— Тебе просто надо похудеть, — "риторически" заявила мама.
Как сыну профессиональной филологини, мне было прекрасно известно, что "риторическими", то есть, "не требующими ответа" бывают только вопросы, а не утверждения или восклицания. Но если совет или утверждение не предполагают возражений со стороны собеседника и больше похожи на приказ, то как их называть, учитывая мамину гуманитарную непереносимость всего связанного с армией? Вот я и называю (мысленно) многие ее высказывания "риторическими" — это такая политкорректная замена слову "безапелляционно". И язык не сломаешь.
— Я тебе давно говорила, что у тебя лишний вес…
И вовсе он не лишний. И вообще, хорошего человека должно быть много. Вот как сейчас стану хорошим… А что? Много меня уже есть — остались мелочи.
Из-за чего весь сыр-бор? Голова у меня болит. Как началось это лет через пять после института, так и продолжается. И ладно бы, постоянная сильная боль, так ведь нет. Иногда по месяцу не напоминает о себе. При этом давление 120 на 80 — в космос лететь можно. На грузовом модуле. Увы, маму возможность моей космической карьеры не успокоила. Скорее, наоборот.
— Тебе надо срочно сделать МРТ головного мозга, — ритори… ну, понятно. — Вдруг у тебя там опухоль?
О-о! СТРАШНОЕ СЛОВО произнесено. Теперь не отстанет. У мамы ведь все по классической схеме бихевиоризма: побежал — испугался. Или, как в данном случае: сказал — испугался.
— Ма-ам, ну, ты же в курсе: у них ограничение по весу пациента. 120 кило. Я не прохожу. Только если ногу отрезать…
— Именно. Поэтому тебе просто надо похудеть…
Признаться, я слегка отвлекся, а когда опять прислушался к маминому монологу — обалдел, простите за мой клатчатский.
— И твои постоянные дурацкие шуточки — это тоже последствия давления опухоли на мозг. — О, диагноз уже подтвержден? — Вот почему в деревне от нашего Додика шарахаются? Ничего не хочешь рассказать?
Ага. В смысле, нет, не хочу. Во многих знаньях и т. д. А расстраивать маму мне не нравится.
Додик — это наш песик породы черный терьер. Ласковый, как теленок. Правда, с теленка же и размером. И страховидный. Ему только собаку Баскервилей в телепостановке изображать. Можно без грима. Во-от. А тут мы весной прикупили домик в деревне. Крепкий еще пятистенок с большим участком. Разумеется, затеяли небольшой ремонт. И вдруг обнаружилось, что в нагрузку к участку и домику прилагается несколько десятков непрошеных экспертов-советников и наблюдателей-обсуждателей. Соберутся у забора и давай наши действия друг другу комментировать. В голос. Вот, честное слово, селяне, лучше бы вы продолжали водку пить или что у вас там? Кумышка, кажется?
Жалко, что Додик лаять не любит. Только порыкивает иногда. Ну, и грызет, что ни попадя, как всякий собак. Кости там, обувь старую…
Поэтому, когда я нашел здоровенную мосолыгу от коровьей или лошадиной ноги, то привязал к ней старый кроссовок и бросил Додику: пусть грызет на здоровье. А что уж там селяне себе придумали — это не мои проблемы. Пить надо меньше, ага.
Как всегда, я недооценил мамину энергичность. Через каких-то левых знакомых она вышла на врача из диагностического центра и убедила того подкрепить хлипкую пластиковую тележку томографа чуть ли не сосновыми досками, чтобы, значит, грузоподъемность повысить.
— Пожалуйста, не шевелитесь, — раздалось из динамика, — А то все развалится… кхм.
Похоже, вторая фраза была несколько нестандартная. Вокруг и внутри моей головы что-то загудело и застучало…
— Успокойтесь, пожалуйста, — попросил динамик.
Я медленно выдохнул и закрыл глаза. Или мне показалось, что закрыл. Потому что я вдруг оказался в бескрайнем сером небе. Размытая, блеклая клякса солнца едва проглядывала сквозь белесую муть, а земли и вовсе не было видно…
— Так. Мы закончили, — неожиданно вырвал меня из медитации динамик, — Сейчас мы подойдем и вас вытащим.
МРТ ничего не показало. Вообще. Ну, кроме наличия мозга, конечно. Самое странное, что головные боли прошли. Совсем. Мама очень радовалась и не уставала напоминать, кто именно настоял на проверке. А мне иногда хотелось понять: что за странную птицу я видел в том сером небе. Она просто пролетала мимо или что? И зачем она так целеустремленно двигалась к той размытой и блеклой кляксе солнца? И куда вдруг пропала?
Я даже не заметил, когда стихли стуки и гул. Просто в какой-то момент сознание начало медленно и лениво выплывать из медитации, и лишь смутное сожаление о пропавшем сером небе с кляксой солнца еще тихо клубилось где-то, словно туман в овраге. Давно я не ощущал такого расслабленного умиротворения: просто как медуза после бани. Даже лучше…"А ведь голова-то не болит! — внезапно понял я, — Совсем не болит! Ух-ты!" На радостях я открыл глаза и попытался приподняться. А вот фиг! Голова, торс, таз, руки и ноги мои были жестко притянуты к тележке томографа ремнями. С кондовыми застежками и как бы не кожаными. Когда только успели, гады? И главное — зачем?
— Э, народ, что за дела?! — крикнул я… попытался крикнуть. Пересохшая глотка издала не гневный рык, а жалкое и еле слышное сипение.
Безуспешно подергавшись из стороны в сторону, повращав оставшимися свободными кистями и ступнями, я вдруг осознал некую неправильность. Ага, некую! Это с какой такой радости я, просто скосив к носу глаза, вижу свои ступни? Это головы не поднимая. Сквозь живот, что ли? Оба-на! А ступни ведь не мои. Не — я целенаправленно крутанул голеностопы — ступни явно мои, точнее, моего тела, которое… на сто процентов не мое! Я что, попал?
Как когда-то говаривал наш препод по ТММ… Э-э, что это я о нем вспомнил? Наверное, из-за народной расшифровки "Теории Машин и Механизмов". Очень подходящей к ситуации расшифровки: Тут Моя Могила. Ассоциации они такие… Как когда-то говаривал наш препод по ТММ: "Резюмируем итоги."
Во-первых, сбылась мечта моей мамы, я похудел. Радикальненко так.
Во-вторых, мама, как всегда, оказалась права. "Похудей, Кирюша, — часто говорила она, — Ты просто сам себя не узнаешь, когда похудеешь." Накарка… напророчила, родительница. Не узнаю.
В-третьих, труба, в которую задвинули кушетку с привязанным к ней новым мной, что угодно, но не магниторезонансный томограф. Ведь современную медтехнику не расписывают каббалистическими рунными иероглифами. Или я что-то не знаю? Да и слабосветящийся материал трубы больше похож не на пластик, а на камень. Хотя, тут я точно могу быть не в курсе последних достижений. Белый, матовый и светится… как-то на камень не сразу подумаешь. Впрочем, не важно.
В-четвертых, помещение снаружи нетомографа — та его часть, коия мне доступна к обозреванию между раздвинутых ступней — тоже как бэ намекает о скором приходе в гости сладкой парочки апокалипсиса: полного песца и подружки его, полной *опы. Особо доставил виднеющийся на фоне стены из дикого черного камня кусочек ржавой цепи с э-э… разъемом для фиксации запястья (или лодыжки)… Я даже порадовался, что меня обездвижили обычными кожаными ремнями. Впрочем, это "в-пятых". Очень грустное "в-пятых".
Широкие и толстые кожаные полосы с потертостями от частого употребления плотно прилегали к разным частям моего нового тела. Удручающе дохлого, в смысле, тощего тела. Я скосил глаза на кисти. Грусть-печаль, однако. С такими лапками только лютню тискать, позируя какому-нибудь Караваджо. Я коротко и неглубоко вздохнул, торсовый ремень впился в ребра. Эх, где мои старые добрые с мозолями и шрамами корявые и заскорузлые грабки, коими я на спор сминал эмалированные кружки. А уж открыть банку с компотиком или маринованными огурчиками, отжав двумя пальцами крышку… На лютне или гитаре, правда, с моими старыми добрыми грабками не поиграешь… Хотя пробовал не раз, изводя приятелей. Пока Леха не разорался: "Киря, отстань от меня со своей гитарой! Не сможешь ты играть. Не сможешь! У тебя пальцы толще моего запястья: две струны разом прижимают. Минимум!" Я даже какое-то время пытался найти мастера, чтоб мне спецгитару сваял. С широким грифом. Эх, я б тогда такую цыганочку с выходом… Внезапная боль в руках прервала поток ностальжи. Зашипев сквозь стиснутые зубы, я попытался уподобиться улитке и вытянуть глаза из черепа. Мои новые "музыкальные" лапки корежила неведомая сила. Волны и комки плоти перекатывались под тонкой бледной кожей, которая быстро темнела и грубела. На тыльной стороне разбухших ладоней и надувшихся сардельками пальцах попер жесткий черный волос. Чертовы ремни глубоко врезались во внезапно увеличившиеся предплечья, напрочь перекрыв ток крови. Казалось, еще мгновение и захрустят передавленные кости. Не знаю, что я тогда подумал. Может быть, ничего… Нет, какие-то мысли определенно промелькнули. Кажется, что-то про укус оборотня и прочая подобная шняга. Или, что мои руки попали под вредное излучение, в зону действия некоей аномалии… Не знаю. Наверное, все-таки, про аномалию и вредные лучи подумал, потому что попытался выдернуть руки из ремней. И от болевого шока отрубился.
Какая странная штука, человеческое сознание. Лежу в каменном гробе, спеленутый ремнями, в чужом (В чужом, Карл!) теле, разглядываю поднесенные к лицу руки с почти до мяса содранной во время освобождения кожей, и радуюсь, что на кушетку меня уложили голым, поэтому капающая с рук кровь не испачкает одежду. Дурдом на выезде! (Про способ купирования жажды слизыванием собственной крови я вообще промолчу!)
К сожалению, путь к свободе оказался короток и ограничился руками. Скрепляющие ремни кондовые блямбы блях из позеленевшей меди я расстегнуть не смог. Действовать, разумеется, пришлось на ощупь, но принцип-то я понять должен был? Должен. Но не понял. Ремни были просто пропущены в бляховые прорези и удерживались там непонятным образом. Что же касается внезапно растолстевших рук… я их узнал. Еще бы! До недавнего времени я их каждый день видел. Мои это были ручки, мои. То есть, "мои" старого меня… ну, как-то так. Больше того, я догадался, каким образом запустил трансформацию. Это американский Халк оборачивается во гневе, для меня пусковой кнопкой стала… ностальгия. Впрочем, о страшной разрушительной силе настоящей русской ностальгии весь мир знает… Тот. А этому еще предстоит. Ага. И я слизнул накопившуюся на предплечье кровь.
Почему-то я был абсолютно уверен, что оказался в другом мире. Вот ни тени сомнения. Впрочем, удивляться тут нечему. Наверняка среди еще не сосчитанных человеческих чувств есть и то, которое способно увидеть/услышать/унюхать ноосферу. Или инфополе, если "ноосфера" для вас "устаревшее и редко используемое".
Между прочим, штука вполне себе реальная и данная нам в ощущение, позволяющая, кстати, точно идентифицировать свое местоположение даже при условии практически полной внешней тождественности. Как там один поэт писал: "Хоть похоже на Россию, только все же не Россия." (Да, согласен, пример неудачный. "Косые дожди" с "синего неба" для России нехарактерны — "Над Канадой небо сине, меж берез дожди косые…" — но я говорил об общем принципе работы чувства ноосферы.)
Так вот, окружавшая мое новое тело ноосфера определенно принадлежала другому миру. И еще: она мне определенно не нравилась.
Кстати, в порядке бреда, мою трансформацию можно объяснить тем, что сознание, развившееся в иной ноосфере, способно каким-то образом… уф! А что мне еще остается? Руки я освободил. Выяснил, что обратное превращение происходит практически моментально, стоит только утратить концентрацию… Это я так о "перестать страдать о прошлом"… Возможно, это и помогло мне выдернуть вдруг истончившиеся лапки. Ремни не успели ужаться. Но дальше-то что? Ну, предположим, повздыхав о своих милых хомячьих щечках и допподбородках, кратковременно преобразую голову и, таки, смогу сдернуть с нее ремень. Пусть даже и ценой части скальпа. Заживет. Такой вот приятный бонус обнаружился у нового меня: офигенная регенерация. Но дальше, повторю, что? До ног не дотянуться… вот был бы я в прошлой жизни гиббоном… Да и страшновато: ребра, скорее всего, не выдержат. В лучшем случае, не все. Поэтому продолжаю себе лежать, старательно колупая ногтями ремень на груди и рассуждая о ноосфере. Ничего, капля камень точит… эх, мне бы сейчас острый камешек пригодился… Да-да-да, свод моей томографической гробницы я раздолбать попытался. Бесполезно. Потом хотел разломать или вытолкать кушетку. Аналогично. Видимо, ее качественно застопорили. Между прочим, материал, из которого изготовили мой лежак, по прочности не уступает своду. И на ощупь разницы никакой: полупластик-полукамень.
Интересно, а куда подевались те, кто меня повязал? Ведь они это с какой-то целью проделали, не просто так. И что будет, когда они вернутся? Опа! Не нравится мне эта грядущая встреча. Очень не нравится. Видимо, придется рисковать. Ну-ка, где там мои самые светлые, самые ностальгические воспоминания? Ага, мамин юбилей. Как я тогда объелся!.. Или шашлыки? Итак, вечер, берег реки… Солнце медленно скатывается в розовые облака и вот уже от костра света больше, чем от него…
От самогипноза меня отвлек негромкий и привычно-приятный звук: подобный "чпок" издают завинчивающиеся крышки на банках с домашними заготовками на зиму. И сразу после "чпоканья" вдруг ослабли стягивающие меня ремни.
Я замер и слегка приоткрыл глаза… Нет, я и до этого был не очень подвижен, но тут конкретно застыл. И глаза только слегка приоткрыл, чтобы со стороны было не заметно. Если что. Или "если кто".
Первое визуальное отличие от того, что было до "чпок": погасший свод нетомографа. Второе — блямбы блях стали толще раза в два, и теперь ремни свободно двигались в прорезях. Заморачиваться с поиском третьего я не стал, торопливо скидывая с себя путы и выбираясь из трубы. Причем, даже не задумался о том, что снаружи может находиться кто-то еще. Быстрее выбраться, быстрее! Казалось, что я даже дышать не могу.
Выскользнув/вывалившись из нетомографа, я, на всякий случай, откатился к стене — прямо под висящие на ней кандалы — и начал с хрипом и свистом втягивать в себя снова ставший подвижным воздух.
На мое счастье в помещении никого, кроме меня не было. Я имею в виду — из живых.
В неярком свете редких матовых шаров, закрепленных на низком потолке, я разглядел, что моя прокрустова кушетка на самом деле двухъярусная. И на нижней полке (не оборудованной ремнями, кстати) лежит труп старика в черном балахоне. Вернее, на полке осталась только половина тела трупа. Тоже нижняя. Похоже, старик сначала залез туда ногами вперед, потом, наверное, почувствовал себя плохо и попытался выбраться, но не успел… Смерть, говорят, не красит, но, по ходу, и жизнь над стариком особо не упиралась — крайне мерзкая морда у трупа. Крайне. На такого только взглянешь, и сразу на ум приходят слова "вивисекция" и "жертвоприношения"… Опа! А не этому ли кадру я обязан своим попаданством?
Меня начало слегка потряхивать, как от озноба, несмотря на то, что в было тепло — градусов двадцать. Наверное, мое тело словило адреналиновый откат. Да, и на каменном полу ему рассиживаться не надо: простатит — он и в Африке…
Ухмыльнувшись тому, что к своей физической оболочке отношусь, как к взятому напрокат неказистому автомобилю, я с не нужным, но морально оправданным кряхтением, поднялся. Пора оглядеться и, наконец-то, заняться любимым делом всех попаданцев: поиском и оприходованием близлежащих роялей. О, да-а, детка! Папочка… Тьфу, это из другой оперетки.
Ну, что сказать? Негусто. Судя по двум достаточно ровным стенам и полу с потолком, помещение вырубили в скальном массиве, а, принимая во внимание две рукотворных стены из дикого, но аккуратно уложенного камня — оно гораздо больше. В самодельные перегородки были врезаны запертые с моей стороны обычными брусьями двери. Довольно узкие, кстати. Нетомограф в них явно не пройдет. Тем более, что он оказался не трубой, а огромным параллелепипедом с почти насквозь просверленным отверстием полутораметрового диаметра — аккурат чтобы двухъярусная кушетка влезла. Так что, или его сначала установили, а потом отгородили стенками, или просто нашли прямо здесь и опять-таки отгородили. Видать, ценная вещь. Жаль, тяжелая.
Кроме того, в комнате был основательный стол и два кресла с прямыми высокими спинками. То и другое из дерева и этакого средневекового дизайна… И все! Я в шоке. Где? Где положенные мне ништяки? Не считать же за них баклагу с водой и полбуханки серого хлеба с небольшим куском мягкого сыра? Или небрежно брошенную в угол одежду, скорее всего, недавно снятую с меня… с моего тела… с того тела, которое теперь мое.
Что ж, не время и не место перебирать харчами. Хлеб и сыр я съел, чуть затхлую воду выпил, предварительно истратив половину на умывание. Руки порадовали тонкой пленочкой восстанавливающейся кожи, ну, про чудо-регенерацию я уже говорил.
Одежда… одежда пованивала потом. Не сильно, но противно. Поморщился, но оделся — не ходить же голым. Не поймут-с… А фасончик-то уже не средневековый. Как говорится, отнюдь. Штаны типа тактических, но из тонкой ткани, обычная футболка без рисунка и худи с невнятной эмблемой на левой стороне груди — нормально, в общем. В первый момент смутили какие-то детские размеры одежки: "Я же в них не влезу!" Но тут же сообразил, что отныне и надолго это именно мой размерчик. Эх, будем учиться жить в теле шибздика. Грусть-печаль, однако… Вот с ботинками возникла проблема. Я долго не решался надеть носки… э-э, пожалуй, без описания обойдусь… Никакие доводы, что, мол, вся зараза на этих носках моя, то есть, того тела, которое теперь мое, а потому нечего тут рожи гнуть и совать воображаемые пальцы в воображаемый рот на мою шизу не действовали… Таки убедил, воспользовавшись запрещенным приемом. Поднял ботинки, осторожно поднес к лицу и задумчиво поинтересовался у шизы: "То есть, ты предлагаешь надеть это на ГОЛУЮ ногу?"
Один башмак налез без проблем, а во втором под стелькой обнаружилась пластмассовая фиговинка, похожая на флешку, только без видимой контактной группы. Судя по крепкому шнурку, продетому в ушко флешки, прежний хозяин тела носил девайс на шее, а выдавленный на корпусе двенадцатизначный номер из привычного вида цифр намекал, что это не просто носитель. Возможно, учитывая полное отсутствие в карманах документов и прочих бумажек, флешка и есть удостоверение. Еще бы посмотреть, что на ней записано.
Тэ-экс! А ведь вполне современная одежда и наверняка электронный гаджет однозначно свидетельствуют, что я попал в мир с достаточно развитой цивилизацией. Это не может не радовать. В принципе мне осталось осмотреть нетомограф (вдруг смогу понять, что это и зачем) и можно будет попытаться выйти наружу… Ох! Про труп старика забыл!
Не знаю, кому как, но у меня незнакомые мертвецы особых чувств и переживаний не вызывают. Мама это называла "эмоциональной глухотой", а я "философским складом ума и сердца". Консенсуса, как можно догадаться, мы ни разу не достигли.
Тело типуса в балахоне оказалось неожиданно легким. И оно гнулось. Жаль, не помню, когда после смерти начинается и прекращается трупное окоченение — так бы я смог определиться со временем, проведенным на кушетке. Почему-то мне показалось важным хоть как-то обозначить хронологию.
Под балахоном на старике были похожие на мои штаны, серая и, вроде бы, фланелевая рубаха с длинными рукавами и легкие тряпичные туфли на босу ногу. И ни бумаг, ни документов, ни каких-нибудь ключей, ни денег — ничего. Я в шок… нет, "шок" — слишком сильное слово. Я… обескуражен. Глубоко и полностью о-бес-ку-ра-жен. И как мне теперь выяснить, чего со мной хотел проделать мертвец?
Размышляя на тему того, что мне просто не о чем размышлять, я медленно обходил параллелепипед нетомографа. Кстати, вот же явно ценная и многофункциональная вещь, как бы даже не Древний Артефакт — уж больно чуждо и э-э… самодостаточно он выглядит. Тогда… тогда пока не буду ничего от него отрывать и откручивать. Мало ли, вдруг найду ему применение, а комплектность того… Не надо торопиться, не надо.
Я уже почти завершил круг почета (Точнее, круг подсчета. Будущих барышей, ага.), когда заметил на боковой стенке еле-еле светящийся квадратик с какими-то закорючками. Пригляделся. Ух-ты! Дисплей. Точно дисплей. С пиктограммами. Цветными и интуитивно понятными, не к ночи будь помянуто сие словосочетание.
После перебора вариантов, я решил, что передо мной отчет о выполнении заданной программы. Заданной, скорее всего, дохлым стариком. И выполненной с ошибками.
Еще раз прокрутив в голове расшифровку, счел выводы вполне логичными и не противоречивыми. Судите сами.
В верхней строчке желтая фигурка человечка, нарисованная в стиле незабвенного фоллаутского пип-боя соединена сплошной зеленой стрелкой с такой же желтой фигуркой. Все отличие в том, что у исходного человечка голова закрашена желтым, а у итогового — пустой контур. Забыл сказать! На обе фигурки нанесена редкая вертикальная штриховка. Желтая. Думаю, тут все понятно. Было у пациента что-то в голове и не стало.
Вторая строчка. Опять две фигурки и сплошная зеленая стрелка. Желтая пустоголовая становится зеленой пустоголовой. Скорее всего, пациента просто подлечили. Возможно, своей чумовой регенерацией я обязан именно этой процедуре. Почему нет? Ладно, идем дальше.
Вот в третьей строчке появляется красный цвет. Так понимаю, это символизирует сбой. Поэтому стрелка, соединяющая исходную и конечную фигурки, красная. И мигает. Но! В третьей строчке появилась еще одна фигурка человечка. Белая. Судя по тому, что белая фигурка нарисована в середине и прямо поверх стрелки, вероятно, сие означает, что преобразование должно было проводиться по внешнему образцу. Не случайно ведь белая фигурка не заштрихована, а расчерчена квадратиками. Естественно, первым делом, на ум приходит словосочетание "энергетический каркас", который и должны проапгрейдить зеленому пустоголовику. Увы. Мигающая красная стрелка однозначно говорит о возникших проблемах. И проблемы эти у меня. Итоговая фигурка зеленого пустоголовика расчерчена квадратиками только до пояса. На нижнюю, ешкин кот, половину. Выше пояса все та же реденькая вертикальная штриховка. Как это проявится, я пока представления не имею, но, наверное, ничего хорошего меня не ждет. Похоже, быть мне в этом мире "полумагом". Или как они тут свои энергокаркасы юзают? Э-эх! Грусть-печаль… Подгадил мне чертов старик. Ведь, зуб даю, не выползи он из нетомографа, и я бы весь был в клеточку. Це-ли-ком. М-да…
Ну, дальше понятно, что было. В зеленого полуклетчатого пустоголовика надо откуда-то перенести чье-то сознание. Или душу. Или… не знаю. Старик явно планировал сам переселиться, но не сложилось. И артефакт, стараясь выполнить программу, зацепил меня…
Возможно, возможно, я ошибаюсь. Возможно, я что-то упустил или переврал. Но, как временная версия, думаю, сойдет. У-уф! Что-то мне опять кушать хочется. И пить. Пора убираться отсюда.
Прихватив по дороге стариковский балахон (кто знает, из какого материала он пошит, вдруг из чего-то супер-пупер стойкого и зачарованного), я решительно подошел к ближайшей двери, вытащил запорный брус и потянул за скобу… Хэх, понимаю, что сглупил, понимаю. На двери вполне могла быть какая-нибудь защита, типа "кольца саламандры четвертой степени", ну, да чего уж теперь… На мое счастье, защиты не было, впрочем, она там и не нужна. Ибо за дверью обнаружилась все та же стена из дикого камня. Вот так. Разумеется, за другой дверью было то же самое…
— Да вы пошляк, батенька, — сообщил я трупу мертвого старика, который усадил у стенки в позе отдыхающего бомжа, — В изначальном смысле пошляк. Что за банальную эрпэгэху вы тут устроили? "Потяни за кандалы — проход и откроется," — так уже сто лет никто не делает.
Именно, именно, что никто. Поэтому, презрев самоочевидное, я битых два часа попиксельно обшаривал комнату, в поисках скрытых рычагов. И даже устроил молчаливому собеседнику принудительный сеанс пассивного стриптиза с тщательным прощупыванием швов и подметок. Собственно, в качестве извинений я и усадил труп у стенки, предварительно опять одев.
Увы, мой очередной успех традиционно оказался с подвохом. Убрать получилось только одну стенку, за которой оказался не коридор, а мрачный темный провал, в глубине которого шумела подземная река. Я даже увидеть ее смог, подсветив сорванным с потолка матовым шаром. До воды было метров пять и ширина реки примерно столько же. К сожалению, противоположный берег в подробностях я не разглядел. Вроде бы, скала. Вроде бы, сплошная. Вообще-то, я надеялся увидеть с моей стороны провала узенький карниз, ведущий в какую-нибудь тайную комнату — ведь старик куда-то пополз из нетомографа. При себе у него лекарств и зелий не было, значит, неподалеку есть помещение, в котором они есть. Логично? Или скрытый сейф находится прямо здесь, и я его тупо пропустил? Черт, вот так и пожалеешь, что не гамился в различные квестовые игрушки — сейчас бы знал все стандартные способы сокрытия ништяков.
Я прекратил раскачиваться на стуле, подошел к стене и потянул за кандалы. С легким шорохом кусок стены за дверью убрался в пол. На очередные полчаса. Потом механизм вернет его на место, а я опять потяну за кандалы: неприятно сидеть взаперти. Ладно. Пора решаться. В прошлом своем теле я плавал неплохо, надеюсь, и в этом справлюсь — это не велосипед с его требованиями к статам ловкости и координации. Сплошная архимедовщина… Хм, а какой у моей аватарки удельный вес костей? Не могло так случиться, что меня проапгрейдили за счет плавучести? Так, рисковать не будем. Трансформируемся по максимуму и в таком виде прыгнем. Все равно, еще ножки у стола обламывать и до дверей его тащить, а он тяжеленный. Нынешнему мне не под силу. Кстати, что с трупом делать? Наверное, придется в речку выбросить. Воздух, из-за близости воды, тут ни разу не сухой, поэтому старичок естественным образом не мумифицируется… А если доплывет куда… Ха, мне это доставит проблемы, только если и я выберусь… Эх, как же кушать хочется!
Этот мир меня точно не любит. Иначе как объяснить, что, едва начал представлять себе берег реки на закате и рдеющие угли в мангале, как в мое видение вторгся Леха с обломком очень знакомого стула средневекового дизайна, слегка обугленного по краям.
— Не горит, — сказал Леха, подсовывая деревяшку мне под нос, — Наверное, пропитано чем-то. Кароч, из этого углей не нажжешь. Да она, сто пудов, и в воде тонет — зацени, какая тяжеленная…
Ну, ё-моё! Сколько можно!
Спрыгнул со стола, где было пристроился медитировать, привычно (уже привычно!) преобразовав руки, споро превратил один из стульев в табуретку.
Опущенный в самовязаной авоське к урезу воды осветительный шар позволил увидеть, как одна за другой тонут деревяхи. Э-эх, не видать мне роскошного плота из столешницы. С другой стороны, антикварная мебель целее будет.
Попутно с прояснением перспектив навигации в подземной реке, я озаботился проверкой самой воды. Опять раздев старика, я связал из обрывков его одежды веревку, утяжелил обломком стула и опустил в воду… Нормальная вода оказалась. Не кислота какая-нибудь, не ядовитая жижа — хоть в этом повезло… Стоп! А это что за дела? Почему в комнате потемнело?
Наверное, осветительные шары работали от местного аналога аккумуляторов и, само собой, работали не вечно. Мне они понравились: забавная конструкция, похожая на мяч из матового мягкого пластика. К рукам абсолютно не липнет, а вот если припечатать с размаху на стену или потолок — присасывается. Наверное, старик их где-то тут и подзаряжал, это если они не магические… Ладно, нечего еще и над этим голову ломать. Жаль, конечно, что вторую дверь не открыл, но в темноте шансы в минус уйдут. В общем, спасибо этому дому… Интересно, старик уже доплыл до выхода или застрял по дороге. (Да, да, да. Если с одетым трупом я еще как-то мирился, то раздетый мертвец ощутимо давил на совесть, поэтому после короткой, но прочувствованной панихиды…)
Все-таки я не стал полностью оборачиваться: и так уже два раза не получилось. Ограничился руками. Кроме того, понадеялся, что, кроме регенерации, нетомограф мне и удароустойчивость прокачал. Свою одежду я снял, а особо уязвимые места обмотал обрывками стариковской. Оставил только ботинки. Кстати, тапочки старика ведь на резиновом ходу! И я, тупо хихикая, приспособил их в качестве протектора головы — тот еще видок получился. Запихал одежду и парочку почти погасших шаров в мешок, недавно бывший балахоном, и в последний (надеюсь!) раз потянул за кандалы.
Помните, я рассказывал, что мама считает меня "эмоционально тугоухим"? Эх, слышала бы она меня сейчас! Так долго настраиваться на пафосное превозмогание: во мгле, через пороги и водопады, уворачиваясь от падающих сталактитов, между делом сражаясь с Тварями Бездны с громадными белыми глазами на тентаклях… Угу. Пять! Пять минут вялого бултыхания в потоке воды, несущейся по ИСКУССТВЕННОМУ каналу с гладкими стенками. Три плавных поворота, за каждым из которых вокруг становилось все светлее и светлее, и… Здравствуй, жопа, новый мир!
— Мир новый, а трупы старые, — ворчал я, вытаскивая знакомое тело на мостик, перекинутый через канал.
Под этим мостом мы с ним и встретились. На толстых прутьях крупноячеистой решетки, предназначенной для задержания габаритного мусора. Причем, старик при удаче свободно мог проскользнуть дальше, ан, нет. Дождался меня. Каюсь, промелькнула мысль помочь мертвецу преодолеть неожиданное препятствие, но, вздохнув, решил вытащить и закопать неподалеку.
Признаться, я ждал появления мостика и решетки. Подобные отводные каналы-арыки я видел в Таджикистане. Там так воду из Вахша по полям разводят. И местные детишки в них купаются. Слезают с мостика, крепко держась за ограждение — напором воды тело тут же вытягивает струной, и стоит разжать ладони, как тебя тут же уносит. Выгрести против течения или выбраться на бортик нереально. Только сплавляться до следующего мостика. В полукилометре. Главное, уцепиться, не промахнуться. Иначе придется ждать следующего.
Вытаскивая труп, я нервно косил глазом по сторонам: решетку надо периодически чистить, перед ней и сейчас скопились какие-то ветки, увитые лохмотьями водорослей. А тут я такой: "Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!" К счастью, ближайшие строения колхозного типа виднелись в километре, если не больше. А так — поля, поля. Опознал что-то зерновое, кукурузоподобное и бахчу с тыквами. Крупные тыквы, августовские. Жарко, кстати.
Старика я оттащил поближе к горам и завалил камнями в первой подходящей расщелине.
— Дважды панихиду по одному и тому же покойнику не служат, так что обойдемся без долгих речей, старик. Дам лишь совет, на случай грядущих реинкарнаций: в каждом пространственно-временном континууме есть свои ритуальные службы. Не обязательно для погребения выдергивать людей из других миров. Это со мной тебе повезло — я сразу понял, что мое сознание твоя шарманка просто скопировала, а кто-нибудь может и не сообразить… Ладно, покойся уже, наконец, с миром. Удачных перерождений.
К сожалению, неприятные открытия на этом не закончились. Доставая из балахонной торбы одежду, я обнаружил, что прихватизированные и почти погасшие шары отяжелели и опять ярко светятся.
— Ну, елы-палы! Вы, оказывается, просто высохли, а не разрядились! — наехал я на фонарики, — Я же мог спокойно продолжать искать открывашку для второй двери. Вот как мне теперь прикажете обратно пробираться?
Нет, идеи, где искать второй вход, у меня появились: в районе того самого горного озера, от которого отвели канал, но…
К собственной досаде, я не нашел, как слить воду из лампочек и тем самым погасить. Придется так тащить. Замотал только в прополощенный балахон поплотнее. Зато никто не подумает, что я тыквы с бахчи подрезал: тыквы не светятся. А Хэллоуин — осенью.
Наскоро отжатая и высушенная на ходу и на теле одежда топорщилась в самых неожиданных местах и выглядела пожеванной страдающим от сушняка верблюдом, впрочем, я и в прошлом мире не был метросексуалом.
Шел я, само собой, вдоль канала и, на всякий случай, с другой стороны от замеченных построек. Шагал бодро и совершенно не уставал. Для меня прошлого подобное было бы сродни эпическому волшебству, да и нынешнее тело не поражало рельефом икроножных мышц, однако, вот. Возможно, за это стоит сказать спасибо квадратикам, которыми нетомограф украсил пиктограмму зеленого пустоголовика. Интересно, а если бы обработали верхнюю половину тела, я бы смог так на руках передвигаться?
Город показался ближе к вечеру. По жаре кушать не хотелось, а вода всегда была под боком, но стоило увидеть многоэтажные строения на горизонте, как живот намекающе квакнул.
— Нишкни, — укоротил я организм, — Чтобы покушать, надо купить что-нибудь съедобное, а денег у нас… Хм, а найдется кому загнать "фонарики"? Штука-то весьма удобная. Надеюсь, и не очень дешевая…
И я непроизвольно ускорился.
Приняли меня в предместьях. Я к тому времени успел насмотреться на небоскребы вдалеке и одно-двухэтажные домики вблизи. Людей не было, впрочем, вроде бы, сейчас самая сиеста. Или это вообще рабочий поселок и народ попозже подтянется? Пока только проезжали вдали разные авто. Электрические, судя по не загаженному выхлопами воздуху и тишине. Жаль, хотелось бы услышать как они тут разговаривают. На каком языке. Буду ли я его понимать. Да и надписи бы не помешали, а то на домах одни цифры. Привычные, как уже отмечал.
Полицаи на электромалолитражке вывернули прямо передо мной из узкого бокового проезда. Предвкушающе крякнули сиреной, затормозили и тут же выскочили наружу, демонстративно придерживая правыми руками кобуры с короткими толстыми стержнями: по виду, то ли шокеры, то ли раскладные дубинки. Европеоидные лица, удобная форма песочного цвета, ремни, бляхи, шевроны, глаза со встроенной приценной… сорри, прицельной сеткой… Я даже умилился: "Есть же что-то во Вселенных вечное и неизменное!"
— Старсер Кувай, — представился полицай постарше, фиксируя меня взглядом, и вопросительно изогнул бровь.
Я опять восхитился: элегантно, черт возьми! И говорит по-человечески. То есть на понятном мне языке. А "старсер" — это типа нашего "старшего сержанта", но не простого, а из патрульных сил правопорядка. Ух-ты! Моя твоя понимай!
Похоже, я превысил допустимую длительность паузы перед ответом на незаданный вопрос, потому что изгиб полицайской брови увеличился.
— Нет отклика, — неожиданно вклинился молодой напарник, до того поглядывающий на левый наруч с дисплейчиком.
— Ваш гил, пожалуйста, — сухо обозначил законное требование старсер Кувай.
Упс! А вот этого в моих базах нет. Надеюсь, меня не пристрелят при попытке. Какой-нибудь.
Видимо, старсер оказался тем еще физиогномиком и правильно догадался о моем недоумении.
— Приложите ваш гил к любой части тела или сожмите в руке, — пояснил полицай, а на его малоэмоциональном лице промелькнуло выражение типа "понаедут из колхозов".
А-а, это он, наверное, про флешку с номером. Я ее как перед заплывом убрал в застегивающийся карман штанов, так и забыл достать. Надеюсь, купание и стирка ей не повредили…
— Старсер! — неожиданно высоким голосом воскликнул молодой (Выражение "дал петуха" исключено из лексикона по причине утраты однозначности смысла.)
Полицай Кувай спиной вперед отшагнул к подчиненному и скосил один глаз на дисплей. Бровь над этим глазом взлетела в немом изумлении.
— Я заглянул в архивы ленты. Вот, — сообщил молодой и, почему-то, выставился на меня, но уже не по-полицайски, а как читатель желтых таблоидов на чуду-юду.
"Э! Это вы чего про меня нарыли? — всполошился я, — А со мной поделиться?"
Старсер, наконец-то, оторвался от изучения моей персональной информации и повернулся ко мне. И из его глаз пропала настороженность. Теперь он смотрел на меня с досадой и жалостью, приправленными толикой брезгливого любопытства.
"Эй! — мысленно взвыл я, — Что вы там вычитали?"
Полицай вдруг вытянулся в почти строевой стойке:
— Управление патрульных сил правопорядка города Колантора в нашем лице настоятельно рекомендует вам в ближайшее время посетить любое муниципальное управление от районного и выше для получения официальной информации об изменении вашего социального статуса, — и, лихо пристукнув кулаком по нагрудной бляхе, развернулся и без лишних слов двинул к автомобилю.
"Э-э?" — только и подумалось мне.
Молодой продублировал отдание чести, но, уже открыв дверь авто, не выдержал:
— Извините, а что у вас там? — он кивнул на балахоноторбу, — Светится.
— Фонарики, — ответил я и постарался улыбнуться как можно доброжелательней.
Любопытный полицай почему-то нервно сглотнул:
— А почему вы их не выклю…
— Мласер! — рявкнул начальник из-за руля, и молодой, еще раз торопливо стукнув себя по бляхе, юркнул в салон.
"И что это сейчас было? — подумал я, провожая взглядом отъезжающий полицаймобиль, — Они меня за кого приняли? Точнее, кто я вообще такой, что меня полицаи шугаются? Э-э, пожалуй, надо срочно навестить — как там они сказали? — любую управу от районной и выше? Еще бы ее найти. Могли бы и подсказать, — укорил я сбежавших от такого страшного меня полицаев, — Или подвезти."
Однако, первым делом я наткнулся на витрину чего-то типа ломбарда или лавки старьевщика с выставленными в ней точно такими же матовыми шарами, как и у меня. Ценник порадовал трехзначной цифрой… чего-то и расстроил единичкой в начале.
"Ну, — подопнул я подсознание, — Это скока в рублях будет?" И тут же понял, что местные злотые в рубли не конвертируются по причине отсутствия спроса и предложения. А гипотетическая покупательная способность рубля на местном рынке соответствует стотинке или сотой части злотого.
"Злотый, злотый… Тут поляки, что ли, заправляют? "Ше прашем, пани" и все такое? Ладно, потом разберемся. Сейчас надо по быстрому наличкой разжиться."
В магазинчике я испытал очередной культурный шок. По причине отсутствия причин для культурного шока. Как-то уж очень все было привычно-знакомо. И полки с непонятным барахлом бытового назначения и сонный хозяин с лицом честного мошенника.
— Сколько? — возмутился я, — У вас на витрине…
— Они могут работать на чистой воде без дорогостоящих присадок, — лениво отмахнулся скупщик и тем же тоном добавил, — Тридцать.
— За каждый. Мои тоже на чистой воде!
— Ресурс, наверное, по нулям, — буркнул выжига, не выпуская из рук пока еще мои лампочки.
"Только сегодня с грядки… с потолка сорвал. Свежак. Муха не сидела!" — хотел возразить я, но предпочел надавить внушительным молчанием и тяжелым взглядом из-под блеклых бровей.
— Ладно, давай гил, — неожиданно согласился хозяин. Наверное, жара сказалась. Кондишен в лавке был и не один, но на полках.
— Налом, — веско произнес я. Ну его нафик этот "гил" непонятный. Пока не разберусь, что это такое, точнее, пока не посмотрю, что на этот "гражданский идентификатор личности" записано…
Скупщик поморщился, но требовать процент за обналичку не стал. Просто выгреб из-под прилавка несколько пластиковых купюр и подвинул их ко мне.
Уже в дверях меня настиг внезапный вопрос:
— Мантию продать не хотите? Я бы мог…
— Извините, это память о моем учителе, — невежливо перебил я, за спиной скептически хмыкнули. А я порадовался: не подвела чуйка, не прост балахончик, не прост.
Районную управу я обнаружил там, где и подсказал сонный старьевщик. Думаю, именно этот мой вопрос и позволил сторговаться на шестидесяти злотых вместо изначально предложенной двадцатки. Все таки мелкий воришка, за которого он меня принял, вряд ли добровольно сунется в подобное место.
А вот в кабинете управы кондиционер был. И работал. Причем, какой-то очень навороченный. Я сидел прямо под ним, а на меня не дуло. При этом воздух был комфортно-прохладным. Кондишен объемного действия, что ли? Тут чиновник, к которому мне сказали обратиться, оторвался от монитора, и от его слов меня бросило в пот.
— Я переслал на ваш гил протоколы Совета Рода. С этого момента вы считаетесь исключенным из рода и клана, и больше не можете пользоваться вашими нынешними именем и фамилией.
"Ага, еще бы знать их!" — мысленно съехидничал я.
В рыбьих глазах чинуши сверкнула коррупционная искра.
— Формулировка, на мой взгляд, излишне жесткая, согласны? — с фальшивым участием поинтересовался столоначальник. Я кивнул. — "В связи с несоответствием интеллектуальных и энергетических параметров требованиям, предъявляемым не только к наследникам, но и простым членам рода…" Вы знаете, мне тут видятся определенные судебные перспективы. Могу порекомендовать хорошего адвоката.
"У них тут все ходят на курсы по управлению бровями?" — удивился я.
— Ну, как знаете, — коррупционная искра подернулась пеплом разочарования, — Какое имя вносить?
— В смысле? — не понял я.
— Совет Рода лишил вас имени, — терпеливо пояснил чиновник, наверное, внутренне согласившись с пассажем об "интеллектуальном несоответствии", — Вам надо выбрать новое. Я внесу изменения в ваш гил. Итак?
Тут меня пробило на хи-хи. Имя, говорите? Ну, с учетом моих новых тайных способностей…
— Зовите меня Клах. Кирил Клах!
"Бонд. Джеймс Бонд. Вот это я выдал! Жаль, не поймет никто…"
Пафос момента разрушил вежливо-бесстрастный голос чинуши.
— Будьте здоровы, КИрилл. А фамилия?
— Клах — это фамилия. И не КИрилл, а КирИл. С одним "л", — оскорбленно поправил я.
— С вас десять злотых.
Чего? Меня, наследника какого-то там рода и клана, пинком под зад, да еще и за мои деньги?
— У вас есть наличные?
— Нет, — быстро соврал я. И попробовал закинуть удочку, — А разве на счете…
Чинуша поморщился.
— Ваши личные средства и начисленная компенсация от рода в данный момент заморожены. Вам надо обратиться в любое отделение имперского банка и предъявить им ваш новый гил.
Оу! Так я при деньгах, оказывается! Пришлось корчить гримасы, чтобы спрятать за ними довольную лыбу.
— Я прямо от вас пройду в банк, — я поспешил успокоить… благодетеля и никак иначе!
— Хорошо. Я проставлю автоматическое списание комиссионного сбора?
— Проставьте.
— Пожалуйста, сожмите ваш новый гил в руке или приложите к любой части тела…
Так. Стоп! Гил при активации снимает генетическую и энергетическую структуры, а ведь я до пояса в квадратик! Меня опять прошибло холодным потом: что бы случилось, если бы при встрече с полицаями я приложил гил к, скажем, заднице?
— Э-э, — робко начал я, — Видите ли, я участвовал в серии экспериментов по принудительному развитию моей энергетической структуры…
Чинуша очнулся от канцелярского транса и с интересом посмотрел на меня:
— Добровольно участвовали?
— Что? А, да, вполне… Вот только эксперимент оказался лишь частично успешным…
— Вы живы, — огорошил меня чиновник, — Следовательно, успех не "частичный", а "феноменальный". Где, вы сказали…
— Не сказал, — поторопился перебить я, выкручиваясь на ходу, — И не смогу. Ментальный блок. Добровольный.
— Понимаю, понимаю, — расстроился чиновник, — И что в итоге?
О-о! Эти официальные изломы бровей! Это круче котиков!
— Изменения не затронули мое тело выше пояса.
— Это… это как?
— Не знаю. Меня особо не посвящали.
— Так вам надо обязательно пройти обследование! У меня есть хороший знакомый… У него клиника… Я вам на гил его координаты…
Глядя на засуетившегося чинушу, я проклинал себя на все лады. Вляпался. Опять вляпался. На ровном месте. Но кто ж знал, что у них тут все так запущено?
— Обязательно. Обязательно обращусь, спасибо. Но как мне теперь активизировать гил?
— Сначала приложите к верхней половине тела, а потом к нижней. Да, вот так…
Медленно округляющиеся глаза чинуши и уползающие на затылок брови испугали меня неимоверно. Я не просто вляпался — я попал. Еще раз.
Торопливо распрощавшись с перевозбудившимся господином, я рванул к ближайшему отделению имперского банка. Мне срочно нужен доступ к моим деньгам, да и сами стены банка мне представлялись неким надежным (пусть и временным) убежищем. Кроме того, в перечень банковских услуг входит предоставление защищенного терминала для работы с гилом. Это было в том блоке информации, которую вместе с языком мне залил нетомограф. Бонусная пятая строка программы. Ладно, хоть не пятая колонка…
До банка я дойти не смог. Буквально в десяти шагах от него меня скрутило. Я как раз проходил мимо невзрачной витрины местного варианта кафешки для бизнесюков или, как мы их называли, "ланчманной", и какая-то неопознанная сволочь выскочила на улицу прямо передо мной. А из дверей… такие ЗАПАХИ! Тут не мир, тут Вселенную ждать заставишь!
И все равно, в кафешку я заходил с некоторой опаской. Запахи, знаете ли, можно и сымитировать. Разными "идентичными натуральным" химикатами. Хотя, бургер, он и в Африке… Но вот бургеров-то и не было. И пиццы. И пасты. Зато там были:
Холодник с раками и домашней сметаной;
Дордочки с разным фаршем;
Клопсики из телятины;
Кнедлики творожные и картофельные…
И на десерт:
Фаворки в сахарной пудре;
Колацки с джемом и
Шарлотка.
Вот шарлотку я опознал. Все остальное захотелось съесть хотя бы только из-за названий.
"Обожруся и помру молодым! — радостно подумал я, — Только бы пенедзев хватило."
Как мне сейчас не хватало моего прежнего животика! Вот это было вместилище! А с нынешним недоразумением еще подумаешь: заказывать ли третью корочку хлеба. Эх, грусть-печаль! Может, трансформировать втихаря?
На вшелкий выпадек, поинтересовался у моложавой и отчаянно рыжеволосой хозяйки: с собой упаковать можно?
— Конечно! — приветливо улыбнулась та… Ямочки на щечках… милота!
Ну, сначала-то она смотрела на меня с настороженностью. Влетает такой, в мятой одежде и с голодным безумием в глазах. Но потом, наверное, определила, что мятая одежда на мне топовых брендов… Откуда знаю? Бутик попался по дороге. И там в витрине манекен точно в таких же шмотках, что на мне. Вплоть до носков. Правда, на манекене все сидело не в пример лучше. Ха, я ведь еще полчаса назад был Наследником Рода и, наверное, мог себе и не такое позволить… М-м, холодный свекольник по жаре, да с нежнейшим раковым мясом, да со сметанкой!.. Кстати, отсюда и странное поведение полицаев: я же по документам еще ВИПом числился. И не важно, что Совет Рода уже принял решение. Формально, до официальной корректировки гила, я — Наследник. Полицаев бы из принципа в пыль стерли, позволь они себе чего…
Медленно вкушая картофельные кнедлики с грибами, я погрузился в разбор ставших доступными знаний о мире. Они начали всплывать еще при встрече с полицаями, а стоило заморить червячка, так вовсе массово поперли.
Ну, что сказать. Я таки в Польше. В Великой Польской Империи. От можа до можа. В составе ее и Великое Княжество Литовское со столицей, почему-то, в Минске, а не в Вильнюсе, как оно и положено. Спасибо им, кстати, за дордочки. Очень вкусно. И Чехия со своими кнедликами. И почти все прочие Балканские страны. На западе империя граничит с Германией, а на востоке… Вот на востоке все еще более по-другому. Русской империи тут не было, возможно по причине отсутствия Ивана Грозного, отчего Московское княжество не приросло Казанью, а потом и Сибирью со Средней Азией. Вместо одной огромной страны — куча удельных княжеств и всяких-разных царств с ханствами. Сейчас они, разумеется, называются государствами, но, по сути, княжества и ханства. Дальний Восток… В Китае не случилось Ши Хуан Ди, в Японии Мэйдзи, а в Индии англичан. Поэтому эпоха воюющих провинций сменилась эпохой воюющих государств, а политическая карта территорий Китая и Индии напоминает нашу Африку или лоскутное одеяло.
Подобная судьба ожидала и Польшу с ее традициями рокоша, но однажды избранный Голосом Сейма Анджей Весневский решил, что титул "император" звучит гораздо лучше. И вот уже почти четыреста лет Польшей управляет императорский род Весневских. При этом есть сейм, который теоретически может указывать императору… Ага два раза! В священных традициях польских родов или шляхты возможность любого участника сейма наложить вето на решение, а пара десятков депутатов сейма из родов, входящих в императорский клан. В общем, такая абсолютно конституционная монархия. Вернее, абсолютная конституционная монархия. Такой вот оксюморон. И ничего. Процветают.
Еще Анджей Первый ограничил беспредел шляхты в отношении крестьянства, торговых и ремесленных сословий, что в нашем мире послужило одной из главных причин упадка Царства Польского. "Вы воины, вот и не лезьте в мирные дела. Ибо нехрен," — примерно так заявил мудрый император зарокошившимся подданым. Нет сейчас-то кланы и вольная шляхта имеют свои производства и покупают-продают акции предприятий имперского подчинения (на которых, кстати, не могут устанавливать родовые правила, даже если владеют контрольными пакетами)… М-м, фаворки с чаем — это нечто!.. Уф! Ну, еще кусочек шарлотки и все… Чисто попробовать: вкуснее маминой или нет… Эх, как там я, который там? Не сильно ей нервы треплю?..
Предаваясь чревоугодию и размышлениям, я изредка поглядывал в окно, около которого и пристроился со всеми своими тарелочками, блюдцами и креманками. И не мог не обратить внимание на остановившийся перед кафешкой роскошный ярко-красный мобиль. Из-за руля выскользнул оживший манекен из витрины бутика: такой же широкоплечий, высокий и узкобедрый. Дзинькнул колокольчик на входной двери и манекенистый мачо, небрежно помахивая брелоком с ключами упругой походкой направился к стойке.
— Добрый день, Марыся, — улыбнулся он хозяйке.
— Рада вас видеть, пан Стефан, — расцвела та, — Вам как обычно?
— Конечно! Твой кофе лучший в городе. Я без него дня прожить не могу.
— Скажете тоже, — смутилась хозяйка, колдуя над джезвой…
Я сморгнул. Нет, не показалось. Дымок струится не только над горловиной турки, но и вокруг. Она что? Реально колдует? Так, шиза, что за дела? Где инфа по местному колдунству?
Тем временем манекенистый небрежным взором окинул небольшой зальчик кафешки. Полупустой по полувечернему времени. За меня взгляд мачо ожидаемо не зацепился… За меня — нет, а вот за мой худи, брошенный на спинку соседнего стула — да. Парень прямо-таки вперился в мой… в невнятную эмблему на моем худи. "Оп-па! И у этого бровка поползла вверх. Кажется, новые траблы намечаются," — я с тоской покосился на так и не надкусанную шарлотку.
— Приветствую… брат, — с заминкой произнес незаметно приблизившийся мачо.
Я молча кивнул, пристально глядя на полпальца выше его глаз. Вот ведь, всем давным давно известный прием — и все равно работает.
— Э-э, я могу чем-нибудь…
— Вряд ли, я в Коланторе проездом, — не дослушал я и совершенно рефлекторно сделал волнообразный жест правой рукой.
Эх, что-то мне слишком часто приходится играть "в темную". Ну, угадал с репликой? И чего это я рукой дрыгать начал?
Однако мой жест оказался манекенистому понятен. Гораздо больше, чем мне. Чело его разгладилось, а глазки заоловянились. Воровато оглянувшись, мачо скрестил перед грудью руки — так, чтобы ладони как бы изобразили крылья.
— Дорматия вечна! — истово прошептал мачо.
Я кивнул со значительным видом и шевельнул руками, как бы намекая на ответные "крылышки".
— Пан Стефан, ваш кофе готов!
— До встречи, брат, — откланялся манекенистый, продемонстрировав идеальный пробор в блондинистой шевелюре, — Она будет!
— Она будет! — по наитию отрепетовал я. И опять угадал… Валить надо из этого "Кологрива". Срочно!
Когда ярко-красный мобиль отъехал от кафе, я немного посидел в тяжких раздумьях, но потом все-таки встал и направился к Марысе, заказать еще чашечку чая. Ведь меня прервали, и я не закончил очень важное дело. (Мама так и говорила: "Кирюша, правильно питаться — это очень важно…" Конечно, она потом еще много другого говорила, начиная с "а вот ты…", но я не Штирлиц и запомнил только первую фразу.)
После небольшой физической нагрузки — похода до стойки и обратно — шарлотка улетела на ура. Надо будет как-нибудь повторить, если судьба опять сюда забросит. А что-то мне вещует: броски на мне будут отрабатывать активно.
Блеклая эмблема на худи, от которой я вообще никаких подвохов не ждал, несла на себе символику, как у нас говорят, террористической организации. Конечно, если не приглядываться, все невинно: незамкнутый венок, наподобие лаврового, и вписанный в него горящий факел. Вот только венок сплетен не из листьев, а из лебединых крыльев. И крыльев этих ровным счетом одиннадцать. Двенадцатое крыло сожжено пламенем факела. Угу, та еще загадка из курса истории средней школы. Там, у нас, такого не было… впрочем, там и сильномудрых Древних не было. Во времена оны, согласно легенде, нанявших для охраны своих баз и поселений двенадцать дорматских племен. Оттуда и пошло: двенадцать родов, двенадцать Крыл Дорматии. И, как не сложно догадаться, императорский род Весневских один из них… Пожалуй, шарлотка была лишней… Нет! Шарлотка была великолепной — это мне надо подтянуть свою физическую форму. Ничего, усиленные тренировки за столом сделают из меня человека, а то как взглянул на себя в зеркало, моя руки перед едой, так ужаснулся. Оказалось, что Йа Блондинко! Причем, если недавно отваливший манекенчик спокойно мог побороться за звание "белокурая бестия", то я больше, чем на "бледную немочь" не потяну. Кстати, наверное, после похода в банк стоит перейти на "нелегальное" положение. И первым делом покрасить свои мерсские жиденькие волосенки в радикально черный цвет. (Между прочим, блондинистость странным образом влияет на производимое впечатления. Так брюнета сходной со мной комплекции назовут не дрищом, а стройняшкой, хе!)
Я сделал знак понятливой Марысе, и через мгновение она суетилась около стола, упаковывая в коробочки оставшиеся дордочки, кнедлики и фаворки, запасной кусочек шарлотки и незаслуженно обойденные вниманием клопсики.
— Вам понравилось? — Марыся приняла оплату и протянула мне бумажный пакет с сухпайком (будет с чем уйти в подполье!).
— Очень! — с жаром воскликнул я, — Вы просто волшебница, Марыся.
— Ой, скажете тоже! — зарделась та.
Упс, а чой-то на меня реагируют, как на давешнего мачо. А-а, он же ко мне подходил и даже кланялся, а я зад от стула оторвать не соизволил… А ведь это возможный косяк… Валить, валить из города.
Пацан сказал — пацан сделал. В банке я задерживаться не стал, все равно гардероб обновлять, заодно приобрету полезный девайс, как у того мласера. Он и с гилом работает, и как смартфон. Поэтому, подтвердив "Зовите меня Клах. Кирил Клах" и не дождавшись пожеланий доброго здоровья, я направился в загодя примеченную парикмахерскую. Удобно они предместья обустроили — все в шаговой доступности.
Результат стрижки-покраски мне понравился. Короткие черные волосы хорошо смотрелись на красивой (чего уж там!) формы черепе. Черные брови стали казаться гуще, что тоже порадовало. Долго решал, попросить намазать тушью ресницы или нет, но отказался. Взляд бледно-голубых глаз из-под черных бровей, да при почти незаметных ресницах, пугал даже меня. Самое то, чтобы затеряться в толпе, ага. Меня теперь и родная мать не уз… ччерт! Я смахнул случайную слезу. "А тушь бы потекла," — сказал я отражению.
Дорожную сумку, сменную одежду и смартфон я, не мудрствуя лукаво, прикупил в знакомом ломбарде. Хозяин при виде меня заюлил: еще бы, "вечные" фонарики по технологии Древних, хоть и довольно популярны и доступны, но стоят от трехсот злотых. Если полностью исправны, а не как на витрине этого жука. Отмахнувшись от попыток объяснить, что сделка обратной силы и так далее, я озвучил свои потребности, кои и были удовлетворены в кратчайшие сроки.
А еще через два часа, я сидел в купе поезда, уносящего меня из Колантора в столицу Великого Княжества Литовского город-герой Минск, и тому было несколько причин.
Во-первых, предки мои со стороны и отца, и матери родом из Барановичей, то есть я фактически возвращался на историческую родину, пусть и в ином пространственно-временном континууме.
Во-вторых, я, по ментальному происхождению, русский и в Минске мне, наверное, будет проще ассимилироваться.
И, в-третьих, в Минске находится крупнейший (и почти независимый) филиал Варшавского университета, из которого (универа, а не филиала) меня то ли выперли, то ли я (прежний хозяин моего тела, который не Клах) сам ушел сдуру. Но вот академический отпуск мне все-таки оформили, о чем нашлись документы в гиле. Настало время его прервать.
Поскольку ехать предстояло всю ночь, а сидячие места в поезде для меня с детства нонсенс и издевательство над организмом, я выбрал местный аналог СВ (спального вагона). Двухместное купе, никаких верхних полок, телевизор, окно открывается — в общем, как когда-то чеканно сформулировал Веллер: "Гадюшник, но чистенько." Еще повезло с отсутствием соседа, поэтому, распихав вещи (сумку под полку, пакет с вкусняшками от Марыси — под столик), уселся поудобнее на мягкий диванчик и принялся терзать гил со смартфоном.
Наконец! Наконец-то я выяснил прежнюю фамилию моего тела: Латовский. Яцек Латовский. По-моему, звучит так себе. Пусть даже это и фамилия "крылатого" рода. Причем, старшего из "летних". У дорматов ведь как? Рода приписаны к временам года, четыре группы по три рода, и есть, так называемые, старшие: Весневские, Латовские, Осеневские и Зимовские. Между прочим, "зимние" рода — женские, наследниц легендарных дорматских амазонок… Ну, наверное, не случайно они себе зиму загребли…
Причины моего изгнания я, честно говоря, не понял. В документах никакой конкретики. Ну, дебил. И что? Мало, что ли, дебилов среди "золотой" молодежи? Всех выгонять из дому? Про тайное общество, копающее под императора, в гиле точно ничего не будет, но и тут… Если мой предшественник был дураком, как о том заявляет итоговый документ Совета Рода, то чего он там мог натеррористить? Наверное, мне еще предстоит узнать о себе неприглядную правду… О-о! Не-ет! Он же не был геем? Или да? Как тут вообще с толерантностью и политкорректностью? Ладно, отложим пока. Недалеко. Вот. Вот хорошая фраза: "Перевести на счет отреченного…" Хм, а ведь как для древнего рода, Крыла Дорматии да еще и "старшего" выходное пособие мне по-жлобски начислили. Пять тысяч злотых. Да у меня своих, как я понимаю, "карманных" почти четыре на счете оставалось! Я ведь, кажется, нигде не работал. Интересно, а сколько мне подкидывали в месяц, когда я был Наследником. В гиле информации нет. Может, при случае, в банке справку запросить, хотя, зачем? В общем, с деньгами пока нормально. Теперь надо с местом будущей учебы разобраться. Да! Что тут с магией-шмагией? Ага, выход в сеть смартфон имеет. Давайте пошукаем… И именно в этот момент в двери купе постучали.
— Седьмой вагон, пятое купе, место один? — полуутвердительно спросил у меня парень примерно моих (двадцати — совсем забыл упомянуть) лет. Еще один кандидат в мистер "белокурая бестия". Победа ему, правда, не светила, потому что правая нога парня была в гипсовом чулке до колена. Пауза затянулась. Парень не входил, я молчал. Не понял, он, что? Ждет моего разрешения, чтобы занять свое место? Или это такие шляхетские заморочки: типа, я сел первым и теперь как бы хозяин дома? Ну-ка, проверим?
— Бровями двигать умеете? — сурово спросил я.
Парень на мгновение опешил, а потом нахмурился:
— Так?
— Нет, каждой бровью по отдельности. Изгибать, вздымать, заламывать?
— Э-э, нет, наверное. Но я могу научиться.
— Не надо, — торопливо перебил я, вставая с дивана и коротко кивая, — Зовите меня Клах. Кирил Клах. Добро пожаловать.
Так, это что за взгляд у него сейчас был? Прямо как у таможенника: "Два бутылка водка? Ну-ну."
— Станислав Петров, — ответно представился парень.
Угу. Если ты Петров, то я… то я — Клах. Хм! А ведь, вроде бы, нормальный кадр этот "Петров". Лицо загорелое и обветренное. Костяшки пальцев набиты. И костылями орудует, как боцман веслами. Будем форсировать знакомство.
— Еще утром я тоже был блондином, — доверительно сообщил я.
Станислав кинул свою сумку в угол диванчика, отставил костыли и с явственным вздохом облегчения уселся. На мое откровение он только слегка улыбнулся, мол, это всем и так видно. И тоже поделился прошлым:
— Два квартала сайгаком скакал, чтобы на поезд успеть.
Еще раз "хм"! Два квартала на костылях и не вспотел. Силен! Ладно. Повышаем ставки.
— До обеда меня звали Яцек Латовский…
Проверим подозрения. Больно мы физически похожи. Просто братья двоюродные… Черт! Ну, вот как?
— А говорил, что не умеешь бровями!
— Ну, извини, — Станислав тоже легко перешел на "ты", — У тебя с этим что-то связано?
— Ага. Душевная травма средней тяжести.
Интересно, совпадения считаются за рояли, положенные попаданцу? Вообще-то, сложная цепочка получается.
Скандальный брак по любви между Мариком Осеневским и Аленой Петровой, отлучение, переезд в пограничный город Одессу, служба в корпусе имперской стражи, рождение сына…
— …Заболел. Сильно. Пришлось в академ уйти. Вот, еду восстанавливаться… Не, ногу я недавно сломал. Когда у бабушки гостил. Эх, влетит мне…
— За что?
— Я на поезд опаздывал… И взял только свою сумку. Бабушкину в прихожей спрятал.
Я был потрясен.
— Сумку с бабушкиными пирожками бросил в прихожей?
— Угу. Там еще варенье.
— А маринованные огурчики?
— Были, — тяжело вздохнул Станислав.
— Ты… Лучше бы ты опоздал! На поезд! — в сердцах высказался я, — Ты чего?
Станислав вел себя странно: крутил головой и словно к чему-то принюхивался.
— Ты что, и покушать не успел? — догадался я.
— Из-за стола сорвался.
— Вон, бери в пакете. Я пойду проводника насчет чая пну.
Шелест отъезжающей двери. Удар в висок. Темнота.
Что чаще всего слышит прежде времени очнувшийся попаданец?
— Ты его там не пришиб?
— Не, я ласково.
Кла-ассика! И это кто у нас тут такой дерзкий?
В купе прибавилось гостей. Незваных. Которые хуже… Так, а тот "ласковый", похоже, татарин и есть. Тогда второй — хуже.
— Давай, пакуй блондина. Скоро станция.
— Э, Бачка, нам не говорили, что у его нога сломата?
— И что? Днем целый — ночью в гипсе. Нормально бывает. Нам же лучше — не сбежит. Пакуй.
— А с чернявым что? Режем?
— Я те порежу! Свяжи и рот заткни.
— Я его тогда еще стукну, чета не так он дышит…
Честно. Я сам не ожидал. Просто оттолкнуть хотел. Ногой. Без размаха. Просто согнул ногу и выпрямил. А татарин, собиравшийся приголубить меня замотанной в тряпки дубинкой, взлетел под потолок, с хрустом костей и пластика впечатался в багажную полку и рухнул вниз. Я еле увернуться успел. Единственное, в чем повезло татю — сознание он потерял практически сразу. Его шефу не так подфартило. Пока он, раззявив пасть, пялился на чудо-птицу, тоже на удивление быстро очнувшийся Стас приложил его костылем между ног. А чтобы ор не потревожил соседей, мозолистой рукой вжал голову бандита в диван.
— Ты как? — спросил меня Стас, ловким ударом за ухо отправив глухо воющего в поролон разбойника в рауш.
— Нормально, — слегка заторможено ответил я.
— Ты как это этого? — невнятно пояснил Стас, кивая на татарина, — Ты мастер внутреннего круга?
— Кто? Не, со страху, наверное.
— Угу. Предупреди, никогда тебя не пугать… Не знаешь, их двое было?
— Не знаю. Сейчас посмотрю.
Глядя на то, как я спокойно открываю дверь и, пригнувшись, скрытно высовываю голову в коридор, Стас застонал.
— Двое, — отчитался я за разведку.
Тяжелый вздох был мне ответом.
— Окно открой пока, — сосед принялся ловко проверять карманы гостей.
— Зачем?
— Не по коридору же их выносить!
— Но, — я растерялся. Не случалось в моей жизни подобных ситуаций. — Они убиться могут.
— И что? Московитов пожалел?
Оп-па! Что-то новенькое. Получается, и здесь братская любовь цветет и пахнет интернационалом. Я даже не отреагировал на слова о татарине: "Твой и так не жилец," — пытался откорректировать внезапно изменившуюся картину мира.
Самое удивительное, что, выкинув бандитов в окно, мы не стали ничего выяснять и перебирать обнаруженные у главаря бумажки, а просто легли спать. И проснулись от деликатного стука проводника.
— Через час в Минск прибываем…
— Прошу, не надо! — сонно пробормотал Стас.
— Что? — я приподнял голову и с опаской посмотрел на соседа. Чего это он заговаривается?
Станислав приоткрыл один глаз.
— Ты недавно хотел пойти проводника пнуть. Прошу, не делай этого. Пусть живет.
— Ну, ты! — я задохнулся от избытка эмоций. — Вставай. Подъезжаем.
— Сейчас, сейчас, — Стас заворочался, — Пять минуток. Я больной — у меня нога сломатая…
Холодные клопсики оказались потрясающе вкусными, представляю, какими они были вчера! Стас тоже оценил, хотя, я бы предпочел, чтобы он не был таким гурманом — не пришлось бы воевать за каждый кусочек.
— Стас, а почему на вечернем? Там же программа сокращеная.
— Да. Процентов на тридцать.
— Во-от.
— За счет философии менеджмента, психологии корпоративного общения и прочей подобной беллетристики, как говорит бабушка. Специалитет дают в том же объеме.
Хм! Наверное, еще и дешевле, что тоже немаловажно.
— А специалитет у тебя…
— Упрись и зубри.
М-м, что ж там было? В документах… УПРИСС — управление, проектирование, ремонт и изготовление сложных систем. А, по сути, техномагическая артефакторика. Ха, и у меня то же самое. Ну, да, Стас ведь тоже из старшего рода, а там все универсалы, способные одновременно использовать энергию внутреннего и внешнего круга, без чего нормального артефакта не создать. Вот только у прежнего меня как раз с внутренним кругом и были проблемы, кажется. Не успел все доки просмотреть.
С явственным сожалением перепроверив каждую коробочку и пакет на предмет случайно пропущенной вкусняшки, Стас подтянул костыли.
— Пошли в коридор, — предложил он.
— Зачем? С той стороны поля полистее и елки елкастей?
— Ты не понимаешь: смотреть в окно поезда сидя и смотреть в окно поезда стоя — это две большие разницы!
— О! У вас тоже в Одессе по-своему говорят?
— В смысле, "у вас"? А где еще?
Упс!
— Ты в кого такой въедливый? Прям таможник.
— В папу, — улыбнулся Стас.
— А кто у нас папа?
— Начальник таможенной стражи Одессы… Так где это та Одесса, которая не у нас?
— Не цепляйся к словам, пошли лучше в коридор, проверим, какой бутерброд правильнее… Что? Поговорка такая есть… у меня. Или вы, таки, хочете песен?
И что ви думаете, сказал этот поц?
— Ловлю на слове: споешь.
Выбираясь из купе следом за Стасом, я разбирал этимологию слова "споешь", относительно присутствия в нем признаков следственно-разыскного жаргона… Уф, вроде бы и немного съел, а как-то тяжело. Тренировать надо организм, тренировать!
Вынужден признать: стоя смотреть в окно поезда гораздо лучше. Не интереснее — что там интересного? — лучше. Замечаешь больше не нужных тебе деталей, дольше и дальше можешь рассматривать нафик тебе не сдавшиеся дали. В общем, ведешь себя, как наедающийся впрок верблюд — набиваешь в память, словно в горб, впечатления, чтобы не умереть от неизбежной дорожной скуки.
К счастью, было в коридоре и то, за чем наблюдать оказалось действительно забавно: за проходящими мимо людьми. Завидев парня с загипсованной ногой, кто-то преисполнялся сочувствия и принимался вжиматься спиной и задом в стену, чтобы случайно не толкнуть. Кто-то морщился, кто-то кривился, кто-то… ну, понятно. Я даже стал загадывать на реакцию очередного мимопроходящего. Поэтому, когда из душевой в конце вагона вышла девушка… я не стал ничего предугадывать. Мозг отключился. Вагон, разумеется, покачивало, и она не шла, а танцевала, и мягкая ткань спортивного костюма та-ак подчеркивала изгибы и извивы ее фигуры. А ярко-синие глаза при иссиня-черных волосах, свободно распущенных по плечам… Хм, вот ее глаза меня и отрезвили, стоило нам встретиться взглядами. Она смотрела на меня… как на тень от мусорного бака… уже бр-р! Но стоило ей перенести внимание (слово не совсем подходящее для холодной пустоты межзвездного пространства, но другого как-то не подберу) на Стаса, увлеченного разглядыванием особо живописной пашни… Ага. Она самая. В удивлении. С легким изломом. Б…
Приблизившись, дева остановилась и спокойно подождала, когда Стас отреагирует на мой толчок по ребрам.
— О! — безразлично воскликнул Стас, — Лана.
— Петров, — таким же богатым на эмоции голосом отозвалась дева.
— Ты волосы покрасила? Тебе идет, — с интонациями: "Ты юбку сзади испачкала. Почисти," — отметил Стас.
— Все такой же наблюдательный?
— Ну, дык, папа-то у меня кто?
— Да, — вдруг оживилась девица и, добавив в голос яда, поинтересовалась, — Кто у тебя папа, П-петров?
И вошла в соседнее с нами купе.
Стаса я удержал. И отчасти, сам удержался, схватившись за окаменевшего приятеля.
— Что это сейчас было? — спросил я, когда Стас задышал ровнее.
— Лана Мрузецкая… Хм!
— Чего?
— Интересно получается… Знаешь, какая фамилия у нее была три года назад?
— Тоже мне бином Ньютона! Зимовская… Догадался. Не веришь?
— Почему? Верю, — рассеянно отозвался Стас, — Пошли в купе — скоро прибудем.
— …не поделила что-то с сестрой и отреклась от рода. Поэтому дочь не в Варшаве учится, а в Минске…
— Ее Ланой зовут, — напомнил я, — А еще я знаю, что она дура… Какой смысл был в том, что она в коридоре устроила?
— Она всегда себя так ведет. Везде.
— О! Ну, тогда радуйся.
— Чему?
— Вот подумай и ответь, кто лучше: умные стервы или стервозные дуры?
Уф-ф! Стас улыбнулся.
— Стервозные дуры лучше.
— Неправильно! Лучше те, кого мы полюбим!
— Мгм… тебе говорили, что шутки у тебя…
— Дурацкие? Ага. Мама. Постоянно.
Опять упс! Я в этом мире четвертый год сирота… Надо как-то уводить разговор. О, как раз и тему подкинули.
— Чего это Мрузецкая за полторы недели до начала занятий в Минск едет? — сам себя спросил Стас.
— Элементарно, В-в… Все элементарно. Едет восстанавливаться после академа.
— Откуда…
— Дедукция! И вообще, как сказал один мудрый человек: "Жизнь не так проста, как ты думаешь. Она гораздо проще."
Тут меня озарило!
— Стас!
— Чего?
— Ты не передумал тоже покрасить волосы?
— Ну, глядя на тебя и Мрузецкую, думаю, что буду в тренде.
— Слушай, покрасься в рыжий, а? Тебе пойдет. А я буду звать тебя Роном. И разрешу обращаться ко мне — Гарри…
"Гермиона в соседнем купе едет," — добавил я мысленно. Но взглянул на недоумевающего Стаса и подумал: "Хорошо, что здесь не все мои дурацкие шутки воспринимают, как дурацкие. Потому что не понимают, что это шутки… И… Зовите меня Клах. Гарри Клах… Не. Не звучит."
"Видимых повреждений нет. Похоже, справился. В одиночку с двумя. Вряд ли его сосед ему хоть в чем-то… Хорошо, сдержалась, не рванула на помощь… Ему мой новый цвет волос понравился… Где он ногу сломал?!!"
END POV
Ни разу не был в Минске в прошлом мире, но, думаю, отличия не такие уж большие. Впрочем, я городские красоты не рассматривал. Как около странных домов-башен напротив вокзала (отчего-то называемых "воротами") сели в маршрутку до универа, так я опять загрузился. Надо было срочно решать: восстанавливаться на дневной или вечерний. Во втором случае надо будет искать жилье и работу, а что я тут смогу делать? В дворники — по примеру того же Веллера? Все-таки, наверное, на вечерний. Это если меня еще возьмут — была среди доков по учебе запароленая папочка. И что в ней, я не знаю. Но на вечернем учиться, говорят, проще. Особенно платникам. Опять же, со Стасом вроде как сдружились. Совместно съеденные клопсики — это вам не пуд соли. За лишнюю пригоршню соли ни с кем драться не будешь, зато, если клопсики смогли разделить и кровь не пролить — это да-а! Неприятный момент с "московитами" разрешился на удивление просто. Буквально одной фразой: "Это мама у меня русская, а то были московиты… Культисты-фанатики… Ты что, татуировки у них на шее не заметил? Впрочем, когда я своего первого убил, тоже долго в неадеквате…" Кстати, надо с этими "московитами" разобраться. И с тем, кто их на меня навел. Ну, не на Стаса же… и спасибо ему, что с расспросами не торопится… Блондином меня запомнили полицаи, манекенистый и чинуша. Старьевщик уже отпадает. Так что, девяносто восемь процентов за чинушу и его знакомого врача. По процентику на мачо и полицаев все же оставлю. Ха, а что в моем энергоапгрейде такого "феноменального" можно и в универе поспрошать… Еще можно на кафедру какую-нибудь пристроиться в лаборанты. Пенедзы меня не ограничивают: по словам Стаса, курс на вечернем стоит всего тысячу злотых. В Варшаве, кажется, пять было. Но это на дневном. Угу, цели ясны, задачи определены, к тому же, приехали.
— А вот и наши академики! — приветствовала нашу троицу, входящая в приемную стройная женщина в деловом брючном костюме.
Разумеется, я оказался прав в своих предположениях, и небрежным пожатием плеч в ответ на мой кивок в сторону Мрузецкой, ожидающей проректора филиала, Стас подтвердил, что и не сомневался в моей гениальности.
Проректорша оказалась элегантной дамой возраста 40++ (ну, это, знаете, как с языком программирования Си: сначала просто "женщина лет сорока", потом ненадолго 40+, а уж после и вплоть до пенсии 40++). Проследовав за ней в кабинет, мы достали и зажали в потных кулачках свои гилы. Про "потные" — это, конечно, гротеск, но не сильный. Присутствовало волнение, присутствовало.
— Рада вашему возвращению, Лана и Станислав, — приговаривала дама быстро просматривая информацию на большом мониторе, — Что ж, Лана и Станислав, ваши документы в полном порядке, я их уже переправила в канцелярию. Оформление займет пять дней, — дама улыбнулась и с намеком на сожаление сыграла бровями, — Нужно подтверждение из Варшавы, а они там не торопятся обрабатывать наши… Ну, это внутренняя кухня, вам не интересная, — проректор вышла из-за стола, слегка одернула пиджак, — Дорогие Лана и Станислав!
Да она их троллит, догадался я, заметив бесенят в глазах проректорши. Сейчас бы еще хор ангелочков, распевающих "тили-тили-тесто"! О, а Мрузецкая покраснела! Вот Стас, ясен пень, не понял.
— …Поздравляю вас с возвращением в альма матер и добро пожаловать на второй курс… За документы не переживайте — оформят и подтвердят, как положено, — проректорша позволила себе на мгновение показать скрытый в бархатных ножнах стальной клинок.
— Теперь поговорим о вас, Кирил, — начала дама, когда молодоже… свежеиспеченые студенты покинули кабинет.
— Какие-то проблемы? — скушным голосом спросил я.
— Формально — никаких. Мне просто хотелось бы понять: зачем это вам?
— Знания и диплом одного из лучших учебных заведений империи?
Проректорша с внезапно пробудившимся интересом взглянула на меня и как-то хищно улыбнулась.
— Судя по тому, что обе сессии за первый курс у вас закрыты по спецсписку, вам это не очень…
— Я многое переосмыслил за этот год, — почти невежливо перебил я, — Обстоятельства, знаете ли, способствовали.
— И какие обстоятельства, позволю себе спросить?
— Разные. И изгнание из рода только одно из них, — я грустно вздохнул.
— Вот как? — проректорша коротко пробарабанила маникюром по столешнице, — Не скажу, что вы меня убедили, но ваши слова меня определенно порадовали… Правда, есть еще одно препятствие… Я думаю, вы понимаете, о чем я?
Я покивал:
— Энергетические параметры…
Проректорша, соглашаясь, смежила веки.
— В этом отношении у меня тоже произошли некоторые изменения… Но хотелось бы поговорить о них…
— В другой раз? Хм, вы меня просто заинтриговали, молодой человек, — мне погрозили изящным пальцем, — Что ж, я не против встретиться с вами еще раз… Звучит несколько двусмысленно, но я надеюсь, мы друг друга поняли?
— Несомненно. Как только буду готов.
— Ну, а я пока отправлю ваши документы по инстанциям… Мне ведь не придется ДОЛГО ждать?
— День, максимум — два…
— Тогда, с нетерпением ожидаю нашей новой встречи, Кирил.
Живым и почти не вспотевшим вырвавшись из этого логово тролля, я выбрался на крыльцо. Широкие ступени сбегали к мощеной набережной то ли большого пруда, то ли маленького озера. В полукилометре виднелся обильно заросший флорой остров — кажется, какой-то дикий парк или заказник. Наверное, с воды главный корпус филиала смотрится роскошно. Здания в стиле сталинского ампира (или ампира во время чумы) вообще довольно симпатичны на вид. Тут тебе и колонны, и стрельчатые окна, и непременный барельеф на фронтоне с демонстрирующими пустые страницы гипсовыми книжками и обязательными снопами зерновых. Хотя, как по мне, уместнее были бы мешки с картошкой… Кстати!
— Чего так долго? — спросил дожидающийся меня Стас и то ли обвинил, то ли похвалил, — Нашей Сирене любого студента минуты на три хватает, а ты пятнадцать продержался.
— И еще пойду, — гордо ответил я.
— Все нормально? — обеспокоился Стас.
— Более чем. Будем совместно грызть гранит… Кстати, тут есть где перекусить? М-м, желательно чего-нибудь специфически аутентичного… О, где тут готовят вкусные картофельные драники?
— Здесь? — переспросил Стас.
— Угу.
— В Минске?
— Ну.
— В столице Великого Княжества Литовского?
Я начал раздражаться, а Стас аккуратно приставил костыли к колонне, утвердился на здоровой ноге.
— Вкусные картофельные драники тут… — Стас пафосно раскинул руки, — ВЕЗДЕ!!!
Из кафе, отяжелевшие и подобревшие, мы двинули к бывшему сослуживцу отца Стаса. В позапрошлом году Стас снимал у него флигель. И, заодно, работал в его охранном агентстве "Утренняя Звезда". Названном не в честь планеты Венеры, в свою очередь, названной в честь богини любви. Корни там исключительно немецкие, только нация музыкантов и философов могла окрестить шипастый железный шар на цепи "моргенштерном" или "утренней звездой".
— Я с ним созванивался — флигель мой. В нем три комнаты, так что не стеснишь, — ловко прыгая на костылях, говорил Стас.
— Уф! Давай помедленнее! — не выдержал я через пару минут, — Вредно такие нагрузки после еды.
Стас в удивлении остановился:
— Ты же мастер внутреннего круга, как минимум. Такой удар и я бы не выдал — какие "нагрузки"?
— Э-э, это долгая история…
— …
— А ты расскажешь, что у тебя с ногами? Не только со сломанной, но и с другой?
Стас отвел взгляд. Постояли, чувствуя, как медленно растворяется в молчании случайно возникшее доверие…
— Меня недавно проапгрейдили. До пояса…
— Атрофия энергоканалов. До пояса…
Хором произнесли мы, причем "до пояса" — в унисон. Очумело уставились друг на друга, а потом заржали.
— …Мама себя винит, отец — себя. И оба жалеют меня так, словно…
— Слу-шай, — перебил я, — А как эта твоя атрофия на младшем брате сказалась?
— Каком брате? Я единстве… а-а, этом брате? А как она должна сказаться? Там костей нет — только пещеристое тело.
— И что?
— Ты ТММ прогуливал, что ли? Энергоканалы к скелету привязаны.
— Причем здесь "Тут Моя Могила" и энергоканалы? — я не сумел представить связь "Теории Машин и Механизмов" и…
— А что, по-твоему, изучают на "Теории Магии и Медитации"? Ты на лекциях, хоть, бывал?
— Ну, я как-то учебой не особо… — принялся юлить я.
— Как же ты практику проходить будешь? Она как раз на втором… О, я знаю, на какую кафедру тебе надо лаборантом устроиться!
— Нет! Ни за что! Я лучше…
— Лучше дослушай, и я уверен — согласишься.
— С чего вдруг?
— С того, что завкафедрой ТММ и ПММ у нас Бойко Стражич…
— И что?
— Ты не знаешь пана Стражича?
— Не имел чести.
— И его фотографий не видел?
— Даже если и видел, как бы я понял?.. А зачем мне их надо было видеть?
Стал предвкушающе улыбнулся.
— Ну, учитывая твою маленькую фобию…
— Какую фобию? Что ты тянешь?!
— Лет десять назад пан Стражич пострадал в ходе эксперимента…
— Сочувствую. И…
— И с тех пор, — подхватил Стас, — он абсолютно лысый. У него даже бровей нет!
— Ап! — щелкнул я зубами. — Это запрещенный прием!
— Так пойдешь лаборантом к Стражичу?
— А куда я денусь?
Хозяин охранного агентства и флигелевладелец, пан Войцех Стянов, встретил нас на пороге с огромной сумкой в руке. Крепкий, но слегка обрюзгший мужчина лет пятидесяти, одетый в стиле милитари, радостно обнял Станислава:
— Удачно, удачно ты прибыл. Еще бы пять минут…
Отпустив широко улыбающегося Стаса, пан Войцех вопросительно посмотрел на меня.
— Клах. Кирил Клах.
— Учиться вместе будем, — поспешил пояснить Стас и хихикнул, потому что я никак не мог отвести взгляд от густых, сросшихся над переносицей…
— Учиться — это хорошо, учиться — это здорово. А ты чего хихикаешь? Потолстел дядька? Так работа у меня сидячая. Вот, решил в командировку со своими ребятами скатать…
— Да я сейчас тоже, — Стас развел костылями в стороны, — сидячий.
— Ничего, координатором побудешь. Ты же ко мне работать пойдешь, да?
— Конечно, дядя Войцех. Куда ж еще?
— Вот и славно. И приятеля подтягивай. Что скажешь, Кирил? С такой боевой фамилией у нас тебе самое место. Клах! — с удовольствием произнес пан Войцех, — Прямо как затвор предергиваешь! Тихонько так. Хорошая фамилия, хорошая… О, а это за мной!
У ворот затормозил военного вида грузовик типа шишиги с пятнистым тентом над кузовом.
— Ну, давайте довидзенькать!
Пан Войцех пожал мне руку, облапил Стаса и, легко подхватив баул, зашагал к грузовику.
— Дядя Войцех, Кирил пока со мной поживет?
— Флигель твой, я тебе сто раз говорил, Стас. Живите, — кивнул пан Войцех и, обернувшись к машине, неожиданно взревел, — Вас где носит, пся крев! Вы когда должны были прибыть?!
Симпатичный одноэтажный флигель стоял за домом в изрядно запущенном яблоневом саду. Я как-то заметил, что ухоженные и окончательно одичавшие сады пахнут слабо. Словно им плевать на производимое впечатление. Зато вот в таких, слегка заброшенных, просто голова кругом от одуряющих ароматов. Жаль, яблоки еще кислые. Впрочем, мне это не помешало стрескать парочку и еще несколько закинуть в карман сумки.
В комнатах флигеля был полный порядок, чувствовалась приходящая женская рука. Но вот жилого духа явная нехватка. Ничего, через пару дней… Как говорится, носки — это не только одежда, но и способ придать помещению обжитой вид.
Приняв душ и застелив кровати чуть затхлым, но чистым бельем, улеглись спать…
Стоп! Какой "спать"? Времени чуть за полдень! Я посмотрел на окно — черное. Ночь там. Откуда ночь? Что происходит? Придавив запаниковавшее сознание, попытался вспомнить, что я сейчас сделал такого необычного? Почему рассеялся явно наведенный морок? Итак, пошагово: пришел из душа; достал постельное белье из шкафа и застелил кровать; сел на матрас — покачаться и проверить упругость пружин; наклонился… вот оно!
"Вы мои хорошие!" — я схватил с тумбочки сорванные днем в саду зеленые и кислючие яблоки, поднес к лицу. О-о! Какой запах! Как синапсы прочищает! Упс! Не "сорванные днем", а "сорванные ВЧЕРАШНИМ днем"! Так, надо Стаса из транса выводить.
Прихватив с собой нашатырные фруктики, прошел в соседнюю комнату. Бледный, измученный и какой-то потерянный Станислав сидел на кровати и двумя руками пытался закинуть на матрас ногу. Здоровую, не загипсованную ногу.
— Тебе чего? — неприязненно спросил он.
— Перед сном обязательно надо скушать яблоко или выпить стакан кефира. Мне мама говорила. Кефира немае, лови тыблоко.
(Между прочим, творчески переосмыслив родительский наказ, я редко ложился спать без изрядного кусика шарлотки и поллитровой кружечки кефира с сахаром. Нямка!)
— Во-первых, можно скушать, а не нуж… — сварливо начал поправлять Стас, но поймал около лица запущенный моей твердой рукой плод и автоматически вдохнул аромат.
— Классно пахнет? — поинтересовался я, с удовольствием наблюдая округляющиеся глаза приятеля, — Нюхни еще.
Стас послушался и ошарашено уставился на меня.
— Вот и я о том же, — подтвердил я.
Стас помолчал, а потом протер яблоко о предплечье и откусил чуть не половину.
— Кис… — попытался предупредить я и обреченно закончил, — …лые.
— Уф! — передернулся Стас и мужественно откусил еще, — Зато теперь я знаю самую страшную фразу в твоем исполнении.
— Упс? — предположил я.
— Нет. "Чем займемся?"
(за сутки с небольшим до и далее по циферблату)
— Чем займемся? — спросил я, когда мы поделили комнаты и слегка раскидали вещи. Подрезанные в саду яблочки я выложил горкой на прикроватную тумбочку, чтобы спалось приятнее. Очень похожие на антоновку, они радостно сияли гладкими зелеными боками и пахли, как из пулемета. Между прочим, в большой комнате неплохо бы смотрелся антикварный стол из пещеры с нетомографом. Жаль, что стул только один остался. Да, мне понравился флигель, я был бы совсем не прочь тут "навеки поселиться". И пока, к счастью, шансы на это неплохие. О цене договоримся.
— Ста-ас, — окликнул я, медитирующего у шкафа приятеля, — Что ты там нашел?
— Да вот, думаю, кровать сейчас заправлять или…
— Или, конечно. Такие погоды на дворе! Пошли, сходим куда-нибудь.
— Ты первый раз в Минске?
— Угу.
— Ну, могу тебя в краеведческий музей сводить…
— Мое "чем займемся" не переводится, как "своди меня в музей".
— А как? — отвлекся Стас от шкафа.
— Мое "чем займемся" предполагает злачные места и места проведения массовых зрелищных мероприятий. Кафе, рестораны, бары, рынки и базары, кинотеатры и…
— Оперу с консерваторией? — подсказал Стас.
— Нет, вот это — определенно нет. О! Пляжи предполагает. Городские и дикие, нудистские и…
— И те, что в Антарктиде?
— Не, я серьезно. Давай, на пляж сгоняем. Ты свой гипс погреешь, я позагораю, а то бледный, как…
Стас с интересом уставился на меня, ожидая продолжения, но я не стал погружаться в пучины мрачныя самокритики и плавно закруглил:
— Как не знаю кто! О! — меня опять осенило. Да что ж такое? Последнее время креатив из меня так и прет. Надо срочно расслабиться, а то мир не выдержит водопада моих идей. — Помнишь остров напротив универа?
— Это полуостров.
— Не важно. Там есть пляж? — и пояснил, — Пляж с видом на универ — это идеально! Вроде отдыхаешь и, в то же время, не забываешь об учебе!
— Там, вообще-то, заказник и просто так в него не попасть…
— И что? Кого это остановит?
— …Но, там есть опытовая станция нашего универа, поэтому, по студенческому можно. И пляж рядом, кстати, неплохой.
— Ха! Я знал!
— Проблема в том, как туда добраться.
— Тачку возьмем.
— Тачку не пропустят. Только машины студентов и не больше двух.
— Нам, если ты не сообразил, одной достаточно.
— У тебя пока студенческого нет.
— Пф! Скажешь, что везешь меня на опыты — делов-то!
— М-м, у меня машины нет.
— Стас, я не пойму, что ты мнешься?.. Знаешь, у кого есть колеса, но не хочешь связываться, так?
— У… У Мрузецкой.
— И? — не понял я, — Позвони, спроси. Откажет, так откажет. Пойдем в твой краеведческий.
С перекошенной предчувствием страданий физиономией Стас потянулся к смартфону. Я деликатно вышел. Даже дверь прикрыл.
— Ну, что? Даст машинку?
— Она нас отвезет. Ей какую-то посылку надо шведкам передать, — Стаса слегка потряхивало, наверное, Лана успела ему наговорить очередных гадостей. Стоп! Кому передать посылку?
— Каким шведкам?
— По обмену летом на опытовой станции работают. Студентки. Из Стокгольмского универа.
— М-много? — дрогнувшим голосом спросил я.
— Чего много?
— Студенток из Стокгольма?
— Трое, кажется. Да, Мрузецкая говорила — трое.
— Три шведки в Минске! — я закатил глаза, — И пляж… Так не бывает!
— Э-э, Кирил, что с тобой?
— А, нет, ничего, — я вдруг засуетился. Надо-ж собираться! И, может быть, побриться? Еще раз.
Он пригласил меня на пляж…. Где?! Где?!! Где купальники?!!!
END POV
В полной готовности к сбыче мечт я вот уже полчаса подпрыгивал у ворот усадьбы пана Войцеха, рядом, изображая лорда Байрона и тяжело опираясь на костыли, мрачно сопел Стас. Мрузецкая опаздывала.
— Что у нее за машина? С педальным приводом? — не выдержал я.
— Не знаю. У тети берет. Разные.
— У тети? Это которая глава рода Зимовских?
— Угу.
— А разве они не поругамшись?
— Ругалась мать Ланы. Мрузецкая даже живет в родовом особняке. Только когда мать приезжала, перебралась временно к подруге.
— Откуда такие подробности личной жизни? — подколол я.
Стас смутился.
— Ну, мы ведь учились вместе…
Две с половиной блондинки, одетые в короткие шортики и завязанные узлами на животиках гавайки, встречали нас на крылечке щитового домика. Еще несколько таких же сэндвич-строений виднелось поодаль. Домики были поставлены как попало: никто не озабочивался вырубкой деревьев, поэтому, куда получилось приткнуть — там и собрали.
Подъезжали мы по берегу, и я успел оценить и песок, и прозрачную воду. И даже представить, как песчинки и прозрачные капельки воды будут смотреться на коже. И на загорелой коже, и на жемчужно-белой, и…
— Почему у нее половина волос в черный окрашена? — я незаметно показал Стасу на симпатичную миниатюрную полублондинистую шведку, пока она с подружками наседала на Мрузецкую.
— Думаю, это не краска, — ответил Стас, — Скорее всего, она адепт пути Хель. У них после посвящения волосы такими сами становятся.
— Хель? Это, кажется, Богиня Мира Мертвых? — припомнил я.
— Хранительница. Богов нет, — Стас удивленно посмотрел на меня и продолжил, — Хель Старшая и в долг свой приняла служить Хранительницей Мира Мертвых и Домашнего Очага[2], поэтому у нее волосы двух цветов. Ты что, не только ТММ прогуливал?
— Как выяснилось, — признал я, но расспросы об отсутствии богов оставил на потом. Да, может быть, и шиза инфу подкинет: закаченная нетомографом база знаний по миру доступна только по ассоциативным ссылкам, напрямую я к ней обратиться не могу — это я уже понял.
Тем временем девушки закончили щебетать и Мрузецкая направилась к своему (тетиному) паркетному электроджипу. Шведки, прижав кулачки к бюсту, бюстику и бюстищу, провожали ее глазами голодных котят.
Лана открыла багажник и с величайшей осторожностью достала оттуда стальной кейс с пугающим знаком биологической опасности на крышке. Донесла, мягко ступая, до студенток по обмену, положила на траву и отступила в наветренную сторону.
Двухцветная шведка встала перед кейсом на колени, дрожащими руками открыла. Внутри, в губчатой резине, покоились шесть страшно вздутых консервных банок.
— Сюрстрёмминг! — догадался я и, потянув за собой Стаса, тоже поспешил сместиться на ветер.
— Что это? — спросил Стас, — Какой еще "сюрстрёмминг"? Из чего консервы?
— Что в шведских словах "сюр" и "стрём" тебе не понятно? У тебя же мама русская.
— Маму не трогай! Так что за консервы? И они испортились — смотри, как банки вздулись!
— За маму извини. А консервы самый цимес. Они такие и должны быть…
— Тебя костылем стукнуть?
— Не надо. Объясняю. В банках квашеная салака. И она продолжает киснуть. Поэтому банки раздулись.
— Они же лопнуть могут!
— Взорваться, — поправил я, — Поэтому сюрстрёмминг не разрешают проносить в самолеты.
— Квашенная, квашенная, — пробормотал Стас, — Она, наверное, пахнет сильно?
— О, да! — я зловеще улыбнулся, — На банках есть предупреждение: "Детям, беременным женщинам и пожилым людям открывать не рекомендуется." Обморок сто процентов.
— Кирил, а чего шведки чуть не плачут?
Я прислушался.
— А, жалеют, что посылка не поспела к третьему четвергу августа. Это в Швеции традиционный день сюрстрёмминга. Им раньше король запрещал жрать сей деликатес до этой даты. Сейчас можно, но традиция осталась. Представляешь пять миллионов одновременно открытых вот таких баночек? В общем, в третий четверг августа в Швецию лучше не ездить. Да в этот день пограничники разных сопредельных стран службу в противогазах несут, — у меня самого захватило дух от нарисованной апокалиптической картины. Стас тоже впечатлился.
— Надеюсь, нас этим угощать не будут?
— Ха! Им самим мало! М-м, а знаешь, на вкус сюрстрёмминг вполне себе ничего.
— Ты пробовал? — не поверил Стас.
— Было дело. На самом деле вкусно. Сладковатое, пряное, нежнейшее филе. Тает даже не на языке, а в пяти миллиметрах от него.
— А… а запах?
Я сначала приосанился, но сразу признался:
— У меня тогда был нос заложен. Насморк… Заодно и вылечил.
Но вот все горячие новости обсуждены, драгоценный кейс заперт и унесен в домик, подальше от дорогих гостей, и радостно возбужденные шведки выстроились рядком.
— Лана, познакомь нас уже со своими кавальерами. Я Фроя, — произнесла высокая, на полголовы выше меня, девушка с фигурой на пять с плюсом — надеюсь, вы понимаете, о чем я. И, словно невзначай, повела плечами, заставив колыхнуться гавайскую рубашку и замереть мое сердце.
— Улва, — улыбнулась вторая шведка и протянула узкую ладошку. Она и сама была вся такая узкая и… хищная, как мурена. Вот только у мурен нет отчетливо видимых кубиков пресса под бархатистой кожей.
— Зовите меня Клах. Кирил Клах, — ответил я, пожимая такую твердую на вид и такую нежную руку. "Наверное, спортсменка, — подумал я, — Только спортсменки понимают, как важно уметь расслаблять мышцы, чтобы не закрепостить и не дотренироваться до судорог." И еще я подумал, что совсем не случайно в некоторых странах высшая оценка — "единичка".
— Хельги, — представилась двухцветная, — Кушать хотите?
Вас когда-нибудь какая-нибудь девушка делала счастливым не ответом, а вопросом? Меня теперь — да.
— Кто-то, кажется, на пляж рвался? — желчно съехидничала Лана.
— Вы идите, — улыбнулась Хельги, — И мы скоро придем. Сегодня все равно работать не получится. Будем праздновать! Идите, мы сейчас тортики сделаем и придем.
— Тортики? — спросил Стас, тоже слегка оглушенный и беспричинно улыбающийся всем встречным деревьям, — Они собрались печь торты?
— Думаешь, так им понравился?.. Эй, осторожнее с костылями! Они, скорее всего, про бутербродный торт говорили — смёргосторта. Это… в общем, сам все увидишь… Я их уже люблю!
Было, было у меня подозрение, что из-за вселения в новое тело я буду иначе воспринимать женщин, по-другому реагировать. Что новое тело со своими дурацкими предпочтениями… К счастью, нет. Мне, по-прежнему, нравятся все девушки. Особенно, если они умеют и любят готовить. И симпатичные, да.
Вода в запруде — а это оказалось, все-таки, не озеро, а водохранилище — была чуточку, в самую меру прохладной, а вечернее солнце уже не обжигало, а мягко подвяливало наши довольные тушки. И ни мошкИ, ни комаров. У воды. На опушке леса. В Минске. Магия! Хотя, скорее всего, магия и есть. Надо будет обязательно уточнить. Когда-нибудь. Когда не будет так лениво… Просто, я объелся. Опять. Такое приятное и почти забытое в прошлом мире ощущение. Но кто бы устоял? Тортики были — обалдеть. Не хуже марысиных клопсиков. А как их принесли! Сказал бы, по-королевски, но в северных странах, увы, нет традиции, выносить перемены блюд на пирах топлесс.
Хорошо! Но, не всем. Я взглянул на Мрузецкую в скромном бикини, злобно зыркающую на уплетающего смёргосторта Стаса. И чуть не подпрыгивающую, когда Фроя, со словами:
— Ты испачкал щеки, Станис, — пальчиком убирала капельку майонеза и добавляла, — Вот теперь совсем красивый, — на что Стас ловко целовал заботливую руку. Ага, в благодарность. И этот человек еще недавно в непонятном мне стеснении пытался закопать загипсованную ногу в песок?
Я в очередной раз искупнулся и, выскочив на берег, плюхнулся на живот рядом с Хельги.
— Привет, — ляпнул я, чтобы начать разговор.
— Привет, КИрил, — улыбнулась шведка.
Ее я поправлять не стал.
— А чем вы тут занимаетесь? — спросил и тут же фыркнул от смеха — почти классическая фраза. Не в этом мире, правда.
Хельги удивленно покосилась, но ответила обстоятельно.
— Здесь, на половина остров, очень хорошее место. Это странно, что тут есть такие места рядом с центр большого города. Мы, когда ехали в Польша, думали, что будем жить в… в евенях? Я правильно сказала?
— Почти. Но я понял. А зачем вам надо было жить в этих самых "евенях"?
— О! Мы научно изучаем младшие миры. А в таких вот…
— Угу.
— Там время чуть-чуть застыло. Совсем ничего долго-долго не меняется, поэтому грань с младшими мирами очень тонкая. Легко можно проникнуть зонд… Зонд — это…
— Исследовательский зонд — понятно.
— Да. Совсем мало энергии надо. Фроя с Улва вдвоем справляться могут. Я — одна! — гордо заявила Хельги и поторопилась пояснить, — Потому что я иду путем Хель, а не потому что они слабые. Они сильные…
— Кто сильные? — на меня упало обнаженное женс… на меня упало мокрое и холодное тело! Задохнувшись, я хотел вывернуться, но Улва — а я сразу понял, что это не Фроя — парализовала меня просьбой.
— КИрил, я погреюсь тобой? Очень замерзно!
— Холодно.
— Да, очень! Кто сильные? Чем? Мускул?
— Ты, — ответил я, млея, — ты и Фроя. И не мускулами, а энергетически.
— О, да!.. — воскликнула Улва и, как хорошая честная девочка, уточнила, — Но Хельги все равно сильнее. Потому что…
Как слишком, как чересчур часто, как постоянно случается в этом мире, дослушать Улву мне не дали.
— Это мы удачно зашли, да? — раздался над нами наполненный презрением голос. Причем вопрос был обращен к невидимым нам собеседникам, а презирали нас, — Достаточно троих, а тут целых шесть!
В ответ прозвучал короткий женский смех. Меня опять пробрало холодом. Но это был совсем-совсем другой озноб, не как от тела Улвы. Причиной послужил смешок.
Такой смешок обычно раздается из пустоты, когда подходишь к раскачивающимся без ветра, поскрипывающим качелям или наклоняешься над забытой на дорожке перед заброшенным домом прыгалкой. Никогда! Никогда не гуляйте с девушкой, способной так хихикать!
"Вот я и увидел огнестрел в этом мире," — я попытался отыскать в ситуации хоть что-то положительное. Двое парней в мешковатой черной униформе охранников из маркета или повелителей шлагбаума с кургузыми трещотками типа узи и девица рваных джинсах, казаках, оливковом разгрузочном жилете поверх пятнистой обтягивающей майки и с пистолетом заявились по тела и души шведок. А тут мы. Бонус! Черт, судя по разговорам, нас ведут на местное капище. А ведь, говоря о "местах проведения массовых зрелищных мероприятий", я не гекатомбы имел в виду!
Нашим девушкам разрешили укутаться в покрывала, а мы со Стасом так и шкандыбали в труселях. Стас еще и без костылей. Опираясь на меня. И босиком. Впрочем, последнее никому из нас неудобств не доставляло. Даже мне. Полумастеру внутреннего круга.
Конвоиры вели себя спокойно, но, видя, как уверенно все трое держат оружие, я до поры рыпаться не рискнул.
Главный блондин — а пленители были блондинами поголовно… что-то слишком много беловолосых на моем пути! — в очередной раз негромко пошутил. Девица опять издала гадкий короткий смешок. Я заметил, что Стас вздрогнул.
— Вспомнил "Кошмары на улице Вязов"? — понимающе шепнул я.
— Что? — не понял Стас, — Какие "кошмары"?
У них нет Фредди Крюгера? Отсталый мир! Куда я попал? Домой хочу. Вот теперь точно хочу. Домой. С друзьями.
Медленно шагая туда, куда нам указывали, мы забирались вглубь полуострова, а я так и не видел ни одной возможности напасть и победить. Увы, ни один одаренный этого мира, насколько я знаю, не может становиться пуленепробиваемым. Развитие энергетики внутреннего круга делает тебя быстрее, сильнее, выносливее, лучше соображающим — примерно на уровне спортсменов олимпийской сборной в нашем мире (или участников олимпиады по математике). То есть ничего сверх и опупеть. Нет, мастера могут, например, ударить так, как я пнул бандита в поезде, но и у нас некоторые азиатские дедушки спокойно демонстрируют бесконтактные плюхи. И вот тут из-под земли вылезает зарытая собака! Как в книжках о Гарри Поттере нет "беспалочковой" магии, так здесь нет "безартефактной". Надеваем стандартную артефактную приблуду, и твою шелковую рубашку уже не пробить из КПВТ, а… Утрирую, конечно, но артефактов в этом мире… Есть простенькие, типа пугалок для комаров; есть различные техномагические электрогенераторы, работающие на спецрастворах и даже простой воде (не дистиллированной, естественно), от которых запитывают и лампочки, и движки мобилей. Разумеется, не обошлось без нюансов. И нюансов, на мой взгляд, довольно крупных. Чтобы как-то соотнести внезапно всплывшее знание с прежним опытом, я придумал аналогию. Пусть не совсем точную, зато понятную. Возьмем дешевый токарно-винторезный станок. Из электроники только электрика и асинхронники, никаких частотников и электромагнитных муфт, скорости и направление подачи переключаются механически — рукоятками. Простейшие операции на таком станке может производить любой чел с улицы. Полчаса на инструктаж по ТБ, десять минут — показать, как зажимать деталь и закреплять резец… И тут к этому же станку встает дядя Вася, токарь 100-го левела (это чтоб понятнее, а то 6-й разряд кое-кому покажется нубовским). Что он сможет сделать на том же оборудовании? И с какой скоростью? Другими словами, в этом мире артефакты — те же станки. Ага, и люди в нем — станочники!
Преодолев очередные заросли кустов, мы вышли на небольшую полянку, траву на которой изуродовали следы чего-то колесного и большегрузного. Следы упирались в неподвижно висящее по центру полянки серое облако и с другой стороны не появлялись. Еще на полянке обнаружился четвертый блондин, так же облаченный в камуфляж, но, вместо огнестрела, нацепивший на пояс саблю в богатых, но изрядно потертых временем ножнах. И еще около него стоял знакомый стальной кейс со знаком биологической опасности.
— Что это ты приволок? — спросил главный, по-прежнему избегая имен.
— В доме у девок нашел.
— Что в нем?
— Не знаю. Открыть не смог. Зато на знак взгляни.
Главный плебейски цыкнул зубом.
— Ладно. Разберемся. Укладывайте их, — приказал он, имея в виду нас.
— Да пусть сами дойдут, — попытался оспорить мудрое решение начальства подлый похититель сюрстрёмминга.
— Донесете! — отрезал главный и, повернувшись к девице из кошмаров, — Готова?
— Всегда готова! — откликнулась та и, само собой, сопроводила ответ смешком.
— На землю! Легли! Быстро! — налетели на нас новенький и пока не произнесший ни одного слова.
Я еще успел заметить, как девица, скинув с плеч небольшой рюкзак, достала из него большой револьвер, снаряженный стрелками-шприцами. Через мгновение одна из них после негромкого хлопка впилась мне в зад. И под уже не пугающее, а выбешивающее хихиканье я отрубился.
В себя я пришел опять стянутый ремнями по рукам и ногам, но сидя. Прогресс, однако! Еще из хорошего — меня привязали не к кушетке, а к Улве. Мы сидели лицом друг к другу на границе круга примерно пятнадцатиметрового диаметра, засыпанного странным белым песком, который, хоть и выглядел песком, но ощущался, как мягкое безворсовое покрывало, наброшенное на диван. Попарно связанными руками и ногами мы с Улвой как бы обнимали невысокую решетчатую корзину, в которую поставили чашу с неприятно поблескивающим черным кристаллом. Причем, моя правая рука и левая рука Улвы, оказавшиеся со стороны внешней границы круга, соединялись запястьями прямо над кристаллом. Серый и сухой, как дым, туман висел над песком, сгущаясь вовне и размывая очертания внутри, но я разглядел, что мы с Улвой были одной из вершин равностороннего треугольника, вписанного в круг. В двух других вершинах в таких же позах сидели Лана со Стасом и Хельги с Фроей. В сознание пока никто, кроме меня не пришел. Я начал было примериваться как бы опробованным способом освободить руки, тем более, что ремни казались куда менее прочными, чем в нетомографе, но тут во внешнем тумане проявились четыре темных силуэта, и я поспешил прикинуться бессознательной тушкой, продолжая незаметно наблюдать. Белобрысые разделились. Саблюк и похититель сюрстрёмминга остался снаружи, а зачем-то притащенный кейс с деликатесом поставил недалеко от меня. А это есть гут! Чумодан-то стальной с хорошими боевыми уголками.
Оставшаяся (или изначальная) троица, осторожно ступая по песку, прошли в центр круга. Там главный установил на низкой треноге медный с виду казан, размером раза в три поболее чашки с кристаллом. Отступив на пару метров, опустили на песок решетчатые этажерки, от которых до казана вытянулись три желоба. "Кровостоки," — догадался я. И тут же со всей очевидностью мне стало понятна схема нашей попарной рассидки и предназначение сабли на поясе четвертого. "Ну, это мы еще посмотрим — пригодиться ему кривая железяка или нет! — самонадеянно подумал я, — Надо только подходящий момент выбрать. Или организовать."
Как-то меня совершенно не интересовала цель подготавливаемого ритуала. Достаточно того, что одно из средств эту цель категорически не оправдывает.
— Готовы? — произнес главарь, дождался кивка и смешка от подельников, вставших за этажерками и вложивших правые руки в желоба, и открыл большую бутыль темного стекла, — Замыкаю!
С этими словами главарь начал струйкой черной жидкости рисовать окружность на песке. Глазомер и рука у него оказались что надо: последняя капля как раз замкнула линию. При этом главарь уже стоял у своей этажерки и держал правую руку в желобе.
Едва кольцо замкнулось, песок внутри поменял цвет и вскипел, забурлил, как пшеная каша на медленном огне. Под очередной — задрала уже! — смешок, главарь отпустил бутыль и она беззвучно канула в песок. Раз, и нету! Я чуть не вздрогнул. И в этот момент застонала Улва.
"Как же ты не вовремя, девочка!" — подумал я.
Сабленосец, нарезавший круги (вокруг круглого круга, ага), к несчастью оказался неподалеку и сразу подскочил к нам.
— Эй, тут одна в себя приходит! — крикнул он.
— Сам разберись! — рыкнул главный, — Нас не отвлекай. Мы начинаем.
И троица хором завела какой-то заунывный напев. В стоящем на треножнике казане несколько раз что-то вспыхнуло и вдруг оттуда толчками и рывками начал подниматься густой черный дым, не рассеивающийся, а собирающийся над казаном в некую кляксоподобную тучу.
Сабленосец некоторое время пялился на разворачивающийся ритуал и, судя по лицу, был не очень доволен намечавшемуся успеху. Улва опять застонала и дернулась.
— О! Все-таки очнулась! — радостно заявил сабленосец Улве, — И как же это мы сумели так быстро блокиратор со снотворным перебороть?
Осторожно подведя ножны под подбородок, сабленосец запрокинул Улве голову. Пряди бледнозолотистых волос скользнули в стороны, открывая лицо. И слегка мутные желтые глаза с вертикальным зрачком.
— Так ты у нас из оборотней! То-то я думаю…
Еще более осторожно парень большим пальцем подвздернул Улве верхнюю губу.
— Сла-абенький оборотень, — произнес он с явным облегчением, — Что ж, тогда с тебя и начну. Не уходи, милая, я скоро! Только проверю — вдруг ты не одна такая.
Только он отошел, я, не поднимая головы, зашептал:
— Улва, Улва!
— КИ-рил, — смогла сдержаться и не крикнуть девушка, — ты…
— Да, — перебиваю, — я тоже очнулся. Не показывай, что разговариваешь со мной.
— Хорошо, КИрил, — шведка тоже, как бы обессилив, опустила голову, и волосы спрятали ее лицо.
— Первый вопрос: где мы? Есть догадки?
— Это какой-то аспект Междумирья.
— Типа тамбура? А песок?
— Это не песок, КИрил…
— Ладно, потом. Что за ритуал они проводят? Вы же специалисты в этом.
— Нет, КИрил. Мы студенты. Это… это похоже на открытие прохода в Старшие Миры…
…Всем бы быть такими неспециалистами! Буквально в двух словах Улва смогла объяснить, как и что. Главное — на данный момент главное — ритуал начался, и прерывать его нельзя. Кипящий под ногами троицы песок, который совсем не песок, поглотит их, как ту пустую бутылку. Выяснил я это постоянно перебивая Улву, когда она, по извечной студенческой привычке, хотела вывалить на меня кучу известной ей дополнительной информации и подробностей (ну, не время для "развернутых ответов", не время).
— Улва, — в очередной раз остановил я девушку, — Ты сможешь перетерпеть боль?
— Боль?
— Надо порвать ремни, а мои руки связаны с твоими.
— Я не смогу, КИрил! — всхлипнула Улва (Ну, вот! Все-таки началось!), — Во мне слаба кровь ульфхендаров, я… у меня только хороший регенереринг и зре…
— Обращаться буду я.
— Ты?!
— Потом, Улва. Время! Я порву ремни — тут тебе придется потерпеть. А потом как-то отвлечь того… с саблей, когда он подойдет. Сможешь?
— Я смогу! Я смогу, КИрил! А в кого…
— Позже, милая. Приготовься.
Эх, грабки мои, грабки! Никогда вы не делали девушкам больно!
Комки и волны плоти под кожей, тихое шипение Улвы, кровь из прокушенной губы капает на волосы. Я решил, что рывком преобразовывать руки не надо — так быстрее порвутся ремни, вернее, так будет меньше боли. Эх, не хотелось бы узнать, что ошибся. Прости, Улва. Потерпи еще чуть… чуть… Есть!
Уф, еле удержался, чтобы не вскинуть руки, когда путы лопнули. Так, прислушаться, оглядеться. Троица продолжает завывать на тучу, которая начала изгибаться аркой над все сильнее бурлящим песком. Сабленосец завис около Фрои с Хельги… Чего-то бормочет… Они без сознания, извращенец! Черт, если ты хоть что-то себе позволишь, я тебя убью!
— КИрил?
Упс, а чего это Улва так на меня смотрит? Оба-на! На сей раз дело грабками не ограничилось. И мой старый добрый животик тоже вернулся — навис мешком над труселями и тощими ножками. Ну да, видок не ахти. Уродский.
— КИрил! Я думать ты берс, а ты — ётун! О, КИрил!
Чего это она? Ей не противно, что ли, вот такого меня видеть?
— Ётун? Из этих ваших великанов-обжор? — спорить не буду, прозвище подходит, но все же…
— Да! — жарко зашептала Улва, восторженно сияя глазами, — Ётуны давно-давно ходили в наши миры, чтобы красть еду и жен. Пока их асы не убили…
Ну, так себе наследственность… Стоп! Надо убрать пока и грабки, и брюхо. Чтобы раньше времени не встревожить.
— КИрил, он идет!
— Так, тихо тогда. И, Улва, если сможешь…
— Я отвлеку, КИрил.
Подходил сабленосец удачно — мне со спины. И порванные ремни издалека не заметил. А потом Улва застонала… ну, как все правильные шведские девушки стонут во всех правдивых фильмах… и чуть повела плечами. Неизвестно когда ослабленный узел на покрывале распустился, и покрывало перестало покрывать, скользнув на песок. Черт! Чуть сам не отвлекся! Н-на! И с разворота, удачно замершему у правого плеча сабленосцу мгновенно трансформированной левой по средоточию самцовости… Это не ревность, просто удобная точка приложения сил… А когда страдалец загнулся от боли, уже двумя руками прихватил его верхнюю бестолковку и против часовой на полоборота. До срыва резьбы. До хруста. Сделано!
Великолепный план: вооружившись саблей подойти к не смеющей отвлекаться троице и снести им головы (благо, огнестрел они с собой не прихватили) разбился о простой медицинский факт — восстановление кровоснабжения в конечностях процесс долгий и мучительный. Особенно, если пережато было на совесть, или что у этих гадов вместо нее. Руки, спасибо трансформе, у меня ожили, а вот ноги — нет. Героически подползти и потыкать куда достану? Не, это не наш метод…
Ползти, кстати, и не получилось — спящий песок почти не давал сцепления. Поэтому, тихо матерясь на бегающих внутри моих ног термитов, я перекатом добрался до кейса.
— Улва, как его открыть?
Сморгнув слезы, свернувшаяся каралькой от боли Улва, выдавила:
— Повернуть запоры…
Угу, есть! Вот они, шесть лапочек! Мои бомбочки!
Я осторожно достал одну вздувшуюся консерву и качнул в руке, привыкая к весу.
Слегка размытые фигуры солистов хора ритуалистов метрах в шести — не промахнусь.
Замах. Бросок. Промах!
Просвистевшая возле уха и улетевшая в межмировое пространство консервная банка привлекла внимание главаря. Петь он не прекратил, но обернулся. И как-то слишком быстро все понял. Впрочем, труп на виду, Улва, скрючившись, растирает руки и ноги, я (полулежа, а не стоя!) замахиваюсь второй банкой… Да что ж такое! Межмировая пустота стала не такой пустой. Если точнее, на одну банку сюрстрёмминга менее пустой.
А девица-то запсиховала! И чего это она изогнуться пытается? У нее пистоль за голенищем сапога? Похоже… Зря поторопился с броском! Минус три. Подкатиться поближе? О, пистоль не за голенищем, а под штаниной. Заправленной в голенище! Ха, иногда в блондах есть своя прелесть! Черт! Догадалась сапог скинуть…
Четвертый биоснаряд тоже летел мимо — я точно видел — но молчаливый третий, в которого я целил на этот раз, сглупил. Он отбил консерву левой, свободной рукой. Ну, попытался отбить, ибо банка взорвалась. В стороны полетели клочья жести и салаки, капли едкого тузлука, а главное, на волю вырвалось пара кубометров сероводорода. От этого и у привычного чела случится мгновенный спазм дыхательных путей, а молчаливый, похоже, оказался вовсе не тренирован. Видимо, в деревенские сортиры в жару не хаживал, по болотам не гулял. Нудное пенье его прервалось на середине звука. Он только и успел, что выдернуть правую руку из желоба и потянуться к горлу. В песке словно люк открылся: раз, и как с бутылкой. Следом и не поочередно, а одновременно, произошло два события.
Осатаневшая дева кошмаров двумя (двумя!) руками начала задирать штанину над кобурой, а главный, вместо положенных по ритуалу слов, завопил: "Не-е-е…" И все.
Неужели, мы победили? Я откинулся на мягкий белый песок, который не песок, и начал растягивать губы в счастливой улыбке. Ага, конечно!
— КИрил! КИрил!
— Улва! Маленькая моя! — я сграбастал пискнувшую девушку и навалил на себя.
— КИрил! — Улва уперлась кулаками мне в грудь, — Надо уходить! Срочно!
— Зачем? Мы всех убили. Сейчас освободим…
— Большой черный кристалл. Там! — Улва указала на казан в центре продолжающего бурлить песка, — Он продолжает гореть!
— И что? Погорит и погаснет. Кровью его больше не поливают.
— КИрил! — Улва почти рыдала, — Надо уходить. Я не знаю. Хельги знает.
Со вздохом убрав с себя шведку, я сел и, с силой деранув лицо ладонями, стер последние следы победной улыбки.
— Что ты не знаешь?
— Почему горящий черный кристалл опасен. Но он очень, очень-очень…
— Стоп! Что это вообще за… Нет! Его надо погасить?
— Да! Очень надо! Но я не знаю, как! Поэтому надо уходить! Срочно-срочно!
— Все, все, я понял. На ногах передвигаться можешь? Угу, вижу. Тогда бери саблю и освобождай наших.
— А ты? — Улва со страхом уставилась на меня.
— Я буду думать.
— Туда нельзя! — Улва опять показала в центр, — Песок проснулся и голоден.
— Ничего, я его кормить не собираюсь. Иди. Я подумаю, как погасить кристалл. Ломать — не строить: варианты перебирать не надо, любой подойдет.
Убедившись, что Улва отправилась резать ремни, я схватил за шкирку труп бывшего сабленосца и поволок к бурлящему песку. Идея была простая, как городки: сбить трупом казан, и пусть песок кушает проклятый кристалл. Надеюсь, не подавится.
Увы, тело я не докинул. Точнее, оно не долетело. Тело не долетело. Паршивый стих.
Взметнувшийся волной песок перехватил труп. То же самое произошло и с решетками, и с чашами, и с малыми черными кристаллами. Кейс с последними консервами я и бросать не стал. Что-то я не то… Мне надо потушить… неважно что. А воды нет… Нет, я точно псих, если об этом подумал. Хотя, почему нет? Обычное ведь дело… Подойдя вплотную к кругу бурлящего песка, я с ненавистью посмотрел на полыхающий багровым цветом кристалл в казане. "Раскаленный. Может треснуть. Впрочем, казан сработает кумулятивной полусферой. Наверное. Ладно, чего гадать — прыгать надо. Навесиком." — и, воровато оглянувшись на занятую делом Улву, я решительно приспустил трусы…
— Да не знаю, почему! Не знаю! — отбивался я от наседающей Улвы.
— КИрил, вспомни! Это важно!
— Все, хватит! Ты говорила, что надо срочно убегать.
— Теперь уже нет. Смотри, песок успокаивается. И врата исчезли.
Взрыв был знатный. Правда, я его не видел, ибо, едва кристалл издал первый треск, рухнул мордой в песок. Спящий, само собой. Ага, и только потом сообразил, что казан могло и порвать взрывом… Повезло… Дуракам вообще везет. Во всех Мирах и Междумирьях.
Выход из данного конкретного аспекта Междумирья мы, кстати, обнаружили легко. Я помнил, где впервые заметил туманные силуэты похитителей, а Улва то ли увидела, то ли унюхала тропу.
— Это в один из Младших Миров. Они из него в Междумирье вышли.
Большинство вопросов я оставил на потом, спросил только:
— А мы оттуда домой выберемся?
— Да, — уверенно ответила Улва, — Хельги и Фроя проснутся, и мы втроем…
— Вот и славно, вот и славно, — рассеяно ответил я, разглядывая спящую четверку друзей.
Их же придется выносить. На руках. Мне. И если… то Фрою…
— Улва.
— Что, КИрил?
— Я сейчас перекинусь, иначе мне всех не унести.
— Ой, да! Да! Я плохо видела! — Улва шлепнулась на попу и предвкушающе заблестела глазками.
На сей раз я решил выложиться по максимуму. Торс, живот, голова, руки — все.
— КИ-ирил! Ты настоящий полуётун! — восхищено протянула Улва.
А когда я нагнулся, чтобы поднять спящую Хельги, хихикнула:
— И как настоящий ётун сейчас будешь похищать жен! Ой! — Улва ткнула пальцем в Стаса, — А мужчин ётуны тоже похищали? Или им все равно было?
Я просто не нашелся, что на это ответить, а Улва не унималась.
— КИрил, а меня? Я тоже хочу, чтобы меня похитил великан-обжора!
— А, наверное, я с тебя и начну! — зарычал я и, расставив руки, пошел на Улву, — Нам же надо дорогу разведать. А потом ты там останешься, а я… Вопрос: я без тебя найду тропу?
— Конечно! Ты ведь полуётун, а даже люди запоминать могут. Ой, КИрил, а можно…
Улва внезапно смутилась.
— Чего можно?
— Ну, ты меня не понесешь, а я на твой живот сяду? Меня так никогда-никогда мужчины не носили…
И смотрит. Таким знакомым-знакомым взглядом. При этом здесь мультика про Шрека не снимали. Точно не снимали. Я узнавал.
Мы вышли на большую поляну с трех сторон окруженную негустым лесом, а с четвертой оканчивающуюся невысоким обрывом над широкой рекой, которая незаметно и почти бесшумно влекла свои воды… и все, что в них попало: ветки, водоросли, рыб, отражение луны и звезд. В целом, этот Младший Мир очень напоминал наш родной. (Уже "наш"?.. впрочем, почему нет?) Но был, как бы это сказать? Более живописен, что ли? Как бывают живописны дикие места, не изуродованные человеком. Единственным диссонирующим пятном, кроме… "Единственным, кроме…" Ай, чего я к себе придираюсь! В общем, кроме чуждого всему и всем облаку портала в Междумирье, на поляне диссонирующим бельмом на глазу торчал грузовик. С девятиметровым контейнером на прицепе типа трейлер с опущенной аппарелью… "Трейлер с аппарелью"… в разработчики эльф затесался?.. Эх, как же хорошо! Просто полежать на склоне у обрывчика, поглазеть на воду… Интересно, где-нибудь когда-нибудь кто-нибудь выловит в междумирье чумодан с двумя консервами?
После доставки на поляну продолжавшей спать четверки я еще раз вернулся к кругу белого песка. Следы затереть, проверить, не забыли ли чего. И сразу наткнулся на кейс. После недолгих раздумий я не понес оставшиеся деликатесы обратно. Ну, не вписывались они в придуманную историю освобождения. Улва, вздохнув печально по рыбке, согласилась придерживаться моей версии. Мол, оно все само. Не знаю, почему я решил умолчать о своей героической роли, но словно что-то шепнуло: молчи. Я и послушался. А вот саблю забрал. Трофей, как-никак. Может еще и ценный. Сам я больше по холодняку ударно-дробящего типа, ага, но… Может быть, Стасу подарю. Или на стенку повешу…
— КИрил! КИрил! — подбежала ко мне Улва.
Одного взгляда на ее побледневшее лицо мне хватило, чтобы, схватив саблю, буквально взлететь с травы.
— Что?!
— Кон… контейнер! — Улва вжалась в меня, обхватив руками, — Там… Там кровь и смерть…
— Будь здесь! — приказал я, мягко высвобождаясь.
"Чего она туда в одиночку полезла? — бурчал я про себя, шагая к грузовику, — Мало ли что там могло оказаться!" В неверном лунном свете приоткрытая створка казалась трещиной, расколовшей контейнер, и оттуда действительно несло жутью. Представляю, каково было Улве, если даже мне и с пяти метров…
"Какие продуманные твари!" — не мог не признать я, рассмотрев содержимое контейнера.
Обнаруженные на стенах и потолке знакомые шарики послушно осветили… передвижную пыточную. Разумеется, там были устройства и "инструменты" непонятного назначения, и какие-то закрытые ящики, но и опознанного хватало, чтобы сделать однозначный вывод. Смутил только один стол, на котором были расставлены миниатюрные дыбы, крохотные стальные кушетки с еще более крохотными зажимами для рук и ног. Просто "новая мебель для домика Барби и Кена".
— Кукол они тут пытали, что ли? — вслух спросил я сам себя.
— Нет. Фей, — прозвучал ответ.
Я обернулся. У входа, между опущенных лап аппарели стояла невысокая стройная девушка в платье из зеленых листьев. "Вылитая дриада, — подумал я, — А почему она на земле… А-а, Семен Семеныч!"
— Кирил, — нарушила невольную паузу дриада, — Посмотри, пожалуйста. Там должна быть дверь…
Точно. Как я сразу не обратил внимание? Контейнер был перегорожен почти пополам. И дверь в перегородке имелась…
Боксы с прозрачными дверцами вдоль стен. От пола до потолка. Тележка с гроздью баллонов, оборудованных шлангами и штуцерами в центре комнатки. И множество мелких и не очень существ, распиханных по боксам. С крылышками и без, в вычурной мультяшной одежде и в дерюжке (а то и вовсе в сплетенных из травы юбках). Спящих. Или…
На всякий случай задержав дыхание, я открыл один бокс. Вроде бы, в сон не тянет. Да мне и доза нужна поболе. Наверное. Вдох. Нормально, работаем.
Осторожно, чтобы случайно не сломать и на вид хрупкие прозрачные крылья, достал одну фею. Или фейку? Кажется, дышит. И, почему-то ступая на носочки, понес крылатую девчушку наружу. Дриада протянула ладошки, куда я и сгрузил невесомое тельце.
И так по одной, по одному, изо всех боксов. В какой-то момент ко мне присоединилась Улва, потом пришедшая в себя Хельги. Освобожденных пленников принимала уже не только дриада. Какие-то ростом чуть выше колена коренастые, заросшие диким волосом, мужички с мозолистыми руками, бледные девы с голубоватой кожей и длиннющими волосами, корявые и носатые зеленые уродцы — целый конвейер образовался. На поляне никого не оставляли, сразу уносили в лес. И на прицеп никто не поднимался, кроме нас троих. В общем, набегались.
Когда вынесли последних, дриада поклонилась и, сказав, что скоро вернется, растворилась в траве. Кто-то подергал меня за трусы. В страхе схватившись за резинку, я собрался обложить шутника положенными инвективами, но, опустив взгляд, увидел одного из помогавших нам мужичков. Деловито посопев, он ткнул пальцем в сторону грузовика и поинтересовался:
— Шо с ентим делать буш?
— Да сжечь бы его! — в сердцах выдал я.
— То ись, тебе не надь?
— Не надь! — передразнил я, — И даром не надь, и за деньги не надь!
— Э, э, ты, эта, про деньги-то погодь! Не было у нас…
От могучей затрещины мужичок клацнул зубами и замолчал. Оттерев его плечом, вперед выступил осанистый и важный, как начальник, другой мужичок.
— Благодарю за помощь, Кирил, — начальник поклонился, — И тебя, ученица Старшей, — поклон в сторону Хельги, — И тебя, юная волчица, — Улва тоже удостоилась уважительного поклона.
— Старшой, он отдават грузовоз, — деловитый подергал шефа за рубаху, — Я дого… Хех!
Разорвав контакт своего локтя и пуза делавара, старшой огладил бороду…
— Да забирайте! — опередил я, — Не нужен нам это грузовоз. Да? — запросил я подтверждение от шведок, они согласно закивали.
— Ну, коли так… — старшой задумался, — Если не трудно, закройте контейнер — смертью от него пышет, не подойти.
— Я могу попросить Старшую помочь очистить…
— Эй, эй, девка, вот ентого не надь! Опосля твоей Старшой Страховидлы токо ржа и тлен оста… Клац!
— Помолчи уже, племяш! — повысил голос выдавший вторую затрещину старшой и повернулся к нам, — КОвали мы. Как деды и прадеды наши. И как металл от зла и гадости всякой огнем очистить, ведам. Но то в кузнях наших. Там и помещенья особы есть, и струмент нужный. Что же оплаты касаемо… Не машите руками, не машите! Оплата — дело положенное и не гоже от нее отказываться. Вот только она чуть позже будет. О сроках сейчас не скажу: как все сделам, так вам и передадим. Найдем, через кого. Согласны?.. Вот и славно, вот и сладили… Ох, чуть не забыл представиться! Я Мыхась, а то — племяш мой, Пыхась. КОвали мы.
Заперев, как просили, контейнер и, удивившись тому, что сразу пропало давление смертной жути (хорошо экранировали твари свою пыточную), я попытался предупредить мужичков:
— Там где-то оружие должно быть. И в машине пластика всякого полно, а он при горении…
— Хо! Не учи ученых, Клах! Чай не вперв… Ой! Дядько, хватит ужо дратся! Я ж рулить не смогу!
Пыхась и еще четверо похожих на него, как братья, полезли в кабину тягача, а десятка полтора таких же мужичков и несколько зеленых уродцев вскарабкались на трейлер. Старшой же направился к вернувшейся дриаде:
— Девонька, будь ласка, открой нам дорогу к кузням. Не жмурься, не жмурься. Железо злым не бывает, а коли его замарали, так огонь очистит.
Дриада помолчала, хмуро разглядывая безмятежного Мыхася, потом вздохнула, оторвала от своего платья листочек и подбросила в воздух. Серебристо-зеленой рыбкой мелькнув в лунном свете, листочек скользнул к тягачу и прилепился на решетку радиатора.
Мыхасю помогли забраться на прицеп, грузовик рыкнул мотором и медленно двинулся к лесу. Когда до деревьев осталось метра три, они вдруг словно истаяли, оставив после себя только смутно различимые контуры. Но стоило машине углубиться в лес, деревья вернулись в реальность, как ни в чем не бывало. Магия! Магия и волшебство! Классно!
Одним движением руки распрямив замятую колесами траву, дриада подошла к нам. И только сейчас я ощутил исходящий от нее тонкий прохладный аромат зеленых яблок.
— Благодарю вас, — дриада поклонилась и, заметив, как меня слегка перекосило от всех этих цирлих-манирлих, слегка усмехнулась, — Положено так, Кирил. Не спорь.
— Да я и не спорю. Просто…
— Вот именно — просто. Просто прими благодарность. Друзья ваши скоро проснутся, — дриада замялась, — Мужчина болен…
"Это она о Стасе", — догадался я.
— Да, в курсе.
— И от наведенного сна ему будет хуже, — призналась дриада, и поспешила успокоить, — Но ненадолго. Точнее не скажу — не вижу. И еще. Прошу принять мой дар за вашу помощь.
Мы молча склонили головы: если положено, то…
Выслушав, чем хотела нас одарить дриада, я рискнул возразить:
— Мы, увы, не вместе. Хельги, Фроя и Улва из другой страны, а… — тут я увидел, как огорчилась дриада, и попытался исправиться, — А этот "дар общего желания", он пополам работает? Ну, если только трое из нас…
Дриада задумалась, и личико ее озарилась улыбкой:
— Да, "работает"! Не так хорошо, но…
— Половина чуда — все равно чудо! Это половина счастья — фигня какая-то. Ай! Улва, не пихайся! Ты не Мыхась, а я не Пыхась.
Извинившись (зачем?), дриада опять нас ненадолго оставила. Ожидать, когда наконец проснутся Фроя, Лана и Стас, мы отправились к обрывчику, на облюбованное мной место. Было почти тепло, только от реки тянуло свежестью и немножко тиной.
Хельги села рядом, а Улва улеглась на траву, положив голову мне на ноги. Я рефлекторно — привык, что так Додик, собак мой в прошлом мире, любит делать — погладил ее по голове и почесал за ушком. Улва радостно и довольно уркнула.
— Хельги, — обратился я к самому компетентному звену, — Ты не знаешь, зачем они все это устроили?
— Ради силы, — шведке не потребовалось уточнять о каких "они" я спрашиваю. — Старшие Миры гораздо сильнее и меняют входящих, усиливая их, если требуется.
— Они хотели уйти в Старшие Миры? За силой?
— Нет. Там по-другому надо. Они хотели недолго постоять на пороге и вернуться. Для этого и второй треугольник был нужен.
— Постоять на пороге?
— Да. Старший Мир все равно уже начал бы их изменять и, вернувшись, они бы остались такими.
— Такими же уродами!
Хельги промолчала. Про черные кристаллы и технологию их изготовления я спрашивать не стал — и так понятно. Вот зачем они вообще понадобились…
— Чтобы ужаснуть Мир, — непонятно ответила Хельги и продолжила, — Миры разделяет не только пространство, но и время. И если преодолевать пространство, хотя бы трехмерное, мы уже немного умеем, то иное время другого мира для нас, как запертая дверь, которую еще надо найти, — Хельги задумалась, наверное, пытаясь объяснить попроще, — Иногда Мир сам останавливает свое время. Замирает. Тогда может открыться переход.
— Замирает… в ужасе?
— Или в восхищении. Но "в ужасе" добиться проще, — невесело улыбнулась Хельги.
А я сразу припомнил множество доказательств ее словам. Тут были и предсмертные битвы викингов, и Фауст с его "остановись, мгновение", и…
— Старших Миров много?
— Очень.
— А как выбрать, в который откроется проход? Или… они поэтому ритуал в Междумирье проводили?
— Я не знаю точно, КИрил. Может быть. Надо смотреть в библиотек.
— Откуда они вообще взялись?! — воскликнул я и тут заметил, что Улва спит. Уф, вроде бы, не разбудил, — Трейлер с пыточной протащили, порталы открывали… — я вдруг обеспокоился, что где-то могут быть их подельники.
— Они охранники на въезд… в питомник…
— Заказник? — уточнил я.
Хельги кивнула. Хм, то-то мне лицо четвертого показалось знакомым. Он нам шлагбаум поднимал… Ну, может быть, и нет никого больше.
Дальше сидели молча. Просто ждали, когда очнутся Фроя и Лана со Стасом. Появилась вернувшаяся дриада. Я жестом предложил ей садиться рядом, а она взяла и села. Да еще перед этим извлекла откуда-то два невесомых, но теплых пледа, словно из тополиного пуха связанных. Как раз мне с Улвой и ей с Хельги. Потом девушки, пошептавшись о чем-то, оставили нас с Улвой вдвоем.
— У-а-ах! — Улва зевком означила свое пробуждение.
— С добрым утром, — приветствовал я ее.
— Еще ночь, КИрил! — поправила меня девушка и задала логичный вопрос, — Я долго спала?
— Сутки, — на голубом глазу ответил я.
— Что?! — подскочила Улва, заполошно огляделась, убедилась, что причин для паники нет и плюхнулась обратно, сразу перетянув себе большую часть пледа.
— Ты обманщик, КИрил, — заявила шведка, — Но я все равно возлюблять тебя сильно-сильно, — и, подумав, честно добавила, — Даже больше, чем сюрстрёмминг!
Ох, попомнят мне чемодан деликатесов, попомнят!
— Намек понял, — говорю со вздохом, — Буду должен.
Улва наклонилась и снизу пристально посмотрела мне в глаза.
— Ты сказал, КИрил Клах, — торжественно произнесла шведка, — Сам сказал. А я — услышала.
Посидели, глядя на подрагивающие на темной и гладкой воде отражения звезд… Знаете, в прошлой жизни, в прошлом мире, у меня не только не получалось играть на гитаре, у меня и голос был… Ну, командовать бригадой по забивке свай — в самый раз, а вот петь… Как говорится, я столько не выпью, хотя попытки были. А тут у меня оказался почти приличный баритон: выяснил, когда принялся напевать по дороге в Колантор. Поэтому, наверное, и не удержался.
— Ночью
звезды
вдаль плывут по синим рекам.
Ночью
небо
тоже, как вода.
Только
время
неподвластно человеку.
Да,
да, да,
да, да, конечно, да…
— Дальше, — попросила Улва.
— Не помню. И то, что помнил, переврал.
— Ты обманщик, КИрил Клах, — объяснила/успокоила Улва, — Ой, я знаю, чья в тебе кровь! Борги!
— Борги?
— Ётун Борги. Он помог Одину добыть мед поэзии. И тоже хитростью заставил врагов убить друг друга. Как ты!
О, вот и прапра — "пра" в периоде — прадедушка объявился.
— Когда я ехать в Польша, — вдруг продолжила Улва с отчего-то прорезавшимся акцентом, — я хотела встретить сына ваш император.
— Чтобы замуж выйти? — глупо пошутил я.
— Нет, — Улва не поддалась на подначку, — Увидеть живого…
— Вживую, — поправил я.
— Да. В реальность.
— Почему?
— Он герой. Командир отряда специальной силы. Ловит таких, как те… с черный кристалл… — Улва зябко передернула плечами.
— И что? — спросил я, не дождавшись продолжения, — Больше не хочешь встретить сына императора.
— Кто я ему? — резонно вопросила Улва, и сама же ответила, — Никто. Эта встреча была бы, как ты говорил, половинка счастья. Фигнья какая-то!
Да уж, научил плохому девочку… А вот разговор про спецназ меня немного напряг. Если подобных нашим ритуальщикам отслеживают и ловят, то старик с нетомографом тоже их клиент. Однозначно. И если я планирую что-то поиметь с артефакта Древних, то тянуть с этим не надо: другие найдут и сами поимеют. Для себя.
К сожалению, отвратительно начавшаяся ночь не могла закончиться ничем хорошим. Когда спящая троица наконец-то пришла в себя, обнаружилось, что от блокиратора энергетики у Стаса отказали ноги. Не полностью — чувствительность не пропала. Поэтому надежда, что все восстановится, была. Прощание из-за этого вышло напряженным и скомканным. Еще Мрузецкая начала злобничать не по делу. Тоже, наверное, последствия инъекции… проявили врожденную стервозность характера.
Усадил Стаса на заднее сиденье джипа и, не обращая вниманию на шипение крашеной кобры, вернулся пообниматься со шведками, пообещать найти их в местных соцсетях и тому подобное.
— Извини, — неожиданно сказала Улва, пряча лицо у меня на груди.
— За что? — не понял я.
— Я… у меня есть парень… там, — Улва махнула рукой за спину, — в Стокхольм. Извини.
— Повезло ему, — признался я грустно, — Ты… не плачь, не надо. Ты ему скажи, если что не так — приедет страшный полуётун и украдет.
— Его? — хихикнула Улва, шмыгая носом.
— Да кому он нужен?! Ну, кроме тебя… Ладно, пока-пока.
— Пока-пока, Кирил.
Ух, даже имя правильно произнесла! Напоследок.
Атмосфера в паркетном джипе, летящем по ночному Минску, была, как перед грозой. Давящее наэлектризованное молчание. Роль тучи с блеском исполняла пани Мрузецкая. И она все-таки "грянула", когда я вышел открыть ворота усадьбы пана Войцеха. Что Лана успела высказать без меня — не знаю. Хватило услышанного "никчемного калеки", вида побелевших костяшек пальцев, сжимающих руль, и взгляда, плавящего лобовое стекло.
Я молча подхватил на руки мертвенно бледного Стаса. Даже дверцу закрывать не стал. Ее захлопнуло напором воздуха, когда с пробуксовкой и визгом покрышек джип стартовал.
— Я в душ, — сообщил я усаженному на кровать Стасу, — Ты как?
Стас отрицательно помотал головой.
— Я спать.
— А ты заметил, что здесь ночь только начинается? — я подождал реакции. Не дождался, — Выкинь ты ее из головы, а? Представь, что ничего не было. Неприятный и тут же забытый сон…
Дожидаясь, когда нагреется вода в баке, я вспомнил о словах дриады, что проблемы у Стаса ненадолго, но возвращаться "с радостной вестью" не стал. Завтра скажу, когда в больницу поедем. Пусть его специалисты посмотрят. А Мрузецкая… Да забыть все, как страшный сон!
Правильно Кирил сказал: забыть. Не было ничего. А ноги… на поезд опаздывал, с бандитами дрался… в конце концов, наша Сирена — тоже сплошной стресс, а не проректор. Забыть…
Дура я! Дура! Как я могла ему сказать такое?!.. Он же теперь не простит. Никогда!.. Да и плевать! Лишь бы с ним все было нормально… Ой, как я не сообразила: ведь дядя в Минске. Его машина в гараже стояла. Он… я упрошу, он посмотрит Стаса. Лучший целитель Рода. Он поможет. Обязательно. Завтра. Прямо с утра. Я даже заходить не буду. И вообще, не было ничего. Не было! Ни пляжа, ни коровы этой грудастой — ничего! Сон!..
Растущая на южном склоне невысокого холма яблонька вдруг задрожала, и несколько зеленых листочков мгновенно пожелтели, скукожились и опали на землю, обнажая маленькую сухую ветку… Что ж, за исполнение желаний приходится платить. Порой не тебе, но плата взимается всегда. И если это случайные, непродуманные, глупые желания, то и плата весьма неприятна. Тогда как в иных случаях она бывает больше похожа на награду… Но об этом не говорят, это не объясняют. Догадаешься, поймешь сам — хорошо. А если нет…
END END END END POV
Можно за одно мгновение вспомнить и пережить события целых суток? Легко! Можно даже больше.
— Должен тебя предупредить, — вдруг заявил Стас, как-то по-новому разглядывая меня.
— О чем?
— Ты — псих.
— Я в курсе.
— А если бы взорвавшийся кристалл разрушил котел?
Я вытаращил глаза. Откуда Стас это знает? Я ему не говорил. Да никто не говорил! Это что ж получается: дар общего желания еще и память объединяет? Или это "неправильная сработка", как дриада и предупреждала. Надо будет разобраться. Всенепременно!.. Но не сейчас.
Ничего не отвечая, я просто помахал рукой, мол, ерунда все и дело житейское.
Коечка моя, иду к тебе!
Уснуть, едва коснувшись ухом подушки, у меня не получилось, а через некоторое время я почувствовал, что атмосфера в доме опять начала сгущаться, наполняться какими-то тоскливыми больничными обертонами. Надо это прекращать…
— Ста-ас, спишь?
— Сплю, естественно, — сиплым и абсолютно не сонным голосом отозвался приятель.
— Помнишь, говорили после драников?
— Смутно.
— Я о чем подумал: а правда жаль, что там костей нет?
— Где?
— Ну, в пещерах этих. Телесных.
— В пещеристом теле, извращенец! Книги читать надо.
— Это я-то извращенец? Я про своего младшего брата книжек не читаю. Я им пользуюсь!
— Знаю я, как ты им пользуешься!
О, подул сквознячок! Вот теперь спим.
Проснулся я среди ночи от страшного хрипения, раздавшегося в соседней комнате. Первой мыслью было, что на нас опять напали, а Стас по-прежнему блондин. Но это были не враги. Это был приступ. Стас хрипел и изгибался от боли. Глаза его закатились и пустые бельма бликовали под светом настольной лампы. В уголках рта показалась пена. Это было похоже на эпилептический припадок. Я попытался придавить Стаса к кровати и, разжав ему зубы, вставить кляп, чтобы он не откусил себе язык, но Стас вдруг выгнулся, опираясь только на пятки и затылок и через мгновение обмяк. Черт! Зрачки расширены, дыхание слабое, сознания нет. Кома. Что там надо делать, согласно ИОПП? Инструкции по оказанию первой помощи, которую я чуть ли не наизусть выучил, ежегодно сдавая в ростехнадзоре экзамены по электробезопасности. Перевернуть на живот, придерживая голову. Зубы разжимать не обязательно… Черт, надо скорую вызывать. Я схватил телефон: где тут экстренные службы? Стоп! Я адреса не знаю. Куда им ехать? Определят по гео? А у них тут это есть? Черт-черт-черт! Бежать на улицу — искать таблички? Страшно Стаса оставить. Кто может… На глаза попался смартфон Стаса. Без пароля, как и у меня… Телефонная книга…
— Это кто? — хриплый и очень раздраженный женский голос.
— Лана, это Клах. Кирил Клах. Ты знаешь адрес Стянова, у которого Стас флиге…
— Я тебе все пальцы…
— Ты знаешь адрес?! — заорал я и, спохватившись, добавил, — Стас в коме. Надо вызвать скорую, а я не зна…
— Сейчас буду, — и гудки.
— Блонда долбанная! — выругался я, — Адрес скажи и делай, что хочешь!
— Где он?! — фурией ворвалась Мрузецкая во флигель, — Ты скорую вызвал?
Я скрежетнул зубами. Стоп! Лана, наверное, тоже…
— Яблоко возьми.
— Отстань, Клах!
— Возьми, я сказал!
Глаза Ланы медленно наполнялись слезами.
— Да как же это, Кирил? Как я могла? Это из-за меня, да? Из-за меня?
Я попытался приобнять ее, но Лана мягко отстранилась.
— Адрес: Лесная, 17… Встретишь скорую? Я с ним побуду.
— Атрофия энергоканалов? — парамедик был небрит, устал и равнодушен, — Похоже, ремиссия закончилась.
— И что теперь? — с парамедиком разговаривал я. Лана сидела на полу около кровати и держала Стаса за холодную руку, ни на что больше не обращая внимания.
— Доставим в реанимацию, будем наблюдать.
— За тем, как он умирает?
Парамедик пожал плечами, мол, мое какое дело? И продолжил быстро и корявым почерком заполнять бланк, похожий на опросный лист. Не доверяет медицина электронным носителям. Во всех мирах.
— Лана, — позвал я девушку, — Надо поговорить.
Полный игнор и вечный бан.
— Лана, — я решил наплевать на посторонние уши. Временно. — Ты знаешь о кубиках с дырой, которые могут…
Сумасшедшая надежда в обращенных ко мне глазах, как удар поддых. Честное слово, когда на меня смотрели, как на тень от мусорного бака, и то было легче.
— Пойдем, — я мотнул головой в сторону яблоневого сада, и к медику, — Дождитесь нас.
Посеревший и явно обо всем догадавшийся мужчина кивнул.
— …у императорского рода. Это не слухи? Он может вылечить Стаса?
— Меня же вылечил… Но есть проблема: я не знаю точно, где находится этот кубик…
— Моя фамилия Латовский. Ее — Зимовская. Его, — указал на Стаса, — Осеневский.
С каждой новой фамилией серое лицо парамедика принимало новый оттенок. Пятьдесят оттенков серого, гы! Так, успокоимся. Главное, не врать: скоропомощники умеют чувствовать правду.
— Все записи о вызове, пожалуйста, удалите, — парамедик истово закивал.
Нельзя говорить, что проверю — почует блеф.
Я выгреб из кармана ворох пластиковых купюр. Привык иметь при себе наличку, поэтому в банке снял немного со счета. Впрочем, злотых триста там будет. А давно известно: ничто так не провоцирует временную слепоту, глухоту и амнезию, как деньги.
— За беспокойство.
— Просто ложный вызов, — поправил меня парамедик, чье лицо радовало глаз вернувшимися красками, — Никакого беспокойства. Бывает.
Вот только мне его философских речей не хватает! Наверное, что-то такое во взгляде у меня все-таки промелькнуло…
Также давно известно: блондинка за рулем — преступник. А влюбленная блонда, даже крашенная под брюнетку — это вообще армагеддец. И люди это чувствуют. До самого выезда из Минска мы не увидели ни одного прохожего! Ни одного!
До Колантора долетели за шесть часов. Никогда не думал, что полуармейский джип, на котором к нам заявилась Лана, может развивать такую скорость. Зато там есть все для организации перевозки раненых: и вакуумный матрас, и ковшовые носилки, и памперсы для взрослых — оказалось очень кстати.
Конечно, можно было и не спешить так, но кто бы убедил в этом Мрузецкую?
Мотылясь на пассажирском сиденье, я все-таки сумел прикинуть список нужных покупок. Оставалось надеяться, что знакомый ломбардщик — профи барахольного дела и у него найдется все и еще кое-что. Что, как говорится, в магазине не купишь.
Единственная внеплановая остановка была у только что открывшегося кафе.
— Зачем? В маркете все возьмем.
— Стасу очень понравились Марысины клопсики. Хочу его порадовать, когда очухается.
Это для Ланы был аргумент, но она все же спросила:
— Что за Марыся?
В итоге поперлась со мной, перепугала бедную женщину… Эх, отвергнут меня в качестве постоянного посетителя. Грусть-печаль!
Ломбардщик не подвел. Нашлись у него и аквалангистские костюмы нужного размера, и альпинистское снаряжение, и тяжелый рюкзак с тщательно затянутым клапаном, на который Лана то и дело мрачно косилась, но вопросов не задавала. И то хлеб.
Честно говоря, план у меня был так себе. Не геройский, так скажем, план. Лобовой. Надеть костюм для подводного плавания, вооружиться альпенштоком, или как оно там называется, и тупо пройти против течения километра полтора. Периодически закрепляясь и подтягивая капсулу со Стасом и Ланой. Когда доберемся до сдвигающейся стенки… Так, пока об этом даже не думать, чтобы не сглазить… Скорость потока километров десять-пятнадцать в час, иначе бы ту часть канала, которая прорублена/просверлена в скале, давно размыло. Должен справиться. Главное, не потерять концентрацию на ностальгии, чтобы мои старые добрые и сильномогучие ручки не помахали мне на прощание самими собой.
Вот и приснопамятный мостик с до сих пор не очищенной от мусора решеткой. Филонят селяне.
— Нам туда? — Лана кивнула на темный зев пещеры, из которого вырывался поток.
Вот ведь знаю примерную скорость воды — трусцой обгоню, а кажется — под сотню кэмэ.
— Расскажи, как этим пользоваться, — Лана подняла сверкающий благородной нержавейкой жумар.
— Первым пойду я. Потому что! — и развернулся.
Мрузецкая уставилась на мои, распирающие рукава, лапы и побледнела.
— Т-ты кто?
Ну, не упускать же такую возможность?
— Зовите меня Клах. Кирил Клах… Теперь ты понимаешь, почему пойду я?
Вцепиться. Подтянуться. Сплюнуть воду. Вцепиться. Тут надо крюк — веревку требуется "провешивать". Отдых. Сделать упоры и потихоньку начинать тянуть "дорогих Лану и Станислава". Невесело у них медовый месяц начался. Хорошо, что они об этом не знают.
— Как он?
— Баллон кончается, — Станислав среди нас единственный полноценный аквалангист — дышит из баллона.
— Почти доползли.
— Давай сменю.
Чуть не спошлил насчет "давать" — устал. Руки в крови. Ногти сорваны. Эх, грабки мои, грабки, никогда вам не играть на скрипке! Хм, а как насчет контрабаса? Паганини, кстати, вообще на одной струне… Какой-то там каприс для струны "соль", кажется. Так что, отчаиваться пока рано.
Какие чувства испытывает человек, когда обнаруживает, что подстелил соломку в нужном месте? Теперь знаю: никаких.
— Вдоль этой веревочки вверх метров на шесть. Там будет ремень из щели торчать.
Если она есть — щель. Но об этом промолчим.
— И что дальше?
— Потянешь — плита опустится. Осторожно потянешь.
— Я поняла.
— Я сказал: осторожно!
— Да поняла… Хорошо. Осторожно потянуть за ремень.
Я еще тогда заметил, что плита поднимается встык. И если на ее торец что-то положить, то, возможно, останется щель, а к открывающим кандалам можно привязать удлинитель… Блямбы-бляхи, ножки стульев — что-нибудь да не свалится, когда плита начнет подниматься. И может быть, не раскрошится, не расплющится.
Наполнить водой шары, чтобы света, как в операционной. Распеленать Стаса. Раздеть. Обмыть. Все это совместно с Ланой и уже новыми руками, в которых единственное, что нравится — регенерация. В какой-то момент понял: затягиваю. Пора вводить программу и запускать шарманку, а я пока не знаю, как.
Зашуршала, поднимаясь, плита — полчаса прошли. Опускать не буду — так шум воды почти не слышно. И вообще тише. Благодать. Кто там стучит в дверь? Никого нет дома!
И страшный шепот в ухо:
— Кирил! Кирил! Да Кирил же!
— А? Что?
— Стучат!
— Кто? Куда?
— Не знаю. В дверь, — и Лана ткнула пальцем в противоположную от выхода к каналу сторону, — В ту.
Я так надеялся, что израсходовал запасы адреналина на пару лет вперед, но у организма нашлось еще несколько тонн в загашнике. Аж затрясло. Стук повторился. А следом донесся приглушенный дверью голос:
— Пан Латовский! Яцек, откройте, пожалуйста.
Кинув взгляд на побледневшую Мрузецкую, я прошипел глубоко нецензурную фразу и кинулся к своему рюкзаку.
— Это… это взрывчатка? — спросила Лана, увидев, как я достаю запаянные в пластик брикеты, втыкаю в них металлические столбики, как свечки в деньрожденный кексик, и распихиваю вокруг и внутри нетомографа.
— Сама как думаешь? — невежливо ответил я, доставая приблуду с кнопочкой на рукояти — ПМ МР или подрывная машинка "мертвая рука" и пофиг на официальное название.
Так, баррикады сооружать бессмысленно: двери вышибаются на раз, и даже окаменевший стол не послужит защитой — при взрыве свод, скорее всего, рухнет. Паршиво, что выход к каналу заблокировался: похоже, только одну стенку можно было опускать, как в шлюзе. Они там (кто бы они ни были) просто дождались, когда наша закроется и открыли свою… Да и смысл нам сбегать? Наши жизни ничего не стоят. Зато нетомограф… Сорвав защитный колпачок, с хрустом вжал кнопку. Вот теперь и поговорить можно…
— Пан Латовский, вы меня слышите? — раздалось из-за двери.
— Зовите меня Клах. Кирил Клах. И вежливые люди сначала представляются.
— Простите великодушно, — развеселилась сволочь за дверью, — Владек. Владек Весневский. Вам знакомо мое имя? Кстати, и с вашим можно все отыграть назад.
— Спасибо, мне и так хорошо. Тем более что я вас не знаю.
— Ну, про моего отца, надеюсь, слышали? — не унимался гад. У меня так скоро руку судорогой сведет.
— И кто у нас папа?
— Император, — голосом полным безнадеги выдохнула Лана.
— О, пани Мрузецкая! Или Зимовская? Мое почтение! А что пан Станислав молчит? Кстати, вы умеете программировать реаниматор? Там есть свои тонкости…
— Ничего. Интерфейс простой и интуитивно понятный. Разберусь, — перебил я.
— О, пан Яцек… простите, Кирил. За вами раньше… Может быть, все-таки откроете, а то как-то…
— Открывай, — кивнул я Лане, а на ее возмущенную гримасу качнул машинкой.
Увидев возникшего в дверях супермена в какой-то навороченной спецназовской справе, я понял, что на конкурсе "Мистер ББ" мне, Стасу, да и манекенистому Стефану ловить нечего. С извиняющейся улыбкой Владек, сынок императорский, быстро осмотрел косяк двери и скобы для щеколды типа "брус".
— Что-нибудь нашли? — светски осведомился я.
— Да, нашел, — опять улыбнулся Владек, — Мне не советовали взламывать двери. И правильно советовали.
— Это хорошо, — согласился я.
— Что именно?
— Когда дают правильные советы. И это понимаешь после того, как им последовал.
Владек хохотнул.
— А вы, Кирил? Вы мне что-нибудь посоветуете? Или у вас ко мне какая-нибудь просьба имеется?
Угу. Счаз-з! Как там у Булгакова? Ничего не просите у тех, кто сильнее вас. Сами придут и все дадут. Хотя. Вот. Нарисовался — не сотрешь, а "давать" не торопится. Обманул, похоже, классик…
— Помогите Лане Стаса на кушетку переложить. У меня руки заняты, — я покачал машинкой уже перед сыном императора.
Владек задумчиво посмотрел на меня и пробормотал со вздохом:
— И за что мы им деньги платим?
— Кому?
— Придворным портретистам, — показывая, что шутит, ответил Владек.
Опять проверочки. Надоел.
— Это которые психологические портреты рисуют?
— Они самые.
— Гоните в шею, — посоветовал я, как и просили, — Как говорил один мой приятель… кстати, психиатр, а не психолог: "Оставьте психологию литературе. В жизни никакой психологии нет."
— Ну, так уж и нет? Совсем? — не поверил…
— Вы долго так собираетесь языками чесать?! — не выдержала Мрузецкая, — Стас…
Лана не договорила.
— Извините, — смутился… реально смутился!… Владек, — Вот, что я предлагаю. Первым в реаниматор ложится пани Мрузецкая или…
— Зачем?
— Для серьезного вмешательства в организм ему надо… скажем, прогреться пару часов. Как раз хватит времени, чтобы проверить и слегка почистить/подлатать кого-нибудь из вас… Я бы на вашем месте воспользовался оказией… Вижу, вижу, Кирил. У вас руки заняты. Пани Лана?
— Сначала Стас!
Я только внутренними глазами хлопал и виртуальную челюсть отвесил. Как-то так получилось, что в нашей сборной по сосенке команде капитаном стал Владек. И программировать реаниматор тоже будет он. А на перспективу взорваться, если у меня вдруг разожмется рука, императорский отпрыск вообще не обращал внимания…
…Владек передвинул светящийся указатель примерно на треть шкалы, но под моим насмешливым взглядом добавил еще процентов двадцать.
— Кирил, вы не подумайте, мне для пани Мрузецкой расходников не жалко. Тем более, что они восстановимы. Просто время, — вдруг начал оправдываться Владек.
Ну, на нас чувство чужой вины не действует. Впрочем, затягивать действительно нежелательно.
Запустив процедуру, Владек отошел ко мне, сидящему на столе рядом с пребывающим в коме Стасом.
— Что вы ему колете? — указал он капельницу, — Лекарства реаниматор будет разлагать.
— Просто глюкоза.
— Рука не устала?
— Точно! — вспомнил я и разжал ладонь. Коротко треснула отщелкивающаяся кнопка.
А Владек-то напрягся. Догадки догадками, а все равно неприятно. Ну, я ему не мамочка.
— Зачем?
— В кино видел. Думал, работает.
— Оставьте психологию кинематографу…
— …Проблема в том, что реаниматоры не то, что перевозить — с места сдвигать нежелательно. Сбрасывают настройки в ноль и ничего кроме мелких и частично средних ран и легких заболеваний не устраняют. А информация о том, как восстановить нормальную работу, утрачена.
— Ну, вы же этот здесь не оставите?
— Нет. Утащим. Их мало осталось, и где брать запчасти, пока не знаем. Поэтому и решил вам помочь, все-таки именно благодаря вам на него вышли.
Угу, значит, чинуша стуканул не другану-врачу, а в имперскую СБ. Или это уже врач… Стоп. Я забыл про банк! Там тоже видели мои нестандартные энергопараметры, которые, как я понял, можно получить только вот в таких чудо-кубиках…
— Если не секрет, о чем задумались, Кирил?
— О том, что после серьезных ремонтов настройки тоже сбиваются.
Владек помолчал, нейтрально улыбаясь.
— Никогда не любил фразы навроде: "Кто владеет информацией — тот владеет миром."
— Угу, — согласился я, — Ими только ЧСВ журналюгам чесать. Мне ближе: "Во многих знаниях многие печали." И даже: "Меньше знаешь — крепче спишь." Хотя…
— Хотя?
— Если это информация о том, сколько у тебя баллистических ракет и авианосцев…
— М-м… что такое "баллистическая ракета"?
Упс!.. Интересно, это который по счету "упс" в моей новой жизни. Может, пора пресс-конференцию созвать?
Сын императора выдержал паузу, дав мне осознать всю глубину прокола, и деликатно сменил тему.
— Кирил, а почему вы сами не хотите лечь в реаниматор? Ведь руки у вас теперь свободны. А прошлые процедуры, как мне сказали, завершены нештатно.
Хм, ну не делиться же с ним своими предположениями. Что только благодаря аварийному завершению я и обладаю возможностью частичной трансформы в себя прошлого. Скорее всего, только до пояса, но и этого достаточно, и этого не хочется терять…
Знаете, что первое выдала Лана, когда, по окончании программы, тележка выехала из кубика?
— Зря только красилась, — пожаловалась она, разглядывая серебристые пряди своих роскошных волос.
Владек Весневский благородно предложил себя в качестве образца энергоструктуры для Стаса, не преминув довести до нас, что проделывать такое рекомендуется не чаще раза в год. Больше — опасно. Ха, наверное, старик на этом кони и двинул. А вот не лезь лишний раз в древние артефакты!
Оздоровленная Лана оккупировала единственный оставшийся стул, а я так и сидел на столе. Уже без Стаса под боком. Признаться, была у меня мысль, если уж не реаниматор, так антикварный мебель прихватить, но жадный Владек пресек поползновения на корню.
— Там, — он указал на дверь к каналу, — вас ждет лодка. Маленькая. Стол не поместится.
— Да я и не думал, — фальшиво открестился я.
А чего это мы просто так сидим? У нас же с собой чудные мясные рулетики с изумительным помидорным соусом.
— Лана, а давай пока по клопсику…
Чего это у нас глазки забегали? Не-ет, она не могла!
— Ты их забыла взять?
— Там есть хлеб и сосиски.
Что?! Магазинский хлеб, который из-за перебуханного улучшителя просто горсть крошек, едва сдерживаемых корочкой? И казеиновые сосиски в пакете, которые красят руки и не разбухают при варке, потому что там…
— Ты… ты не забыла! — осенило меня, — Ты специально не взяла!
— Не хочешь — не ешь!
Ну, вот почему? Почему ревнуют Стаса, а страдать должен я?
Что ж, я мстю и мстя моя страшна! Начнем пристрелку.
— Лана, а что твое имя означает? Оно ведь не польское?
— Нет.
— А какое? Русское?
Ух, как мы глазками можем!
— Английское, — стальным голосом отчеканила Мрузецкая, — Означает "легкая и красивая".
О, как! Продолжаем разговор. Тем более что кое-кто никак свои волосы в покое не оставит. Вспоминаем одно семейное фото.
— Кстати, ты в курсе, что Стасу рыженькие нравятся?
— Как эта твоя Марыся, что ли?
— Почему моя? Да Стас ее и не видел никогда. Пока… Как мама…
Во-от, мучайся теперь… Такой хэппиэнд испортила! С клопсиками!.. Ладно, как говорил Великий Карлсон: "Попадешь к вам в мир — научишься есть всякую гадость!"
— А-а! Тащи свой хлеб с сосисками!
— Сам возьмешь, — огрызнулась легкая и красивая девушка.
Конец. Без эпилога. Спасибо Лане.