Зубы дракона

10

— О нет! — простонала тихо Елена. — Нет, нет, нет!

Мальчик сидел в такой тесной клетке, что ему приходилось подгибать голову и колени. На нем была только очень грязная рубашка, да и сам он был очень грязный, а не знавшие стрижки волосы свалялись в бесформенные клубки. Они свисали ему до пояса, и Елена поняла, что вся голова должна быть покрыта струпьями. Ногти были длинными и напоминали когти. А когда глаза Елены привыкли к темноте и она разглядела его лицо, то вся задрожала.

«Пресвятая Мария, — подумала она. Быть может, мне надо бежать, чтобы спасти свою душу?..»

Нет. Жившее в ней сострадание взяло верх. Она не двинулась.

Его лицо изумило ее, она никогда не видела ничего подобного. Быть может, что-то похожее было в Библии, хранившейся у стариков в деревне, в которой был изображен дьявол.

«Но ведь и черти могут страдать», — подумала она в отчаянии, напуганная до смерти и охваченная такой сильной жалостью, что задрожала всем телом.

Его лицо было диким, костлявым и страшным, оно отталкивало — но и странным образом притягивало к себе. «Вот она, власть дьявола, — подумалось ей. — У дьявола всегда была такая притягательная сила». Она снова перекрестилась, не зная, в который раз с тех пор, как вошла в комнату.

Все в нем было ужасно и карикатурно. Непропорционально широкие и высокие скулы, широкий и плоский нос, раскосые глаза, рот, похожий на волчий, острый и узкий подбородок.

А этот цвет глаз, который она рассмотрела сквозь космы волос! Такие глаза она уже видела!

До нее стала доходить ужасная правда.

Быть может, мальчик и не был дьяволом. Если только сам Сёльве не был Властителем тьмы.

Нет, в это она не могла поверить! Этого просто быть не могло. В отце ребенка было так много человеческих черт!

Постепенно она пришла в себя и смогла выдохнуть и шелохнуться. Она упала на колени перед клеткой и разрыдалась.

— Бедный мой мальчик! Что же они с тобой сделали!

Она сказала «они». Так ей казалось лучше.

Как только она коснулась клетки, из нее послышалось глухое, угрожающее рычание, и ребенок прижался к задним доскам клетки. Елене показалось, что он рычит просто от страха.

Засов клетки был очень прочным, а «прутья» сделаны из настоящих бревен. И все же ей показалось странным, что мальчик не пытался выбраться на волю. Быть может, он просто не понимал, что это ему по силам? Ведь он, наверно, провел в клетке всю свою жизнь и просто не догадывался, что существует другой мир? Думая, что так и должно быть…

— Красавцем тебя не назовешь, — сказала она на своем языке, которого он не мог понять. — Но ты же человек! Или уж во всяком случае живое существо! Господи, что же мне делать?

Она подумала о Сёльве, который неотступно присутствовал в ее мыслях с тех пор, как она увидела его впервые. Вспомнила, какое тепло при этом испытывала, сколько хотела для него сделать.

Потом посмотрела на странное существо в клетке, которое могло быть страшно опасным — не поэтому ли Сёльве держал его в клетке — и совсем растерялась.

Ее вновь потрясли бурные рыдания, за слезами она едва различала клетку, все расплывалось перед ее глазами. Ей казалось, что она видит всех дьяволов преисподней, желтые глаза сверкали, но ей представлялась ласковая, застенчивая улыбка Сёльве. Как же много взвалилось сразу на ее плечи!

Но Елена была добросердечной женщиной. Дьявол или нет — она просто не могла смотреть на это!

Компромисс?

Да, так будет лучше всего. Быть может, это не самый смелый выход, хотя, если честно, она тоже боялась мальчика. Но чувство сострадания было все же сильнее.

— Ты моя бедняжка, — прошептала она, возясь с замком клетки. — Не сердись, что сейчас я не смогу тебя взять с собой, но я простая, напуганная девушка, случайно подружившаяся с твоим отцом. Не знаю, почему он так плохо с тобой обошелся, да и не уверена, что поступаю верно, но смотреть на это я просто не могу!

Не успела она коснуться клетки, как ее обитатель попытался напасть на руки Елены. Оскалил зубы и заурчал так, что она сразу отпрянула.

— Тихо, тихо, — сказала Елена дрожащим голосом. — Я же хочу тебе помочь! Какой противный замок!

В конце концов ей удалось справиться с хитрым засовом. Дверь в клетку почти не открывали, подумалось ей.

— Вот и все, — сказала она. — Теперь дверь удерживает только веточка можжевельника. Тебе придется самому вынуть ее, понимаешь?

Куда там, ничего он не понимал. Во всяком случае, если судить по его непрекращающемуся рычанию.

Елена поспешила выйти из комнаты, забрала с собой стираные вещи и заперла наружную дверь так же, как было до нее. Веревку, однако, она не стала заматывать, чтобы мальчику было легче выбраться — если он того захочет.

И бегом бросилась домой.

«Боже мой, мне надо поговорить с кем-то, — думала она в панике, наблюдая через маленькое окошко за соседним домом. — С Миланом? Или со священником, мне надо пойти в церковь помолиться. Но я же не знаю. Не знаю, правильно я поступила или нет».

Ее пронзила холодная, неприятная мысль.

«Сёльве!»

Как она теперь сможет с ним встречаться?

Теперь она не сможет вести себя так, как раньше.

Чистые, нежные отношения между ними закончились навсегда. Что бы ни произошло.

Господи, если бы она не была так одинока! Если бы ей было с кем посоветоваться!

«Милан, прийди, пожалуйста, скажи мне, что я не сделала ничего плохого! Ты же можешь быть рядом, когда появится Сёльве и мне придется отвечать на его вопросы.

Боже мой, как я напугана!»

И все же Елена понимала, что не могла поступить иначе.

Хейке продолжал сидеть в клетке, когда незнакомка ушла.

Чем-то она была похожа на его охранника, но не во всем. У нее был более мягкий голос. И она не пихала его противными палками.

Она была…

Хейке не знал слова «добрая».

Но присутствие незнакомки наполнило его новыми чувствами. Теплыми и приятными. Инстинктивно он почувствовал, что она желает ему добра.

Для него это было внове, ведь до сих пор он встречал только отчужденность, презрение, насмешки и озлобленность. Одним словом — ненависть!

Это наложило отпечаток на душу Хейке. Как до того страх и отвращение людей формировали всех прежних проклятых рода Людей Льда, превращавшихся в таких же отвратительных людей, как Хейке. Об этом мог бы много рассказать Тенгель Добрый.

Человек, только что побывавший в комнате Хейке и изрядно изумивший и напугавший его, что-то сделал с клеткой. Что?

Эту дверь несколько раз открывал Сёльве. Когда хотел поменять Хейке рубаху.

Незнакомка возилась с дверцей. Что-то говорила, хотя Хейке не понял ни слова.

Словарный запас Хейке был довольно большим. Не так странно, ведь у Сёльве часто не было иных собеседников. Хейке, разумеется, ему никогда не отвечал, это было ниже его достоинства, но он впитывал в себя новые слова и знания. Особенно нравились ему долгие рассказы о Людях Льда! Не было в жизни Хейке мгновений лучше!

Но ведь его жизнь вообще не отличалась разнообразием!

А эта женщина говорила не так, как Сёльве. Как же Хейке хотелось понять, что она сказала!

Было так приятно, так тепло. Но Хейке не мог описать свои ощущения словами. Они породили в нем необычное, доброе чувство.

Что она сделала с дверцей?

Он осторожно коснулся того места, с которым она возилась. Доски клетки здесь были расположены особенно тесно, поэтому он не смог просунуть руку.

Хейке потрогал запор. Его вновь охватило сильное замешательство. Он не знал, откуда берется это чувство, ведь кроме клетки, он никогда не знал иной жизни, но в нем всегда жило неосознанное стремление вырваться.

Запор был каким-то другим! Он всегда казался каменным, но сейчас двигался!

Что же сделала та женщина?

Хейке затаил дыхание.

Быть может, это что-то не понравится Сёльве?

В таком случае все симпатии Хейке окажутся на ее стороне.

Но от этой мысли он немного испугался. Если Сёльве опять разозлится, он начнет тыкать в него палкой. Непривычный мозг Хейке напряженно работал.

Если только…

Нет, он был не в состоянии свести воедино свои выводы. Мысли свалились на него скопом, они были ему внове и потому ошеломляли.

Дверь?

Он стал упорно дергать за доски.

Они поддались.

Еще раз! Проем стал шире.

Не успев задуматься, Хейке рванул доски со всей силой. Ветка, державшая запор, лопнула с треском — дверь была открыта.

Хейке посмотрел на нее, выдавил какой-то странный звук, а затем со страху наделал в штаны.

Его это совсем не смутило, ведь личная гигиена была для Хейке неизвестным понятием. В свое время он до смерти боялся справлять нужду, потому что Сёльве каждый раз приходил в ярость, ведь ему приходилось чистить клетку. Постепенно Хейке, однако, привык и стал нарочно пачкать клетку, выводя Сёльве из себя.

Дверь была открыта. Дверь была открыта.

Он возвращался к этой мысли снова и снова, пытаясь понять смысл происшедшего.

Сёльве разозлится!

Сёльве здесь нет.

Хейке потрогал рукой пустоту. Пустотой был для него мир вне пределов клетки.

Быть может, там ждет опасность?

Пока, во всяком случае, ему не было больно.

Сёльве и эта женщина — а еще другие люди, которых он видел издалека в поездках — могли быть там, снаружи.

Та женщина?..

Глубоко внутри Хейке сохранялось очень слабое воспоминание о такой же женщине, которая когда-то ухаживала за ним. Но тогда ему не было так приятно. Голос той, прежней женщины не был так мягок.

А может быть, она ему только приснилась.

Скоро вернется Сёльве. Эта мысль обеспокоила Хейке. Сёльве значил для него грубость, побои и тычки палкой. И еще закрытую дверь, может быть — навсегда. Прочно, твердо закрытую дверь. Нет, только не это, — казалось, подумал Хейке.

Сам не понимая этого, он только что обрел ощущение свободы — до сих пор неизвестное ему понятие.

Инстинктивно он наклонился к двери. Его суставы, застывшие от долгого сидения, отозвались острой болью.

Теперь ему было действительно больно! Но Хейке привык и к этому. Боль была неотъемлемой частью его жизни.

Стиснув зубы и протискиваясь сквозь узкий проем, он выполз наружу. В какой-то отчаянный момент ему показалось, что он застрял и уже никогда, никогда больше не узнает, какая она, пустота. Паника придала ему сил. Он развернулся так резко, что его тело, казалось, чуть не разорвало на куски от непередаваемой боли. А вырвавшись на свободу, он в неподвижности скорчился на полу в той же позе, которую занимал последние месяцы, да что там, — последние годы.

Хейке Линд из рода Людей Льда, пяти лет от роду, в первый раз за почти четыре года был на свободе!

Он тяжело и испуганно задышал, ощущая беспомощность перед неизвестностью, мучаясь от раздиравшей тело невыразимой боли и все более ощущая безысходность своего положения.

Время гнало его вперед, страх перед возвращением Сёльве был сильнее всех прочих инстинктов. Он не должен, ни в коем случае не должен дать снова загнать себя в клетку! Страх душил его так, что, казалось, он потеряет сознание. Поэтому он поднялся на руках и коленях и попытался отползти к закрытой двери, через которую, как он знал, можно было выбраться наружу.

Он даже попытался встать, чтобы достать до дверной ручки!

Это привело только к падению и новой боли. Хейке расплакался, боясь, что не успеет выбраться из комнаты.

Для начала ему надо распрямить шею, ведь сейчас ему был виден только грязный земляной пол, и чтобы посмотреть выше, ему приходилось разворачиваться всем телом.

Он тихо стонал, миллиметр за миллиметром выпрямляя шею. У него закружилась голова, он почти потерял сознание. Теперь его охватило упрямство, он сгорал от желания вырваться на волю. Он пополз вперед на коленях, наклонившись вперед. Главное — добраться до двери. Ему это удалось, и он очень обрадовался своей маленькой победе. Теперь надо опять попробовать встать…

Дверь неожиданно поддалась. Женщина не заперла ее.

Мысленно Хейке поблагодарил ее.

Он выбрался в переднюю комнату, которую до сих пор видел только в проем двери. Эта комната не была нужна Хейке, он искал выход.

Вот он! Надо открыть еще одну дверь.

Тем же беспомощным способом он протащил свое тело по полу, плача от боли, но преисполненный решимости выбраться наружу. Он чувствовал давление времени, не понимая его смысла. Он знал только, что в любую минуту может прийти Сёльве.

Для него это было самое ужасное! Распрямиться он по-прежнему не мог. Вся тяжесть его тела приходилась на локти, ладони и колени. Он полз вперед, задрав задницу. Но он двигался!

Через бесконечно долгое время он добрался до входной двери. Она была закрыта, и он понимал, что ему не удастся дотянуться до ручки.

Ни на что не надеясь, он в отчаянии бросился всем телом на дверь. Это движение обожгло его резкой болью, но откуда-то у Хейке появились такие сила и воля, что его не могли остановить никакие препятствия.

Дверь дрогнула, но не поддалась. Елена ведь подвязала ее снаружи, хотя и не очень крепко. Главной проблемой была дверная щеколда.

Хейке лег на бок и задумался, глядя на ручку. Из-за непрекращающейся боли по его щекам текли слезы, но он не обращал на них внимание, он не видел ничего, кроме дверной ручки, находившейся на недосягаемой высоте.

Но так ли это? У тех, кто желает добиться чего-либо всем сердцем, всегда пробуждается изобретательность. Хотя он провел всю жизнь в клетке, Хейке был отнюдь не глуп и наблюдателен.

Он с трудом повернул голову, разглядывая комнату. Вон там, недалеко от себя, он увидел ненавистную вещь: трость Сёльве с острым наконечником, которой он часто мучил Хейке!

Вот что ему сейчас нужно.

Он дотянулся до трости, разрубил ей воздух, как бы сражаясь с невидимым врагом, и почувствовал сильное облегчение.

Затем снова подполз к двери, улегся на спину с неловко поджатыми к телу ногами, и нажал тростью на ручку. Это ему не очень помогло, ведь ручка возвращалась на место, как только он пытался открыть дверь. Снаружи ее по-прежнему держала веревка.

Ему придется сделать оба движения одновременно. Нажать на ручку и опрокинуть тело на дверь, разрывая то, что держало ее с той стороны.

Это стоило ему новых долгих страданий. Но вдруг ему удалось сделать все как надо. Дверь распахнулась, и он вывалился на каменное крыльцо.

Он на свободе! Он попал в бесконечный мир, который до сих пор видел только мельком, запахи которого он ощущал всегда в ходе поездок, но очутиться в котором на свободе он даже не мечтал.

Но он беззащитен, это понимал даже Хейке. Если появится Сёльве, он увидит мальчика издалека. У Хейке хватило присутствия духа, чтобы закрыть дверь — так Сёльве не заметит его побега, пока не войдет в дом… Он подумал и о внутренней двери, как только пробрался сквозь нее. Он закрыл ее, потому что знал по собственному горькому опыту, что Сёльве мог потрудиться зайти к нему только через несколько часов после возвращения. На этом он тоже выиграет время.

Хейке сделал самое разумное, что мог придумать. Он спустился на прекрасную мягкую траву — Господи, как же хорошо она пахла, хотя, конечно, немного колола его голую спину — а потом покатился вниз по холму к опушке леса. Набирая скорость, он сжался в маленький шарик и отдался на волю судеб. Скорость и все новое вокруг будоражили его чувства, да и склон не был таким уж ровным! Он узнал, что такое колючки, корни и камни, большие и маленькие, а потом сильно врезался в какую-то глыбу. Это его не смутило.

И вот он оказался в лесу, где инстинктивно искал убежища. Добравшись туда, он улегся на землю и посмотрел вверх, в направлении дома.

Он на свободе! Он свободен, ему больше никогда не придется видеть Сёльве или клетку, никогда больше не придется испытывать унижения. Конечно, он сейчас боялся. Быть может, он предназначен только к той жизни, которую вел до сих пор, в клетке? Быть может, выбраться на свободу было для него смертельной опасностью?

Теперь уже ничего не исправишь. Назад он все равно не вернется!

Сёльве пока не было видно. Выше по холму стоял еще один дом, еще дальше от него. Там бродили два странных животных. Собаки? Они опасны? Хейке не знал.

Никаких других живых существ он не видел.

Его бегство было столь стремительным, что Елена его не заметила. Она пекла хлеб из остатков пшеницы, которые ей удалось наскрести, и как раз тогда, когда Хейке выбрался из дома и закрыл за собой дверь, покатившись вниз по склону, поставила хлеб в печку. Но она была все время начеку, так ей хотелось узнать, удалось ли маленькому бедняжке выбраться на свободу.

В голове Хейке по-прежнему царило смятение, он не мог ни о чем думать.

И все же Хейке понял, что не должен долго оставаться на одном месте. Сёльве наверняка будет его искать, и он будет в ярости.

Так вот какой он, этот лес, о котором рассказывал Сёльве. Тут было опасно, говорил он, здесь водятся дикие животные, которые съедят Хейке, как только он появится. Сёльве специально угрожал Хейке, чтобы напугать мальчика природой, которая его окружала.

Теперь Хейке предстояло выбрать между двух зол. Сердце выскакивало из груди от страха, он выбрал неизвестное. Все равно не будет хуже, чем долгие, одинокие часы в клетке, прерываемые только пытками и запугиванием.

Только сейчас он вспомнил, что у него были штаны и куски кожи, заменявшие обувь. Сейчас они бы ему пригодились. Но он понимал, что у него не хватило бы времени разыскать их до возвращения Сёльве.

И все же в незнакомом, страшном лесу было очень холодно и колко!

О еде Хейке в тот момент еще не задумывался.

Неуклюже переваливаясь, он переполз через неровную, неприятную кочку. Он по-прежнему не мог распрямить шею, не испытав при этом невыносимой боли, а как распрямить тело, он вообще не понимал. Для того, кто никогда не имел возможности передвигаться, научиться ползать было очень трудно.

Так казалось Хейке. Но ведь он был свободен почти до двухлетнего возраста. Так что в свое время он умел и ползать, и ходить, и бегать. Все это он забыл. И все же это облегчило его задачу. Его тело вспоминало утраченные движения. Он помнил, что когда-то стоял на ногах…

Но как это сделать сейчас? Ситуация казалась ему безнадежной.

Он боялся леса. Хотя это был мягкий, красивый словенский лес, где лозы дикого винограда овивали стволы, между деревьями пробивался ласковый свет, а внизу, где он полз, рос подлесок. Не такой жесткий и колючий, как на севере, с большими расстояниями между деревьями и с мягкой травой.

У Хейке кончились силы. Он устал, проголодался и замерз, ведь свежий воздух был для него внове. Сейчас воздух не был холодным, и он мог бы к нему привыкнуть, но холод был одним из шокировавших его открытий, которые нахлынули на Хейке в этот невероятный день.

А потом Хейке испытал самое тяжелое потрясение. С отчаянием Хейке обнаружил, что он забыл впопыхах в клетке.

Он ведь был охвачен только одной мыслью: выбраться из клетки, выбраться через проем в стене в неизведанную страну, открывшуюся перед ним.

Он предал своего единственного друга в этом мире. Оставил его в том злом доме, во власти Сёльве! Он забыл самое дорогое, что было у него на этой земле. Свою игрушку, цветок-висельник. Мандрагору!

Когда он понял, чего лишился, то бросился на траву и завыл от горя. Он плакал как никогда раньше, понимая, что никогда, никогда не сможет вернуться.