Зубы дракона

Глава XXV
НА УЗКОЙ ТРОПЕ

Мотор кашлянул в последний раз и умолк. Шофер залез под капот, что-то крутил, вертел, а потом плюнул и ожесточенно поскреб затылок:

- Нет бензина. Забыл долить.

Нет бензина! И это - за тридцать километров от имения Сатиапала, когда дорога каждая минута!

Слепой, глупый случай. Следовало ехать на машине Сатиапала. Так нет же - считал, что доедет быстрее.

- Самум!..

Пес поднял голову и посмотрел прямо в глаза Андрею умным, почти человеческим взглядом.

- Самум, пойдем!.. А на вас, Иван Иванович, я наложу взыскание.

- Есть получить взыскание!..- конопатый паренек шмыгнул носом и печально опустил голову.

Ах, как болело сердце у Андрея!.. Не предчувствия, нет,к черту всякую магию: и черную, и белую, и полосатую! Собственные глаза видели пылающие села, собственные уши слышали стоны умирающих на той дороге, где прошла обезумевшая толпа.

Он столкнулся с толпой вечером, по пути из имения Сатиапала. Мирная группа людей шла по своим делам. Никто не знал, что это навабганджцы.

В Навабгандже начал дохнуть скот. Испуганные крестьяне обратились к советским врачам, а сами, хорошо помня эпидемии чумы, готовы были обратиться в бегство.

Члены экспедиции без посторонней помощи загоняли скот в загоны, отделяли больных животных от здоровых, пытались лечить.

Неожиданный размах эпизоотии, одновременно в разных селениях, наводил на мысль о диверсии. Но доискиваться до причин было некогда. Все - от эпидемиологов до хирурга - превратились в ветеринаров. Целую ночь никто из членов экспедиции не сомкнул глаз.

А рано утром к лагерю приполз тяжело раненный навабганджец и рассказал, что произошло ночью по дороге к имению Сатиапала.

- Поезжай! - приказал Калинников Андрею. - Поезжай немедленно! Спасай Майю и не вмешивайся в другие дела.

И вот он "едет". На своих двоих. С ним верный Самум. Как он скулил вчера, когда Майя приказала садиться в машину! Словно молил: садись и ты… Ну почему же ты, любимая, не захотела поехать?

Все выше поднималось солнце, а дорога все петляла среди джунглей, и, казалось, не будет ей ни конца, ни края.

Впереди Андрей заметил грузовую автомашину, совершенно целую, лишь с выбитым передним стеклом.

"А может быть, и в ней нет бензина?".

Андрей побежал к грузовику, забрался в кабину, повернул выключатель и неумело нажал на стартер. Громко взревел мотор.

Всего несколько раз в своей жизни, скуки ради, садился Андрей за руль автомашины. Он не мог и предположить, что когда-нибудь горько раскается в этом.

Эх, уметь бы: развернуться лихо на шоссе, газонуть и очутиться в четверть часа у имения!

А может, попытаться?.. Как там?.. Нажать на педаль сцепления… включить скорость.. дать газ.

Он дал газ, включил скоробь. Затарахтело, завизжало, грохнуло… Черт его знает,- может быть, что-то разрушалось, ломалось, готово было взорваться, но машина все же тронулась с места и поползла в кусты,- упрямая, сильная, злая.

Андрей лихорадочно перебирал прутья баранки: да нет же, проклятая, налево, налево! Скрежетали ветви по бортам, ревел, чуть не захлебываясь, мотор. Поползла машина вдоль рва, встала дыбом.

Прямо перед собой Андрей увидел мертвого Хинчинбрука. Только увидел; мозг, сосредоточенный на главнейшем, не мог анализировать. Грузовик раз качнулся, подпрыгнул и выскочил на шоссе, развернувшись в сторону имения Сагиапала.

По каким правилам уличного движения ехал Андрей, как ему удалось не врезаться в дерево, не свалиться с моста в воду, не перевернуться, не заскочить куда-нибудь в болото -он так и не понял. Каждая машина имеет вполне определенные возможности, и за пределы своих лошадиных сил не переступит. А человеческие силы - неисчерпаемы. В ответственные минуты своей жизни человек способен творить чудеса.

С грохотом, с дребезжанием, петляя от кювета к кювету, двигалась машина по шоссе. Заслышав ее грохот, встречные опрометью бросались в кусты. Может, полиция?.. Может, войско?.. Удирай, прячься,- приближается расплата!

Имение Сатиапала было последней жертвой кровавого безумия. Исчерпалась энергия, утихомирились подстрекатели. Тяжелое похмелье сходило на людей, раздавливало их, заставляло сторониться друг друга и видеть недругов в бывших сообщниках.

Ни один человек не остановил машину, ни один человек не выглянул на шоссе.

Для Андрея это безлюдье было страшнее встречи с вооруженной толпой. Неужели поздно? Неужели погибло все?

Сквозь разбитое переднее стекло пахнуло едким дымом, меж деревьев трепыхнулся кроваво-черный факел огня.

Андрей еще сильнее нажал на педаль. Он готов был отдать машине свою силу, пустить в карбюратор струйку собственной крови, лишь бы поршни мотора начали двигаться быстрее.

Но вот и стена имения. Вот и раскрытые настежь ворога. За ними висит непроницаемая пелена грязно-розового дыма.

Андрей резко затормозил и, ухватив Самума за ошейник, бросился туда, где когда-то стоял дворец, а сейчас гудело пламя.

Казалось, что здесь может горет?.. Кирпичи? Камни? Бетон?.. Пожалуй, и они горят, когда свирепствует необузданная стихия. Стало ясно - здесь уже не может быть ни единой живой души.

- Самум, ищи!..- закрывая нос рукавом пиджака, Андрей побежал через дымовую завесу к парку. Собака упиралась, жалобно повизгивала, и тянула хозяина назад, к воротам.

- Ну, ищи же, мой милый, ищи! - с мольбой выкрикнул Андрей. - Ищи Майю.

Самум понял. Он рванулся так, что Андрей едва удержался на ногах, и помчался назад, к воротам. Но там, вероятно, след терялся, затоптанный множеством других. Собака заметалась, тянула Андрея то к шоссе, то снова во двор, рвалась прямо через огонь к лестнице, ведущей наверх, к широкой средневековой каменной стене. Где-где, а там Майи, конечно, быть не могло, однако Андрей все-таки крикнул изо всех сил:

- Майя!.. Майя!..

Он прислушался. Может быть, отзовется милый голос, прошепчут родные уста хоть единое слово…

В ответ послышалось страшное надрывное завывание. Самум, подняв морду, выл тоскливо, по-волчьи.

По спине у Андрея пробежал мороз.

- Молчи, Самум!.. Молчи!.. Ищи! Ищи!

Он насильно вытащил пса за пределы имения, побежал вдоль стены, чутко прислушиваясь, время от времени звал свою любимую.

Нет, никаких следов! Длинный путь прошел Андрей вслед за собакой. Наконец круг замкнулся. Он снова очутился у ворот.

Куда же теперь?.. Может быть, влево по шоссе?.. Вполне вероятно, что жители имения уходили в противоположную от Навабганджа сторону.

- Вперед, Самум! Ищи!

И снова собака рванулась назад, к железным воротам. Снова тоскливо завыла, глядя на вершину каменной стены. Андрей не понял ее, не заметил между зубцов старинной стены красного пятнышка, краешка красного чели своей невесты.

- Ищи!

И они пошли торной дорогой, - вперед, вперед и вперед. Андрей не верил, не допускал мысли, что его Майи уже нет.

Еще один человек бродил в джунглях неподалеку от имения Сатиапала. Еще один прислушивался к каждому шороху, присматривался к каждому кусту. Еще один искал златокосую девушку с глазами глубокими и загадочными, как сентябрьские ночи Иидии. Но его сердце не замирало от боли. Оно билось ровно, сильно, злобно.

Король умер, - да здравствует король! Не стало Майкла Хинчинбрука, на его место лез Чарлз Бертон… Где, где тот кудрявый малыш, что резвился когда-то в старинном парке Кембриджа?.. Шаг за шагом он спускался крутой тропкой к бездне, и остановился на ее краю молодым и красивым внешне, безгранично старым и прогнившим внутри.

Шаткий мостик повис над той бездной: Бертон надеялся стать честным человеком, добыв бумаги Сатиапала. Увы, пустые надежды! Не выдержит мостик, рухнет под тяжестью совершенных им преступлений. На этом мостике и столкнулся Чарлз Бертон с Андреем Лаптевым. Столкнулся, вскипел дикой злобой, считая, что русский мешает пройти вперед. Бросился, чтобы уничтожить самого большого врага во всем мире.

…Чарли Бертон увидел Андрея Лаптева на высоком берегу реки, залитом лучами предзакатного солнца. Держа пса за ошейник, русский остановился, словно раздумывал куда ступить. Коричневый пес, насторожив уши, поглядывал в ту сторону, где над лесом медленно таяли пепельные тучи дыма.

И вдруг Чарли вспомнил неоконченную картину в Майиной гостиной. Что его - пророчество сбылось?!

Нет, нег, все не то: пейзаж, освещение, расположение человека и собаки. Осталось самое главное, мастерски схваченное Майей - суровое мужество этой группки.

Бертон схватился за карман… Проклятье! Пистолет остался у трупа Сатиапала. Есть нож,, но что сделаешь, если их двое - человек и собака.

Он скрипнул зубами и отступил глубже в кусты. Ничего, подождем! Выпадет удобный момент, выпадет!

Бертон даже не спрашивал себя, почему Лаптев оказался в джунглях один. Стараясь унизить русского в собственных глазах, он подсознательно признавал его превосходство, ибо сразу представил: если Лаптев жив - жива и Майя. А если так, то черный конвертик с фотопленкой уже у Лаптева.

Долго стоял русский на берегу реки, а затем что-то скавал и взмахнул рукой.

Сорвался с места коричневый пес. Одним прыжком достиг шоссе. Вздымая лапами пыль, понесся вдоль дороги.

Чарли злорадно улыбнулся: все идет к лучшему! Теперь надо действовать наверняка.

Тихо, по-змеиному, он полз к пригорку. Останавливался. Прислушивался. И снова полз.

Вероятно, у русского заболели ноги. Он сначала сел, а потом лег вверх лицом.

Последний луч солнца скользнул по его лицу, опустился ниже, запутался в кустах и погас.

Чарли напрягся, прыгнул вперед… и всадил нож в упругое тело.

Только что это?.. От такого удара замертво падал любой. А русский вскочил. Он так стиснул горло Бертона, что у того потемнело в глазах.

…Началась последняя, невообразимо страшная борьба двух - здорового и раненого.. Сколько она длилась, Бертон не знал.

Но вот руки врага начали слабеть. Бертон с силой оттолкнул Лаптева и наклонился, чтобы поднять нож.

Он не видел, что в серых сумерках сюда, напрямик, ыояха бежал коричневый пес. В его зубах,- как огонек, тлел клочок красной шелковой ткани.

Бертон замахнулся ножом… и вдруг в его шею сзади вонзились острые зубы. Он пошатнулся, упал, тыкал ножом, кричал, бился, а потом притих и умолк.

Они лежали рядом - мертвый Бертон и тяжело раненный коричневый пес.