Зовите меня Клах (Академики)

Пролог (философическо-филологический)

Признаться, чего-то подобного я и ожидал: непонятные армейцы, вламывающиеся в дома, окружающие родовые усадьбы, арестовывающие "деятелей науки и культуры"; невнятное объявление по гостелерадиоинтернетканалам о скором выступлении Великого князя Литовского с официальным заявлением; предупреждения из разных источников, что минский городской воздух нам временно вреден… И крепнущее ощущение того, что все это только начало.

Еще до попадания ментального слепка или копии меня в тело некоего Яцека ("Яцек" означает "цветок гиацинта" — то еще имечко!), носителя древней крови Латовских, по невнятным причинам изгнанного из вышеупомянутого рода, у меня была… ну, теория — не теория, а некая версия, объясняющая феномен попаданства. Ведь чему нас учит всемирная история сопромата? Рвется там, где тонко. Это в равной степени относится, как к обычным материалам, так и к нитям "соединяющим души", и к "связи времен", и (sic!) к границам между мирами. А ничто так не истончает те самые границы, как два крайних состояния: застой (или стагнация) и "время перемен и потрясений основ". В том и в другом случае в мире накапливается избыточная нерастраченная энергия, заряд, от которого мир пытается избавиться, иначе его разорвет. И мы, попаданцы… хе! звучит!… И мы, попаданцы, просто случайные жертвы этих попыток, в результате переноса оказывающиеся в мире, где "назревают большие перемены", где "раскручивающийся маховик событий вовлекает в свою орбиту все новых и новых…" (Интересно, чел, придумавший последний пассаж, хоть раз в своей жизни видел "орбиту", я уже не говорю про "маховик"?!)

Зря, зря я надеялся, что меня миновала чаша сия. Что мир удовлетворится моим участием в ритуале открытия врат в Старший Мир, коий я сорвал несколько экстравагантным способом. Вот нисколько не привлекает меня судьба песчинки, брошенной в перенасыщенный раствор чего угодно. Я не горю желанием оказаться "центром кристаллизации" непонятно чего… Другое дело, попади я песчинкой в раковину-жемчужницу, где бы меня медленно и плавно, годами, укутывали в слои перламутра, лишь бы не раздражал нежное тельце моллюска… Конечно, такая жизнь довольно уныла и однообразна, но выбирать первый вариант мне еще более не хочется — я не псих и не маньяк-адреналинщик. Ха! Кто бы меня спросил, кто бы, хоть для вида, поинтересовался моими хотелками и предпочиталками! Спасибо, что две недели на раскачку и акклиматизацию дали… Опа! Что-то у меня в мыслях такое мелькало… про древнюю кровь… Я ведь в нашей компании, собравшейся в отеле у лесного озера не один такой: есть еще Лана, изгнанная из рода Зимовских, и Стас, изгнанный Осеневский. И мы все, что характерно, из главных ветвей своих родов. Не хватает только кого-нибудь с кровью Весневских… Вопрос: не хватает ДЛЯ ЧЕГО? Боюсь, мы это совсем скоро узнаем…

PS Наш великий луч света в темном царстве русской поэзии (который Тютчев, а не тот, на кого подумали) однажды написал: "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые…" Однако, "блаженными" называли и просто психов. Классик, как всегда, восхитительно неоднозначен и отчасти созвучен китайцам с их проклятием: "Чтоб тебе жить в эпоху перемен!". (Данный постскриптум написан для придания прологу заявленной "филологичности".)

Глава 1

Белесое облачко небольшого межмирового портала медленно истаяло в вечереющем воздухе, а у меня перед глазами все еще стояли донельзя огорченные мордашки ундинок и дриадок, которых внезапно объявившиеся "старшИе" срочно погнали домой. В Младший Мир. Выглядели они при этом очень-очень усталыми и очень-очень обеспокоенными, поэтому девчушки не пререкались, а послушно построились парами и, взявшись за руки, прошли через портал, спешно и на последних каплях/щепках силы открытый "старшИми".

— Мы сейчас вернемся и все объясним, — сказала пожилая дриада пани Берте перед тем, как тоже скрыться в облаке.

— А ты почему остался? — спросил я Пыхася, который при появлении "старшИх" сделался "тише воды, ниже травы".

— Да чего я там не видал, Клах? — отмахнулся тот от моего вопроса и бочком, по-крабьи, переместился мне за спину, где и простоял, пока последние признаки открытия портала не исчезли.

Лена, Марик и Стас перевели свои взгляды на пани Берту, которая успела только объявить, что у нее есть срочное сообщение, когда появились "старшИе" ундина с дриадой и затеяли "эвакуацию". Хотя, наверное, можно и без кавычек.

И опять нашей хозяйке не удалось начать говорить: из отеля, куроча на ходу сматрфон, выскочила взбешенная Мрузецкая. Невнятно матерясь, Лана отодрала крышку гаджета, вырвала батарею и симку и хотела зашвырнуть все в озеро, но ее перехватил Стас: приобнял, забрал разломанный телефон и что-то успокаивающе зашептал в ухо. Лана пару раз дернулась, но Стас обнимал крепко.

"Кто это Лану так довел?" — подумал я. И тут же вспомнил, как Мрузецкая, перед тем как выйти из гостиной, еле сдерживась, прорычала в трубку: "Мама, я же просила не звонить мне больше!" Так, похоже, Лана сможет добавить пару фрагментов в наш внезапный пазл.

— Кирил, — обратился ко мне незаметно подошедший Юзик.

— Что?

— На всякий случай. Как Лана. Разбери телефон.

— Зач… а-а! — сообразил я. Отслеживание местоположения мобильников — это фишка не только моего старого мира. Поэтому не будем облегчать задачу… Стоп! — Юзик, а есть через что в сеть выйти? Анонимно.

— Есть. И у нас с Мариком, и, уверен, у пани Берты тоже найдется.

— Уже нашлось, — я кивнул на нашу хозяйку, присевшую на лавочку и сосредоточенно терзающую стилусом необычно толстый планшет в явно металлическом корпусе.

Как-то само собой получилось, что все мы тоже подошли к лавочке и выстроились полукругом, молча ожидая, когда пани Берта оторвется от экрана. Ждали недолго — минут пять. Погасив планшет, пани Берта окинула взглядом нашу кривую шеренгу и с невеселой улыбкой предложила:

— Пойдемте в дом. Времени выпить кофе у нас еще есть, поэтому будем привыкать к сложностям быта постепенно, — и первой направилась к дверям.

Пока рассаживались, пока заваривали-разливали чай-кофе, вернулись "старшИе" ундина с дриадой. Еще более усталые и измученные. Никакие просто. Пани Берта с ними о чем-то тихо переговорила и пригласила к столу, сразу придвинув к ним поближе блюдо с пирожными и вазочку с конфетами.

— Итак, — наконец произнесла пани Берта, и мы затихли в ожидании. Даже Пыхась стал разворачивать фантик очередной конфеты медленно, штобы, значить, не шелестеть громко. — Я сразу озвучу полученную, в том числе и от вас, информацию и те выводы, которые смогла сделать… В Великом Княжестве Литовском случился государственный переворот и скоро об этом объявят. Назовут это, разумеется, иначе: законной передачей власти или еще как — суть от этого не изменится. Прежний великий князь отстранен, но пока жив. Корону собирается надеть его сын от второго брака Вирджилиус. Как вы, надеюсь, помните, церемония передачи может быть проведена не раньше, чем через трое суток с момента официального объявления…

Я внимательно слушал пани Берту, стараясь не показывать того, что некоторые моменты мне совершенно непонятны. Например, почему нужен трехдневный зазор между объявлением о передаче власти и коронацией. Причем, три дня — это минимум, и срок может увеличиться, если за это время не произойдет нечто важное. Но что именно? И почему Лана со Стасом вдруг стали такими серьезными, а у Ланы во взгляде еще и какая-то обреченность появилась?

Еще меня восхитила предусмотрительность заговорщиков. По словам пани Берты, практически все лидеры и активисты околополитических партий и разных патриотических и оппозиционных объединений оказались призваны для прохождения недельных военных сборов. Тех же, кто по возрасту (или иным каким причинам) не являлся военнообязанным, специальные команды "приглашали" на срочную конференцию, цели и задачи которой в своем заявлении озвучит новый великий князь. Принудительный сбор "делегатов" (в их число, кстати, вошли ректор, его замы и часть преподавателей моей альма матер) не обошелся без эксцессов, но применения летального оружия не отмечено. (В речи пани Берты, чем дальше, тем больше было канцеляризмов с отчетливым армейско-полицейским душком.)

— Нужно отметить, что некое подобие дисциплины в спецкомандах все-таки поддерживается. Так проникновение в мой минский дом не сопровождалось разрушениями и мародерством. Возможно, отряд, отправленный к отелю, тоже имеет соответствующие приказы… А за то, что они до сих пор не доехали, следует поблагодарить наших уважаемых гостей, — пани Берта поклонилась дриаде с ундиной.

"СтаршИе" ответно склонили головы. Конфеты, пирожные и персиковый компот определенно пошли им на пользу — их лица уже не были такими серыми, а глаза тусклыми, как на выцветшем даггеротипе, но и до яркой, брызжущей красками и энергией три-дэ голограммы им было пока далеко.

— Когда мы уходили, — слегка поскрипывающим голосом произнесла дриада, — нам показалась, что в пределы леса въехал еще один большой мобиль…

— Но он к першому поворотил, а не сюдой, — добавила ундина. То ли она была значительно старше дриады, то ли проживала в каких-нибудь совсем дремучих евенях, но ее речь обильно уснащали архаизмы.

— Сколько у нас есть времени? — быстро спросила пани Берта.

— Если у них нет подавителя, часа четыре не меньше. — криво усмехнулась дриада, что на ее старчески сухом, но удивительно гладком — без единой морщинки — лице смотрелось даже немного пугающе, словно кора треснула.

— Вы очень сильны, уважаемые, — опять поклонилась наша хозяйка.

— Маненько еще можем, — хихикнула ундина.

— А если у них все-таки есть подавитель? — спроил Юзик.

— И как они его смогут использовать? Мобиль же заглохнет! — Марик снисходительно усмехнулся опасениям брата.

— Первый мобиль, который перестал двигаться, был бензиновый, — сообщила дриада, — Второй, я думаю, тоже.

Марик с Юзиком помрачнели, а у меня появилась вторая большая "непонятка": что за "подавитель" такой, и чего он "подавляет"?

— Это, наверное, за мной, — вдруг произнесла Лана, — Мне звонила мать, сказала, чтобы оставалась на месте — скоро подъедут "сопровождающие", — Мрузецкая помолчала, видимо, не решаясь сообщить что-то не очень приятное. — Стас, они знают, что ты со мной. Мать потребовала, чтобы я тебя задержала до прибытия…

— Конвоя, — отведя взгляд от Мрузецкой, негромко озвучил Станислав действительный статус "сопровождающих". — Зачем я… мы им понадобились?

— Хранители Кода Доступа. Запасные… П-прости, — через паузу добавила Лана безжизненным голосом.

А мне опять пришлось удерживать себя от вопля: "Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?" Ведь даже Пыхась и дриада с ундиной, судя по их лицам, прекрасно знают, кто такие "Хранители Кода Доступа".

О, а Стас молодец! Не стал ничего говорить, а просто подошел к Лане и обнял ее. Молча. И я в очередной раз убедился, что иногда людям не нужны никакие "порталы", чтобы в одно мгновение и не сходя с места переместиться в свой, особенный мир, в который никому, кроме них, нет доступа.

А еще я подумал, что когда все эти катавасии и пертурбации закончатся, мне придется съезжать из флигеля и подыскивать себе новое жилье — вот такой я черствый человек оказывается. Грусть-печаль.

— Не время обниматься, молодые люди, — прервала романтическую паузу пани Берта. (Уф-ф, я не одинок в своей сердечной толстокожести!) — Станислав, назовите, пожалуйста, вашу фамилию.

— Петров, — с заминкой ответил Стас.

— Я про ДРУГУЮ фамилию, — надавила голосом пани Берта.

Стас слегка пободался с ней взглядами и с легким вызовом сообщил:

— Осеневский.

— Очень хорошо, — задумчиво произнесла пани Берта, не обратив внимания на потуги Стаса, — По моей информации, кто-то из Весневских у них уже есть, а тут у нас кровь Зимовских и Осеневских. Не хватает только кого-нибудь от Латовских…

На этих словах Лана непроизвольно покосилась на меня. Ну, да, Стас ведь не в курсе — он тогда в коме был, когда я запугивал нашими фамилиями парамедика. Разумеется, пани Берта заметила оплошность Ланы и с каким-то довольным видом воззрилась на меня:

— Ка-ак интересно, — протянула она, — Кирил, я правильно догадалась?

— Да, — мне ничего не оставалось, как признаться, — До изгнания из рода — Яцек Латовский.

— Яц-цек! Цветочек вяленький! — тихо фыркнул Марик, но я услышал. И запомнил. Два раза.

— Пани Берта! — подал голос Юзик, единственный из всех не проронивший пока ни слова, — Время. Нам надо уезжать отсюда. Или вы предлагаете садиться в оборону?

— Нет, — странно улыбнулась пани Берта, — Я предлагаю сдаться.

— Что?! — вырвалось у Марика.

И пани Берта объяснила. Не все из ее доводов показались мне достаточно убедительными или хотя бы логичными, а некоторые я просто не понял. Однако, я был согласен с тем, что вряд ли нам удастся далеко отъехать от леса. Даже если мы каким-то образом сменим наши довольно приметные мобили. Уходить пешком? От возможных дирижаблей? Отстреливаться? От двух грузовозов вояк? И это только для начала. Нет, вариант с почти добровольной сдачей в плен куда лучше. Тем более, что пани Берта уверяла: никто нашу компанию не то что избивать и заковывать в кандалы — разлучать не будет. Ну, по крайней мере, пока. Пока заговорщики пытаются изобразить цивилизованность и легитимность. Интересно, а как изобразить "легитимность"? Например, играя в "крокодила"… Опять "мои мысли — мои скакуны"! Так, стоп! Это она о чем?

— …поэтому нам, за исключением Кирила и Лены, лучше никуда не убегать и спокойно дождаться отправленных по наши души армейцев…

— Стоп-стоп-стоп! — возмутился я, — Это почему это я — "за исключением"?

— Не вы, Кирил, а Лена, — невнятно уточнила пани Берта, при этом помрачневшие Марик с Юзиком коротко кивнули, соглашаясь. — Лена, мы вам позже все объясним, а пока просто доверьтесь своим братьям и мне: не стоит вам оставаться. Вы готовы поверить нам на слово? Без объяснений.

Лена перевела удивленный и немного испуганный взгляд на братьев и неуверенно кивнула.

— Вот и славно! — с облегчением выдохнула пани Берта, — Теперь вы, Кирил. Ваше присутствие здесь и сейчас слегка путает некоторые планы, а Лене нужен сопровождающий. Уважаемые, — обратилась она к ундине и дриаде, — вы сможете перевести двоих человек в ваш мир? У меня, конечно, есть нужный артефакт, но следы от его использования…

— Да, Елену мы сможем провести, — кивнула дриада.

— А пузанчик и сам пройдет, — хохотнула ундина и пихнула меня в бок пухлым кулачком. Она вообще не очень-то походила на привычный образ представителей русалочьего племени. Слишком жизнерадостная и полная. Я бы даже сказал — расплывшаяся. Хотя, лет кучу назад, да с такими формами и характером… смерть мужикам, а не русалка. В хорошем смысле слова "смерть".

— "Пузанчик"? — сначала удивилась пани Берта, но тут же помотала головой, отметая ненужные сейчас подробности.

А гадский Марик опять хихикнул и шепнул брату:

— Так у него, получается, не только руки от петрушки пухнут, да?

А я-то слышу и все-все-все запоминаю…

На прощание пани Берта вручила мне две спортивные сумки:

— В этой кое-какая еда… В основном, конфеты, правда, — смутившись, пояснила хозяйка озера и леса, — А эту сумку, пожалуйста, верните мне, когда все так или иначе разрешится.

— Хорошо. Но с вас ответы на некоторые вопросы. Если можно, конечно.

— Разумеется, Кирил. Надеюсь, мы позже с вами обо всем обстоятельно поговорим. И… благодарю. За все.

Я просто кивнул в ответ. А что было сказать? Я не специально? Понятно, что пани Берта благодарила не только и не столько за сумку, но и за все случившиеся в последние дни. Ладно, считает, что я ко всем этим событиям и совпадениям причастен — и пусть. Не мне ее разубеждать… Хм! Знакомый запах из сумки с провизией. Очень знакомый. Вот только конфеты так не пахнут. Даже самые лучшие… Зато пряное копченое мясо… Что-то я опять проголодался. Наверное, нервное. Нервное, наверное…

И разумеется, в последний момент, когда ундина с дриадой, тяжело вздохнув, подняли руки, вдруг всполошилась Лена.

— Ой, подождите! Я забыла! Я сейчас! — она кинулась к "грузовозику" и принялась торопливо развязывать шкаф управления. — Юзик, помогите! Не могу узел распустить!

В шесть рук (с присоединившимся Мариком) "братья и сестры" освободили дверцу, и Лена, пошерудив внутри отверткой и бокорезами, вытащила две большие металлические пластины, густо исписанные крякозябрами и каляками-маляками. Пластины на мгновение тускло блеснули в лучах заходящего солнца и тут же скрылись в сумке с лениным ноутбуком.

— Все, я готова. Извините.

Дриада в молчаливом осуждении поджала и без того тонкие губы, а ундина ободряюще улыбнулась…

— Пыхась, а ты не идешь, что ли? — позвал я подозрительно задумчивого малыша.

— А? Не, Клах, я тута ишшо чуток побуду. Погляжу, што да как. Попозжа свидимся, — и Пыхась, что-то бормоча под нос, направился в отель.

— Свидимся, — негромко произнес я ему в спину, попрощался с пани Бертой, Ланой, Стасом и братцами и, войдя в тающее облачко закрывшегося портала, почти привычно нащупал тропу девятым полуётунским чувством. Хм, скорее, тропку, а не тропу. Узенькую и вихляющую из стороны в сторону, словно ее торили на самых-самых последних каплях/щепках силы. Эх, надо было с ними идти, а не ЗА ними! Глядишь, и помог бы…

В последние месяцы у временно исполняющего обязанности завлаба, а теперь еще и командира особой группы, пана Лаврика редко бывало хорошее настроение. Давно миновали беззаботные и безоблачные дни детства, когда для радости порой достаточно полнейшей ерунды и малости. Увы, если мы кузнецы собственного счастья, то с годами трудозатраты возрастают чуть ли не в геометрической прогрессии. И даже наивная формула: "Счастье — это когда тебя понимают," — все чаще оборачивается унизительным: "Я тебя понял, а теперь помолчи и послушай."

Шестой час трясясь по отвратной грунтовке на жестком сиденье армейского мобиля, пан Лаврик напрасно пытался найти ответ на один из вечных вопросов: "Как дошел я до жизни такой?"

Методом последовательных итераций удалось выяснить, что началось все с пробитого через декана, давнего приятеля родителей, назначения врио завлаба. Первоначальная эйфория от карьерного прыжка схлынула, как волна, оставив на противно мокром песке гниющие водоросли пренебрежения со стороны завкафедрой и дохлых медуз вялого саботажа со стороны подчиненных. Попытка замутить ни к чему не обязывающую интрижку с аспиранткой превратилась в источник новых проблем. Яркая красавица Злата только казалась девицей с плавающим коэффициентом социальной ответственности. Более того, пан Лаврик начал подозревать, что она до сих пор девственна. И, словно этого было мало, о желании… м-м… очаровать Злату проведала мама. И по каким-то своим (неозвученным) причинам всячески поддержала сына. Угу, так заградотряды в армии Московского Княжества пулеметами в спину поддерживают наступательный порыв ополчения.

Однако, минувшей весной ухаживания за прелестной аспиранткой (а, точнее, уже больше демонстрация оных) принесли неожиданный результат. Пан Лаврик, едва оценив перспективы, даже расщедрился на недешевый подарок Злате — простенькие золотые сережки с мелкими бриллиантами. Пришлось, правда, немного подсуетиться и привлечь на помощь слугу рода Власиевичей, работающего в службе техподдержки университета, но все, вроде бы, сложилось удачно. И два дня назад он, Лаврик Власиевич, должен был стать владельцем изрядного лесного массива и озера за просто смешные деньги… И опять "увы"! Внезапный призыв на военные сборы, невнятные намеки от родителей о необычайной важности именно этих армейских игрищ, странные приказы о создании "особых групп" для "особых заданий"… Но и тут еще можно было извернуться между зубьями шестеренок и жерновами, благо, удалось пристроиться при штабе сборов, избегнув тем самым всего того милитаристского угара, который… ну, понятно. И надо было вызваться в командиры одной из тех самых пресловутых "особых групп". Не сдержался! Увидел в приказе цель и… не сдержался. Еще бы! Группа должна была "взять под контроль" отель у лесного озера, покупка которого… которых сорвалась… нет, была отложена из-за дурацких сборов. Пан Лаврик, уже считавший отель своей собственностью, обеспокоился: "Что значит "взять под контроль"? Захватить? Вломиться, вышибая грязными берцами изящные двери, в почти уже его роскошную недвижимость?" Нет, такого пан Лаврик допустить не мог… И вот итог… Мог-итог! Идиотская рифма! Как и вся эта ситуация с многочасовым блужданием по лесным дорогам… Еще эти… в КУНГе…

Пан Лаврик, увидев контингент своей особой группы, только утвердился в желании "взять под личный контроль взятие под контроль отеля". Ведь совершенно разбойные рожи у всех. Кроме водителя. Этот больше похож на школьника. Причем, заучку-ботаника, которого шпыняют все, кому не лень. Как когда-то и самого пана Лав… нет! такого больше никогда!.. Тут завлаб и офицер запаса заметил, что они никуда не едут.

— Рядовой, почему стоим?!

— Так это, — солдатик привычно вжал лопоухую голову в узкие плечи, — Горючка кончилась. Сколько уже ездим-то…

Пан Лаврик осознал, что не слышит звука мотора, а в армейских мобилях он слышен даже в кабине. Выдержав положенную паузу, наследник рода Власиевичей и аристократ в двенадцатом колене совершил немыслимое… Он выматерился. Неумело, но от души. Ну, с почином!

END POV

Глава 2

Когда я все-таки выбрался в Младший Мир, то первой, кого я увидел, была Лена, суетящаяся около потерявших сознание ундины с дриадой. "Надорвались, старушки," — с сочувствием подумал я и скинул с плеч спортивные сумки. Которая тут с едой? Вот не может быть, чтобы пани Берта не предвидела подобный исход… исхода? Ладно, с тавтологией в мыслях будем бороться позже. Так, а что это за бумажка на бутылочке? Надпись гласила: "Сначала это!" Угу, почувствуй себя Алисой. На следующем зупырьке будет "Выпей меня!"?

Тягучая, пахнущая абсентом, жидкость… Ну, про "пахнущую абсентом" — это для красоты. Запах абсенту дает анис, а анис это что? Детское средство от кашля. Сироп и капли… Но "тягучая, пахнущая сиропом от кашля, жидкость"? Не, не звучит… О! Ожили!..

Чтобы не мешать старушкам приходить в себя, я отошел к краю поляны. (А я не упомянул, что вывалился с межмировой тропы на лесной поляне и среди бела дня? Вроде нет. Впрочем, не важно.)

— Кирил, — произнесла подкрадывающаяся ко мне Лена…

А как еще назвать ее странные телодвижения… и как-то по-маньячески перекошенное лицо… и глаза, горящие безжалостным научным любопытством…

— Лена, ты меня пугаешь, — уведомил я сослуживицу, отступая под сень деревьев.

— Кирил, — повторила Лена, и это прозвучало, как второй и последний предупредительный выстрел. — А скажи мне… Кирил… как это… у тебя… получается…

— Получается что? И не делай паузы между словами… страшно…

— Проходить между мирами. Как?

Я с облегчением выдохнул:

— А-а, это?

— Не просто "это", а "ЭТО"! Как?

Эх, ответил бы я ей в рифму, но грубо выйдет. Стоп! Это же прекрасная возможность легализоваться и запустить придуманную легенду!

— Все просто, Лена. Этим летом я случайно вляпался в серию экспериментов по форсированной раскачке энергетического тела…

— И?!

— И вот. Что-то, естественно, пошло не так. В результате мне "раскачали" только верхнюю половину тела и бонусом пробудили во мне древнюю кровь.

— Кровь? Чью?

Лена выглядела очень удивленной, но не шокированной и не возмущенной беспардонным враньем. Видимо, подобное тут уже случалось.

— Как сказали аспирантки из Швеции…

— Это которые на опытовой станции работали?

— Ага. Так вот, по их мнению, в мои предки каким-то образом затесался ётун. Я даже могу в него трансформироваться, но только наполовину.

— Это ты про скандинавских великанов-обжор?

— Ну.

— Покажешь?!

— Э-э, потом как-нибудь, — Лена огорчилась, а я решил, что сейчас самое время для второй части "марлезонского балета". — Лена, у меня тут еще одна… хм!.. проблема обнаружилась.

— Какая? — девушка посмотрела на меня с надеждой.

— Похоже, кроме "древней крови", долбанные экспериментаторы пробудили во мне и "древнюю лимфу", и эту, как ее, "древнюю спинальную жидкость"…

— Может быть, "спинно-мозговую"? — улыбнулась Лена.

— Может, — согласился я, — Но проблема в другом: я обнаружил, что почти ничего не помню из лекций первого курса. Вот почти совсем ничего… Да и школьных знаний тоже явная недостача. Словно мне заодно и память потерли во время опытов. И я теперь просто не знаю, как быть. И как учиться…

— Ага, ага, — ехидно произнесла Лена, — Плохо, когда не знаешь, да еще и забыл! Ой, а то мы твой табель не видели! Все экзамены и зачеты по спецсписку!

— Ну-у, я, как бы…

— Так что не расстраивайся, Кирил. Ничего тебе во время опытов не стерли, — Лена опять хихикнула, — Потому что стирать было не-че-го!

Опа! А ведь это плюшка в форме рояля! Спасибо тебе, безвременно растворившийся в эфире Яцек Латовский, за твое раздолбайство! Я же теперь совершенно спокойно могу…

— Кирил, Кирил, — затормошила меня Лена, — Да не переживай ты так! И извини, я не хотела тебя обидеть.

— Да я не обижаюсь, просто задумался, как мне теперь?

— Ой, мы на кафедре уже об этом говорили. Поможем. Программа первого курса, на самом деле, не такая сложная — там воды в два раза больше, чем важной информации. За пару месяцев освоишь… Если ты этого хочешь, конечно, — сбилась под конец Лена.

Я, разумеется, постарался уверить девушку, что очень хочу, ибо, став жертвой опасного эксперимента, буквально переродился головой и телом и теперь учеба и знания в числе моих наиглавнейших приоритетов. И прочие бла-бла-бла.

Можно было долго так разливаться, но подошли слегка оправившиеся дриада с ундиной и предложили покинуть поляну прибытия, и отправиться к ближайшему поселению малого народа. А мы с Леной только "за".

Я не большой знаток лесов иных миров, но конкретно этот мне понравился. И нравился еще минут пятнадцать. А потом меня уже не радовали ни солнце, пронзающее своими лучами древесные кроны, ни пружинящая под ногами опавшая хвоя, ни запах смолы, ни раздражающее чириканье "маленьких серых птичек". (Кстати, по уверениям одной весьма компетентной девушки, именно "маленькие серые птички", а не пеночки, вьюрки, соловьи и прочие зяблики составляют основное поголовье пернатых в российских лесах. По крайней мере, это следует из отчетов российских же лесников о составе фауны на вверенных их попечению участках.) Тяжеленная сумка с гостинцами и не менее тяжелая "секретная сумка пани Берты" оттягивали плечи. А ведь к ним добавилась и сумка с лениным ноутбуком и двумя железными пластинами. (Надо не забыть спросить Лену, что она там выдрала из ШУ сканера.)

Минут через тридцать нашего бесконечного путешествия к "ближайшему поселению" я уже подумывал вернуть Лене ее сумку с железом и "железом", а то она что-то неприлично бодрая. Сумка, а не Лена. То есть… У-у!

Не знаю, чего я ожидал увидеть, но поселение малого народа меня неприятно поразило. Я даже подумал, что так нельзя. Нельзя вот этих круглых дверей в склонах невысоких холмов. И ажурных лесенок между там и сям растущими деревьями — нельзя. И красивых домиков в кронах все тех же деревьев — нельзя. У меня словно украли сказку. Сказку, в которой только и могли существовать круглые двери в склонах холмов и красивые домики на деревьях. Все. Забудь, Кирил. Это существует на самом деле. Сказок не бывает. Передавай привет Деду Морозу.

Поэтому на радужным всполохом подлетевшую к нам крохотную фейку я, в отличие от Лены, никак не отреагировал. Так, покосился и дальше пошел.

— Кирил! — вдруг окликнула меня Лена.

Я притормозил и обернулся:

— Чего?

— Что ты ей сделал?! — звенящим голосом спросила Лена.

— Кому что сделал? — недовольно буркнул я.

— ЕЙ!

Лена сделала шаг в сторону, и я увидел зависшую в воздухе фейку. Огромные (для такой крохи, конечно) глаза полны слез, губки дрожат, кулачки прижаты к груди. Только прозрачные крылья за спиной молотят воздух со страшной силой, сливаясь в призрачную полусферу.

— Да я ее в первый раз вижу! — ляпнул я, на что фейка на мгновение словно застыла (даже крылья замерли), а потом уронила руки, некрасиво открыла рот и заревела.

Честно признаюсь: я растерялся. Никогда не умел успокаивать плачущих женщин. (А фейка, судя по очертаниям фигурки, далеко не ребенок.) Если начинал суетиться и бормотать разные успокоительные слова, мне говорили: "Просто сядь рядом и обними меня. Молча." Если же я "просто садился рядом и молча обнимал"… Угу. "Ты какой-то бесчувственный, Кирил. Хоть бы слово сказал!" О! Вспомним Амалию! Как она сформулировала? "Тортики тоже работают"?

Открыв съестную сумку, я вытащил огромную, чуть не в рост фейки, шоколадную конфету и протянул рыдающей малышке:

— Конфетку хочешь? Бери.

Фейка моментально умолкла, вытерла кулачками горькие слезки и с негодованием уставилась на меня:

— Ты дурак, Клах? Ты меня с грузовым дирижаблем не перепутал? Я же грохнусь с ней.

— Скажи, куда отнести, — я пожал плечами, — Отнесу. Мне не трудно.

Фейка подлетела поближе и искательно заглянула мне в глаза:

— Ты меня совсем-совсем не узнал?

— Нет, — я виновато помотал головой.

Фейка на мгновение задумалась и скомандовала:

— Ладонь подставь. Да не эту! Левую.

Спикировав на подставленную ладонь, фейка неожиданно упала навзничь, широко раскинув руки и крылья, и закрыла глаза. Голова безжизненно склонилась набок.

— А сейчас? — спросила фейка, выдержав "мхатовскую" паузу.

— М-м… вываливать язык было уже перебором, — позволил я себе критическое замечание.

— Это для достоверности образа, — снисходительно пояснила фейка, вставая.

— Мои театральные знакомые такую "достоверность" называют "нАигрыш".

— Ой, да что б они понимали в современных тенденциях развития актерского мастерства и выразительных средств! — возмутилась фейка и вернулась к изначальному вопросу, — Так ты меня узнал или нет?

— Узнал. Я тебя выносил из контейнера.

— Из Контейнера Смерти! — фейка, акцентируя, воздела указательный палец, — И ты меня вынес Самой Первой!

— И?

— Самой! Первой!

— И что? — не понял я претензии, — Я теперь на тебе жениться, что ли, должен?

— Дурак! — фыркнула фейка и добавила, — С тебя еще одна конфета.

— А! Понял! На тебе теперь "долг жизни" и ты хочешь стать моим фамилиаром?

— Полный дурак! — припечатала фейка, — Две конфеты.

— Почему это две?

— За "долг" и "фамилиара".

Теперь возмутился я:

— А почему ты не хочешь стать моим фамилиаром?

— Потому что твоя фамилия Клах, а не Дулепа! — непонятно ответила мелкая.

— Что еще за "дулепа" такая?

— Не такая, а такой! Дулепа, он такой!.. Такой!..

— Какой? — ревниво спросил я.

— Не стоит тебе этого знать, Клах, — с сочувствием сказала фейка, — Меньше завидовать будешь… Ну, еще версии есть или я полетела?

— Ну, не прилетела же ты, чтобы просто сказать "благодарю" и поцеловать спасителя?

— Дурак, — буркнула фейка, покраснев, — А если и так? Что? Уворачиваться будешь?

— Не буду, — разулыбался я и поднес ладонь с фейкой к лицу, — Целуй, — и глаза закрыл.

Фейка недолго постояла на ладони, а потом взлетела. Почувствовав веками легкий ветерок от крыльев феи, я приоткрыл глаза. Девушка зависла напротив лица, полуприсев в воздухе, и, прижав ладошки к щечкам, с умилением рассматривала меня.

— Чего не целуешь? — поторопил я ее.

Фейка вздрогнула и телепортировалась спиной вперед на пару метров.

— Не будешь целовать? — с ехидством поинтересовался я.

— Буду. Вот найду местечко почище и без щетины и поцелую… Глаза закрыл!

Опять моих век коснулся ветерок, а через мгновение что-то невесомо нежное — кончика носа. И… я словно радугу проглотил — такое вот удивительное ощущение в душе и теле. Все-таки "поцелуй феи" — это нечто!

Блаженно улыбаясь, я открыл глаза.

— Не забудь принести мои конфеты, Клах, — сурово насупив брови, напомнила малявка и рванула прочь, но вдруг остановилась, развернулась и вытянула в мою сторону руку, — Должжоок! — сипло провыла фейка, шевеля скрюченными пальчиками.

Я расхохотался. Довольная произведенным эффектом фейка раскланялась и унеслась по своим фейковым делам.

— Меня Люся зовут, если по-вашему. Мог бы и сам спросить! — крикнула она издалека.

— Киириил! — раздалось у меня за спиной.

Я вздрогнул.

— Кириил… а что за… контейнер… смерти… такой?.. А?

— Лена, я же просил: не делай паузы между словами.

— Но мне ведь интересно, — наивно захлопала ресницами аспирантка.

Я закатил глаза (или "возвел очи горе"): вот что с ней делать?

В итоге, никаких подробностей про "Контейнер Смерти" я Лене не рассказал. Более того, попросил ее не выспрашивать об этом у других. Пока не выспрашивать.

— Дело в том, что я, Лана и Стас дали слово молчать о некоторых событиях. Не вечно, — упредил я Ленин вопрос, — Хотя бы месяц.

И ведь не соврал. Правда, Влодек Весневский, которому, дожидаясь окончания лечения Стаса, я выложил все и с подробностями (ну, почти все), никаких клятв/обещаний с нас не потребовал. Он вообще ничего не требовал и даже не просил. Так, намекнул, что было бы неплохо, если бы на первых порах никто, кроме непосредственных участников и императорской следственной бригады… Угу. Когда подобные "намеки" слышишь от сына императора, то как-то и мысли не возникает потребовать оформить намек в виде письменного указа с гербовой печатью и подпиской о неразглашении. И, судя по тому, что Фроя, Хельги и Улва тихо-незаметно уехали обратно в Стокгольм, им тоже были сделаны аналогичные "намеки". А ведь шведки должны быть гораздо более законопослушными, чем, например, Стас или Лана. Про меня и речи нет: я при любом раскладе не собирался обращаться в полицию. Не выработался у меня этот, наверное, полезный условный рефлекс. Но посмотрим на их поведение — это я здешних полицаев имею в виду.

Однако кое-какая дополнительная информация у меня появилась. Сначала, при знакомстве со списком университетского начальства, глаз зацепился за совпадение фамилий руководителя охранной службы (контролирующей, в том числе, и проезд в заказник и на опытовую станцию) и проректора по АХЧ (административно-хозяйственной части). Потом из услышанных в разных местах обрывков разговоров узнал, что "для поисков внезапно пропавшего сына проректора приехали дознаватели из самой Варшавы, потому что местным нет доверия" и "так и знал, что рано или поздно он допрыгается". "Он", как я понял, это сын проректора, чье лицо мне оказалось очень знакомо, как и лицо его заместительницы…

И зачем бы мне потребовалось втягивать Лену в эту грязную историю? Да я бы в любом случае не стал ничего рассказывать. Потому, извини, Лена, но придется твоему любопытству немного поголодать… Кстати!

Под проживание нам выделили небольшой уютный домик об одной комнате и с верандой. Не на дереве, как я боялся, и не в холме, как я отчасти надеялся. Просто домик на отшибе. На излучине неширокой спокойной речки. Впрочем, тут всё кругом было спокойным… кроме…

— КЛАХ!!! — донесся со двора яростный писк, — ВЫХОДИ!!!

— Подлый трус! — ухмыльнувшись, дополнил я текст до каноничного.

— Тебя зовут, — едким тоном подтвердила очевидное все-таки обидевшаяся Лена, — Ты просто удивительно популярен. В ЭТОМ мире.

— Угу. Я такой… Лена, у тебя, случайно, дихлофоса нет?

— Дихло… чего?

— Или средства от комаров какого-нибудь. С брызгалкой.

— Зачем тебе?

Я отошел от окна, в которое осторожно выглядывал.

— Да там местные парни в количестве трех штук на разборки прилетели. Наверное, им не понравилось, что "их девчонка" с пришлым целуется.

Лена сначала удивленно изогнула бровь (И когда успела заметить, что меня такое раздражает? Впрочем, у женщин это быстро получается.), но тут же хихикнула и подскочила к освободившемуся окну. Осторожно отодвинула краешек занавески…

— В щель надо смотреть! — опоздал я с советом.

"Местные", разумеется, заметили колыхание ткани.

— Что ты там выглядывашь?! Выходи на улку, Клах! Поговорить трэба!

— Лена, так у тебя есть дихло… средство от комаров? Или артефакт какой-нибудь с похожим действием?

— М-м… это как-то нечестно будет, Кирил. Я у них в руках никакого оружия не вижу.

— И что?

— Хотя, феям в СВОЕМ мире оно не очень-то и нужно. Они и без того…

— А я о чем, Лена?!

— КЛАХ!!! — повторился вызов на пацанский разговор, но потребовать моего "выхода" ревнивцы не успели.

— ЭТО ЧТО ЗА СБОРИЩЕ?! — раздался знакомый возмущенный голос.

Мы с Леной синхронно бросились к окну и ожидаемо столкнулись лбами. Потирая зародыши шишек, откинули занавеску: таиться смысла больше не было.

— Те же и Люся, — прокомментировал я увиденное.

— Люся и те же, — правильно расставила приоритеты Лена.

— Вы что? Меня своей собственностью считаете?!

— Келюсиваминаюэль! Мы…

— МЕНЯ ЗОВУТ ЛЮСЯ!!!

— Уродское имя, — неосторожно буркнул кто-то из троицы.

— ЧТО?! Уродское, значит? А, может, и я, по-вашему, уродина?!

— Ух, она им сейчас!.. — восторженно прошептала Лена.

А я забеспокоился. Мне же конфет не хватит расплатиться. За помощь.

И поспешил во двор.

Не успел.

— И ЧТОБ БОЛЬШЕ НИКОГДА!!! — напутствовала улепетывающих горе-ухажеров разъяренная малявка.

Мне оставалось только остановиться в дверях и наградить победительницу заслуженными аплодисментами. (Вдруг ей этого будет достаточно, и она не потребует более материальных наград?) Через мгновение, выпихнув меня из дома, ко мне присоединилась Лена.

Люся гордо поклонилась и, приняв подобающую позу, заявила:

— И так будет с каждым, кто покусится!

— Покусится на что? — не понял я.

— На мою свободу. На мое священное право изъявлять свои чувства тогда и в такой форме, когда и в какой форме я захочу их изъявить!

— Это из пьесы? — догадался я.

— Да, — смутилась фейка, — Понравилось?

— На мой взгляд, паф…

Я хотел сказать "пафосу многовато", но острый ленин кулачок посоветовал моей левой почке внести коррективы.

— На мой взгляд, потрясающе!

Люся слегка покраснела от похвалы и скромно сменила тему:

— Видали, как я их?!

— Эпично! — признался я, — Заодно и порепетировала.

Остаться на чаепитие Люся отказалась. Ну, нет, так нет. Мне больше достанется.

— Ты особо не напирайся, Клах, — предупредила фейка, правильно прочитав мою мимику. — Подожди вечера.

— А что у нас вечером?

— Сюпри… секрет!

Люся снова унеслась вдаль, а мы с Леной вернулись в дом. Вечерний сюрприз — это, конечно, здорово, но пара бутербродиков с копченым мяском "здесь и сейчас" — тоже неплохо.

После скромного перекуса, Лена достала ноутбук, решив немного поработать, пока есть время.

— Лена, можно тебя отвлечь на минуту? — я понадеялся, что настроение у Лены улучшилось, и она не отфутболит меня с моими вопросами.

— Можно.

— Что за пластины ты вынула из сканера?

— Эти? — Лена вытащила железяки из сумки.

— Угу.

— Это, собственно и есть сканер. Артефакт излучателя и приемника, — Лена поочередно продемонстрировала мне пластины, на мой взгляд, мало чем отличающиеся друг от друга. — Это уже третий рабочий вариант, но еще не до конца отлаженный. Поэтому мы использовали нержавеющую сталь, а не, скажем, титан. Ты поэтому спросил?

— Гхм!.. Не совсем… А почему металл, почему не кристалл какой-нибудь? — в читанных мною книжках артефакты обычно делали с использованием кристаллов.

Лена удивленно воззрилась на меня:

— Кирил, ты серьезно меня это спрашиваешь или шутишь? Это же в школе проходят!.. Наверное, тебе все-таки повредили память. Извини. Ты был прав.

— Не извиняйся, Лена. Это же не твоя вина. Так почему не кристалл? Прости, что такую глупость спрашиваю…

— У кристаллов жесткая структура, — Ленин голос приобрел некие размеренные лекторские интонации, — Поэтому прописать в них последовательность эфирных воздействий очень трудно. Практически невозможно. Зато для этого очень подходят аморфные и полуаморфные вещества: металлы, пластмассы или то же стекло. Однако следует учитывать, что коэффициент полезного действия любого артефакта меньше единицы и часть эфирной энергии превращается в тепловую.

— То есть, плохо сделанный артефакт может расплавиться?

— Любой артефакт рано или поздно вырабатывает свой ресурс.

— Ага, понятно, то есть, финальную версию сканера ты сделаешь из титановой пластины, потому что… Ага, понятно. А вольфрам или молибден?

— Ты миллионер, Кирил?

— Пока нет, а что? А-а!

Лена улыбнулась и робко покосилась на раскрытый ноутбук, но у меня еще была куча вопросов. Например, о тех же кристаллах. Ведь есть, насколько я помню, технологии выращивания кристаллов с заданными свойствами. Как с ними дела обстоят? А то, что кристаллы все-таки используют, говорит и наличие в нашем универе отдельной кафедры кристаллографии.

Однако среди всего сонма незаданных вопросов было несколько особенно животрепещущих.

— Лена, а кто такие "хранители" и их "дублеры"?

Девушка удивленно (в который раз!) посмотрела на меня, а потом как-то неловко отвела глаза и немного ссутулилась, из чего я заключил, что сейчас услышу не самые приятные вещи.

— Ле-ен! — окликнул я продолжающую молчать сослуживицу, — Если не хочешь отвечать — не отвечай. У кого-нибудь другого спрошу.

— Да нет, Кирил, я скажу. Просто… ты действительно не помнишь про хранителей?

— Абсолютно по нулям. Извини.

— Ну вот, теперь ты каждые пять секунд извиняешься!

— Я больше не буду. Извини.

Лена улыбнулась. Бледненько и кривовато, но сам факт! Да я почти Гроф!

— Так, значит, хранители и дублеры… Ты хоть что-нибудь помнишь?

— Уку, — я очень убедительно помотал головой и попросил, — Ты просто скажи, кто это такие, а подробнее я и сам посмотрю. Потом. Когда в нормальный мир выберемся. С сетью.

— Что ж, тогда начну с определений, как в учебнике, — Лена "порадовала" меня еще одной хиленькой улыбкой. — Правда, "хранители", на самом деле, ничего не хранят, а "дублеры" — ничего не дублируют…

Лена принялась пояснять, что она имела в виду, но из-за моих "уточняющих" вопросов была вынуждена копнуть немного глубже, начав с объяснений термина "символ власти".

Ох, чую — придется мне, все-таки, изрядно посидеть в библиотеке, листая школьные учебники. И виной тому только моя лень и ничего больше. Я почему-то решил, что здешнее государственное устройство и механизмы государственной власти аналогичны тем, что были в прежнем мире. И, в общем и целом, я почти не ошибся с этим предположением, но следовало уточнить, какую форму принял тот или иной "аналог". Например, пресловутый "ядерный чемоданчик", который здесь может называться княжеской короной, императорским скипетром, ханской тамгой, королевской мантией или "должностной инструкцией президента страны". Более того, кроме "ядерных чемоданчиков", тут есть "нитроглицериновые портфельчики" и даже "тротиловые барсетки" для разных там владетелей независимых графств-баронств и прочих вождей родов-племен.

Как не сложно догадаться, эту роль выполняют артефакты Древних Предтеч. Весьма серьезные и с широчайшим функционалом. И с индивидуальной привязкой, разумеется. Почти индивидуальной. Потому что частью своих возможностей они могут поделиться с несколькими "избранными", которых условно и называют "хранителями". Какими именно возможностями? Разными. Очень разными. Причем, правители и их ближники стараются держать список доступного к раздаче (а тем более — полученного) в секрете.

На роль "хранителей" князья-президенты выбирают, естественно, особых людей. Выбирают по куче параметров, из которых "личная сила" далеко не главное. Но это для правителей — не главное, а вот у артефактов Древних Предтеч свое мнение. Поэтому в процедуре инициации нового хранителя, кроме претендента, участвуют и те, кого принято называть "дублерами". Но, по сути, это не группа поддержки и не "батарейки", а некий ресурс. Энергоресурс.

За две недели моего попаданства я слышал (и немного почитал) об энергетических воздействиях внутреннего и внешнего круга, да, на своем и Стаса примерах, столкнулся с дефектом развития и деградацией энергетического каркаса (или скелета), который утрачивал связь с ядром (или эта связь была недостаточна). Теория этого всего, конечно, гораздо сложнее, но схематически основы местного "колдунства" можно изобразить и так. Большинство артефактов, как новосозданных, так и доставшихся "в наследство" не способны работать с ядром. В отличие от властных чемоданчиков/портфельчиков/барсеток. И если кандидат в хранители по каким-то критериям их не устраивает, то недостающее берется у "дублеров". Вплоть до изъятия ядра. Частично или полностью. А это уже необратимое воздействие. Сам "дублер" при этом, чаще всего, остается жив, но… То есть, Лана и Стас, определенные в "дублеры", могут в самом скором времени… Но почему Лана согласилась? Стас-то — понятно. Из-за Ланы. А Мрузецкая? Из чувства долга перед родом? Точнее, перед матерью, которая по какой-то причине вышла из рода и клана и Лану за собой утащила? И что мне теперь делать? Ничего?

— Лена, а эти "дублеры", они могут как-то, пусть не сопротивляться, а, хотя бы, минимизировать ущерб?

Лена задумалась, а у меня появилось хорошее предчувствие.

— Знаешь, что-то такое мне где-то попадалось… Нет, не могу вспомнить, где…

— А что? Что попадалось?

— М-м… кажется… Да! Это было что-то вроде внутренней инструкции по подбору дублеров в одном баронстве. Сейчас уже не помню, как оно называлось. Так вот, в ней рекомендуется действовать одним из двух способов: или в течение долгого времени психологически обрабатывать будущих дублеров, делая из них патриотов-фанатиков, или, наоборот, брать абсолютно незнакомых друг с другом людей, чтобы они не…

Лена, по-видимому, победила свою амнезию, потому что вскоре наизусть цитировала инструкцию неизвестного барона и сразу комментировала. Я же отвлекся, продолжая размышлять о том, как мне следует или хочется поступить. И насколько "хочется" и "следует" совпадают. Хотя, чего тут рассусоливать?! Это формально я с Ланой и Стасом едва знаком. Месяца не прошло. А "чистого" времени и вовсе — дня три. Но, еще раз — это формально. По внутренним ощущениям — мы три года дружим, а не три дня. Так что…

Я почувствовал, что каменюка, придавившая (чтобы не рыпалась) совесть, начала осыпаться песочком, но окончательно сформулировать почти принятое решение не успел.

На веранде загремело опрокинутое ведро (Откуда оно там взялось? Вроде, не было?), и в комнату кубарем вкатился запыхавшийся Пыхась:

— Клах! — выдохнул он между вдохами.

— Что случилось?! — я похолодел. Что-то с ребятами? Вояки?!

— Что с братиками?! — воскликнула побледневшая Лена, подумавшая о том же.

— Ой, да все с имями нормально! Погрузили в мобили и увезли. Даже не ругались, — отмахнулся Пыхась от Лены, — Клах! Помощь твоя нужна. Срочно!

— Да что случилось? Объясни толком?

Пыхась вскарабкался на стул, дотянулся до моей кружки с недопитым остывшим чаем и в два глотка осушил ее.

— Мама сахар в чай класть не учила, што ли? — недовольно проворчал Пыхась, потянувшись за конфетами.

— Пыхась! — рявкнул я.

— А?

— Держи свою конфету и говори: в чем помощь нужна?

— Грузовоз я там нашел, — Пыхась неопределенно махнул рукой, — Недалеко от отелю. Ничейный грузовоз-то. Брошенный… почти…

Я закатил глаза (или "возвел очи горе"): вот что с ним делать?.. Стоп! Мое дежа вю подсказывает, что я повторяюсь.

— Пойдем, пойдем, Клах. Тебе ишшо переодеться надоть! — поторапливал меня Пыхась.

— Зачем?

Пыхась помялся, но пояснил:

— Грузовоз-то военный, а тут гражданский за рулем — заподозрют!

— Э-э, а чего ты так переживаешь?

— Дык, военный грузовоз, говорю ж тебе! Военный!

— И что?

Пыхась аж остановился от удивления:

— Ты чо, Клах? Совсем тупой или притворяешься?

— Так! — не выдержал я, — Или объясни толком, или я обратно пошел.

Пыхась попыхтел, но, видя мою самодурскую решимость, сдался:

— У вояк мобили на горючке ездят…

— И?

— И безартефактные они. Разве только броня где усилена…

— И?

— И в ентом мире оне тоже работат… Не сдохнут через день, как с енераторами ентими…

Сказанное Пыхасем подтвердило мои подозрения, которые давно пора переводить в разряд "знаний", но вечно что-то отвлекает. Ничего, вот начнутся занятия — доберусь, наконец, до библиотеки… ага, и в качалку запишусь. Какую-нибудь… Пока же я додумался до того, что энергетики Младших и Срединных Миров значительно отличаются друг от друга, соответственно, и способы работы с эфиры (или "принципы магии") в них иные. Хорошо (м-м… точнее, почти одинаково) и там, и там работают только "техники внутреннего круга", а вот со внешними воздействиями уже появляются проблемы. В Срединных Мирах эфир более… плотный, что ли, более густой и менее податливый, отчего и приходится применять артефакты, которые структурируют воздействие и, одновременно, его усиливают. Другими словами, там, где в Младших Мирах достаточно прошептать, чтобы эфир тебя услышал, в Срединных — приходится орать во всю глотку, да еще и рупором пользоваться. Или мегафоном. На батарейках. В общем, разные миры — разные самовары.

Тем временем, Пыхась привел меня к невысокому холму на противоположном краю поселения и постучался в круглую деревянную дверь примерно полутораметрового диаметра.

— Тута СавА живет. Торговка здешняя… Кабы не срочность — нипочем бы к ей не пошел: выжига она и… — не завершив характеристику торговца, Пыхась тяжело вздохнул и принялся пинать дверь, — СавА, открывай! Пыхась пришел!

— Ты ишшо головой попробуй. Головой ее пободай, авось и откроется, — прозвучал за нашими спинами ехидный совет.

Я оглянулся. Миниатюрная, на полголовы выше Пыхася и гораздо более симпатичная, женщина лет тридцати в ярком цветастом платье, классически уперев кулаки в пышные бедра, с предвкушающей улыбкой смотрела на…

— Тетя! — вмиг лишившись голоса, хрипло выдавил Пыхась и попытался спрятаться за меня.

— Куда?! Стоять! — пресекла его маскировочные поползновения женщина и добавила, — Племянничек.

— А мы тут вот… в гости…

— А что же без подарка? — женщина стелящейся походкой приблизилась к обреченно замершему Пыхасю и привычным жестом вцепилась ему в лицо, — Ути, мой щекастенький! — просюсюкала она и принялась буквально месить физиономию родственника.

Не выдержав, Пыхась вырвал свои покрасневшие щеки из цепких рук и отскочил на пару шагов:

— Тетя, мы по делу!

— Деньги платить бушь? — тут же поинтересовалась торговка.

— Чой-та? — искренне удивился Пыхась.

— Тогда иди сюда, — и опять тетя СавА, а не торговка, радостно размяла пальцы.

Наконец, удовлетворив свои низменные родственные инстинкты, тетя Пыхася обратила внимание на меня. Честно признаюсь, мне тут же захотелось прикрыть щеки ладонями, но я мужественно сдержался и ограничился поклоном. СавА усмехнулась, кивнув в ответ, и, одернув Пыхасю рубашку, поинтересовалась:

— Так что вы хотели?

Изнутри магазинный холм мне показался гораздо больше, чем снаружи. Наверное, какая-то местная магия. Помнится, сиды с альвами так же с пространством баловались. Ладно, лишь бы со временем не было таких же вывертов, как в легендах о "народах холмов". Хотя, непонятки со временем случаются и в обычных магазинах: шопингующие это знают. Ладно, буду надеяться на лучшее.

Вызнав цель нашего посещения, СавА провела нас в нужный зал, по периметру которого стояли вешалки с армейской формой. Минуя "парадки", я сразу прошел к стене с "полевкой". Чего там только не было! И классические "хаки" с "фельдграу", и "цифра", и "пустыня", и синяво-серявенький "городской" камуфляж, позволяющий прятаться в складках асфальта.

С помощью Пыхася я подобрал нечто похожее на то, что, по уверениям все того же Пыхася, было надето на команду "раздолбаев" из группы захвата.

— Тама были еще справны воены, — пояснил Пыхась, — но тебе, Клах, имя нипочем не притвориться. А вот за "раздолбая" легко сойдешь.

— "Партизаны", а не "раздолбаи", — поправил я.

— Ну, дык, а я об чем?

Ознакомившись с нашим выбором, СавА окинула меня измерительным взглядом и скрылась в недрах магазино-холма, откуда в скором времени принесла комплект почти моего размера.

— Великовато, — сказал я, примерив.

— Да ты чо, Клах? — возмутился Пыхась, — Тама все раздо… партезаны так ходют! Ладноть, спасиба, тетя, пойдем мы…

— Корзинки забыли, — прозвучало опять в спину и опять ехидно.

— Каки-таки корзинки?

— Ну, вы ж за грибами собрались? — удивленно ИЗОГНУЛА БРОВЬ СавА, — Или я ошиблась?

— Ошиблась, тетя, ошиблась, — снисходительно покивал Пыхась, — У нас с Клахом войсковая аперация! Ну, чо замер, Клах? Двигай культяпками!

— Ой, таки сурьезны мущщины! — вздохнула тетя и рявкнула, — А ну, стоять! Погоны по дороге под елкой найти думаете?

"Семен Семеныч!" — я чуть не хлопнул себя по лицу ладонью.

Знаки различия войск вероятных противников, союзников и тех, кто не при делах, нашлись в отдельном зале. В длинных витринах. Много.

— Вот енти смотрите, — помогла нам торговка.

Я прошелся взглядом по погонам и петлицам. Ну, звание у меня пусть будет лейтенант. Не, старший лейтенант, а род войск… Где они тут? Ага. Пушечки артиллеристов, танчики (надо же!) танкистов, крылышки летчиков, колесико… Морячки… Морячки, как всегда, выпендрились, избрав эмблемой не символ движения парус или, хотя бы, штурвал, а… якорь! (Впрочем, чего еще ждать от людей, не умеющих правильно ставить ударения в словах и выдающих кальки с иностранного за "особый" язык. "Не скамейка, а банка!" Угу, а в словарик итальянского заглянуть не судьба?) Так кем мне стать?

— Колесо с крыльями бери, — посоветовал Пыхась, — Два в одном, типа.

На прощание торговка вручила нам маленький бонус, как оптовым непокупателям.

Разглядывая свою фотографию в военном билете офицера запаса, я недоумевал: как? И когда? Она же никуда не выходила? Опять магия? И надолго?

— Дня три продержится, — словно прочитав мои мысли, сказала тетя СавА.

— А больше, надеюсь, и не понадобится. Спасибо.

— Да на кой нам три дня?! Мы токо туда и обратно! — возмутился Пыхась, — Давай, уже, Клах, шагай, а то уведут грузово… — Пыхась резко замолчал и опасливо покосился на тетю.

Та ответила безмятежно-приветливой улыбкой.

— Ты уж заходи, племяш, почаще. Не забывай, тетю… Не забудешь? — последний вопрос прозвучал, почему-то, немного угрожающе.

— Да куды я теперь денусь? — печально вздохнул Пыхась.

Мы вышли из поселения и немного поплутали по лесу, пока не выбрались на небольшую полянку.

— Иди за мной след-в-след, — предупредил Пыхась, — Я нас сразу к грузовозу выведу.

Привычное (уже привычное!) мгновение дезориентации и окружающий полянку лес неуловимо (и необратимо) изменился. Откуда-то наполз слабосветящийся туман, заполнив пространство между деревьями. Трава под ногами, кажущаяся такой реальной, словно растворялась под берцами и снова появлялась, стоило сделать следующий шаг.

— Не сопи! — буркнул Пыхась, не оборачиваясь, — Что ты сопишь, как лошадь? Отвлекашь!

— Иди уже, йожик! — ответно буркнул я и постарался сопеть в сторону.

В нашем Мире уже наступила ночь. Почти. Небо на западе еще чего-то там отсвечивало, но в лесу от этого светлее не становилось. Хорошо, хоть Пыхась не обманул, и буквально через десять метров, продравшись через неопознанные кусты (и, возможно, ягоды), мы вывалились на узкую просеку, аккурат к застывшей темной глыбе военного грузовоза с КУНГом.

— Клах, ты тама канистру не потерял?

— Нет, — я устало опустил двадцатилитровую пластиковую емкость на дорогу и перевел дух. В качалку надо. Обязательно!

— Давай, заливай горючку и поехали! — почему-то шепотом скомандовал Пыхась, но меня это не насторожило.

— А в КУНГе что? — поинтересовался я, скручивая крышку с горловины топливного бака.

— Да какая тебе разница, Клах? — прошипел Пыхась, — Лей горючку!

Я со вздохом поднял канистру и напряг зрение, чтобы не промазать струей мимо… Внезапно грохнула, распахнувшаяся дверь КУНГа, кто-то тяжелый выпрыгнул оттуда на дорогу и, ослепив меня ярким фонарем, заорал испуганным фальцетом:

— Стой! Стрелять буду! Руки вверх! Ни с места! Открываю огонь без поражения!

От неожиданности я попытался вздернуть руки, не выпустив канистры, и чуть не окатил себя горючкой, но успел откинуть ее в сторону и сам отпрыгнул. Внутренне сжавшись в ожидании выстрела. Которого не последовало. Возникла странная пауза. Метнувшийся следом за мною луч фонаря по-прежнему светил в лицо, мешая разглядеть угрозу.

— Кхм!.. Воин, ты бы определился, — не выдержал я, — И стрельба открывается БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ и НА ПОРАЖЕНИЕ.

Все-таки детство и юность, проведенные с мамой-филологом дали о себе знать и в такой экстремальной ситуации.

Ответ невидимого защитника военного имущества меня потряс:

— Ой, пан лейтенант, простите! Я думал, враги напали!

Луч фонаря вильнул в сторону. Я опустил руки и принялся усиленно промаргиваться.

— Враги напали! Обзовись, боец! И, эта, не наставляй на живых людей разводной ключ. Бывает, и палка стреляет!

— Ой, простите, пан лейтенант! — разочарованно брякнула брошенная железяка, у которой опять не получилось, а солдатик, к счастью, не выпустив фонарь, вытянулся по стойке смирно, — Рядовой Петр Солнышкин!…

Боец продолжал докладывать куцую историю своей армейской жизни, а я, потупив очи, с грустью наблюдал, как на сухую землю из канистры вытекают последние капли горючки.

— Эх, Петя, Петя! — прервал я воина на самом интересном месте, — И что мы теперь делать будем?

— Мы? — удивился рядовой Солнышкин, по-видимому, не причисляя себя к тем, кто может "что-то сделать".

"Или это он изображает туповатого неумеху?" — подумал я и решил проверить.

— Мы, боец, мы. Эх, знал бы ты, какую секретную операцию своим разводным ключом нам сорвал!

— Нам? — переспросил солдатик, нервно переминаясь.

— Хм, боец, ты что, в туалет, что ли, хочешь? Так скажи члено раздельно. Или ты слишком скромный?

Хо! Как я ловко на армейском жаргоне фразы строю — просто сердце радуется. Ну, а что? Книжки-то читам, курок с кровостоком не путаем!

— Никак нет, пан лейтенант! То есть, так точно. Хочу.

— Ну, так иди, воин, оправься, — разрешил я, — Загадь природу — мать нашу.

Однако Солнышкин только лишний раз переступил с ноги на ногу.

— Пан лейтенант, а у вас что-нибудь покушать есть? И попить?

— Опять определиться не можешь, боец? — я сокрушенно покачал головой, — И где только вас таких военкомы рожают? Иди, решу вопрос… Эй, фонарь оставь!

И дождавшись, когда изнемогший рядовой молодым лосем вломился в подлесок, негромко сказал в темноту:

— Пыхась, вылазь.

— Ну, чо хотел, Клах? — выглянул тот из-за колеса.

Сначала я хотел всласть потоптаться на Пыхасе за обман и подставу насчет "ничейного грузовоза", но, разглядев в рассеянном свете фонаря сконфуженную физиономию, передумал. Сам-то тоже хорош: только предложили, как я радостно двинул угонять военную технику. Хм, может мне чего в чай подсыпали?

— Пыхась, я у тебя за спиной торбу видел…

— Где? — мелкий пакостник весьма натурально заозирался.

— Не зли меня, Пыхась. Доставай воду — или что там у тебя? — и перекусить солдатику сообрази.

— Чой-то?

— Той-то!

Пыхась поскрипел, поупирался, но все же согласился поделиться харчами. Однако, не успел он скинуть на землю торбу, как вернулся Солнышкин. Он, наверное, далеко отбежал из скромности, там и на дорогу выбрался — вот мы и не расслышали, как он подошел.

— Па-па-па-пан лейтенант! — зазаикался Солнышкин, тыкая пальцем в сторону Пыхася.

— Чего тебе, боец?

— Э-это кто?

Пока я раздумывал над формулировкой ответа, Пыхась, приблизившись, сунул рядовому в отставленную руку пластиковую полторашку.

— Хлебни, болезный… И, эта, кусни ишшо, — во вторую руку Солнышкина Пыхась вложил одуряюще пахнущий рыбой расстегай.

Интересно, ложь во спасение здравого рассудка улучшает карму? Если да, то я должен неплохо приподняться на Солнышкине, благо, его лопоухие ухи были словно созданы для развешивания лапши. Впрочем, Пыхась тоже помог, своевременно пресекая попытки задать вопрос очередным пирожком из бездонной торбы. Петя каждый раз и с такой радостью удивлялся вдруг появившемуся в опустевшем кулачке новому печеву, что забывал о возникших сомнениях напрочь.

Увы, наши идиллические посиделки долго не продлились. Откуда-то издалека донеслось сиплое прерывистое стрекотание, словно кто-то среди ночи решил прострочить пододеяльник на простывшей швейной машинке. Затем на просеке показалось бледное желтоватое пятнышко света. Мелкое и дрожащее, будто кто-то ехал, держа перед собой керосиновую лампу.

— Ой, эфо фа мфой! — подскочил Солнышкин.

— Прожуй, боец. Подавишься, — отечески пожурил я рядового, нехотя вставая с канистры. (А что, удобная сидушка получилась — я же теперь легкий.)

Тем временем неизвестный драндулет приблизился и был мною опознан, как мотороллер с кузовом. У нас такие назывались "Муравей", кажется. Или "Вятка"? Впрочем, и то, и другое — антиквариат голимый. Не знал, что тут подобное еще встречается.

Водитель мотороллера, долговязый парень в подобном моему "партизанском" камуфляже с парными зелеными звездочками на погонах и улыбкой в поллица, лихо подполз к нашей компании и, рыкнув газом напоследок, заглушил свою газонокосилку.

— Здорово, бойцы! Хнал, как мох!

Как старший по званию я, было, собрался слегка "построить" лейтеху, но, оглянувшись, передумал. Таким неизбывным счастьем горели глаза рядового Солнышкина, узревшего в кузове мотороллера вожделенные канистры с горючкой. Но Пыхась поразил меня еще сильнее: с такой алчностью он пялился на несчастный "Муравей". Казалось, сейчас слюной захлебнется. Хм, он на грузовоз так не смотрел…

— Здорово, старшОй, — лейтенат выбрался из-за руля и подошел, протягивая руку, — А мне казали, шо тут токо солдат захорает. Один-одинешенек… Опа! А это хто?! — увидел он, наконец, Пыхася.

— Спокойно, лейтенант, спокойно, — произнес я, — Сейчас все тебе расскажу… Солнышкин, отставить вуайеризм! Схватил канистры и произвел заправку топливного бака вверенной тебе техники!.. Давай, отойдем, лейтенант, а то затопчут нас на радостях. Тебя как зовут-то? — я прихватил лейтенанта за локоть и повлек прочь, поддергивая, когда он подтормаживал, оглядываясь на вьющегося вокруг мотороллера Пыхася. — Але, служивый!

— А?

— Я Клах. Кирил Клах. А тебя как называть?

— Добжа. Махей. Слышь, а хто это там, у мотороллеру? Домовой?

— У-у, лейтенант, это долгая история…

Глава 3

— Ну, и чего ты этим добился? — спросил Юзик у брата, бинтуя ему голову.

— А то ты не понял, — поморщился Марик и скосил глаза, пытаясь рассмотреть лацкан пиджака. — Костюм сильно кровью заляпало?

— Угу. Там, где не порвано, все залито кровью, — успокоил добрый Юзик.

— Это не только моя, между прочим, — уточнил Марик.

— Угу. Из резинки дубиновой и приклада автомата тоже немало натекло, — согласился Юзик и раздраженно прикрикнул, — Сиди спокойно! Сейчас перевяжу, и можешь опять в бой бросаться. Дверь там пободать или стены.

Раздражение Юзика было понятно. Какого лешего Марик кинулся избивать урода, облапавшего Лану Мрузецкую, когда ни его, Юзика, ни парня Ланы, Стаса, еще не выпустили из КУНГа. Итог удручающ: у Марика изорван костюм, разбита голова и костяшки пальцев, плюс синяк на пол-лица в форме затыльника приклада; у него, Юзика, шишка на затылке (опытный гад за спиной оказался — с одного удара вырубил, не удалось даже из мобиля выбраться); Стас до сих пор без сознания. Он, в отличие от Юзика, был около дверей и сумел прорваться наружу. Где, в конце концов, и огреб по полной. Вояки, кинув в камеру "губы" (гауптической вахты) парочку индпакетов, обещали, что сейчас подойдет доктор, но что-то долго эскулап добирается…

Но сильнее раздражения было чувство вины и досады от того, что они с братом, по сути, об-ла-жа-лись. Угрозы жизни или хотя бы чести Мрузецкой от распустившего руки похотливого вояки не было. И ломать ему эти самые руки не стоило. Нужно было просто сжать зубы и перетерпеть. Или нельзя? Или, не получив по зубам, эти уроды в конец бы обнаглели? А что им мешает "обнаглеть" сейчас? Когда, вопреки уверениям пани Берты, их компанию все-таки разделили… Хотя… К отелю прибыло явно две разные команды на одном мобиле… Точно! Дриада ведь говорила, что первый мобиль остановился: сломался, или топливо кончилось. Вот вояк оттуда во второй мобиль и пересадили, который как раз и добрался до отеля.

Юзик закончил перевязку, прибрал остатки бинта в карман и, заставив брата прилечь на койку, продолжил свои невеселые размышления.

Итак. Было две команды. Причем, в одной были явно кадровые спецы (что было понятно с первого взгляда), а во второй… тоже не полные лохи и когда-то определенно отслужили в непростых частях, но в данный момент — это призванные на сборы резервисты. "Партизаны", как их называют. И с дисциплиной у них было соответственно названию. Хорошо, командовали кадровые. Их капитан и решил не оставлять пост в отеле, а просто опечатать двери. И личные мобили перегнать в ту воинскую часть, куда ему приказали доставить пани Берту и тех, кто окажется рядом… Начальник партизан (а на "командира" этот "запасной офицер" не тянул даже по блату) пытался возмущаться, но его, как и остальных, капитан быстро окоротил и загнал в КУНГ. Потребовал только выделить четверых в напарники его людям, озадаченным перегоном трех джипов и одной красной машинки.

Юзик, вспоминая недавние события, намеренно отсекал разные эмоциональные сцены. Точнее, разбирал их на предмет "странного" или "неестественного", но ничего так и не обнаружил. Вояки просто исполняли приказ. Без ненужного этузиазма и отсебятины. Единственный, кто дергался не по делу, был начальник партизан, но и его почему-то больше интересовали не "пленники", а сам отель. И еще! Он старался не попадаться на глаза пани Берте. И это по его предложению Лану и пани Берту повезли в джипе Ланы, а не в КУНГе. Чем это закончилось — вон, лежат на койках. Аники-воины!

Юзик тоже присел на свободную кровать, опять поразившись убранству губы в пристоличной части. Там, где они с Мариком служили, на губе были грубые деревянные откидные полки, на день притягиваемые к стене. Цепями. А тут курорт просто. Круглосуточный. Даже уходить не хочется… Но придется. С шумом или без. Со Стасом или вдвоем. Но уходить. И искать, куда увезли Лану с пани Бертой. Да где этот Пилюлькин?! И когда у них завтрак интересно? Или в ночь рвануть? Нет, надо дождаться доктора и плясать от его вердикта. Что ж, подождем "айболита".

Лязг дверного запора прозвучал неожиданно для задремавшего Юзика. Приподнявшись с койки, он поморщился от прострелившей затылок боли и с интересом уставился на входящих в камеру: одного из спецназеров с утомленным гражданским миром лицом и полноватого и расхристанного капитана медицинской службы с пузатым пластиковым кейсом в руке. Поправка: судя по степени утомленности спецназера и расхристанности доктора, последний не просто капитан, а капитан запаса.

Кадровый вояка зловредно застыл в дверях, вынуждая доктора протискиваться между каменным плечом и стальным косяком. Прорвавшись в застенки, врач неожиданно цепким взглядом окинул сидящего на "шконке" Юзика, все еще пребывающего без сознания Стаса и притворяющегося спящим Марика, после чего повернулся к спецназеру и, ткнув пальцем в сторону Стаса, спросил:

— Этому что вкололи?

— Двоечку. Полкубика, — лениво ответил вояка и пояснил, — Буянил.

"Ага, — сообразил Юзик, — Стас, значит, не без сознания, а под дозой. Хорошо, если так."

"Двоечкой", как помнил Юзик, называли седативное "спецсредство номер два" или "снотворное со слабительным". Наверное, решили, что Стаса легче усыпить, чем успокоить.

Тем временем, доктор подошел к Юзику, потребовал подвинуться и водрузил свой чемодан на койку.

— Ну-с, посмотрим, что тут у нас есть!

Из раскрывшегося, наподобие инструментального ящика, чемодана доктор первым делом достал… вагинальный расширитель Куско. — О, а это тут зачем?

С удовольствием пощелкав блестящим клювом расширителя, запасной военный медик задумчиво взглянул на Юзика, словно собрался произнести: "Скажите а-а!"

— Эй-эй, док, это не для мужчин! — на всякий случай уведомил Юзик.

Спецназер глумливо хмыкнул.

— Да знаю я! — с отчетливо прозвучавшей в голосе досадой отмахнулся доктор и убрал "девайс" в чемодан со словами, — Как всегда: все лучшее женщинам и детям. Ладно, показывай, где болит.

Марик, прекратив притворяться, тоже принял сидячее положение, а Юзик просто наклонил голову. Осторожно пальпируя шишку Юзика, отмачивая перекисью водорода и разматывая вдохновенную чалму Марика, доктор негромко и монотонно рассказал, что ему не нравится принцип организации курсов повышения квалификации для офицеров запаса медицинской службы. Что проводить их надо не в полевых госпиталях при воинских частях, где за месяц можно окончательно одичать, а в нормальных цивилизованных условиях. Что это у него манера такая — говорить с пациентами во время работы, но отвечать не надо, потому что в нормальном цивилизованном мире он патологоанатом, поэтому с непривычки сильно пугается. Что…

— У вас с внутренним кругом как? Говорите, говорите — сейчас можно.

— Нормально у нас с внутренним кругом, — ответил Юзик за себя и брата, — Мы так-то в охране работаем.

Умение управлять энергией внутреннего круга позволяло укреплять тело, подстегивать регенерацию, управлять контактными артефактами (а это и щиты, и маскировка, и разнообразные "лечилки"), что, ясное дело, совсем нелишнее в их профессии.

— Отлично! — обрадовался доктор, — Значит, сами активировать и удержать сумеете?

Юзик взял протянутый блистр с парой десятков пластиковых кругляшей одноразовых лечилок. Знакомая штучка, только вариант армейский, форсированный, что даже лучше.

— Сотрясения мозгов у вас нет. Только шишки, рассечения и гематомы. Впрочем, вы же охранники, у вас сотрясы редкость…

Лениво греющий уши спецназер опять позволил себе мерзкое хмыканье.

— …с другой стороны, у вас интуиция и предвидение неприятностей работает нормальным цивилизованным образом, без анальной фиксации, как у большинства армейцев, — невозмутимо продолжил доктор, заставив спецназера подавиться смешком, — Ладно, с вами все. Сидите, держите "блинчики" на пораженных участках, впрочем, сами знаете. Я пока вашего приятеля посмотрю…

Док переместился к койке Стаса, но сделать ничего не успел. В коридоре громыхнула дверь и чей-то нарочито уверенный ("командирский") голос потребовал:

— Где его расположили? Показывайте!

И без того не особо просторная камера гауптвахты через мгновение оказалась набита людьми в форме, как банка — шпротами. Только, в отличие от вызывающих аппетит коричневых рыбьих тушек, гости щеголяли в тошнотно-зеленоватом камуфляже. Главенствовал среди новоприпершихся плотный мужчина лет пятидесяти в полувоенном френче и с брюзгливым выражением лица, кое он наверняка полагал "волевым" или даже "властным".

— Который? — вопросил главный гость, уставившись почему-то на доктора.

— Кто из них Петров? — правильно репетовал вопрос спецназеру подполковник свиты.

Вояка лениво мотнул головой в сторону спящего Стаса. Главгость среагировал на кивок, словно какая-то экзотическая жаба[3]:

— А это кто? Что здесь делает?

— Это из спецкоманды… м-м… приглашенных специалистов, — нашел формулировку подполковник, — Помогают нашим кадрам. Чтобы без накладок…

— Сами, значит, справиться не можете? Специалистов приглашаете?

— Это временно. На начальный период, — подполковник разом и обильно вспотел…

Юзик с Мариком следили за административным представлением с искренним интересом, гадая, в честь чего оно устроено. Оказалось, в честь Стаса, которого буквально через пять минут погрузили на носилки и потащили прочь из камеры. Марик хотел опять немного подергаться, но предусмотрительный спецназер (с анальной фиксацией предчувствия проблем, как сказал док) с однозначным намеком положил ему руку на плечо. Кстати, доктора тоже припахали сопровождать Стаса, не обращая внимания на его возражения. Что срок действия "спецсредства номер два" сократить невозможно. Что, вообще-то, он, док, по гражданской специализации патологоанатом, а Стас, к вашему сведению пока жив…

— Все в ваших руках, доктор, — без тени улыбки сообщил ему главгость, — Сделайте, что сможете. Пойдемте, господа. И так непозволительно много времени потеряно!

Камуфлированная часть "шпрот" наконец-то вымелась из камеры.

— Этих двоих подержите дня три, потом передайте полиции.

— Сделаем.

— И отправляйте уже ваших "приглашенных специалистов" отсюда. Нечего им тут…

— Немедленно! Немедленно отпра… — окончание фразы отрезала захлопнувшаяся дверь камеры.

— Узнал? — спросил Юзик у брата после недолгой паузы.

— Угу, — невнятно буркнул Марик, прижимая "лечилку" к синяку от удара прикладом на скуле. — Какой-то шишак из универа.

— Проректор по АХЧ, — уточнил Юзик, — Интересно, что он тут делает и почему всем заправляет.

— Мне вот совсем неинтересно, — возразил Марик, — Когда сваливать будем? И надо Лану со Стасом забрать…

— А пани Берту?

— Захочет — сама уйдет, а то ты не знаешь? Нет, зря мы ее послушались. Не надо было сдаваться… Так когда?

— Позже. Когда "приглашенные специалисты" уедут. Сам же слышал.

Марик попытался скосить глаза, чтобы рассмотреть результат работы "лечилки". Не преуспел.

— Юзик у тебя зеркало есть?

— Не сошел еще. Только пожелтел. Держи дальше… Эх, был бы фотик!

— Зачем?

— Щелкнул бы твою физию и в блог. С подписью: "Современное прикладное искусство".

END POV

— Слушай, а как это так случилось, что целый лейтенант, пусть и запаса, доставщиком горючки работает

— Это что! — отмахнулся Добжа, — Меня с прошлых сборов вообще четыре раза домой хоняли под ухрозой расстрелу, штоб не волновал личный состав… Сидим мы утром в курилке, сигаретками в зубах ковыряемся, тут начштаба подходит и начинает батей родным прикидываться: "Как настроение, паны офицеры? Хорошо позавтракали?" "Звиняйте, — ховорю, — пан полковник, рази ж это завтрак? Дитячьи порции. Скоро нам пинеточки шить будут. У меня вже желудок кожу на калории перерабатывает. Когда сапоги чищу, голова кружится… Сам худею, а уши растут. Вернусь домой осликом. Маленьким, сереньким. Меня ж жинка на порог не пустит!.." И я еще вспомнил, шо в армии тем, кто выше 190 сантиметров, полуторная порция пищевого довольствия положена, но полковник сказал, што у них в штабе все линейки поломались и предложил меня в Минск командировать на перемерку. Наверное, надеялся, шо меня утрясет в дороге. Я отказался, тогда меня на кухню сослали. От людей подальше. Покрутился я у котлов: скушно, перловкой воняет — залез на дерево, мычу по-коровьи и всем честь отдаю. Полковник один увидал, спрашивает: "Ты чего?" "Обезьяной работаю", — отвечаю. Полковник аж побелел: "Шоб глаза мои тебя не видели! Иди в лес, нарви грибов. К ужину зажаришь!"

Я пошёл… грибы там все красивые… Нарвал покрупнее, приготовил, подал к столу. Полковники сидят, жуют, меня приглашают. "Не, — говорю, — я в этих ваших грибах не разбираюсь, поэтому подожду немного, часика два. Потом, может, поем."

Ещё меня на охоту посылали… Не, сперва я рыбу ловил. Упёр ящик иммитационных пакетов, детонаторы вставил и с плотины сбросил. Как рванёт! В плотине дыра, а рыбина хоть одна бы всплыла, зараза! Меня, кстати, тогда кто-то заложил, и командиры уху к ужину ждали. Ага! Какая рыба, когда плотину разворотило и озеро ушло!

Вот тогда меня майор на охоту послал. "В грибах, — говорит, — ты не понимаешь, рыбак — хреновый: иди, охоться". Я ему за это цаплю стрельнул, а их не едят. Но майору сказал — журавель. А шо, я ж не понимаю, журавель то, или не. Ощипал, зажарил. А майор назавтра в больницу с печёнкой слёг, наверно, я ту цаплю пережарил маленько…

Отсмеявшись, я все-таки повторил вопрос: за что на этот раз в опале?

— А-а, меня недавно назначили перед учебными стрельбами палки в землю втыкать, за якобы миномёты, а я взял и к этим палкам привязал взрывпакеты с радиодетонаторами. Как они иммитацию включили — цели и попадали. За это меня майор с полигона выгнал.

— Опять на кухню?

— Не, на кухню меня не пустили — в гараж.

— Это ты там пепелац подрезал? — поинтересовался я.

— Кого? — не понял Добжа.

— Драндулет, — я пояснительно кивнул на мотороллер, от которого никак не мог отлипнуть Пыхась.

На залитой ярким лунным светом просеке розовато-песочного цвета 'Муравей' был виден в мельчайших подробностях (в отличие от камуфлированной глыбы военного грузовоза).

— А-а! Аха, там. В ухлу валялся. А чего твоего домовика корежит так?

Пыхась, усердно делающий мне тайные крючки пальцами, заметил, что его телодвижения привлекли постороннее внимание и тут же притворился, будто просто отряхивает одежду.

— Чего тебе, чудовище? — крикнул я.

Пыхась с очень недовольным видом приблизился и озвучил свою недавнюю пантомиму:

— Клах, разговор есть. Давай, отойдем.

— Да ладно тебе! — вставать с удобной канистры и куда-то тащиться было лениво, — Говори здесь. Тут все свои.

— Аха, крухом наши! — с готовностью подтвердил Добжа, — А если врах подкрадется, то у нас на него Солнышкин есть. С разводным ключом, — я успел поведать историю канистры, на которой восседал. Добжа оценил.

— Ну, какие у тебя проблемы объявились? — спросил я у Пыхася, таки вынудившего меня "отойти для разговора".

— Помощь твоя нужна, Клах, — почти не разжимая губ, прогудел Пыхась.

— В чем теперь? Учти, с угоном грузовоза — это не ко мне. И я тебе еще припомню утаивание информации.

— Какой-такой информации? — возмутился Пыхась, но глаза, все-таки, отвел.

— Что грузовоз не брошенный, и при нем водила имеется.

— Ой, проблем-то! Пшикнул "забывайкой" и рули куды хошь!

— Ага, а парня потом под трибунал за утрату военного имущества? Ты чего, Пыхась? Совсем, что ли, того? — я покрутил пальцем у виска.

— Ой, не начинай, Клах. Да и не нужен мне твой грузовоз! У нас таких грузовозов!..

— Ну-ну, видел я, как ты мотороллер облизываешь. Чем только тебя этот антиквариат пленил, а?

— Да что б ты понимал, Клах?! Грузовоз — он бы роду отошел, а мотороллер — это чисто мой личный транспорт будет. Понимашь?

— Еще не факт, что будет.

— Эй-эй, Клах! Ты чего? — заволновался Пыхась, — Ты ж… Мы ж с тобой…

— Спокойно, товарищ, спокойно. Не шуми. Я же не отказываюсь помочь, но и криминала мне тут не надо.

— Да какой криминал?! Драндулетка ж невоенная. Она даже покрашена, как кастрюля какая, а не в камуфляж. И номеров нету!

— Это все понятно…

— И чо?! Клах, я уже все придумал. Ты сейчас садишься в грузовоз к этому проглоту Петьке и уезжашь, а я…

— Забывайкой в морду лейтенанту и рули куды хошь? Не, не пойдет!… Добжа! Махей! Подойди на секундочку. У Пыхася к тебе дело на сто мильенов… На девяносто девять, — снизил я расценки, увидев, что у мелкого выпучились глаза и перехватило дыхание от озвученной суммы.

После недолгих, но жарких торгов Пыхась с Добжей о чем-то договорились и ударили по рукам. Довольный, как мышь в бакалейном отделе, Пыхась ускакал к уже своему мотороллеру, а Добжа, загадочно (но тоже довольно) улыбаясь, подошел ко мне.

— И как оно? — спросил я.

— Нормально… Эй, солдат! — переключился он на греющего уши Солнышкина, — Тебя послали подглядывать, а ты подслушиваешь! Горючку залил?

— Так точно, пан лейтенант!

— А чего тогда не в кабине? Хочешь в лесу заночевать?

Солнышкин замотал головой, а я вдруг спохватился: мне же с ними ехать надо. Ведь нашу компанию наверняка увезли в ту же часть, откуда и Махей с Петрухой. А, учитывая пройдошистость Добжи, выяснить судьбу пленников мне будет гораздо легче. Угу. Надо только придумать причину… Ой, я же ее уже придумал!

— Точно, боец, — подхватил я, — Заводи мотор — ехать пора. Я с вами прокачусь. Надеюсь, у вас в части спецсвязь имеется?

— Так точно.

— Вот и славно, — многозначительно кивнул я, попытавшись изобразить на своей физиономии суровость и подписку о неразглашении с печатью.

— А… — Солнышкин указал на мотороллер, вокруг которого опять суетился Пыхась.

— Сломался мой железный конь, — грустно поведал Добжа.

— Так, может, на буксире? У меня трос…

— Какой "буксир", солдат?! Движок клина поймал. Мотороллер встрял насмерть. Ты его только дернешь — пополам порвешь, — зачем-то начал оправдываться Добжа.

Наверное, надумал потренироваться на Солнышкине перед разговором с завгаром. Или как там эта должность в армии называется?

Судя по искрам вдохновения, мелькнувшим в глазах Махея, он вознамерился продолжить. Не, братец, обойдешься без репетиций.

— Лейтенант, — решил я воспользоваться служебным превосходством.

— Чего? — неуставно откликнулся Добжа.

— Как младший по званию, едешь в КУНГе… А кстати, нам далеко ехать?

— Часа два, — ответил Солнышкин.

— Какой два?! — вскинулся Добжа, — Тут за объездной в паре километров база отдыха армейская. У меня там свояк начальником караула. Заедем, выспимся, а утречком можно и в часть двинуть. После завтраку.

— Мне пан капитан приказал сразу возвращаться, — робко возразил Солнышкин.

— Куда возвращаться?

— Дак, в часть, пан лейтенант.

— В яку часть? Номер казав? — как я успел заметить, чем менее уставными и законопослушными были намерения Добжи, тем менее литературным был его язык.

— Не-ет, — недоуменно протянул Петя.

— О! — Добжа воздел палец, — Не казав! А это шо значить?

— Не знаю, пан лейтенант.

— Это значить, шо возвращатися нам трэба у ближайшу воинску часть. А яка у нас ближайша? Та вони я уже казав: армийска база роздыху. Поняв?

Взор Солнышкина слегка затуманился от речей Махея, но тут он, по-видимому, вспомнил своего капитана и вмиг избавился от гипноза.

— Никак не могу. Пан капитан…

— Солдат, ты чего, как не рядовой? — поспешил вмешаться я, — Знаешь, что бывает за попытку понять смысл приказа в боевой обстановке вместо немедленного и буквального его выполнения? Тут тебе не бирюлькин дом, боец, тут тебе армия! Поэтому сейчас выдвигаемся на базу отдыха. До утра проводим углубленную рекогносцировку, потом завтракаем и спокойно едем туда, куда надо. Понял?.. К капитану, если что, вместе подойдем, — добавил я, по наитию, самый весомый аргумент.

И Солнышкин не устоял. Добжа подмигнул мне и полез в кузов, а я, помахав на прощанье абсолютно счастливому Пыхасю, забрался в кабину. Грузовоз басовито рыкнул (о, как давно я не слышал звук НАСТОЯЩЕГО мотора!), с восхитительным скрежетом переключилась передача, и мы поехали.

Глава 4

Кабина военного грузовоза была сугубо утилитарна, словно ее проектировал суровый челябинский конструктор. Вместо ремней безопасности пассажирам полагалось цепляться за там и сям приваренные могучие скобы, наверное, сделанные из остатков усиления бампера. И даже крышка бардачка была миллиметра три толщиной. Про неудобное сиденье, обтянутое фальшивой кожей и набитое фальшивым поролоном, и сказать нечего. В смысле, ничего хорошего (или хотя бы цензурного) сказать.

— Петя, у тебя тут радио нет, что ли? — спросил я, обшарив глазами приборную панель.

— Не, только рация. Но она не работает, пан старший лейтенант, — извиняющимся тоном ответил Солнышкин, с натугой крутя громадную баранку. (Действительно, зачем изгаляться с гидроусилителем, когда можно просто и дешево увеличить плечо приложения силы.) — В КУНГе есть.

И вот зачем он мне про КУНГ сказал? Чтобы я туда убрался? Или я опять на него лишних гадостей напридумываю, а Петя просто чистая наивная душа нараспашку? Угу. Душа бывает на распашку и под паром. А еще — озимая.

— Жаль, хотел новости послушать. Узнать, что в мире творится.

— Ой, а я как раз слушал, когда… ну, вы… горючку… а я… на вас…

— И чего наслушал? — перебил я, показывая, что зла не держу.

— Тама как раз речь нового Великого Князя Литовского была…

Солнышкин немного косноязычно и сбивчиво, то и дело отвлекаясь на дорогу, рассказал потрясающие вещи. Новый Великий Князь Литовский заявил о желании пересмотреть итоги Минской унии, заключенной четыреста лет назад и приведшей к вхождению ВКЛ в состав Царства Польского. При этом не исключил возможность выхода ВКЛ из Польской (теперь уже) Империи, если… Много всяких "если".

— Князь сказал, что мы для Варшавы стали… этим… "мозговым придатком", во!

— Может, сырьевым? — уточнил я.

— Да каким "сырьевым"? У нас в княжестве из сырья только болота, да речки! — вздохнул Солнышкин, — Варшава у нас мозги вытягивает! Электронику сложную где делают? В Польше! А станки всякие? А артефактные фабрики где? Опять в Польше! Институтов у себя там понастроили, лабораторий понаоткрывали. А работает там кто? Да наши, литовские, и работают! Потому что у нас, будь ты хоть с десятью мозгами в голове, сможешь только бульбу окучивать…

Я слушал в некотором офигении: Петруха оказался махровым патриотом княжества. И честно страдал от осознания несправедливости политико-экономического устройства империи. Князь же простой "декларацией о намерениях" не ограничился, а объявил о немедленном созыве Вселитовской научно-практической конференции, делегаты которой должны в срочном порядке прийти к консенсусу и, хотя бы тезисно, сформулировать цели и задачи реформ, набросать план развития, наметить пути решения и преодоления. На худой конец, обозначить вектор.

— Князь сказал, что приглашает всех…

— И оппозицию?

— Кого?

— Ну, тех, кто кричит, что все плохо и правительство ничего не делает.

— А-а! Ага, всех. Князь приказал под это дело самую большую армейскую базу отдыха выделить. Потому что там и охрана есть, и столовых много…

Я в очередной раз умилился Солнышкину: "столовых много"! Умеет ведь сказать. Угу, какой же политик откажется от перспективы халявного трехразового питания в армейской столовке?!.. Стоп! А не на этой ли базе у Добжи свояк начкаром?

Оказалось, именно на той.

Свояк Добжи, мордастый и крепкобрюхий майор лет сорока, встретил нас по всем законам армейского гостеприимства, которое традиционно начинается с:

— Какого лешего ты приперся именно сегодня?! У нас тут дурдом полный!

И заканчивается определением на постой с выдачей сухпайка с печеньками и обещания оторвать все, что не пришито (включая голову), если кого ночью потянет шляться по расположению.

Солнышкина, нагруженного парой банок тушенки и сгущенки, загнали в караулку к отдыхающей смене, а нас с Добжей огородами и окопами провели до вещевого склада, где у знакомого кладовщика имелась гостевая каморка с топчанами из ортопедического горбыля… (На правах рекламы: Сон на уникальных лежанках из ортопедического горбыля позволяет почувствовать все косточки в вашем теле. Даже те, о наличии которых вы не подозревали.) Вместо матрасов и подушек нам выдали по кипе тощих солдатских одеял с ефрейторскими лычками-полосками. Да для ночного перекуса кладовщик, замотивированный свояком-майором, оделил нас двумя коробками офицерского пайка, пятилитровой пластиковой бутылью с водой и электрочайником.

— Ладно, отбивайтесь, — подытожил свояк, — Утром разбужу. Рано. Имейте в виду.

Эх, умей я прозревать ближайшее будущее, нипочем бы не стал разглядывать содержимое коробки с пайком и возиться с аккуратным застиланием топчана. Я бы сразу по убытию майора завалился на лежанку и принялся считать овец. А теперь поди, найди их. Разбежались, заразы, напуганные храпом доблестного лейтенанта запаса… Нет, это невозможно! Хуже мог быть только гороховый суп на ужин!

Добжа выдал очередную руладу с фиоритурами, флажолетами и прочими крещендо. Кошмар! Я попробовал повторить, так у меня чуть легкие в клочья не порвало: две минуты перхал, восстанавливая дыхание. Нет, это точно и окончательно невозможно!

— Ты чего? Куда? — вскинулся дремавший кладовщик, когда я пробирался мимо него к выходу.

— На улицу. Прогуляться.

— А чего не спится?

— Сосед храпит. Не слышите, что ли?

И кладовщик действительно прислушался! Он тугоухий? Вот повезло человеку.

— Хорошо храпит! — похвалил кладовщик мастерство гостя, — То-то меня в сон клонит, — и, заметив мои дико вытаращенные глаза, пояснил, — Я почти тридцать лет в армии. И все по казармам. На склад всего полгода назад сел. И до сих пор бывает, что не могу уснуть — привык, что рядом какая-нибудь сволочь храпит. Такая вот петрушка.

— Везет вам, — искренне признался я в зависти, — А почему вы ночью работаете?

— Особый режим у нас, — вздохнул кладовщик, — Как на базу депутатов этих на конференцию согнали, так особый режим и ввели.

— Понятно. Ладно, пойду, попробую сон нагулять.

— Ты только к клубу не ходи. Там от патрулей не продохнуть… А, погоди-ка, тут мне одну штуку принесли, — кладовщик пошарился в ящике стола и достал бейджик на ленточке, — Держи, он не именной — просто делегатский. Повесь на шею. С ним тебя никто тормозить не будет.

— Я же в форме.

— Ай, там половина тоже в форме. Их со сборов в делегаты забрили.

— Ну, спасибо тогда.

— Спасибо не булькает, — привычно отшутился кладовщик и махнул рукой. Мол, проваливай, дай человеку поспать, пока рядом храпит "какая-то сволочь".

Я вышел из склада под звездное небо и полной грудью вдохнул свежий воздух, напоенный ночной прохладой. "Бу-э-э! — раздалось из-за угла, — Кха-кха-кха! Бу-э-э!"

— Не всем свежий воздух одинаково полезен, — наставительно произнес я во тьму, — Во всяком случае, храп — такая же гадость, да еще и храпят, обычно, гораздо дольше.

И, взбодрив себя этим спорным умозаключением, я завертел головой, пытаясь определить, где здесь клуб, к которому мне не советовали ходить

Базу отдыха армейцы отгрохали с размахом, заняв под нее немалый кусок берега очередной безымянной реки и рощу. Кроме складов, караулки и клуба тут были пляж, парочка теннисных кортов, футбольное поле, волей- баскетбольные площадки, хоккейная коробка, несколько тренажерных и спорт-зал, коттеджи и многоэтажки для проживания личного состава, реабилитационный центр и (само собой!) — "много столовых". По крайней мере, все это было нарисовано на большом щите. Я, прям, порадовался: вот образец открытости, вот что значит "армия с человеческим лицом"! И радовался еще минут пятнадцать, пока не понял, что указанное на схеме расположение объектов и дорожек не соответствует реальности. Там даже река течет в другую сторону! Черт, я, наверное, проглядел маленький штампик в углу: "Одобрено. Первый отдел." Или как они секретчиков обзывают? Лучше бы вместо схемы просто список вывесили — честнее было бы!

Спасли меня те, от встречи с которыми предостерегал кладовщик — комендачи. Они не только знали, где что находится, но и мысли читали.

Наткнувшись на вояк с повязками, я только успел вякнуть: "А где…" — и тут же получил ответ:

— По этой дорожке, за вторым коттеджем налево, а там увидите. Большое здание.

— Спасибо…

Говорить патрулю, что у третьего склада кто-то проводит черномагический ритуал, вызывая Ихтиандра, я не стал. Им же придется алкаша на губу тащить, бумаги писать… нет, не буду ребят лишней работой загружать.

Несмотря на второй час ночи, на площади перед клубом вовсю бурлила политическая жизнь. Вокруг традиционной колоннады центрального входа, у столиков нескольких кафешек и просто по брусчатке бродили, сбивались в группы и кучи, говорили, спорили, выкрикивали лозунги несколько сотен человек с такими же, как у меня, бейджиками. Причем, примерно половина из них и на самом деле была в мешковато сидящей форме, но и не маскирующихся гражданских хватало. По периметру площади, слегка отступив в тень, скучали вояки со знакомыми повязками. Наверное, комендачи следили, чтобы политические не расползались бесконтрольно по базе, а то мало ли. И как-то мне сразу расхотелось присоединяться к тусовке. Успею еще окунуться в водоворот политических страстей. Я вообще тут просто сон нагуливаю, ага. Кстати, а они чего не в клубе заседают? Или у них кофе-брейк очередной?

Я обогнул площадь по широкой дуге и оказался на задах клуба. Фонарей тут было намного меньше, чем со стороны фасада, да и светили они почему-то тусклее, отчего кучи разнообразного барахла, загромождавшего частично озаборенный двор, утонули в тенях, словно рифы во время прилива. Чего там только не было! Какие-то декорации к давним спектаклям, фанерно-реечные конструкции непонятного назначение, кое-где обтянутые полуистлевшей тканью, остовы парадных грузовозов с классически белыми дисками и тоже белыми зубцами грунтозацепов шин, плакаты и баннеры, приветствующие забытых участников "соревнований по военно-прикладным видам" чего-то. Очень интересно. Словно в музей попал… "По музею ходят люди с видом слушающих птиц…"

Неожиданно я оказался перед дверью с табличкой "Служебный вход" и почему-то приоткрытой. Непорядок! Бардак, можно сказать! Заходи, кто хошь, выноси, что хошь!.. Разумеется, я зашел.

Увы, долгой экскурсии по закулисью армейского клуба у меня не получилось. Я буквально тут же столкнулся с заполошным парнем в цивильной одежде и большим планшетом в потной ладошке — этакий порученец-побегайчик.

— Вы кто? — нервно воскликнул парень.

— Делегат! — рявкнул я и сунул ему под нос свой бейджик.

Парень мельком глянул на него и шустро заелозил пальцем по экрану планшета.

— Вы от "Штыр-пыр Свободы"? — глотая слова, торопливо спросил парень и уставился на меня, как голодный скунс на мясо.

— А так не видно, что ли? — неопределенно ответил я.

— Где же вы ходите?! — воскликнул парень с надеждой на облегчение своего бремени, — Вы же третьим выступаете! Я вас уже обыскался! Пойдемте скорее!

И порученец почти бегом по пустым и темным коридорам провел меня к сцене, остановившись у складок занавеса.

— Ждите здесь! Когда вас объявят, выходите к трибуне и… ну, понятно! Регламент прений десять минут! Десять!

Порученец исчез с легким хлопком. Откуда-то потянуло торфяным болотом.

— Тоже решили поучаствовать в этой оперетке? — благожелательно пробасили сбоку, — За мной будете.

Из соседней кулисы выдвинулся, благоухая свежеупотребленным вискариком, высокий упитанный мужчина в полном расцвете сил и с таким располагающим улыбчивым лицом, что сразу захотелось забыть пин-код от кредитки.

Тем временем, с противоположной стороны сцены к трибуне выдвинулся первый выступающий в прениях и тут же принялся выкрикивать разные сепаратисткие лозунги. В зале его почти не слушали: перекусившие депутаты еще рассаживались, перекрикивались через ряды, кто-то попробовал обсвистеть докладчика, но только забрызгал слюнями лысину соседа спереди. Несколько телеоператоров с большими камерами с заметной ленцой снимали все это действо.

— Прямая трансляция на пятом имперском канале и сюжеты в каждом выпуске новостей на первом и втором, — пояснил упитанный любитель вискарика, заглядывая в проделанную мной щелку в занавесе и представился, — Джозеф Мамонски, председатель минского отделения партии "Разем" ("Вместе"). Буду выступать, как понимаете, за неделимость империи, а вы? — Я слегка напрягся. Представляться собственным именем вряд ли уместно, ведь меня явно приняли за кого-то другого, причем, я понятия не имею — за кого. К счастью, Джозеф, не любил пауз в своей речи. — Кстати, а почему вас направили в эту кулису, ведь, судя по нечетному номеру, вы будете ратовать за отделение княжества?.. Или… м-м! Понимаю, понимаю… А, если не секрет, сколько вы смогли стрясти с организаторов за это? — Джозеф в примирительно-защитном жесте выставил вперед пухлые ухоженные ладошки. Удивительно маленькие для такого крупного дяди. — Не поймите меня превратно — мой интерес чисто умозрительный и теоретический. Хотя, и не совсем. Надеюсь, вы не оскорбились?..

На мою удачу, первый выступающий в прениях закончил дозволенные речи и под вялые хлопки и не менее вялое улюлюканье покинул сцену, а секретарь объявил моего настырного собеседника. Интересно, чем Джозеф собрался порадовать это собрание солдатских и офисных делегатов? И, оставив в покое щель для подглядывания, я переместился поближе к трибуне, по-прежнему скрытый занавесом.

Ну, что можно сказать? Если я правильно понял, и устроители "научно-практической оперетки" действительно приплачивают за плюрализм и независимость суждений, то мой новый знакомый честно отработал свои грязные деньги. Не обращая внимания на реакцию зала (почти отсутствующую), он, словно по бумажке, выдавал один проимперский перл за другим. Стараясь при этом не сильно обрушиваться с критикой на нового Великого Князя Литовского Вирджилиуса. В основном, Джозеф упирал на недостатки независимого государства на основе княжеской формы правления.

— В государствах-княжествах невозможно равноправие граждан, — уверял Джозеф, — Ибо все княжества — противная вещь, они не соответствуют человеческой природе и проклятые Хранителями, так как там господствуют неволя, деспотия и самоуправство хозяев, которые могут наказать, растлить и даже уничтожить своих подданных ради всяческих капризов и не понести за это никакого наказания. Жители независимых княжеств нищие; они живут в вечной бедности, нужде, находясь в полной зависимости от хозяев. И только в Империи человек получает настоящую свободу и счастье.

— Тот, кто не живет в империи, — заявлял Мамонски, — не принадлежит к свободным людям. И даже дворянин, практически не имеет никаких прав и вечно живет в несчастье и нищете… Каждый человек в независимом княжестве — это только тень человека, а не настоящий человек. И если мы покинем лоно Польской Империи, то ни один литвин не будет свободным, каждый станет от кого-то зависеть, а господствовать над всеми станет великий князь, который от рождения хозяин над всеми. И если сейчас мы видим вокруг себя гордых и свободных людей из Великого Княжества Литовского, части Великой Польской Империи, то после отделения мы будем видеть одних невольников…

Джозеф еще говорил, но я уже отвлекся. Не зацепило меня его выступление: сплошные общие места, маловато напора. Да и костюм на нем из магазина готового платья. Скорее всего, устроители, как на всяких сборных концертах, звезд выпускают в конце. Возможно, возможно. Вот и мне сейчас предстоит. И о чем мне говорить? В прениях. Угу. Да я даже не понял, на какие темы были основные доклады. Наверное, стоит, хотя бы, определиться: я ЗА раздел империи или ПРОТИВ. Чисто логически. Потому что слишком мало я прожил в этом мире, чтобы принять взвешенное решение. Хм, чисто логически, делят на части, обычно, то, что умерло. Или убито. Например, мишку на охоте завалили и делят добычу. А по-живому режут только маньяки и хирурги в случае гангрены. Я же пока не заметил ни признаков смерти империи, ни признаков гангрены. Да я даже с вялотекущей бытовой ксенофобией ни разу не столкнулся. Опять же, ни в сети, ни при непосредственном общении никаких призывов (и требований) к политкорректности, которая есть ни что иное, как стремление загнать болезнь вглубь, законодательно спрятать симптомы. И… и вообще мне тут нравится!

— Слово для прений имеет региональный координатор молодежного исторически-патриотического движения "Штуцеры Свободы" Виктор Карцев, — объявил секретарь.

Хо, это, кажется, меня. Интересно, что это за "свободные штуцеры" такие. Что-то историческое? Когда эти ружбайки здесь были на вооружении? Впрочем, нафик все! Выходим. Давай, Кирюха! Не посрами!

Покидающий сцену Мамонски подбадривающе кивнул, я, в ответ, показал ему большой палец и двинул к трибуне, чувствуя, как с каждым ударом сердца кровь в моих артериях и венах вытесняется адреналином.

…Кондовая такая трибунка. О, даже графин на скрытой полочке в наличии. Со стеклянной пробочкой. И стакан. Граненый. Какая прелесть! Винтаж! Респект воякам.

Я покосился на стол президиума, получив за это вялый разрешительный кивок от председателя, обряженного в какие-то вычурные, с закосом под средневековье одежды, и, будучи полностью проигнорирован остальным десятком президиумствующих, посмотрел в зал. А вот зал-то на меня практически не смотрел. Тоже, наверное, ждали политических звезд, черед которых еще не наступил…

И тут моя "дежа вю" взвыла дурниной: трибуна, графин, Виктор, Карцев, "штуцеры", собрание… Не обращаете на меня внимания, значит?.. Дрожащей от избытка адреналина рукой я набулькал полстакана воды, резко выдохнул. Ну, Михал Михалыч Жванецкий, ваше здоровье! Замахнул, занюхал рукавом камуфляжа. (Какая гадость — эти армейские рукава! Чем их пропитывают? Гражданской одеждой занюхивать куда приятнее… Лайфхакчик такой:)

Постучав по капле микрофона и услышав "бумц-бумц" из колонок, я с пионэрским задором воскликнул:

— Мы, молодые штуцерщики! — после чего тут же присел за трибуной.

Опять покосился на удивленного председателя, хамски подмигнул ему и, выждав пяток секунд, встал. Снова постучал по микрофону, проорал:

— Мы, молодые штуцерщики!

И присел.

Теперь на меня уставился весь президиум. Подмигивать не стал. Много их, глаз устанет. Подождал. Выпрямился. О, зал таки заинтересовался моими исчезновениями. Ну, чем я не Копперфильд?!

Не затягивая понапрасну паузу, я со всей дури влепил по трибуне кулаком (слегка трансформированным, хе-хе!) и, придержав упавший стакан, взревел в микрофон:

— ДОКОЛЕ!!!

Мой рев сопроводил визг перевозбудившегося усилка. Удачно получилось.

В президиуме поперхнулся и раскашлялся старичок профессорского вида. Сосед слева начал аккуратно похлопывать его по спине, оказывая первую помощь. Я вытянул в сторону этой парочки руку и пафосно обратился к залу:

— Слышите? Это работает паровой молот![4]

Сосед старичка замер, не донеся ладошку, а старичок умудрился поперхнуться еще раз.

Я медленно обвел взглядом затихших делегатов, косплея сурового Каа в логове бандерлогов. Увы, долго наслаждаться триумфом мне не дал председатель, предложив:

— Молодой человек, может быть, поближе к делу? — и сделав вид, что устало потирает утомленное лицо, спрятался от телекамер и подмигнул.

Гад!

Тут меня пронзило осознание. Я перепутал начало Эпохи Больших Перемен с просто большой переменой. Школьной. Которая длится ровно до звонка на следующий урок. А пока: уря-а, швабода, гуляй-носись и тому подобное. Вот ведь!

Ладно. Подмигиваем, значит? Разрешаем и одобряем, значит?

И, как говорится, Остапа понесло.

Честно скажу, я очень смутно помню, что я выкрикивал в микрофон. В какой-то момент вдруг предложил провести судебную реформу:

— …Наши ведущие аналитики, Ларионов и Кутько, разработали ряд Первоочередных Мер Действительной Демократизации Общества. Мы назвали их ПМДДО! (Или "путем маразма дойдем до оргазма", ага!)…

…выстроить четкую вертикаль компетенции судов и зон применения судебных решений. Ибо, если какой-то занюханный судья задрипанного районного суда (Свист в зале, выкрики.) с перепою принимает какое-то решение, то с какой стати это решение обязательно для всей Империи? А если этот судья такой умный, что может решать за всю Империю, то почему он заседает не в Верховном Суде, а в районном? Мы предлагаем: решения районного судьи действуют только на территории его района. Городского — на территории города. И то, если данные решения не противоречат Имперским законам, а то, знаете ли, бывали прецеденты! (Выкрики в зале, свист, топот, непродолжительные аплодисменты.)…

…иски о возмещении морального ущерба исключить полностью. Ибо, если моральный ущерб истца можно монетизировать, то это означает, что его мораль имеет признаки товара, то есть, у него продажная мораль. И вы согласны платить деньги людям с продажной моралью? А если мораль у истца еще и двойная? Платить за ущерб в двойном размере? (Выкрики в зале, свист, топот, непродолжительные аплодисменты.)…

…объектом права должны быть не чувства, слова и намерения, а действия! (Выкрик из зала: "А призывы к экстремизму? С этим как? Понять и простить?") Хороший вопрос. Наш ответ: никогда! Но и судить их до совершения экстремисткого деяния НЕ ЗА ЧТО! Можно только предупредить. Выслать официальное уведомление, что, мол, ваши призывы являются призывами к экстремизму или еще какой гадости. (Выкрик из зала: "Да они подотрутся твоими бумагами!") На наждачке напечатаем! Зато, если экстремистское действие будет совершено, то вместе с непосредственными исполнителями судить надо и "призывателей". Как организаторов! Беспощадно! (Выкрики в зале, свист, топот, продолжительные аплодисменты.)

В какой-то момент какая-то из моих инициатив вызвала бурное возмущение у прокашлявшегося старичка-профессора из президиума. Он, пользуясь президиумским микрофоном, начал требовать отключить трибуну и кричать, что с такими, как я, у страны нет будущего.

— Есть! — воскликнул я в полемическом раже, — Будущее именно за нами! За нашими молодыми могучими спинами! И мы вас к нему не пропустим! Вы пройдете к будущему только по нашим трупам и никак иначе! — я воздел к плечу кулак в культовом жесте, — Но пассаран!

Старичок, побагровев, принялся вызывать охрану, чтобы убрать меня со сцены. На его явно экстремистский призыв появилась парочка мордоворотов в чорной униформе. Пришлось немного побегать от них вокруг трибуны, покрикивая в микрофон и без применения технических средств:

— Вступайте в наши ряды! Вместе мы станем сильнее! Пока мы едины — мы непобедимы! Эль пуэ́бло уни́до хама́с сэра́ венси́до! Эль пуэ́бло уни́до хама́с сэра́ венси́до!

На пятом или шестом круге мордовороты сообразили разделиться и обойти трибуну с двух сторон, отжимая меня к кулисе. "Со сцены уходить нельзя — будут бить," — оценил я степень озверелости на мордах охранников. Неожиданно охота на меня прервалась. Безопасники остановились и, синхронно поджав наушники гарнитур сваеобразными пальцами, выслушали ЦУ от начальства. Приказ им явно не понравился и их физиономии перекосило вообще невообразимым образом. Однако, что-то пробормотав в ответ, они встали по стойке "смирно" и, чуть ли не с поклоном, жестами предложили мне проследовать со сцены.

— А вы? Следом за мной? — не мог не спросить я.

Мордовороты тоскливо помотали головами. Вот и славно! Не люблю, когда меня бьют. И, распевая вдруг вспомнившийся "Венсеремос" ("Мы преодолеем"), я гордо ушел за кулисы.

— "Венсеремос", "Венсеремос": над Литвой клич призывный лети!

"Венсеремос", "Венсеремос": это значит, что мы победим!

(повторять до полного самообмана)

Зал безумствовал, кто-то где-то кому-то уже пытался бить лицо и получал в ответ, старичку-профессору стало плохо, и его унесли оставшиеся без сладкого мордовороты, телевизионщики не знали, куда направить камеры…

— Профессионально! Мои восторги! — приветствовал меня за сценой Джозеф.

Остальные записанные на прения смотрели кисло. Не факт, что их вообще выпустят — в зале, кажется, начали мебель ломать. Внезапно подскочил порученец и подсунул мне планшет:

— Пан Виктор, пальчик вот сюда приложите, пожалуйста.

О, "пожалуйста" и "пан". Чего это с ним? Но палец приложил. За это порученец вручил мне тоненькую стопочку злотых. О, как! Политика начинает мне нравиться.

— И премия! — торжественно возвестил порученец, протягивая стопочку куда потолще.

— Если надо, я и на бис могу…

— Пока не требуется…

Порученец опять словно телепортнулся, а я припрятал "изи маньки" в кармашек на пуговке.

Узрев допстопочку, даже неунывающий Мамонски немного спал с лица. Однако мгновением спустя вдруг оживился:

— Пан Виктор!

— Да, Джозеф?

— А вот этот ваш лозунг… Эль падла чего-то там — он на испанском, кажется?

— Эль пуэбло… Да, на испанском…

"Эх, продешевил!" — размышлял я, пробираясь темными коридорами к служебному входу. За очередным поворотом шум, доносящийся из зала, стал почти неслышен, и я вдруг зевнул. Хо, а главная цель-то почти достигнута — сон нагулян! Я убрал в набедренный карман плоскую бутылочку какого-то вискарика. (Судя по выхлопу Джозефа, вполне приличного с классическими торфяными нотками.) Конечно, пинты вискарика маловато будет за одну из самых известных в моем мире фраз, но… пусть пользуются.

Наконец, я выбрался на улицу, сориентировался и зашагал к складу. Спа-ать…

Однако через сотню метров поймал себя на том, что тихонько мычу один прилипчивый мотив. Видимо, не весь адреналин я пережег, не весь.

Зачем-то оглянувшись на предмет не слышит ли кто и немного подправив слова под текущие реалии, я все-таки запел:

Смутная тень, скользившая следом за мной среди кустов обочь дорожки, вдруг приостановилась и спросила у другой тени:

— У него две бабы, что ли?

— Какие две бабы?

— Ну, Елена и эта, Бэлла?

— "Белла" по-итальянски "красотка". Не мешай слова запоминать!

Как некогда правильно заметил посол Тютчев: нам не дано предугадать, как слово наше и так далее. Песня ушла в народ. Сначала ее пели резервисты, отправляясь на сборы, потом ее перевели на разные языки, в том числе, и на язык оригинала и стали петь по всему миру. Между прочим, некоторые страны даже пытались подать на Польшу иск в международный трибунал, обвиняя в том, что в Великом Княжестве Литовском на базах резервистов якобы готовят террористические интербригады. В качестве доказательства цитировали песню.

Но поскольку прозревать будущее я пока не научился, то спокойно добрался до своей лежанки в вещевом складе и завалился спать. И храп Добжи мне уже не мешал.

Глава 5

Юзик сверился с внутренними часами и решительно поднялся с койки.

— Время, — сказал он брату, — Разувайся.

Марик, не задавая лишних вопросов, стянул с правой ноги ботинок и вынул стельку.

А вот обыскивать надо перед помещением на гауптвахту. Тщательно обыскивать! Или, в дополнение к врезным замкам, оборудовать двери камер банальным засовом. Да, неэстетично, зато надежно.

— Обуйся сначала, — посоветовал Юзик, когда Марик в одном ботинке (чорном, естественно) и с отмычками наперевес, упруго хромая, не менее решительно направился к двери.

Замок для вида посопротивлялся профессионалу, но почти тут же тихонько клацнул. Видимо, и у замков есть чуйка и инстинкт самосохранения.

В недлинном коридоре гауптвахты было пусто. Слишком пусто. Похоже, Юзик с Мариком были единственными посидельцами цугундера, что, с одной стороны, могло быть следствием высокого уровня воинской дисциплины в части, а с другой — полного пофигизма командного состава. И, судя по запаху сигаретного дыма с сивушной отдушкой, а так же невнятным, но эмоциональным выкрикам, доносящимся из караульного помещения, верным было второе.

— Зайдем? — кровожадно осклабился Марик, потирая щеку, — Что-то я тоже решил заняться прикладным искусством.

— Не стоит, — отказался Юзик, — Люди отдыхают, футбол смотрят. Не будем отвлекать.

— Судя по комментариям, они БДСМ-порнуху крутят.

— Тем более. Пошли.

Архитектор, спроектировавший здание гауптической вахты явно не служил в армии и не сидел в тюрьме. Или он слишком ответственно подошел к соблюдению требований пожарной безопасности. Иначе не объяснить, почему из коридора с камерами на волю (условную, конечно, ведь губа располагалась на территории военной части) вело два выхода. Один, как и положено, через караулку, а вот второй…

— Есть чем посветить? — спросил Марик, — Не вижу, где тут замочная скважина.

— Это аварийный пожарный выход. Просто толкни штангу, — ответил Юзик.

Марик не поверил, но послушался. Дверь плавно распахнулась.

— Да ну на?! — удивился Марик.

Увы, рояль оказался с сюрпризом под крышкой. Не успело удивление на лице Марика смениться радостью, как противно заверещала сирена, оповещая окрестности, что "с литовского кичмана сбежали два уркана".

— Давай за мной! — скомандовал Юзик и, пригнувшись, метнулся через открытое пространство к густым кустам, среди которых прятался навес курилки. Марик не отставал.

— Падай рядом, — продолжил распоряжаться Юзик, залегая, и объяснил, — Переждем. Здесь вряд ли будут искать — слишком близко. Рванут к периметру.

— Переодеться надо, — Марик вытащил из-под себя и отложил в сторону камешек, — И выяснить, где Мрузецкую держат…

Атональный, выматывающий нервы, воздействующий даже не на подсознание, а на генетическую память и первобытные инстинкты, визг сирены не смолкал. Однако, к удивлению беглецов, на него никто не спешил реагировать. Не выбегали из здания гауптвахты охранники, не включились на вышках прожектора, не раздавался в ночи командирский рык 'Застава в ружье!' Или что там по сценарию прописано?

— Я не понял? — сварливо прошептал Марик, — Нас ловить собираются? Я так простатит заработаю — земля холодная.

Юзик вздохнул и промолчал. Наконец, в краткие паузы, когда сирена словно набирала заряд для новой серии воплей, послышался топот берцев по бетону. Очень одинокий топот. И мимо затаившихся братцев к губе, одной рукой придерживая фуражку, а другой — кобуру, валким скособоченным галопом проскакал очень одинокий офицер с красной повязкой на рукаве. Добравшись, рванул на себя дверь… Потом толкнул… Потом опять рванул… Догадался, что закрыто, и принялся колотить по двери кулаком. Наверное, он при этом еще что-то кричал — рот-то открывался — но слышно было только сирену.

Братцы с интересом следили за разворачивающимся действом. Это было немного похоже на немое кино. При этом сирена играла роль чересчур усердного тапера, которого хочется пристрелить на второй минуте фильма.

Офицер в раздражении пнул дверь и немного попрыгал на одной ноге — похоже, пальцы зашиб. Именно в этот момент створка приоткрылась и в щель практически вывалился детина, одетый по форме номер два (то есть, с голым небритым торсом) и если бы не успел уцепиться за косяк, то наверняка бы рухнул на офицера и раздавил. С запозданием отпрыгнув на безопасное расстояние, офицер, что-то прокричав, попытался прорваться на губу. К удивлению братьев, детина его не пустил, что-то рявкнув в ответ. Скривился, обернулся, не выпуская косяк и створку. Сирена заткнулась.

Блаженная тишина бальзамом пролилась в утомленные уши Юзика и Марика. Они даже отвлеклись от наблюдения. А когда вновь обратили свои взоры (и уши) на здание гауптвахты, там все уже закончилось. Очень одинокий офицер в фуражке на вырост и с красной повязкой на рукаве обескураженно стоял перед вновь запертой дверью.

— Не пустили, — прокомментировал очевидное Марик, — Дежурного по части… Барда-ак!.. Слышь, Юзик, похоже, нас ловить не будут.

— Угу, — согласился Юзик, пристально разглядывая офицера, а тот в бессильном раздражении сплюнул на крыльцо и, прихрамывая, поплелся туда, откуда прибежал.

— Надо узнать, где Мрузецкую держат, — напомнил Марик.

— А вот его сейчас и спросим, — криво ухмыльнулся Юзик, кивнув на ковыляющего мимо офицера, — Узнаешь?

Марик тоже присмотрелся:

— Опа! Какие люди и без охраны! Это ж тот капитан, который…

Капитан запаса Лаврик Власиевич в который раз проклинал свою судьбу. Опять все пошло не так. Вместо спокойного сидения в штабе он напросился в командиры особой группы и ничего (капс локом: НИЧЕГО!) от этого не получил. Никаких преференций и бонусов. А когда подсуетился, напряг знакомых и все-таки пристроился в штаб… Да еще ногу ушиб. Как бы перелома пальцев не было. Надо завтра же рентген сделать. Придется, правда, ненадолго из части уехать, но завтра будет можно, да и со здоровьем шутки плохи. Вот так запустишь, а там и до гангрены…

Добравшись до здания штаба части, бедный Лаврик достал из кармана внушительную связку ключей и стал искать нужный. С третьей попытки угадал. Однако едва он открыл дверь, как кто-то огромный навалился на него со спины, обхватил, блокируя руки и сжав так, что ни вздохнуть, ни крикнуть, буквально внес внутрь. От неожиданности пан Лаврик ненадолго потерялся в пространстве и времени, при этом, формально, он пребывал в полном сознании, но органы чувств, казалось, утратили связь с мозгом и функционировали автономно. Восстановление нормальной работы организма только добавило ужаса в жизнь. Лаврик осознал себя крепко привязанным к стулу в кабинете начальника штаба, в лицо ярко светила настольная лампа.

— Очнулся? — сурово спросил Марик, заметив, что пленник завозился более-менее осмысленно, — Вижу, что очнулся. ИМЯ!

— А?! — испуганно дернулся Лаврик.

Марик навис, старательно демонстрируя изорванную и окровавленную рубашку:

— Зовут тебя как?

— Я Лаврик… Лаврик Власиевич… Я ничего не знаю! Я тут просто на сборах! Я заведую кафедрой в университете! Я…

Марик обменялся удивленными взглядами с братом, стоящим за спиной, как оказалось, начальника Елены. Похоже, битье отменяется. Придется выведывать информацию не физически, а психически. Юзик огляделся в поисках реквизита и радостно схватил большую чорную резиновую дубинку. То, что надо!

— Где-е все-е? — растягивая слова, спросил Юзик и, поигрывая дубинкой, вышел из-за спины Власиевича.

— Я… Я не знаю! — чуть не заверещал Лаврик, уставившись на фаллический символ правопорядка.

— А ты вспомни! Пошевели фуражкой! — рявкнул с другого бока Марик.

Все-таки маски 'плохого' и 'ОЧЕНЬ плохого' полицая работают эффективнее 'плохого' и 'хорошего'. К тому же, последнего мало кто из полицаев способен изобразить достаточно органично. Недостоверно получается.

Лаврик почти разрыдался:

— Как? Как я могу вспомнить, если я не знаю? Я же вам говорю: я не знаю! Как я могу вспомнить то, что я не знаю?

— Хочешь поговорить о семантике?[6] — зловеще осведомился Юзик и с размаху ударил дубинкой по столу.

Стол выдержал, а Власиевич раскололся. Вдребезги и напополам.

Заперев полностью деморализованного капитана в какой-то чуланчик и приперев дверь стулом, братья вернулись в кабинет начштаба.

— Он еще гаже, чем Лена рассказывала, — скривился Марик, — 'Завкафедрой'!

— В минуты смертельной опасности из человеков лезет все до поры скрываемое дерьмо. Например, карьеризм, — задумчиво произнес Юзик.

— А…

— Погоди, Марик, не отвлекай.

— Хорошо, — покладисто кивнул тот, — Я тогда пока… О! Телевизор посмотрю. Сто лет не смотрел.

Юзик уже не слушал. Он полностью погрузился в анализ полученной от Власиевича информации. Не радующей, прямо скажем, информации.

Самое главное: Мрузецкой, Петрова и пани Берты тут не было. Их почти сразу пересадили в автобус и увезли в Вильнюс, где уже сегодня вечером в княжеском замке должен состоятся ритуал инициации новых хранителей. Чем Вирджилиуса не устроили отцовские хранители?

Юзик зябко передернул плечами: ему было прекрасно известно истинное предназначение 'дублеров'. А задачу охранять Лану с него и Марика никто не снимал.

Однако это было еще не все. Например, почему в сопровождение автобуса выделили почти роту? От кого они должны защитить автобус? И ведь рота состояла не просто из солдат-срочников, а из офицеров и сержантов запаса. Причем, как и почти весь контингент базы подготовки резервистов, это были люди, отслужившие при особых отделах, в конвойных войсках, госбезопасности и так далее. 'Отребье и быдло', как обозначил их Власиевич. В данный момент, на базе оставалось еще две роты 'отребья и быдла', но утром они должны были погрузиться в грузовозы и тоже выдвинуться в Вильнюс. Вопрос: зачем? И почему уехал весь командный состав базы? И почему вояками командовал проректор минского университета? Эх, если бы была связь! Увы, территорию базы накрыли глушилками: мобильная и радиосвязь недоступна, а проводной тут никогда и не было. Или Власиевич об этом не знает. Но искать — не вариант. Надо прорываться в Вильнюс. Может быть по дороге…

— БРАТ, СМОТРИ! — вдруг крикнул Марик, не отрываясь от телевизора.

Юзик открыл глаза и через миг уронил челюсть: с экрана на него уставился, перекосившись в злобной гримасе, Кирил Клах. Еще и кулак держал у плеча в незнакомом, но явно ему привычном жесте.

— Громче сделай!

— …если вам знаком этот человек, просим немедленно сообщить в нашу редакцию. Анонимность обращения и вознаграждение гарантируется…

— Что за канал?

— Спутниковый. 'Колокола Москвы'. Программа 'Набат', - четко сообщил Марик.

— Они же по субботам выходят?

— Экстренный выпуск. И, похоже, по кругу сюжет крутят… О, точно! Снова нач…

— Тихо!

Больше не отвлекаясь на брата, на его выкрики 'Клах, красава!' и 'С ноги его!', Юзик вслушался в тот бред, что нес комментатор 'Колоколов', и всматривался в определенно тщательно смонтированный видеоряд.

— …человек, выдавший себя за координатора…

— …выкрикивая новый официальный лозунг одиозной проимперской партии 'Разем', причем выкрикивал его на испанском языке, что однозначно свидетельствует о том, что безобразная провокация, спровоцировавшая жестокое избиение сторонников независимости и самоопределения Великого Княжества Литовского имеет западные корни…

— …пострадал всемирно известный ученый и патриот… (Два злобных мордоворота в чорной униформе тащат сомлевшего старичка.)…врачи борются за его жизнь, но прогнозы…

Особое удовольствие доставили кадры работы по залу противопожарной спринклерной системы. 'Колокольчик' пояснил:

— …для разгона озверевших имперцев были применены водометы…

Когда опять пошли призывы опознать и настучать, Марик отключил звук.

— Что скажешь? Какого лешего Клах не в Младшем Мире? Надеюсь, Ленку он с собой не потащил?

— Не должен… А почему не усидел?.. Наверное, Лена ему рассказала о 'дублерах'.

— И он кинулся спасать?

— Определенно, — подтвердил Юзик, — Эти съемки откуда?

— Как я понял, этот цирк Клах устроил на армейской базе отдыха. Это за объездной, недалеко от озера.

— Что ж, значит, скоро он будет здесь.

— Думаешь?

— Уверен.

— Подождем?

Юзик кивнул. Тем более, что и им требовалось время: принять душ, раздобыть новую и более подходящую одежду…

— Смотри, что я нашел! — произнес Марик, выходя из комнаты отдыха, примыкающей к кабинету, — И размерчик почти наш.

Юзик окинул взглядом парочку черных прыжковых комбинезонов, неизвестно каким образом оказавшихся в шкафу начштаба обычной базы резервистов-мотострелков и артиллеристов. Действительно, почти их размер.

— Погоны какие-нибудь надо нацепить.

— Такие пойдут? — Марик жестом фокусника достал и развернул, словно карты, полевые погоны с тремя большими звездочками на каждом.

— Не слишком будет?

— Не-а! — довольно заявил Марик, — Бум изображать Чорных Полковников!.. Там, кстати, душевая кабинка есть. И вода горячая. Чур, я первый!

END POV

Разбудил меня мерзкий зуд смартфона. Причем, не моего, а Добжи. Я никогда не включаю режим вибровызова. Принципиально. Ибо ненавижу этот звук всеми фибрами души. И вообще, мой телефон остался в Младшем Мире.

— Махей! Телефон. Махей, твою за ногу!

Растолканный Добжа, наконец, нашарил жужжащий аппарат:

— У?.. А хто еще?.. Конечно едем!.. Хде, хде? В Котманде!.. А шо Добжа? Шо Добжа? Я тут усю ночь хлаз не сомкнул! Вже хотел трахтор вызвать, шоб этот хрузовоз на металлолом оттартать!.. Доедем. Теперь доедем… А шо вдрух?.. Ни, до Вильнусу никак… А шо я могу? Я жеж не волшебник какой! Хорошо если до харажу доковыляем. А шо случилось?.. Мыхалыч, мне можно! Я кохда с секретчиками бу… торт кушал, себе таких допусков написал, шо… А дай-ка трубку связисту… Аха, аха, как доберемся, зараз тебя найду. Ну, передавай трубу…

Напряженно вслушиваясь в виртуозное дистанционное выкручивание мозгов, я составил более-менее точную картину происходящего на базе подготовки резервистов. Значит, Лану и Стаса увезли в Вильнюс, готовить к закланию. С-суки! Доберусь я до них! Стоп! А пани Берта и братцы? Я принялся тормошить Добжу.

— Шо?.. На хубу?.. Хражданских?.. Ни, я их не знаю…

Так, братцев надо освобождать! А потом, всем кагалом…

Едва дождавшись, когда Добжа наговорится, я сообщил ему, что у нас появился план, требующий немедленного выполнения. В Вильнюс я Махея, разумеется, не потащу, но вот в вызволении братцев его помощь будет очень кстати.

— Да зараз! — кивнул Добжа, — Тем более, шо у меня есть кое-какие разнохласия с теми уродами, шо хубу охраняют. Тохда давай, иди буди Петьку, а скользну до кухни за сухпайком.

— Да ни к чему…

— Я михом! — и Добжа испарился.

Прямо из положения лежа. А говорил — не волшебник.

Попрощавшись с кладовщиком и подарив ему на недолгую добрую память заработанную кражей бренда пинту вискарика, я отправился будить Солнышкина. Когда же мы добрались до нашего грузовоза, Добжа уже был там. Инспектировал КУНГ.

— О, Петро! — обрадовался Добжа, выглянув в дверь — А шо у тебя тут у харнесеньком таком шкапчике? Зачем замок повесил?

— Это не я! Я не знаю, что там.

— О! Возишь и не знаешь? А вдрух там бонба, врахами подложенная! Шо ты за шофер такой, если не знаешь, шо у тебя у кузове?

— Да это не моя машина! Моя в капиталке стоит. А на этой Гнус ездил, но у него язва обострилась после вашего шашлыка. Вот меня и…

— А-а, так это Хнусья машина?

Как немного позже мне объяснил Махей, очень неприятной личностью был ефрейтор Гнусев. И прожорливой, невзирая на язву. На чем его Добжа и подловил. "Я его честно предупредил: мой шашлык — это спецалитетус, деликатес, его смаковать надо. И лучше, если под наблюдением врача. А он целый шампур в одну харю. И кто ему дохтур?"

— Так, Петро, хлянь в инстументальном ящике ломик на двадцать, — деловито скомандовал Добжа.

— Ключ? — уточнил/поправил Солнышкин.

— Ну, если там есть ключ от шкапа, то это отлично. А если нет — поищи ломик на двадцать.

По лицу умного Пети я понял, что он сейчас продолжит поправлять офицера, объясняя, что не бывает "ломиков на двадцать". Впрочем, и "ключей на двадцать" — тоже. Потому что стандартный ряд — это семнадцать, девятнадцать, двадцать два и двадцать четыре.

— Запомни, боец, — наставительно сказал я, — Ключ, даже разводной, не панацея. А вот ломик на двадцать — это истинный ключ от всех дверей.

(А что? Вполне себе лайфхакчик. Еще один. В жизни всегда есть место лайфхакчику.)

Однако Солнышкин не успокоился. Пожевал губами и завел заново:

— Но "двадцать"…

— Это диаметр, воин. Диаметр рабочего тела. Понял? Тогда иди и найди!

Само собой, ломика в инструментальном ящике не оказалось. Зато нашлась монтировка. Забрав ее у Пети, я двинулся к дверям КУНГА и тут меня, как что-то под руку толкнуло: а не отравить ли сей мир гаррипоттером? Я погладил монтировку по лоснящемуся черному боку и прошептал:

— Нарекаю тебя Алохоморой!

Благодарная железяка коротко полыхнула багровым — я ее чуть на ноги не уронил. Это что сейчас было?

Ждать ответа долго не пришлось. Получив монтировку, Добжа скрылся в КУНГе. Там что-то позвякало, потом бумкнуло, потом до меня донеслась затейливая ругань удивленного Махея.

— Петро! — Добжа выглянул в дверь.

— Что, пан лейтенант?

— Ты не знаешь, откуда у Хнуся артефактная монтировка с накоплением импульсу? Хде он ее подрезал?

Разумеется, Петя не знал, а я решил промолчать. Отложив вопрос с очень полезным (и недешевым) артефактом на потом, Добжа все-таки заглянул в шкаф.

Ну, Али-Бабой он себя не почувствовал, но ящику ракетниц порадовался. Ухмыляясь при этом с пакостливым предвкушением.

Наконец, мы выехали, и я немного успокоился. А то уже начало расти раздражение: я тут черт-ти чем занимаюсь, а с Ланой и Стасом тем временем неизвестно что случиться может. Да и братцев "с кичи" вызволять надо!

На этот раз я тоже ехал вместе с Добжей в КУНГе, а не в кабине, как белый человек: подумал, что так я вернее проникну в расположение. Главное, не засветить свою физиономию раньше времени.

Солнышкин особо не разгонялся: дорога была узкая, с обеих сторон подпираемая болотами. И так километров тридцать, потом получше. Поэтому я заставил себя просто сидеть на откидной скамье и притворно дремать. А вот Добже не сиделось. Он проверил, как открываются все окошки, отыскал и то, которое вело в кабину, и не преминул выдать несколько ЦУ Пете. Потом запустил рацию и принялся накручивать верньеры.

— О! Нам навстречу колонна идет! — вдруг сообщил Добжа, — Наверное, это с нашей части те две роты уродов до Вильнуса пойихалы. Шота они припоздали. Связюк ховорил, в четыре утра должны были выйти…

— Махей! — я подскочил со скамьи, — А как-то их еще больше задержать? Мы же с Мариком и Юзиком тоже в Вильнюс и вот зачем нам там какие-то уроды дополнительные?

— Тормознуть, ховоришь?…

Навстречу неторопливо едущей колонне военных грузовозов, мигая фарами и завывая клаксоном, почти летел точно такой же военный грузовоз. Внезапно от его борта отделился и понесся в лоб колонны ярчайший шар.

— Граната! — завопил водила первого грузовоза и вывернул руль, пытаясь уклониться.

Грузовоз сорвался с дороги и тут же увяз в болоте по самые борта. А по колонне произвели второй выстрел. А потом еще. И еще.

И только спасшись от верной смерти и намертво застряв, водилы понимали, что по ним пуляли из простых ракетниц. Многие даже успели опознать высунувшегося по пояс из окошка КУНГа Добжу.

Завывал клаксон, мигали фары, Солнышкин орал что-то нечленораздельное, Добжа требовал ракеты… Мы неслись по сплошной основной по узкой бетонке, зажатой болотами. Впереди все горело, позади все материлось, а в моей душе расцветала надежда.

— Все будет хорошо, Кирюха! Все будет хорошо! Но пасаран!

Глава 6

КПП миновали нечувствительно: никто нас не останавливал, никто не досматривал КУНГ. Солнышкину самому пришлось сбегать, открыть ворота.

— И куда все подевались? — спросил Добжа, когда наш водитель вернулся.

— Тама они, — Петя махнул рукой в сторону домика КПП, — Отдыхают. Говорят, караул устал.

Солнышкин завел грузовоз на территорию части и опять выскочил из кабины, чтобы запереть проезд.

— В гараж правь. К дальнему ангару. Знаешь, где? — сказал Добжа Пете, дождался подтверждающего неуставного кивка и обернулся ко мне, — Надо будет сперва разузнать, шо да как. Я сам схоняю.

— Хорошо.

Однако я решил не откладывать начало сбора разведданных и, пока мы ехали к гаражу, не отлипал от окошка, внимательно изучая обстановку. Хм, похоже, устал и отдыхает не только караул. Лениво и бесцельно фланирующие по расположению солдатики; расстегнутые воротники, ослабленные ремни. Кто-нибудь, не знакомый с армейскими реалиями, мог бы подумать, что это результат многмесячного, если не многолетнего небрежения, снижения требовательности и развала дисциплины. И ошибется. Аналогичный результат вполне достижим на исходе второй свободной минуты у личного состава. Ибо нигде, кроме как в армии (ну, разве, еще на заводе или офисе), не научишься так ценить и на двести процентов использовать каждую "свободную минуту", т. е. те краткие и сладкие мгновения жизни, когда на тебя не смотрит командир (или начальник).

На территорию гаража мы проехали так же без помех, а вот "дальний ангар", к удивлению Махея, оказался заперт.

— Погодьте тута. Я зараз до Мыхалыча схоняю. Чего он тут позакрывал все?

Обратно Добжа вернулся в недоумении и одиночестве.

— Мыхалыч у Минск свалил. До окружного складу. Замом якого-то сержанта оставил, а тот ни бе, ни ме, ни кукареку. Ховорит, бокс лично начштаба запер и ключи унес.

— А в чем проблема? — я выпрыгнул из КУНГа с именной монтировкой в руках, — Тебе в этот ангар, вообще, зачем?

— Вещи там у меня хранятся кое-какие. Честно списанные. Щас бы загрузились и вывезли, а ключей нема…

— А это на что? — я покрутил Алохомору, — Что, артефактная монтировка с замком не справится?

— У нас на боксах замки тоже артефактные! — гордо заявил подошедший Солнышкин.

— И чего ты так радуешься чужому хорю?! — окрысился на него Добжа.

Петя осекся.

— Стоп! — скомандовал я, — Значит, без родных ключей никак?

— Ни.

— Ага. Тогда надо идти в штаб и взять их. Сомневаюсь, что отцы-командиры, срочно отбывая в Вильнюс, с собой ключи от бокса прихватили…

Осознать мою правоту Добжа успел, а вот ответить — нет. Из густой тени, задержавшейся с ночи в проходе между ангарами, вдруг плавно выступили два поковника в чорных комбезах и чорных кепи с длинными козырьками, скрывающими лица.

— Не про эти ключики речь? — поинтересовался один полковник смутно знакомым голосом и бросил звякнувшую связку Добже, — Лови, лейт.

— М-марик? — я перевел взгляд на второго полковника и чуть увереннее спросил, — Юзик?

— Ну, зачем так официально? — начал кривляться Марик, — "Ваше высокопревосходительство пан полковник" — вполне достаточно. Не чужие люди, чай.

— Кофе! — радостно заоорал я, сгребая братцев в объятья, — Кава-какава! Вас же на губу посадили?!

— Не поверишь, совершили побег в особо циничной форме!

О взятии "языка" в лице моего и Лениного начальника Юзик с Мариком скромно промолчали.

Пока мы с братцами мяли друг другу плечи и делились последними новостями, Махей вскрыл бокс и удивленно присвистнул. Кроме внушительного штабеля зеленых ящиков (наверное, с "честно списанным"), внутри обнаружились четыре мобиля почти гражданского вида. (За исключением, разумеется, красненького "грузовозика" Марты, который и челу с самой больной фантазией ничем не напомнит об армии.)

— Ласточка! — выдохнул Марик, заприметив самый страховидный мобиль, и рванул к нему, принявшись внимательно (я бы даже сказал — ревниво) осматривать находку… Или потерю? В смысле, недавнюю потерю… ставшую находкой… ну, как-то так…

Более спокойный Юзик споро пробежался по ангару и заинтересованно остановился около высокого железного ящика с навесным замком. Почему-то ключа от него в связке не оказалось. Тут-то и пригодился мой первый нечаяный артефакт. Взломать шкаф Алохоморой получилось даже легче, чем будь у меня в руках специальные гидравлические ножницы… м-м… что-то мне уже не хочется с ней расставаться…

В ящике нашлись все четыре комплекта ключей от мобилей и кое-какие вещи, изъятые при пленении. Кроме сабли.

— Это ищешь? — догадливо спросил Юзик, с явной неохотой протягивая мою трофейную карабелу, которую достал из большой сумки. Хм, видать не с пустыми руками покидали братцы штаб…

— Дарю! — решительно заявил я, демонстративно пряча руки за спину.

— Что? — не понял Юзик.

— Саблю. Дарю. Тебе, — пояснил я и добавил, упреждая ненужный вопрос, — Просто так!

В самом деле, зачем мне эта гнутая острая железка. Пользоваться я ею все равно не умею и вряд ли буду учиться. Да и есть у меня замена. Тоже железка и тоже гнутая.

Я окончательно решил присвоить монтировку. Тем более, она мне напомнила о дивных часах моей молодости, с удовольствием впустую потраченных на игру в "Полужизнь". Мне бы еще очочки, как у Гордона Фримена…

Юзик недолго помолчал. То ли не веря собственому счастью, то ли давая мне время передумать. После чего коротко кивнул и быстренько упрятал карабелу обратно в сумку. Чтоб глаза мне не мозолила и не пробудила запоздалых сожалений о спонтанной щедрости.

Ладно, с этим разобрались.

Прочие вопросы решились так же быстро. Дольше помогали Добже закидать ящики и коробки в грузовоз Солнышкина. Думаю, он с Пыхасем не только о мотороллере успел договориться.

Само собой в Вильнюс мы с братцами решили ехать на их "ласточке", а оставшиеся мобили (джипы Ланы и пани Берты, а также "грузовозик" Марты) Махей обещал к вечеру перегнать на служебную стоянку универа. Нечего им в военной части делать, пусть там хозяев дожидаются, тем более, Лена пани Марте обещала… Вручив Добже стопочку злотых на материальное поощрение перегонщиков (пенензы из тех самых, политических), распрощались с ним и Петей и погрузились в почти беззвучно подрагивающий джип. Эх, как же все-таки не хватает рева моторов в этой кине с погонями! Точно! Когда обзаведусь колесами, оборудую мобиль колонками на месте отсутствующих выхлопных труб! Чтобы все по-настоящему!

Не успели мы отъехать от военного забора и десяти километров, как Юзик скомандовал брату:

— Тормози. Сеть появилась.

Юзик подхватил лежавший на торпедо планшет и принялся чего-то выискивать на каких-то сайтах. Мы с Мариком молча ждали результатов. Стоп! Что значит "сеть появилась"? А как же тогда Михалыч утром Добже звонил? Но, припомнив разговор, я не сразу, но догадался: Михалыч-то звонил от связистов, а "глушилки" давно уже работают по разным хитрым алгоритмам, оставляя в "белом шуме" помех кривые тайные тропинки… Юзик тихо выругался и кинул планшет обратно на приборную панель.

— И что? — среагировал Марик.

— Плохо, — Юзик помассировал глаза, — Якушев в больнице с якобы сердечным приступом. Исполняющим обязанности пани Алисия назначила Юлиуша…

— КОГО?! — возмутился Марик.

— Того! — раздраженно ответил Юзик.

— А что на нашем сайте пишут?

— Я туда не заходил. Информация от Артема — он мне ее на левый почтовый ящик скинул. А на наш сайт пока лучше не соваться, как и наши телефоны включать.

— Не понял? — Марик даже головой помотал.

— Наш последний полученный приказ — охранять Лану. Вот и будем его выполнять, ввиду отсутствия более свежих. Согласен?

— Сам знаешь, что да!

Подслушивая служебные разговоры братцев, мне оставалось только вздохнуть. Рискуют парни. Не знаю, какие там в роду Мрузецких расклады, но — серьезно рискуют. И вряд ли их наивные отговорки о неполученных приказах хоть кого-то устроят. Незнание приказов от звездюлей не освобождает. Да и, кажется мне, в нынешних играх ставки побольше, чем выговор с занесением. Тут можно и увольнением не отделаться… И какой из этого следует вывод? А простой: нам надо побеждать, ведь победителей не судят… судьи, назначенные победителями…

— Ладно! — Марик прихлопнул по рулю, — Не фиг тут стоять! Едем в Вильнюс — там разберемся! Эх, даванем!

— Только не гони. Нам лишнее внимание не к чему, — окоротил брата Юзик.

— Юзик? — с недоумением и обидой спросил Марик, — Там же скоростная трасса! Да мы на нашей ласточке…

— Успеешь "давануть". Потом.

— Юзик?.. Нам же спешить…

Увы, Юзик не внял невербальным мольбам, а озвученные просто пропустил мимо ушей.

— Можете отстегнуть привязные ремни. Наш экс-экспресс выползает по маршруту…

— Марик, кончай балаган, а?

Влившись в негустой поток мобилей, несущихся из Минска в Вильнюс, Марик послушно занял третий справа ряд и с тоской провожал глазами пролетающих слева.

— Юзик, — я просунул голову между передними сиденьями, — А в Вильнюсе нам куда? Есть предположения?

Братцы — оба — с удивлением посмотрели на меня.

— Чего? — отзеркалил я.

— В Верхний замок, конечно, — наконец, ответил Юзик, — В резиденцию Вирджилиуса.

— Его восстановили, что ли? — ляпнул я, не подумав.

— А его разрушали? Когда успели? Юзик? — поинтересовался не следящий за новостями (не касающимися мобилей, оружия и альпинизма) Марик.

— Не слышал, — ответил тот, ожидая моих пояснений.

Упс! Повертевшись, как капля воды в раскаленном масле, я выяснил причину недоумения братцев, исхитрившись выставить себя просто недоучкой, прогуливавшим уроки истории в школе.

Оказывается, это в моем прежнем мире на горе Гедимина над Вильнюсом гордо высятся фундамент Южной башни, останки крепостной стены, развалины замка и полуноводельная Восточная башня. Причем, что забавно, княжий комплекс сами литовцы и разрушили. На пару с поляками.

Экскурсоводы любят рассказывать про видение Первого Великого Князя, про воющего на луну волка, про то, что "пока стоит…" А про то, что сами потомки подданных первокнязя почти все там пушками раздолбали — частенько умалчивают. История довольно странная. В семнадцатом веке, в ходе очередной войнушки с Россией, Вильнюс был захвачен "московитами". Город вскоре отбили, но в Верхнем замке засел бывший комендант Вильно, князь Даниил Ефимович Мышецкий с тысячей бойцов. И удерживал его полтора года! В осаде. Отбивая приступы и казня дезертиров. В итоге, польско-литовское войско крепость так и не взяло: оставшиеся в живых семьдесят восемь человек сдались сами, предав и связав князя Мышецкого, которому позже, по решению королевского суда, отсекли голову на Ратушной площади Вильнюса. Разбитый ядрами замок, стену и Южную башню почему-то восстанавливать не стали. Наверное, чтобы не напоминали о, фактически, позорном поражении, растянувшемся на шестнадцать месяцев…

Но так случилось в моем старом мире, а в этом история, видимо, пошла не так… Или описывается не так, что в случае с "историей" почти одно и то же. Надо только выдержать некий инкубационный период для внесения измене… уточнений в описание событий. И не надо говорить, что слово "инкубационный" чисто медицинское и применяется не в описании исторических событий, а в описании истории болезни. У тех же вредоносных вирусов, попавших в человеческий организм, тоже бывают "инкубационный период" и разные мутации. Причем, и у вирусов, влияющих на работу мозга… Например, у истории.

Нет, я, конечно, потом как-нибудь загляну в местный аналог Википедии, но в данный момент мне достаточно знания того, здешний Верхний замок в здешнем Вильнюсе цел (восстановлен?) и используется новым Великим Князем Литовским в качестве основного места проживания и прописки. Так же целы обе башни, издревле прикрывающие наиболее опасные направления возможного удара: Восток (московиты, куда ж без них!) и Юг (ну, там много всяких, вплоть до Османской империи). Правда, здесь у них есть еще и другие названия: Южную башню называют Княжеской, а Восточную — Башней Хранителей…

И еще одна неожиданная и забавная перпендикулярная параллель между мирами: точно так же, как в ином Вильнюсе, и здесь нашлись политическо-исторические прохиндеи, пробившие "возвращение горе Гедимина исторического облика", и под эту лавочку вырубившие сотни деревьев на склонах. Которые начали оползать, обнажая неприглядную правду о дурости прохиндеев и скальное основание. К счастью, в этом мире спохватились раньше. Склоны укрепили (в том числе, и спешно высаженными кустами), запрет на туристические экскурсии отменили…

— Так мы туристами, что ли, прикинемся? — перебил я Юзика, — Чтобы в замок проникнуть?

— Агась! — встрял Марик, скучающий за рулем, — Самые простые планы — самые надежные.

— А ничего, что на нас военная форма?

— Хм, Юзик, а Клах дело говорит. Невместно двум Чорным Полковникам ходить в компании пятнистого и зеленого лейтенанта.

— Старшего. Старшего лейтенанта, — оскорбился я.

— Ничего, будет при нас за адьюданта-порученца. Мороженку, там, принести, очередь в туалет занять…

Братцы радостно заржали, но Марик вдруг воскликнул:

— О! А чего это над горой куча дирижаблей висит?

Я пригляделся. Над островерхими черепичными крышами Старого Города высилась зеленая громада горы Гедимина и восьмиугольная Башня Хранителей. А над ней и довольно низко застыли в воздухе три небольших серебристых дирижабля с какими-то яркими логотипами на оболочках аэростатов.

— Телевидение? — опознал логотипы Юзик и через мгновение в сердцах воскликнул, — Пся крев, Марик! Какое сегодня число, помнишь?

— Да чтоб тебя! — согласился Марик, ударяя кулаком по рулю.

— Эй, парни! — напомнил я о себе, — А перевести для двоечников?

— С другой стороны, может даже легче будет, — задумчиво произнес Юзик, подхватывая планшет, — Сейчас посмотрю, что там планируется…

— Марик! — потребовал я отмены игнора.

— Чего тебе Клах?

— Что не так с сегодняшним числом?

— Да все с ним так! Это четыресто лет назад не так было.

— Между прочим, — пригрозил я, — кто-то мне все еще должен плюху!

— Кому я должен — всем прощаю, — хохотнул Марик, — И вообще, я за рулем!

— Годовщина сегодня, — соблаговолил дать пояснения Юзик, — Годовщина штурма Верхнего замка, захваченного войсками Московского князя. Так то штурм ночью был…

— Между прочим, один из первых ночных штурмов замка в Европе! — гордо вставил Марик, — Они ж там все до того по рыцарским правилам воевали. После совместного обеда.

— Три года назад Вирджилиус уговорил отца устраивать ежегодное шоу. В ближайшее к исторической дате воскресенье…

Ага, понятно. И то, что реальный (предполагаемо реальный) штурм был ночью, вошло в противоречие с законами шоу-бизнеса, согласно которым дневное представление гораздо зрелищнее и рентабельнее. История, разумеется, и в этот раз была вынуждена угодливо прогнуться. Ну да, ей не привыкать. Прогибаться.

Нет, я в подобных случаях целиком и полностью на стороне шоу-бизнеса: ряженые в средневековые одежды участники, бухающие холостыми пушки, сверкающие на солнце жестяные доспехи и трепещущие под ветром картонные сабли — это красиво. Наверное, для пущей достоверности, на башнях и крепостной стене факелы коптящие зажигают, чтобы ночное время обозначить. Хм, если пожарные разрешат…

— Так вот куда батальон уродов отправили! — догадался Марик.

— Похоже на то, — согласился Юзик, — Заодно и охрана будет.

— И туристов с территории выперли. Ловко. А, главное…

Марика неожиданно перебил Юзик, разразившийся ругательствами на нескольких языках.

— ЧТО? — хором спросили мы с Мариком.

— В десять часов, — мертвым голосом принялся зачитывать программу праздника Юзика, — состоится грандиозное световое шоу. Нашему корреспонденту удалось выяснить, что это будет нечто исключительно масштабное, сравнимое только с величественным северным сиянием…

Марик молча и в который раз саданул кулаком по баранке. Юзик тоже с пояснениями не торопился, но примерно через полминуты все же заговорил.

— Кирил, мне известно, что у тебя проблемы с памятью после экспериментов, — я кивнул, — Так вот. Ритуалы передачи власти наследнику и назначения новых Хранителей Короны всегда сопровождаются энергетическими выбросами. Не опасными. Просто вспышки света. Довольно яркие.

— Фейерверки. Просто праздники и фейерверки, — мрачно подтвердил Марик.

— Но иногда эти вспышки случаются на полнеба. Догадываешься, в каком случае?

— Угу. Получается, в десять часов у нас сегодня грандиозное световое шоу под названием "государственный переворот"?

— Именно, Клах, именно.

И я выругался. А что? Всем можно, а мне — нет?

Глава 7

— Все, дальше пешком, — сказал Марик, притирая джип к поребрику.

И это мы сделали крюк, чтобы заезжать не со стороны Старого Города. Там, наверное, вообще в нескольких километрах от горы пришлось бы парковаться. Замечательно теплый и ясный воскресный день, этакий рекламный "трейлер" бабьего лета, выманил на улицы толпы горожан и гостей Старой Столицы. Представляю, что творится у подножия Восточной Башни, если даже здесь не протолкнуться. К тому же, наглые братцы, тряся ворованными погонами, нагрузили меня по-полной.

— Клах, ты как себе представляешь: идут два полковника с чемоданами, а за ними лейт налегке?

— Да запросто! Могу даже с хворостиной в руке себя представить.

Увы, подавляющим большинством голосов в носильщики определили меня. И теперь я тащился за бравыми самозванцами, проклиная все на свете. Особенно баул. Каких-то эпических габаритов баул. Знаменитые сумки "мечта оккупанта" завистливо курят в сторонке.

— Марик, что вы туда нагрузили? Я же помру сейчас! Давай что-нибудь пока выложим, а я потом вернусь?

— Там все нужное. Не отставай!

Братцы целеустремленно шагали вперед, я кое-как мотылялся следом. На редких передыхах я скидывал сумку с онемевшего плеча и, наплевав на манеры, обессилено присаживался рядом. На корты. Братцы останавливались метрах в пяти, чтобы никто не подумал, что мы вместе. Но хоть молчали. И на том спасибо.

Гора открылась внезапно. В какой-то момент Юзик свернул во дворы и провел нас одному ему ведомыми тропами именно туда, куда надо. Не к радостно гомонящей разноцветной толпе пришедших на праздник людей, не к шатрам мелких аттракционов и перекусочных, а прямо "за кулисы" культурно-массового мероприятия. ("Кулисы", правда, заменяла стена, составленная из кабинок био-туалетов, но "затуалетье", согласитесь, звучит гораздо хуже.) Немалое пространство… м-м, все-таки "закулисья" было забито громадами междугородных автобусов, костюмерных и телевизионных фургонов, огромными и явно военными палатками, грузовыми и легковыми мобилями. А для пущего бедлама промежутки между всем этим заполнили людьми, которые, словно наскипидаренные, с воплями носились туда-сюда с выпученными от усердия глазами.

— Добрый день. Сержант Пепперс. Могу я взглянуть на содержимое вашей сумки? — усталый (несмотря на то, что день только-только начался) полицай заступил нам дорогу.

Излишне полноватый, с потемневшими от пота подмышками — он явно тяготился своими служебными обязанностями, но смотрел цепко.

— Лейтенант, покажи, — лениво бросил Юзик.

Чой-то "покажи"? Я и сам посмотрю — мне вот тоже интересно, чего аз многострадальный на горбу пер по жаре этой…

Длинно вжикнула "молния", и из недр баула на свет были достаны:

— бухта каната альпинистского — 4 шт.

— связка костылей альпинистских (тяжелая) — 6 шт.

— чего-то там тоже альпинистское — много

…

— сабля в ножнах — 1 шт. (оставлена в недрах на вшелкий выпадек)

— монтировка… какая монтировка? нет тут никакой монтировки!

Сержант Пепперс удивленно оглядел кучу спецснаряжения и перевел взгляд на Юзика, ожидая пояснений.

— Мы из группы, которой поручен штурм Южной Башни, — по-прежнему лениво произнес тот.

— А-а! — сообразил полицай, — Это под которой склон обрушился до самого камня?

— Именно.

— Но в прошлые года такого, вроде, не было? — цепкость взгляда полицая рывком увеличилась вдвое. Минимум.

— А в этом будет, — поделился сценарной тайной Юзик.

— Покорение неприступной скалы группой горных ниндзей польско-литовского происхождения под покровом ночи и без страховки. С последующим смертоубийством гарнизона, — демонстративно ерничая, дополнил Марик.

Миновав оцепление, мы слегка углубились в безумный лабиринт "закулисья" и остановились.

— Вы полицаю лапшу на уши навесили? — наконец смог спросить я.

— И в мыслях не было, — ответил Юзик, — Ниндзи-скалолазы действительно есть в программе шоу.

— И как мы попадем в их состав?

— Легко! — ничтоже сумящеся бросил Марик.

— Есть у меня подозрение, что у устроителей шоу внезапно образовалась большая нехватка исполнителей, — произнес Юзик, — Поэтому даже трое добровольцев им будут весьма кстати.

— С чего ты это взял?

— Палатки.

— Что палатки?

— Пустые. А в них наверняка должен быть личный состав, иначе для чего бы их ставили?

— И был бы! — подхватил Марик, — Если бы некоторые не утопили две роты в болотах.

— Семен Семеныч! — я сообразил, что дефицит участников массовки действительно имеет место быть, и возник он не без моего участия. — Слушайте, а чего мы остановились?

— А ты знаешь, куда идти? — задал мне встречный вопрос Юзик, кого-то выискивая в колготящейся вокруг нас толпе.

Внезапно он сделал рывок и выхватил пробегавшего мимо юного дрищеватого бородача с бейджиком "организатор" на впалой груди.

— Что вы себе позволяете?! Немедленно отпустите! — возмутился бородач.

— Спокойно. Давайте без нервов, — попытался утихомирить его Юзик.

— Да кто вы такой?!

— Слышь, организатор, — подключился Марик, — где здесь группа скалолазов? Знаешь?

Марик очень убедительно навис над бородачом, удерживаемым за шиворот Юзиком.

"Организатор" на мгновение задумался, но решил не раздувать конфликт с "тупой военщиной".

— Там, — парень неопределенно махнул рукой в сторону горы и, посчитав свою миссию лоцмана выполненной, попытался вырваться.

— Тих-тих-тих, — придержал его Марик и задал неожиданный вопрос, — Служил?

— Нет! — с вызовом ответил бородач, но трепыхаться прекратил.

— Оно и видно, — посочувствовал ему Марик, — Так где, говоришь, скалолазы обретаются?

— Там, — бородач повторно махнул рукой, слегка уменьшив амплитуду.

— Да ты не маши. Ты пальцем ткни, — и, чтобы не осталось недопонимания, Марик уточнил, — Проведи и ткни пальцем. Вот так, — стальной перст несильно, но точно вонзился бородачу "под ложечку", сбивая дыхание, — Понял?

Организатор, судорожно пытаясь добыть воздух, послушно закивал. Ха, если бы парень знал, чем все обернется!

Около вагончика, отведенного для группы скалолазов, в одиночестве, отчаянии и предистерике металась симпатичная длинноногая блондинка. Разве что руки не заламывала, но, думаю, это уже было на подходе. Однако, узнав бородача и то, КОГО он привел…

Расцелованный во все места, получивший горячие уверения в том, что о его подвиге непременно будет доложено руководству, бородач, небрежно кинув напоследок: "Ты, Леся, обращайся, если что," — удалился от вагончика усталой походкой добытчика, принесшего в пещеру туши трех мамонтов и тем спасшего племя от голодной смерти.

Проводив дрища сияющим взглядом, блондинка развернулась к нам и сурово нахмурила выщипанные брови:

— Чего стоите? Срочно переодевайтесь! Час остался! И где остальные? Нам ваше руководство обещало десять человек!

Почему-то блондинка свою гневную тираду обращала ко мне, видимо, именно меня посчитав главным. Наверное, оттого, что я был в привычном и понятном ей зеленом камуфляже. За кого она приняла братцев с их крутыми, но невзрачными чорными комбинезонами — не вем. Ну, а на такие мелочи, как знаки различия и прочие погоны ей и вовсе было наплевать. А я вдруг посочувствовал бородачу. Наивный чукотский юноша! Боюсь, зря он надеется, что его фамилия прозвучит в докладе начальству о совершенном подвиге, спасшем шоу. Зря.

Вагончик скалолазов представлял собой обычную гардеробную, заваленную стилизованной под средневековье одеждой. Какие-то полукафтаны с меховой оторочкой, малиновые штаны (такие широкие, что казались сшитыми из двух длинных юбок), сапоги с мягким голенищем. Доспехов не было. Оружия тоже.

— Подбирайте по размеру. Сейчас подойдут консультанты, и мы пройдемся по сценарию, — распорядилась Леся и вышла на улицу.

Одежда пахла нафталином. Или чем-то еще таким же противным.

— Ну, хоть чистая, — брюзгливо сказал Марик, примеряя шаровары, — И как в этом на скалу лезть?

— Ты же сможешь? — спросил я, немного беспокоясь.

— На Гедиминову гору? С закрытыми глазами. Я больше переживаю, что мне потом еще вас туда как-то затаскивать.

— Ну, наверное, какая-нибудь страховка и лебедка там будут, — неуверенно предположил я.

И действительно, страховку нам обеспечили.

Высокомерный вялено-сушеный старик с изуродованными артритом пальцами и такими глубокими морщинами на лице, что, если не умываться, там наверняка скапливается пыль, окинул нас скептическим (точнее, полупрезрительным) взором и процедил:

— Под кафтаны наденете подвесную, за которую зацепите эльфийскую паутинку. Работали с ней?

Марик молча кивнул, не удостоив старика вербальным ответом. Консультант ему с первого взгляда не понравился.

— И я не помню вас. Вы на репетициях были? И где остальные?

— Нет, не были, — ответил Юзик, — Нас только сегодня озадачили.

Старик сжал губы в куриную гузку, но потом все же снизошел до подробных объяснений с показом провешенной трассы на экране планшета. Марик, не выдержав, задал несколько дельных вопросов. Старик, не кочевряжась, подробно ответил. А через какое-то время эти двое уже разговаривали друг с другом, как нормальные люди.

"Надо будет у Марика выяснить: что за эльфийская паутинка такая. Которую телекамеры не видят," — сделал я себе пометку в памяти.

А еще через десяток минут я остался в гордом (то есть, никому не нужном) одиночестве. Потому что Юзика инструктировал еще один консультант. Теперь по театральному сабельному бою.

Как я понял, введение в сценарий штурма диверсантов-скалолазов толком продумать не успели. Да и места для зрителей со стороны Южной башни особого не было. Поэтому подъем на скалу и сабельный бой на крепостной стене будут просто снимать с дирижабля, налобных камер и с помощью дронов, а кое-как смонтированную картинку станут транслировать на большие экраны, там и сям установленные на основной зрительской площадке. Не в онлайн режиме, конечно, и если картинка будет того достойна. Стало понятно, почему руководство, которому Леся доложила о нашем появлении, решило, что для первого раза и троих ниндзей достаточно.

Все это я выяснил, подслушивая разговоры братцев с консультантами. Увы, на меня, ввиду отсутствия талантов к скалолазанью и сабельному бою, внимания никто не обращал. Я еще немного послонялся между парами, обсуждающими, кто наиболее эффектный подъем по скале, кто самые зрелищные фехтовальные связки, чувствуя себя полным и никчемным балбесом, и вернулся в вагончик. О, Алохомора! И как я про тебя забыл?

Подхватив довольно бликанувшую монтировку, я крутанул ее между пальцами и… одним ловким движением оторвал ручку на выдвижном ящике… Железка звякнула в соль-диезе. Ха! Вот и я себе тренировочку придумал перед нашей "Операцией "Ы"!" Тут еще кстати припомнилась, привезенная папой из Алма-Аты песенка, и вскоре я радостно крушил многочисленные крючки и ручки ящиков, напевая:

Я присел на чудом уцелевший стул и с чувством глубокого удовлетворения оглядел учиненный разгром. Ведь можем же под настроение!

Настроение и впрямь было не ахти. Предстоящая авантюра (а как ее еще назвать?) с каждой минутой казалась мне все более… авантюрной. Продраться к месту содержания Ланы, Стаса и пани Берты, собрать их в компактную кучу и активировать одноразовый и дорогущий защитный артефакт, создающий на несколько часов почти трехметровую сферу безопасности. При этом артефакт начинал истошно вопить SOS в оптическом, звуковом и радиодиапазонах. Марик поморщился, вручая мне его: не любят профессиональные телохранители использовать эту штуку. Потому что за каждым применением следует огромное количество объяснительных, служебное расследование, штрафы и автоматическое понижение рейтинга. Сурово у них.

Кроме цилиндрика "последнего бастиона" братцы вручили мне пару амулетов против парализаторов и ошеломителей, в уши я вставил хитрые затычки, которые совместно с не менее хитрыми линзами должны уберечь меня от светозвуковых поражающих средств, а турунточки в носу — от гадких газов. Хватит ли этого? Ограничится ли охрана нелетальными средствами? А фиг его знает! Юзик считает, что… Впрочем, бой план покажет!

Остался всего один вопрос: зачем это мне? Точнее, почему я решил действовать? Не "действовать именно так", а просто "действовать". К сожалению, приходится признать: я довольно ленивая и инертная скотина, если не сказать — пассивная. Да и не было у меня в прошлой жизни ситуаций навроде нынешней. Хм, я даже к собственному здоровью относился, как к одежде: "Порвалась-запачкалась, истрепалась-немодная? Ничего, пока поносим эту, а потом купим новую." Угу. Купил два раза. Я просто не задумывался над тем, что здоровья нового не будет. Как и новых друзей. Нет, новые друзья как раз-то и могут появиться, но они займут новое место в душе. А на месте пропавших старых будет сквозная дыра, которую не закрыть, не заполнить. И если пани Берта для меня просто приятная знакомая, то Стас и Лана… Друзья? Я прислушался к себе. Да, друзья. Не знаю, как так получилось, но я уже не могу себе представить этот мир без них. Прекрасно понимаю, что, исчезни они, мир не рухнет и даже не пошатнется, но он станет меньше. Намного меньше. А я этого не хочу и сделаю все, чтобы такого не случилось… Участие в ритуале (хоть инициации Хранителей, хоть передачи короны) может привести к повреждению, а то и полном истощении ядра. В последнем случае "дублеры" превращаются в безэмоциональные "овощи", но и простое повреждение ядра сказывается самым гадким образом. Нет, если бы Стас и Лана пошли в "дублеры" по собственной воле… Хм, а ведь они "по собственной воле" и пошли. Вот только Стас — чтобы не оставить Лану. И потому что, как объяснили братцы, у эмоционально/духовно связанных "дублеров" больше шансов выжить, так как есть вероятность на "резонанс сил". Маленькая, но отличная от нуля вероятность.

Но это Стас. С ним все понятно. А почему согласилась Лана?

Юзик с Мариком мне так и не сказали всего. Только намекнули, что Лана то ли пообещала, то ли дала клятву матери, то ли была вынуждена подчиниться приказу родительницы. Мутная история. В любом случае, о свободном выборе и речи нет. Стоп! А не сделаем ли мы хуже, вмешавшись и сорвав ритуал? Вдруг у Ланы такие обстоятельства, что она просто не могла поступить иначе?

Я решил немедленно прояснить этот вопрос у братцев, но в дверях вагончика столкнулся с блондинкой-организаторшей.

Эх, а я еще переживал, что "на кошках" так и не потренировался! Блондинка, узрев устроенный мной бардак, верещала так, словно я виртуальным кирзачом придавил ее виртуальный хвост. Я даже испугался, что она сейчас мне лицо на лоскуты распустит своими наклеенными ногтями, кошка драная!

Поговорить с братцами мне не удалось. Блондинка, визжа, вопя и угрожая, погнала нас "делать шоу". Ну, и ладно. Разберемся по ходу.

Тридцать метров оголившейся после оползней скалы Марик преодолел одним махом. Тончайшая "эльфийская паутинка" оказалась чем-то вроде многажды описанной в фантастике "мономолекулярной нити", вот только порезаться этой артефактной нитью практически невозможно. Впрочем, как и ухватить. И даже увидеть. Этакая прозрачная зачарованная леска с какими-то невероятными параметрами на статический и динамический разрыв, прицепляемая к ременной беседке с помощью зачарованного же инерционного замка. В общем, упасть, имея такую страховку, невозможно, чем Марик беззастенчиво злоупотреблял при подъеме, выпендриваясь изо всех сил. Он и прыгал вдоль стены от выступа к выступу, и повисал на одной руке, и вставал на плохо держащийся камень, чтобы тот эффектно вывернуло из-под ноги. Смотрелось это, конечно, здорово, но, боюсь, придется полицаям выставлять под Южной башней специальный пост, чтобы отгонять придурков, решивших повторить восхождение Марика.

Забравшись на гору и якобы притаившись у основания крепостной стены на узкой приступочке, Марик скинул нам с Юзиком мохнатый канат "ручной работы", чтобы изобразить наше вытягивание наверх. (На самом деле, нас тянули лебедкой за "паутинку")

Первые метров пятнадцать я больше переживал, что у меня из-за кушака вывалится Алохомора, а потом сдуру посмотрел вниз. А-а! Где Земля? Куда планету дели? Вот этот крохотный клочок внизу и есть земная твердь? Ведь не факт, что, сорвавшись, я упаду именно туда, а не усвищу, промахнувшись, в космос. Черт, я думал такое только с бассейнами бывает, когда поднимаешься на десятиметровую вышку. От планеты я такой подлости не ожидал. Зачем? Зачем я посмотрел вниз?!

— Клах, живой? — пробился в мой изорванный истерикой мозг участливый голос Юзика, — Нам сейчас еще на стену лезть. Справишься?

Я молча кивнул, выдохнул и вытер с лица холодный пот. Марик хихикнул:

— Боевую раскраску наносишь?

— А?

— У тебя руки в магнезии. Забыл?

Пришлось очистить физиономию полой кафтана.

Между зубцами невысокой (относительно невысокой) крепостной стены косо торчали чадящие смоляные факелы, действительно изображая ночную иллюминацию. Я угадал. Интересно, а нас снимают через какие-то фильтры? Чтобы казалось, будто действо происходит ночью?

Когда Марик втянул меня на стену, Юзик уже "обезвредил" якобы дрыхнущего часового, вонзив ему в шею бутафорский кинжал с убирающимся лезвием, присоской и пакетиком с "клюквенным соком". Брызнуло, между прочим, знатно. Юзику все лицо заляпало. Ну, дык, не детский утренник! А вот дальше пошло не по сценарию.

Предполагалось, что в Южной Башне наш сабельный виртуоз покрошит еще пяток "московитов", используя еще один бутафорский клинок. Ха, тут главное Юзику не перепутать, ведь у него за спиной крест-на-крест были закреплены фальшивая сабля и моя свежеподаренная карабела. И сначала Юзик вооружился подделкой, как и, изображавшие "злобных московитов", пятеро крепких парней в нарочито варварских одеяниях: шкуры мехом наружу, папахи с красными лентами наискосок и все такое. Однако, стоило предводителю "московитов" увидеть меня, как лицо его вытянулось, а глаза округлились в узнавании.

— Стоять! — скомандовал он своим, начавшим выстраиваться полукругом, и отбросил в сторону фанерный топор, — Псой, убери камеры!

Видимо, внутри башни съемку должны были вести стационарные видеокамеры, сигналы с которых собирались в ноутбук, спрятанный около стены. Вот этот ноутбук, Псой, и обесточил самым быстрым и варварским способом: вырвав кабели и шнур питания.

Я с некоторым удивлением покосился на свою правую руку, крепко сжимающую непонятно когда вытащенную Алохомору. Юзик уронил бутафорскую саблю и потянулся за карабелой. Марик подался чуть в сторону и принял какую-то бойцовую стойку. Эх, зря мы дверь в башню, в соответствии со сценарием, на засов заперли! Да и узкая она — только по одному пройти. Не дали бы…

— Этого, — предводитель "московитов" ткнул в меня пальцем, — живьем.

Глава 8

Эпической битвы в старинной башне не случилось. Потому что, кроме отключенных Псоем видеокамер, были и работающие. Поэтому, буквально в последний момент, главарь поднял руку, словно прося "тайм-аут" и пальцем поджал наушник. Доложил, что в гости пожаловали "Яцек Латовский и два боевика". Выслушал указания, пару разу ответил "понял" и "да", после чего с мерзкой ухмылкой предложил:

— Вы, трое. Оружие и артефакты на стол и подходите по одному спиной вперед.

— А не облезешь? — поинтересовался Марик.

— Отнюдь. Там, — главарь ткнул пальцем в потолок, — Вы же за Мрузецкой и Осеневским? Так они там. На третьем этаже. И пока… ПОКА живы. Поэтому, будьте ласки, оружие и артефакты… Ой, совсем забыл! Кроме них, там же находится и некий Владек Весневский. Знаете такого? Единственный сынок и наследник вашего императора. И, что характерно, его папа в курсе…

Мы переглянулись. Не похоже, что нас пытаются обмануть. Но тогда… тогда…

— Хочу вас успокоить, — продолжил главарь, — никто никого не собирается убивать. Возможно, никто даже не пострадает. Сами понимаете, "дублеры" — это просто страховка…

А вот тут он соврал. Если верны предположения братцев, и планируется передача власти от Вирджилиуса кому-то другому (другими словами, отключение княжеской короны с переводом ее функционала на другой артефакт), то "дублеры" не просто нужны, нужны строго определенные "дублеры". Впрочем, это не отменяет главного: мы в полной заднице и наша "миссия спасения" провалилась, едва успев начаться. Я разжал кулак, выпустив цилиндр "последнего бастиона". Нет никакого смысла его включать, ибо оповещать некого — все, кому положено, знают. А защититься самим? Тогда надо было просто не лезть в башню…

Между тем, главарь не сумел выдержать паузу:

— Я даже могу вас отпустить. Вас двоих, — он кивнул братцам, — А вот Латовскому придется задержаться.

Последняя фраза прозвучала слишком злобно. Интересно, чем я успел так досадить главарю. Вроде, нигде не пересекались. И лицо мне его не знакомо. Или это мой предшественник успел подгадить? Так попаданец за донора не ответчик.

— Зовите меня Клах. Кирил Клах, — на всякий случай, обозначил я свою позицию. Мол Латовскому — латовское, а Клаху — клахово. И прошу не смешивать!

— Я знаю, кто ты! — все более распаляясь, заявил главарь, — И не думай, что я прощу тебе с Осеневским моего брата!

О, теперь еще и брат появился. Которого, оказывается, мы со Стасом… А-а, он, наверное, из тех придурков, что на нас в поезде напали! Я пригляделся к главарю, в поисках знакомых черт. Но то ли братья были не похожи друг на друга, то ли у меня барахлит зрительная память…

— ТЫ ПОНЯЛ?!

— А? Ты что-то спросил?

"Нет, он явный псих, — подумал я, глядя на брызжущего яростными слюнями главаря, вырывающегося из рук двух своих подельников. — Теперь верю, что один из неадекватов в поезде был его родственником."

Двое оставшихся не у дел "московитов" разошлись в стороны и держали нашу троицу под прицелами ублюдочно-кургузых автоматов, знакомых по событиям в заказнике. Видимо, в этом мире у "плохих парней" это чуть ли не табельное оружие.

И все-таки, что делать-то?!

Третий этаж башни разительно отличался от первых двух, больше похожих на заштатный краеведческий музей. С мятыми древними доспехами в углах, беспорядочно расставленными застекленными витринами с разной ерундой, ржавыми железками и ветхими гобеленами на стенах. Не хватало только каких-нибудь траченных молью и кожеедами чучелок животных с грустно-мутными глазками из полиэфирного лака. Ну, или только их голов, вмурованных в стены.

Третьему этажу больше подходило название "ритуальный зал". Причем, дизайн был вовсе не средневековый. Яркие артефактные светильники на редких колоннах и высоком потолке, стеклопакеты в узких арках оконных проемов, стойка с электроникой и несколько столов с мониторами в дальнем углу. Но особенно впечатляла огромная пентаграмма на полу из разноцветной гранитно-мраморной крошки, каждый луч которой упирался не в грубый алтарный камень, а в хай-тековские капсулы с непрозрачными молочно-белыми крышками. Еще одна капсула (видом побогаче) установлена в центре пентаграммы.

В двух ближних к узкой винтовой лестнице капсулах я увидел тела Стаса и Ланы… Уф! Не тела! Они дышат. Усыпили просто… И в дальней капсуле тоже кто-то лежал. А около двух свободных стояли парни. При этом один казался чем-то обдолбанным: бессмысленный взгляд, безвольно висящие руки, ниточка слюны из приоткрытого рта. Второй же… Ба, знакомые все лица! Да это же мажор из кафешки Марыси! Как его? Стефан! Что-то он бледненький. И глазки бегают. Боится, что ли?..

Неожиданно у меня громко и недовольно забурчал голодный живот. Вспомнил, сволочь, марысины клопсики!

— Фу, Клах! — негромко укорил меня Марик, — Как так можно? Тут, можно сказать, решается вопрос нашей жизни и смерти, а ты опять о жратве думаешь!

— Тихо там! — так же негромко рыкнул конвоир.

От группы людей, собравшихся у стойки с электроникой, отделился и направился к нам вальяжной походкой пожилой и жирный тип. (Нет, можно бы, конечно, добавить еще несколько эпитетов в описание: например, "надменный" и "аристократичный", но… жирно ему будет!)

— Это кто? — глядя сквозь нас и конвоиров, процедил жирдяй.

— Латовский и телохранители Мрузецкой.

Жирдяй задумался (и стал необычайно похож на еще одного моего недоброй памяти знакомого… ба! а это не папаша ли той гниды из заказника и, по совместительству, проректор по АХЧ? точно он! хм! и опять ритуал? с жертвами…).

— Этих запереть, — жирдяй указал на братцев, и ткнул пальцем в эркер — Латовского туда.

— А может быть, охранников убрать? — спросил временно перебесившийся главарь "московитов".

Проректор смерил его презрительным взглядом, но почему-то снизошел до объяснений:

— Сейчас нельзя. Настройки собьются.

— Я их аккуратненько.

— Я сказал: нет!

Проректор недолго пободался злобным взглядом с главарем и победил. Братцев увели, а меня толчком направили в эркер, где грубо подбили под колени, заставив сесть, и приковали к торчащей из стены скобе рядом с…

— Добрый день, пан Владек, — вежливо приветствовал я сына императора, прикованного к соседней скобе. Правда, у Весневского не только руки были стянуты, но и ноги. — Как ваше здоровье?

Владек поморщился:

— Бывало и получше, Кирил. Я могу вас так называть? Без официоза? Вы тоже можете ко мне просто по имени и на "ты".

Я молча кивнул. Или в таких случаях положено благодарить за оказанную честь и все такое? Ладно, поздно уже.

— Владек, не просветишь вкратце, что тут затевается?

Стоящий рядом оружный охранник злобно зыркнул на меня, но одергивать не стал. Действительно, если заложников не предполагается убивать, то терпи, болезный.

— Если вкратце, — Владек чуть изменил позу, насколько позволяли короткие цепи, — если вкратце, то полный идиотизм… М-м… Представители определенных кругов, недовольных текущей ситуацией, решили воспользоваться тем, что новый Великий Князь Литовский не успел принести моему отцу присягу. И провести ритуал передачи функционала княжеской короны.

— Кому?

— Носителю другой короны, конечно. Вы насколько в курсе всех этих дел?

— Почти не в курсе, — признался я, — но интересуюсь. Вынужденно.

Владек коротко хохотнул.

— Существует строгая, раз и навсегда прописанная иерархия властных артефактов, которые обычно называют коронами.

— А что они могут? — перебил я.

Владек помрачнел.

— Многое. К сожалению, очень многое…

— Но… — догадливо вставил я.

— Но, также, они служат и гарантом, — Владек невесело усмехнулся, — Гарантом мира и стабильности. Несколько раз только срабатывание корон уберегло планету от глобальных войн.

Опа! Тут не было Мировых Войн? Так только за это…

— Ага, понятно? Значит, "определенные круги" решили перекачать софт княжеской короны на другой носитель?

— Ну, можно и так сказать.

— Возникает вопрос: емкость носителя.

— Забавная метафора. Ты прав, княжеский софт можно перекачать только на носитель выше рангом.

— Императорский, царский, королевский… м-м… президентский?

— Королевский. "Определенные круги" нашли потомка одного из польских королей, который, в свое время, прошел полный ритуал принятия власти.

— И потомки сохранили его корону?

— Это необязательно. Управляющий артефакт может быть сформирован во время ритуала. Просто на это требуется больше энергии и… и еще кое-какие нюансы, — закруглил Владек.

Я окинул взглядом ритуальный зал. Пока ничего не изменилось. Разве что жирный проректор то и дело посматривал в сторону винтовой лестницы. Наверное, кого-то ждал. Что ж продолжим пытать сына императора. Все равно ему делать нечего.

— И кто у нас король?

— Потомок Генриха Валуа. Законного польского короля, — скривился Владек.

— А-а, это того, из доимперского периода, который носил серьги, любил одеваться в женское и писал стишата любовнице собственной кровью? — Владек удивленно вздернул бровь. Хм! А вот не надо так со мной! И я продолжил, — А когда его, двадцатилетнего, захотели оженить на старухе, напоил вусмерть сейм и сбежал с пира во Францию? Он, кажется, еще от настигшей его погони откупился перстнем с брюликом?

— Откуда такие познания, Кирил? — с нешуточным уважением спросил Владек.

— Люблю историю, — на голубом глазу соврал я. Не признаваться же, что неделю назад случайно не туда залез, копаясь в Вики. — Кстати, получается, этот потомок Валуа может забрать себе и функционал артефакта президента Франции? Генрих же потом королем Франции был.

— Может, конечно, — согласился Владек, — Только кто же ему даст? Ритуал возможен только в специальном зале, куда просто так не проникнуть.

— И добровольное согласие прежнего носителя? — предположил я.

— А вот это не требуется, — огорошил меня Владек, — Проверяется только ядро носителя, а не его разум и эмоции. Но, конечно, при добровольном согласии все проходит гораздо легче. И для "дублеров" в том числе. Тем более, когда крайне важен состав этих самых "дублеров"… Прости, Кирил, но твоим друзьям…

Черт! Черт! Черт! А Лана со Стасом еще и в отключке. И даже тот крохотный шанс на резонанс ядер… Стоп! Ядер…

— Владек!

— Что?

— У меня вопрос: а кто те двое? — я кивнул на нервничающего Стефана и безмятежного обдолбыша.

— Они из побочных ветвей Латовских и нашей. Весневских.

— Это Стефан из Весневских?

— Знаешь его?

— Пересекались. М-м, то, что они из побочных ветвей, а Лана со Стасом из основных — это плохо?

— Да. Пирамида сил получится неустойчивая. Между прочим, тебя тоже прочили на место "дублера", но потом почему-то отказались.

Владек еще что-то негромко говорил, а я продолжал вертеть в голове возникшую мысль. Плохо. Плохо оказаться не в то время и не в том месте. Но что будет, если не в то время и не в том месте окажется НЕ ТОТ ЧЕЛОВЕК?.. Ядро, говорите…

Владек согласился сразу. Интересно, это я такой харизматично-убедительный или он — безбашенный? Единственно, попенял, что я больше обеспокоен судьбой своих друзей, а не страны.

— Знаешь, Владек, — ответил я, оправившись от шока, — Вообще-то, ни я, ни Стас, ни Лана себя от Империи не отделяем и не противопоставляем ей. И вовсе не горим желанием "жить в глухой провинции у моря", где всех плюсов только, что можно легко утопиться, осознав бессмысленность своего существования. С другой стороны, слова "Жила бы страна родная и нету других забот," — хороши только для песни, да и та получится насквозь лживой и псевдопафосной.

Владек помолчал и… извинился. Заодно, еще раз подтвердив свое согласие с моим идиотским планом. Вот и славно. Осталось всего ничего: заставить представителей "определенных кругов" поместить нас в капсулы "дублеров". Кстати, отчасти успокаивало то, что ритуал начнется с меня, поскольку на дворе лето. Будь дело в октябре, первым под раздачу попал бы Стас Петров-Осеневский. Ну, хоть так… И вообще! Нет таких ритуалов, которые бы не смогли испортить попаданцы! И рояли всех миров тому порукой! Угу. Рояли всех миров, объединяйтесь! В моей душе зазвучали торжественные аккорды "Собачьего вальса".

Блин-блинский, опять не Высоцкий! Когда же у меня тут будут нормальные приключения, которые ложатся на песни Владимира Семеныча? Хм, я, конечно, мог спеть надысь "Скалолазочку", но Марик бы меня пришиб.

Часть дальнейших событий прошла мимо моего сознания. В ушах бухала кровь напополам с адреналином, перед глазами плавали адреналиновые пузыри. Отметил только появление еще одного представителя "определенных кругов" в компании с мужественной девушкой (или женственным мальчиком); едкий голос Владека, о чем-то спрашивающий проректора; рык новоприбывшего "представителя": "Это я гарант вашей безопасности, а не он!"; визгливый идиотский смех потомка Валуа… Все.

Молочно-белая крышка капсулы закрылась, отсекая свет и звуки. Перетянутые стяжками руки и ноги потихоньку теряли чувствительность. Странный гул, идущий отовсюду, наполнил пространство. И вдруг меня словно что-то выдернуло из тела Яцека Латовского и я замер на границе густого тумана над пентаграммой из гранитно-мраморной крошки, просто висящей в воздухе. Шесть хай-тековских капсул на остриях лучей пентаграммы и в центре слабо светились теплым оранжевым светом. "Вон та — моя," — подумал я. Неожиданно оттуда, нечувствительно пройдя крышку, взлетела птица и принялась накручивать растерянные круги над пентаграммой. "Меня ищет, что ли?" — подумал я и попытался позвать птицу. Не получилось.

Тут я заметил, что свечение центральной капсулы меркнет, и ее окутывает, непонятно откуда взявшаяся, чернильно-чорная клякса, которая, как мне показалась, начала пристально следить за птицей.

"ЭЙ! БЕРЕГИСЬ!" — крикнул я птице. Бесполезно. Клякса сжалась, как перед прыжком, и я решился. Рванулся к птице, вонзился в нее… И стал ею. На мгновение растерялся и едва не был сбит кляксой.

Свободное от густого тумана пространство над пентаграммой оказалось не так уж велико: я еле-еле уворачивался от обезумевшей кляксы. И в какой-то момент решил искать спасения в вышине, где, словно на срезе туманной трубы, сиял перламутровый шар жемчужины солнца. Клякса, как приклеенная, устремилась за мной. "Увел, заразу! Увел! Главное, чтобы потом получилось вернуться," — подумал я.