скрылись в ближайшей башне. Нивар, не упуская сосуд из поля зрения, распряг и напоил лошадь. Вместе с Лансом оттащил волокушу в трапезную. Посреди зала, освещенного маленькими круглыми окошками над самым потолком, на цепях висела массивная столешница. Служители обедали стоя, поэтому столешница располагалась на уровне груди — крысам на нее было не забраться. Друзья с большими предосторожностями перенесли колыбель. Рихард беспокойно завозился, но не проснулся. Нивар утер с лица пот, отпил из фляжки и спокойно заметил:

— Мы не доживем до утра.

— А я надеялся, что у тебя есть план спасения, раз ты так бодро повел нас сюда. — Ланс скрестил руки на груди. Он очень устал, но не хотел это признавать.

— Это не значит, что я намерен сдаться без боя.

— Последняя ночь. Может, у нас нет даже этой малости. Отсюда до кромки леса пара часов хода. Если они выйдут сразу после заката… Жаль, мы почти дошли до убежища.

— Одно дело проскользнуть тихо и незаметно мимо постов, другое — тащиться как дохлая кляча, приветствуя каждого, кого привлек зов Хозяина. Эти задержки нас и сгубили.

— Не кори себя, быстрее все равно бы не получилось. Знать бы точно, за нами вышли на охоту или за Хозяином. — Ланс задумчиво почесал затылок. — Если за нами, мы бы могли хорошенько спрятать колыбель, а сами отвлечь внимание врага.

— Мне тоже пришла в голову эта идея, — кивнул Нивар. — Пугает только, что если план и удастся, мы вряд ли сможем вернуться. А без пищи Рихард долго не протянет.

— С ним может остаться кто-то из нас двоих, — лекарь вытащил кинжал и многозначительно постучал лезвием по шее.

— Предлагаешь себя? Нет, я не согласен.

— Почему нет? — нахмурился Ланс. — Я живу топью, как и ты. Моя кровь не хуже твоей. Ты же не думаешь, что я вдруг струшу в последний момент и поставлю под угрозу возвращение Хозяина? К тому же, ты намного нужнее в убежище. От меня мало толку.

— Ты очень хороший лекарь, единственный, кому бы я не побоялся доверить жизнь Рихарда, — возразил Нивар. — Только дело вовсе не в этом. Я выше тебя на две головы, вдвое шире и крови во мне намного больше, — великан для сравнения положил руку рядом с рукой Ланса.

— Да, в тебе больше крови, — признал тот, — но может, дадим Хозяину выбирать и спросим у него?

— Моя метка на ладони исчезла, а иного способа связаться с ним я не знаю.

— Но вот же он! — повернувшись к колыбели, Ланс приподнял влажное покрывало. — Смотри! Он уже почти человек. Уверен, он все понимает.

— Это не обсуждается! — Нивар погрозил пальцем. — Я принял решение и ты должен подчиниться.

— Хорошо, — нехотя пожал плечами лекарь. — Предположим, ты остался с Хозяином, а мы увели врага отсюда. Что дальше? Я и Марек мертвы. Возможно, если дать лошадь Дане, у нее будет шанс добраться до убежища, чтобы рассказать о нашей беде.

— Мне бы не хотелось, чтобы Дана или Марек знали детали нашего плана.

— Почему? — неподдельно удивился Ланс. — Откуда вдруг недоверие после всего, что мы вместе прошли?

— Дело не в них. Меня страшит способность змея узнавать все, что знают обращенные. Мы люди болот, нас он не обратит, а их может. Если это произойдет, змей узнает наш план.

— Об этом я не подумал, — Ланс нахмурился. — Значит, расположение убежища тоже в опасности. И что ты предлагаешь? Убить их, расчленив на части, а части скормить волкам?

— Если придется — я готов. А ты?

— Нет уж, они мои друзья. Мешать не стану, но очень прошу тебя не торопиться.

— Я и сам не горю желанием. — Нивар обреченно склонил голову. — Ох, только послушай нас… Словно два кровожадных мясника… Давай не посвящать их в подробности разговора.

— От меня они ничего не услышат, но нам все равно нужно думать наперед. Представь: наступает час рождения, Хозяин пробуждается в запертой комнате, он беспомощен. Ты мертв.

— Он не беспомощен.

— Ты сам говорил, что ему требуется время, чтобы вспомнить, кто он такой, а в момент пробуждения у него разум ребенка. Вечная топь позовет его, ослабленный он пойдет к ней и угодит в руки обращенных.

— На что ты намекаешь?

— Когда он проснется, ты должен быть жив, чтобы направить его в нужную сторону.

— Останемся оба. Марек и Дана будут отвлекать, я отдам кровь, а ты ему поможешь.

— Мне Хозяина не удержать, — покачал головой Ланс. — Если он вздумает уйти в топь, я не смогу остановить его не причиняя увечий, а твоей силы хватит сгрести его в охапку и отнести в убежище, не позволив совершить глупость. Где ты намерен спрятать колыбель?

— В птичнике есть комнатка для выращивания птенцов. Если там держали яйца, то крысам туда не проникнуть. В комнату ведет одна дверь, открыть которую можно только изнутри.

— Это в ней мы нашли останки верховного служителя? — удивился Ланс. — Она же заперта. Как ты планируешь попасть внутрь?

— В воздушное окошко можно просунуть палку и отодвинуть щеколду…

Страж умолк, прислушиваясь. Снаружи раздавался хруст быстро ломаемых костей. В трапезную вбежал Марек, вид у него был ошеломленный.

— Оно приближается! Огромное как гора!

— Быстрее! — отчаянно выкрикнула Дана, врываясь следом. — Спасайте Рихарда!

Времени на раздумья не было. Нивар бросился к колыбели.

— Берите все вместе! За мной!

Вчетвером друзья подхватили сосуд и, обливаясь потом от волнения, отнесли в птичник. Марек пытался описать врага, но увиденное было столь ужасно, что он не мог подобрать нужных слов. Дана, запинаясь от страха, решила ему помочь:

— Это обращенные! Все сразу. Они стали едины!

— Их много? — Нивара было сложно напугать, но бледные лица друзей лишали уверенности.

— Да! Тысячи!

— Эта тварь… Она… — Марек хватал ртом воздух, приникнув к дремлющему в колыбели герцогу за спасением. — Я никогда не видел ничего более омерзительного.

Просунув в окошко ножку подсвечника, Нивар сдвинул щеколду и открыл дверь в комнату с уничтоженными яйцами. Ланс в спешке избавился от останков служителя, Дана очистила пол от скорлупы. Как только колыбель перенесли, Рихард приподнялся, упершись раскрытыми ладонями в стенку колыбели. Он не спал.

— Ланс, останься с ним! — приказал Нивар, а сам побежал в башню, чтобы лично посмотреть на врага.

Двор был пуст, никто не штурмовал ворота, из-за стены не доносилось ни звука. Вбежав в полной темноте по узкой винтовой лестнице, великан вынырнул из арки, на миг ослепнув от лучей закатного солнца. Страж торопливо протер слезящиеся глаза. С башенного балкона открывался вид на зеленый луг и черную полосу леса за ними. Ветер, бьющий в лицо, вонял тухлятиной. До стража донесся выворачивающий нутро звук: смесь треска, стонов, воплей и хрипов.

К святилищу, извиваясь толстым рябым телом, таким огромным, что его хвост терялся где-то в чаще, двигалось нечто. Опасно перегнувшись через перила, Нивар старался рассмотреть, что именно явилось из леса. Существо перемещалось зигзагами, делая частые остановки и внезапные рывки. Издалека оно казалось единым, но присмотревшись к постоянно движущейся мешанине частей, страж понял, что существо собрано из тысяч человеческих тел. Словно огромный безголовый червь оно ползло по лугу, неотвратимо приближаясь к святилищу. Движимые волей морского змея, тела мертвых и еще живых обращенных плотно переплелись воедино. Ногами и руками хаотично отталкиваясь от земли, они медленно двигались вперед.

Несмотря на вонь и обилие падали ни птица, ни зверь не рискнули попробовать гниющие, почерневшие, потерявшие конечности тела обращенных. Борясь с тошнотой, Нивар напряг зрение, заметив у самой кромки леса одинокие фигуры. Отбившиеся от толпы, упрямо пробивали себе путь к червю, стремясь стать его частью. Бока чудовища набухали, приток обращенных не прекращался, как будто змей решил собрать воедино всех способных двигаться.

Нивару отчаянно захотелось заткнуть уши, закрыть глаза, лишь бы не знать, где чудовище, не видеть, как оно медленно, неповоротливо, но неотвратимо прокладывает себе дорогу к ним. Принять решение нужно было немедленно, но мысли путались, какая-то часть внутри истерично кричала, что спасения нет, что их усилия были напрасны, что они проиграли. Что может остановить подобную мерзость? Конструкт, собранный из тел, разнесет святилище на куски, просто обрушившись на него своей массой. И даже под обломками не найти спасения. Если понадобится, обращенные переберут каждый кусочек.

«Беги! — не прекращал кричать внутренний голос. — Спасайся! Прочь от смрада, от неотвратимой смерти в утробе чудовища!». Нивар глубоко судорожно вздохнул, пытаясь не поддаться страху. Бегство бессмысленно. Червь только казался неповоротливым, но двигался со скоростью идущего человека и никогда не уставал. Куда бежать? Найдется ли во всем бывшем королевстве хоть одно безопасное место, куда тварь, созданная волей змея, не сможет проникнуть?

Струйка крови потекла из прикушенной губы стража. Опомнившись, он бросился вниз к друзьям. «Безопасность Хозяина важнее», — бормотал он, перепрыгивая узкие, отполированные за десятилетия ступеньки. Не заметив порожек у выхода, великан споткнулся, кубарем вылетел во двор, приземлившись на чьи-то ребра. При падении он пробил кисть насквозь осколком. Вытащив кость, Нивар с досадой отшвырнул ее в сторону. В этот момент дверь птичника отворилась. В проеме стоял Безмолвный герцог.

Колыбель всегда казалась хрупкой и уязвимой, но покинуть ее было не так-то просто. Скользкие стенки тянулись, бесконечно истончаясь, но оставались целыми. Он упирался ногами и руками, пытаясь порвать оболочку. Крутился, изгибался, выбиваясь из сил. Люди как всегда пробовали успокоить его, приняв попытку выбраться за вспышку недовольства. Рихард чувствовал их страх. Они боялись за него, боялись того, что идет к ним.

Сосредоточившись, герцог мысленно позвал Ланса, выразительно указав на нож у него на поясе. Лицо лекаря исказилось, покрывшись испариной. Он запротестовал, но повторный зов вынудил его подчиниться. Марек и Дана пытались ему помешать, но не успели: Ланс одним движением распорол стенку колыбели с низа доверху. Она лопнула с хлопком, испачкав всех слизью.

Мир встретил новорожденного холодом. Рихард попробовал встать, но слабые мышцы не слушались, ноги вяло елозили по мокрому полу. С трудом вытащив непослушными пальцами изо рта комок слизи, он сделал глубокий вдох. И тут же затрясся от кашля. Кожа на спине треснула, брызнула сукровица. Ворвавшийся в легкие воздух обжигал, словно жидкий огонь, но боль делала очертания мира более четкими. Рихард ненавидел первый вздох. Кривя синие губы, он попытался подчинить себе тело, но быстро сдался и мысленно позвал Ланса.

Лекарь помог подняться, бережно подхватив под руки. Они покинули комнату. Прозрачная как высохший листок кожа герцога была такой нежной, что рвалась при движении, покрывалась подтеками в местах прикосновений. У Рихарда кружилась голова, он покачнулся, но Марек поддержал его. Бесполезные слабые мышцы, покрытые безобразной сеткой сосудов, болезненно тонкая кожа, лишенная волос, вынужденная немота из-за несформированных связок — это была цена за спешку, которую Рихард согласился заплатить.

Герцог снова отдал приказ Лансу — лекарь схватился за голову, застонав от боли. Из уха потекла кровь. Не имея возможности говорить, Рихард насильно вторгался в сознание, невольно причиняя мучения. Опомнившись, он приглушил зов и указал на выход из птичника. Дана распахнула дверь, поспешно убравшись с дороги. Усеянный обглоданными добела костьми двор выглядел зловеще. Рихард исподлобья взглянул на оторопевшего великана, сидящего на земле, и вымученно улыбнулся. Страж потянулся к нему.

— Хозяин?! — Нивар не смог сдержать крик. — Слишком рано!

Герцог поднял руку, призывая умолкнуть. Страж покорился, с мукой взирая на хрупкое тело, в сохранность которого вложили столько труда. В наступившей тишине было слышно, как поскрипывают ставни, стонет мельничное колесо, шуршат крысы. Солнце зашло за горизонт, окрасив небо в фиолетовый цвет. Рихард с наслаждением прикрыл глаза, целиком погружаясь в мимолетный миг спокойствия перед бурей.

— Нивар, — не выдержала Дана, — ты видел тварь? Где она сейчас?

— Приказывай, Хозяин… — великан трясущимися руками убрал со лба налипшие волосы. — Медлить нельзя. Сюда движется змей. Мы уходим или сражаемся?

Рихард пытался ответить, но из раскрытого рта не вырвалось ни звука. Он покачал головой и ткнул в импровизированную баррикаду.

— Уходим? — предположил Марек с надеждой и был награжден тяжелым взглядом герцога.

— Дана, Марек, помогайте! — Нивар спешно принялся разбирать хлам, сложенный у ворот.

Заметные перемены в Хозяине тревожили стража. Прежде человеческая натура, которую так ценили и любили все, кто близко знал герцога, подавляла могущественное древнее естество. Вышедшее из колыбели существо было иного рода — внешне похожее на человека, а на деле бесконечно далекое от него. Живое порождение болот, леса, глубоких оврагов, непроходимых чащ, ручьев и рек. Нивар надеялся, что это следствие неправильного возрождения тела и в будущем, пусть даже он его и не застанет, герцог будет прежним.

Крики обращенных стали громче, тварь неумолимо приближалась. В распахнутые ворота пахнуло смрадом. Рихард ясно дал понять, что желает покинуть святилище. Нивар понес герцога, оставляя растерянных друзей гадать, что происходит. Марек спрашивал Ланса, но тот понимал не больше него. Если Хозяин желает рассмотреть кошмарное порождение поближе, так тому и быть.

Нести Рихарда оказалось легко, вне колыбели он весил как ребенок. Страж осторожно прижал герцога, но кожа все равно треснула в местах хвата. Ладони стали влажными от сочащейся крови. Нивар ускорил шаг.

Чудовище было совсем рядом. С каждым движением с него сыпались части тел, но открывшиеся бреши тут же заполнялись новыми обращенными. Поверхность червя беспрестанно шевелилась, в омерзительном месиве мелькали ноги, руки, открытые сведенные судорогой рты и гниющие глазницы. Зрелище было столь отвратительным, что Нивара, видевшего в жизни немало мерзкого, замутило. Замерев, он смотрел, не моргая на приближение живого кошмара, не в силах зажмуриться или отвернуться. Из распахнутых ртов обращенных исторгались хрипы, шипение, складывающиеся в причудливые, неприятные уху слова.

Рихард прикрыл глаза стража ладонью, разрывая наваждение. Великан вздрогнул, осознав, что попал под влияние твари.

— Хозяин? — спросил он с внезапной робостью. — Что дальше?

Безмолвный герцог улыбнулся, ненадолго став похожим на себя прежнего. Он был спокоен. Знаками показав, что его нужно положить на землю и оставить одного, герцог неожиданно столкнулся с препятствием.

— Я не уйду! — великан нахмурился, полный решимости стоять до конца. — Не оставлю тебя одного с чудовищем.

Рихард, знающий друга лучше, чем он сам, лукаво, совсем по-человечески подмигнул. Посылая зов, он старался действовать аккуратно, но Нивара все равно перекосило от боли. Смертельно опасное, жгучее, ослепляющее, словно тысяча солнц, чужое сознание поселилось у него в голове. «Упрямец», — сказал Рихард, и в памяти стража вдруг всплыло видение давнего разговора между ними. Они вдвоем в Общем зале замка: «Если это поможет нам выстоять, я готов. Обрати меня!» — в сердцах рявкнул Нивар, сурово сжав кулаки. «Было бы нечестно обречь хорошего человека на подобное. Обещаю, когда пробьет твой час, я запомню все, чем ты был», — ответил герцог.

Воспоминание поблекло. «Упрямец», — повторил Рихард, — «я хочу выполнить данное тебе обещание. Это чужая земля. Умерев здесь, ты исчезнешь навсегда». Его слова глубоко тронули стража. «Поэтому ты покинул колыбель?» — осмелился спросить он. «Да. Не хочу, чтобы ты умер, защищая меня. В топях я бы принял эту жертву, но не здесь. А теперь пойди прочь и дай мне встретить это гниющее недоразумение».

В сознании Нивара искрами вспыхивали десятки важных вопросов, но он задал только один. «Почему я?» — спросил страж, вложив в него всю боль, опасение, надежду. В ответ Рихард поделился незнакомым Нивару воспоминанием: Безмолвный герцог неторопливо бредет по узкой тропинке, ведя под уздцы лошадь. Между кустов осоки мелькает что-то рыжее. Рихард заинтересовано заглядывает в заросли и видит ребенка лет четырех, погрузившегося в черную вязкую грязь полную прошлогодних листьев. Над поверхностью выглядывают только руки и огненно-рыжая макушка. Топь медленно засасывает мальчика, но он спокоен, не пытается выбраться, несмотря на то, что рядом есть тропинка и кочки, поросшие густой травой за которую можно ухватиться. Мальчик очень худ — вероятней всего чужак, брошенный родней в болоте, не желающей кормить лишний рот.

Рихард склонив голову наблюдает, как топь постепенно поглощает пленника. Ребенок замечает герцога, но не зовет на помощь, не протягивает рук, лишь улыбается. Его взгляд полон затаенного облегчения. «Чему ты рад?» — спрашивает Рихард, но мальчик молчит. — «Так улыбаются уставшие скитаться путники, возвращаясь домой», — добавляет герцог задумчиво. Вздохнув, он перебирается через заросли осоки. Мальчик удивленно, но без страха смотрит на то, как Рихард идет по воде. «Впервые вижу, чтобы чужак так радовался болоту. Для тебя это верная мучительная смерть, что тут может быть хорошего? Ладно, раз моя топь тебе так мила, быть тебе ее сыном», — доверительно сообщает Рихард, не без усилия вытаскивая ребенка из холодной трясины. — «Как твое имя? Молчишь? Может, ты немой?», — мальчик отрицательно мотает головой. «Раз имени нет, то звать тебя будут Нивар. Давным-давно так называли самый могучий дуб в роще. А как дитя назовешь, таким оно и вырастет — ты будешь высоким и сильным».

Воспоминание потеряло очертания и поблекло. «Вернись к остальным», — попросил герцог пораженного стража. «Ничего не помню об этом», — признался Нивар. — «Всегда считал, что родился в топях, а я, оказывается, чужак». Рихард почувствовал, как Нивар слабеет и поспешно оставил его. После ухода герцога воцарилась темнота, хранящая отголоски последних слов Рихарда, не желающего терять мальчика, способного погружаться в холодные недра болота со счастливой улыбкой. «Ты мой друг, а не чужак», — сказал герцог на прощание.

Нивар очнулся. Реальный мир обрушился на него, не давая спуску: пугающие звуки, резкие запахи, бьющий в лицо ночной холодный ветер ошеломляли. Порождение кошмара по-прежнему угрожающе возвышалось над ним, а на руках лежало беззащитное тело герцога. Рихард строго погрозил стражу пальцем и указал на землю. В этот раз Нивар покорился и осторожно положил Хозяина в ароматно пахнущие луговые травы. От движений чудовища по земле проходила дрожь, усиливаясь с каждым мгновением.

Страж повернулся и побежал к святилищу, запретив себе оглядываться.

Наступающий вечер, перевязанный багряными лентами, был полон песен, неясных звуков, разговоров и шорохов. Рядом текла река, шум воды вечером становился слышнее, чем днем. Журчащие переливы тревожили, возникая то тут, то там, грозя затопить луг. На горизонте черная стена леса сливалась с темным небом, но уже взошла луна, покачиваясь над застывшей в ожидании землей, освещая мягким серебряным светом ее поверхность, похожую на море. Травы склонялись под порывами ветра, казалось, по лугу прокатываются волны.

Несыгранная мелодия витала в воздухе то нежная и ласковая, то властная и строгая, она диктовала свою волю обитателям этой земли, бодрствующим и спящим, тревожа их маленькое нутро, заставляя сердца биться чаще. Мелодия жизни проникала в зеленые травы, заставляя расти быстрей, источая свежий и душистый аромат.

Скрытый травами, слушая знакомую мелодию луга, обнаженный человек равнодушно смотрел на нависшую над ним чудовищную тварь, созданную из тысяч тел. Достаточно было небольшого рывка, чтобы раздавить нелепую фигурку, едва заметную в наступающем сумраке, превратив ее в кровавое месиво, но тварь не торопилось. Обращенные, имеющие глаза, одновременно уставились на дерзкого человека. Из перекошенных ртов вырвался вопль боли, когда сознание Рихарда, ослепительное как солнце, прикоснулось к тому, кто удерживал воедино этот чудовищный конструкт.

— Ты меня удивляешь! — откровенно признался Рихард, возникая в сознании змея в привычном облике. — Преследовать людей, уничтожать их следы, настаивать, что их несовершенное тело — сущее зло, клетка, не способная вместить нашу бессмертную и безграничную суть и в итоге… — герцог красноречиво развел руками. — Собрать сосуд из их мертвой плоти!

Он не ждал быстрого ответа. Пульсирующее сознание змея было переполнено ужасом, печалью, тоской и отсутствием всякой надежды — тем, чем обращенные им люди поделились в последний миг своей жизни. Змей переживал их медленное умирание, это сводило его с ума. Пойманный в свою же ловушку, он страдал, его страдания множились с каждой новой смертью, и этому не было конца.

— Суша меня не терпит! — наконец выдавил змей. — Тела слишком недолговечны и ни к чему не пригодны! — пророкотал он бодрее, но боль змея окутывала Рихарда словно саван. — Я здесь ради тебя!

— И чем ты собрался меня впечатлить? Червь, из гниющих трупов — вершина твоего творения?!

— Почему ты оставил меня, когда все было решено? — ответил змей вопросом на вопрос и Рихард услышал в нем отголосок тоски.

— Чтобы помочь. Признаюсь, я планировал этот разговор позже, но ты вынудил меня явиться сейчас. Что ж… Только я могу остановить твое бегство. Пока ты мечешься от одной живой твари к другой, пытаясь в них забыться, они от этого гибнут и на суше и в море. Их смерти еще больше травят тебя, погружая в безумие. Люди были правы, изображая Иномаха — хозяина морей, кусающим самого себя за хвост. И чем больнее он себя кусал, тем сильнее сжимал пасть.

Рихард сделал паузу, давая возможность возразить. Змей молчал.

— Мой долг рассказать тебе, что произойдет, хоть я и не рассчитываю, что ты сейчас поймешь. Существа способные к созиданию, а потому лучше других подходящие для забвения, те самые, которые тебе более всего ненавистны, неизбежно закончатся. — Герцог дополнил слова простыми понятными образами человеческих фигур из пепла, чьи очертания сдувает ветер. — Ты уже истребил большую часть населения в этом королевстве. А когда в нем не найдется никого достойного, ты обратишь взор на тварей поменьше и проще. — Перед их внутренним взором пробежала разношерстная стая из лис, куниц и крыс. — Когда и они исчезнут, примешься за самых маленьких, скрывающихся в глубинах соленых вод. В их хрупких телах ты спрячешься на какое-то время, но время не имеет значения для нас, бессмертных… — видения миниатюрных полупрозрачных тел одно за другим растворились в толще воды. — Ты дойдешь до самого дна, овладеешь ничтожными существами, чье сознание — не ярче, чем потухшая искра. И конец! — Рихард искренне старался убедить товарища в пагубности избранного им пути. — В мире останешься только ты — безумный, бесконечно переживающий чужие смерти.

— Но ведь есть еще ты! — возмутился змей с разъяренным шипением. — Ты вечен!

— Вечен, но не уязвим. Стоит мне стать последним, кого не тронуло твое безумие, как ты ринешься сюда, — он постучал по своей груди, — заполнишь меня, заразив болью. Мы станем одним целым. Вечность безумия — такого исхода ты желаешь для нас?

Из сведенных судорогой тысячей ртов раздался протестующий рев. Гигантский червь забился в конвульсиях. Его неистовство перешло в агонию, сорванный дерн полетел в стороны, комья земли градом сыпались на тело Рихарда, как вдруг рев внезапно оборвался. Червь нелепо изогнулся и застыл.

— Что ты делаешь?! — закричал змей, почувствовав как чужое сознание мягко, но неотвратимо сковывает его.

— Спасаю нас. Ради этого я пожертвовал людьми, любимым городом, рощей жизни, и, что сейчас важнее всего, одной очень старой пресноводной рыбой. — В сознании змея возник образ уродливого существа с широкой пастью и огромной головой, покрытой наростами. — Я приказал ей покинуть спокойные озерные воды и по подземным рекам плыть к морю. Да-да, прямо в твое сердце. Когда ты выкорчевал дубы, лишив меня удобной колыбели — и я благодарю тебя за то, что сделал ты это в нужный мне час, я возродился в ее брюхе. Рыба плавала в соленой воде, убивающей ее, а я слушал море и смотрел сны, перерождаясь в ее икринке.

— Но я не чувствовал тебя! — запротестовал змей. — Как ты мог скрыться?!

— Моя живая колыбель не отплывала далеко от берега, ты ее не заметил.

— Откуда ты знал, что я вырублю дубы? — с усилием спросил змей, задыхаясь в тисках чужого сознания. — Ты провидец?

— Я не предсказываю будущее, а создаю его. У людей, столь тобой презираемых, есть чему поучиться — из всех живых тварей только они могут планировать шаги далеко наперед. Я перенял их мастерство.

— Нет… Что ты делаешь со мной?! Я меняюсь?.. — боль и страх перед неизвестным спутались в тугой клубок в сознании змея. — Меня не уничтожить!

— Не бойся, — успокаивающе попросил Рихард. — Мы еще встретимся, но сейчас пришло время отдохнуть. Ты не спал слишком долго. В твоем сне наше спасение…

Зародившись в море, Рихард проник в сокровенные тайны змея, стал понимать значение соленой воды, пение и шепот потоков. Ему открылась суть змея. Рихард искал и нашел уязвимое место в чужом сознания — узелок, связывающий все воедино. С небольшим усилием он развязал его и нити легко распустились, словно только этого и ждали, освобождая земных существ от чужой воли.

Червь рассыпался, гниющие тела мертвецов попадали на землю, погребя под собой Рихарда. Начатое было не остановить: незримые нити распускались все быстрей и быстрей, освобождая захваченных тварей на суше и в море. Кружево воспоминаний таяло, распадаясь на куски. Вместе с ним растворялось полотно сознания морского змея. Соленой воде больше незачем было держать форму. Змей в последний раз вынырнул из воды, сверкнул глазом, отражая закатное солнце, и пролился дождем, распавшись на миллион брызг. В каждой капле сохранилась его частица, но лишенная сознания, отравленного смертью, она пребывала в покое.

Люди герцога наблюдали за червем с башни святилища. При свете луны они стали свидетелями потрясающего зрелища: червь распался на части без всякой видимой причины. Как только угроза миновала, стало легче дышать. Из леса тут же налетела огромная стая воронья. Птицы голодной черной тучей опустились на останки, раздирая плоть крепкими клювами и оглашая ночной луг карканьем. Нивар бросился к герцогу, но друзья удержали его. Ночью искать тело не имело смысла, а в том, что Рихард мертв, никто не сомневался.

С рассветом, так и не сомкнувшая глаз, уставшая гадать о том, что в действительности случилось, четверка покинула святилище. Луг был изуродован червем, изрезан глубокими рытвинами. Земля парила, смрад от разлагающихся тел стоял нестерпимый. Нивар бегал от одной кучи к другой, не зная усталости, но без успеха. Только к вечеру Дане улыбнулась удача, она наткнулась на останки Рихарда, выделяющиеся среди остальных бледной кожей. Изувеченное тело герцога извлекли из общей могилы, бережно завернули в плащ Марека и отнесли в святилище.

— Мы увидимся с ним, — пообещал Ланс, ободряюще хлопая Нивара по плечу. — Всего каких-то девять месяцев.

— Но ведь дубы погибли… — отозвался страж, не сводя глаз с драгоценного свертка с телом на волокуше.

— В прошлый раз ты извлек его из брюха страхолюдной рыбины. Хозяин найдет способ возродиться.

— Он назвал меня своим другом, — признался Нивар, понижая дрожащий голос, чтобы только Ланс мог его расслышать. — Это последнее, что Хозяин сказал мне.

— Везунчик ты! — по-доброму усмехнулся лекарь. — Мне о таком только мечтать. А теперь поторапливайся, нам следует покинуть это гиблое место как можно быстрее. Даже меня, насколько уж я привычен к подобному, выворачивает от смрада. Так и заболеть недолго.

— В убежище, наверное, все извелись. Решили, что мы сгинули, — вздохнула Дана.

— Ничего не поделаешь, подождут еще. Мы должны похоронить Хозяина как подобает.

Друзья отправились обратно в Вечные топи. Вначале шли с опаской, по привычке ожидая встречи с врагом, но им попадались только тела обращенных, обглоданные лесными зверями — ни следа живых посланников змея. Найдя укромную низину, куда веками стекались ручьи, образовавшие мелкое, покрытое кочками озерцо, они сделали привал. Склоны утопали в роскошных цветах багульника, покрытые по утрам клочьями не успевшего растаять тумана. Тяжелый пьянящий аромат цветов смешивался с запахом хвои, прелых растений, тины и грибов. Ярко-зеленые островки мха перемежались с островками пушицы и осоки. Бурые листья, принесенные ветром из соседней рощи, скрывали под собой открытые участки воды.

— Хозяину бы здесь понравилось, — ни к кому не обращаясь сказал Нивар, наблюдая как останки герцога медленно погружаются в воду.

Ланс вдохнул пьянящий аромат полной грудью и кивнул. Он и сам был очарован красотой этого пропитанного влагой уголка. А ведь прежде, когда жил в замке и служил королю Фридо, терпеть не мог сырость. Всегда ставил у дыбы жаровню, если приходилось работать до утра. Стоило присягнуть герцогу, впустить в сердце топь, как ломоту в суставах как рукой сняло. С тех пор он ни разу не болел, несмотря на то, что частенько спал на сырой холодной лежанке. Чужаков болотный воздух награждает мучительной хворью, а своих исцеляет.

Скудный ужин, состоящий из двух водяных курочек на четверых изголодавшихся путников, прошел в умиротворенном молчании. Их ждал обратный путь в Серые горы. И хотя с ними нет Хозяина, они несут радостную весть — враг уничтожен, можно возвращаться домой. Никто из них не мог рассказать, что случилось, они видели только, как распалось чудовищное творение змея, но не на все вопросы стоит знать ответы. Каждый кожей чувствовал, как враждебное присутствие, отравляющее край, рассеивалось — и этого было достаточно. Совсем скоро свежие летние побеги скроют собой останки обращенных и о них можно будет забыть навсегда.

Для тех, кто много трудится, время летит стремительно. Сезоны сменяли друг друга так быстро, что люди едва успевали подготовиться. Избежавшие смерти вернулись в родные края, чтобы оплакать покойников и с радостью в сердце начать жизнь заново: построить дом, наполнить закрома, вернуть в стойло одичавшую скотину. О прежнем достатке можно было только мечтать, но простой народ был рад и малому. Каждого, кто возвращался к нормальной жизни, встречали как героя. Широкие поля, воспетые в песнях, снова окрасились в цвет спелого золота. На зеленых холмах нагуливали жирок овцы. В сети попадало несметное количество рыбы, лодки едва не тонули, переполненные уловом.

Марек Полдень и Дана, отправились в Хельмех как законный герцог и герцогиня. Белый берег и острова на севере нуждались в голосе разума, способном загладить былые обиды, а эти двое, прошедшие путь от ненависти к пониманию, могли его дать. Их первенец унаследовал глаза от отца и волосы от матери. Перед отъездом они трогательно попрощались с друзьями и присягнули Нико — новому королю полей и холмов, признав в нем своего господина.

Сын герцога Гибо унаследовал от отца черты, полезные умелому управленцу — строгость, прямоту, умение разбираться в людях. За короткий срок по дорогам королевства снова стали разъезжать патрули, заставив присмиреть вечно голодных чудовищ. Посовещавшись с советниками, Нико взялся за почти невозможное — восстановление Золотого города. Работы было много, но столица — это символ возрождающегося к жизни королевства. Ее сердце. Нельзя было дать повелителям земель, лежащих по ту сторону огненной пустыни, повод думать, будто неокрепшее королевство, лишившееся в войне со змеем львиной части своих подданных, может стать их добычей.

Нивар повел людей домой, беспокоясь лишь о том, чтобы подопечные были накормлены и имели крышу над головой. Возрождение былой славы герцогства Вечных топей его не интересовало. Возвращаться было радостно, пусть даже начинать приходилось с нуля. Поселки, что меньше пострадали от войны, быстро привели в порядок, а те, что были спалены дотла, отстроили заново. Только развалины города оставались безлюдными и угрюмо темнели на фоне холма бесформенной грудой. Восстанавливать город или нет, должен был решить Безмолвный герцог.

Нивар с нетерпением ждал возвращения Рихарда. Когда прошел положенный срок, он отправил стражей по нехоженым тропам, в надежде, что те встретят Хозяина первыми, но они возвращались ни с чем, хотя старательно искали, забираясь в самую глушь. Месяцы шли, вестей о герцоге не приходило, глава стражей стал мрачнее грозовой тучи. Ланс успокаивал друга, взывая к благоразумию, но тот его не слышал.

Они ужинали в новом доме Главы стражей, пропитанным запахом лесных смол, когда Ланс снова попытался вразумить Нивара.

— Его никто так и не встретил, понимаешь? — рявкнул великан, когда все домашние ушли, плотно прикрыв за собой двери. — Это значит, он или не может возродиться или возродился, но не хочет с нами знаться. И то, и другое, разбивает мое сердце!

— Может, в этот раз ему нужно больше времени? — развел руками лекарь. — Вдруг два года или три?

— А если… — Нивар гнал страшную мысль от себя подальше, но все равно озвучил ее. — Он сгинул совсем, как и змей?

— Чушь! — отмахнулся Ланс, наливая полную чашу меду и ставя перед другом. — Прислушайся, разве ты чувствуешь, будто сердце вынули из груди, будто ты безвозвратно осиротел или потерял самое дорогое? Я — нет.

— А я… — страж осушил чашу одним махом, с громким стуком уронил на стол и горестно покачал головой. — Не знаю.

— Уж позволь не поверить. Ты волнуешься за него, но точно знаешь, что он никуда не исчез.

— Я должен отправиться на его поиски.

— Хочешь нарушить приказ Рихарда? Разве он не назначил тебя главным, приказав заботиться обо всех нас?

— Уж вы-то в порядке, — раздраженно отмахнулся страж, тряхнув рыжей гривой, в которую успела вкрасться седина. — Старосты назначены, дозорные расставлены, каждый занят делом. Последний месяц я выслушивал бесконечное нытье и только. К Хозяину они бы не посмели с таким заявиться, а ко мне — пожалуйста, милости просим…

— Вижу, ты настроен серьезно. Откуда намерен начать поиски?

— Стоит обратить свой взор туда, где мы еще не искали. — Нивар в задумчивости замер, подперев щеку рукой. — Стражи исходили тропы, но вдруг Хозяин возродился в самом сердце болот? Есть место отдаленное, тихое, глухое… Черный омут, из которого с восходящей луной выходят чудовища.

— И которые сожрут тебя, как только представиться возможность, — иронично ответил Ланс. — Я понимаю, что тебе тревожно от того, что он не появился, но если он скрывается по своей воле…

— Я лишь хочу убедиться, что он цел и невредим! — перебил Нивар. — Что ему не нужна, да простит он мою самонадеянность, наша помощь!

— Но если он скрывается по своей воле, — упрямо повторил лекарь, — его можно понять. Оглянись вокруг! Все поголовно ждут чудес, хотят, чтобы кто-то накормил голодных, согрел замерзающих, вернул к жизни умерших. Вернись он сейчас, то стал бы королем или даже больше — богом, творящим чудеса.

— Ты тоже слышал эти разговоры? — проворчал нахмурившийся страж. — Мне они не нравятся.

— Хозяин освободил от змея не только нас и с этим нужно считаться. А правду о его сути знают лишь люди болот, для прочих враг повержен человеком — Рихардом, Безмолвным герцогом. Но где же великий герцог, вопрошают они? — Ланс развел руками. — Ведь он единственный достоин занять трон.

— Они присягнули Нико.

— Потому что выбора не было. Появись Хозяин, к нему бы пошли толпы паломников, умоляющих править ими, отдали бы ему всю власть, а когда бы он отказался — а я не сомневаюсь, что так бы и было, его бы возненавидели за то, что он посмел их отвергнуть.

— Плевать ему на их желания! — поморщился Нивар.

— И все же лучше, когда нет лишней напряженности. Мы договорились, что сейчас герцог восстанавливается от ран и никто не знает, где он. Никто — даже ты.

— Они догадываются, что он не обычный человек.

— И прежде ходили слухи, что он великий колдун, — признал Ланс. — А сейчас слухи превратились в уверенность. Но раньше Хозяина больше боялись, если судить по книге, что он нам оставил, ведь он так умело оберегал образ нелюдимого правителя, живущего в глуши, а теперь не столько бояться, сколько боготворят. И я считаю, что последнее намного страшнее. Никто не знает точно, как он победил морского змея, а недосказанность порождает причудливые слухи…

— Чего ты хочешь от меня? — вздохнул Нивар. — Чтобы я что-то предпринял? Или чтобы оставил все как есть?

— У тебя есть обязательства. Перед людьми, семьей. Твоя женщина только разродилась двойней.

— Я все равно пойду. Иначе мне не будет покоя.

— В таком случае, я с тобой, — Ланс подарил ему самую ироничную из своих улыбок и поспешно добавил в ответ на возможные возражения. — Неважно, насколько я умелый лекарь, меня всегда могут заменить ученики.

— Я уже и не помню дней, когда тебя не было рядом. А были ли вообще такие дни? — проворчал Нивар смиряясь и доливая обоим меда.

— Это место, о котором ты упоминал — омут, из которого с восходящей луной выходят чудовища, оно действительно существует? Я думал, это просто досужие слухи.

— Омут существует, но я не могу сказать, что ты найдешь его, если свернешь с тракта, пройдешь тысячу шагов точно на восток, держась слева от мшистых камней. Это место где-то в сердце топей, только оно само находит путника, когда тот обессилел, отчаялся и распрощался со всякой надеждой.

— Ты же там не бывал? — в голосе лекаря послышалось недоверие.

— Не доводилось.

— Не может быть все так ужасно, — Ланс покачал головой. — Кто-то же возвращался из тех мест, чтобы рассказать об омуте?

— Редко, только если вмешивался Хозяин. Как-то раз он прямо во время застолья вдруг оборвал речь на полуслове и обратился в туман. Вернулся поздней ночью с двумя чумазыми детишками на плечах. Так далеко зайти в топь и вернуться могут только малые дети. Они говорят, что Рихард является им в образе молчаливого путника в светлых одеждах. Мелькает то тут, то там и уводит из опасных мест.

— Я еще много не знаю о Вечной топи.

— Никто не знает о ней всего кроме Хозяина. Ты еще не передумал? Сейчас-то у тебя жизнь наладилась… — натолкнувшись на красноречивый взгляд друга, страж умолк.

Они выступили через несколько дней, раздав помощникам наставления, уладив начатые дела так тщательно, словно не собирались возвращаться. Нивар сердечно попрощался с семьей, но ни слезы родных, ни увещевания, не могли заставить его изменить решение.

Идти по летнему лесу в хорошую погоду одно удовольствие. Друзьям шагалось легко: они не стали брать ни теплой одежды, ни вяленого мяса, ни даже древесного угля и кремня, чтобы разжечь костер. Чем быстрее они станут «жалкими, потерявшими всякую надежду» как выразился Нивар, тем быстрее попадут к омуту. Ланс был уверен, что омут ему откроется раньше, чем Нивару, ведь он ниже, слабее и хромает. Великан свернул с проторенной тропы на звериную тропку, заросшую папоротником, уводящую вглубь леса. Деревья застенчиво шелестели, неразборчиво нашептывая привычную песню, олени безбоязненно провожали чужаков взглядом, солнечные лучи падали между ветвей широкими светлыми лентами, освещая грибы, цветы, птиц, просвечивая сквозь молодые листья, окрашивая их в нежно-зеленый цвет.

Через несколько дней вынужденной голодовки, изматывающей ходьбы, прерываемой коротким, беспокойным сном — друзья договорились будить друг друга как можно чаще, местность значительно изменилась. Лес измельчал. Липу, тополь, клен, ель заменили ольха и ива, но светлее не стало. Теперь небо всегда было затянуто тучами, лишая путников света солнца и звезд. Повсюду висела паутина, цепляясь за лицо и руки. Птицы исчезли, только раз Нивар заметил стаю ворон в небе.

Блуждая кругами по древнему болоту, с каждым шагом погружаясь по щиколотку в воду, полную жадных пиявок, дрожа от холода, друзья в тревоге прислушивались к пугающим шорохам. От голода чувства обострились. Ланс видел, как серебряным боком поблескивает рыба, издалека замечал огненно-красные ягоды, жирные шляпки грибов. Влажный запах мха, смешанный с грибницей, гниющими листьями был сладким и аппетитным. Лекарь неосознанно потянулся к ягодам, но Нивар строго прикрикнул на него, заставив вздрогнуть и выронить сорванное.

— Спасибо! — поблагодарил Ланс. — Ох, я почти не удержался. — Он виновато посмотрел на друга. — Давай пойдем отсюда. Здесь слишком часто я нахожу то орехи, то рыбу.

— Я даже видел малину, — вздохнул страж, подкатывая штаны. — Мне не показалось.

Одежда отсырела и неприятно липла к телу. От сырости и холода руки и ноги потеряли подвижность, казались деревянными. Неловко повернувшись, Ланс споткнулся и упал, полностью погрузившись в грязную воду. Недовольно фыркая, он тут же поднялся, не давая пиявкам впиться в лицо.

Друзья побрели дальше, ставя перед собой маленькие цели — перебраться через корягу, обойти подозрительно выглядящий провал, в котором сидело что-то жадное и голодное до горячей крови, добраться до кочки, поросшей ольхой, сделать привал. Во время кратковременного отдыха, когда можно было, наконец, немного обсохнуть, становилось еще хуже — в голове принимались крутиться мысли одна страшнее другой. Ланс не считал себя внушаемым человеком, он-то всякого навидался в жизни и был палачом именно благодаря своему умению оставаться хладнокровным, но глядя на серую бесконечную топь, с ее гниением, паутиной, чувствуя, как кишки сводит от голода, он начал падать духом.

«А если омут — это быль? Тогда мы сгнием в обычном болоте? — подумалось ему. — Или мы уже пришли, но здесь пусто. И Хозяина мы не найдем». — Ланс посмотрел на впавшего в оцепенение друга. — «Может статься, что Хозяин сам стал омутом. Растворился в нем и дремлет после трудов… И будет еще дремать лет десять, а то и сто. Зачем тогда мы здесь?»

— Я знаю, о чем ты думаешь, — проворчал Нивар, почувствовав его взгляд. — Мол, никого тут нет, мы просто увязнем в яме поглубже, захлебнемся грязью и пиявки медленно высосут из нас последние силы.

— Сейчас меня страшит совсем не это, — скривился Ланс.

— А что же?

— Ты только представь обратный путь из этой глуши, когда мы найдем Хозяина! Опять тащиться через все эти коряги и рытвины! А тот ров с можжевельником? Клянусь, мне никогда не перебраться через него снова.

Нивар невольно рассмеялся, хриплым, кашляющим смехом. Ланс улыбнулся. Они помолчали, собираясь с силами перед новым рывком. В сумерках болота менялись, затихали, в воздухе росло напряжение. Каждый вечер нечто с хлюпаньем выбиралось из воды, ползло, постукивая иголками и шурша чешуей. Иногда до них доносились звуки погони, крики боли, предсмертные хрипы жертв, но никогда они не видели ни охотника, ни добычу. Будь Нивар один, его бы уже застали врасплох и растерзали, но возможность спать по очереди, охраняя сон друг друга, их спасла.

Ланс сомкнул опухшие от укусов мошкары веки, представив, как греет пальцы у маленького костерка, сложенного из еловых веток. Воображение услужливо воткнуло вокруг костерка прутики с сочным мясом. Ланс мог поклясться, что чувствует дразнящий аромат жареного мяса и нежный вкус. Картина была столь реальна, что рот мгновенно наполнился слюной.

— Вот зараза! — раздраженно сплюнул лекарь.

— Отдохнул? — отозвался страж. — Пошли.

— Да, надо отвлечься, — согласился Ланс, с кряхтением поднимаясь на ноги и морщась от боли.

Отвлечься не получилось. Лекарь по-прежнему чуял запах жареного мяса, даже сильнее чем прежде. Он огляделся. Вдалеке, между чахлыми деревцами мелькнул огонек. Чем пристальней Ланс смотрел на него, тем ярче тот разгорался. К запаху мяса прибавился сладкий аромат пряной медовухи.

— Нивар! Смотри! — он показал в сторону огонька. — Костер!

Великан сощурившись, пригляделся, но чего не увидел.

— О чем ты говоришь? Где?

— Да вон же, смотри! — Ланс уже разглядел у костра лежанки и сухие одеяла как раз для двоих человек и в нетерпении кусал губы.

— У меня зрения лучше твоего, но я не вижу!

— Как можно не заметить огонь?! — раздраженно рявкнул Ланс, спрыгивая с кочки вброд. Его усталость как рукой сняло. — Пойдем, до него всего лишь сотня шагов!

Нивар хотел возразить, что приближаться к костру, который видит только один из них — дурная затея, как вдруг впереди показалась знакомая фигура. Она мелькнула на мгновение и скрылась в зарослях ивняка и снова показалась. У стража перехватило дыхание. Прыгнув в воду вслед за Лансом, он схватил друга за плечо.

— Хозяин! — Нивар не скрывал восторга. — Мы его нашли!

— Так вот чей это лагерь! — обрадовался лекарь, в нетерпении пританцовывая на месте. — Теперь-то все ясно!

— Скорей за ним! — великан бросился за герцогом.

День угасал, уступая ночи, но им ли было бояться непроглядной темени? Цель была близка, ничто не могло им помешать. Ланс едва поспевал за Ниваром. Широкая спина стража, маячащая впереди, кочки, поросшие кустами и мелкими искривленными деревцами, то и дело скрывали огонек костра, но лекарь был уверен, что совсем скоро окажется в уютном лагере. Он мог поклясться, что тоже видел Рихарда — тот ужинал, ожидая, когда страждущие путники присоединяться к нему.

Безмолвный герцог как будто не слышал хриплых криков Нивара, хотя тот звал его что есть мочи. Ни один, ни другой не замечали, что уже давно потеряли брод, погрузились в топь по пояс. Ноги увязали в мягком дне все глубже. В какой-то момент Ланс понял, что не может двинуться с места, а ведь до лагеря было уже рукой подать. Отблеск от костра, горящего на берегу, призывно манил, отражаясь в черной воде.

— Нивар! Помоги! — крикнул лекарь, но страж даже не обернулся. — Я застрял! Нивар!

Великан не слышал, все его внимание было поглощено герцогом, который в этот момент обернулся и дружелюбно помахал ему. Невольно сделав шаг вперед, он почувствовал, как внизу задрожал зыбкий пласт ила. Что-то там внутри сдвинулось, сжало ноги. Страж вдруг с головой провалился в воду, нелепо забив руками, пытаясь схватиться хоть за что-нибудь. Увязший в трясине Ланс не мог помочь другу. В отчаянии он бросил ему свой шест, но тот проплыл рядом. Сквозь взболтанную темную воду Нивар видел, как Рихард протягивает руку помощи, но коснуться ее никак не удается.

Опора уходила из-под ног, ил был слишком мягким — не оттолкнуться. На мгновенье страж осознал, что это и есть конец, к которому он шел все свою жизнь. Справедливый, закономерный конец всякого, кто связал свою жизнь с топью. С чего он взял, что была надежда на иной исход? Миг осознания неизбежности конца растянулся, позволяя прочувствовать каждую деталь — колющие в щеку стебли, лист на губах, холодную, режущую воду в горле и легких.

— НЕТ!

Мощный порыв ветра пронесся над топью, ломая ветви. Поверхность болота пришла в движение, увлекая Ланса вслед за Ниваром. От неожиданности лекарь наглотался воды. Неизвестная сила приподняла их и вышвырнула из болота на твердую землю.

— ПРОЧЬ! — повторил голос с силой, способной расколоть землю, но гнев был направлен не на друзей, а на тварь, расплывшуюся бесформенным пятном у их ног.

Навь, вечно ищущая, кем бы утолить голод, явившая им соблазнительные видения — уютного лагеря и Безмолвного герцога, поспешила убраться подальше. Там, где у жертв не было столь могущественной защиты.

Пытаясь отдышаться, Нивар приподнялся, встав на четвереньки. Он успел заметить как что-то белесое, как плоский червь, вытягивается в ленту над водой и растворяется в темноте. Великан содрогнулся, извергая потоки грязной воды из легких. Подле него жалобно стонал Ланс, неудачно упавший спиной на корягу. От удара у лекаря отнялись руки.

За ними наблюдала человекоподобная фигура, очень худая и высокая — намного выше Нивара. Болотные огоньки, налетевшие в изобилии, бестолково роились вокруг, освещая костлявые пальцы, обхватывающие причудливо изогнутый посох, увенчанный спиралью, как у молодого папоротника. Тело и лицо незнакомца были полностью скрыты под безупречно чистым плащом из мягкой желтой шерсти. От фигуры веяло силой, опасностью и обещанием того, что встречу с ней вы не забудете никогда. Ланс как завороженный не спускал глаз с черной тени, притаившейся в глубине капюшона, но меньше всего на свете он хотел бы увидеть, что именно скрывается за ней. Было жутко, но Вечная топь многолика и каждый ее посланник бесценен. Тем более что посланник явственно показал к ним свое доброе отношение.

— Благодарю! — прошептал страж, когда справился с кашлем и снова смог говорить. — Ты спас нас от страшной кончины.

Фигура в желтом не шевелилась. Оробевший Ланс подполз к Нивару поближе, предоставив тому самостоятельно вести беседу. От плаща шел сильный запах трухлявого дерева. Растения вокруг почернели и съежились, насекомые стремительно удирали прочь.

— Я встречусь с Хозяином? — несмело спросил страж.

Посланник топи обернулся к нему, медленно поднял руку и приложил указательный палец к тени под капюшоном, призывая к молчанию. Мгновение и он превратился в сгусток холодного тумана, который сразу же рассеялся, словно его и не было. Болотные огоньки исчезли вместе с ним, оставляя друзей в полной темноте. Воздух стал тяжелым, сладким, наполненным дремотой, вздохами, шепотом, нечеткими тенями. Ланс в изнеможении опустился на траву, Нивар рухнул рядом. Оба сразу же забылись беспокойным сном.

На рассвете, дрожа от холода, Нивар растолкал Ланса. Страж стучал зубами так сильно, что едва мог говорить. Они растерли друг дружку, чтоб хоть немного согреться.

— Это была навь? — спросил Ланс. — Лагерь мне привиделся? — он не пытался скрыть огорчения. — И Хозяин?

— Навь, — хриплым простуженным голосом подтвердил Нивар. — Морок — ее работа.

— Ты говоришь очень уверенно. Ты встречался с ней прежде?

— Нет, но навь бы высосала нас до остатка, ты уж не сомневайся… Не вмешайся Путник, тварь бы нас убила.

— Так мы пришли к омуту? — Ланс критически оглядел безрадостно выглядящую топь. — Это он и есть?

— Не знаю, но мы видели Путника. Это хороший знак, — в голосе Нивара не было уверенности.

Промасленный кожаный сверток, появившийся из ниоткуда, шлепнул стража по шее. При падении он развернулся: внутри лежали два живых, бьющих хвостами серебристых окуня, и большая пригоршня лещины.

— Дары болот, — прошептал страж, оборачиваясь с надеждой.

В десяти шагах от них между двух поросших лишайником кочек прямо на темной воде стоял Безмолвный герцог. Он был одет в наряд южан: в светлую просторную до пят рубаху с высоким воротом, широкий пояс, плотные перчатки с обрезанными пальцами. На голове красовался выцветший серый платок, перевязанный тонкой тесьмой. И хоть его одежда была необычна, прочее осталось неизменным — это был Рихард, встречи с которым друзья так упорно искали.

— Что случилось, друзья мои? — спросил с притворным удивлением. — Не по нраву подарки?

Он пошел к ним, мягко ступая босыми ногами по воде. Ланс, заворожено смотрел, как приближается герцог. Нивар на ощупь нашел орехи и сунул несколько лекарю в ладонь. Раздался треск ломаемой скорлупы. После стольких дней голодовки, орехи показались слаще меда.

— Какие же вы настырные… — вздохнул Рихард, опускаясь на край кочки рядом со стражем. — Почему не утонули? Закончить путь в этом чудном месте — достойный конец для всякого.

— Мы пытались, — честно ответил Нивар, не скрывая своей радости. — Не ели, не спали, неслись в темноте сломя голову. Чего же ты не дал нам умереть? Почему вмешался Путник?

— Из-за нави, — Рихард развел руками и недовольно поморщился. — Дать ей сожрать моих людей — слишком большая честь для нее. Но этим вы оторвали меня от дел и я недоволен.

— И в наказание ты хочешь, чтобы мы съели рыбу сырой? — догадался Ланс. — Можно хоть очистить от чешуи?

— Как пожелаешь, — смилостивился Рихард. — Навь основательно вами поживилась, поэтому пополните силы. — Он критически оглядел грязных измученных друзей. — Я даже польщен тем, что она заманила вас мною. Обещание посиделок у костра в моей компании — сложно противиться такому соблазну.

— Ты смеешься над нами, — невнятно проворчал Нивар, накинувшись на окуня.

— Почему ты не вернулся к нам после возрождения? — прямо спросил Ланс.

Рихард пожал плечами. Видно было, что он не хочет ничего объяснять.

— Дал бы знак, что жив. Нам бы этого хватило.

— Чтобы вы нашли меня и начали изводить своими мелочными проблемами, — он зажмурился, качая головой. — Ведете себя как малые дети. Я помог в трудный час, но пришла пора стать самостоятельными.

— Что это значит? — заволновался Нивар.

— Почему не начато строительство города? — вопросом на вопрос ответил Рихард. — Я оставил тебя за главного.

— Я не знал, захочешь ли ты…

— А разве мне в нем жить? Мой дом везде — это каждый камень, каждая капля. Разве вам не нужен город, куда будут вести все дороги, куда станут съезжаться торговые караваны, куда путники смогут прийти и поделиться новостями? Хотите жить прошлым? Ослабнуть, ютиться в маленьких поселках?

— Ты прав, нам нужен город, — согласился Нивар.

— Так постройте его! Сделайте таким, каким хотите. Назовите, как пожелаете. Я даю вам свободу жить так, как хочется без оглядки на мое одобрение.

— Ты нас оставляешь? — голос великана стал напряженным.

— Не навсегда. Когда город построят, я вернусь, обещаю. — Рихард ободряюще улыбнулся. — Интересно посмотреть, что у вас получится без моих указок. Но если ты ждешь, что в один из дней, я вдруг вернусь править как прежде… Этого больше не будет. Я решил, что людьми должен править человек. Такой как ты. И твои дети.

Рихард отвязал от пояса кожаный мешочек, развязал горловину и высыпал на ладонь кусочки янтаря, в которых застыла всякая всячина: рачки, мошки, жуки.

— Занятные камушки, — янтарь со стуком отправился обратно в мешочек, — подарок новому правителю Вечных топей. Это просто камешки, не жди от них чудес, но если захочешь, они смогут стать символом твоей власти. А ты, — Рихард сурово посмотрел на Ланса, — будь с ним рядом и удерживай от глупостей.

— Как репей, — пообещал лекарь.

— Хорошо. — Рихард сладко с наслаждением потянулся. — Значит, можно уходить. Дорога зовет.

Несмотря на нарочитое безразличие, Безмолвный герцог очень хотел знать, что творится на сердце у его друзей. Он чувствовал их тревогу, страх перед переменами, неопределенность будущего, но было что-то еще — горькое, ускользающее от него…

— Отчего загрустил? — Рихард заглянул в глаза великана.

— Прости, Хозяин, — голос стража дрогнул. — Это наша вина. Мы недостойные трусы. Это было испытание взросления, а мы его не прошли — бросили свой дом, впустили врага, позволив тому разрушить все, что нам было дорого, а сами спрятались в горах как крысы в норе, в ожидании спасения.

— Что ты несешь? Я сам приказал…

— В том-то и дело. Этот приказ мы были обязаны ослушаться. Нам было нужно проявить собственную волю, встретить вместе с тобой войско змея, не взирая на любые потери.

— Ты тоже так считаешь? — спросил герцог Ланса и получил в ответ быстрый уверенный кивок.

— Так думают все? — всерьез удивился Рихард. — Мои люди считают, что я не возвращаюсь к ним, потому что они струсили и не достойны такого правителя как я?! О… Какая же все это чушь! Я не бросал вас, не наказывал, — он кусал губы, подбирая слова. — Чтобы остановить змея, мне пришлось стать единым с тем, что дает ему силу. Я узнал тайны соленых вод и изменился. И я рад этому! Прежде моя сила убывала, стоило покинуть топь, теперь я не так сильно завишу от этого. Хочу побывать в далеких землях, увидеть, как к берегам пристают огромные корабли, груженные устрицами, как из песков проступают обтесанные ветрами храмовые камни, услышать песни и истории странников, несущих в себе мудрость всех встреченных народов, — его взгляд затуманился, в голосе появились мечтательные нотки, — хочу побывать там, где никогда не бывал. И когда придет час встретиться со змеем снова, в каком бы облике он не явился, я буду готов. — Широкая улыбка осветила лицо Рихарда. — В этот раз я найду его первым, с осторожностью и терпением взращу как редкий цветок. Моего бессмертного товарища не коснется боль, не коснется ужас гибели, ему не придется бежать от себя… — Он перевел дыхание. — Раньше я слышал только зов топи, а теперь слышу, как поют глубины холодного моря, шепчут раскаленные пески, влажные леса, ветряные горные перевалы. Они взывают ко мне, а я слушаю, слушаю… — голос Безмолвного герцога становился все тише, он замер, задумавшись, погрузившись в мир грез ведомых только ему.

— Когда так сильно манят далекие земли, путешествие может затянуться. Мы еще увидимся? — не выдержал долгого молчания Ланс.

— Обещаю вернуться и поделиться с вами всем пережитым, — тотчас отозвался Рихард. — Сядем у очага, до краев наполним медом кубки, и яркие воспоминания оживут перед нами в языках пламени, в тенях на стенах зала. Прошу только об одном: сделайте так, чтобы мне было куда возвращаться. Не как Хозяину, а как доброму другу.

Они поднялись, Рихард, с лица которого не сходила ободряющая улыбка, крепко обнял друзей. Нивар сомкнул огромные руки и не размыкал, пока Рихард не шепнул ему:

— А для тебя есть особое задание — стань достоин своего имени. — Великан отстранился и непонимающе посмотрел на герцога. — Посади дубовую рощу. Поверь, возрождаться в зыбкой топи не так приятно как в уютной колыбели между дубовых корней.

— Клянусь, это будут самые высокие и толстые дубы в мире, — с жаром пообещал Нивар.

— Не сомневаюсь, ты сдержишь слово. Я знаю, — обратился он к обоим, — что вы справитесь, у вас хватит сил. А теперь ступайте вслед за солнцем. Держитесь его и вскоре окажетесь дома. И больше не ищите меня подобным способом. Я сам приду, когда захочу.

— Ты не проводишь нас хотя бы до тропы? — спросил Ланс, пытаясь отдалить миг расставания.

— Я не собирался, но чем быстрее вы доберетесь домой, тем мне будет спокойнее, — рассмеялся Рихард и взял их за руки. — Держитесь.

Безмолвный герцог легко ступил с края кочки прямо в воду, увлекая друзей за собой. Они невольно напряглись, делая первый шаг, но Рихард без труда преодолел их сопротивление и в тоже мгновение они стояли на воде.

— О, я всегда мечтал попробовать… Невероятно! Словно земля! — восторгам Ланса не было предела.

— Шагай-шагай, — беззлобно проворчал Рихард. — Ходить по воде — особое искусство. Только не пытайся повторить в одиночку. Живо ко дну пойдешь.

— Я не настолько самонадеян, — счастливо рассмеялся Ланс, следя за стайкой мальков, укрывшихся в их тени.

Солнечные лучи ласково освещали топь, смущенно прикрывшую лик смерти полупрозрачной серебристой вуалью, променявшую серый могильный саван на пестрые цветы. Безмолвный герцог отвел друзей к тропе, ведущей в поселок, а сам остался сидеть на искривленной иве, склонившейся к самой воде. На сердце Рихарда было спокойно. Его ждали новые встречи, новые места, новые тайны. Впервые за долгое время скука, точащая изнутри, отступила. Где-то в темных морских глубинах, в каплях соленой воды, спал безымянный бессмертный и Рихард ждал его пробуждения.