Елена увидела, как Сёльве возвращался домой из деревни.
Она дрожала всем телом, понимая, что поступила плохо по отношению к нему, но зная, что не могла бы поступить по-другому.
И все оказалось напрасно. Маленький пленник не смог выбраться на волю.
Поймет ли Сёльве, что она побывала в его доме?
Нет, она уверена, что не оставила следов. Она закрыла клетку и входную дверь так, что ничего не было заметно, хотя изнутри их теперь можно открыть. Если Сёльве будет, как обычно, погружен в свои мысли, он ничего не заметит. Но если он что-либо заподозрит и начнет искать, то сразу же обнаружит ее хитрость.
Елена была напугана до смерти. Она непрерывно молилась Божьей матери о прощении и помощи.
Как же она теперь сможет встречаться с Сёльве? Она задавала себе этот вопрос и раньше, он не оставлял ее и теперь. Сёльве стал ей так близок всего лишь через несколько дней знакомства… Она совсем растерялась. Если бы только было с кем посоветоваться, поговорить по душам! Даже если попытка спасти мальчика не удалась, ее открытие не даст ей покоя. Ребенок в клетке! Что же ей теперь делать?
Кстати, как она вообще теперь будет жить здесь? А что, если этот мальчик расскажет все отцу?
Отцу? Сёльве — отец этого?..
И все же Елена испытывала чувство сильной жалости к бедному ребенку.
Сёльве подошел к дому. Она не могла разглядеть его дверь через свое маленькое окно, поэтому не увидела, как он отреагировал на ее уловку с замком.
Она была напугана до смерти!
Сёльве действительно шел, погруженный в свои мысли, на что так надеялась Елена. Он не заметил, как открыл первую дверь и оказался внутри.
Разве он не привязывал дверь веревкой?
Его окатил холодный душ. Неужели здесь побывали воры? Он осмотрел дверь. Веревка висела на месте — оборванная. Запор двери был погнут. Все указывало на то, что дверь выдавили изнутри. С большой силой!
Дверь во вторую комнату была закрыта.
Сёльве почувствовал, как на лбу и ладонях выступил пот. Почему в доме так необычно тихо?
Неслышными шагами он приблизился к двери и прислушался. Ничего не было слышно. У него возникло чувство, что он совсем один в доме. Сёльве распахнул дверь — и тяжело выдохнул. Его охватил ужас, пронзивший сердце острой стрелой.
Клетка была открыта. Мальчик исчез!
Ему пришлось прислониться к двери, он едва мог дышать. Потом его охватило бешенство. Страшное, пылающее, рвущее его на части бешенство!
Зарычав, он рухнул на колени и осмотрел засов клетки. Поняв, что и его открыли изнутри, он побелел.
Неужели Хейке мог справиться с этим сам?
Похоже на то.
А он был так уверен в том, что мальчик еще слишком мал и слаб!
Сёльве увидел мандрагору, лежавшую в углу. Он рывком притянул ее к себе, желая избавиться от нее навсегда, затем с криком отдернул руку, пронзенный болью. В этот момент он уже успел вынуть руку из клетки, поэтому мандрагора перелетела через комнату и исчезла в углу.
С Сёльве хватит! Он нашел совок для угольев, подсунул его под мандрагору и вынес ее, как будто это был навоз, затем зашвырнул ее далеко, далеко от дома. Куда она попала, его совершенно не волновало. Вернувшись домой, он опустился на лавку в большой комнате и застыл, дрожа всем телом.
Он должен успокоиться, он должен прекратить панику. Он должен думать…
Мальчик не мог уйти далеко.
Выпустив воздух через нос, он сжал зубы.
Елена!
Мысли в его мозгу заметались в беспорядке. А что, если она помогла парню? Или, быть может, видела его? Что, если она узнала тайну Сёльве? Или еще хуже, укрыла его у себя? И уже проболталась кому-нибудь в деревне?
Что же ему делать, что придумать? Он должен подняться к ней. Немедленно. Попытаться понять, знает ли она. И не прячет ли она мальчика.
А если она знает… Что ж… Елене придется умереть! Иначе она расскажет все людям.
И еще ему надо найти мальчика — не откладывая!
Пока его не нашли другие.
Он несколько раз глубоко и равномерно вздохнул, чтобы успокоиться.
И тут его пронзила другая мысль. Гораздо более приятная.
Мальчик забыл свою мандрагору! Это значит, что теперь Хейке совершенно беззащитен.
Сёльве охватило нетерпение. Он должен успеть найти мандрагору до того, как это сделает Хейке.
Ничего страшного, он может подождать. Как только мальчик выйдет на свет, Сёльве его сразу увидит, а уж кто окажется быстрее, Сёльве не сомневался.
Мандрагора может полежать. Сейчас надо заняться Еленой!
Она видела, как он двинулся в ее направлении. Он шел очень решительно, как будто старался успокоить свои шаги. Понял ли он, что она побывала в его доме?
Он не должен заходить к ней! Она быстро схватила корыто со свежим бельем и двинулась ему навстречу. Ей было заметно, что у него на виске отчетливо бьется жилка. В остальном он казался спокойным и улыбался, но она чувствовала беспокойство в его взгляде.
Елена начала было объяснять, что собиралась пойти к нему с его одеждой, но сразу поняла, что он может неправильно истолковать ее жесты как признание того, что она уже побывала внизу. Поэтому она ничего не сказала и протянула ему вещи с улыбкой, надеясь, что не выдает своего волнения.
Но Сёльве этого было недостаточно. Он настаивал на том, чтобы пройти в ее дом. Несмотря на улыбку, его глаза становились все менее добрыми. Елена испугалась и притворилась, что не понимает.
Тогда он бросил одежды на землю и решительно взял ее за руку. Несмотря на ее испуганные протесты, он вновь повел ее по дороге вверх.
Ей нужно разыграть спектакль. Это было не так трудно, она ведь действительно была напугана до смерти.
Она начала усердно молиться, давая понять, что боится быть соблазненной и молится за свою невинность.
Ее слова и жесты было нетрудно понять. В этот момент Сёльве сделал что-то странное, она даже не поняла сразу.
Он улыбнулся, успокоительно и по-доброму. По-доброму? В его глазах таилась явная угроза. Он показал, что она может стоять на месте, ожидая его, так как собирается сам пойти в ее дом один.
Елене не хотелось, чтобы он заходил к ней домой. Но это было в любом случае лучше, чем все остальное.
Она задумалась, что ему у нее нужно. Что он ищет?
Сёльве уже не скрывал намерений. Елена может думать все что угодно, он должен знать, не прячет ли она мальчика в доме.
Как же она бедно живет! Этот дом был даже беднее того, в котором он сейчас остановился. Но здесь приятно пахло свежеиспеченным хлебом, так вкусно, что он снова захотел есть, хотя и подкрепился изрядно в деревне.
Сарай для коз находился в том же здании, только за стенкой. Он заглянул и туда, да, он обыскал все уголки.
В этом доме мальчика не было.
Сёльве застыл в нерешительности посередине единственной комнаты. Она не должна ничего заподозрить…
Он знает, что делать. Он достал из кармана несколько монет и положил их на стол. Как бы в благодарность за стирку. Елена наверняка стала бы отказываться, так что у него было причина зайти в ее дом.
Он обыскал дом так быстро, что она не заподозрит его ни в чем. Увидев распятие на стене, он презрительно скривил рот. Потом поспешил наружу.
Она ждала его там, где он ее оставил. Он махнул рукой в сторону ее дома, давая понять, что ее там что-то ждет. Затем забрал свои вещи, притворно удивившись тому, какие они чистые, и быстро пошел вниз к своему дому.
Нет, Елена здесь не при чем. Ничто в ее поведении не указывало на то, что она знает о побеге мальчика.
Но он не знал, как ей стало противно смотреть на него — на того, на кого она смотрела раньше с восхищением и благодарностью! Слава Богу, он не заметил в ее глазах отчаяния, не услышал, как громко бьется сердце в ее груди!
Немного спустя, она вновь выглянула в окно.
Она увидела, как Сёльве ходил по склону ниже ее дома, как будто ища что-то.
Теперь Елена поняла, что мальчику все же удалось выбраться! Она ведь не смотрела за его домом все время, ее отвлекала выпечка хлеба.
Значит, те деньги, которые он положил на стол, были всего лишь отвлекающим маневром. На самом деле он искал в ее доме мальчика!
— Бедняжка, — прошептала она. — Да храни тебя Бог! Я тебе больше помочь ничем не могу. Но я желаю тебе всего хорошего, мой маленький, несчастный ребенок!
Сёльве искал как сумасшедший. Как далеко он мог закинуть мандрагору? Что же он был так неосмотрителен!
Она должна быть здесь, поблизости, просто должна! Он снова и снова обыскивал немногочисленные кусты рядом с домом, колючие, высокие желтые кусты с цветами. На лугу она не могла валяться, он бы ее уже давно увидел.
В конце концов он сдался. Плевать на эту мандрагору, у него нет больше времени. Гораздо важнее найти мальчика.
Он огляделся. Где? Где ему теперь искать?
В общем-то, Хейке мог исчезнуть так бесследно только в одном направлении. Было трудно поверить, что маленький ребенок мог добраться до леса, но другой возможности не было. В любом другом месте его было бы видно.
Сёльве уже обыскал кусты, росшие по склону, но ничего там не нашел. Если бы мальчик отправился в деревню, Сёльве встретил бы его по дороге.
Единственной возможностью оставался лес.
Проклятый мальчишка, устроить такое именно сейчас! Сейчас, когда у Сёльве только-только стали налаживаться контакты с населением. Увлекавшую его охоту за добродетелью Елены ему придется теперь отложить. А в деревне ему в этот день удалось обзавестись многими друзьями. В трактир — если можно было назвать эту забегаловку столь красивым словом — позвали переводчика, а с ним пришли еще несколько мужчин. Они собрались вокруг Сёльве, желая услышать новости из большого мира, а он, естественно, охотно рассказывал. Рассказывал этим дуракам о своих богатствах в Вене, о том, как он вращался при дворе, и еще о тех больших делах, которые ждали его в Венеции. Его слушали, затаив дыхание. Казалось, что его глаза их заворожили. Ведь ни у кого не было таких глаз, как у Сёльве.
Но лошадь с каретой здесь, в Планине, ему купить было невозможно, тут были только лошади, которых могли купить бедные крестьяне, а единственной повозкой была телега для перевозки репы.
Нет, это ему совершенно не годилось, они же должны были понять, что он не может ехать в Венецию не в карете!
Увы! Не успел Сёльве поверить в то, что он произвел нужное впечатление на местных жителей, как снова совершил две грубые ошибки! Во-первых, ему не следовало хвастаться о Вене и своей близости ко двору. Словенцы отнюдь не преклонялись перед своими господами, напротив! Габсбургский дом был для них как красная тряпка для быка. Во-вторых, их интерес к его глазам имел совершенно другую причину. Ему надо было бы поинтересоваться их фольклором — культурой их народа.
Ему же казалось, что он действительно произвел на них ошеломляющее впечатление. Они ведь слушали его так внимательно, что ему было трудно удержаться от хвастовства.
Воспоминания вновь наполнили его чувством превосходства.
— Видите того парня, который возится там с лошадью, — сказал он переводчику. — Я могу заставить его попытаться запрячь лошадь задом наперед.
Переводчик, не скрывая своего скепсиса, перевел его слова. Все присутствовавшие закачали головами, кто-то спрятал улыбку.
— Попробуйте, — сказал переводчик по их настоянию, его голос был совершенно невыразительным.
Сёльве понимал, что ему придется трудно. Раньше он достигал только того, чего желал искренне и страстно. Сейчас ему придется напрячь все силы, чтобы заставить мальчика повиноваться.
Он так напрягся, что на лбу и верхней губе выступил пот. Крестьяне замерли, наблюдая через открытую дверь за мальчиком. Кто-то бросил что-то насмешливое, все засмеялись, и это так разозлило Сёльве, что он чуть было не утратил напряжение.
Мальчик подвел лошадь к оглоблям. Сейчас! — подумал Сёльве. Он молил все недобрые силы Людей Льда прийти к нему на помощь.
Мальчик в нерешительности остановился. Затем начал заводить лошадь между оглоблями — вперед головой!
По публике пронесся вздох.
Но Сёльве не хотел заходить слишком далеко.
— Мне кажется, хватит, — сказал он равнодушным голосом и снял гипноз. — Не будем смущать мальчика.
А тот снова остановился и в недоумении потер лоб. Когда он понял, что лошадь стоит мордой к телеге, он поспешил вывести ее из оглобель.
Мужчины в трактире перевели дух. Они смотрели на Сёльве с испугом. Потом стали припоминать, что умер старый отец Милана и что им надо спешить на похороны. Один за другим они ушли.
«Ну и показал же я им», — подумал восторженно Сёльве. В общем-то, он ждал, что они восхитятся его умениями, но этого, как ни странно, не произошло. Их это только смутило.
Его склонность недооценивать и способности других людей была для него опасней, чем он мог предположить!
Обыскивая в ярости ближайший подлесок, он сокрушался над тем, что чертенок Хейке сбежал как раз в тот момент, когда звезда Сёльве стала восходить. Что-то стало получаться и в деревне, и у Елены. У него просто нет времени на поиски!
Ему надо найти мальчика, пока тот не добрался до людей, это важнее всего. А так как у Хейке больше нет мандрагоры, Сёльве сможет расправиться с ним раз и навсегда. Это же будет актом милосердия с его стороны! Мальчик, ничего не знающий о жизни людей, столкнулся бы только со сплошными трудностями, это совершенно очевидно!
Это было еще одно вывернутое наизнанку рассуждение Сёльве, вполне устраивавшее его совесть.
Он проискал весь день, уходя все дальше и дальше в лес. «Как же мне не повезло, разве этот сопляк не мог понять, что я проголодаюсь?» — думал он.
О Хейке он совершенно не волновался. Мальчик привык жить без еды в течение нескольких суток.
Сгустились сумерки, Сёльве пришлось отправиться домой, так и не обнаружив следов мальчика. Он продолжит поиски на следующее утро, сейчас он уже обыскал большой участок леса и сможет завтра сконцентрироваться на другом.
Теперь ему хотелось попасть домой.
Сёльве стал уважать местную темноту.
В деревне провожали в последний путь отца Милана. Сам Милан собирался на следующий день навестить Елену. Теперь ему ничто не мешало сделать ей предложение. Его не смущало то, что у нее совсем нет приданого. Милан был одним из немногих жителей деревни, ставивших любовь выше состояния.
Елена тоже готовилась к следующему дню. Погрузившись в серьезные мысли, она загнала коз в дом. Утром ей надо пойти в деревню и с кем-нибудь посоветоваться, неважно с кем. Она больше не могла быть одна со своим знанием о мальчике.
Ее сосед вернулся домой, когда солнце уже скрылось за горами. По его походке она определила, что Сёльве устал, проголодался и был зол.
Значит, он не нашел малыша.
Хоть это было ей утешением!
Только бы он снова не пришел к ней! Елене совсем не хотелось его видеть после всего того, что произошло. Она была растеряна, беспомощна и расстроена. Не могла понять, правильно ли поступила, выпустив против воли Сёльве мальчика из клетки. Он же мог быть сыном дьявола, случайно оказавшимся на земле. Или нет. Не мог он быть таким, решила она про себя. Его глаза были точной копией глаз Сёльве.
До самой темноты она сидела, погрузившись в мысли о бедняжке, оставшемся в лесу в одиночестве. А вдруг ночь будет холодной?
Елена тайком вышла наружу и развесила несколько теплых вещей на кустах за домом. Свои собственные плотные зимние штаны. Он мог надеть их, и еще она положила тонкий кожаный ремешок. Такой маленькой обуви у нее не было, она повесила немного кожаных лоскутков. И маленькую куртку, из которой выросла.
Если только он будет пробираться мимо ее дома — класть вещи дальше от дома было напрасным занятием, она же не знала, где он скрывается.
Бедный мальчик!
Мало того, что его внешность могла напугать любого. Ему пришлось вынести много страданий в свои первые годы, проведенные в маленькой, тесной клетке. Быть может, она сделала еще хуже? Как же он должен чувствовать себя сейчас одиноко, ему сейчас холодно и голодно! Елена решительно взяла свежий хлеб и выложила его рядом с висящей на кустах одеждой. На следующий день ей надо собрать несколько надежных людей и прочесать лес. Он не мог далеко уйти!
Она легла спать, но долго не могла заснуть, прислушиваясь к звукам. Она ничего не слышала.
Елена подумала, что ей надо поговорить с местными жителями, подготовить их к тому, что у мальчика очень необычная внешность. Иначе кто-либо мог в страхе забить его до смерти.
Этого не должно случиться. Он был на ее ответственности. Только на ее. Это ведь она открыла дверь клетки.
Сердце ее разрывалось, когда она вспоминала взгляд, которым он наградил ее в тот момент. В этом взгляде она увидела неописуемое одиночество, несмотря на его агрессивное поведение в тот момент, когда она приблизилась к клетке.
Понял ли он, что она желает ему добра? Знал ли он, что в мире есть добро?
Елена была не уверена.
Ее чувства были другими. Их было трудно определить. Сёльве был ее первой настоящей любовью. Говорить, что это любовь, было, наверно, рановато. Но в ней зажегся огонь, столь жаркий, что она чуть было не лишилась разума. Мысль, что именно он держит в клетке мальчика, такого неухоженного, доставляла ей боль. Она пыталась вспомнить первое впечатление, которое произвел на нее Сёльве. В его лице было что-то дешевое и вульгарное, но это что-то было трудно уловить. Быть может, легче попытаться убедить себя, что он не виноват в судьбе мальчика, сидящего в клетке.
Мальчик может быть опасен для людей.
В таком случае Елена плохо обошлась с Сёльве. Она совершила к тому же преступление по отношению к своим землякам.
Ей нужно поговорить с кем-то!
Жизнь стала для Елены совсем сложной.
Изрядно проголодавшийся и уставший Хейке смотрел в темное вечернее небо из расщелины, в которую только что забрался.
До этого он прошел через лес и выбрался к странным скалам, где было много выемок и пещер. Хейке не знал, что это карстовые пещеры. Он был слишком уставшим и голодным, чтобы изучать горы. Все его раны нестерпимо болели.
Потом он нашел для себя маленькую расщелинку под глыбой камня и забился в нее. Ему было холодно и страшно. Свободу, которую он принял с распахнутой душой, было, оказывается, трудно понять. Все было внове, и почти все причиняло боль.
Хейке было трудно думать долго. Он издал жалобный звук и свернулся клубочком. В его глазах угас желтый блеск, он заснул.
Ночь стояла тихая. Он ворочался во сне, чтобы согреться.
Луна осветила верхушки гор, они казались белыми. Хейке не видел этого. Он спал.
Ему снилось, что над ним склонился какой-то человек. Он смотрел на этого человека, но не мог узнать его. Незнакомец протянул ему мандрагору. Хейке взял ее со счастливой улыбкой и прижал к груди.
Она была очень теплой!
Все печали, вся боль и все неизвестное потеряли значение. Его единственный друг был снова с ним!