Звезда Берсеркера

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Лейтенант Деррон Одегард откинулся на спинку контурного кресла, отер слегка вспотевшие ладони о штанины служебной формы и поправил на голове шлем с мягкой подбивкой, не отрывая взгляда от сложного переплетения зеленых нитей на широком, слегка выгнутом экране.

Он заступил на вахту всего полчаса назад, но был уже утомлен до предела, чувствуя, что жизнь каждого из сорока миллионов уцелевших обитателей Сиргола сейчас зависит от него. Он не хотел лично нести тяжесть ответственности, но в настоящий момент не на кого было переложить ее. Должность офицера караула давала некоторые материальные преимущества, и во внеслужебное время он не был скован ограничениями военного положения. Но на вахте… Стоит часовому совершить лишь одну серьезную ошибку, и все население будет низвергнуто в ничто, выброшено из реального времени, убито. Более того, оно будет так тщательно уничтожено, что само существование превратится в нереализовавшуюся вероятность.

Пальцы Деррона легко и неподвижно лежали на приборах управления его консоли. В положении их было заметно искусство оператора, не скрашенное любовью к делу.

Зеленые следы катодных лучей на экране переплетались по его воле, как трава, раздвигаемая осторожным охотником. Эти символические стебельки представляли собой жизненные линии всех животных и растений, существующих на определенном участке поверхности Сиргола в течение нескольких десятилетий примерно двадцать тысяч лет назад — в доисторическом прошлом.

Тысячи консолей других часовых были расположены длинными, слегка изогнутыми рядами. Это было приятно взгляду мгновенно поднятых глаз оператора, оно успокаивало, а затем заставляло глаза вернуться к экрану, где им надлежало быть. Такой же эффект укрепления концентрации давали периодические модуляции искусственного освещения, словно легчайшие облачка, проплывающие по сильно вогнутым потолкам подземного помещения, а также настойчивая психомузыка, время от времени поддерживаемая простым тяжелым ритмом. Воздух в этом укрытии, погребенном под многими милями камня, оживлялся ветерком, который очень естественно пах то морем, то зелеными полями — тем, что месяцы назад уничтожено бомбардировкой берсеркеров поверхности Сиргола.

Снова, повинуясь прикосновению Деррона, зеленые нити на экране зашевелились. Посланные в далекое прошлое инфраэлектронные следящие устройства, соединенные с экраном, перемещались по команде оператора. Они не шевелили ветвей и не вспугивали живность древних лесов, паря на грани реальности, избегая большей части парадоксов, которые сетью опутывали в реальности машины и людей, путешествующих во времени. Следящие устройства таились рядом с локальными искривлениями вероятности реального времени, способные даже из-за границы реальности нащупать линии мощной организации материи, которые означали жизнь.

Деррону было известно, что его сектор находился где-то неподалеку от Первой Высадки людей на Сиргол. Но пока что ему не встречалось следов явно человеческой жизни. Да он и не искал следов человека. Гораздо важнее было то, что ни он, ни другие часовые не обнаружили пока всплеска изменений, означающих атаку берсеркеров. Гигантские машины, осадившие планету в настоящем времени, возможно, еще не обнаружили, что могут вторгнуться в ее прошлое.

Как любой хороший часовой любой армии, Деррон старался избегать повторяемости движений при «обходе» поста. Сидя в кресле, в обстановке комфорта и относительной безопасности, он посылал управляющие сигналы следящим устройствам, перемещая одно из них сначала на десяток лет глубже в прошлое, затем на пять миль к северу, потом на два года вверх по линии времени, на дюжину миль в юго-западном направлении… В символической густой траве на экране по-прежнему не появлялось признаков чужак—хищника. У берсеркеров не было собственной линии жизни, обнаружить их можно было только по обрыву ими чужой.

— Пока ничего, — кратко сообщил, не поворачиваясь, Деррон, почувствовав, что рядом остановился старший по караулу. Капитан постоял еще секунду, глядя на экран, а потом тихо направился дальше по узкому проходу, ничего не сказав. По-прежнему, не поднимая глаз от экрана, Деррон нахмурился. Он с раздражением осознал, что не может вспомнить имени капитана. Но капитан работал у них только второй день, а завтра его или Деррона, или их обоих могут перевести в другое место. Секция хроноопераций Сил Планетарной Обороны планеты Сиргол обладала, мягко выражаясь, большой организационной гибкостью.

Несколько месяцев назад защитники планеты поняли, что осада может перейти в хроновойну. Зал караула, как и все остальные отделения Хроноопераций, были приведены в полную функциональную готовность всего месяц назад, но пока еще не участвовали в настоящем бою. К счастью, тонкости хроновойны были так же новы для них, как и для врага — нигде во вселенной, кроме планеты Сиргол, не были возможны путешествия во времени.

Прежде, чем Деррон Одегард припомнил имя своего капитана, первая настоящая битва сектора Хроноопераций с противником началась. В наушники проник тихий голос девушки-информатора, сообщивший, что флот берсеркеров запустил в сторону планеты несколько устройств, которые, приближаясь к поверхности, вдруг исчезали из поля прямого наблюдения.

Хроноэкраны обнаружили их в вероятностном пространстве — они уходили все глубже в прошлое планеты…

Объектов было пять или шесть. Вскоре число было уточнено — шесть. Они быстро погружались: восемь тысяч лет, десять, двенадцать… Часовые, наблюдающие за пораженными участками, были приведены в боевую готовность, но враг, казалось, понимал, что за ним бдительно следят. Только на уровне двадцати одной тысячи лет, когда наблюдение стало практически невозможным, они остановились. Но где?

— Внимание всем часовым, — нараспев произнес в наушниках знакомый мужской голос. — Говорит Командующий сектором. Пока нам известно немного. Похоже, что они намерены создать опорный плацдарм где-то на уровне минус двадцать одной тысячи. Оттуда они могут подкинуть вверх по линии какое-нибудь устройство, и нам, возможно, не удастся его остановить, пока оно не прорвется в реальное время и не начнет убивать.

Снова зазвучала психомузыка, а через несколько минут спокойный голос девушки-информатора передал Деррону указание об изменении системы поиска: в каком направлении и на какое расстояние передвинуть свой сектор. По всей линии должны были произойти перемещения часовых: подозревается проникновение врага в реальное время. Наблюдатели концентрируются вокруг зоны вторжения, не выпуская из поля зрения остальные участки. Возможно, первая атака врага была всего лишь отвлекающим маневром.

Деррон уже перестал спешить в укрытие, когда ракета берсеркеров взрывалась поблизости от подземных жилищ. Страх его стал слабым и отдаленным. Подобное чувство он испытывал и сейчас, оно не мешало работе — руки и глаза продолжали уверенно выполнять нужные операции, как будто это была лишь одна из обычных учебных тревог. И его мало волновало, что сейчас или позже может наступить смерть.

Но ненавистный груз ответственности стал еще тяжелее. Минуты вахты тянулись теперь еще медленнее, чем обычно. Еще дважды невозмутимый голос информатора менял Деррону секторы поиска. Потом снова заговорил Командующий Хронооперациями, официально заявив, что атака началась.

— Теперь держите ухо востро, ребята. И отыщите мне во что бы то ни стало эту «замочную скважину».

Где-то глубже двадцати тысяч лет в прошлом в неустановленном еще месте должна была существовать «замочная скважина» — проход из вероятностного пространства в реальное время, созданный шестеркой устройств, запущенных с кораблей-берсеркеров.

Если бы глаза людей были способны наблюдать их появление, они бы увидели, как над поверхностью Сиргола словно из пустоты материализовались шесть машин-убийц, похожих на короткокрылые самолеты. Возникнув в виде компактной формации, они тут же устремились в разные стороны, разлетевшись в шести направлениях на скорости, многократно превосходящей звуковую.

Разделившись, машины принялись усеивать мир внизу ядом. Радиоактивные вещества, антибиотические химикаты — трудно с дистанции в двадцать тысяч лет определить, что они применяли. Как и остальные часовые, Деррон наблюдал за атакой по ее эффективности — сокращению вероятности существования всех форм жизни в секторе в виде поднимающегося прилива смертности, начавшегося в одном углу сектора и медленно распространившегося на всю остальную площадь.

Шесть машин методично вытравливали жизнь на планете. Если во время атаки там уже находились Первые Люди, то это, конечно, должно было их убить. Но если они высадились позднее, то им придется беспомощно скитаться по пустынному, стерильному миру, в котором нет никакой пищи. Наследники Первых Людей в настоящем времени, все население планеты, перестанут существовать. Цель берсеркеров будет, таким образом, достигнута — планета и вся система окажутся в их власти.

Шансы на гибель мира повышались как в предыстории, так и в истории. В каждой живой клетке на планете зарождалось небытие, и эта зловещая перемена отражалась на хроноэкранах.

Ее многочисленные векторы были вычерчены совместно людьми и компьютерами, работающими в нервном центре Хроноопераций. Картина была удручающей. Но не прошло еще и двадцати минут настоящего времени, как компьютеры обнаружили «замочную скважину».

На еще более глубоком уровне катакомб, называемом Вторым, оборонные ракеты замерли в ожидании на пусковых установках. Их тупоносые тела были окружены сложными механизмами запуска и управления. По команде компьютеров и их людей-начальников стальные руки выдвинули из стеллажа ракету. На темном каменном полу под ней появился серебряный круг, мерцающий, словно вода в маленьком озере, волнуемом ветром.

Металлические руки разжались — ракета исчезла. Пока одна сумма сил переносила ее в прошлое, другая посылала в виде волны вероятности вверх сквозь мили скал, высоко в стратосферу, прямо к «замочной скважине», где шесть вражеских устройств вошли в реальное время.

Деррон видел, как зловещие изменения, постепенно заполнявшие экран, сменили направление движения на обратное. Это было похоже на фокус, на кинопленку, пущенную в обратную сторону, на какой-то технический эффект, не имеющий отношения к реальности.

— Точное попадание! — загремел в наушниках голос Командующего. Он больше не растягивал слова.

Теперь шесть устройств берсеркеров делили пространство входа в реальное время с атомным взрывом, аккуратно проникшем точно в этом месте и моменте времени. Громкий шепот ликования распространился вдоль ряда часовых. Осторожность и дисциплина приглушала всплеск радости. Остаток шестичасовой вахты прошел на манер учебной тревоги. Возбужденные победой люди обменивались улыбками, подмигивали друг другу. Деррон тоже улыбался, встречаясь взглядом с кем-нибудь из закончивших дежурство и покидающих свой пост. Он чувствовал гордость за хорошо выполненное дело.

Его вахта завершилась без признаков новых действий врага. Было ясно, что первая попытка берсеркеров развязать хроновойну успешно нейтрализована. Но Деррон знал, что проклятые машины не отступят. Усталый, вспотевший, он поднялся с кресла, чтобы уступить его часовому следующей вахты.

— Ваши люди неплохо поработали сегодня, — сказал сменщик с нотой зависти в голосе.

Деррон улыбнулся.

— Следующая возможность прославиться целиком ваша.

Он прижал подушечку большого пальца к нужному месту на сканере. Сменщик одновременно сделал то же самое. Теперь, официально освободившись, Деррон устало зашагал к выходу из зала, присоединившись к потоку других членов вахты. Лица их были усталыми и мрачными, как и его собственное. Но, выходя из зоны усиленной тишины, они собирались в веселые группки. Начал постепенно расти шум возбужденных голосов.

Деррон встал в очередь, чтобы вернуть обойму с записью, где была зафиксирована вся его деятельность во время вахты. Потом выстоял еще одну для краткого устного доклада послевахтенному офицеру. После этих процедур он был полностью свободен, и огромный пассажирский лифт, устроенный по принципу черпака, укрепленного на ремне со множеством других черпаков, поднял его из глубины уровня Хроноопераций на Жилой уровень подземного города.

В городе трудно было найти такие идеальные условия, как в караульном зале, как, впрочем, и всюду, где постоянная эффективная деятельность людей не требовалась. Воздух был большей частью в лучшем случае затхлым. В худшем случае, к нему примешивались всевозможные неприятные запахи. Освещение вдоль серых улиц-коридоров было самым минимальным. Украшения в большинстве общественных мест сводились к вездесущим плакатам и лозунгам, призывающим от имени правительства напрячь все силы для победы, или обещающим, что вскоре наступит перемена к лучшему в условиях жизни. Улучшения действительно постепенно происходили. Месяц за месяцем воздух становился все более свежим, еда — разнообразнее и вкуснее. Казалось, что, владея практически неисчерпаемой энергией водородного синтеза, потреблявшего минералы окружающих город пород, осажденный гарнизон планеты может бесконечно долго поддерживать свое существование во всевозрастающем комфорте.

Коридор, по которому шел Деррон, был одной из главных магистралей подземного города-мира. В число жилых ячеек, которые, вперемежку с магазинами и учреждениями, составляли стороны улицы, входила и его холостяцкая комнатка.

Коридор был высотой в два этажа, шириной ничем не отличался от обыкновенной главной улицы в обыкновенном городе погибшего мира на поверхности. Посредине проходили движущиеся дорожки, на которых ехали люди. Пары полицейских в белой форме проверяли на лентах удостоверения личности — Планетарное Командование явно устроило охоту за уклоняющимися от работы.

Широкие пешеходные плоскости по сторонам движущихся дорожек, как всегда, были заполнены людьми. Одетые в рабочую униформу мужчины и женщины, похожие друг на друга, шли на работу или возвращались домой, не спеша, но и не слишком медленно. Лишь группка детей, только что выпущенная из какого-то школьного класса, выказывала избыток энергии. Люди, имеющие свободное время, стояли в очередях перед магазинами и развлекательными заведениями. Заведения, сохранившие в некоторой степени частный характер, пользовались большей популярностью, нежели правительственные.

Одна из более коротких очередей выстроилась перед местным отделением «Землепродажи». Как и все небольшие учреждения и магазины, оно представляло собой часть коридора, отгороженную стеклом и проволокой. Остановившись перед «Землепродажей», Деррон смотрел на летаргического вида клерков, на выставку покоробившихся плакатов и жалкого вида моделей. Плакаты впечатляющими — как предполагалось — красками изображали планы восстановления планетной поверхности после войны.

«Сегодня ты можешь получить землю, которая понадобится тебе завтра!»

Земли хватало. Гораздо труднее было с пищей и питьем. Но «Землепродажа» исходила из предположения, что когда-нибудь, после победы, конечно, будет хорошая новая жизнь на поверхности, защищенная и питаемая новой атмосферой и новыми океанами, которые нужно будет выжать из недр планеты или, если необходимо, доставить материалы с внешних планет-гигантов системы Сиргола.

Судя по знакам различиям на униформах, люди, стоящие в очереди, относились ко всем званиям и классам. Их объединяло терпеливое предвкушение. Глаза, готовые верить всему, поедали изображения на плакатах. Все они каким-то непостижимым образом забыли — если только вообще могли осознать этот факт раньше — что планета мертва. Настоящий мир, тот, что имел значение, был уже убит и кремирован, вместе с девятью из каждой десятки людей, сделавших его когда-то живым.

Нельзя сказать, что это соотношение особенным образом волновало Деррона, как, впрочем, кого-то вообще. Отдельного человека всегда в первую очередь волнует только он сам.

В памяти возникло знакомое, любимое лицо. Он устало оттолкнул его и отвернулся от очереди легковерных, ждущих возможности подкрепить свою веру.

Направившись было к своему отсеку, Деррон вдруг повернул в боковой проход. Этот коридор был узким, как улица на задворках, плохо освещенным и всего с несколькими дверями и окнами. Но через сотню шагов он заканчивался аркой, окаймлявшей живую зелень настоящих деревьев. В это время дня в парке не должно было быть много посетителей.

Он не успел еще углубиться в улочку, когда почувствовал дрожь взрыва, пронизавшую скалы, в которых был погребен город. Маленькие красные птички впереди заметались в тревоге среди ветвей. Докатился глухой, тяжелый звук взрыва — очевидно, близкое попадание небольшой ракеты. Вражеский флот бросал вниз вероятностные волны, которые иногда пробивали защиту и мили камня, превращались в ракеты и взрывались поблизости от подземных укрытий.

Не ускоряя шага, Деррон дошел до конца коридора и остановился, положив руки на ограждение из настоящего дерева. Под балконом, расположенным на высоте двух этажей, простирался парк в дюжину акров. С купола «неба» не выше шестого этажа сияло искусственное солнце, почти не отличимое от настоящего, заливая светом траву, кусты и разноцветных птичек в невидимых клетках воздушных сопловых занавесей. Через парк протекал узкий ручей свежей воды. Сегодня уровень его понизился, бетонные стенки русла наполовину обнажились.

Год назад — целую жизнь назад! — когда настоящий мир еще не существовал, Деррон не причислял себя к любителям природы. Он был сосредоточен на завершении обучения и стремился поскорее заняться своей работой профессионального историка, посвятив свою жизнь текстам, фильмам, записям на лентах, обычным академическим занятиям, позволявшим продвигаться вперед по академической лестнице. Даже во время прогулок и каникул он отправлялся в исторически значительные места.

С почти рефлекторным усилием он еще раз заставил выкинуть из головы образ любимой девушки.

Год назад карьера историка сулила необыкновенные возможности. Все были наэлектризованы первыми намеками физиков на вероятность манипулированием временем, при котором человечество Сиргола сможет впервые в истории непосредственно увидеть кое-что из своего прошлого. Война с берсеркерами казалась тогда такой далекой! Да-да, это было ужасно, но затрагивало лишь другие миры на расстоянии многих световых лет. Десятилетия прошли с тех пор, когда земляне передали предупреждения, планета активно готовилась к обороне — рутинный фон жизни для молодого человека, заканчивающего учебу.

Неожиданно ему пришло в голову, что за последний год он узнал историю больше, чем за все годы учебы — тривиальный, но факт. Пользы от этого, конечно, не было никакой… Деррон подумал, что если бы ему дано было знать, что наступают последние мгновения существования Сиргола, он бы отправился в один из таких парков с припасенной бутылкой вина, и завершил бы историю любым количеством тостов, которые позволят оставшееся время, за все погибшее или погибающее, что казалось ему стоящим тостов…

Напряжение дневной вахты начало покидать лейтенанта, уплывая сквозь отполированное многочисленными ладонями дерево поручня балкона, он совсем позабыл о недавнем взрыве, но в парк вошел пошатываясь, первый раненый.

Он появился из неширокого люка на уровне травы. Форменной куртки на нем не было, остальная одежда обуглилась и висела клочьями. Обожженная рука распухла. Он быстро зашагал среди деревьев, потом, как актер в старинном фильме из жизни в дикой местности, упал на краю ручья и начал жадно пить из него.

Следом за ним из того же люка появился второй человек, постарше, несколько излишне полный. Очевидно, клерк или администратор, хотя на таком расстоянии невозможно рассмотреть знаков отличия. Видимых ран у него не было, но вид был достаточно потерянный. Время от времени человек поднимал руки к ушам — может, оглох, а может — просто удивлялся, как это голова уцелела на плечах.

Потом на поляну выбралась невысокая женщина. Она стонала, придерживая кусок кожи на голове то одной, то второй рукой. За ней хлынул на траву парка непрекращающийся поток искалеченных людей. Фальшиво мирная тишина наполнилась хором стонов и жалоб.

Из глубины доносились команды и шум тяжелых машин. Контроль Повреждений, не теряя времени, занялся ремонтом. Раненые явно были посланы наверх, в парк, что бы не мешали аварийщикам.

Примерно две дюжины пострадавших лежали на траве или бродили среди деревьев. Внимание Деррона привлекла девушка лет восемнадцати или двадцати, одетая в остатки обычной хлопчатобумажной униформы. Она стояла, прислонившись к дереву, сквозь разорванное платье…

Он отвернулся, зажмурив глаза в приступе отвращения к самому себе, увидев себя как бы со стороны, стоящим на возвышении вроде древнего тирана, слегка позабавленного страданиями людей внизу, снизошедшего до глазения на девушку в разорванном платье… Нет, так ему скоро придется решать, остается ли он по-прежнему на стороне человечества или нет.

С балкона вниз вела небольшая лестница, Деррон спустился по ней. Человек с сильными ожогами охлаждал руку в ручье, остальные утоляли жажду. Кровью, кажется, никто не истекал и, похоже, все дышали нормально. Сняв куртку, лейтенант набросил ее на плечи девушки.

— Где у вас болит?

Она покачала головой и что-то неразборчиво пробормотала. Лицо ее было бледно — сказывалось шоковое состояние. Он пытался посадить ее на траву, но она не хотела, и таким образом они протанцевали, стараясь сохранить равновесие. Девушка была высокой, стройной, при нормальных обстоятельствах она выглядела бы вполне привлекательной. Волосы, как у большинства женщин, были коротко пострижены — такая прическа пропагандировалась правительством. Выделяло же ее отсутствие косметики и украшений.

Довольно быстро девушка пришла в себя и с удивлением посмотрела на куртку Деррона.

— Вы — офицер, — сказала она тихо и все еще невнятно, сосредоточив взгляд на воротнике со знаками различия.

— В некотором роде. Может, вам лучше прилечь где-нибудь?

— Нет… Я шла домой… или куда-то… Вы не могли бы объяснить, где я? Что происходит?

Она говорила все громче, в голосе зазвучали истерические нотки.

— По-моему, это ракета. Давайте присядем.

Но она все не хотела садиться, и они снова протанцевали несколько па.

— Нет, сначала я должна выяснить… Я не помню, кто я, где я и почему!

— То же самое я могу сказать о себе.

Это была самая откровенная фраза, которую Деррон произнес за солидный промежуток времени.

В парке тем временем появились новые люди, похоже — врачи. Постепенно все более осознавая, что происходит, девушка дико озиралась, вцепившись в руку Деррона.

— Хорошо, моя милая, я провожу вас в госпиталь. Здесь есть неподалеку один, нужно спуститься на лифте.

Девушка вполне охотно пошла рядом, держа его за руку.

— Как вас зовут? — спросил он, когда они вошли в лифт, где пассажиры сразу же уставились на его спутницу.

— Я не знаю!

Она по-настоящему испугалась, обнаружив, что не может вспомнить имени. Рука ее потянулась к шее, но удостоверения личности там не было — многие не любили носить их, невзирая на требование правительства.

— Куда вы меня везете?

— Я уже говорил — в госпиталь. Вас необходимо осмотреть и перевязать.

Они вышли на нижнем уровне, оказавшись прямо у аварийного входа в госпитальный комплекс. Уже начали прибывать другие жертвы взрыва, многих доставляли на носилках. Приемный покой был забит людьми. Пожилая сестра попробовала снять с девушки куртку Деррона, но остатки платья уже совершенно расползлись. Она слабо взвизгнула, и сестра быстро запахнула полы куртки.

— Придется вам зайти за курткой завтра, молодой человек.

— Прекрасно.

В толчее санитаров и пострадавших Деррон помахал девушке на прощание, затем его постепенно вытеснили в коридор. Он пошел прочь, улыбаясь при воспоминании о сестре и куртке, словно это была отличная шутка. Давно уже не приходилось ему так улыбаться.

Следы улыбки еще не стерлись с его лица, когда он нырнул в дверь комплекса Хроноопераций, чтобы взять в своем шкафчике в комнате подготовки часовых запасную куртку. На информационной доске ничего нового не появилось. В который раз Деррон подумал, не попросить ли о переводе на другую работу, где не требовалось бы сидеть по шесть часов в чудовищном напряжении. Но, кажется, те, кто не подавал прошений, переводились так же часто, как и те, кто подавал.

Само собой, думалось ему, муж или любовник девушки появится до завтрашнего дня — еще бы, такая девушка! Во всяком случае, кто-нибудь должен прийти за ней. Лучше бы это была сестра. Или брат.

Лейтенант направился в соседний спортзал для офицеров и сыграл в ручной мяч со своим однокашником Чаном Амлингом, капитаном Секции Исторических Исследований. Амлинг был из тех, кто на интерес играть не станет, и Деррон выиграл стакан эрзац-сока, который, впрочем, предпочел не требовать. Говорили в спортзале в основном о победе Хроноопераций в первом сегодняшнем бою. Когда кто-то упомянул про взрыв ракеты, Деррон сказал только, что видел пострадавших.

Приняв душ, Деррон, Амлинг и еще несколько офицеров пошли в бар на Жилом уровне, который Амлинг предпочитал больше остальных. Майор Лукас, главный психолог-историк Сектора Хроноопераций, занял позицию в одной из кабинок, погрузившись в рассуждения о психологических и прочих качествах нескольких новых девушек местного надуровня, называемого Розовой Подвязкой. Существовали еще области, где частное предпринимательство процветало при минимуме правительственного вмешательства. Амлинг снова заключил пари: на метание дротиков в цель, на игру в кости и еще на что-то, связанное с девушками из Розовой Подвязки. Деррон особенно не прислушивался к разговору, хотя, в отличие от обычных посещений бара, улыбался и даже немного шутил. Выпив один стакан, обычный свой максимум, он некоторое время отдыхал, расслабившись.

Потом он съел в местной офицерской столовой с большим, чем обычно, аппетитом, свой обед и добрался, наконец, до жилища-отсека. Сбросив туфли, лейтенант растянулся на койке и сразу же крепко заснул, не успев подумать — принимать или не принимать снотворное?

Среди ночи он еще просыпался, чтобы раздеться, но все равно встал раньше времени, чувствуя себя, тем не менее, хорошо отдохнувшим. Маленький циферблат часов на стене показывал шесть тридцать Всепланетного Чрезвычайного Времени. Тяжкого бремени ответственности, неумолимо обрушивающегося на него каждое утро, он почему-то не ощутил, и даже выкроил несколько минут, чтобы по дороге на вахту заглянуть в госпиталь.

Перекинув через руку свою вчерашнюю куртку, Деррон проследовал в указанном сестрой направлении и скоро нашел девушку сидящей в холле перед телевизором, по которому транслировался канал «Да Здравствует», как в обиходе именовалось государственное вещание. На ней было новое простое платье и больничные тапочки. Обернувшись на звук шагов лейтенанта, она порывисто вскочила.

— Это вы! Приятно увидеть знакомое лицо!

Деррон взял ее протянутую руку в свою.

— Вы выглядите сегодня гораздо лучше.

Она поблагодарила его за помощь, но он запротестовал — какие пустяки! Выключив у телевизора звук, они присели в кресла. Он представился.

Ее улыбка исчезла.

— Если бы я могла вспомнить свое имя!

— Я все знаю. Они сказали, что амнезия ваша продолжается, но все остальное в порядке.

— Да, я чувствую себя прекрасно, физически, кажется, совсем не пострадала. И у меня теперь есть что-то вроде нового имени — Лиза Грей. Ради госпитальной истории болезни им пришлось как-то меня окрестить. Они взяли очередное имя из своего списка, есть такой специальный список для потерявших память из-за несчастного случая.

— Лиза — красивое имя. По-моему, оно вам подходит.

— Благодарю вас, сэр, — почти что беззаботно ответила девушка.

Деррон задумался.

— Вы знаете, я слышал, что люди, попавшие в зону действия вероятностной волны, которая еще не материализовалась, теряли память. Это что-то вроде погружения в прошлое, как будто стирают надпись на доске.

Девушка кивнула.

— Да, врачи предполагают, — что именно это со мной вчера и случилось. Они сказали, что я находилась в группе людей, эвакуируемых с верхнего уровня, когда ударила ракета. Наверное, если со мной и были родственники, то они погибли вместе с документами. Потому что за мной никто не пришел.

Для Сиргола это была обычная история, но теперь Деррон увидел за ней боль живого человека. Сочувствуя девушке, он переменил тему.

— Вы уже завтракали?

— Да. Здесь есть маленький автомат, если вы хотите перекусить. Я бы выпила еще немного сока, пожалуй.

Через минуту лейтенант вернулся, неся картонный стаканчик оранжевой жидкости, называемой фруктовым соком, стаканчик чаю и пару стандартных сладких булочек. Лиза занималась изучением телевизионной версии войны. К счастью, громоподобный глас диктора был уменьшен до выносимого предела.

Деррон поставил все на низкий столик и взглянул на озадаченное лицо Лизы.

— Что вы помните о войне?

— Почти ничего. Видимо, эта часть памяти действительно оказалась стертой. Что такое «берсеркеры»? Я знаю, что это что-то ужасное, но…

— В общем, это машины. — Деррон отхлебнул глоток чая. — Некоторые из них размерами превосходят любой корабль, который когда-либо строили мы или другие колонии землян. Они могут иметь любые формы и размеры, главное — все смертельно опасны. Первые берсеркеры были созданы тысячелетия назад разумной расой, о которой мы никогда не слышали, чтобы участвовать в войне, о которой мы ничего не знаем. Машины были запрограммированы на уничтожение всякой жизни, которая может им встретиться, и только Святители знают, как далеко они забрались, выполняя задание. — Голос Деррона был тихим, слова лились словно из неисчерпаемого источника горечи. — Иногда людям удавалось победить их в сражении, но хотя бы несколько кораблей выживало. Уцелевшие прятались среди астероидов у какой-нибудь неисследованной звезды и строили новые. И возвращались. Их невозможно уничтожить, как саму смерть…

— Этого не может быть… — прошептала Лиза, стиснув голову руками.

Он слабо улыбнулся в ответ. Не нужно было, наверное, перекладывать на девушку груз со своей души. Но стоит только начать…

— Мы жили на Сирголе, мы были живыми, поэтому берсеркеры должны были нас уничтожить. Они всего лишь машины. С нами произошел несчастный случай, своего рода космическая шутка. Рука Святителя, как говорят. Нам некому мстить.

Голос у него перехватило, он проглотил остаток чая и оттолкнул чашку.

— Почему же люди с других планет не придут нам на помощь?

Деррон вздохнул.

— Некоторые сами ведут войну с берсеркерами у своих систем. Чтобы действительно помочь нам, нужно собрать очень большой флот, а политика между звездами правил игры не меняет. Думаю, в конечном итоге нам помогут.

Телевизионный комментатор продолжал что-то торжествующе жужжать насчет побед людей на Луне, пока не показывалась соответствующая видеозапись. Самый крупный спутник Сиргола, по общему мнению, очень напоминал земную Луну. Задолго до появления людей лик его был взрыт оспами метеоритных кратеров, приобретя испуганное выражение. Оно исчезло за последний год под ливнем новых ударов вместе практически со всеми людьми-защитниками.

— Надеюсь, что помощь придет вовремя, — сказала Лиза.

— Я тоже на это надеюсь, — ответил он, чувствуя, что говорит неправду.

Теперь телевизор показывал пейзаж на дневной стороне Сиргола. Изрезанные трещинами равнины простирались до горизонта под яростно-голубым небом — часть атмосферы сохранилась. Вблизи от камеры из засохшей грязи торчали сверкающие стальные кости берсеркера, сплющенного и закрученного жуткой энергией защиты на прошлой декаде. Еще одна победа, которую жужжащий голос пытается раздуть.

Лиза отвернулась от изображения безжизненной равнины, где ничто не двигалось, кроме нескольких вихрей серо-желтой пыли.

— Я немного помню, как красиво было там когда-то. Совсем не так, как сейчас.

— Да, там было кое-что красивое.

— Расскажите мне об этом.

— Что же… Вы предпочитаете послушать о чудесных творениях человека или о красотах природы?

— Наверное, о творениях человека… Ведь человек — часть природы, так ведь? Значит, и его творения тоже в какой-то мере?

В памяти Деррона возник храм на вершине холма… солнечное сияние в цветных стеклах… Нет, такого воспоминания ему не вынести.

— Не знаю, можно ли считать нас частью планеты. Вы ведь помните, какими необычными свойствами обладает местное пространство—время?

— Вы говорите о появлении Первых Людей? Но я никогда не понимала научных объяснений.

В голосе Деррона появились нотки профессионального историка, которым ему так и не удалось стать.

— Наше солнце выглядит почти так же, как и любая другая звезда класса Ж, у которой имеются планеты типа Земли. Но в данном случае внешность обманчива. То есть, для отдельного человека время течет так же, как и повсюду. И межзвездные сверхсветовые корабли могут входить в нашу систему и покидать ее. Но только если знакомы с предосторожностями. Впервые прибывший сюда исследовательский звездолет с Земли, естественно, не мог знать о шутках пространства-времени. Поэтому он случайно провалился во времени примерно на двадцать тысяч лет. Такой случай мог произойти только здесь, поскольку путешествия во времени возможны лишь на Сирголе, и то при особых условиях. Одно из них: всякий, погружающийся в прошлое глубже пятисот лет, неизбежно полностью теряет память. Поэтому те, кого мы называем Первыми Людьми, выползли из корабля, автоматически совершившего посадку, словно младенцы.

— Но как же им удалось выжить?

— Точно не известно. Инстинкты, счастливый случай… Мы не можем взглянуть на них даже с помощью следящих устройств. Берсеркеры, к счастью, до них тоже добраться не могут. Эти первые человеческие, существа образуют плодоножку эволюции человека на планете, и из будущего их обнаружить невозможно, как бы мы не старались.

— Я думала, что эволюция зависит только от случайных мутаций, часть из которых оказывается полезной, часть — нет.

Она откусила кусочек булочки, продолжая внимательно слушать.

— Этого далеко недостаточно. Понимаете, материи присуща организующая энергия. Вся материя движется сквозь время от простого к сложному, уровень за уровнем, все выше поднимаясь над хаосом. Человеческий мозг, очевидно, представляет сегодня один из пиков. Во всяком случае, такого оптимистического взгляда придерживаются многие ученые. Берсеркеров они сюда, очевидно, не включают… На чем, собственно, я остановился?

— На высадке Первых Людей.

— Ах, да. Словом, каким-то образом им удалось выжить и увеличиться количественно. За тысячелетия они, начав с нуля, построили цивилизацию. Когда через десять лет по земному времени сюда прибыл второй исследовательский корабль, мы уже создали всепланетное правительство и начали первые полеты в космос. Собственно говоря, именно сигналы одного наших межзвездных зондов и привлекли внимание этого корабля. Экипаж его проявил больше осторожности, поняв, что имеет дело с коварными свойствами пространства-времени, и совершил удачную посадку. Весьма скоро поняв, что произошло с командой первого корабля, они приветствовали нас, как своих потомков. И предупредили о берсеркерах. Несколько наших представителей отправились на их корабле в соседние планетные системы и увидели собственными глазами, что такое война против этих машин. Конечно же, земляне были рады обнаружить четыреста миллионов новых союзников, и забросали нас советами, как лучше организовать оборону планеты и построить необходимое оружие. Мы готовились к обороне в течение восьмидесяти лет. А потом, примерно год назад, появился флот берсеркеров. Конец урока, конец истории.

Казалось, конец истории Лизу не расстроил. Она отпила эрзац-сока и с интересом спросила:

— Чем ты теперь занимаешься, Деррон? Он счел возможным перейти на «ты».

— Так, разные разности в секторе Хроноопераций. Понимаешь, наступление берсеркеров в настоящем времени зашло в тупик. Они не могут ни вытащить нас из наших пещер, ни создать базы на поверхности планеты, даже закрепиться на ней. Мы не даем и не дадим им такой возможности. Но они обнаружили возможность путешествий во времени, и теперь, естественно, пытаются достать нас через прошлое. Во время первой атаки они попытались уничтожить все живое — в соответствии со своей берсеркеровской природой. Но мы с этим довольно легко справились. Значит, им остается попробовать что-нибудь потоньше: убить какого-нибудь выдающегося человека, или другим образом замедлить наше историческое развитие. Помешают, может быть, изобрести колесо… Ко времени прибытия второго разведчика с Земли мы окажемся в средних веках. Никаких радиосигналов, чтобы привлечь внимание корабля. Даже если они нас обнаружат, мы не будем иметь технологической базы для создания оружия обороны. Тогда берсеркеры не встретят упорного сопротивления. Мы будет или мертвы, или вообще перестанем существовать… Прелестная философская проблема — что именно.

— Но ведь вам удастся остановить хроноатаки! Я уверена в этом!

Как не изливай горькую безнадежность, рядом с этой девушкой не остается ничего другого, как улыбаться. После двух—трех попыток ему это удалось. Потом он бросил взгляд на миниатюрную версию Времени на своем запястье.

— Если это зависит от меня, нужно спешить, чтобы не опоздать к сегодняшней героической битве.

В это утро офицером-инструктором вахты был полковник Бросс. Как всегда, он проводил инструктаж с мрачным упованием библейского пророка.

— Как вам известно, вчерашняя операция по нейтрализации врага прошла успешно, — начал он. В полутьме информационной комнаты указка запрыгала над светящимися символами громадной схемы, подготовленной полковником. — Но, если говорить с точки зрения стратегии, мы должны признать, что ситуация несколько ухудшилась.

Скоро стало ясно, что причиной невеселого настроения полковника является необнаруженная точка где-то ниже двадцати одной тысячи лет, где врагу удалось создать плацдарм высадки.

— Когда враг совершит еще три вылазки, еще три выхода в реальное время, мы получим три вектора, которые приведут нас в точку плацдарма, и несколькими ракетами мы уничтожим его, покончив со всей программой хроновойны противника. — Полковник сделал паузу и нанес коронный удар: — Конечно, сначала нам придется отразить три новые атаки.

Слушатели, как и положено, заулыбались. Бросс включил светящуюся доску, чтобы показать символическое изображение развития человеческого рода на Сирголе, похожее на дерево, и постучал указкой в самом низу ствола, где тот возникал из почвы вопросительных знаков.

— Мы более всего ждем эти атаки именно здесь. Где-то неподалеку от Первых Людей.

Матт, которого называли еще Охотником на Львов, покинул территорию, где прожил все свои двадцать пять лет. Солнце, вошедшее в зенит, грело его голые плечи. Чтобы получше рассмотреть местность впереди, куда бежал он и все остальные Люди, Матт вскарабкался на обломок камня высотой до плеча. Небольшая группа Людей, которых теперь было не больше, чем пальцев на руках и ногах у человека, тяжело переставляя ноги, проходила мимо него, двигаясь растянутой цепочкой. Люди всех возрастов, одетые в кожу животных или прикрытые лишь собственной кожей. Никто из них не спорил, не просил повернуть обратно.

Местность впереди волновалась в струях горячего воздуха. С высоты камня Матт видел только болота среди голых холмов. Не слишком гостеприимный пейзаж В простирающейся перед ними земле могли таиться неизвестные опасности, но, как было решено на совете, едва ли там может встретиться что-то такое же ужасное, как то, от чего бежали они сейчас — такое, как эти новые чудовища, львы со шкурой из сверкающего камня, которую не пробивают стрелы людей. Они приходили и днем, и ночью, чтобы убивать одним взглядом огненных глаз.

За последние два дня десять из них погибли при встрече с каменными львами. И уцелевшим ничего не оставалось, кроме как бежать, едва осмеливаясь остановиться у случайной лужи, чтобы глотнуть воды или вытащить из земли съедобный корень.

На плече Матта висел единственный лук, который оставался теперь у племени Людей. Все остальные сгорели или были сломаны, когда их пытались использовать для защиты. Завтра он попробует поохотиться в новой земле. Сейчас еды у Людей не было, самые маленькие временами начинали плакать от голода, и тогда матери зажимали им носы и рты, чтобы они замолчали.

Цепочка Людей уже миновала Матта. Пробежав взглядом по спинам, он обнаружил, что число их уменьшилось на одну и, нахмурившись, спрыгнул с камня.

Несколькими широкими шагами он догнал идущих в конце цепочки.

— Где Дарт?

Нельзя сказать, что Матт следил за перемещениями членов племени, хотя он более, чем кто-либо другой, заслуживал звания вождя. Просто он хотел знать все, что происходит, потому что позади были каменные львы, а впереди — неведомая земля.

Дарт был сиротой, но вырос уже достаточно, чтобы не считаться ребенком, поэтому никто из взрослых не волновался по поводу его пропажи.

— Он все время говорил, что хочет есть, — сказала одна из женщин. — И совсем недавно, когда ты был сзади, убежал вперед, к этим болотам. Искать еду, наверное.

Деррон покупал Лизе завтрак в автомате холла госпиталя — ее все еще не выписывали, — когда динамики всеобщего оповещения передали список работников Сектора Хроноопераций, которые должны были немедленно явиться на пост. Услышав свое имя, он подхватил на ходу бутерброд, чтобы съесть его по дороге, и торопливо попрощался с Лизой. Но, как он не спешил, большинство вызванных уже успело собраться к тому времени, когда он переступил порог комнаты, где полковник Бросс нетерпеливо ходил из стороны в, сторону с недовольным видом. Вскоре после Деррона пришел и последний из вызванных, и полковник мог начинать.

— Джентльмены, первая атака началась почти так, как было предсказано. Скважина еще не обнаружена, но по приблизительным данным находится в трех сотнях лет после момента наиболее вероятного появления Первых Людей. Как и во время предыдущего нападения, мы имеем дело с шестью машинами, прорвавшимися в реальное время. Но на этот раз это не самолеты. По крайней мере, летать они не должны. Вероятно, что наземные устройства, на колесах или ногах-манипуляторах, рассчитанные на уничтожение отдельных представителей людей. Они должны быть совершенно неуязвимы для любого вида самообороны, которым могут обладать люди эпохи неолита. Ожидается, что найти скважину будет очень трудно, поскольку по численности урон, наносимый машинами в этот раз, значительно уступает урону первой атаки. Берсеркеры, видимо, сосредоточат усилия на отдельной исторически важной группе Первых Людей или на отдельном человеке. Кто именно может иметь такое значение в районе вторжения, мы пока не знаем, но скоро будем знать. Вопросов нет? Тогда полковник Нилос ознакомит вас с той частью контратаки, которую вы будете развивать.

Нилос, серьезного вида молодой человек с хрипловатым голосом, сразу перешел к делу.

— Все вы, все двадцать четыре человека, имеете высшие оценки по владению операциями на андроидах с обратной связью. Настоящего боевого опыта еще нет ни у кого, но скоро появится. Мне поручено сообщить вам, что с настоящего момента вы освобождаетесь от всех остальных обязанностей.

Деррон вздохнул, откидываясь на спинку кресла. Ну что же, он ведь желал перевода. Тихие восклицания присутствующих говорили о широком спектре реакции — от радости до испуга. Здесь были собраны сержанты и младшие офицеры, работавшие до этого в разных секциях Хроноопераций. Некоторых он немного знал.

Потом их спустили на лифте вниз, на Третий уровень Сектора — один из самых глубоких и защищенных уровней из всех, какие успели выкопать.

Пространство Третьего уровня — пещеры размером с большой самолетный ангар пересекал подвесной мостик, расположенный на солидном расстоянии от пола. С него свешивались похожие на скафандры космонавтов две дюжины мастер-комплексов, которые им предстояло надеть. Аккуратной шеренгой под мастер-комплексами выстроились сервы. Их металлические тела были выше и шире, чем тела людей, и по сравнению с ними работающие вокруг техники казались карликами.

В небольшой боковой комнате Третьего уровня операторы проходили индивидуальный инструктаж. Им показывали карты местности, куда их должны были забросить, и снабжали в общих чертах той скудной информацией, которая имелась относительно неолитических полукочевых племен, которые они должны будут защищать. Потом операторы проходили быстрый медосмотр, одевались в трико и выходили на подвесную дорожку.

И вдруг от высших властей пришел приказ подождать с началом операции. Несколько секунд царило замешательство, никто не знал причины задержки. Потом на одной из стен загорелся гигантский экран, который заполнило изображение массивной лысой головы Планетарного Главнокомандующего.

— Парни… — загудел знакомый голос, усиленный микрофоном. Голова на экране внезапно нахмурилась, глядя куда-то в сторону.

— Как это? — проревел он секунду спустя. — Они ждут меня? Скажите, пусть немедленно начинают! Бодростью духа можно будет заняться потом! Что он себе думает?

Главнокомандующий повысил голос, но тут звук исчез вместе с изображением. У Деррона осталось впечатление, что он многое еще хотел бы сказать, но, как ни равнодушен был лейтенант к своей карьере, он был рад, что сказано это будет не ему.

На Третьем уровне все снова быстро пришло в движение. Появившиеся два техника помогли Деррону забраться в свой мастер-комплекс — процесс, напоминающий одевание глубоководного скафандра. Мастер был ужасно неуклюжим устройством, пока сервомоторы бездействовали.

— Включаем серво, — произнес голос в шлеме Деррона.

И мгновение спустя всеми своими чувствами он перенесся из внутренностей мастер-комплекса в тело серв-комплекса, стоящего на полу внизу. Когда контроль за его движениями перешел к Деррону, серв начал постепенно крениться в сторону, и Деррон передвинул его ногу, так же естественно, как собственную, чтобы сохранить равновесие. Подняв голову серва, он посмотрел вверх и увидел висящий на кабелях мастер-комплекс с собой внутри.

— Постройтесь в цепочку для запуска, — прозвучало в шлеме следующая команда.

Металлические ноги сервов гулко застучали по твердому полу просторной пещеры. Комплексы выполнили поворот налево, выстраиваясь в колонну по одному. Люди-техники отбежали, освобождая им путь. Впереди из пола вдруг вырос яркий ртутно сверкающий диск.

— …4, 3, 2, 1, пуск!

С легкостью, говорящей об их невероятной мощи, сервы колонной побежали к яркому диску, исчезая один за одним по мере его достижения.

Металлическая фигура перед Дерроном прыгнула вперед и исчезла. Потом и сам он, в лице серв-комплекса, оторвался в прыжке от пола.

И приземлился на траву. Над ним раскинулись ветви буйного леса.

Деррон взглянул на показания компаса на запястье серва и передвинулся в место, откуда было видно солнце. Оно висело низко над западным горизонтом, что указывало на значительное расхождение во времени с планируемым прибытием. По крайней мере, на несколько часов, если не дней, месяцев или лет. Он сразу же доложил об ошибке, субвокализируя, чтобы не выдать себя звуком динамиков серва.

— Начинайте курсирование, Одегард, — сказал один из следящих контролеров. — Мы попробуем вас зафиксировать.

— Понял.

Деррон по спирали двинулся через лес. Внимательно рассматривая местность, искал признаки присутствия врага или людей. Движение по спирали вызывало «волны» нарушений в историческом течении линий жизни растений и животных — нарушений, которые искусный часовой через двадцать тысяч лет должен обнаружить и зафиксировать Деррона.

По прошествии десяти минут, в течение которых он маршировал по постепенно расширяющейся спирали, вспугивая мелких животных, давя не менее тысяч насекомых в траве, повреждая бесчисленное количество растений, безликий голос наблюдателя заговорил снова:

— Нормально, Одегард, мы тебя засекли. Ты слегка ушел в сторону в пространстве, но направление правильное, тебе придется догонять своих Людей, потому что опаздываешь на четыре-пять часов. Солнце садится?

— Да.

— Отлично. Держи курс примерно на двести градусов от магнитного севера, и через четверть часа окажешься рядом с подопечными.

— Понял.

Вместо того, чтобы прочесать территорию перед появлением его Людей, ему придется догонять их, пока не догнало что-либо другое.

Деррон энергично зашагал вперед, постоянно сверяясь с компасом, чтобы серв не отклонялся от курса. Лесистая местность спереди постепенно переходила в заболоченную низменность. За болотом, на расстоянии нескольких сотен метров от серв-комплекса, поднимались низкие скалистые холмы.

— Одегард, мы засекли еще один источник возмущений, прямо в твоем районе. К сожалению, дать точного пеленга не можем. Это почти наверняка один из берсеркеров.

— Понял.

Такого рода работы была более по душе Деррону, чем неподвижность в кресле часового, но ответственность за сорок миллионов жизней по-прежнему лежала на нем.

Прошло несколько минут. Идти стало труднее. Внезапно до него донесся сигнал тревоги — крик ребенка, полный ужаса.

— Сектор, я что-то нашел.

Еще крик, и еще. Уши серва точно определили направление. Деррон бросился бежать, перепрыгивая ненадежного вида участки грунта, стараясь не выдать себя шумом и не опоздать. И через полминуты бесшумно остановился.

Примерно на расстоянии полета брошенного камня на вершине дерева, плотно обхватив ствол руками и ногами, сидел мальчик лет двенадцати. Каждый раз, как только крики его на секунду утихали, ствол резко вздрагивал, и мальчик снова начинал кричать. Дерево было довольно большое, но что-то, скрытое кустами у подножья, трясло его, как былинку. В лесу не могло быть животного такой силы. Это явно был берсеркер, использующий ребенка как приманку для взрослых.

Деррон шагнул вперед. Но не успел он определить, с какой стороны дерева находится берсеркер и прицелиться, как тот обнаружил присутствие серва. Из кустов ударил розовый луч лазера, выбив сноп искр из брони. Потом, опустив луч, словно пику, берсеркер, срезая перед собой кусты, атаковал Деррона. Он успел заметить нечто металлически блестящее, низкое, четырехлапое, похожее на наземный кар. И резко раскрыв рот, толкнув подбородком встроенный в шлем мастер-комплекса спуск лазера. Из середины лба серва ударил световой луч, автоматически нацеленный на то место, куда смотрели глаза Деррона.

Луч попал в переднюю часть атакующей машины, где многочисленные выступы металла создавали нечто, напоминающее лицо, отразился и ударил в небольшое дерево, превратив его в облако пламени и пара. Очевидно, выстрел нанес врагу ущерб, потому что он изменил направление движения и нырнул под прикрытие невысокого поросшего травой холмика.

Два офицера, следившие, видимо, за ходом операции по мониторам, одновременно принялись давать Деррону советы. Но, даже если они и были неплохими, у него уже не было иной возможности, кроме как действовать по собственному усмотрению. Он погнал серва вокруг холма, ведя непрерывный огонь из лазера. Вдруг в поле зрения возник берсеркер — приготовившийся к прыжку металлический лев, приземистый и могучий. Если бы у Деррона оставалась в запасе минута, он свернул бы в сторону, настолько сильна была иллюзия, что он бросает на ожидающего монстра свою беззащитную плоть.

Но времени уклониться не было. Увлекаемый инерцией металлической массы, серв столкнулся с прижавшимся к земле берсеркером.

Через несколько секунд Деррон убедился, что применение антропоморфных боевых машин для этой операции было ошибкой. Тактика рукопашной схватки не могла принести успеха в противоборстве с равной или превосходящей по мощности машиной, которая не ограничена в скорости реакции медлительной проводимостью протоплазменных нервов. Несмотря на питаемую термоядерной установкой силу серва, он не оказался способным, как ожидалось, разорвать врага от лапы до лапы. Все, что можно было сделать в данной ситуации — это повиснуть, уцепившись за корпус берсеркера, пока тот пытался сбросить серва. Зелень леса все быстрее и быстрее крутилась перед глазами Деррона, куда быстрее, чем глаза и мозг могли разобраться в этом водовороте. В какую-то тошнотворно застывшую долю секунды он увидел, как его металлические ступни бесполезно болтаются на концах металлических ног, срезая небольшие деревца, пока монстр крутил серва. Пытаясь повернуть голову, чтобы иметь возможность использовать в борьбе лазер, Деррон обнаружил, что шея зажата одной из передних конечностей берсеркера. Потом он почувствовал, что тело снова летит в сторону.

Не успело оно рухнуть на грунт, как берсеркер оказался рядом — куда стремительнее взбешенного быка. Деррон открыл огонь из лазера. Успев еще нанести два сильных удара, от которых содрогнулся корпус серва, враг обратился в бегство, прыгая с легкостью оленя, скрылся среди деревьев.

Деррон попытался сесть. И тут же обнаружил серьезное повреждение — ноги его волочились, как у человека с перебитым позвоночником. Стало понятно, почему берсеркер прервал бой. Лазер серва продолжал действовать, и с точки зрения компьютерного мозга не имело смысла связываться с покалеченным, но все еще опасным противником, в то время когда можно было заняться выполнением базовой программы — убийством Людей.

В наушники ворвались голоса наблюдателей:

— Одегард, почему вы…?

— Ради Святого Имени, Одегард, вы что, думаете…

— Одегард, почему…

— Ладно, делайте, что можете!

Послышался щелчок, все голоса покинули шлемофон Деррона, и он смутно представил, как они, излив на него свое презрение, переключились на другую жертву. Операция явно приближалась к той точке, когда пиковое положение дел заставит изрядное множество умов заняться поисками пути снять с себя вину.

Как бы там ни было, он все еще на боевом посту, имея в своем распоряжении наполовину годный к работе серв. Страх ответственности пропал — по крайней мере, на настоящий момент.

Приподняв корпус серва на руках, Деррон осмотрелся. Он находился на полпути к дну ямы со склонами из сырого песка, достигавшей в диаметре десяти — пятнадцати метров наверху. Внутри ямы растительности не было, деревья снаружи находились в ужасном состоянии: те, что избежали повреждений от ударов во время поединка, обуглились и еще дымились от попаданий лазерного луча.

Мальчик!

Интенсивно работая руками, Деррон выполз на край ямы. Мальчика на дереве не было видно.

Внезапно песок пополз вниз и серв съехал по склону к грязной жиже, покрывающей дно воронки.

Воронка!

Наконец-то Деррон понял, куда попал. Это была ловушка ядовитого копальщика, представителя крупных хищников, истребленного на Сирголе в ранний период истории. Посмотрев вниз, он увидел два сероватых глаза, сидящих на массивной голове, которая только что вынырнула на поверхность.

Матт и спасенный мальчик осторожно выглядывали из кустов, наблюдая за воронкой копальщика. Остальные Люди находились в нескольких сотнях ярдов в стороне, отдыхая под прикрытием подлеска.

Что-то похожее очертаниями на голову, виднелось из-за края воронки. Но это наверняка была не копальщикова голова. Формой и гладкой поверхностью она напоминала водяную каплю.

— По-моему, это каменный лев, — прошептал Матт.

— О, нет, — шепотом ответил Дарт. — Это тот большой человек, о котором я говорил, — каменный человек. Какое они устроили с каменным львом сражение! Но я не видел конца — спрыгнул с дерева и убежал.

Поколебавшись, Матт рискнул перебраться за другой куст, откуда было видно дно ямы. Пригнувшись, Дарт последовал за ним, и как раз вовремя, чтобы стать свидетелем небывалой сцены: копальщик, способный расправиться с любым живым существом, попавшим в его ловушку, поднялся из грязи и ударил, но каменный человек просто шлепнул его по носу, словно напроказившего ребенка, и с жалобным криком гадкое существо шлепнулось обратно в свое болото.

Человек из сверкающего камня что-то пробормотал на неизвестном языке, хлопнул по своим скрюченным ногам и, опираясь на большие руки, начал взбираться наверх.

— Теперь ты мне веришь? — жарко прошептал Дарт.

— Да-да, верю.

По-прежнему прижимаясь к земле, стараясь не выдать себя, Матт отвел мальчика в подлесок.

Очевидно, именно сражением двух этих существ объяснялись сгоревшие и сломанные деревья и тот шум, который доносился до Людей. Он с надеждой искал среди кустов массивный блестящий труп каменного льва. Видение мертвого льва стерло бы из памяти Матта другую картину — воспоминание о том, что каменное чудовище сделало с двумя молодыми его женами.

На месте Матт обсудил положение с наиболее разумными из взрослых.

— Я хочу подойти к каменному человеку, — сказал он, — и попробовать ему помочь.

— Зачем?

Не так-то легко было объяснить им, что можно объединить свои силы с силами каменного человека, чтобы сражаться с каменным львом. Но дело было не только в этом. Вид человека ясно показывал, что много сражаться он теперь не сможет.

Люди с сомнением бормотали что-то. Наконец, старейшая женщина вытащила мешочек, сшитый из шкуры ящерицы, в котором вместе с семенем она хранила косточки пальцев ее предшественницы. Трижды встряхивая кости и бросая их на землю, она ничего не смогла посоветовать — в костяном узоре ничего не говорилось о каменном человеке. Тогда последнее слово произнес Матт:

— Я помогу ему. Если же он окажется врагом, то все равно не сможет нас преследовать на своих мертвых ногах.

Уши серв-комплекса уловили приближение группы Людей, как ни старались они двигаться очень тихо.

— У меня появилась компания, — просубвокалировал Деррон, но не получил ответа ни от одного из слишком многих начальников, следивших перед этим за его действиями. Это его вполне устраивало.

Люди подобрались поближе. Самые смелые с опаской разглядывали серва из-за стволов искалеченных деревьев. Он поднял голову и посмотрел на них. Тогда они вышли из укрытий, протягивая вперед пустые руки. Деррон повторил жест одной рукой — другая продолжала поддерживать серва в сидячем положении.

Люди, кажется, почувствовали уверенность, подкрепленную, скорее всего, зрелищем жалкого состояния его ног. Скоро вся группа выбралась на открытое место, перешептываясь и заглядывая в яму.

— Вы слышите? — снова обратился Деррон к начальству. — У меня здесь целая группа Людей. Достаньте мне лингвиста.

С самого момента организации Сектора Хроноопераций предпринимались отчаянные попытки как можно больше узнать о языках и диалектах прошлого Сиргола. Скрытые микрофоны и видеокамеры с помощью следящих устройств были доставлены в различные места и моменты времени, туда, где находились изучаемые люди. Программа выполнялась с максимальным напряжением сил, но работа подавляла своим объемом. В Современности имелось всего два человека, которым удалось кое-что выучить из языка полукочевых неолитических племен, и сегодня эти двое были очень, очень заняты.

— Одегард! — голос рявкнул в шлеме Деррона, заставив его вздрогнуть. Похоже, полковник Бросс. — Не отпускайте Людей от себя! Даже в неисправном состоянии серв представляет для них защиту!

— Понял, — вздохнул Деррон. — А как там насчет лингвиста?

— Мы пытаемся раздобыть. Вы находитесь в жизненно важном районе. Охраняйте Людей, пока мы не перебросим в эту точку еще один комплекс!

— Понял.

Да, туго приходилось под напором берсеркеров. Но, в конце концов, куда приятней находиться здесь, внутри запечатанного мастер-комплекса, чем в суматохе и панике, перевернувшей вверх дном весь Сектор.

— Человек такого размера должен очень много есть, — жаловался Матту один из старших мужчин.

— С мертвыми ногами, — успокаивал его Матт, — он долго не протянет.

Он пытался уговорить наиболее храбрых мужчин вытащить каменного человека из ловушки. А человек, казалось, ждал этой помощи с некоторой уверенностью.

Мужчина, споривший с Маттом, жизнерадостно переменил аргументацию:

— А если он долго не проживет, то зачем его вытаскивать? Ведь он не нашего племени.

— Да, он не из Людей… Но…

Он искал новые слова, новые мысли. Что же, если придется, он сам поможет каменному человеку. Споря с соплеменниками, Матт пытался разобраться в собственных чувствах. Это странное существо, спасшее жизнь Дарту, виделось ему частью большого целого, куда относились и Люди. Если бы существовала сообщность всех племен, что-то, противостоящее зверям и демонам, несущим смерть и страдание.

— Предположим, поблизости обитает племя каменных людей, — произнес один из мужчин. — Они оказались бы опасными врагами, но сильными друзьями.

Идея не произвела впечатления. Вражда и дружелюбие не имели особого значения в жизни Людей.

— Но этот хочет быть нашим другом! — раздался тонкий голос Дарта.

— Конечно, — поддакнула старейшая женщина. — Так же, как и любой другой, у которого покалечены ноги и которому необходима помощь. Не думаешь ли ты, что он только ради тебя сражался со львом?

— Да!

Голос девушки-лингвиста присоединился к гомону голосов, снова наполнивших шлем Деррона. Она снабдила его довольно отрывочным переводом дискуссии, имевшей место среди Людей, и была через пару минут отозвана для работы с другим оператором. Из разговоров членов Сектора Деррон узнал, что уничтожено уже две установки берсеркеров, но при этом потеряно десять серв-комплексов. К тому же, появление сервов приводило Людей в панический ужас, и они разбегались кто куда.

— Посоветуйте им изобразить из себя калек, — предложил Деррон. — Ладно, я обойдусь без переводчика. Это лучше, чем одно — два неправильно переведенных ключевых слова. Но как насчет того, чтобы подбросить мне оружие для самозащиты Людей? Когда нападут берсеркеры, это будет уже поздно.

Машина, с которой он сражался, отправилась, судя по всему, преследовать другую группу Людей. Но приходилось брать в расчет возможность ее возвращения.

— Подбросить лучше бы гранаты, а не стрелы. В моей группе лук всего у одного человека.

— Оружие готовиться к переброске, — заверили его.

— Но раздавать его опасно, пока в нем нет нужды. Вдруг они попробуют испытать его на серве? Или друг на друге?

— Слишком долго ждать еще опаснее. Поэтому можете перебрасывать уже сейчас.

Внутри торса серва имелась камера, куда из будущего по мере необходимости поступали мелкие предметы.

— Оружие подготавливается.

Деррон не знал, верить этому или нет, судя по положению вещей на сегодняшний день.

Люди тем временем продолжали обсуждать судьбу серва. Деррон силился удержать его корпус в положении, свидетельствующем о мирных, дружеских намерениях. Как он понял из перевода, высокий молодой человек с луком на плече был как раз тем, кто требовал «помочь каменному человеку». По физическим данным и активности он более всего подходил на роль вождя группы. Ему удалось уговорить одного из мужчин, они доломали расщепленный в схватке ствол молодого деревца, перерубая волокна толстой коры небольшим топориком. Потом храбрецы поднесли срубленное деревце к яме ядовитого копальщика и опустили расщепленный конец вниз. Деррон обхватил ствол обеими руками.

Мужчины потащили было его вверх, но их сил явно не хватало для этого, поэтому к ним подключился спасенный мальчик.

— Одегард, это полковник Бросс, — представился наконец голос в шлемофоне. — Мы уже выяснили цель берсеркеров — уничтожить первый письменный язык на планете, происходящий как раз где-то из твоего периода. Нанесенный ущерб пока что не слишком уменьшил его вероятность, но еще одно убийство — и снежный ком может покатиться под гору, преодолевая порог реального времени. Мы не можем локализовать изобретателя, но Люди из твоей банды явно — его предки.

— Спасибо за сообщение, полковник. А как насчет гранат, которые я заказывал?

— Мы перебрасываем в твой сектор еще два комплекса, но у них сейчас кое-какие технические неполадки… Мы уже разделались с тремя берсеркерами… Гранаты, ты говоришь? — Последовала короткая пауза. — Говорят, гранаты скоро будут.

В наушниках щелкнуло, голос полковника исчез.

Все время разговора Люди тащили серв к краю ямы и к концу его завершили спасательную операцию, отступив на несколько шагов и внимательно наблюдая за машиной. Деррон приподнялся на одной руке и повторил другой миролюбивый жест. Это, кажется, уверило аудиторию в добрых намерениях серва, но новый повод для беспокойства не заставил себя ждать — солнце быстро садилось. Люди переговаривались между собой, и Деррону уже не потребовался лингвист, чтобы понять, — их волнует поиск безопасного места для ночлега.

Быстро собрав немногочисленные пожитки, Люди выступили в путь с видом, говорящем о большом опыте такого способа передвижения. Человек с луком произнес несколько слов, обращаясь к серву, и был разочарован, когда его не поняли. Но оттягивать время больше не мог. Каменный человек был оставлен в одиночестве, получив возможность самому заботиться о себе в меру сил.

Деррон потащился в конце пешей цепочки Людей, обнаружив вскоре, что на ровной местности может перемещаться с приличной скоростью, двигаясь, подобно обезьяне с перебитой спиной: с помощью костяшек пальцев. Люди бросали время от времени косые взгляды на это жалкое существо. Но еще чаще они оглядывались назад, явно страшась, что нечто может их преследовать.

Деррон был наготове. След, оставшийся от волочащихся по земле ног, был совершенно четким, и берсеркер обязательно должен был появиться.

— Одегард, — снова вызвал его полковник, — экраны показывают, что район возмущений, вызванный берсеркером, переместился к югу от тебя, а теперь движется в обратном направлении. Видимо, ты был прав — он пошел по другому следу. Это единственная из машин, которую нам не удалось засечь, и находится она в самом уязвимом районе. Думаю, что два серва, которые мы перебросим через пару минут реального времени, догонят твою группу и будут держаться с флангов, но незаметно. Не хотелось бы напугать твою группу толпой металлических людей, не дай бог разбегутся, а на сегодня у нас таких неприятностей достаточно. Останавливайся на ночлег со своими Людьми, два подкрепляющих устроят засаду.

— Понял.

Корпус серва тащился по бугристому грунту, а мастер-комплекс лишь слегка покачивался. Это была обратная связь, в определенной степени необходимая, чтобы дать оператору чувство присутствия в прошлом.

Обдумав план полковника, Деррон нашел его разумным. Но, в соответствии с его собственной интерпретацией закона усредненности, что-то очень скоро должно было случиться. Оставалось только надеяться, что к этому времени подкрепление уже прибудет.

Опускающиеся сумерки придали дикой местности мрачную красоту. Люди шагали вдоль болотистой долины, тянувшейся справа. Слева шли низкие каменистые холмы. Мужчина с луком, имя которого звучало приблизительно как Матт, тревожно всматривался в эти холмы, предводительствуя в шеренге.

— Как там насчет гранат? Эй, сектор! Есть кто живой?

— Мы готовим засаду, Одегард. Нечего твоим людям швырять гранаты наугад, да еще в темноте.

Кажется, в этом имелась доля здравого смысла. Ведь серв не может одновременно балансировать на руках и метко кидать в цель гранаты.

Матт внезапно свернул с пути и побежал вверх по голому склону. Остальные проворно последовали за ним. Карабкаясь за ними, Деррон скоро увидел вход в чернеющую на низком крутом склоне обрыва пещеру. Прежде, чем Деррон успел нагнать группу, Матт выстрелил в темноту из лука, а другой мужчина швырнул туда камень. Рык, раздавшийся из глубины, тотчас заставил Людей рассыпаться кто куда с быстротой, демонстрирующей их опыт в искусстве выживания.

Поэтому, когда пещерный медведь вышел поглядеть, кто стучался в его дверь, он обнаружил только калеку-серва.

Приветственный шлепок медведя перевернул комплекс. Из лежачего положения Деррон шлепнул его в ответ, слегка помяв медвежью морду и вызвав такой рев, что кровь могла застыть в жилах. Зверь, крепко сшитый из более прочного материала, чем ядовитый копальщик, попробовал на прочность лицевую панель серва клыками. Все еще лежа на спине, Деррон поднял медведя стальными руками и пустил катиться вниз по склону.

Первый рык оказался лишь настройкой для следующего. Деррон старался не прервать жизненной линии даже этого зверя, время уходило, берсеркер мог появиться каждую минуту. Поэтому второй раз он закинул животное немного дальше. Медведь приземлился на лапы и бросился наутек в направлении болота. Истошный рев доносился еще с полминуты.

Из-за скал появились Люди, наблюдавшие схватку из щелей. Они медленно собрались вокруг серва, и у Деррона возникло ощущение, что сейчас он станет объектом возношения молитв и тому подобного. Поэтому он поскорее ретировался в пещеру, где глаза его быстро перестроились на имеющиеся в наличии длины световых волн. Больше в ней никого не было. Помещение оказалось узким, высоким, со вторым выходом, похожим на окошко, расположенное высоко на дальней стороне. Места было достаточно, чтобы разместить всю компанию. Матт сделал хорошую находку.

Выбравшись из пещеры, он обнаружил, что Люди приготовились развести солидный костер у самого входа в нее. Они собирали хворост среди деревьев на краю болота и торопливо тащили охапку вверх по склону. Вдалеке, по другую сторону долины, в сгущающейся темноте ночи горела маленькая оранжевая искорка, обозначая лагерь какой-то другой группы.

— Сектор, как там с засадой?

— Два комплекса как раз занимают позиции. Они держат тебя в поле зрения.

— Отлично.

Пусть тогда Люди сооружают свой костер — приманку для берсеркера.

Из мешочка, сшитого из прочной шкуры, одна из старух вытащила свернутый кусок коры, развернула, обнажив обугленную середину, и с помощью заклинаний и ловко использованных древесных щепочек вскоре разожгла огонек. Пламя костра высоко взметнулось в быстро темнеющее небо.

Люди цепочкой вошли в пещеру, последним, сразу за Маттом, проследовал серв. Сразу за Г-образным поворотом Деррон прислонил своего механического заместителя к стене и с облегчением расслабил мышцы рук. Он был несказанно рад отдыху. С помощью серв-комплекса или нет, но он сегодня порядочно потрудился.

Но не успел он перевести дух, как ночь снаружи взорвалась огнем схватки без всякого предупреждения. Затрещали, захлопали выстрелы лазеров, зазвенел, застонал, заскрежетал металл столкнувшихся бронированных тел. Люди в пещере, как один, вскочили на ноги.

В мерцающем свете лазеров Деррон видел, что Матт с луком в руках стоит лицом ко входу, пока Остальные ищут подходящие для метания камни. В дальнем конце пещеры Дарт взобрался к окну в стене, вспышки ярко освещали его испуганное лицо.

И тут свет погас. Вспышки и скрежетания прервались так же внезапно, как и начались. Все вокруг затопила темнота и тишина.

— Сектор, Сектор? Что происходит?

— Боже, Одегард! — Говорящий был слишком взволнован, чтобы его можно было узнать по голосу. — Еще два комплекса… У этой бестии слишком хорошие рефлексы… Одегард…

Словно взорвавшись, сторожевой костер разлетелся на тысячу пламенных частиц, ворвавшихся в пещеру от удара стальной лапы. Угли и искры водопадом посыпались на пол, отскакивая от стен, потухая в темноте. Берсеркер решил проверить, нет ли в пещере второго выхода, через который Люди могли бы попытаться спастись. Он должен понимать, что покалеченный серв находится внутри, но к этому моменту холодный разум его компьютерного мозга должен проникнуться к возможностям серв-комплексов Сектора Хроноопераций.

Убедившись, что пути к бегству у жертв нет, берсеркер попытался войти в пещеру. Послышался громкий тяжкий скрежет — вход оказался немного узковатым для него.

— Одегард, у нас готова дюжина стрел, мы перебрасываем их в свой комплекс. В наконечниках заключены заряды, воспламеняются в момент удара…

— Какие стрелы? Я ведь сказал: гранаты! У нас всего один лук, и совсем нет места для… — Деррон вдруг сообразил, что окно будет неплохой бойницей. — Хорошо посылайте стрелы. Но скорей!

— Да, конечно. Послушай, рядом с соседним мастер-комплексом стоит оператор-дублер. Если ты устал, он может подменить.

— Чепуха. Я уже привык работать с этим сервом, а он — нет.

Берсеркер поднимал чертовски громкий шум, царапая камень и колотясь о скалу входа, которая не давала ему добраться до жертв. Когда сигнал внутри шлема дал знать, что стрелы прибыли, Деррон, не теряя ни секунды, открыл дверку в металлической груди. Под испуганными взглядами серв вытащил из своего нутра дюжину толстых стрел и протянул их Матту.

Судя по способу, которым они появились на свет, это были необыкновенные стрелы, и в создавшейся ситуации не могло возникнуть сомнения в их предназначении. Матт принял стрелы с подобием поклона и помчался в дальний конец пещеры, чтобы вскарабкаться к окну.

Это окошко представляло собой отличное безопасное место для стрельбы, если у врага нет пулевого оружия. Поэтому в задачу серва входило оттянуть огонь на себя.

Питая искреннюю надежду, что Матт — отличный стрелок, Деррон перетащил искалеченный корпус к самому изгибу входа. Он чувствовал, как через камень передаются сотрясения от ударов берсеркера. Когда Матт положил первую из стрел на тетиву лука, Деррон, насколько это было возможно с помощью рук серва, стремительно выскочил из-за угла.

И едва не упал лицом вниз, потому что берсеркер как раз отбежал, готовясь к новому броску. Он, естественно, выстрелил быстрее, чем Деррон. Броня серва раскалилась до свечения, но выдержала, и он пополз вперед, отвечая огнем.

Если берсеркер и заметил Матта в окне, то не придал этому значение, зная, что стрелы не опасны для него.

Первая стрела ударила его в плечо. Древко, крутясь, отлетело в сторону, а наконечник исчез, превратившись в огненный шар. Взрыв оставил дырку величиной с кулак.

Машина покачнулась, потеряв равновесие, и луч лазера, сверкнувший в сторону Матта, лишь воспламенил куст на вершине невысокого обрыва. Деррон продолжал ползти навстречу врагу, держа его под постоянным огнем, стараясь попасть в рану. Матт храбро возник в бойнице еще раз, выстрелил, попав в бок берсеркеру, и тот снова покачнулся. И тут же лазер его погас, потому что Деррон рывком подобрался достаточно близко и, взмахнув металлическим кулаком, навсегда заклепал глазок излучателя.

Состязание в ближнем бою возобновилось, причем Деррон подумал, что на этот раз у него есть шанс победить, потому что сила двух рук серва более чем равнялась силе одной уцелевшей лапы берсеркера. Но рефлексы адской машины все еще давали сто очков вперед человеческим. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы Деррон снова завертелся, цепляясь за корпус берсеркера, а потом опять был отброшен в сторону.

Он пытался ухватиться за топчущие его лапы, чтобы сделать из врага неподвижную мишень. Очередной удар разбил его собственный лазер.

Почему Матт не стреляет?

Берсеркер был слишком большим, сильным и быстрым, чтобы потерпеть поражение от покалеченного серва. Деррон вцепился в одну лапу, но две из оставшихся неповрежденными работали, как молоты, разрывая металл своими стальными когтями. Бездействующие ноги серва, начисто оторванные, отлетели в темноту. Еще немного — и металлический человек будет разорван на куски.

Почему Матт не стреляет?

Он и не собирался стрелять. Краем глаза Деррон заметил мелькнувшую фигуру. Сжимая в каждой руке по пучку стрел, с воплями, словно бы летя по воздуху подобно молниеносному божеству из легенды, Матт метнулся в самую гущу битвы и погрузил свои стрелы с размаху в спину врага.

Тело берсеркера почти полностью затенило вспышку. Где-то глубоко внутри машины раздался взрыв, сотрясая его корпус и тело серва. И на этом сражение завершилось.

Деррон с трудом выбрался из-под груды светящегося, плюющегося искрами исковерканного металла, который только что был могучей машиной. Потом, обессилев, уложил перегревшегося серва на грунт, опершись на локти.

В колеблющемся свете выпотрошенного берсеркера он видел, как из пещеры выбежал Дарт с луком, с которого свисала порванная тетива. Следом вышли остальные Люди и столпились вокруг чего-то, неподвижно лежащего на земле.

Деррон заставил серва сесть.

Там мертвым телом лежал Матт, отброшенный последней судорогой берсеркера. Живот его был разорван, руки обуглились, лицо стало совершенно неузнаваемым.

И вдруг на обезображенном лице открылись глаза. Грудь распростертого тела качнулась, судорожно втянув воздух. Матт задрожал и начал дышать.

Женщины завыли, мужчины запели что-то медленное. Они расступились, когда Деррон подтащил своего потрепанного серва к Матту и как мог нежно поднял его. Тот был слишком плох, чтобы вздрогнуть от прикосновения раскаленных металлических рук.

— Славно поработали, Одегард! — К голосу полковника вернулась уверенность. — Отлично поработали. Завершили всю операцию. Что вам перебросить для оказания первой помощи этому парню?

— Он слишком плох, сэр. Вам придется поднимать его вместе со мной.

— Я рад бы помочь, но опасаюсь, что по Уставу… — голос нерешительно замер.

— Его жизненная линия в любом случае оборвется в этом месте. А завершением операции мы обязаны именно ему.

— Гм… Хорошо, хорошо… Будьте готовы, мы пока перенастроимся с учетом его массы.

Люди робко сгрудились вокруг серв-комплекса и его умирающей ноши. Деррон подумал, что сцена эта превратится в миф. Возможно, когда-нибудь историю об умирающем герое и каменном человеке найдут среди самых ранних письменных памятников Сиргола.

У входа в пещеру старейшая женщина безуспешно пыталась разжечь с помощью своего трута сторожевой костер. Девушка, помогавшая ей, потеряла терпение, схватила сухую ветку и подбежала к раскаленной оболочке берсеркера. Жар воспламенил дерево и она, как будто пританцовывая, пошла обратно к пещере.

Это была последняя картина прошлого, запечатлевшаяся в памяти Деррона. В следующее мгновение он уже сидел в меркнущем круге света на полу Третьего уровня Сектора Хроноопераций. К нему бежали два человека с носилками. Разжав стальные руки, он передал медикам Матта, потом внутри шлема нашел переключатель и зубами отключил питание.

Не став заниматься обычной проверкой, он через несколько секунд уже освободил себя из кокона мастер-комплекса и проталкивался через толщу людей, сбежавшихся поздравить его. Не переодевшись, в пропотевшем трико, Деррон протискивался сквозь скопление техников, операторов, медиков и прочих, уже заполнивших пространство уровня. И добрался до Матта как раз в тот момент, когда медики поднимали носилки с пола. На выпиравшие наружу внутренности была наброшена влажная марля, из вены торчала игла капельницы.

Глаза на изуродованном лице были открыты, но в них ничего невозможно было прочитать — мысли его стер шок. Но даже если он и осознавал действительность, то Деррон показался бы ему всего лишь одним из многих непонятных существ.

И все равно он пошел рядом с носилками, держа Матта за предплечье выше ожога, пока тот не провалился в забытье.

По мере продвижения носилок к госпиталю, за ними образовалось нечто вроде процессии. Словно разнесенное динамиками всеобщего оповещения, распространилось сообщение о первом человеке, перенесенном из глубокого прошлого. Когда же Матта внесли в приемный покой, то вполне естественно, что Лиза, как и все остальные в госпитале, у кого была такая возможность, прибежала посмотреть на него.

— Он потерялся, — пробормотала она, глядя на распухшее лицо человека на носилках. — Он потерялся, он так одинок. Я знаю это чувство. — Она с тревогой повернулась к врачу. — Он поправится?

Доктор слабо улыбнулся.

— Если, сюда их доставляют еще живыми, то они, как правило, выживают.

Лиза с облегчением вздохнула. Ее тревога о пришельце из прошлого была совершенно искренней.

— Привет, Деррон, — улыбнулась она мельком, прежде, чем последовать за носилками. В голосе, поведении девушки чувствовалась рассеянность.

Словно она его едва заметила.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Подняв руки, Номис стоял на гладкой, как крышка стола, вершине черного утеса в двадцати футах над бушующим прибоем. Ветер рвал его седую бороду, складки черного одеяния. Белые морские птицы спускались по ветру в его сторону, потом круто меняли курс, крича громко и резко, словно слабые души, объятые мукой.

С трех сторон от возвышения, где стоял Номис, поднимались утесы и подобные пальцам пики, образовавшие местную прибрежную линию черного базальта, в то время как впереди простиралось бескрайнее штормовое море.

Широко расставив ноги, он стоял в центре сложной диаграммы начерченной на скале мелом. Вокруг были разложены принадлежности его профессии — мертвые, высушенные. Обычный смертный постарался бы поскорее сжечь их и позабыть.

Тонким, пронзительным голосом Номис бросал сквозь ветер слова песни:

«Днем и ночью пусть тучи клубятся,

Громом-молнией полнятся,

Вспеньтесь, волны изумрудные,

Помогите в минуту трудную,

Чтоб судно поглотить, где враг,

На мачте которого злой флаг.»

Это был лишь обрывок песни, которая повторялась снова и снова. Тонкие руки устали держать над головой щепки потерпевшего крушение корабля. Птицы кричали на него, ветер заносил серо-седую тонкую бороду, волосы лезли в глаза.

Сегодня он чувствовал себя утомленным, и не в силах был избегнуть чувства, что все усилия пошли напрасно. Ему не явился ни один из признаков успеха, которые так редко его посещали — раскаленных вещих снов или, во время бодрствования, провалов в темные глубины транса, пронизанные необыкновенными видениями, приводящими разум в изумление.

Номис не всегда был уверен в собственной силе вызывать беды на голову врага. Он знал, что успехи его укреплены на очень шаткой платформе, но никогда не позволял осознать это окружающим. Ни секунду не сомневаясь в доступности фундаментальных сил природы через магию, Номис на практике понял, что результат зависит не только от искусства, но, в большей степени, и от удачливости.

За длинную свою жизнь он всего дважды пытался поднять бурю, и только раз ему это удалось. Правда, существовало подозрение, что она могла разразиться тогда самостоятельно. Потоки свистящего ветра не развеяли сомнений, что это — не дело его рук.

Но даже сейчас, по-прежнему сомневаясь в успехе, Номис не прекращал усилий, порядком вымотавших его за три бессонных дня на тайной скале. Настолько ненавидел и боялся он человека, который пересекал сейчас морские волны, направляясь сюда, в страну Королевию, везя с собою нового бога и новых советчиков, чтобы взять в свои руки управление страной.

Упрямый взгляд Номиса обратился к морской дали, отмечая линию прохождения до смешного небольшого шквала.

В очередной раз все усилия пропали рядом.

Утесы Королевии лежали как на ладони, но до них был еще один день хода на веслах. Между вожделенной землей и судном кипела нехорошая вода. Харл нахмурился, следя за движением линии шторма по серой глади моря, в то время как его руки с ленивой уверенностью продолжали покоиться на длинном рулевом весле корабля.

Тридцать гребцов — воинов и свободных людей были людьми достаточно опытными, чтобы умерить силу гребков, стараясь не попасть в полосу шквала и обеспечить тем самым себе дополнительный комфорт.

Со стороны берега подул холодный бриз, закачались верхушки мачт без парусов, ветер затеребил края пурпурного навеса палатки короля, стоявшей в средней части палубы.

Внутри палатки, задумавшись, сидел молодой человек, которого Харл называл королем и повелителем. Морщины нахмуренного лба воина разгладились при мысли, что молодой Ай ушел в шатер для того, чтобы набросать план предстоящего сражения. Пограничные племена, которым не было дела до нового мягкосердечного бога и приходящей в упадок старой империи, наверняка захотят испытать волю и храбрость нового правителя Королевии.

А может, юный повелитель готовит вовсе не сражение, а кампанию за обладание сердцем принцессы Аликс? Именно этот брак должен обеспечить Аю власть над королевством и поддержку армии. Говорят, что все принцессы очень красивы, а эта обладает в добавок твердостью духа, и завоевать ее, похоже, будет не легче, чем взять в плен варварского вождя, — а это, естественно, уже слишком для простых здоровых вкусов воина.

Лицо Харла, минуту назад ставшее таким веселым, насколько позволяли шрамы, снова помрачнело. Ему пришло в голову, что король мог уединиться в шатре, чтобы попрактиковаться в чтении. Ай был страстным поклонником книг, и две из них взял в путешествие.

Или, может быть, молился своему новому доброму богу рабов, ибо, отличаясь молодостью и здоровьем, время от времени очень серьезно относился к вопросам религии.

Будучи занятым побочными размышлениями, Харл все же оставался настороже.

Слабое загадочное поплескивание и бульканье воды неподалеку от корабля заставило его повернуть голову. И в ту же секунду мысли воина обратились в лед, как и кровь в жилах.

Поднявшись из волн, возникла ужасная голова, достойная жутчайшего из ночных кошмаров, — голова страшнейшего из драконов прадавних легенд.

Тускло блестящая шея, на которой она держалась, была толщиной со ствол дерева, который едва ли в состоянии был бы охватить руками человек. И лишь демоны пучин могли знать, какое тело скрывалось под волнами! Глаза были похожи на солнце, пригашенное облаками, и размерами не уступали большим серебряным блюдам. Серая чешуя головы и шеи напоминала мокрое железо. Гроб пасти выказывал сквозь приподнятую крышку-челюсть — частокол кинжалов.

Длинная как канат, шея ободрала чешуей дерево планшира. Раздались первые вопли гребцов. Такие крики могли обесчестить на веки вечные любого воина, но уже в следующее мгновение гребцы храбро схватились за оружие. Здоровяк Трола, самый быстрый и сильный из гребцов, уперся ступней в свою скамью и с уханьем опустил меч на гигантскую шею.

Лезвие бессильно звякнуло. Дракон, очевидно, даже не обратил на удар внимания. Голова замерла у входа в шатер. Из щели ужасного рта вырвался жуткий вопль — вызов, подобного которому Харл не слышал за всю свою, полную кровавого опыта войны, жизнь.

Принимая во внимание лязг меча и крики гребцов, этого дополнительного вызова на бой Аю не потребовалось. Не успел еще стихнуть рык, как полотнище входа было отброшено в сторону, и молодой король ступил на палубу в полном вооружении — со щитом, в шлеме, с готовым к бою мечом в руке.

Харл почувствовал необыкновенную гордость, увидев, что молодой человек не дрогнул перед чудовищем. Вытащив из-за пояса железный метательный топор с короткой ручкой, воин прицелился в глаз дракона, но лезвие только со звоном отскочило от туманного серебра, не причинив никакого вреда. Огромная голова метнулась к королю, широко распахнув пасть.

Ай встретил нападение храбро, но удар его меча направленный в темноту глотки, значил не более, чем укол женской булавки. Челюсть захлопнулась, сплющив Ая. Еще мгновение чудовищная голова качалась, демонстрируя всем переломанные конечности, торчащие между клыками. И в следующую секунду, плеснув, зловещее видение исчезло. Залитая солнечным светом морская равнина стала такой же, как и всегда, глубоко спрятав под поверхностью свои секреты.

За оставшееся до наступления темноты время едва ли было сказано хоть одно слово. Корабль описывал круги, не удаляясь от места, где исчез его командир. Подступил край шквального фронта, люди машинально предприняли необходимые меры. Потом шквал ушел, но едва ли хоть один человек заметил перемену погоды.

До конца дня море оставалось спокойным. Прищурившись, Харл поглядел на заходящее солнце и проскрипел:

— Отдыхать.

Подобрав свой затупившийся топор, он сунул его за пояс. Неподвижным взглядом смотрел воин на несколько пятнышек крови на палубе и крылатый шлем, упавший с головы Ая.

Деррон Одегард, представленный недавно к награде и повышенный в звании сразу на три ступени, до майора, сидел в кресле младшего помощника на собрании аварийного персонала Сектора Хроноопераций, созванного новым Командующим Сектора.

С профессиональным и одновременно дружеским интересом он слушал своего однокашника, Амлинга, майора Сектора Исторических Исследований. Чан проводил брифинг.

— … как уже известно, берсеркеры сконцентрировали последний раз силы на отдельном индивиде. Цель — король Ай из Королевии. Удаление со сцены истории этого человека будет иметь для нас катастрофические последствия. До последнего времени большинство историков сомневалось в реальности существования Ая. Но с тех пор, как мы стали наблюдать за прошлым, легенды полностью подтвердились. — Амлинг повернулся к светящейся карте, сопровождая разъяснения жестами заправского лектора. — Здесь мы видим этап упадка и дезорганизации Континентальной Империи, ведущий к полному ее краху. Теперь обратите внимание на Королевию. Именно благодаря деятельности короля Ая эта страна сохранила относительную стабильность, донеся часть культуры Империи до более поздних цивилизаций планеты, что стало базой их развития.

Новый Командующий Сектором Хроноопераций поднял руку, словно ученик. Его предшественник, как сообщалось, отправился с разведывательной группой в рейд на спутник Сиргола или, по крайней мере, на поверхность планеты, прихватив с собой полковника Бросса.

— Должен признаться, мне не все ясно. Ведь Ай сам был в некоторой степени варваром?

— Да, сначала. Но, прибегая к чрезмерному упрощению, мы можем сказать, что, обзаведясь собственной страной, которую необходимо было оборонять, он образумился и остепенился, покончив с былыми морскими набегами. Хорошо зная хитрости ремесла морских разбойников, он давал им такой отпор, что они предпочли нападать на другие страны.

Вопросов ни у кого не возникло, и Амлинг вернулся на свое место. Следующий доклад, сделанный майором из Сектора Вероятностного Анализа, не внушил слушателям бодрости.

— Джентльмены, — начал он свою речь довольно мрачным тоном, — мы не знаем, каким образом был убит Ай, но знаем, где это случилось. — Майор продемонстрировал видеоленту, сделанную с экрана часового монитора. — Его жизненная линия обрывается вот здесь, во время первого посещения Королевии. Как видите, все остальные жизненные линии остались в целости. Вероятно, противник ожидает, что исторический ущерб усилится, если команда Ая будет уверена, что с королем покончено.

У Амлинга был такой вид, будто он собирался перебить докладчика и заспорить с ним или, что более вероятно, заключить пари. Деррон подумал, что майора определили не на ту службу. Вероятность — вот его стихия.

Докладчик сделал паузу, отпив глоток воды.

— Если честно, то ситуация выглядит достаточно серьезной. Дней двадцать — и взрывная волна исторических изменений докатится и до нас. Это все время, которым мы располагаем, а шансов обнаружить в такой срок «скважину» практически нет.

Лица собравшихся стали довольно унылыми, только новый Командующий сохранил относительное спокойствие.

— Боюсь, что вы правы, майор. Обнаружить ее будет очень трудно. Разумеется, мы делаем все возможное. Но враг ведет себя гораздо умнее, чем в прошлый раз, и ловко заметает следы. Теперь он использовал только одну машину, что с самого начала затрудняет нашу работу. Кроме того, исполнив свою функцию, машина где-то спряталась. Она не покидает эпоху на тот случай, если мы попытаемся исправить положение. Очень осторожна — не вызывает ни каких изменений, по которым можно было бы ее засечь. Итак, у кого есть какие-нибудь идеи относительно наших контрдействий?

Предложений было много. Первое касалось попытки создать новую Вероятность в продолжении жизненной линии Ая, как будто ему чудом удалось спастись. Оно вызвало спор, перешедший на чисто технологический уровень. Доминировали, естественно, присутствовавшие на собрании ученые, но они были далеки от согласия внутри собственной группировки относительно того, что можно и что следует сделать. Когда вперемежку с формулами ученые мужи начали обмениваться личными замечаниями, Командующий объявил перерыв на полчаса.

Получив неожиданно такое количество свободного времени, Деррон отправился в жилой комплекс ближнего госпиталя. Там жила Лиза, принятая на курсы обучения медсестер. Обнаружилось, что и у нее есть немного свободного времени, и через несколько минут они прогуливались по парку, тому самому, где встретились в первый раз.

У Лизы был теперь только один предмет для разговоров.

— Ты знаешь, Матт так быстро поправляется, что все доктора просто в изумлении.

— Прекрасно. Нужно обязательно проведать его, но сначала дождаться, когда он сможет с нами говорить.

— Боже, но он уже научился!

— Уже? На нашем языке?

— Да. Он учится так же быстро, как и поправляется. Доктора считают, что это — эффект временного переноса. Организующие энергии могли свернуться и многократно усилиться. Я, конечно, многого в этих рассуждениях не понимаю: они касаются сферы, где соприкасается материальное и нематериальное…

— Да?

— …и Матт их понимает, очевидно, не хуже, чем я, если не лучше. Ходить ему разрешают почти везде — он ничего не трогает без разрешения.

— Понятно.

— Да, я забыла сказать, что они задержали полную обработку его лица до тех пор, пока он не решит, как оно должно выглядеть.

— Да, я что-то слышал об этом. Лиза, ты долго рассчитываешь еще жить в госпитале? Действительно хочешь стать медсестрой, или тебе нужно чем-то занять себя?

Он едва не спросил: «Или это из-за Матта?».

Она погрустнела.

— Иногда я думаю, что не создана для этой работы. Но пока что я не хочу переезжать. В госпитале жить удобнее, ведь я продолжаю курс лечения по восстановлению памяти. Каждый день процедуры.

— И успешно?

Деррон знал, что теперь все врачи пришли к соглашению, что вернуть ее память невозможно. Некоторое время часть из них предполагала, что девушка является эмиссаром или дезертиром из будущего, потерявшим память при спуске в прошлое. Но на часовых экранах не было обнаружено ни одной реверсированной жизнелинии. Собственно говоря, из будущего на современный военный уровень цивилизации, называющей себя Современностью, до сих пор не поступало никаких сообщений, не прибывало гостей. Возможно, обитатели будущих времен имели достаточно серьезные причины, чтобы воздержаться от коммуникации. А может быть на Сирголе будущего не было людей. Или, скорее всего, этот период войны с берсеркерами полностью блокирован от будущего петлями парадоксов. Хорошо все-таки, что ни одна из машин берсеркеров не атаковала в направлении из будущего.

— Нет, процедуры практически не помогают.

Отмахнувшись от этой темы рукой, она снова начала рассказывать о Матте.

Деррон, не слушая, прикрыл глаза, наслаждаясь тем ощущением жизни, которое всякий раз испытывал возле Лизы. В эти моменты у него было так много всего: прикосновение ее руки, трава под ногами, тепло псевдосолнца на лице… В любой момент все это могло исчезнуть: новая волна-ракета, пробившаяся сквозь мили скальных пород, или распространение последствий обрыва жизни короля Ая, могущих наступить гораздо раньше, чем это было рассчитано.

Открыв глаза, он увидел разрисованные стены, окружающие парк, невероятно оживленно порхающих и щебечущих птичек. Внизу, на пешеходном уровне, парк, как всегда, заполнился прогуливающимися парами. В некоторых местах трава заметно поредела, и садовникам пришлось поставить проволочные оградки. Жалкая имитация исчезнувшего мира…

— Смотри: вот под тем деревом ты стояла, когда я пришел к тебе на помощь. Или, скорее, ты пришла на помощь мне.

— Я спасла тебя? Но от какой же ужасной участи, позволь узнать?

— Я бы умер от одиночества среди сорока миллионов людей. Лиза, я вот что хочу тебе сказать — ты должна переехать из госпитального общежития.

Она отвела взгляд.

— И где же я буду жить?

— Со мной, конечно. Ты уже не бедный потерявшийся ребенок, сама за себя отвечаешь, и я могу просить тебя об этом. Несколько пустующих квартир имеется, и при наличии спутника я могу занять одну из них. Особенно, учитывая мое недавнее повышение.

Она сжала его руку, но промолчала, не поднимая глаз.

— Лиза, так что ты скажешь на это?

— Но что именно ты предлагаешь мне, Деррон?

— Послушай, только вчера ты рассказала о заботах своей подруги и, как мне показалось, уже отлично разбираешься во всем, что касается отношений между женщинами и мужчинами.

— Итак, ты хочешь, чтобы я временно пожила с тобой? — холодно и отчужденно прозвучал ее голос.

— Пойми, все в мире временно, постоянного ничего нет. Только что на собрании персонала… Нет, я не имею права об этом рассказывать. Но дела идут очень неважно. И я хотел бы разделить с тобой все то хорошее, что осталось на нашу долю.

По-прежнему сохраняя молчание, она позволила ему вывести себя на каменные ступени у небольшого паркового ручья.

— Лиза, ты мечтаешь о церемонии свадьбы? Наверное, мне нужно было попросить тебя выйти за меня замуж? Но едва ли кто-нибудь осудит нас, если мы обойдемся без церемонии. К тому же мы сэкономим уйму времени без всяких там бюрократических формальностей. Так что, ты продолжаешь думать, что мы обязательно должны сыграть свадьбу?

— Нет. Но меня беспокоит твоя манера говорить обо всем, как о чем-то временном. Очевидно, сюда включаются и чувства?

— Когда нет ничего постоянного. Но это совсем не значит, что мне так нравится. Кто в нашем мире может сказать, что он будет чувствовать через месяц или год? Через месяц мы все, скорее всего…

Он не договорил.

— Деррон, там, в госпитале, люди считают, что жизнь человека нужно сделать более постоянной, даже если у него и нет времени в запасе.

— Так вот чему учат в госпитале?

— Ну хорошо, возможно, я всегда так считала.

Что же, он думал так года полтора тому назад. Целую жизнь тому назад… Лицо, которое он не мог заставить себя позабыть, снова появилось перед глазами.

У Лизы, кажется, тоже имелось некое воспоминание.

— Посмотри хотя бы на Матта, — сказала она. — Вспомни, в каком он был состоянии. Чтобы выжить и поправиться…

— Извини, — перебил ее Деррон, взглянув на указатель времени и с облегчением обнаружив вескую причину, чтобы уйти, прервав этот разговор. — Мне нужно бежать. Я опаздываю на собрание.

Ученые после целого ряда вычислений и перепалок пришли к общему соглашению.

— Получается вот что, — начал объяснение избранный ими докладчик. — Если мы хотим иметь хотя бы надежду на восстановление жизнелинии Ая, то должны сначала зафиксировать поврежденную часть, чтобы свести ущерб к минимуму — как бы наложить шину на перелом.

— И каким образом? — поинтересовался Командующий.

Ученый устало махнул рукой.

— Я могу предложить единственный способ — послать кого-то вместо Ая. Чтобы путешествие в Королевию завершилось благополучно, и чтобы он играл роль короля несколько дней. Посланный может взять с собой коммуникатор, и мы будем поддерживать с ним непрерывную связь. Если же берсеркер не проявит активности, то заместитель сыграет остальную часть жизненной линии Ая в необходимых деталях — чтобы только мы смогли выжить.

— Как долго по-вашему, человек может с успехом играть такую роль? — перебил кто-то.

— Не знаю. Джентльмены, я вообще не уверен, что нам удастся провести операцию замещения. Ничего подобного до сих пор не делалось. Но, по крайней мере, это даст нам еще несколько дней реального времени, чтобы найти какой-нибудь другой выход.

Командующий задумчиво потер колючий от щетины подбородок.

— Ладно, если это — единственная идея, мы должны ее разработать. Но Ай жил в двенадцати столетиях от нас в прошлом. Это значит, что переброска отсюда человека исключена. Верно?

— Боюсь, что это так, сэр, — подтвердил биофизик. — Ментальная деволюция и серьезные потери памяти начинаются с рубежа в четыреста лет.

Тогда Командующий монотонно принялся рассуждать вслух:

— Может быть, кто-то предполагает, что нам удастся избежать затруднений, применив серв-комплекс? Нет, едва ли. Его невозможно достаточно убедительно замаскировать под человека. Что же остается? Мы должны использовать одного из современников Ая. Найти человека, способного выполнить эту задачу, убедить и обучить его.

— Внешность особой роли не играет, — добавил кто-то. — В королевстве он известен только по слухам.

Полковник Лукас, офицер-психолог в составе Хроноопераций, прокашлялся и попросил слова.

— Мы должны заставить команду Ая принять подмену, при условии, что они хотят видеть своего короля живым. Это удастся, если мы вытащим всю компанию в наше время на несколько дней.

— Если понадобится, мы и это устроим, — заверил его Командующий.

— Отлично. — Лукас что-то задумчиво чертил на листке блокнота. — Сначала мы применим некоторые транквилизаторы и успокаивающие наркотики… Потом узнаем детали убийства… несколько дней гипноза… Я уверен, что-нибудь у нас получится.

— Хорошая мысль, Люк. — Командующий оглядел собравшихся. — Теперь, джентльмены, пока идея свежа, попытаемся решить первую крупную проблему. Кто будет заместителем Ая?

Нет, подумал Деррон, кто-то еще, кроме меня, должен увидеть единственно возможный ответ. Он не хотел предлагать идею первым, потому что… просто не хотел. Нет! Гром и молния, почему он не может сказать? Ему платят за то, чтобы он думал, и с самой чистой совестью можно говорить.

Он хмыкнул, сидящие рядом удивленно посмотрели на него.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, джентльмены. Но разве у нас нет человека, которого мы могли бы послать в век Ая, не опасаясь потери его памяти? Я имею в виду человека, который происходит из еще более глубокого прошлого.

Обязанности Харла были ему ясны до боли. Довести корабль до Королевии, а по приходу предстать перед королем Горбодуком и принцессой, посмотреть им в глаза и поведать о трагической гибели Ая. Харл постепенно начинал сознавать, что в его рассказ могут и не поверить.

А что тогда?

Остальные члены команды были избавлены, по крайней мере, от этого неожиданного груза ответственности. Прошло уже много часов после нападения монстра, но они продолжали подчиняться приказам Харла, не задавая вопросов.

Солнце садилось, но Харл снова приказал им взяться за весла, намереваясь заставить грести всю ночь, чтобы удержать от изъявлений горя, которые наверняка должны будут иметь место, если людей оставить без дела.

Они гребли, словно слепые, с пустыми от ярости и потрясения лицами. Весла часто сбивались с ритма, стучали друг о друга или неуклюже шлепали по поверхности воды. Никто из-за этого не ссорился, не обращая внимания. Трола затянул погребальную песню — оплакивал единственного человека, способного вступить с ним в единоборство.

В пурпурном шатре на крышке сундука, в котором Ай держал свои сокровища, покоился его крылатый шлем, — все, что осталось от короля…

Десять лет назад Ай был настоящим принцем с настоящим королем — отцом. Примерно в это время у него начала пробиваться борода и в окружении появился Харл, ставший в скором времени его правой рукой. Двойная болезнь зависти и предательства начала, подобно чуме, распространяться среди братьев, дядюшек и кузенов Ая. От этой чумы вскоре погиб отец, многие другие родственники, погибло само королевство, разделенное множеством других чужаков.

Наследство Ая сократилось до размеров палубы боевого корабля — лично Харл не имел возражений, что касалось его самого. Он даже не жаловался на увлечение чтением, на молитвы, обращенные к человеку — богу, человеку — рабу, который проповедовал любовь и милосердие и которому за это клиньями раздробили кости…

Внезапно то ли над кораблем, то ли под ним прошла некая сила, качнувшая судно и мгновения спустя исчезнувшая. Харл было решил, что это вернулся дракон и, поднимаясь из бездны, почесался тушей о корпус корабля. Гребцы, видимо, подумали так же, потому что побросали весла и схватились за оружие.

Но никакого дракона видно не было, как и, впрочем, ничего другого. Со скоростью, совершенно сверхъестественной, вокруг корабля сомкнулся туман. Красный, гаснущий свет солнца превратился в рассеянное белесое свечение. Оглянувшись по сторонам, Харл, сжимая в руке боевой топор, заметил, что даже ритм волн стал иным. Воздух стал теплее, изменился сам запах моря.

Окруженные непонятным мягким светом, люди тихо шептали: «Волшебство».

— Гребите вперед! — приказал Харл, сунув бесполезный топор за пояс. Он постарался, чтобы в голосе прозвучала уверенность, хотя в действительности чувство направления совершенно покинуло его.

Он передал рулевое весло Троле, а сам перешел на нос, заняв место смотрового. Но не успели гребцы раз пятьдесят налечь на весла, как он выбросил вверх руку, приказывая остановиться.

На расстоянии не более броска копья из серого тумана материализовался песчаный берег. Какого рода земля лежала позади этого берега — не было видно.

Увидев берег, команда опять зашептала — всего несколько минут назад на горизонте не было никакой земли.

— Но впереди явно твердый берег.

— Похоже, я не удивлюсь, если он исчезнет, как дым.

— Волшебство!

Конечно же, это было волшебство. Они попали во власть некой магической силы, злой или доброй. Другой вопрос — что делать в этой ситуации, и делать ли вообще что-нибудь. Харл перестал притворяться, что знает, что делает, и созвал совет. После недолгого спора было решено грести в обратную сторону от колдовского берега, чтобы выйти из-под воздействия чародейских сил.

Солнце уже давно должно было сесть, но бледный свет, просачивающийся сквозь туман, не угасал. Собственно, он стал даже ярче, потому что по мере удаления от берега туман редел.

Едва они вынырнули из полосы тумана, и Харл уже понадеялся на прекращение волшебства, как корабль едва не врезался в черную, гладкую, почти совершенно ровную стенку, поднимающуюся из моря. Стена была слегка вогнутая и не имела видимого края или верха, уходя во все стороны, над всем морем, куда хватало глаз. Глядя вверх от подножия этой стены, люди обнаружили, что она образует гигантскую чашу над их маленьким судном. В самом зените, далеко над головой яркие, как куски солнца, огни бросали свет на белый туман и черную воду.

Они начали громко молиться всем известным богам и демонам, и едва не переломали весла, разворачивая корабль, чтобы спрятаться в тумане.

Харл был потрясен не менее остальных, но поклялся себе скорее умереть, чем показать испуг. Один из гребцов рухнул на палубу, закрыв лицо руками. Злобным пинком воин заставил его подняться на ноги.

— Это волшебство, вот и все! — прокричал он. — Вы вообразили себе, что попали на небо, что это конец мира, но все только привиделось. Отлично, если здесь водятся злые волшебники, то из них можно выпустить кровь так же, как и из простых людей! Они вздумали подшутить с нами, но мы знаем пару трюков!

Слова Харла возродили в людях мужество. Здесь, под прикрытием тумана, мир снова стал достаточно привычным, чтобы человек мог смотреть вокруг, не теряя способности рассуждать.

Почти твердым голосом Харл отдал приказ грести в направлении таинственного берега. Люди с радостью согласились. Гребец, падавший на палубу, греб с наибольшим усердием, поглядывая на товарищей. Но он мог не опасаться шуток еще довольно долгое время.

Через некоторое время показался плавно спускающийся к воде берег. Он оказался вполне материальным и твердым. Харл первым выпрыгнул на мелководье с мечом в руке. Вода была теплее, чем он ожидал, к тому же брызги на губах не были солеными. Но он уже привык и перестал удивляться подобным мелочам.

Один из наставников Матта на шаг опередил Деррона, постучал в дверь частной госпитальной комнаты, потом отодвинул ее в сторону. Заглянув внутрь, он четко и не спеша произнес:

— Матт, с тобой хочет поговорить один человек. Это Деррон Одегард, который сражался вместе с тобой в твоем времени.

Деррон вошел.

Сидящий в кресле перед телевизором человек поднялся, выпрямившись во весь свой высокий рост.

Одетый в пижаму и госпитальные стандартные тапочки, он ничем не напоминал умирающего дикаря, доставленного несколько дней назад в госпиталь. Сгоревшие волосы уже начали отрастать, образовав непонятного цвета щетину. Лицо ниже глаз покрывала пластиковая мембрана. Процесс полного восстановления был пока задержан.

На тумбочке у стола вперемежку со школьными учебниками для среднего уровня развития лежали наброски и фотомонтажи. Похоже, это были вариации базовой модели лица. А в кармане Деррона лежала фотография короля Ая, снятого следящим устройством — птицей, пронесшейся над молодым будущим королем в момент отплытия в Королевию. Подобраться ближе к моменту покушения им мешали, как обычно, петли парадоксов.

— Я рад видеть тебя, Деррон, — сказал Матт, придавая искреннее звучание вежливой фразе-клише. У него оказался низкий, глубокий голос. Потребуется минимальное исправление, чтобы придать ему сходство с голосом Ая, записанным тем же устройством, которое сделало снимок.

— Я рад, что ты выздоравливаешь, — ответил Деррон. — И я рад, что ты так быстро привыкаешь к новому миру.

— И я тоже рад видеть тебя в добром здравии, Деррон. Рад, что дух твой смог покинуть металлического человека, в котором он сражался, потому что человек этот был сильно ранен.

Деррон улыбнулся и кивнул в сторону наставника, стоящего у двери в позе не то слуги, не то тюремщика.

— Матт, не давай им провести себя разговорами о твоем духе. Я, в отличии от тебя, был в полной безопасности.

— Провести меня? — недоуменно переспросил Матт.

— Деррон имел в виду, чтобы ты не позволял неправильно учить тебя, — сказал наставник. — Он шутит.

Матт нетерпеливо кивнул. Он уже знал, что такое шутка. Но был затронут очень важный для него вопрос.

— Деррон, но ведь внутри металлического человека был твой дух?

— Ну… скажем, это было мое электронное воплощение.

Матт бросил взгляд в сторону телеэкрана. Показывали какой-то исторический документальный фильм, но звук был выключен с приходом гостей.

— Об электронике я немного знаю, — сказал он. — Она перемещает мой дух с места на место.

— Перемещает твои глаза и мысли, ты хочешь сказать.

Подумав, Матт решил, что он правильно понял эти слова.

— Глаза, мысли и мой дух, — уверенно повторил он.

— Майор, этот «дух» его собственное изобретение, ничему подобному мы его не учили, — объяснил наставник.

— Я понимаю, — мягко ответил Деррон.

С точки зрения Сектора Хроноопераций тяготение Матта к твердому собственному мнению было важным фактором. Очень полезное для агента качество. Конечно, если его мнение является правильным.

— Хорошо, Матт, — улыбнулся он. — Это мой дух сражался рядом с тобой, хотя я не рисковал собственной жизнью, как ты. Прыгая на того берсеркера, ты хотел спасти меня. Я был благодарен тебе и рад, что могу выразить эту благодарность.

— Присаживайся, — пригласил Матт и уселся сам.

Наставник остался стоять.

— Частично я хотел спасти тебя, частично — моих людей, еще мне очень хотелось увидеть мертвого берсеркера. Уже здесь, у вас, я узнал, что все остальные люди, даже ваши, могли бы погибнуть, проиграй мы тот бой.

— Это правда. Но опасность еще не исчезла. В других местах и временах идут сражения, такие же важные.

Это было подходящее начало для разговора, с которым и был послан сюда Деррон. Но он не спешил сразу приступить к делу, в который раз пожалев, что Сектор не избрал кого-то другого. Но эксперты решили, что Матт отреагирует положительно с большей вероятностью в том случае, если предложение сделает Деррон. И, в конце концов, использование Матта — идея самого Деррона. Он не мог избавиться от этой мысли.

С той, последней прогулки в парке он не виделся с Лизой. Возможно, даже избегал ее. Но теперь сожалел, что не промолчал на собрании состава.

Во всяком случае, в данной ситуации кто-то другой все равно сделал бы дело и, может быть, без определенных церемоний. Поэтому Деррон, испустив неслышный вздох, приступил к делу.

— Ты уже очень много для нас сделал. Для всех нас. Но теперь мои вожди послали меня узнать, не сможешь ли ты помочь нам еще раз.

В упрощенной форме он познакомил Матта с сутью операции. Берсеркеры, смертельные враги Племени-всех-людей, серьезно ранили великого вождя народа в другой части мира. Кому-то необходимо временно занять место этого вождя.

Матт сидел тихо, глаза его внимательно смотрели поверх пластиковой мембраны. Когда Деррон кончил, первым вопросом его было:

— Что произойдет, когда великий вождь поправится?

— Тогда он займет свое место, а ты вернешься сюда, в наш мир. Мы предполагаем, что сможем переместить тебя без затруднений, но должен предупредить, что это опасно. Насколько опасно — мы сказать не можем. Но некоторая опасность будет наверняка и постоянно.

«Предупредите его об этом, майор. Но, конечно, не очень сгущайте краски».

Кажется, именно от него зависело найти нужный оттенок. Но будь он проклят, если заставит Матта взяться за дело, за которое не взялся бы сам. Нет, признался себе Деррон. Он не вызвался бы добровольцем. Шансы на то, что миссия принесет ощутимую пользу, были минимальными. Смерть не пугала его, но некоторых вещей он боялся — физической боли, например. Или встреча во время выполнения задания с ужасной своей судьбой, которую невозможно предусмотреть в полу реальности, называемой вероятностным пространством, в которой Современность научилась перемещаться, но которую едва начала понимать.

— А если, несмотря на все лекарства, великий вождь умрет и не сможет вернуться на свое место?

— Тогда продолжать придется тебе. Мы подскажем, что необходимо делать. На месте короля ты будешь вести жизнь лучше той, которую вело подавляющее большинство людей в истории. И когда ты исчерпаешь срок его жизни, мы попытаемся вернуть тебя обратно в наш мир, где ты будешь жить долго и в большом почете.

— Почете?

Наставник попытался объяснить.

Матт, кажется, понял, и перешел к другому вопросу.

— Смогу ли я взять с собой волшебные стрелы, чтобы сражаться с берсеркерами?

Деррон обдумал ответ.

Думаю, тебе дадут оружие, чтобы защищаться. Но главная твоя задача — не война с берсеркерами, а жить так, как жил бы на твоем месте король.

Матт кивнул.

— Все для меня ново, все незнакомо. Я должен подумать.

— Конечно.

Деррон уже собрался добавить, что придет за ответом завтра, как вдруг у Матта появилось еще два вопроса.

— Что будет, если я откажусь и если не найдут другого человека?

— Ни ты, ни кто-то другой не может быть принужден занять это место. Наши мудрецы считают, что если добровольца не найдется, война будет проиграна, и все мы погибнем примерно через месяц или быстрее.

— И только я могу отправиться туда?

— Возможно. Ты первый, на кого пал выбор наших мудрых.

Сектор был готов к тому, чтобы вытащить одного—двух дублеров из глубокого прошлого, но любой человек отставал бы от Матта на многие дни подготовки, а на счету был каждый час.

Матт развел руки, на которых не осталось следов ожогов.

— Я должен верить тебе, ведь ты спас мне жизнь. Я не хочу умереть через месяц и видеть, как умирают остальные. Поэтому я займу место вождя.

Деррон вздохнул со смешанным чувством. И сунул руку в карман за фотографией.

Командующий Сектором Хроноопераций, сидя в небольшой пещере с голыми стенами на солидном расстоянии от сектора и наблюдая за происходящим через систему скрытых камер, кивнул с удовлетворением и слабым удивлением. Да, этот Одегард — парень не промах, хоть и молодой. Без особых демонстраций боевого энтузиазма любое задание выполняет прекрасно. Вот и на этот раз — ни сучка, ни задоринки. И доброволец получил именно ту настройку, которая требовалась.

Теперь операция начнется по на-стоящему.

Командующий развернул кресло и сосредоточил свое наблюдение за полковником Лукасом, который натягивал белую, напоминающую ночную рубашку, хламиду, закрывающую пластиковую кольчугу, идущую от шеи Лукаса до колен.

— Люк, у тебя еще есть лицо и пара незащищенных рук, — заметил, нахмурясь, Командующий. — У парней, которых ты будешь встречать, есть настоящие ножи, не забывай.

Лукас не забыл.

— Мы не успели продумать полную защиту. Если же я явлюсь в виде демона в маске, то никакого доверия не вызову, можешь мне поверить.

Командующий вздохнул и поднялся с кресла. Постоял за спиной оператора радара, отметив положение корабля на берегу и скопление маленьких зеленых точек перед ним. Потом подошел к окну, грубо вырезанному в скальной стене, и прищурился, глядя вниз — в промежуток между двумя мощными излучателями — парализаторами и замершими наготове пушкарями. Генераторы тумана находились вблизи окна, поэтому не было видно ничего, кроме непрозрачной белизны. Командующий надел очки в массивной оправе, такие же, как у операторов парализаторов. Туман незамедлительно исчез, теперь он видел отдельных людей, стоящих перед своим кораблем, на расстоянии нескольких сотен ярдов от окна. За кораблем простиралось безбрежное пространство Резервуара.

— Ладно. Кажется, мы успеем заметить, если ты махнешь рукой. Главное, чтобы они не окружили тебя. Если это случится, помашешь руками над головой.

— Пусть только люди не спешат нажимать на спуск, командир, — попросил Лукас. — Нам предстоит провести нелегкую и тонкую работу, но если они получат большую дозу, то может ничего не получиться. Я попытаюсь привести их в спокойное состояние наркотиками, и задам несколько вопросов, чтобы иметь некоторые данные.

Командующий пожал плечами.

— Это твоя забота. Ты не забыл газовую маску?

— Взял. Помните, наша задача — ограничиться транквилизатором. Люди устали и могут сразу заснуть. Но если что — не медлите.

— Кажется, несколько человек пошли по берегу, — сказал радарный оператор.

Лукас подскочил.

— Тогда я пошел! Где мои слуги? Готовы? Пусть пока держатся внутри. Подошвы его сандалий быстро застучали вниз по лестнице.

Склон песчаного берега переходил в ровную местность с каменистой почвой, покрытой редкой травой вроде той, что растет в тенистых местах. Харл оставил основную массу команды у корабля, чтобы они обороняли его в случае необходимости или могли столкнуть в воду. И отправился с шестеркой отобранных людей в глубь земли.

Разведывательной группе не пришлось идти далеко. Едва преодолев первый холмик, они увидели направляющуюся в их сторону сквозь туман одинокую фигуру высокого человека. Приблизившись, фигура оказалась мужчиной впечатляющей наружности. На нем была белая рубаха вроде тех, что носили Добрые Чародеи древних религий.

Не выказывая удивления или страха при виде семи вооруженных морских скитальцев, человек подошел к ним и остановился, подняв руки в знак миролюбивых намерений.

— Меня зовут Лукас, — сказал он просто.

Трола опустил руку на кинжал.

— Давайте зададим этому чародею острый вопрос, — предложил он.

Человек в одеянии волшебника приподнял брови, его правая рука чуть дрогнула. Возможно, это был лишь успокаивающий жест, но, может быть, он подавал или готовился подать сигнал.

— Нет! — остановил Харл Тролу.

В этом тумане целая небольшая армия могла скрываться на расстоянии броска копья. Поэтому он вежливо кивнул Лукасу и назвал имена своих товарищей.

Человек в белой одежде, руки которого снова были невинно опущены, ответил торжественным кивком.

— Мой дом совсем недалеко, — произнес он с легким акцентом. Позвольте предложить вам его кров или, по крайней мере, пищу.

— Благодарим за предложение, — сказал Харл и тут же отругал себя за неуверенность, прозвучавшую в голосе. Излучаемая человеком уверенность в себе выбивала из колеи. Он хотел еще спросить, как называется эта страна, но боялся показать свое невежество.

— Прошу вас, — сказал Лукас, — пройти в мой дом, чтобы хотя бы поесть. Если вы желаете оставить у корабля охрану, я прикажу отнести им еду туда.

Харл пробормотал что-то невнятное, мучаясь в поисках решения. Он пытался представить действия Ая в такой ситуации. Лукасу не нужно было обладать даром ясновидения, чтобы понять — семь морских скитальцев могли приплыть только на корабле. Но, может быть, он хотел выяснить, сколько всего людей и кораблей прибыло.

В результате принятого решения два человека остались с уверенным и вежливым волшебником, а Харл с остальными отправился к кораблю, чтобы объяснить положение дел команде. Некоторые из гребцов предложили немедленно схватить волшебника и задать ему вопрос «поострее».

Харл покачал головой.

— Это мы всегда успеем. Но все волшебники упрямы и горделивы. Если же пролита кровь, обратно в жилы ее не вольешь, даже если осознаешь ошибку. Поэтому мы просто будем внимательно следить за ним, пока не разузнаем побольше. Вам принесут еду и питье. С носильщиками ведите себя вежливо.

Об осторожности не нужно было напоминать — люди были готовы напасть на собственную тень.

Следуя плану, Харл и шесть его товарищей сомкнулись кольцом вокруг волшебника, причем делали вид, что кольцо это — чистая случайность. Лукас был совершенно спокоен.

С каждым шагом туман становился гуще. Не пройдя и сотни шагов, люди обнаружили, что путь им преграждает ряд низких, скалистых склонов, до сих пор невидимых. С верхушки их вниз скатывались волны тумана, а у самого подножья стоял дом волшебника.

Это было простое одноэтажное строение, имевшее вид недавней постройки. Дом был достаточно просторен и прочно сработан, чтобы служить особняком или даже небольшой крепостью. Но скоро стало ясно, что едва ли из него получилась бы крепость, потому что окна были широки и располагались низко, а широкий проход двери не защищался ни стеной, ни рвом.

Из двери вышло несколько людей в простой одежде слуг, поклонами приветствовавших приближающихся Лукаса и его гостей. Харл с некоторым облегчением заметил, что внешность у них вполне людская. Имевшиеся среди кланяющихся девушки были симпатичными и жизнерадостными. Они посылали воинам украдкой любопытные взгляды, хихикали и убегали в дом.

— Ведьмами тут не пахнет, — проворчал Трола. — Но каким-то волшебством они владеют.

Он первым шагнул в дверь, за ним последовал Лукас и остальные моряки. Харл шел замыкающим, положив руку на топор и оглядываясь по сторонам. Что-то мешало ему спокойно войти в дом человека, пригласившего к себе семерых вооруженных чужеземцев.

Но внутри не оказалось ничего такого, что могло бы усилить подозрительность опытного воина, не считая атмосферы все той же непонятной уверенности.

Дверной проем вел прямо в большой зал, где столы и скамьи были расставлены в количестве, удовлетворившем бы и команду более крупного корабля. Рядом с огромным очагом улыбался уверенный слуга, поворачивая на вертеле тушу какого-то животного. Мясо уже подрумянилось и роняло капли ароматного жира.

В окна проходило достаточно света, но факелы на стенах делали освещение совсем ярким. Сквозь незамысловатые занавеси, закрывавшие дальнюю стену, Харл видел слуг, сновавших по своим делам в дальних комнатах, которые, должно быть, были вырублены в толще склона. Невозможно было определить, сколько вооруженных людей может скрываться в этих комнатах и снаружи, но пока что Харл не заметил здесь никакого оружия, кроме столовых ножей. Несколько свободно держащихся слуг сервировали стол на восемь персон, расставляя солидные, но скромного вида, серебряные блюда и высокие кружки, раскладывая приборы.

Лукас направился к главному месту — пара морских бродяг как бы случайно последовали за ним — повернулся и предложил, дополнив слова гостеприимным жестом:

— Не желаете ли присесть? Есть вино и эль — что будет угодно?

— Эль! — рявкнул Харл, послав своим людям многозначительный взгляд. Он слышал рассказы о сильных ядах и дурманах, вкус которых так совпадает со вкусом вина. Кроме того, даже чистое вино может лишить трезвости мысли.

Все остальные поддержали требование Харла, хотя у Трола вид при этом был несколько разочарованный.

Компания уселась. Тотчас же из-за занавесей вышло несколько девушек, чтобы наполнить их кружки. Харл внимательно проследил, чтобы ему налили из того же сосуда, что и волшебнику. И лишь тогда, когда Лукас отер пену с губ, воин сделал небольшой глоток.

Эль был не слишком крепок и не слишком слаб, но… да, вкус его был немножко странным. Однако в этом месте все было необычно… Он позволил себе еще глоток.

— В твоей стране варят вкусный эль, — сказал Харл после этого, погрешив против истины, чтобы сделать комплимент. — И у вас, несомненно, много сильных мужчин, которые служат сильному королю.

Лукас склонил голову.

— Это верно.

— А как зовут вашего короля?

— Сейчас нами правит король по имени Командующий Планетарной Обороной. — Волшебник отпил глоток пива, причмокнул. — А кому служите вы?

Стон пронесся над столом. Кружки царапнули друг о друга, а потом застучали о крышку стола, значительно облегченные. Не считая кружки Харла.

Он не заметил ничего подозрительного, но твердо решил, что больше пить не будет.

— Кому мы служим? — спросил он, обращаясь ко всем присутствующим. — Наш добрый молодой господин больше не живет.

— Ай погиб! — проревел Трола. Девушка-служанка подошла, чтобы подлить пива в его кружку, он попытался посадить ее к себе на колени, но она отстранила ручищу. Комичное растерянное выражение медленно проступало на лице моряка.

Что-то в этой сцене показалось Харлу непонятным. Мысли его были полностью ясны… и все же, он должен быть более внимательным.

Разве не так?

— Смерть Ая — плохая новость, — спокойно сказал Лукас. — Если только это правда.

Волшебник, казалось, все свободнее и свободнее разваливался на своем стуле, совершенно расслабившись.!

Как ни странно, никто не обиделся на двусмысленное замечание. Люди отхлебывали из кружек, лица их были мрачными.

— Мы видели его смерть!

Харл крепко сжал могучие кулаки, вспомнив свою беспомощность перед драконом.

— Он погиб такой смертью, что, клянусь всеми богами, я едва могу в это поверить сам!

— И как же это произошло? — спросил Лукас, наклонившись вперед с внезапным интересом.

Запинаясь, Харл рассказал ему о гибели Ая. Горло его перехватило и он машинально несколько раз прерывал печальную историю, чтобы отхлебнуть эля. Истинная правда о драконе в его собственных ушах звучала неуклюжей ложью. Едва ли король Горбодук поверит в это.

Когда рассказ Харла был завершен, Трола внезапно поднялся, словно собираясь произнести речь. Случайно он зацепил стоящую рядом девушку с кувшином, и она упала, вскрикнув от неожиданности. Трола с необычной заботливостью нагнулся, словно собираясь помочь ей, но девушка уже вскочила и убежала. Моряк же продолжал нагибаться, уронил голову на стол и громко захрапел.

Товарищи только посмеялись этому происшествию. Люди устали… нет. Что-то здесь не так, они не могли опьянеть от одного—двух стаканов эля. А если они пьяны, то неизбежно должны затеять ссору. Задумавшись над этой проблемой, Харл глубокомысленно отпил из кружки и решил, что лучше будет встать из-за стола.

— Ваш король не умер, — монотонно гудел голос волшебника. — Не умер, не умер. Почему вы в это не верите?

— Мы видели… как его утащил дракон.

На самом деле Харл уже не был полностью уверен в том, видел он что-то или нет, и что именно он видел…

Что здесь происходит?

Покачнувшись, он вытащил наполовину из ножен свой меч и хрипло прокричал:

— Это ловушка! Просыпайтесь!

Но глаза его людей остекленели и медленно закрывались, лица становились бессмысленными. Забытое оружие валялось на полу.

— Чародей, — попросил один из еще способных слушать и понимать моряков, — скажи еще раз, что наш король не умер.

— Он жив и будет жить.

— Он… он у… — Харл никак не мог заставить себя сказать, что Ай погиб. Охваченный непередаваемым ужасом, он, отшатнувшись от стола, полностью обнажил меч.

— Не подходи! — предупредил он волшебника.

Лукас тоже поднялся. Лицо его было совершенно спокойно, и на это лицо он надел маску, напоминающую морду зверя.

— Здесь вам не причинят вреда, — донесся его глухой голос. — Я разделил с вами напиток, делающий человека спокойным и миролюбивым. Садитесь и поговорите со мной.

Харл кинулся к двери. Туман уколол его легкие. Он бежал, пока не достиг небольшого холма, с которого был виден корабль на берегу.

Все его люди умерли или лежали, умирая. Полдюжины человекоподобных чудовищ с серыми рылами перетаскивали тела, располагая их рядами на песке. Те, кто мог еще передвигаться, не сопротивлялись, а покорно подчинялись, словно убойный скот.

Харл потянулся к мечу и топору. Их не было.

— Все в порядке, — послышался из-за спины успокаивающий голос Лукаса. Харл стремительно обернулся. — Твои люди спят. Им нужно отдохнуть. Не буди их.

— Так вот оно что!

Харл с облегчением вздохнул. Можно было бы и самому догадаться, что не надо опасаться беды на этом острове, где искрится эль и живут друзья, говорящие только правду.

Теперь ой видел, что монстры с серыми рылами были людьми в таких масках, как и у волшебника. Они позаботятся о его людях.

Харл доверчиво глядел на Лукаса, ожидая еще какой-нибудь хорощей новости.

Вздохнув, Лукас несколько расслабился.

— Пойдем, — сказал он.

И повел Харла к самому краю воды, где влажный песок стал совершенно гладким от ласкающих его маленьких волн.

Волшебник набросал на песке пальцем очертания гротескной головы.

— Предположим, что это дракон, которого ты видел, как тебе кажется. Что, по-твоему, тогда произошло?

Харл устало опустился на колени, беспомощно уставившись на рисунок. Теперь, когда можно было отдохнуть, он почувствовал себя страшно уставшим, хотелось поскорее заснуть.

— Он схватил Ая. Пастью.

— Вот так?

Волшебник нарисовал условную фигуру человечка в пасти дракона, беспомощно размахивающую палочками рук и ног. Маленькие волны стали заливать рисунок, стирая линии.

— Так, — согласился Харл, неуклюже садясь.

— Но теперь все это стирает вода, — медленно проговорил Лукас.

— Смывает вода… И когда зло исчезнет, та правда, которая нужна тебе и мне, будет написана на пустом этом месте, заняв его по праву.

Волны все набегали и набегали, смывая дракона.

Однажды, во время одного из сеансов обучения, Матт спросил:

— Значит, король Ай на самом деле погиб, вовсе не ранен как мне говорили?

— Для нас он только ранен, потому что его можно возродить, — ответил наставник. Если твоя операция завершится успешно, то получится, словно он никогда не погибал.

— Значит, если не получится у меня, то кто-то другой сможет попробовать еще раз? И если меня убьют, то жизнь мою можно будет спасти?

Ответ он сразу же прочитал на серьезных лицах. Наставники принялись объяснять:

— Вся эта работа делается для того, чтобы вернуть жизнь Аю. Если мы его возродим, то все остальные пострадавшие жизни вернутся к первоначальному состоянию, как будто вмешательства берсеркеров не было. Но только не твоя, потому что тебя в первоначальном порядке вещей не было. Твоя смерть в ту эпоху будет окончательной смертью. И окончательной гибелью для всех нас — второй попытки уже не будет.

Одной из небольших привилегий, которыми обладал Деррон в силу своего нового звания, был небольшой личный рабочий кабинет, но в данный момент он молча проклинал свое повышение, потому что оно дало возможность Лизе загнать его в угол именно в кабинете.

— Чья же это вина, если не твоя? — сердито требовала она ответа.

— Именно ты предложил им использовать Матта. А почему бы не вытащить из прошлого другого человека?

Деррон никогда не видел ее такой сердитой.

Сектор просто не может вытащить из истории любого человека по своему усмотрению и в любой момент. Команда корабля Ая — случай особый, они вернутся точно в то место где были взяты. И Матт тоже особый случай — он все равно бы умер не перенеси мы его сюда. Да, Сектор уже вытащил в современность еще пару человек, которые находились в своем времени на грани гибели, но эти двое еще даже не осознали, где находятся, не говоря обо всем остальном. А когда им объяснят, то они могут и отказаться.

— Отказаться? А какая возможность была у Матта, когда ты требовал от него согласия? Он-то думает, что ты — большой герой, а сам остается ребенком в некоторых отношениях!

— Извини меня, но он совсем не ребенок. Абсолютно не ребенок! И мы не бросим его на произвол судьбы. Он будет обучен всему, что ему необходимо знать — от политики до обращения с оружием. И мы будем следить за ним…

— Оружие?!

Лиза пришла в ярость. Она сама, во многих отношениях, была еще ребенком.

— Естественно оружие. Хотя мы и надеемся, что в Королевии он пробудет всего несколько дней и применять его ему не придется. Мы попытаемся восстановить жизненную линию Ая и вернуть Матта еще до свадьбы…

— Свадьбы!

— Матт способен сам о себе позаботиться, — быстро заговорил Деррон. — Он прирожденный лидер. Если уж человек управлял группой первобытных…

— Ерунда! — сознавая, что ее гнев совершенно бесполезен, девушка теперь едва сдерживала слезы, ч — Конечно, он может справиться! Если это необходимо. Если он действительно единственный, кто может взяться за это. Но почему именно ты предложил использовать его? И сразу после того, как мы о нем говорили. Почему? Или ты решил мне доказать, что Матт — такое же временное существо, непостоянное, как все вокруг?

— Да нет же, Лиза!

Слезы хлынули из ее глаз, она отвернулась.

— Что ты за человек! Я больше не хочу тебя знать!

И громко хлопнула дверью.

Несколько дней назад, выполнив свою миссию, пластиковая мембрана отпала. Новая кожа на лице казалась загорелой и огрубевшей, борода начала расти с фантастической скоростью, но уже через два дня скорость замедлилась до нормальной.

В последний раз Матт стоял перед зеркалом в своей госпитальной комнате, хорошенько рассматривая свое новое лицо. Поворачивая голову из стороны в сторону, он рассматривал щеки, нос и подбородок Ая.

Это было совсем не то лицо, что смотрело на него из воды неолитических прудов. Но достаточно ли переменился скрывающийся за ним дух?

Ему казалось, что он до сих пор не проникся королевским духом.

— Сир, всего несколько вопросов, — сказал стоящий рядом вездесущий наставник.

Последние несколько дней они разговаривали только на языке Ая. К Матту обращались с уважением, приличествующим подчиненным. Наверное, они хотели таким образом изменить дух псевдокороля, но для него это был лишь спектакль. Наставник заглянул в свои записи.

— Во-первых, как вы думаете провести вечер прибытия в Королевию?

Отвернувшись от зеркала Матт терпеливо ответил:

— Это один из моментов, где жизнелиния Ая неразборчива. Я буду стараться не выходить из роли, насколько смогу, и не буду принимать решений, особенно важных. Если понадобится помощь, использую коммуникатор.

— А если встретитесь с берсеркером, убившим вашего предшественника?

— Сделаю все возможное, чтобы заставить его двигаться как можно больше, тогда вы найдете «скважину» и сотрете дракона, ликвидировав все повреждения, которые он успел причинить.

Другой наставник, стоящий у двери, напомнил:

— Сектор будет внимательно следить за тобой и вытащит прежде, чем дракон успеет причинить тебе вред.

— Да. А с помощью меча, который вы мне дали, я смогу обороняться.

Наставники продолжали задавать вопросы — время запуска приближалось. И вот в комнату вошла группа техников, чтобы одеть Матта. Они принесли копии одежд, какие были на Не в момент отплытия в Королевию.

Костюмеры обращались с ним как с манекеном, а не как с королем. Когда осталось нанести завершающие штрихи, один недовольно произнес:

— Если уж решено использовать настоящий шлем, то куда его дели?

— Оба шлема в пещере Резервуара, — ответил второй, — связники еще работают с ним.

Поверх одежды Ая на Матта надели пластиковый комбинезон. Потом появился офицер, который должен был отвести его к небольшому поезду, которым он уже ездил один раз, чтобы посмотреть на корабль и спящих людей. Матту не понравилось раскачивание вагона, и он подумал, что в шторм ему будет не по себе на корабле. Словно прочитав его мысли, один из наставников протянул пилюли, нейтрализующие морскую болезнь.

На полпути к Резервуару поезд остановился. В вагон вошли два человека. Одним из них оказался вождь, называемый Командующим Хроносектором. Он сопровождал второго, которого Матт узнал по фотографиям. Это был Командующий Планетарной Обороной. Вагон плавно раскачивался, двигаясь к месту назначения. Командующий внимательно разглядывал Матта, сидя против него.

Лицо Матта покрылось испариной. Но виноват в этом был только пластиковый комбинезон. Так вот как выглядит настоящий король во плоти. Заметно тяжеловеснее, но не такой твердокаменный, как на экранах. Что ни говори, это был король Современности. Поэтому королевский дух его неизбежно отличается от духа Ая.

— Как я понял, вам важно было увидеть меня перед запуском? — спросил он, и, не дождавшись ответа, добавил: — Вы понимаете, что я говорю?

— Понимаю. Выучив язык Ая, я не позабыл ваш. Я действительно хотел увидеть вас, понять, что делает человека настоящим королем.

Кто-то из сидящих в вагоне заулыбался, но не решился засмеяться и погасил улыбку. Планетарный Командующий бросил взгляд на Командующего Хроносектором.

— Они сказали тебе, что делать, если нападет машина-дракон? Краем глаза Матт заметил, что Командующий Хроносектором кивнул.

— Да, — ответил Матт. — Я должен заставить машину преследовать меня как можно дольше. Вы попытаетесь вытащить меня до того, как…

Планетарный Командующий удовлетворенно кивал, слушая его. Когда вагон остановился, жестом удалил всех и сказал:

— Я открою тебе настоящий секрет духа короля. Ты должен быть готов отдать жизнь за свой народ. В любой момент.

Конечно же, он верил в то, что сказал, или думал, что верит, считая свое откровение поразительно мудрым. Но на секунду в глазах появилось одиночество, неуверенность. Только на секунду, потому что лицо сразу приняло обычное официальное выражение, он заговорил громко и бодро.

Деррон стоял у входа в вагон. Крепким рукопожатием, как это было принято во времена Ая, он поприветствовал Матта. В небольшой, но энергично шумящей толпе Лизы не было видно. В сознании своем Матт ассоциировал Деррона с ней, и удивлялся иногда, почему они не составят семейную пару. А может, он сам станет жить с Лизой, когда вернется назад? Иногда ему казалось, что она согласилась бы, но у него не было времени окончательно выяснить это.

Матта ввели в небольшую комнату и разрешили снять комбинезон, что он сразу с облегчением и сделал. Потом где-то поблизости открылась дверь, пропуская в помещение запах обширного водного пространства.

На столе лежал меч — произведение волшебников Современности. Матт прицепил к поясу ножны, вытащил меч и принялся с любопытством рассматривать его. Невооруженный взгляд не замечал ничего необычного, но один раз он видел лезвие через микроскоп. Оно имело дополнительную кромку, тонкую до невидимости даже под увеличением, которая выдвигалась из лезвия только после прикосновения руки Матта, и только его руки, к рукоятке. Тогда меч резал обыкновенный металл, как сыр, а бронированные плиты — как дерево, и лезвие при этом не тупилось. Волшебники говорили, что этот слой выкован из единственной молекулы. Матт и не пытался понять объяснение.

Он понял многое другое.

За последние дни исторические сведения и другая информация вливалась в его мозг в любое время суток, даже во сне. Ум обрел новую силу, не имеющую ничего общего с Современностью и ее чудесами. Изучая ее с помощью этой новой силы, Матт ясно видел, что в истории Сиргола именно Современность, ее культура выпадали из общего ряда, как уродливый феномен. Конечно, с точки зрения языка и времени Современность была гораздо ближе Аю, чем Матту и его Первым Людям. Но по способу мышления Матт и Ай были гораздо ближе друг другу и всей остальной части истории.

Да, физические силы, которыми распоряжалась Современность, могли уничтожить берсеркеров. Или же создать их… Но в том, что касалось духа, современные превращались в беспомощных детей. Власть над материей породила беспокойство их умов, или же беспокойство ума рождало физическую мощь — трудно было сказать. В любом случае, они не могли помочь Матту обрести королевский дух.

И еще он понял, что дух жизни во Вселенной очень силен, иначе бы он давно был уничтожен берсеркерами.

Желая достичь источника жизни и получить в нем поддержку, Матт сделал то, что сделал бы Ай, отправляясь в опасную неизвестность — поднял руки своеобразным религиозным жестом и пробормотал скорую молитву, воплотив свою нужду и чувства как раз в ту форму, в какую облек бы их Ай.

Потом открыл дверь и вышел наружу.

Персонал был занят делом. У разных машин и аппаратов работали люди. Большинство не обратило на Матта внимания, лишь несколько лиц повернулось в его сторону. На них читалось раздражение — время еще не подошло. Вдруг он помешает, нарушит график?

Матт решил игнорировать это раздражение.

Шлем ждал его на рабочем стенде. Надев его на голову, он завершил трансформацию — об этом ясно говорили взгляды работающих людей.

Подскочившие было наставники снова засыпали его вопросами, пытаясь, по-видимому, убедить себя в том, что они по-прежнему оставались его учителями, а не превратились в подданных. Но он, наконец, обрел нужный дух, и успокаивать наставников больше не собирался.

Время власти над ним прошло.

Ища взглядом Планетарного Командующего, Матт нетерпеливо шагал среди занятых своими делами людей. Они сердито поднимали на него глаза, но, узнав, молча пропускали. Наконец, поиски его увенчались успехом. Матт рассек плечами группу, окружающую правителя Современности, и остановился, глядя в глаза, окруженные сетью морщинок.

— Долго мне еще ждать? — повелительно спросил он. — Готов мой корабль, или нет?

Командующий смотрел на него с удивлением, перерастающим в зависть.

Во время предыдущего посещения Резервуара Матт видел людей из команды Ая. Они лежали в кроватях специальной конструкции. Машины сгибали и разгибали их конечности, сохраняя силу мышц, ультрафиолетовые лампы поддерживали загар, а электронные наушники непрестанно нашептывали о том, что господин их жив.

На этот раз люди были уже на ногах, но двигались, как лунатики — с закрытыми глазами. Одеты они были в собственные одежды, вооружены. Их вывели из особняка Лукаса, проводили до корабля и погрузили на борт. Планшир, исцарапанный чешуей дракона, был заменен, все остальные следы уничтожены.

Генераторы тумана были давно уже выключены, и все предметы и люди на берегу отбрасывали тени — лепестки, рожденные светом маленьких холодных солнц, скопление которых было подвешано под куполом черной стены-крыши.

Пожав всем руки, Матт быстро прошагал по мелководью и одним броском взобрался на борт корабля. Подъехала машина, которая должна была столкнуть судно в воду.

Следом за Маттом на борт поднялся Командующий Хроносектором и совершил вместе с ним быструю инспекцию, завершившуюся в королевской палатке.

— Делай, как тебя учили, особенно в том, что касается дракона. Старайся, чтобы он как можно больше двигался. Любые жертвы, повреждения — все это не важно. Главное — найти «скважину». Тогда все будет приведено в первоначальный вид…

Командующий не договорил, потому что Матт резко повернулся к нему, держа в руках двойник крылатого шлема, снятый с сундука.

— Я уже слышал эти лекции. Возьми этот шлем и напиши лекцию для тех, кто невнимательно выполяет работу под твоим руководством.

Командующий схватил шлем, на миг потеряв дар речи.

— А теперь, — приказал Матт, — покинь мой корабль.

Когда Командующий, бормоча что-то себе под нос, спустился на берег, Матт перестал обращать внимание на мир Современности. Остановившись рядом с Харлом, стоящим, подобно статуе, у рулевого весла, он осмотрел команду. Люди, все еще в бессознательном состоянии, сидели на своих скамьях, но руки их медленно ощупывали дерево весел, словно спеша увериться, что наконец-то заняли свое место.

Глядя вдаль, на пространство черной воды под лучами далеких светильников, Матт услышал, как позади него загудел мощный двигатель, и почувствовал, что корабль поплыл. В следующий момент под его днищем возник мерцающий круг и…

Без всплеска исчезла темнота и пещера, превратившись в голубой огонь. В утреннем небе свободно кружили морские птицы, удивленными криками приветствуя внезапное появление судна. В лицо ударил свежий соленый ветер, палуба под ногами покачнулась — прошла волна. Впереди по горизонту тянулась тонкая линия земли — Королевия.

Матт решил не терять времени.

— Харл! — проревел он, одновременно хлопнув рулевого по плечу с такой силой, что тот чуть не упал. Глаза его открылись. — Мне что, весь день стоять на вахте?

Эти слова были кодом, пробудившим гребцов. Помаргивая и ворча, воины просыпались. Каждый, наверное, был уверен, что только он один задремал на минутку. Большинство принялось грести, еще не придя полностью в себя, но уже несколько минут спустя весла в едином ритме мощными толчками двинули судно вперед.

Расхаживая между скамьями, Матт проверял, все ли моряки полностью проснулись, рассыпая проклятья и добродушные тумаки, на что мог решиться в такой компании только король Ай. Прежде, чем гребцы успели задуматься, чем они занимались пять минут назад, они были втянуты в привычную работу. Если, несмотря на стирание памяти, в сознании кого-то еще держалось видение дракона, пожирающего их вождя, этот человек, без сомнений, был рад развеять дым ночного кошмара.

— Навались, ребята! Впереди земля, а там, как говорят, все женщины — королевы!

Их жала удобная гавань.

В Бланиуме, столице Королевии, жило около десяти тысяч человек. Для данной эпохи это был довольно большой город. На самом высоком холме неподалеку от гавани поднимались серые башни замка, с одной из которых принцесса Аликс, несомненно, всматривалась сейчас в корабль, стараясь разглядеть своего суженого.

В гавани уже стояли восемь или десять кораблей — торговых и путешествующих. Довольно мало, принимая во внимание время года и длину причала. Торговля в Империи с каждым годом неуклонно сходила на нет. Морякам и обитателям суши в равной мере приходилось переживать тяжелые времена.

По крутым улочкам жители города бежали к гавани, образовав у причала большую толпу. К тому времени, когда гребцы подтянули судно на расстояние швартовки, там стояло уже около тысячи людей всех сословий, ожидающих увидеть короля Ая ступающим на землю Королевии. Из замка, где корабль заметили еще издалека, прибыли две большие повозки из позолоченного дерева. Их тащили какие-то рабочие животные с горбатыми спинами. Повозки остановились у самого края причала, с них сошли важного вида люди и стояли рядом.

В момент причаливания зазвучали песни, на палубу полетели цветы — знак радушного гостеприимства. Команда портовых работников подтащила судно к пирсу за переброшенные с корабля канаты. Борт мягко ткнулся в пояс соломенных матов.

Король Ай спрыгнул на берег, с облегчением ступая на твердую землю. Его приветствовала делегация благородных граждан, словам их вторили крики горожан. Горбодук прислал извинения — он слишком нездоров, чтобы спуститься к гавани, и ожидает Ая в замке.

Матт знал, что король действительно тяжело болен и очень стар. Ему оставалось жить всего месяц, считая от этого дня.

У короля не было наследника-мужчины, а знать Королевии не станет долго подчиняться женщине. А если бы Аликс вышла за одного из них, то остальные могли остаться недовольны и даже развязать гражданскую войну. Поэтому было вполне логичным, что мысли короля обратились к принцу Аю, в жилах которого текла королевская кровь, молодому и очень энергичному человеку, которого уважали все и у которого не было собственного государства, могущего поколебать его лояльность к Королевии.

Приказав Харлу проследить за разгрузкой корабля, Матт достал из сундука драгоценности, предназначенные в подарок королю и принцессе, и занял место в колеснице.

В мире Современности он узнал, что в других частях Вселенной водились рабочие животные, форма тела которых позволяла ездить на них верхом. И был очень рад, что к Сирголу это не относится.

Одной рукой Матт держался за тряскую повозку, другой — приветственно махал встречающим. Многие сотни людей потоком выливались из боковых улочек, радостно крича. Народ ожидал, что скиталец морей поможет сохранить единство страны. Матт надеялся, что они не ошибаются.

Наконец, серые высокие стены замка нависли совсем близко. Колесницы простучали по опустившемуся мосту и остановились в тесном дворике. Здесь Матта приветствовала охрана, подняв над головой мечи и пики. Потом он принял поздравления еще сотни мелких помещиков и придворных.

В просторном зале замка собралось совсем немного мужчин и женщин, но, само собой, это были самые важные лица. Когда оглушительно грянули барабаны и трубы, лишь немногие из них высказали чувства, слегка напоминающие энтузиазм собравшейся снаружи толпы. Большинство лиц Матт опознал по старинным портретам и тайным снимкам, а благодаря истории знал, что большинство из них не спешит определиться в своем отношении к Аю.

Предводителем фракции противников молодого короля должен был быть придворный чародей Номис, чья улыбка сейчас мало отличалась от оскала.

Если и присутствовала здесь чистая радость, то она сияла на старом, покрытом морщинами лице короля Горбодука. Он поднялся с трона, чтобы приветствовать гостя, хотя ноги едва ли были способны минуту удержать дряхлое тело. Поэтому, обняв Матта и поприветствовав его по всем правилам этикета, король, тяжело дыша, снова погрузился в свое кресло. Уже сидя, он пристально всмотрелся в лицо Матта, вздрогнувшего при мысли, что король разгадал подмену.

— Юноша, — заговорил вдруг король нетвердым голосом, — ты очень похож на отца, с которым мы так часто были товарищами в битве и на пиру. Пусть веселится он в Замке Воинов, сегодня и всегда!

— Благодарю тебя, Горбодук, — ответил Матт, — что ты пожелал моему отцу добра. Пусть дух его вечно покоится в Саду Благословенных высоко на небесах.

На короля вдруг напал приступ кашля. Может быть, он не слишком старался сдержать его, чтобы спасти себя от необходимости заглаживать оплошность.

Однако Номис постарался не упустить благоприятный случай. Шагнув вперед так резко, что полы белого балахона взметнулись, он остановился рядом с Маттом и обратился ко всем присутствующим:

— О повелители этой страны! Неужели вы молча стерпите, когда так оскорбляют богов ваших предков?

Впрочем, большинство не совсем поняло, в чем заключалось оскорбление, будучи не очень хорошо знакомо с богами своих предков. Несколько человек что-то недовольно проворчали, однако так тихо, что можно было не обратить на это внимания.

Матт, нервы которого были напряжены, поступил иначе.

— Я не имел намерения оскорбить кого-либо, — начал он, и тут же понял, что совершил ошибку. Сказано было слишком мягко, слишком похоже на извинение.

Номис чуть улыбнулся — презрительно и с удовольствием. Несколько человек взглянули на Матта уже с иным выражением. Атмосфера в зале чуть заметно изменилась.

И тут служанки ввели в зал дочь короля. Глаза Аликс улыбнулись Аю из-под газовой вуали, потом она их скромно потупила. И Матт уверился, что Современные не ошиблись, — жизнелиния Ая далеко не худшая.

Пока велась подготовка к обмену подарками, один из придворных шепнул на ухо Матту, что король предпочитает провести свадебную церемонию тотчас же. Это, конечно, слишком поспешно, но состояние здоровья короля…

— Я понимаю, — сказал Матт и посмотрел в сторону принцессы. — Если Аликс согласна, то и я не возражаю.

Глаза девушки, яркие и мягкие, снова встретились с его взглядом. И несколько минут спустя они стояли рядом, соединив руки.

Выказывая откровенное нежелание, преодолеваемое только из верности королю, Номис вышел вперед для проведения обряда церемонии обручения. В середине, подняв на собравшихся взгляд, задал обычный вопрос: не возражает ли кто-нибудь против свадьбы? И не удивился, когда послышался громкий ответный возглас:

— Я… Я возражаю! Я давно добивался руки принцессы. И думаю, что морскому скитальцу нужно познакомиться с моим мечом!

В густом голосе с самого начала почувствовалась заминка, он был слишком громким и выдавал неуверенность. Но вид у говорившего был более чем внушительный — молодой, высокий мужчина с широкими плечами и ручищами, которые могли послужить обыкновенному человеку вместо ног.

Горбодук, несомненно, был бы рад запретить дуэль, но свадебная церемония допускала возможность вызова.

В исторических документах, которые изучил Матт, не осталось записи о дуэли во время обручения Ая. А такое событие летописцы не могли оставить без внимания. Поэтому виной всему, скорее всего, допущенный промах, который спровоцировал Номиса двинуть вперед свою пешку.

Но что делать дальше, Матт знал отлично. Он сунул большие пальцы рук за широкий кожаный пояс и повернулся лицом к противнику.

— Не назовешь ли ты свое имя?

Юный гигант отвечал голосом, в котором читалось напряжение, и тон его был не столь решителен как слова:

— Мне нет нужды представляться всякому достойному человеку в этом зале, но, чтобы ты мог обращаться ко мне с соответствующим почтением, знай: я — Юнгуф, из дома Юнгуфов. И знай также, что я требую принцессу Аликс себе в жены.

Матт отвесил поклон. Держался он спокойно и холодно, как это сделал бы Ай.

— Поскольку ты кажешься достойным человеком, Юнгуф, мы можем сразиться сейчас же, чтобы разрешить спор. Есть ли у тебя причины отложить поединок?

Юнгуф покраснел. Самообладание покинуло его на секунду, и Матт увидел, что человек этот сильно испуган — гораздо сильнее, чем должен бояться такого поединка.

Рука принцессы легла на руку Матта. Она отодвинула в сторону вуаль и, строго глядя, отвела его немного в сторону.

— Надеюсь всем сердцем, что тебе будет сопутствовать удача, мой господин. Мои симпатии никогда не принадлежали этому человеку.

— Но он просил вашей руки?

— Да, год назад. — Глаза Аликс скромно опустились, как и, подобает девушке. — Как и остальные. Но, когда я отказала, он больше не настаивал.

— Так.

Матт посмотрел в противоположный конец зала, где Номис благословлял Юнгуфа на поединок. Похоже, воину потребовалось все мужество, чтобы не отдернуть рук при прикосновении волшебника. Нет, наверняка его пугала не просто возможность погибнуть или получить рану.

Большую часть жизни Матту приходилось сталкиваться с жестокостью природы и мира животных, хотя, как представитель Людей, он очень редко встречал опасность со стороны другого человеческого существа. Но ученые Современности снабдили его гибкостью, выносливостью и силой Ая, сделали из него не только искусного фехтовальщика, но и ускорили быстроту реакции. И вооружили необычным мечом, который сам собой представлял преимущество, достаточное, чтобы выиграть схватку.

И теперь его беспокоила не удаль Юнгуфа, а сам факт дуэли и те изменения, которые он должен был вызвать в истории.

За исключением короля, принцессы и двух участников схватки, все остальные, кажется, были очень рады поглазеть на небольшое кровопускание, и с нетерпением ждали, когда с корабля доставят щит Ая. Эта задержка дала ему возможность отлучиться на минуту и связаться с Сектором, но они ничего не смогли посоветовать.

Остаток времени он провел в непринужденном разговоре с присутствующими дамами, в то время как Юнгуф стоял, сверкая глазами и почти не открывая рта, в окружении группы людей — кажется, родственников.

Щит принес Харл. Он в нетерпении вбежал в зал — скорее бы начался бой!

Благородное собрание вышло во двор, где смешалось с восторженной толпой мелких помещиков и тех простолюдинов, которые смогли поместиться там. Король на троне был помещен в самое удобное для обозрения схватки место. Его окружала высшая знать.

Матт обратил внимание на изрубленные массивные колоды из дерева, стоящие в дальнем конце двора. Видимо, здесь много упражняются в военном искусстве.

Придворный, сообщивший ему о церемонии обручения, попросил принять его в качестве секунданта. Матт кивнул в знак согласия.

— Тогда, мой господин не займете ли вы место на арене?

Матт вышел в центр мощенной камнем площадки, достаточно обширной, чтобы позволить свободно маневрировать, и обнажил меч. Тут же на него двинулся Юнгуф, мощный и неотвратимый, как осадная башня. Похоже, при дворе короля Горбодука убивали без всяких церемоний.

Солнце стояло в зените, воздух нагрелся, а в неподвижной атмосфере закрытого крепостного двора даже небольшое усилие покрывало тело потом. Юнгуф приближался, делая множество обманных выпадов, осторожно и осмотрительно, до смеха осторожно, но зрители не смеялись. Очевидно, это обычный стиль ведения боя у противника. На ближней дистанции он, само собой, начал действовать очень быстро, и Матт поспешил отступить в сторону, отражая щитом, потом мечом и еще раз щитом три последовательных удара атакующей комбинации. Он надеялся, что меч противника сломается, но мечи ударились плоскими сторонами, а оружие Юнгуфа было крепко выковано. Кроме того, понял Матт, если сломается меч, бойцу дадут второй, потом третий, а потом обвинят оппонента в волшебстве. Нет, решить дело могли только раны.

Продолжая держать противника на расстоянии, Матт вернулся к середине арены. Его удручало сознание того, что любое убийство, совершенное сегодня, превратится в нарушение жизнелинии, что было бы на руку берсеркерам. Но если Ай будет побежден, истории будет нанесен еще больший ущерб.

Зрители начали переговариваться. Несомненно, они заметили явное нежелание Матта ввязываться в драку. Он должен выиграть бой, но без того, чтобы убить или покалечить, если только это возможно. Поэтому, когда противник кинулся на него, он ударил, целясь мимо щита, чтобы повредить мышцы боевой руки Юнгуфа. Но тело нападающего во время выпада изогнулось как раз в сторону Матта, и меч вошел как раз меж верхних ребер.

Рана была средней тяжести, и Юнгуф не собирался прекращать дуэль, но следующий его удар был слабым. Матт отклонился назад ровно на столько, чтобы удар пришелся в пустоту, потом снова сделал выпад, блокируя меч мечом, зацепив колено противника ступней и толкая его щитом.

Юнгуф рухнул как подрубленное дерево, и тут же острие меча коснулось его горла, а на руку, сжимающую меч, наступила нога победителя.

— Уступаешь ли ты мне победу в схватке… и ее приз?

Только заговорив, Матт заметил как тяжело дышит он сам и с каким свистящим клекотом вырывается дыхание из горла Юнгуфа.

— Я уступаю, — придушенно ответил поверженный, раздумывать у него причин не было.

Матт устало отступил. Подоспевший Харл вытер лезвие его меча. В это время родственники помогали Юнгуфу подняться.

Он повернулся к королю и принцессе. Но они не смотрели на него — их внимание привлек белый предмет, лежащий на земле неподалеку от места битвы. В глазах читался испуг.

Это был балахон Номиса. Самого волшебника не было видно, и отброшенная белая одежда достаточно недвусмысленно говорила, что теперь он облачится в черное.

За спиной Матта послышался влажный кашель, он обернулся и увидел на губах Юнгуфа яркую кровь.

…Огромный металлический дракон лежал неподвижно, почти полностью утонув в иле морского дна. Вокруг копошилась скудная жизнь глубин. Обитателей моря не тревожило присутствие машины. Она ни кому не причиняла вреда, даже малейшей водоросли не тронула, чтобы не дать возможности компьютерам Современности по обрыву жизнелинии выйти на «замочную скважину».

Дракон все еще находился под непосредственным управлением флота берсеркеров. Они проследили, как корабль с командой был поднят в Современность и возвращен назад, но уже с одной дополнительной жизнелинией.

Намерения Современности были очевидны. Берсеркеры и сами хорошо разбирались в практике и теории ловли на приманку. Но замещение Ая было приманкой, которую они могли не заметить. Необходимо снова нанести удар, используя одно из оружий дракона.

Но действовать на этот раз необходимо тоньше. Матт не должен погибнуть — это положило бы начало причинной цепочке, по которой Современность добралась бы до дракона. Объединенный электрический мозг компьютеров-берсеркеров некоторое время глубоко размышлял, пока не пришел к идеальному, с его точки зрения, решению: захватить Матта в плен живым и держать его, пока не начнут рушиться стены истории Сиргола.

Лежа в укрытии, дракон обозревал пространство через электронную сеть датчиков. В поле его внимания попал человек в черной одежде, стоящий на столбообразной прибрежной скале примерно в двух милях от укрытия берсеркера, и без отдыха что-то ритмично произносящий. Из данных банка памяти он узнал, что человек пытается вызвать на помощь себе сверхъестественные силы.

И среди произносимых им слов машина уловила имя Ая.

Залитый ясным светом полудня, Номис стоял на вершине скалы. Чары глубокой злобы лучше всего действовали в темноте, но ненависть и страх были так сильны, что сами по себе создавали вокруг тьму.

Тонким пронзительным голосом волшебник пел:

«Демон тьмы, встань и иди,

Кости мертвых приведи,

Веди их сквозь сор и слизь,

Ползи и тащись,

Ползи ко мне,

Как будто в огне,

И мне расскажи,

Как кличут смерть на врага.»

Целью песни было выманить на свет, вызвать из глубины мокрые мрачные существа, что обитают на дне, ожидая, пока спустятся к ним утопленники — новенькие трупы, которые демоны смогут надеть, как платье для своих бесконечных праздников на морском дне. Они знают о смерти все, включая и то, как убить Ая. Юнгуф не мог этого сделать, несмотря на поток чародейских угроз, которые Номис низверг на тупицу.

Тонкие руки задрожали, сжимая высоко над головой пальцы утопленника. Потом он поклонился, низко опустив руки, зажмурившись от солнечного света.

Сегодня заклинание должно сработать! Он чувствует в себе великую ненависть, которая, подобно куску магнитной руды, притягивает к нему злую нечисть. И внезапно раздался посторонний звук, похожий на шум прибоя. Закричала птица. Снизу, оттуда, где склон горы вел к плоской вершине, донесся еще какой-то звук, едва различимый сквозь ветер.

Грудь старика вздымалась от усталости и возбуждения. Из-под самых его ног на этот раз гораздо ближе к вершине, послышался звук покатившихся вниз камешков, сброшенных рукой или ногой карабкающегося на вершину человека. Сам по себе звук был таким обыденным, что мысли о магии сразу покинули голову старого волшебника. Он только рассердился, что кто-то узнал о его тайном месте.

Прямо впереди плоской вершины скалы достигала расщелина между каменными складками. Как раз из нее и доносились эти страшные шумы. Номис вгляделся…

И в следующий момент был потрясен, неопровержимое доказательство положило конец его сомнениям, не оставлявшим старика всю жизнь.

На первый взгляд гость был типичным утопленником. С голого блестящего черепа свисал пучок водорослей. Быстрыми ловкими движениями существо взобралось на скалу и поднялось во весь рост. Оно было толще, чем скелет, но тоньше любого живого обитателя Королевии. Номис счел вполне естественным, что в облике его было много необычного: утопленники должны изменяться, когда ими завладевает демон.

Существо было гораздо выше Номиса ростом, и немного склонив голову, поднимающуюся на похожей на канат шее. Волшебник заставил себя остаться на месте и взглянуть в туманные алмазы, заменяющие демону глаза. Сверкнула капля воды, падая с костяного пальца, когда существо сделало шаг в сторону. Номис вспомнил, что нужно усилить защитный меловой круг жестом и заклятием, что не замедлил сделать. И необычайно удачный ритуал завершил привязывающим заклинанием:

— Теперь обязан ты служить и помогать мне, пока я не отпущу тебя! И сразу скажи, как умертвить моего врага?

Сверкающая челюсть не двинулась, но из черного квадрата в том месте, где должен быть рот, раздалось:

— Твой враг — Ай. Сегодня он высадился на берег. — Да. Давай скорей секрет его смерти!

Берсеркер не мог позволить совершиться убийству, поэтому он произнес в ответ:

— Ты должен привести сюда своего врага и отдать его мне. Тогда ты больше его не увидишь. И если ты это сделаешь, я помогу тебе получить все, чего ты только пожелаешь.

Мысли Номиса заметались. Он едва ли не всю жизнь ждал подобной возможности, и не хотел, чтобы его сейчас обвели вокруг пальца.

Итак, демон желает, чтобы Аю была сохранена жизнь. Это означает, что между морским скитальцем и этим существом из глубин моря существует жизненная магическая связь. То, что Ай пользовался такой поддержкой, не показалось удивительным, учитывая число людей, посланных им в страну водорослей и рыб, а также защищающее заклятье, которое, казалось, было наложено на него.

Номис заговорил снова, хрипло и смело:

— Кем является Ай для тебя?

— Врагом.

Как бы не так! Номис едва не расхохотался. Теперь он понял, что обитателю дна нужны его собственные душа и тело. Но он был защищен заклятьем и меловым кругом.

Итак, демон вышел из моря, чтобы охранять Ая. НО Номис не подаст виду, что разгадал его. По крайней мере, пока. Он готов был рискнуть, чтобы добиться своей цели. Ситуация, как ему казалось, была благоприятной.

— Да будет так, рожденный в иле! Я сделаю все, о чем ты просишь. Сегодня в полночь я доставлю сюда твоего врага связанным и беспомощным. Теперь покинь меня, а в полночь будь готов вознаградить за все!

Вечером Матт взял Аликс на прогулку вдоль стены замка. Они любовались вечерними звездами, в то время как придворные дамы не покидали их из виду, сами не показываясь.

Матт не мог скрыть, что полностью поглощен своими мыслями. Девушка оставила попытки завязать непринужденный разговор и спросила прямо:

— Господин, да нравлюсь ли я тебе? Он остановился, выйдя из мрачного и задумчивого настроения.

— Принцесса, — сказал он искренне, — вы чрезвычайно мне нравитесь. И если мои мысли посвящены не вам одной, то этому меня принуждают некоторые обстоятельства.

Она улыбнулась.

Люди Современности не сочли бы ее красавицей. Но Матт всю свою жизнь пытался разглядеть женскую красоту под маской сильного загара, грязи, усталости жизни. Красота же этой девушки, принцессы третьего мира, казалась ему ослепительной.

— Могу ли я узнать, господин, что это за обстоятельства?

— Во-первых, я ранил человека. Плохое начало.

— Такие мысли делают тебе честь, господин. Ты гораздо добрее, чем я предполагала.

Аликс снова улыбнулась. Она, несомненно, понимала, что забота о Юнгуфе имела причиной политические соображения, и начала рассказывать Матту о том, что смогла бы сделать для него сама — с кем поговорить, чтобы затянуть образовавшуюся трещину.

Слушая принцессу и наблюдая за ней, Матт поймал себя на мысли, что и в самом деле смог бы стать королем, будь рядом такая королева. Ая он заменить полностью не сможет. Он совершенно точно сознавал это. Человек не может в точности скопировать чужую жизнь. Но сейчас ему казалось, что под именем Ая он сможет хорошо послужить истории Сиргола.

— А ты не находишь меня достаточно хорошим, моя госпожа?

Долгим обещающим взглядом принцесса ласково заглянула в глаза Матту. И, словно ведомые инстинктом, тут же появились дуэньи, чтобы прервать прогулку.

— До завтра, — попрощался Матт, задержав в руке ладонь девушки, как дозволялось кодексом дворцовых манер.

— До завтра, мой господин.

Уводимая женщинами, она обернулась, чтобы послать еще один взгляд-обещание.

Матт засмотрелся ей в след. Он почувствовал, что желает увидеть ее не только завтра, но и послезавтра, и всегда.

Сняв на минуту шлем он задумался. Несомненно, необходимо было вызвать Сектор и доложить обо всем происходящем.

Но вместо этого он снова надел шлем и отправился в одну из башен, где в одной из комнат по указанию придворного лекаря уложили в постель Юнгуфа.

Комнату охраняли два родственника поверженного соперника. Увидев Матта, они знаками пригласили его войти, обращаясь вежливо и свободно. Похоже, они не держали зла на Матта за то, что он выиграл дуэль.

Юнгуф был очень бледен и словно бы усох. Дышал он с трудом, воздух клокотал в его горле. Повернувшись на тюфяке, чтобы сплюнуть кровь, он невольно ослабил на груди повязку, и сквозь рану засвистел воздух. Раненый не выказывал страха, но на вопрос Матта о самочувствии ответил, что умирает. Говорить ему было трудно.

— Господин Ай, — обратился к Матту один из родственников. — Наш кузен хотел сказать вам, что вызов был неправдой, и поэтому выиграть он не мог.

Человек на постели подтвердил эти слова кивком.

— Кроме того… — Второй родственник сделал предостерегающий жест, первый было замолчал, но потом продолжил, порывисто и решительно: — Думаю, Юнгуф предупредил бы вас, что вас ожидает нечто более опасное, чем меч противника.

— Я видел белую одежду брошенную на землю. — Тогда вы понимаете о чем я говорю. Да защитит вас бог, если вдруг наступит момент, когда ваш меч окажется бессилен.

Снаружи в темноте закричала морская птица. Глаза Юнгу фа, полные вернувшегося страха, обратились в сторону маленького окна.

Матт пожелал удачи представителям дома Юнгуфов и поднялся по лестнице на крышу замка. Уединившись в темноте, он глубоко вздохнул и включил коммуникатор.

— Сектор слушает.

Голос человека Современности был тише шепота, но услышав его, Матт почувствовал, что замок и даже ночь потеряли реальность. Реальностью сразу стала мрачная, полная людей пещера-крепость, укрытая среди фантастической паутины машин и энергий.

Матт доложил о дуэли и угрозе Номиса.

— Да, экраны показывают повреждение линии Юнгуфа. Он скоро… — Петля парадокса стерла несколько слов командующего Хроносектором…. но жизненного значения это не имеет. — Под этим подразумевалось, что жизненно важные интересы Современности не затрагиваются. — Обнаружил ли дракон каким-либо образом свое присутствие?

— Нет. — Лунная дорожка на море была спокойной до самого горизонта. — Почему вы так много говорите о драконе?

— Как это почему? Потому что это очень важно!

— Да, я знаю. Но ведь я должен исполнять здесь роль короля. И если вы мне поможете, я с этим справлюсь.

Последовала пауза.

— Все идет нормально, лучшего мы и не ждали, Матт. В случае необходимости мы будем корректировать твои действия. Да, судя по нашим экранам, ты здорово справляешься с заданием. Но главное — дракон.

— Я буду искать его. — Матт прервал связь.

Пришло время навестить корабельную команду, временно разместившуюся в караульном помещении, встроенном во внешнюю стену замка. Он начал спускаться с башни по встроенной лестнице.

Глубоко задумавшись, он не обратил внимания, что двор у подножья лестницы утопает в более глубокой темноте, чем следовало бы. И не удивился, что боковая калитка рядом с лестницей полуоткрыта и без охраны.

Быстрый шорох за спиной предупредил о надвигающейся опасности, но было поздно. Прежде, чем он успел выхватить меч, группа людей волной накатила на него, сбив с ног. И прежде, чем он отбросил гордость Ая и криком позвал на помощь, нечто плотное было туго накручено на его голову, заглушив крик.

— Сэр, не могли бы вы уделить мне эту минуту? Это очень важно. Командующий Хроносектором нетерпеливо дернул головой, но, узнав Деррона, сказал:

— Входите, майор. Что случилось? — Деррон вошел. В руках у него был крылатый шлем.

— Сэр… дело вот в чем… Это тот лишний шлем, который Матт нашел на корабле перед запуском. Сегодня ко мне пришли люди из отдела Связи с сообщением, что в хронопередатчике этого шлема генерируется постоянный шумовой сигнал.

Командующий молча ждал, когда Деррон дойдет до сути.

— Специалисты из сектора Связи объяснили мне, сэр, что сигнал из этого шлема перебивает аналогичный сигнал, подаваемый шлемом, который сейчас носит Матт. То есть, какой бы шлем он ни надел, в любом случае является источником шумового сигнала, который берсеркер легко определил бы как хронопередатчик и использовал как наводку. Должно быть, он не вышел на Матта по этому сигналу. И не убил его.

Деррон полностью овладел своим голосом, но горло его стягивал гнев.

— Итак, вы потрясены нашим коварством, Одегард? Не так ли?

— Командующий рассердился, но виноватым себя не чувствовал и не собирался оправдываться. Его казалось, сердила тупость Деррона.

Он щелкнул клавишей настольного экрана, включив селектор. — Взгляните, это настоящее состояние жизнелинии Ая.

За время службы в Хроносекторе Деррон научился прекрасно разбираться в показаниях этих экранов. Он внимательно изучил изображение, но то, что предстало его глазам, только лишь укрепило вчерашние подозрения. — Плохо. Он уходит в сторону. — Матт дает нам немного дополнительного времени. И это все, что он делает. Теперь вам ясно, почему мы пытаемся вывести на него дракона? В этой войне погибли уже миллионы, многие миллионы, майор. — Я понимаю. — Теперь гнев душил Деррона еще сильнее, поскольку его некуда было разрядить. Руки, держащие шлем, дрожали. Конечно, им не выиграть, если не будет найдена «скважина». И с самого начала Матт был только наживкой…

— Вы не совсем правильно все понимаете, майор, — произнес Командующий, словно прочитав его мысли. — Когда вы предложили его использовать первый раз, мы не были уверены, что он вернется живым. Но полномасштабная имитация программы на компьютере показала, что шансы его довольно высоки. Вы, несомненно, правы — шумогенератор в шлеме оказался слишком откровенной ловушкой. Но судя по сегодняшнему положению вещей, Матт находится в большей безопасности от берсеркера, чем мы с вами.

Преодолевая боль, Матт старался выплюнуть изо рта кляп — кусок грязной тряпки. В голове пульсировала дикая боль. Он чувствовал какие-то толчки, и скоро понял, что едет на спине горбатого животного, причем голова болтается с одной стороны хребта, а ноги — с другой. Голова кружилась, его подташнивало. Шлем, конечно где-то потерялся, да и тяжести меча на поясе не чувствовалось. Охраняло его шесть или восемь человек. Они шагали рядом с животным, направляя его по узкой тропинке, часто оглядываясь и обмениваясь возгласами.

— Кажется, двое пошли за нами, или они… — смутно донеслось до ушей Матта.

Он испытал на прочность веревки. Они оказались весьма прочными.

Тропинка вилась среди высоких иззубренных скал и скоплений камней. Он понял, что находится у самой береговой линии.

Когда человек, шедший впереди процессии, остановился и повернулся, Матт без всякого удивления обнаружил, что высокая его фигура облачена в черный балахон и на поясе пристегнуты ножны с его мечом.

Номис, естественно присвоил себе один из символов власти короля.

Чем дольше, тем все более неровной становилась тропа. Вскоре небольшая процессия подошла к не очень внушительному каменному гребню. По обе стороны скалу рассекали трещины. Животное пришлось оставить внизу, поэтому по приказу Номиса несколько человек сняли Матта с его спины. Он попытался прикинуться бесчувственным, но волшебник приподнял его веки и взглянул в глаза с довольной усмешкой.

— Он пришел в себя. Развяжите ему ноги, но позаботьтесь, чтобы руки были связаны вдвойне надежно.

Люди повиновались.

Чем выше они поднимались, тем чаще подручные Номиса останавливались, с тревогой глядя друг на друга при каждом звуке. Казалось, они боялись Номиса и того, что ожидало их наверху, не меньше, чем погони, которая уже должна была, судя по всему, покинуть замок и идти по их следу.

Цепочкой они пересекали каменный гребень. Потом пошли вверх по узкой извилистой тропе, почти туннелю, которая тянулась вверх между высокими стенами скал, закрывающих луну. Откуда-то снизу доносился шум прибоя.

Когда небольшой отряд с трудом выбрался на плоский, как стол, верх скалы, луну как раз закрыло облако. Лишь Номис заметил неподвижную, как камень фигуру, ожидающую их прибытия. Быстро обнажив меч, он приставил лезвие к горлу Матта, схватив его другой рукой за волосы.

Выглянувшая в этот момент луна осветила страшную фигуру. Подобно необыкновенным птенцам мрачной черной птицы, подручные волшебника в панике спрятались за его спину, старательно заступая за линию меловой диаграммы. Потом на несколько секунд наступила неподвижная тишина, только дул слабый ветер и шумел прибой.

Прижимая меч к шее Матта, Номис вытащил у него изо рта кляп.

— Что скажешь, обитатель ила? Действительно ли это твой враг? Заколоть его?

Металлическая марионетка, обладающая немыслимой реакцией, не решалась даже на йоту рисковать жизнью Матта.

— Чародей, я дам тебе власть, — сказал демон. — И богатство, и удовольствия тела, а потом и вечную жизнь. Но сначала я должен получить этого человека. Живым.

Ничего, казалось, не было для Номиса недоступного в этот миг. Торжествуя, он вспомнил давно прошедший день, когда принцесса обожгла его издевательским смешком.

— Я хочу Аликс, — потребовал он.

Уничтожить ее гордость значило для него больше, чем овладеть молодым прекрасным телом.

— Ты ее получишь, — торжественно солгал демон.

Рука Номиса, сжимающая меч, слегка дрогнула.

Матт был уже готов. Связанные кисти все же позволяли в некоторых пределах двигать руками, и в момент, когда он вырвался на свободу, локоть его ударил в ребра старика с такой силой, что Номис растянулся на камнях, а меч взлетел в воздух.

Вызванное ужасом оцепенение остальных врагов мгновенно перешло в паническое бегство. Они бросились к тропе, Матт побежал туда же, пнув предварительно в том же направлении свой меч.

Он первым оказался у спуска — тренировки ученых Современности не подвели. Берсеркера задержала необходимость избежать столкновения с людьми, попавшими между ним и Маттом, чтобы не покалечить их. Но едва Матт достиг начала тропы, как почувствовал — пальцы машины царапнули его по спине. Берсеркер схватил было его одежду, но ткань лопнула. Матт прыгнул в туннель спуска. Позади в ужасе вопили люди.

Приземлившись, он нашел свой меч. Спускаясь вниз, упал. Сплетение тел позади него закупорило узкий проход. У некоторых были уже переломаны кости, и люди продолжали калечить друг друга, чувствуя в темноте холодное прикосновение металла берсеркера. Он, должно быть, искал среди них нужного человека, расшвыривая остальных.

Матт упер в скалу рукоять меча и, разрезая кожу, освободил руки.

Позади него раздался шум шагов берсеркера.

— Вот он, вот… Сейчас мы этого дьявола пришпилим!

Люди в залах Хроносектора исторгли победный вопль охотников, старый, как человечество. На экранах компьютеры сектора начали сплетать паучью сеть, в центре которой будет пойманный дракон. Информацию, необходимую для паутины, потоком слали жизнелинии людей, нарушенные и сломанные. Казалось, берсеркер сражался с ними в каком-то замкнутом пространстве.

Но он все же никого не убивал, и фокус хроноскважины не обозначался.

— Еще! — Командующий Сектором, впившись глазами в экран, молил о пролитии хоть одной капли крови. — Есть?

Но больше ничего не появлялось.

Хромая, Матт отступал, стараясь выйти на освещенное луной место. Берсеркер медленно следовал за ним, уверенный, что добыча не ускользнет. Пятясь, Матт вышел на узкий гребень, по обе стороны которого зияли черные расщелины, слишком глубокие, чтобы их мог осветить лунный свет. Кровоточащими пальцами он сжимал рукоять меча. Освещенная бледной луной машина осторожно и ловко двигалась за ним. Она хотела, чтобы он упал в расщелину, и выжидала момент, чтобы метнуться вперед и подхватить его.

И этот момент наступил. Оказавшись неожиданно рядом с Маттом, берсеркер взмахнул рукой, чтобы убрать нацеленный на него обыкновенный с виду меч… и четыре стальных пальца сверкнули в воздухе, отлетев в сторону.

Инерция броска машины была велика. Прежде, чем она успела остановиться, лезвие пронзило торс и тонкий механизм превратился в массу мертвого металла, влекомого инерцией вперед. Матт упал на колени и чудом успел прижаться к скале. Он увидел, как пронеслась над ним машина и упала в расщелину, унося в себе поразивший ее меч, уже светящийся, как раскаленная игла, внутренним огнем, до сих пор скрываемым…

Демон исчез. Из глубины донесся звук удара, потом еще один и еще, вызывая слабое эхо.

Матт заставил себя встать и добрался до места, где тропа становилась широкой и безопасной.

Все тело его было в кровоподтеках, болел каждый сустав, но нужно было уходить. Стараясь держаться в тени, он прохромал мимо вьючного животного, уныло ожидающего хозяев. Но не успел сделать и дюжины шагов, когда из глубокой тени выскочили двое часовых, оставленных Номисом, и схватили его. Раненая нога снова подвернулась, и Матт упал.

— Лучше оставьте меня и спасайтесь бегством, — сказал он, обращаясь к их коленям. — За вашим хозяином явился сам дьявол.

Это заставило часовых на минуту прислушаться к стонам и возгласам, уже доносящимся из темноты. Но в следующий момент настал их собственный черед. Двое, которых еще раньше заметил Матт бегущими вверх по тропе с мечами в руках, напали, сверкнул, лязгнул металл, и придушенные крики быстро стихли.

— Господин, у тебя ранена нога? — с тревогой спросил Харл, наклонившись над Маттом.

— Да. Зато все остальное цело.

— Мы покончим с остальными, — мрачно пробормотал Трола.

Матт пытался собраться с мыслями.

— Нет. Не сейчас, по крайней мере. Номис вызвал из моря демона…

Трола содрогнулся.

— Уйдем отсюда скорее!

— Господин, ты можешь встать? — спросил Харл. — Опирайся на меня.

Поставив Матта на ноги, он извлек из-под плаща шлем.

— Твой шлем, господин. Он лежал у боковой калитки и направил нас по верному пути.

Должно быть, Харл и Трола подумали, что господин их оглушен — так медленно он потянулся за шлемом.

Укрывшийся в донном иле дракон вдруг зашевелился.

Дразнящий сигнал-приманка, вложенный техниками Современности в передатчики шлема, раздавался очень близко к берегу. Если жизнеединицу, которую Современность поместила на роль Ая, поймать, не нанося ущерба остальным жизнелиниям, победа берсеркеров будет обеспечена. Преследовать Ая вглубь территории значило бы вызвать слишком много нарушений. Вспомогательный, человекоподобный механизм дракона, могущий произвести такую погоню практически беспрепятственно, был непонятным образом уничтожен.

Но шанс завладеть столь важной жизнеединицей был слишком велик, чтобы его можно было игнорировать.

Подняв облако потревоженного ила, дракон начал всплывать на поверхность.

При поддержке сильных воинов Матт мог довольно быстро шагать по неровной тропе, ведущей в Бланиум. Особой нужды торопиться не было. Номис и его люди наверняка не решились бы преследовать их. Если волшебник вообще остался в живых, его влияние было основательно подорвано.

А дракон?

Он сделал все, что мог, чтобы захватить Матта живым, не вызывая нарушений других жизнелиний. Матт содрогнулся. Должно быть он скрывается на морском дне. И, похоже, пока он сам не выйдет к линии прибоя и не помашет ему рукой, дракон не станет его преследовать. Машина могла бы выйти на сушу и убить Матта в любой момент. Армия и стены Бланиума не остановили бы ее.

Нет, если бы берсеркеру нужна была его смерть, он бы давно погиб, не помог бы даже волшебный меч. Матт достаточно много знал о берсеркерах, чтобы не сомневаться в этом.

— Как удалось тебе бежать, господин?

— Я расскажу позднее.

Командующий обещал, что вытащит его, если дракон начнет преследование. И не сделал этого. Король должен был пожертвовать собой. С точки зрения Командующего Планетарной Обороны это была хорошая мысль, учитывая, что высказана она была в глубине подземного укрытия, надежно защищенного от хроноракет.

Современность сражалась за спасение Племени-всех-людей, и Матт для нее был лишь орудием. Конечно, один раз жизнь ему спасли. И толкнули вперед — на схватку с драконом.

Во вспышке озарения многое стало Матту понятным, все стало на свои места. Отрывочные сведения, полученные в мире Современности о способах ведения хроновойны, внезапно совместились с тем, что произошло с Маттом в мире Ая.

Конечно, он давно должен был догадаться! Им нужно было, чтобы берсеркер, зная это, старался захватить лже-Ая живым.

Он все еще мрачно размышлял над сложившейся ситуацией, когда в шлеме раздался шепот коммуникатора. Матт не прислушивался к его словам, ему хотелось сорвать с головы шлем и отбросить его в сторону вместе со всеми этими лживыми голосами. Он решил бросить его в море… нет, теперь к берегу лучше не подходить. Лучше зашвырнуть шлем в первую попавшуюся на пути глубокую расщелину.

Но вместо этого Матт схватился за плечи своих спутников, заставив их остановиться.

— Друзья, мне нужно недолго побыть одному. Чтобы подумать… и помолиться.

Харл и Трола обменялись взглядами. Просьба показалась им странной, особенно учитывая время и обстановку. Но, в конце концов, их король пережил такой день, что любой человек на его месте начал бы вести себя странным образом.

Харл нахмурился.

— Ты безоружен.

— Так ведь и врагов по близости не видно. Ладно, пусть со мной останется твой кинжал. Я лишь немного побуду наедине с собой.

Ворча и оглядываясь они покинули его. Теперь он стал по-настоящему их королем, они любили его, и он удовлетворенно улыбнулся им в след, зная, что долгие годы будет с ними рядом.

Да, будет. Современность не сможет наказать его за непослушание, если он решит не искать дракона. Между ними и небытием стоит только Матт, и они не осмелятся вернуть его в свой мир, пока он исполняет роль короля Ая. Конечно, временами он будет ошибаться и путаться. Но на лучшее Современности рассчитывать не придется.

Матт снял с головы жужжащий шлем, повернул правое крыло, усиливая голос Командующего.

— Матт, отвечай, это срочно!

— Я здесь, что вам нужно?

— Где ты? Что происходит?

— Я ухожу к своей невесте и своему королевству.

Пауза. Потом:

— Матт, возможно, что этого окажется недостаточно.

— Разве? А мне этого довольно. Я уже поохотился на демонов и использовал ваш меч. Больше у меня нет оружия. Поэтому, как мне кажется, лучше оставить дракона в покое. Он не намерен лишать меня жизни.

— Что? Какая охота на демонов?

Матт объяснил. До него донеслись изумленные восклицания присутствующих — они не предполагали, что враг попытается завладеть живым Маттом.

Вскоре Командующий Хроносектором заговорил снова, и в его просящем голосе слышалась яростная настойчивость, которая была совсем неожиданной для Матта.

— Ты не должен позволить этой машине поймать себя, чтобы не случилось!

— Не должен? Вы приказывали заставить ее преследовать меня.

— Забудь это. Нет, погоди. Тебя она не поймает. Но просто играть роль Ая — недостаточно теперь, чтобы помочь нам. Ты отлично справляешься с заданием, но замещение жизнелинии Ая ничего не даст.

— Тогда почему враг стремиться остановить меня?

— Потому что ты даешь нам небольшую фору во времени. А они боятся, что за это время мы откроем новый способ защиты, совершим чудо. Все, что я могу сделать — это просить, чтобы ты пошел к морю, выманил эту проклятую машину и заставил ее преследовать тебя…

— А если она меня поймает?

Последовала пауза, потом несколько голосов заспорили между собой, в наушниках раздался знакомый голос:

— Матт, это Деррон. Все, кто здесь находятся, стараются найти лучший способ посоветовать тебе одно — умереть. Ты должен заставить берсеркера убить себя. Если же он поймает тебя — покончить с собой. Ты понимаешь? Умереть любым образом, но так, чтобы вызвал эту смерть дракон. С самого начала Сектор именно этого от тебя и хотел. Я об этом ничего не знал, до самого запуска.

Снова заговорил командующий:

— Матт, ты можешь нас выключить и отправиться к своей невесте и своему народу. Собственно именно это ты и собирался сделать. НО всю твою жизнь мир будет медленно приходить в упадок, внутренне распадаться, и ты ничего не сможешь исправить. Он просто будет становиться все менее и менее вероятным. Современность погибнет. На твоем конце истории хаос начнется при жизни твоих детей — вот какое ты им оставишь наследство.

— Ты лжешь!

Голос Матта сорвался. Он понимал, что командующий говорит правду. Или, если он говорил неправду об одном этом факте, то был прав относительно того, что касалось победы. Все, что делал Сектор Хроноопераций, было нацелено на победу в войне с берсеркерами.

— Матт? Это снова Деррон. Все это — правда. Я не знаю, что тебе еще сказать.

— Друг, в этом нет нужды! — с горечью вырвалось у него. И рывком, который едва не сломал крыло шлема, он погасил голоса из будущего.

Слишком поздно. Слишком поздно заставил он их замолчать.

Опустив шлем на голову Матт встал. К нему уже шли Харл и Трола. Они, несомненно, следили за ним, охраняя его неподалеку, и странный язык молитв короля иногда доносился до них.

— Меня беспокоит нога, — сказал Матт друзьям. — Наверное, мне легче будет идти вдоль кромки воды. Опершись о спутников, он шагал медленно, потому что нога действительно болела. К тому же она затекла, пока он сидел. Впрочем теперь это было неважно. Мысли состояли из разрозненных картин и фраз — время размышлений и волнений прошло.

Двадцать тысяч лет назад он вытащил из ловушки ядовитого копальщика каменного человека. И ему в самом деле казалось, что он прожил эти двадцать тысяч лет. Он видел, как разрослось Племя-всех-людей, как покорило оно пространство-время. Он познал дух жизни. Он был королем и женщина-принцесса любила его.

Они уже около минуты шли вдоль кромки прибоя, когда, без всякого удивления, он увидел, как одна из прибрежных скал превращается в кошмарную голову, поднимаясь из лунных брызг на плетеной колонне шеи. Массивное тело стремительно метнулось к стоящим на берегу людям. — У меня есть кинжал! — крикнул Матт спутникам.

— А мечом и топором каждый из вас сейчас может пользоваться лучше меня.

В любом случае предложить им бежать было бы страшным оскорблением, тем более что он знал: дракон не станет прерывать ни чьих жизнелиний.

Матт спрятал кинжал в ладони, острием вверх. Голова дракона надвинулась прямо на него. Меч и топор ударили по толстой, как ствол старого дерева, шее, но безрезультатно. Матт очень устал, и в некотором смысле ждал, когда сомкнутся огромные, как разверстая могила, челюсти, в которых, как он видел, не было клыков.

И в миг, когда они мягко и мощно сошлись, он поднял кинжал, прижав твердой рукой острие к сердцу…

— Он убил Матта… Командующий Хроносектором прошептал эти слова, не веря себе. Потом воскликнул во весь голос: — Он убил его, убил! Паутина на экранах стянулась, как петля лассо, высветив ярко-зеленую верную цель.

В глубокой пещере, называемой Вторым уровнем Сектора, металлические руки вытащили из гнезда в стеллаже ракету, в то время, как на полу замерцал серебристый круг. Щелкнув и вздрогнув, руки освободили ракету. Упав, она исчезла…

Деррон смотрел, как уничтожается хроноскважина, прекрасно понимая, какая победа одержана ими сейчас. Наслоения изменений, окружавшие на экране жизнелинию Ая, вскипели, начали распрямляться. Течение истории возвращалось в привычное русло.

Лишь одна линия, послужившая катализатором, оставалась сломленной. Но, чтобы заметить такую мелкую деталь, нужно было пристально всмотреться в экран.

Рука Деррона сама зажала на коммуникаторе вызов Третьего уровня, хоть это было и глупо. — Альф? Ты можешь мне сказать, где он и в каком состоянии… — Выслушав ответ, майор понял, что чуда ждать не приходится. — Спасибо, понял.

Невидящими глазами Деррон смотрел на экран. — Вы сделали все, что было нужно, майор, и хорошо справились с работой. Мы будем расширять Сектор, и для ключевых постов нам понадобятся толковые люди. Я думаю рекомендовать вас для нового повышения…

Номис стоял, подняв руки; седую бороду и складки черного одеяния рвал ветер.

Он продолжал свое злое дело, на которое потратил уже три дня, не покидая вершины этой тайной скалы. И не сдавался, хотя его не покидало чувство, что все надежды на гибель Ая напрасны…

Принцесса Аликс, стоя на башне замка, прикрыла ладонью глаза от лучей утреннего солнца, стараясь уловить на горизонте парус. Она ждала, с некоторой внутренней дрожью, первого знака приближения будущего мужа и господина…

Харл знал, что скалы Королевии лежат прямо по курсу, хотя до них был еще день плаванья на веслах. Он хмурился, всматриваясь в серую гладь моря, потому что ничего, кроме дальней линии шквала, видно не было. Потом, лицо его прояснилось — он вспомнил про юного Ая, уединившегося в своем пурпурном шатре посередине палубы, и готовящего, вне всякого сомнения, план битвы, которая ждала их впереди.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Босой человек в одеянии монаха достиг конца подъема и приостановился, глядя на простирающуюся перед ним местность. Мощеная дорога, по которой он шел, бежала в этом направлении почти по прямой, рассекая простирающиеся под свинцово-серым небом поля и жалкие рощицы. Плиты дороги были уложены еще во времена величия Континентальной Империи, и немногое в мире наравне с ними пережило прошедшие с той поры века.

С того места, где стоял монах, дорога казалась нацеленной прямо на стройную высокую башню, четко и одиноко выделяющуюся на фоне неба в тусклом свете дня. Монах шел в направлении этого храмового шпиля уже полдня, но цель, казалось, была еще далека.

Роста он был невысокого, но жилистый. Внешность его мало говорила о возрасте, который мог быть между двадцатью и сорока годами. Лицо, покрытое редкой бородой, было усталым, а серое одеяние испачкано грязью.

Этой грязью были покрыты поля по обочинам дороги, и никаких признаков того, что их обрабатывали этой или прошлой весной, не было.

— О, Святейший, благодарю тебя за то, что теперь я могу путешествовать по мощеной дороге, — пробормотал монах и снова устремился в путь. Босые ноги его походили на старые крепкие ботинки — такие же твердые и исцарапанные.

Не считая далекого шпиля, единственным признаком человеческого присутствия в этой ничего хорошего не предвещающей местности были развалины каких-то стен неподалеку от обочины прямо впереди. Руины были относительно свежие. Сами же стены, древние и могучие, могли служить когда-то частью караван-сарая или военным постом во времена расцвета Империи. Но в прошлом месяце здесь прошла новая война, превратив их в груду камня. Казалось, все, что осталось от них, вот-вот погрузится без следа в грязевое море, и даже весенняя трава не успеет прорасти меж камней.

Монах присел на остатки стен, отдыхая после долгого путешествия, печально оглядывая свидетельство разрушения и упадка. Немного спустя он подался вперед, поднял один из камней и ловко пристроил его в выбоину в стене — очевидно, человек этот был опытным каменщиком, Он откинулся назад, оценивая работу.

Далекий возглас заставил его поднять голову и посмотреть назад, в ту строну, откуда он пришел. Еще одна одинокая фигура, облаченная в такой же, как у него, монашеский плащ, спешила в его направлении, размахивая руками, чтобы привлечь внимание.

Лицо первого монаха немного повеселело. Он помахал в ответ и, забыв об отвлекшей его игре в каменщика, поднялся навстречу идущему.

Человек этот был среднего роста, плотный, едва ли не грузный Совсем недавно он гладко выбрился.

— Слава Святейшему, почтенный брат! — пропыхтел новоприбывший.

— Слава имени Его! — отозвался бородатый.

Полный монах, которому было около тридцати лет, присел на низкую стенку, отер лицо, шумно вздохнул и с тревогой поинтересовался:

— Не ошибаюсь ли я? Ведь ты — брат Иованн Эрнардский?

— Да, это мое имя.

— О, будь славен, Святейший! — Толстяк клином сложил пальцы и закатил глаза к небу. — Меня зовут Саил, брат. И будь славен Святейший, говорю я…

— Да будет так.

— …потому что таинственным образом он позволил мне встретиться с тобой, брат Иованн, люди будут стремиться к тебе со всех концов света, ибо слава твоих героических добродетелей разошлась далеко, до самого Моснара, как мне говорили, и даже в земле Неверного. И здесь, в нашей собственной земле… даже в самых заброшенных деревнях самые забитые крестьяне знают о твоем путешествии…

— Боюсь, что и многие мои недостатки хорошо известны здесь, потому что я родился неподалеку отсюда.

— О, брат Иованн, ты чересчур скромен! Встретиться с тобой стоило мне немалых трудов, во время которых я был наслышан о святых твоих деяниях.

— Так зачем ты стремился встретиться со мной?

— О, скольких это стоило трудов! Пламя непоколебимого стремления загорелось во мне несколько месяцев назад, когда из достоверных источников я узнал, что ты, находясь в армии Вернейшего, смело покинул его, пересек нейтральную полосу и направился прямо в зубы неверных. Что ты, войдя прямо в палатку Архиневерного, проповедовал ему истину Святого Храма!

— Но обратить его мне так и не удалось, — печально покачал головой Иованн. — Ты правильно поступил, напомнив мне об этой неудаче. Я склонен к греху гордыни.

— О! — На мгновение Саил потерял нить повествования, но только на мгновение, потому что тут же продолжил: — И вот, как я уже говорил, моим смиренным желанием и святым стремлением стало найти тебя, чтобы первым примкнуть к рядам будущих твоих последователей, брат Иованн. Но верно ли, что ты направляешься в Имперский Город, чтобы обратиться к нашему святому Викарию Набуру с петицией о разрешении основания нового религиозного ордена?

Глаза худощавого монаха устремились к тонкому шпилю башни вдалеке.

— Брат, когда-то Бог призвал меня восстанавливать рухнувшие храмы с помощью камня и кирпича… Теперь же я заменю их людьми. — Он улыбнулся, внимание его снова вернулось к Саилу. — Что касается твоего желания вступить в новый орден, пока еще я ничего не могу обещать, Но если ты согласишься идти со мной в имперский Город, я буду счастлив разделить с тобой трудности пути.

Саил вскочил.

— Нет, это я счастлив и горд оказанной мне честью, брат Иованн!

Они двинулись в путь, обсуждая неприятную перспективу приближающегося дождя, рассуждая о том, каким образом в этой пустынного вида местности два нищих странствующих монаха могут надеяться получить пищу.

Спокойная беседа была прервана приближающимся экипажем. Украшений на нем не было, но добротный вид показал, что принадлежит он какому-нибудь знатному господину или прелату нижнего или среднего ранга.

Монахи отступили в сторону. Четыре резвых тяглуна промчались мимо них экипаж на приличной скорости. В окне брат Иованн заметил лицо пассажира. Насколько можно было судить, человек этот был коренастого сложения. Борода его была седой, хотя коротко остриженные волосы сохранили ярко-рыжий цвет. Рот человека слегка искривился в гримасе, словно он готов был плюнуть или возразить.

— Они могли бы нас подвести, — пробормотал брат Саил, провожая взглядом исчезающий вдали экипаж. — Места у них достаточно, там ведь всего два пассажира.

Брат Иованн покачал головой. Он не заметил в экипаже другого человека, сосредоточившись на выражении лица первого. Видимо, он даже не заметил монахов, поглощенный своими мыслями. Его серые глаза, как успел заметить брат Иованн, были устремлены вперед, к тому месту, где находился Святой Город, и полны страха.

Деррон Одегард покинул победное празднество в Секторе Хроноопераций, не слишком четко представляя себе, куда идет. Ноги сами несли его в сторону госпитального комплекса. Что же, это к лучшему, нужно сразу ей все рассказать и покончить с этим.

Но ему объяснили, что Лиза выехала отсюда еще позавчера, получив разрешение бросить курсы. Тестируясь на другую специальность, она делила теперь отсек на верхнем уровне низшего ранга с другой девушкой.

На стук дверь открыла как раз ее новая соседка и сразу же удалилась, поскольку была занята чем-то очень важным, связанным с прической, Лиза подошла к двери.

Очевидно, она поняла все по лицу Деррона, и осталась стоять на пороге, не впуская его в комнату. Его толкали любопытные и не очень любопытные прохожие.

— Матт, — сказал он. Она никак не прореагировала. — Да, бой мы выиграли. Берсеркеры остановлены. Но он пожертвовал собой.

Лицо ее дрогнуло.

— Я… я знала, что вы его убьете.

— Бог мой, Лиза, я совсем этого не хотел!

Он протянул к ней руки, но она отстранилась.

— И теперь… ничего нельзя сделать?

— Врачи пытались… И Сектор ничего не может изменить в прошлом — это бы означало уничтожить наш мир ради того, чтобы вытащить его.

— Мир того не стоит!

Он пробормотал что-то банальное.

Дверь захлопнулась.

Конечно, если бы Лиза действительно была нужна ему, он остался бы там и заставил ее открыть дверь снова, может быть, даже выбил бы ее, ведь это был всего-навсего пластик, за которым пряталась живая Лиза!

Так думал Деррон несколько дней спустя, сидя в одиночестве в маленьком офицерском кабинете на уровне Сектора. Но все дело было в том, что та женщина, к которой он стремился уже больше года, находилась за дверью смерти. Перед такой преградой человек может лишь стоять и скорбеть, пока не почувствует, что может вернуться к жизни.

На столе перед ним лежал официального вида конверт. Гладкий, толстый, запечатанный, Он знал, что внутри лежит извещение о повышении его в звании.

«Принимая во внимание вашу выдающуюся службу в Секторе Хроноопераций и ожидая, что вы будете продолжать…»

К извещению были приложены и знаки различия лейтенанта-полковника, которые надлежало нацепить на воротник.

Держа знаки в руке, Деррон некоторое время просидел неподвижно, глядя на древний боевой шлем с украшением в виде крыльев, стоящий, будто трофей, на маленьком книжном шкафу.

Мысли его были прерваны резким металлическим сигналом, и в следующий момент он уже был за дверью, торопясь к брифинг-аудитории.

Запоздавшие все еще занимали места в аудитории, а один из генералов, начальник отдела Служебного Персонала, поднялся на возвышение у доски и заговорил:

— Джентльмены, атака, которую мы ожидали, началась, Это последняя атака, которая даст нам последний вектор, необходимый для обнаружения вражеского плацдарма за границей двадцать первого тысячелетия в прошлом.

Раздалось несколько громких восклицаний, свидетельствующих об оптимизме некоторой части собравшихся.

— Думаю, радоваться пока рано. Обстоятельства указывают на то, что атака будет сопровождаться использованием новой тактики берсеркерами — чего-то очень хитрого и крайне опасного. Как и предыдущая, она нацелена на отдельного индивида, и у нас нет сомнений относительно личности мишени. Имя этого человека — Винченто Винченто.

Аудитория всколыхнулась. Людьми овладели озабоченность и страх. Подобным образом реагировала бы любая аудитория на Сирголе. Даже самые необразованные представители населения планеты слышали о Винченто Винченто, умершем триста лет назад, хотя он никогда не правил народом, не был основателем религии и не командовал армией.

Деррон выпрямился, чувство тягостной инерции мысли мгновенно исчезло. Изучая историю в довоенные годы, он специализировался именно на периоде жизни Винченто, а местность… эта местность была необычным образом связана с глубинной его печалью.

Генерал на возвышении у доски продолжил деловым тоном:

— Жизненная линия Винченто принадлежит к небольшому числу сверхважных линий, за которыми мы ведем постоянное наблюдение на часовых мониторах вдоль всей эффективной длины, Конечно, это не означает, что врат не может незаметно подобраться к нему. Но если он попытается внезапно нанести вред непосредственно Винченто или другому лицу в радиусе пары миль от него, мы зафиксируем хроноскважину через две—три секунды и вычеркнем ее. То же самое касается их попыток похитить Винченто. Мы начинаем наблюдение еще, со времени его прародителей и продолжаем до момента завершения им последней важной работы — до его семидесяти восьми лет. Можно предположить, что враг знает о защитном наблюдении. Поэтому на этот раз берсеркеры должны применить что-то очень непростое. Тут сомнений нет. — Ознакомив собравшихся с техническими деталями экранной защиты жизнелиний от непосредственного покушения, генерал перешел к другому пункту. — Хронологически враг проникает в реальное время всего за десять дней до начала известного суда над Винченто, устроенного Защитниками Веры. Едва ли это простое совпадение. Представьте, к примеру, что берсеркеру удается изменить приговор, и Винченто будет казнен. Но если Защитники вздумают сжечь его на костре, влияние берсеркера будет настолько косвенным, что мы не сможем обнаружить «скважину». И не забывайте, что даже смертного приговора врагу добиваться не нужно. К моменту процесса Винченто будет уже семьдесят лет, и если его начнут пытать, вероятность его преждевременной смерти будет весьма велика. Генерал из первого ряда поднял руку.

— Но разве в реальном ходе истории с ним поступили не так?

— Нет. Это распространенное заблуждение. На самом деле Винченто ни одного дня не провел в заключении. Все время процесса он прожил у дружественно настроенного к нему посланника. И после отречения провел оставшиеся годы в приемлемых условиях под домашним арестом. К тому времени он совсем ослеп, но, именно будучи слепым, заложил основы современной динамики. Нет нужды говорить, что от этой работы зависит существование Современности. Прошу понять правильно — именно эти годы его жизни важны для нас.

Генерал, задавший вопрос, беспокойно задвигался в своем кресле.

— Но каким же способом чуждая машина собирается повлиять на решение духовного трибунала?

Проводящий брифинг генерал покачал головой, бросив невеселый взгляд на свои схемы.

— Честно говоря, у нас маловато идей. Сомнительно, чтобы враг опять стал прибегать к чему-то сверхъестественному, поскольку предыдущая операция завершилась провалом. В этой атаке участвует только одна машина. По данным наших экранов, она имеет небольшие размеры, можно сказать — человеческие. Что автоматически наталкивает нас на предположение об использовании андроида. — Говоривший замолчал, оглядев аудиторию. — Мы знаем, что еще нигде и никогда берсеркерам не удавалось создать точной копии человека, И все же нельзя исключить возможность того, что на сей раз у них получилось.

Завязалась дискуссия о возможных контрмерах. Целый арсенал был подготовлен к запуску в прошлое на Втором уровне, но кто мог сказать, что именно понадобится?

Генерал на возвышении отодвинул в сторону свои диаграммы.

— Единственным плюсом пока является то, что атака происходит на хронологической полосе, куда мы можем забрасывать своих агентов. Естественно, мы рассчитываем забросить людей как основное средство защиты: они будут следить за Винченто и сразу выявят любое отклонение от хронореальности, Поэтому те, кого мы выберем в агенты, должны очень хорошо знать этот исторический период…

Деррон, продолжая слушать, вспомнил о знаках различия, все еще зажатым в кулаке. И, наконец, начал пристегивать их к воротнику.

Удалившись от места встречи мили на две, брат Иованн и брат Саил преодолели еще один подъем и обнаружили все тот же экипаж, который так стремительно умчался от них недавно.

Он был пуст. Выпряженные тяглуны пощипывали траву неподалеку от разбитых ворот у высоких стен, ограждавших несколько строений с черепичными крышами из сланца, припавших к подножию холма, на который взбегала дорога впереди.

На вершине холма возвышался собор-храм Оибогский. Камень его не успел еще во множестве мест покрыться мхом или знаками перенесенных непогод — такой недавней была постройка. Высоко взметнув мощный шпиль в низкое облачное небо, храм казалось, парил в воздухе.

Древняя дорога, минуя разрушенный монастырь у подножия храма, взбиралась на мост. Вернее, на то, что осталось от моста, потому что пролеты его исчезли вместе с четырьмя из шести поддерживавших опор. Сорвавшая их река продолжала гневно бушевать, круша, словно спички, древесные стволы о камень уцелевших опор. Грозный поток уничтожал низины по обе стороны от себя, сметая все на своем пути.

По другую сторону потока на безопасном возвышении стоял город Оибог. Монахам было видно, как снуют по его далеким улицам люди. За открытыми городскими воротами, которые выводили на Имперскую дорогу, множество экипажей и тяглунов ждали возможности продолжить прерванное путешествие.

Брат Иованн посмотрел на свинцово-серые тучи, зловеще затягивающие небо. Словно гигантская распухшая змея, которую стегал далекими вспышками кнут молний, река, казалось, в испуге бежала от этих туч.

— Брат река не даст нам переправиться сегодня.

Брат Саил отметил про себя странное обращение к реке.

Ливень обрушился на них внезапно. По силе он напоминал водопад. Подобрав полы своих одеяний, монахи бросились бежать. И укрылись в том же сомнительном убежище, где, судя по всему, находились пассажиры экипажа.

А в сотне миль от этого места, в городе, который был столицей исчезнувшей Империи, а сейчас звался Святым городом, чьи зубчатые стены обороняли святой Храм, этот день выдался теплым и даже душным. Лишь гнев Набура Восьмого, или восемьдесят первого по счету в ряду Викариев Святейшего, подобно дуновению грозового ветра, тревожил атмосферу роскошных личных апартаментов Викария.

Гнев этот накапливался уже давно, как считал Защитник Белам, облаченный в одежды королевского пурпура. Он с молчаливой серьезностью ждал, пока пройдет гроза, понимая, что гнев накапливался и сберегался именно для такого момента, когда мог быть безопасно разряжен, излит в уши самого доверенного из аудиторов и друзей.

Патетическая тирада Викария, направленная против военных и теологических оппонентов, была прервана в середине предложения — снаружи послышался долгий скрежещущий звук, завершившийся глухим ударом в сопровождении криков рабочих. Викарий подошел к окну-балкону.

По дороге сюда Белам видел, как рабочие начали сгружать массивные мраморные блоки с телег. Сегодня прославленный скульптор должен был выбрать один из них и начать работу над статуей Набура.

Как и каждый из восьмидесяти его предшественников, Викарий жаждал осчастливить потомков свидетельством своей мирской славы.

Внезапно отвернувшись от балкона, Викарий заметил на лице Белама неодобрительное выражение. Сердитым тенором, который уже сорок лет звучал, как голос старика, он произнес:

— Мы поместим статую на Большой Площади города, дабы величие нашего Храма было укреплено в глазах людей!

— Да, мой Викарий, — ответил Белам спокойным голосом.

Вот уже несколько десятилетий носил он звание Защитника Веры и Принца Храма. Видел, как приходят и уходят Викарии, и их настроения не могли вывести его из себя.

Набур решил, что должен более подробно объяснить суть вопроса.

— Белам, проявления повышенного уважения нам необходимы. Неверные и еретики дробят на части мир, Богом врученный нам на попечение!

— Я твердо верю, мой Викарий, что наша вера и армия выйдут победителями.

— Победителями? — Набур величаво прошествовал к Беламу, скривив губы в саркастический гримасе. — Само собой! Когда-нибудь. Прежде, чем кончится мир. Но сейчас, Белам, сейчас наш Святой Храм изранен и кровоточит, и мы… — Голос его стал тих. — Мы несем немалые тяготы, но ты не поймешь этого, пока не поднимешься на наш трон.

Белам с искренним и безмолвным почтением поклонился.

Викарий принялся мерить шагами зал, развевая полы простой белой рясы. Со своего загруженного бумагами рабочего стола он дрожащей рукой взял небольшую брошюру, потрепанную от многократного чтения и измятую, как будто ее неоднократно швыряли на пол.

Белам знал, что это за брошюра. Дополнительная, если не основная причина сегодняшнего гнева. Сравнительно небольшая заноза, но именно она удалила Набура в нежнейшую часть его тщеславия.

Повернувшись к Защитнику Веры, Набур потряс книжицей.

— Поскольку ты отсутствовал, у нас не было возможности обсудить вот это… эту предательскую мерзость мессира Винченто! Этот так называемый «Диалог о движении приливов»! Ты читал?

— Я…

— Гнусный писака вовсе не интересуется приливами. Его цель — еще раз возвестить миру о своих еретических бреднях. Он цепляется за мечту превратить надежный прочный мир под нашими ногами в мельчайшую частицу, отправить нас в полет вокруг солнца! Но этого мало! И этого ему мало!

Белам нахмурился, но озадаченность его была неискренней.

— В чем же дело, Викарий?

Набур, пылая гневом, надвинулся на него, словно Защитник был в чем-то виноват.

— В чем дело? Я расскажу тебе! Спор, описанный в этой брошюре, ведется в форме разговора трех лиц. И автор этой книжонки подразумевает под одним из вымышленных спорщиков, под тем лицом, которое защищает традиционные идеи и, следовательно, характеризуется как «простодушный», «стоящий ниже уровня умственного развития, достойного человека», под этим персонажем он подразумевает нас!

— О, мой Викарий!

Набур утвердительно кивнул.

— И все же это так. Некоторые из наших слов вложены в уста этого, так сказать, «простака».

Белам, выражая сильное сомнение, покачал головой.

— Винченто всегда, споря, вдавался в крайности, а спорил он часто. Скорее, продолжительно. И я склонен думать, что ни в этой брошюре, ни в других он не стремился унизить достоинство моего Викария лично или Святого Храма вообще.

— Я лучше знаю, к чему он стремился! — завопил Викарий.

Потом самый высокочтимый человек в мире, а возможно также — самый ненавидимый, несущий самый тяжкий груз того, что он считал данными Богом обязанностями, громко застонал и, словно испорченный балованный ребенок, упал в кресло.

Как и всегда, после излияния гнева и раздражительности, Викарий пришел в спокойное и рассудительное состояние.

— Белам.

— Да, мой Викарий?

— Ты уже успел изучить эту брошюру? Быть может, у тебя нашлось на это немного времени при переезде? Я знаю, что она распространилась широко.

Белам с подчеркнутой серьезностью склонил голову в знак согласия.

— Тогда познакомь нас со своим окончательным мнением.

— Мой Викарий, я — теолог, а не натурфилософ. Поэтому я проконсультировался с астрономами и другими учеными, и обнаружил, что мое мнение по этому вопросу поддерживается большинством из них. То есть, рассуждения Винченто, касающиеся приливов, на самом деле ничего не доказывают, когда речь идет о движении небесных тел, и при этом они не слишком достоверны в отношении самих приливов.

— Он, видимо, думает, что мы — дураки, и что сверкание умных слов заставит нас согласиться с его низкопробной логикой, которую он нам подсовывает. И что мы даже не почувствуем, как он над нами издевается!

Викарий на секунду даже привстал от негодования, потом вздохнул и снова сел.

Белам предпочел оставить без обсуждения эту теорию, в которую, кстати, не верил ни на йоту — как будто бы целью брошюры было святотатственное издевательство, действительность была сама по себе немаловажной.

— Как помнит, быть может, Викарий, несколько лет назад я отправил Винченто письмо касательно его рассуждений о гелиоцентрической теории Вселенной. Тогда это, как и сейчас, вызывало опасения относительно моих качеств Защитника.

— Мы очень хорошо помним тот случай. Собственно говоря, мессир Винченто уже вызван сюда, чтобы предстать перед трибуналом, ибо он нарушил ваше предписание от того времени… Что именно написали вы ему тогда, Белам? В каких именно выражениях предостерегали?

Прежде чем ответить, Белам немного подумал, потом начал, медленно и четко выговаривая слова:

— Я написал, что, во-первых, математики могут производить любые вычисления и публиковать все, что желают, касательно наблюдений за небом или других природных феноменов. Но при условии, что они не выходят за рамки гипотезы. Во-вторых, совсем иное дело, если кто-то утверждает, будто бы солнце находится в центре вселенной, а наш планетный шар вращается вокруг своей оси с запада на восток, совершая такой оборот за день, а оборот вокруг солнца — за год. Такие утверждения должны рассматриваться как чрезвычайно опасные. Хотя формально еретическими они не являются, но противоречат Святому Писанию.

— Твоя память, как всегда, превосходна. А когда именно ты написал это предостерегающее послание?

— Пятнадцать лет назад, мой Викарий. — Белам на миг натянуто улыбнулся. — Но должен признать, что перечитал копию из нашего архива сегодня утром. И в-третьих, я написал Винченто, что, если бы действительно существовало доказательство такого гелиоцентрического строения вселенной, то нам пришлось бы пересмотреть интерпретацию тех отделов в Святом Писании, которые утверждают обратное. Если вы помните, нам уже приходилось это делать относительно формы нашего мира. Но при отсутствии такого доказательства мнение властителей не должно игнорироваться.

Набур слушал чрезвычайно внимательно.

— Нам представляется, Белам, что ты написал верно, как и всегда.

— Благодарю, мой Викарий.

Выражение лица Набура представляло смесь удовлетворения и злобы.

— Сомнений нет, своей брошюрой Винченто нарушил ваш запрет! Тот спорящий, в уста которого он вложил свое собственное мнение, не представляет убедительных доказательств, тем не менее он спорит и утверждает, будто в самом деле мир наш крутится у нас под ногами, как волчок. Намерение его несомненно — он хочет убедить в этом читателя. И, наконец, — привстал он с трагическим видом, — на последней странице он вкладывает наш довод, который мы приводим так часто — о том, что Господь способен производить любой эффект, не ограничивая себя рамками научной достоверности — этот наш довод он вкладывает в уста простака-спорщика, который перед этим потерпел поражение по всем остальным вопросам дискуссии. И на этом остальные спорящие ханжески заявляют, что оба прекращают спор и решают отправиться подкрепиться. Разве же не ясно, что оба они и автор вместе с ними хихикают себе потихоньку!

Пока Викарий с трудом успокаивался, тишина прерывалась лишь возгласами и смехом рабочих во дворе. Что они там делают? Ах, да — сгружают мрамор. Белам пробормотал быструю молитву: пусть не придется ему никогда больше приказывать соорудить костер для еретика.

Когда Набур заговорил снова, голос его уже был совершенно спокойным.

— И так, Белам, не считая этого спора о приливах, который, как всем нам кажется, ничего не доказывает, как ты думаешь, существует ли какое-либо доказательство этой идеи Винченто о вращающемся мире? Что-нибудь, что он мог бы дерзко представить перед трибуналом, чтобы… нарушить его ход?

Белам подобрался, немного, конечно, но заметно.

— Мой Викарий, мы должны, конечно, вести суд с величайшим старанием узнать истину. Винченто, конечно, может спорить, защищаясь…

— Конечно, конечно! — перебил его Набур, раздраженно взмахнув рукой, как бы отгоняя насекомое.

Белам некоторое время глядел, задумчиво нахмурившись, в пол, потом начал, по понятиям более поздней эпохи, брифинг по сути вопроса.

— Мой Викарий, все эти, годы я старался держаться нога в ногу с движением астрономической мысли. Боюсь, что многие астрономы, будь они религиозны или нет, стали врагами мессира Винченто. Он умеет и любит делать из других ученых форменных болванов. Он имеет дерзость предъявлять права на все, что открывается в небе с помощью этих новых устройств — телескопов. Дерзкого спорщика трудно переносить, а когда он прав — вдвойне трудно. — Белам быстро взглянул на Набура, но Викарий был спокоен, не отнеся намек к себе самому. — Мой Викарий, ведь верно, что брошюру вам принес один из священников-астрономов, которого Винченто разгромил на каком-то диспуте?

Беламу было известно несколько подобных лиц, но сейчас он говорил наугад.

— Возможно, Белам, вполне возможно. Но Винченто нанес реальное оскорбление Храму, пусть даже это стало нам известно не совсем добродетельным путем.

Теперь они оба двигались по комнате неспешным шагом пожилых людей, иногда кружа вокруг друг друга, как две планеты, попавшие в сферы взаимного возмущения.

— Я поднимаю этот вопрос, чтобы показать, как трудно получить беспристрастное свидетельство по делу от других ученых, — объяснил Защитник Веры. — Они явно не собираются кидаться на защиту Винченто. Тем не менее, я думаю, что большинство астрономов производит сейчас вычисления, используя математическое предположение, что планеты, или некоторые из них, по крайней мере, вращаются вокруг солнца. Естественно, эта идея рождена не Винченто, как и идея о шарообразности нашего мира. Представляется, что такие допущения делают расчеты движения небесных тел более элегантными, более удовлетворяющими ученых — требуется добавлять меньшее число эпициклов, чтобы орбиты приняли форму окружности…

— Да, Винченто помогает сделать расчеты более стройными. Но не отклоняйся в сторону. Можем ли мы предполагать, что он имеет доказательство, математическое или иного рода? Ясное, очевидное доказательство?

— Я бы не сказал.

— Ха! — едва не рассмеялся Набур.

— Если бы у него было такое доказательство, он бы напечатал его в брошюре. Наоборот, имеются свидетельства того, что Винченто ошибается, потому что если бы наш шар действительно совершал каждый год путешествие вокруг солнца, то относительное положение неподвижных звезд должно было бы для нас меняться с каждым месяцем, по мере того, как мы приближались к одному созвездию и удалялись от другого. Но такого смещения не наблюдается.

Викарий удовлетворенно кивнул.

Белам пожал плечами.

— Конечно, можно возразить, что звезды слишком удалены, чтобы наши инструменты могли измерить такое смещение. Винченто всегда найдет аргумент в свою защиту, если это ему понадобится… Я опасаюсь, что ни один астроном не сможет доказать, что Винченто ошибается, как бы многие из них не желали этого. Сам я думаю, что мир небес не изменялся бы существенно, если бы мы на самом деле двигались вокруг солнца. Как писал я Винченто, там, где отсутствуют доказательства, мы не имеем права поворачиваться спиной к традиции и заменять прямое значение слов Святого Писания натянутыми интерпретациями. — Голос Белама постепенно повышался, достигая той силы, которую он всегда имел на заседаниях суда. — Мы, слуги Храма, имеем торжественное обязательство перед Богом — охранять истину, открываемую Священным Писанием. Все, мой Викарий, что я писал пятнадцать лет назад, верно и сегодня — мне не было предъявлено доказательство движения мира, на котором мы живем, и, следовательно, я не могу верить, что доказательство это существует!

Викарий опустился в свое кресло, хлопнув ладонями по резным подлокотникам.

— Тогда наше решение таково: ты и другие защитники должны продолжать работу над обвинением. — Сначала Набур выговаривал слова с сожалением, но постепенно злость его вернулась, хотя и не такая яркая. — Мы не сомневаемся, что его можно обвинить и признать виновным в нарушении твоего запрета. Но пойми, что мы не желаем, чтобы на нашего сына наложили слишком суровое наказание.

Белам ответил благодарным согласным поклоном.

— Я понял, мой Викарий.

Набур продолжал:

— Мы милостиво считаем, что нападение на Веру не имело места, что он не стремился оскорбить нас лично. Винченто всего лишь упрям и своеволен, слишком горяч в споре. И, к сожалению, ему не хватает таких качеств, как благодарность и смирение. Он должен усвоить, что в сфере духовных и естественных наук ему не должно представлять себя окончательным авторитетом… Разве не пытался дерзкий однажды учить тебя теологии?

Белам еще раз склонил в знак согласия голову, напомнив самому себе, что не должен искать личного удовлетворения в унижении Винченто.

Набур опять вспылил.

— О, я мог бы проклясть его! Ведь в прошлом мы одними из первых удостоили похвалы его успехи. Мы одарили неблагодарного несколькими часами личной аудиенции. Мы выказывали ему такую степень дружелюбия, какой не всегда удостаивали принцев! Прежде, чем занять это кресло, мы сами написали книгу, в которой хвалили этого человека! И вот как он отплатил нам!

— Я понимаю, мой Викарий.

— Вы просите направить вас в определенное время, полковник Одегард?

Лукас произнес эти слова, не вынимая изо рта сигары, хотя стиль обращения был формальным. Они довольно часто встречались с Дерроном в неслужебной обстановке, и сейчас ему было трудно выбрать верный тон психолога-экзаменатора. Он бы мог отказаться от проведения экзамена, если бы был близким другом, но были ли у Деррона близкие друзья вообще среди живых? Чан Амлин… старый однокашник, конечно… Но близкий, закадычный, как говорится, друг — нет.

— Да, я просил, — ответил Деррон с некоторой задержкой.

Лукас передвинул сигару из одного угла рта в другой.

— Винченто проводит два дня под городом Оибогом. Ждет, когда спадет вода в реке. У вас есть особые причины выбрать именно это время?

Да, причины у него были. Но даже для самого себя он не выражал их словами, и не собирался делать это сейчас для Лукаса.

— Просто я хорошо знаю местность — однажды провел там целые каникулы. Она относится к таким, которые не слишком меняются за триста — четыреста лет.

Перед глазами возникло до боли знакомое лицо. Тело напряглось, но усилием воли он заставил его расслабиться.

Щурясь от сигарного дыма, Лукас неуверенно теребил бумаги на столе, затем задал один из своих хитрых вопросов:

— Есть ли у вас особые причины проситься в агенты? Конечно же, есть, Матт. Но о такого рода причине вслух не говорят, если не хотят показаться слишком благородными.

Деррону снова пришлось приказать телу расслабиться.

— Я уже говорил, что хорошо знаю этот период и это место, поэтому у меня есть шансы хорошо справиться с заданием. Я хочу, чтобы мы выиграли эту войну. — Нет, слишком благородно, надо свести все к шутке. — Судя по всему, полковник, я гонюсь за престижем. Самоутверждение, повышение — выбирайте, что вам угодно.

Лукас хмуро пожал плечами.

— Не знаю, почему я должен об этом спрашивать… Глупый вопрос, конечно… — Он сложил листки в аккуратную пачку и поместил ее на столе перед собой. — Итак, полковник, последний вопрос. Это касается ваших личных религиозных взглядов.

— У меня их нет.

— Но как вы относитесь к религии? Спокойно, спокойно…

— Честно говоря, я считаю, что храмы и боги требуются тем, кому в жизни не обойтись без подпорки. Я такой необходимости пока не испытывал.

— Понимаю. Думаю, это существенный психологический вопрос, потому что всегда существует опасность послать в прошлое человека, склонного заразиться идейной лихорадкой. — Лукас сделал неловкий жест, как бы извиняясь. — Вы, как историк, лучше меня понимаете, какую важную роль играли в то время все эти догмы и доктрины. Религиозные и философские разногласия концентрировали в себе, кажется, всю энергию той эпохи.

— Да, — кивнул Деррон. — Вам не нужны фанатики. Что ж, я не из тех, кого называют воинствующими атеистами. Совесть позволяет мне играть любую роль, если это необходимо.

Возможно, он слишком увлекся объяснениями, слишком много говорил, но он должен был убедить Лукаса дать ему зеленый свет.

— И…

— И если нужно, я буду неистовым монахом и стану плевать на Винченто.

— Не думаю, что Сектор потребует от вас этого… Хорошо, Деррон, вы приняты.

Он постарался, чтобы облегчение не слишком отразилось на лице.

Сектор решил, что ему лучше всего подходит роль странствующего ученого. Деррон был перекрещен в Валзая, специалисты принялись конструировать биографию личности, никогда не существовавшей. Предполагалось, что родом он был из Моснара, далекой от родины Винченто страны, которая большей частью сохраняла верность Святому Храму. Валзай должен был принадлежать к тем странствующим интеллектуалам, которые, будто священные коровы, бродили от одного университета или богатого покровителя к другому, пересекая маловажные для них политические и языковые границы.

Для Деррона и десятка других агентов, преимущественно мужского пола, началась интенсивная подготовка. Им предстояло действовать в одиночку или парами, держа Винченто под постоянным наблюдением во время вдвойне критического периода его жизни — нескольких дней, предшествующих его появлению перед трибуналом, и во время прохождения его.

Каждый агент или пара должны были нести вахту день—два, затем предполагалось их сменять.

Чан Амлинг, теперь уже капитан, был назначен напарником Деррона. Он должен был играть роль одного из странствующих монахов, каких во времена Винченто было более, чем достаточно, и которые в большинстве своем отличались не слишком строгой дисциплиной.

Напряженная программа подготовки началась с хирургической имплантации коммуникаторов непосредственно в кости черепа и челюсти. Это позволяло агенту находиться в контакте с Сектором, не размыкая губ, и не требовало громоздких устройств вроде шлема.

Нужно было также выучить язык и правила поведения, запомнить некоторые сведения о текущих событиях этого периода. Память же о некоторых последующих событиях необходимо было подавлять.

Затем следовало изучение приемов связи, обращения с оружием… И все это — за несколько дней.

Погруженный в заботы, усталый, Деррон почти без удивления отметил, что Лиза работает в Секторе, передавая спокойным голосом информацию на индивидуальные мониторы часовых или операторам серво-комплексов.

Свободного времени у него теперь было совсем немного, но он мог бы выкроить пару минут, чтобы поговорить с ней. Теперь это было не нужно.

Он чувствовал себя человеком, идущим на встречу с единственной истинной своей любовью. Люди из плоти и крови, окружающие Деррона, казались ему тенями, и ощущение это становилось тем сильней, чем ярче делалось прошлое.

Однажды, в один из последних дней, когда он и Амлинг отдыхали в складных креслах между тренировками в манерах поведения, мимо прошла Лиза. Но неожиданно вернулась.

— Деррон, я хочу пожелать тебе удачи.

— Спасибо. Бери стул, садись.

Она села. Амлинг решил, что ему нужно размять ноги и, ковыляя, удалился.

— Деррон, я не должна была обвинять тебя в гибели Матта, — через силу произнесла девушка. — Я знаю, ты не хотел его смерти. Это была не твоя вина. — Она говорила так, словно потеряла на войне одного из друзей. И совсем не так, будто жизнь ее рухнула с гибелью возлюбленного. — Мне нужно было справиться с самой собой… ты знаешь, что у меня были трудности… но это, конечно, меня не извиняет… Я могла бы получше знать тебя… Я прошу прощения…

— Чепуха, все в порядке. — Деррон неловко заерзал в кресле, ему было очень неудобно. — В самом деле, Лиза… я думал, что ты и я… что у нас может что-то получиться. Пусть не в полной мере, как это может быть у мужчины и женщины, но все равно — что-то хорошее.

Она отвела взгляд.

— Примерно так я думала о Матте. Но такого чувства мне всегда будет слишком мало.

Деррон поспешно продолжил:

— Если это касается чего-то грандиозного и постоянного, то я уже пробовал один раз… Всего раз в жизни… И еще не выбрался из этого обвала, как ты могла заметить. Извини, мне нужно бежать. Он с облегчением встал и поспешил туда, где уже собрались все остальные.

Настал день заброски.

Костюмеры нарядили Деррона в немного поношенную но еще приличную одежду, вполне подходящую достаточно удачливому джентельмену-ученому, путешествующему вдали от дома. В дорожном мешке лежал умеренный запас пищи и фляга коньяка. Кошелек отягощало достаточное, но небольшое количество серебра и золота, там же лежало поддельное письмо, сообщающее, что податель сего имеет кредит в банке Имперского Города. Они надеялись, что большая сумма ему не понадобится, а планы не включали посещение Святого Города. Но лучше все же быть застрахованным от всяких неожиданностей.

Чан Амлинг облачился в несколько поношенную и порядком засаленную серую рясу. Большего нищему монаху не полагалось. Он наполовину серьезно требовал снарядить его игральными костями, утверждая, что не первый в истории монах будет вооружен подобным образом. Но Сектор быстро установил, что такое снаряжение едва ли является стандартным с религиозной точки зрения даже во времени Винченто, и в просьбе было отказано.

Деррон и Чан повесили на шеи отвратительно вырезанные из дерева символы-клинья. Эти произведения искусства были достаточно массивными, чтобы скрывать внутри миниатюрный коммуникатор, а вид у них был слишком дешевый, чтобы кто-то мог позариться. Если бы кому-то из современников Винченто взбрело в голову поинтересоваться, зачем Деррон носит такую штуку, он должен был ответить, что это — подарок жены.

Из арсенала на Третьем уровне им выдали крепкие дорожные посохи. Как и клинья, они немного отличались друг от друга деталями внешнего вида, но представляли гораздо более эффективное оружие, чем казалось на первый взгляд. Все агенты были вооружены или такими посохами, или другими невинного вида предметами, и всех их предстояло забросить с интервалом в полминуты. Но прибыть они должны были в разные моменты времени и в разные места.

Подготовка к запуску была слишком насыщенной и индивидуализированной, чтобы они смогли хорошо друг с другом познакомиться. Но в последние минуты перед запуском люди из этой маскарадной группы начали обмениваться веселыми товарищескими репликами, желая друг другу удачи и хорошей охоты на берсеркеров.

У Деррона промелькнула мысль, что теперь у него есть друг среди живых.

Агенты выстроились в цепочку, занимая положенные места. Деррон смотрел вперед поверх покрытой серым капюшоном головы невысокого Амлинга. Тот чуть повернул голову.

— Пять против десяти, — предложил он топотом, — что я приземлюсь в грязь по это место и в миле, по крайней мере, от проклятой дороги.

Деррон улыбнулся.

Начался отсчет.

Очередь быстро двинулась вперед, фигура за фигурой исчезали из виду. Амлинг сказал еще что-то, он не расслышал, но переспросить не успел — Амлинга уже не было.

Настала и его очередь. Деррон занес ногу, словно делая длинный шаг, и опустил ее на мерцание ртутно-блестящего пускового круга.

Он стоял в темноте, вдыхая незабываемый воздух открытого пространства. Не считая шепота ветерка и слабого звона дождя, он был погружен в полную тишину, в великое одиночество, в котором материализация должна была пройти незамеченной. Отлично.

— Досточтимый брат, — тихим голосом обратился он в темноту.

Ответа не было. Амлинг вполне мог тонуть сейчас в какой-нибудь грязевой дыре вдали от обочины. Что-что, а выигрывать пари он умел.

Когда глаза Деррона приспособились к мраку, он обнаружил, что стоит на плитах старого Имперского тракта, проходящего через Оибог. Сектор высадил по крайней мере половину агентов прямо на кончик иглы. Но так ли высока была точность во времени, как и в пространстве — это оставалось пока загадкой, хотя ночь и дождь были обнадеживающими знаками.

Перейдя на субвокализацию, Деррон попытался связаться с Сектором для проверки готовности, но коммуникатор молчал, как мертвый. Очевидно, его блокировала какая-нибудь петля парадокса. Такое случалось время от времени. Оставалось надеяться, что долго это не продлится.

Он подождал, как было условлено, несколько минут, не появится ли Амлинг, одновременно сверившись со спрятанным в конце посоха компасом. Потом, еще раз безрезультатно позвав достопочтенного брата, зашагал вперед, крепко ударяя подошвами сапог по плитам.

Вдалеке полыхнула зарница, вспышки последовали друг за другом с неравными промежутками.

Деррон не успел еще далеко уйти, когда почувствовал внезапно за ухом укол передатчика.

— …Одегард, вы меня слышите? Полковник Одегард…

Голос был мужской, усталый и монотонный.

— Говорит полковник Одегард. Я вас слышу.

— Полковник! — Прилив возбуждения. В сторону: — Есть контакт, сэр! — Снова в микрофон: — Полковник, у нас прошло двое суток и три часа с момента вашего запуска. Смещение временной шкалы.

— Понял. У меня — плюс пять минут с момента заброски. Стою на дороге. Дождь, ночь. С Амлингом связи пока нет.

— Одегард, вы уже на экранах, — включился в разговор Командующий Сектором. — Но, похоже, вы дальше от собора, чем предполагалось. Примерно на границе двухмильной зоны. Возможно, вне границы защищенной зоны, поэтому как можно быстрее подтягивайтесь. — Под защищенной зоной имелась в виду зона защиты от любого нападения берсеркера, созданной интенсивной концентрацией слежения часовыми экранами вокруг жизнелинии Винченто. — Мы только что вернули предшествующую группу. Они утверждают, что с Винченто все в порядке. Значит, вы еще не видели Амлинга?

— Нет.

— Мы тоже еще не нашли его. Мерцание на экранах не дает рассмотреть его линию. Возможно, все дело в блокировке парадокс петлей и скольжении временной шкалы.

Вспыхнула молния. В ее свете Деррон увидел прямую, никуда не сворачивающую дорогу и шпиль собора. Расстояние до него немного превышало две мили.

Он доложил об этом Сектору.

И тут внимание его было привлечено каким-то предметом, лежащим посреди дороги. Предмет тускло блеснул при следующей вспышке. Лежал он поверх какой-то тонкой борозды или линии, прочертившей дорогу.

— …Я уже рядом… Кажется, это…

Конец посоха наткнулся на что-то мягкое. Он подождал новой вспышки.

— Можете больше не стараться связаться с Амлингом.

Тело было полностью обнаженным. Возможно, оно лежало здесь целый день, а может — только час. Деррон стоял над мертвым Амлингом, размышляя. Грабители могли унести посох и даже дешевый нагрудный клин, но зачем им понадобилась ряса?

Нагнувшись, он провел пальцем по глубокой борозде, процарапавшей дорогу. Нет, ни один средневековый инструмент не смог бы провести по камню такую черту. Вероятно, она была сделана той же кибернетической конечностью, которая сплющила затылок Амлинга.

— Сектор, по-моему, он отметил здесь границу нашей зоны безопасности. Показал, что знает о ней.

— Возможно, вы и правы, Одегард… Но об этом потом. Скорее подтягивайтесь к Винченто. Будьте осторожны.

Последняя фраза явно была излишней. Деррон уже пятился в нужном направлении, подняв посох, словно винтовку, напрягая слух и зрение. Едва ли это помогло ему, если бы в темноте прятался враг.

Но тянулись секунды, а Деррон все еще был жив. Через сотню шагов он повернулся и уже нормально зашагал вперед. Берсеркер совершил убийство мимолетно, оставив после себя знак, словно наглый преступник. И умчался дальше, чтобы заняться прямым своим заданием.

К тому времени, когда Деррон добрался до места, где дорога поворачивала к смытому наводнением мосту, вспышки молний переместились за горизонт. Он скорее почувствовал, чем увидел силуэт собора впереди и над собой. Еще ближе от дороги высились стены монастыря. Возле рухнувшей арки ворот Деррон разглядел экипаж, который он знал, должен был принадлежать Винченто. Под разрушенной аркой вздыхали укрытые от дождя тяглуны.

Громко шлепая подошвами по мокрой траве двора, Деррон направился к входу в здание. Он не старался подойти незамеченным, и вскоре из темного проема двери послышался оклик:

— Кто идет? Остановись и назови свое имя!

Деррон замер и, когда мерцающий свет фонаря упал на него, ответил:

— Я — Валзай Моснарский, математикус и философ. Судя по экипажу, который я видел, вы должны быть достойными людьми. А мне необходимо укрытие на ночь.

— Тогда иди вперед.

Дверь скрипнула, фонарь исчез внутри строения.

Деррон медленно приблизился, показывая, что руки его пусты, не считая невинного посоха. Дверь за ним захлопнули и прибавили в фонаре огня.

Помещение, видимо, раньше служило общей комнатой монастыря. Перед собой Деррон увидел двух солдат, один из них был вооружен неуклюжим пистолетом, второй — коротким клинком. Судя по пестрым мундирам, они принадлежали к одной из торговых компаний, которые, словно грибы после дождя, росли сейчас в опустошенной войной стране.

Рассмотрев благородный костюм путешественника, солдаты заговорили с ним более или менее вежливо.

— Итак, сэр, как же вы оказались в пути ночью, да и пешком к тому же?

Деррон нахмурился и выругался, выжимая воду из плаща. Потом поведал солдатам, как норовистые его тяглуны, испугавшись молнии, понесли и исчезли вместе с легкой двуколкой. Чума забери этих тварей! Если он поймает их утром, то раздерет им шкуры на тонкие полоски, готов побиться об заклад!

В довершение тирады он стряхнул воду со своей широкополой шляпы.

Деррон умел играть свою роль легко и естественно, и рассказ этот был отлично отрепетирован еще в Современности. Солдаты заулыбались, уменьшили бдительность и проявили желание поболтать. В монастыре места полно, сказали они, потому что монахи покинули его давным-давно. Жаль, конечно, что это не таверна с девками и пивом, даже хвороста маловато, но крыша хорошо сберегает от дождя. Да, они служат в одной из торговых компаний, в той, что подписала сейчас договор со Святым Храмом. Капитан и основная часть солдат находится сейчас в Оибоге.

— И если наш капитан только и может, что рукой издали махать, то нам волноваться нечего, верно? Что скажешь?

Несмотря на свою веселость, солдаты сохранили минимум профессиональной подозрительности, поэтому не стали говорить, сколько солдат оказались отрезанными на этом берегу реки, когда рухнул охраняемый ими мост — он мог оказаться разведчиком хорошо организованной банды разбойников. Деррон не стал расспрашивать, но по косвенным признакам понял, что их тут немного. Но вопрос относительно хозяев экипажа он все же рискнул задать.

— Хозяин один — старый господин. Его сопровождает слуга. Днем пришли еще два монаха. Так что пустых келий полно, сэр, выбирайте любую.

Деррон пробормотал благодарность. Один из солдат, прихватив фонарь, проводил его в коридор со сводчатым потолком, вдоль стены которого тянулся длинный ряд келий. Деррон вошел в одну из них.

У задней стены кельи стояла рама деревянной койки, которую еще не успели разрубить на дрова. На нее-то и присел Деррон, чтобы снять хлюпающие сапоги. Солдат с фонарем отправился обратно.

Он перевернул сапоги, чтобы они высыхали, потом растянулся на деревянной койке, подложив под голову мешок с вещами. Посох поставил поближе к кровати.

Он все-таки не достиг цели и не вернулся в тот, собственный, Оибог — такое у него было чувство. Амлинг… Его смерть казалась нереальной. Так же трудно было свыкнуться с сознанием того, что сам Винченто Винченто, отец-основатель науки Современности, находится всего в нескольких метрах от него и, быть может, именно он производит тот храп, что слабо доносился откуда-то из коридора.

Связавшись с Сектором, Деррон доложил о всех последних событиях. Потом на него медленно начал наплывать сон. Шум дождя убаюкивал, а мысль, что до завтрашнего утра он так или иначе не увидит Винченто, позволяла заснуть с сознанием выполненного долга.

Когда сознание начало уже меркнуть, Деррона поразила мысль, что голову его не занимает ни задание Сектора, ни его собственное стремление вернуться туда, ни потеря Амлинга, ни угроза берсеркеров…

Пульсирующий вызов Сектора вернул его в реальность.

— Одегард, нам удалось кое-что разобрать сквозь помехи. Внутри или поблизости от монастыря сейчас насчитывается четырнадцать жизнелиний. Одна из них, само собой, твоя. Другая — Винченто. Еще одна похожа на линию еще не родившегося младенца. Ты знаешь, как они выходят на экране — точками и пунктиром.

Деррон слегка шевельнулся, рама заскрипела. Ему было непонятным образом хорошо и уютно. За окном падали последние редкие капли дождя.

— Так, посмотри. Я, Винченто, двое слуг и двое солдат, которых я видел. Шесть. И еще, они скзали, два монаха. Восемь. Остается шесть необъясненных жизнелиний. Вероятно, еще четверо солдат и их полевая спутница, она-то и обзавелась вашей пунктирной линией. Едва ли она захочет вести ее дальше. Погодите, один из солдат определенно говорил что-то насчет того, что в округе нет девок… Значит, как я понимаю, один из присутствующих может не иметь жизнелиний на экранах, что может означать только одно — он или она и есть берсеркер-андроид.

— Да, мы так предполагаем.

— Завтра я посчитаю всех… и… погодите…

В темном проеме кельи шевельнулась фигура, еще более черная, чем ночь. Фигура монаха с капюшоном на голове, совершенно безликая во мраке. Монах сделал полшага в келью и вдруг замер.

Деррон застыл, вспоминая рясу, которую сняли с Амлинга. Рука его крепко сжала посох. Но он не осмелился бы использовать оружие, не зная точно, кто стоит перед ним. К тому же на такой короткой дистанции берсеркер вырвал бы посох из его рук, не дав даже прицелиться…

Прошло всего одно мгновение, потом фигура в капюшоне что-то пробормотала — это могло быть извинением за вторжение в занятую келью. И в следующий миг монах канул в темноту так же бесшумно, как и пришел.

Деррон полулежал, опираясь на локоть и все еще сжимая в руке посох. Он сразу же доложил о происходящем.

— Помни, он не осмелится убить тебя. Но стреляй только наверняка.

— Понял.

Он медленно вытянулся на койке. Ощущение уюта исчезло с последними каплями дождя.

Когда прикосновение чьей-то руки разбудило Винченто и он обнаружил, что спит среди голых каменных стен на влажной соломе, в душу его проник тошнотворный ужас. Случилось наихудшее — он валяется на дне темницы Защитников в ожидании казни. Ужас усилился, когда над ним склонилась безликая фигура монаха с капюшоном на голове. Он разглядел ее в сочившемся сквозь крохотное окошко свете луны. Очевидно, дождь кончился…

Дождь…

Ну конечно, он все еще в пути, он едет в Святой Город, и суд над ним еще не начался! Облегчение было так велико, что сгладило раздражение от неожиданного ночного визита.

— Что вам нужно? — пробормотал он, садясь на узкой, как полка, кровати и плотно закутываясь в дорожное одеяло. Его слуга, Вилл, продолжал спокойно спать, свернувшись на полу.

Лица посетителя не было видно под капюшоном, голос звучал, как погребальный шепот.

— Мессир Винченто, завтра вы должны в одиночестве прийти утром в собор. На пересечении нефа и трансепта вы получите добрую весть от высокопоставленных друзей.

Винченто осмысливал эти слова. Неужели Набур или Белам посылали ему знак снисхождения? Это было возможно. Но еще вероятнее, что это какая-то хитрость Защитников Веры.

— Это будет хорошая новость, мессир Винченто, — продолжил монах. — Приходите и будьте терпеливы, подождите, если с вами не встретятся сразу. Пересечение нефа и трансепта. И не пытайтесь узнать, кто я,

Винченто хранил молчание, решив ничем себя не выдавать. А посетитель, удовлетворившись тем, что послание доставлено, снова растворился в ночи.

Винченто снилось, что он вернулся на свою виллу, в поместье, которым снабдил его сенат родного города, что он лежит в безопасной теплой кровати и его согревает тело любовницы, уютно прижавшееся к боку.

На самом деле этой женщины уже давно не было с ним. Да и другие женщины не имели для него теперь особого значения. Но поместье оставалось на старом месте.

На этот раз его пробудило прикосновение иного свойства — лица коснулся сноп лучей утреннего солнца, пробившийся в келью сквозь узкое оконце в стене коридора напротив. Пока он лежал, вспоминая странного ночного посетителя, солнечный зайчик уже передвинулся на другое место. И движение это превратило его в золотой маятник утонченной пытки, заставив все остальные мысли покинуть мозг.

Он стоял перед маятником выбора. Ум его мог качнуться в одну сторону — тик — и узреть позор проглоченной правды и гордости, унижение вынужденного отречения. Но, качнув мысли в другую сторону — так — он наталкивался на сокрушительную агонию мучений в «сапоге» или на «полке», медленного гниения в подземной камере.

Не прошло и десяти лет с тех пор, как Защитники Веры сожгли живьем Онадроига на Большой Площади Святого города. Конечно, Онадроиг был не ученым, а поэтом и философом. К тому же, ученые пришли к общему выводу, что он сумасшедший, фанатик, взошедший на костер, но не отказавшийся от своих убеждений. И какие теории владели его воспаленным умом! Он верил, что Святейший был всего лишь волшебником, что когда-нибудь глава дьяволов будет спасен, что в космосе бесконечное множество миров, что на самих звездах живут люди.

Ни в Писании, ни в природе невозможно было обнаружить подтверждение этих идей. Белам и остальные Защитники спорили с ним, неутомимо, но безрезультатно, пытаясь все семь лет заключения, предшествовавших сожжению неисправимого еретика, переубедить его.

Для самого Винченто грубая физическая пытка была лишь отдаленной угрозой. Такой знаменитый ученый, как он, должен был бы выказывать особую и продолжительную непокорность, чтобы заставить Защитников применить все эти методы к нему. Но угроза все равно будет витать в воздухе. На суде ему формально пригрозят пыткой, возможно, покажут инструменты. Все это — ритуал, не более того.

Но может произойти и не так.

Они с искренней грустью скажут, что защищавшийся отказался уступить всем более мягким средствам убеждения, и это принудило их прибегнуть к более суровым мерам для блага его бессмертной души и предохранения Веры.

Итак, маятник выбора на самом деле не существовал. Ему не оставалось ничего другого, как отречься. Пусть солнце движется, как угодно им. Пусть кружит оно вокруг шара планеты по безумной годовой спирали, к удовольствию невежественных недоумков, уверенных, что все знают о секретах Вселенной, раз и навсегда описанной на нескольких пыльных страницах Святого Писания.

Винченто поднял навстречу медленно поворачивающемуся солнечному лезвию оплетенную толстыми старческими венами руку. Но человеческой руке не остановить движения солнца. Светило лишь еще раз посмеялось над ним, превратив старые пальцы в прозрачный воск.

На полу под горой покрывал завозился Вилл. Винченто рявкнул, заставляя слугу проснуться, и выгнал его наружу — будить кучера Рудда, который спал рядом с тяглунами, а затем приготовить завтрак и чай. Винченто благоразумно запасся в дорогу достаточным количеством провизии.

Оставшись в одиночестве, Винченто проделал медленную и унизительную процедуру приведения своих старых суставов в готовность к новому дню.

В последние годы его здоровье пошатнулось, и теперь каждый день начинался с осторожной проверки функций органов и членов. Он не был болен, просто стар. И, конечно же, нервничал.

К тому времени, когда Вилл пригласил Винченто в общую комнату монастыря, где уже был разожжен огонь и ожидал горячий чай, старик уже был готов.

Войдя в общую комнату, он, к удивлению своему, обнаружил незнакомого человека — нового путника, прибывшего в монастырь ночью. Он назвался Валзаем Моснарским.

Валзай, как он сам выразился, подвигался на ниве ученой деятельности. Услышав это, Винченто внимательно посмотрел на молодчика. Удивительно, но тот держался с подобающим уважением, явно испытывая в отношении Винченто искреннюю, хотя и тщательно скрываемую робость. Даже в его далекой стране, бормотал он, открытия Винченто известны и высоко оценены.

Винченто любезно кивал, прихлебывая чай и прикидывая, не мог ли этот юнец быть тем ночным посетителем. А может, он и есть носитель добрых новостей, которые Винченто должен услышать сегодня в соборе? Неужели Набур благоволит к нему?

Винченто нахмурился. Нет, он не позволит себе, словно вассалу, жаждать милости от сюзерена, даже если тот — сам Викарий Святейшего. Во всяком случае, он не собирается немедленно бежать наверх, к собору.

Пришел Рудд, сообщив, что река успокаивается. Вода больше не прибывала, но все равно стояла слишком высоко, чтобы даже замышлять переправиться через нее. Но завтра вода спадет достаточно низко, и переправа станет безопасной.

Винченто не спеша закончил легкий завтрак. Он приказал Рудду отнести немного еды двум странствующим монахам, а сам лениво вышел на солнце погреть старые кости.

Если он и опоздает на трибунал, то здесь довольно свидетелей, чтобы доказать его невиновность. Пусть Защитники Веры яростно поносят вышедшую из берегов реку, если им так нравится. Сомнений нет, поток уступит их великолепному знанию Святого Писания и иссохнет. Природа не устоит перед их приказанием, и даже разрушенный мост восстановит сам себя, если они пригрозят камню пытками.

Нет, нет, пора начать упражняться в смиренности. Винченто позвал Вилла и велел ему принести из экипажа письменные принадлежности, а потом вышел за разрушенную арку ворот, чтобы присесть у обочины дороги. Один из камней он использовал вместо скамьи, второй — вместо стола. Пора было приготовить текст отречения.

Конечно, обвиняемый не должен знать, почему именно его вызывают. Первым вопросом Защитников, коварным вопросом будет именно этот. Такое начало часто срывало с губ обвиняемых признания в неизвестных судьям грехах, но в случае Винченто едва ли могли возникнуть сомнения относительно повода вызова. Прошло пятнадцать лет со дня предупреждающего запрещения, полученного Винченто от Белама, о чем сам ученый наполовину успел забыть. И до, и после этого многие ученые рассуждали о гелиоцентрической теории, и это проходило безнаказанно. Но когда пришел вызов Защитников, Винченто осознал, что противопоставил себе очень могущественных людей, которые никогда ничего не забывают.

Он вытащил из походного секретера то самое старое письмо Белама. Глаза невольно скользнули по строчкам: «…поскольку доказательств движения нашего мирового шара не существует, как я думаю, ибо такого мне предъявлено не было».

Не существует… Винченто дрогнувшей рукой отер лоб. Теперь, когда смертный страх усилил ясность мысли, он увидел, что аргументы его, основанные на поведении приливов и солнечных пятен, на самом деле не доказывают его теории. Истина об этих процессах стала ясна Винченто еще до того, как он впервые задумался о необходимости доказать ее.

Наблюдая в телескоп, он долго и глубоко обдумывал увиденное. Глазами и разумом взвесил солнце, познал звезды, кометы и планеты. Истина вошла в него сквозь какую-то внутреннюю дверь, словно откровение.

Враги, пытавшиеся его ниспровергнуть, были учеными меньшего калибра. Тупые слепцы, неспособные увидеть истину, они на месте судей трибунала становились острыми логиками, размышляя внутри рамок ими же самими принятых формальных правил. Если бы только имелось доказательство, простое и недвусмысленное, которое он мог бы им предъявить… О, что бы он только не отдал за это!

Голова болела, пальцы сжались в кулаки… Он бы рискнул всем, ничего не побоялся, ткнул бы врагов носом в эту правду!

Но очень скоро Винченто осознал, что правда заключается в другом: что он стар и напуган. И что ему придется отречься от своих идей…

Медленно достав перо, чернила и бумагу, ученый взялся за составление черновика, время от времени останавливаясь, чтобы, закрыв глаза, подставить лицо солнечным лучам.

Вокруг костра Деррон насчитал семь завтракающих солдат. Более, чем радостно, они приняли по глотку коньяка из фляги и охотно сообщили, что ни в монастыре, ни в соборе никого нового не появилось.

Несколько минут спустя, уединившись, Деррон беззвучно вызвал Сектор.

— Хроносектор слушает, — услышал он бодрый голос Командующего.

— Пересчитайте жизнелинии еще раз. Нас здесь тринадцать. Если у вас получится двенадцать, значит, один из моих милых товарищей сляпан из микросхем. Но если опять выйдет четырнадцать, то или где-то прячется какой-нибудь бандит, или дезертир, или вы неправильно читаете данные экрана. Скорее всего, пунктирная линия была ошибкой. Едва ли кто-то из нас ждет ребенка, поскольку все мы — мужчины.

— Мы сейчас же проверим. Ты знаешь, как сложно иногда обрабатывать данные экрана. — Тон Командующего был странно мягок, что насторожило Деррона — видимо, его положение сейчас было невероятно важным для Сектора.

Солдаты, покончив с завтраком и флягой Деррона, серьезно занялись невероятно трудным делом — убиением времени. Кучер Винченто вывел со двора тяглунов в поисках пастбища. Деррон последовал за ним и недалеко от арки обнаружил старого ученого, в одиночестве сидящего над листком бумаги.

Вспомнив о своем мифическом тяглуне, Деррон придал лицу выражение отчаяния и двинулся вдоль дороги к остаткам моста, оглядывая ближайшие поля в поисках своей исчезнувшей собственности.

У разрушенного моста стояли два монаха, откинув серые капюшоны и обнажив ничем не примечательные лица. Судя по жестам и долетающим отдельным словам, они рассуждали, каким образом можно будет в свое время отстроить мост.

Деррон знал, что через год или два новые каменные пролеты лягут между опорами, соединяя берега. И арки будут прочно стоять и три столетия спустя, когда молодой выпускник исторического факультета, аспирант, весело зашагает по этому мосту, в сопровождении беззаботной девушки, любимой девушки… Оба будут с нетерпением ожидать первой встречи с древним городом и прославленным собором Оибога. Река, конечно, будет уже другая — более спокойная, вдоль берегов разрастутся деревья. А плиты древней Имперской дороги останутся такими же…

— Да ниспошлет вам Святейший хороший день, сэр! — прервал задумчивое настроение Деррона один из монахов, тот, что казался более плотного сложения.

— Доброго дня и вам, почтенные братья. Поднимается ли еще вода в реке?

Лицо худощавого монаха было полно смирения. В жилистых, костлявых руках он взвешивал обломок кирпича, словно собирался немедленно начать восстановление моста.

— Река спадает, сэр. А как течение нашей жизни, идет оно вниз или верх?

Деррон принялся излагать историю с убежавшим тяглуном. Она показалась ему нудной и ненужной, поэтому он обрадовался, когда внимание монахов переключилось на семь или восемь местных крестьян, которые материализовались откуда-то из грязевых далей и теперь босиком продвигались вдоль высыхающего берега в направлении моста. Передний мужчина гордо раскачивал на веревке большую серебристую рыбину, выловленную недавно — она все еще била хвостом.

Крестьяне остановились в нескольких шагах от плит дороги и небрежно поклонились Деррону — он был недостаточно хорошо одет, чтобы вызывать робость. Человек с рыбой заговорил с монахами, сначала тихо, потом все повышая и повышая голос, поскольку остальные принялись его перебивать. Несколько секунд спустя они уже затеяли спор на предмет того, кто должен говорить и кому, собственно, принадлежит рыба.

Пришли они, чтобы заключить с монахами сделку. Не примут ли святые братья свежайшую и наилучшую рыбу из всего недавнего улова в обмен на какую-нибудь могущественную молитву для увеличения урожая на крестьянских полях?

Деррон оглянулся и увидел, что Винченто по-прежнему сидит один. И именно в этот миг собор Оибога в полном свете солнца потряс его душу.

Сужающийся конец центрального шпиля возносил позолоченный клин на высоту двухсот шестидесяти футов над плоской макушкой холма. Камни башни, стен были густого ясного серого цвета, и едва ли не светились. Он знал, что цветные стекла витражей внутри восточной стены должны пылать живым огнем.

Хрупкое стекло и тонкий шпиль восстали из праха… Тогда и она должна быть здесь, живая, и не только живая, а где-то неподалеку, где он может найти ее. В этот момент возрожденная реальность казалась ему сильнее всех убеждений логики. В любую секунду рядом мог раздаться незабываемый голос…

Поблизости послышался всплеск. На лице полного монаха застыла разочарованная маска. Сухощавый склонился над водой, протянув руку. Очевидно, большой рыбине удалось выскользнуть.

Ноги Деррона понесли его прочь от остатков моста. Добросовестно отметив какой-то частью сознания, что Винченто продолжает сидеть на солнце в одиночестве, он начал взбираться на холм, к собору.

Брат Иованн смотрел на крестьян, хотя слова его, казалось, направлены к уплывшей рыбе.

— Брат Рыба, я возвратил тебе свободу, но не потому, что нам не требуется пища, а затем, чтобы мог ты восхвалить Господа, посылающего всякую благодать: рыбу удильщику, свободу рыбе. — Он грустно покачал головой. — О, мы так часто забываем воздать благодарность, когда следует, так часто тратим усилия, чтобы обогнать ближнего своего! — Рыба плеснула у самого берега, потом еще раз, словно что-то лишило ее разума. — Утихомирься, брат Рыба! Живи в воде и возноси хвалу своим, рыбьим, способом.

Плеск стих. В воздухе повисла тишина. Крестьяне подняли руки, сложенные клином. Брат Саил переводил взгляд с реки на брата Иованна и обратно.

Иованн поманил Саила.

— Я хочу уединиться на час, чтобы помолиться и попросить Святейшего очистить меня от гнева и гордыни. И послать урожай этим бедным людям. Поступи и ты так же.

Саил остался стоять с открытым ртом. Иованн направился по дороге к воротам монастыря.

Пока Деррон взбирался по ступеням, чувство присутствия потерянной любви успело померкнуть, оставив лишь горькую уверенность в необратимости потери. Непроницаемый частокол петель парадоксов навсегда отсек его от возможности заново посетить дни ее жизни, дни своей молодости…

Он не мог простить ей гибели, беспомощной смерти вместе с остальными миллионами, простить то, что она покинула этот мир, оставив его одного.

Быть может, он вернулся в Оибог для того, чтобы простить, покончить со всем этим, снова жить, стать самим собой, жить для кого-нибудь другого…

Крыша монастыря лежала уже далеко внизу. Оглянувшись, он увидел долину, опустошенную наводнением, более дикую, чем тогда, но, в сущности, такую же. На повороте лестницы тянулось вверх молодое деревце. Он осознал с уколом боли, что через три сотни лет оно превратится в корявый мощный ствол с тяжелыми ветвями, густой листвой, затеняющей солнце. И рядом с ним будут стоять он и она, глядя на долину, выбирая холм — вон тот самый холм! — где когда-нибудь построят дом и вырастят двоих детей…

Он продолжал подниматься, потому что чувствовал, как жаждет душа освобождения. Наконец перед глазами оказался главный вход собора. Память его сразу узнала даже узор плиток мощеной площадки, где через триста лет будут ступать его и ее ноги. Остановившись, он смотрел прямо перед собой, вспоминая статуи и живую изгородь, зачарованный серым камнем фасада. Неужели все, что он видит, не подтвердит ожидания? Неужели юность и любовь окончательно мертвы?

Но в соборе царила торжественная тишина. На секунду его охватило желание упасть на колени и молиться, плакать навзрыд, потому что сознание утраты было слишком тяжело для него, но оно пришло, наконец, и он знал, что уже не упадет. Нужно было жить, жить по-новому.

С новой, тихой грустью, он вспомнил то утро. Как помогал ей фотографировать витражи. И как остро захотелось ему тогда, чтобы предполагаемый творец вселенной вышел из своего тайника, показался им. Он даже пожелал этого вслух. У молодого историка имелась пара важных вопросов, которые он хотел бы задать. Вопросов, связанных с избыточным количеством несправедливости в мире.

Дверь главного входа была такой же, как помнил ее Деррон. Неужели же деревянная дверь может простоять три века? Неважно. Он потянул створку на себя и услышал, как эхо заметалось по обширному, как пещера, пространству здания.

Только тут Деррон вспомнил, что его посох вместе со всей начинкой остался лежать в келье монастыря.

Но это особой роли не играло — угроза физического нападения со стороны берсеркера сейчас не беспокоила его.

Он вошел в собор и двинулся вдоль нефа, по самой середине, между рядами колонн, которые отделяли неф от боковых пределов. Неф был не очень широк — всего футов тридцать, но огромен в остальных измерениях — три сотни футов длиной, а несущие балки его вогнутого свода поднимались над полом на сотню футов. Да, здесь достаточно места, чтобы укрыться и богу, и берсеркеру, и дезертиру, и изгнаннице, несущей в чреве тот плод, что давал пунктирную жизнелинию на экранах Сектора.

Вдоль восточной стены пылали цветные стекла витражей. Вековое воздействие дыма свечей не успело еще покрыть темным налетом высокие арки. Большая часть собора была построена на протяжении последнего поколения. Собственно, строительство еще не было завершено, так как последняя война заставила рабочих покинуть стройку. Вокруг некоторых колонн все еще возвышались леса и подмостки. То тут, то там встречались привешенные к стенам связки и фестоны канатов, оставленных рабочими. В неподвижном воздухе они висели так же неподвижно, словно вырезанные из камня. На брошенные инструменты постепенно садилась густая пыль.

Или из-за суеверий сражающихся, или по счастливой случайности, но война сюда не ворвалась. Стекла витражей уцелели полностью, взрываемые сейчас лишь солнечными лучами, которые воспламеняли полумрак внутри собора.

Подходя к центральной части здания, где пересекались неф и трансепт, Деррон боковым зрением уловил какое-то движение. Вдоль бокового прохода к нему приближался один из монахов, надвинув на лицо серый капюшон.

Деррон остановился, вежливо кивнул.

— Добрый день, почтенный брат.

И тут его поразила неожиданная мысль: как один из монахов, оставленных им на берегу реки, мог успеть добраться сюда раньше него? Приглядевшись пристальней, он увидел, что лицо под капюшоном не похоже на человеческое.

Стремительным броском монах покрыл разделяющее их расстояние. Плоть на протянутых руках была фальшивой, она уже раскрывалась на концах пальцев, обнажая стальные когти.

Худощавый монах медленно брел по древней дороге, ведущей от разрушенного моста к монастырским воротам. Он миновал арку ворот, и Винченто уже решил, что человек, к облегчению его, пройдет мимо, когда вдруг монах, удивленно приостановившись, изменил курс, направившись к нему.

— Бог наградит тебя, Винченто, за то, что ты поделился едой со мной и моим товарищем.

— Бог знает, что мне необходима его благосклонность, брат, — коротко ответил Винченто.

Он решил, что нищенствующий монах узнал его имя от Рудда или Вилла. Как ни странно, фамильярная форма обращения не задела его. Грязный попрошайка как бы находился вне рамок социальных статусов и условностей, словно ребенок.

Но следовало быть осторожным — монах вполне мог оказаться одним из шпионов Защитников Веры.

Монах посмотрел на исписанные листки перед ученым, как на зияющую рану на теле друга.

— Винченто, зачем тратить силы души на все эти диспуты и споры? Их результат значения не имеет. Единственное, что важно — это любовь к Богу.

Искренность этих слов не уничтожила подозрений Винченто, но вызвала улыбку.

— Кажется, ты удосужился узнать кое-что о моих неприятностях. Но, достопочтенный брат, понимаешь ли ты на самом деле, о чем идет спор и почему я его веду?

Монах подался назад, слегка вздрогнув.

— Я не понимаю и не хочу понимать. Это не мой путь.

— Тогда извини, брат, но мне кажется, что тебе не стоит учить меня.

Монах так смиренно принял этот упрек, что ученый ощутил нечто вроде мгновенного укола совести и пожалел, что произнес эти слова.

На этом спор между ними, если это только можно было назвать спором, кончился. Винченто выиграл с легкостью закованного в броню рыцаря, сметающего с пути ребенка.

Прежде, чем уйти, монах возвел к небу руки, благословляя, и пробормотал несколько слов. Потом он сразу же удалился. Старый ученый вдруг подумал, что, быть может, что-то при этом потерял, хотя и не мог точно сказать, что именно. Он едва не окликнул монаха, ощутив желание попытаться перебросить мостик через разделяющее их ущелье непонимания. Но не сделал этого. Им все равно нечего будет сказать друг другу.

Теперь, отвлекшись от унизительного составления черновика отречения, он не хотел снова браться за него. Подозвав Вилла, он вручил ему секретер, а потом направился вверх по склону, к залитому солнцем собору.

Обдумав ситуацию заново, Винченто решил, что назначенная встреча, скорее всего, является хитро расставленной ловушкой. Очень хорошо, пускай попытаются. Он в состоянии разгадать их происки еще до того, как дело успеет зайти далеко, и не повернет их оружие против них же самих. Винченто боялся людей, превосходящих его по силе власти, но он знал, что никто не сможет превзойти его силой мышления.

Он не подгонял свои старые ноги, давая им краткий отдых в одно дыхание после каждых двух-трех ступеней, и они вполне справлялись с подъемом. Сделав последнюю паузу на отдых наверху, Винченто вошел в главные двери собора и закрыл их за собой. Он искренне верил, что никто не станет выказывать ему просто симпатию. Тот, кто жалеет — тайно злорадствует, скорее всего, имея скрытое намерение выглядеть, по крайней мере, равным, если не превосходящим того, кого он пытается утешить. Ха!

Размышляя, он двигался вдоль нефа, вытянутого каменного пространства, слишком обширного, чтобы вызывать чувство замкнутого помещения. Справа и слева поддерживающие свод колонны возвышались параллельными рядами, расстояние уменьшало промежутки между ними, а в пятидесяти футах впереди они превращались в непроницаемые стены.

Достигнув места назначенной встречи, Винченто, взглянув вверх, разглядел погруженный в тень внутренний объем могучего центрального шпиля собора, уходящий почти на двести футов в высоту. Даже здесь виднелись еще рабочие помосты. К ним вели приставленные лестницы, начиная с уровня верхних окон, освещающих хоры. Добираться до этого уровня нужно было по винтовой лестнице, начинавшейся там, где стоял ученый.

В этом храме, построенном в старинном величественном стиле, не было ни светильников, ни сквозняков, которые могли бы раскачивать эти светильники. Если бы в дни юности Винченто этот храм был его приходским домом молитв, то ему пришлось бы поискать другого места, чтобы разрабатывать законы движения маятника. Когда-то он развлекался этим во время нудных, нагоняющих тоску воскресных церемоний.

С вышины, из темных внутренностей шпиля спускался одинокий канат. Проследив взглядом его длину, Винченто обнаружил, что здесь все же имеется маятник, потому что на конце каната висел металлический шар, довольно тяжелый — видимо, веса человека. Груз был оттянут в сторону и всего лишь одним витком веревки прикреплен к колонне, одной из четырех, стоящих по углам пересечения нефа и трансепта.

Взгляд ученого двигался вверх и вниз, пока не закружилась голова. Он потер шею. Странно. Зачем мог понадобиться строителям этакий маятник всех маятников?

С помощью такого приспособления можно было бы дробить застывший цемент или неподатливый камень. Но едва ли это может служить удовлетворительным объяснением. А если это всего лишь отвес, то зачем ему такой мощный груз? Несколько унций свинца вполне справились бы с такой задачей.

Но, для чего бы он ни предназначался, это был маятник. Сдерживающая веревка с единственным узлом казалась пустяковой преградой. Винченто, словно по струне, ударил пальцем по веревке, и длинный канат мягко завибрировал. Массивный груз закачался, словно корабль на якоре.

Но колебания быстро затихли, и внутри собора снова воцарилась тишина. Канат, груз и веревка замерли в неподвижности, словно родственные серым камням колонн. Корабль-маятник вошел в сухой док.

Так поднимем же паруса!

Повинуясь внезапному импульсу, Винченто потянул узел веревки. С неожиданной легкостью он поддался.

Замерший в покое груз сначала, казалось, не желал трогаться с места. И когда он начал неуклонное движение, то двигался так медленно, что глаза ученого невольно обратились к погруженной в тишь вышине шпиля — как можно, чтобы лишь длина каната так замедляла движение?

Можно было медленно досчитать до четырех, пока маятник достиг центра, нижней точки своего пути. Едва не задев пол, груз ровно и мощно пронесся над полом и сразу же начал подъем, замедляя движение — понадобилось еще четыре счета, пока он достиг, карабкаясь по плавной кривой второй половины качания — высшей противоположной точки у второй колонны. Едва не касаясь ее, груз замер на секунду, и только тогда пополз обратно.

Величественно и неспешно ходил над полом металлический шар, описывая абсолютно правильную дугу десяти ярдов в длину. Винченто не мог уловить ослабления амплитуды во время первой полудюжины качаний. Очевидно, груз такого веса и на таком длинном канате мог свободно колебаться многие часы или даже дни.

Что-то здесь было не так. Прищурясь, Винченто следил за колебаниями маятника. Потом, прислонившись к колонне, за которую был ранее привязан груз, задумался.

Зачем он сюда пришел? Кто-то должен был с ним встретиться. Но вот маятник…

Ученый нахмурился, покачал головой и снова принялся внимательно наблюдать. Огляделся по сторонам. Он должен удостовериться в одной вещи, убедиться, что его догадка правильна.

Неподалеку стояли несколько столярных козлов. Он подтащил одни козлы к нужному месту и уложил на них планку так, чтобы она лежала поперек плоскости качания маятника, перпендикулярно ей. Внизу шара виднелся небольшой выступ. Каково бы ни было его назначение, он отлично послужит сейчас Винченто.

Поверх первой планки он уложил вторую, потом, осторожно сдвигая планки, придал всему сооружению нужное положение.

Теперь при каждом качании шип груза проходил в дюйме от верхней планки.

Он мог бы делать отметки на доске… нет, можно придумать кое-что получше. Где-то рядом он видел песок. Да, вот целая гора его в корыте для смешивания раствора. Песок был в достаточной степени влажен — дождливая погода не давала ему высохнуть.

Набрав пригоршню, Винченто высыпал песок на верхнюю планку. Потом уплотнил и добавил, выстроив невысокую, в дюйм—два высотой, горку, достаточно толстую, чтобы она не рассыпалась сама по себе. Потом, между двумя качаниями маятника, пододвинул доску вперед, так, чтобы песчаная стенка оказалась на пути груза.

Вернувшись назад в первый раз, шип чуть коснулся песчаного гребня, оставив черточку. Винченто, заставляя свои глаза не моргать, не отрывал взгляда от возвращающегося груза. Сдержав дыхание, он, наверное, впервые услышал, как с шипением режет воздух маятник.

Вернувшись, шар сделал на песчаной горке новую отметину, не совпадающую с первой, хотя и соприкасающуюся с ней. Потом груз снова умчался, уносимый могучим и равномерным пульсом гигантского сердца собора.

И шестнадцать секунд спустя третья отметина появилась рядом со второй, на таком же расстоянии от нее, как и вторая от первой. За три колебания плоскость маятника сместилась в сторону на полпальца. Плоскость маятника медленно и равномерно отклонялась по часовой стрелке.

Мог ли этот эффект объясниться медленным раскручиванием каната? Тогда он скоро должен пойти в обратную сторону. Или, по крайней мере, должна измениться амплитуда.

Винченто снова, забыв о ноющей шее, уставился вверх, в темноту шпиля.

Если бы он смог когда-нибудь, где-нибудь подвесить такой же маятник и изучить в спокойной обстановке его движения! Да, если бы он смог. Даже если предположить, что здоровье его не подведет, что заключения удастся избежать, это все равно трудно будет осуществить. Закрытые башни такой высоты встречаются нечасто. Быть может, в другом большом соборе или в университете… Нет, он не имел намерения снисходить до сотрудничества с кем-то еще.

…Но предположим, что озадачивающая боковая прогрессия не имеет связи с раскручиванием каната. У Винченто было чувство, что дело совсем не в этом, чувство, сходное тому, что посетило его во время исследования вопроса о неподвижности солнца — он был уверен, что солнце неподвижно, а мир вращается вокруг него. В этом смещении маятника было нечто столь элементарное, основополагающее, что не могло объясняться столь заурядной причиной.

Пока ученый размышлял, ширина следа выщербленного шипом, достигла двух дюймов.

Каким же образом закреплен канат наверху? Чтобы выяснить это, понадобятся более молодые ноги. И Винченто покинул собор, чтобы получить недостающее. Уходя, он несколько раз поворачивался, глядя на неустанно качающийся маятник.

Из всего происходящего Деррону был виден только верхний сегмент двигающегося каната. Видел он его всего лишь одним глазом, потому что голова его была прижата к шершавым доскам верхней платформы помостьев, куда его, беспомощного, как ребенка, затащил берсеркер. Нечеловечески неподвижный, он нависал сейчас над Дерроном, держа его холодной рукой за шею, а другой выворачивая локоть точно до болевого предела, заставляя лежать неподвижно. Высказать свою точку зрения на это ему мешал кляп, наспех сооруженный из воротника его лее собственной одежды.

Машина явно не собиралась убивать или калечить его. Во всяком случае, не здесь. Время плена казалось Деррону тягостным отрезком вечности, отмеряемым ритмичным колебанием маятника.

Ритмичным и бессмысленным. Взяв его в плен, берсеркер явно выжидал, что могло означать только одно — Деррон уже проиграл. Он даже не успел связаться с Сектором — берсеркер сразу же разгадал назначение нашейного клина, и раздавил его своими стальными пальцами, словно орех с тонкой скорлупой.

Вероятно, он думал, что из своего положения жертва ничего не видит. Почти так и было.

Наконец, дверь собора внизу закрылась со стуком. И лишь тогда вечность пришла к концу — берсеркер отпустил Деррона.

Медленно, преодолевая боль в затекшем теле, он выпрямился и поднялся над досками платформы. Под капюшоном рясы увидел металлическое лицо, покрытое узором швов, словно оно способно было менять свою структуру. Он знал, что стоит перед самой совершенной машиной, когда-либо созданной берсеркерами. Означает ли это, что внутри металлического черепа спрятана пластиковая кожа, которая, вывернувшись, может превратиться в человеческое лицо? И чье лицо? На этот вопрос ответить было невозможно.

— Полковник Одегард, — обратился к нему берсеркер бесцветным голосом машины.

Деррон, которого эти слова застали в некотором смысле врасплох, ждал продолжения, в то время как машина присела перед ним на корточки, свесив неподвижно руки. Руки были такие же обманчивые, как и лицо. Сейчас они не походили на человеческие, но нельзя было сказать, во что еще они способны обратиться. Тело скрывала бесформенная ряса, которая, возможно, принадлежала когда-то Амлингу.

— Полковник Одегард, боитесь ли вы перехода от жизни к нежизни?

Деррон не знал, чего можно ожидать от берсеркера, но едва ли предполагал услышать такое.

— Если да, то что от этого меняется?

— Да, — тускло сказал берсеркер. — То, что запрограммировано, продолжается независимо от ситуации.

И, прежде чем Деррон успел сообразить, что бы это могло означать, он уже был связан по рукам и ногам, но не до такой степени, чтобы потерять надежду когда-либо освободиться. Машина не собиралась навлечь на себя ответственность за смерть в зоне слежения мониторов Сектора.

Потом она на секунду остановилась, поворачивая голову, словно человек, прислушивающийся к чему-то, и в следующий миг бесшумно устремилась вниз по приставной лестнице, двигаясь, как гигантская обезьяна или кот.

Деррону только и оставалось, что отчаянно пытаться освободиться, мыча проклятия в затыкающий рот кляп.

Вдоль дороги, ведущей к собору, двигалась новая группа крестьян — из более дальних деревень, расположенных выше среди холмов. Встретил их брат Саил. Узнав, что перед ними не тот волшебник и чудотворец, о котором говорила вся округа, крестьяне заметно приуныли.

— Расскажите, зачем вам понадобилось видеть брата Иованна? — величественно вопросил Саил, сцепив руки вокруг живота для придания своему виду большего достоинства.

Они загалдели все сразу, и ему пришлось повысить голос, чтобы заставить говорить по одному и вразумительно. Тогда он узнал, что вот уже несколько дней огромный волк терроризирует их небольшую деревню. Чудовищное животное убивает скот и, что невероятно, вырывает с корнем посевы! Крестьяне снова загалдели все разом, и Саил так и не понял, то ли был пожран мальчик, то ли он упал и поломал руку, пытаясь убежать от волка. В любом случае, жители деревни были в полном отчаянии. Мужчины едва осмеливались выходить в поле. Деревушка одинокая. Могущественного покровителя, способного оказать помощь, нет, не считая только Святейшего на небесах. И вот появляется святоподобный Иованн, который должен сделать что-нибудь. Они в полном отчаянии!

Брат Саил кивнул. Выражение его лица и движения показывали сочувствие пополам с нерешительностью.

— Что же… мы посмотрим… Я сделаю все, что смогу. Пойдемте со мной, я расскажу о вашем деле брату Иованну.

Винченто вошел в собор в сопровождении озадаченного Вилла и с наибольшей скоростью, возможной в его возрасте, поспешил вдоль нефа. Он был раздосадован непредвиденной задержкой: Рудд, встреченный в монастырском дворе, замучил его жалобами по поводу скудного корма для тяглунов, а когда ему удалось избавиться от кучера, старые ноги взбунтовались и отказались взбираться на холм, даже с помощью Вилла. Миновало более часа с тех пор, как он привел маятник в движение.

Тяжело дыша, ученый рассматривал в глубокомысленной тишине то, что успело произойти за время его отсутствия. Непрочная песчаная горка была полностью разрушена, теперь поворачивающаяся плоскость колебаний маятника успела пройти десять или двенадцать градусов дуги, оставив песчаную полосу позади.

— Вилл, ты уже помогал мне в мастерской. Будешь помогать опять, точно исполняя приказания.

— Да, хозяин.

— Запомни первое: ты не должен касаться каната или каким-нибудь способом мешать движению маятника. Понял?

— Да.

— Хорошо. Теперь лезь наверх. Кажется, по этим лестницам и помостам можно добраться до самого верха. Я хочу знать, каким образом подвешен этот канат, что его там держит. Сделай набросок. У тебя точная рука, ты хорошо рисуешь, я знаю.

— Да, я понял, сэр. — Вилл вытянул шею. — Высоковато, однако.

— Да, получишь монету, когда спустишься обратно. И вторую, когда сделаешь точный набросок. | Не спеши и смотри во все глаза.

Деррону уже удалось немного ослабить путы на руках, когда он услышал шаги. Кто-то, гораздо менее ловкий, чем берсеркер, взбирался по деревянной лестнице. Потом между поручнями показалось открытое добродушное лицо слуги Винченто, на котором тут же отразилось ошеломление.

— …бандит! — сплюнул Деррон, когда были перерезаны путы на руках, и он освободился от кляпа. — Видно, прятался где-то здесь… заставил подняться сюда и связал меня.

— Ограбил вас, видать? — Вилл был испуган. — Всего один, да?

— Да, всего один. Ух… Со мной, собственно, не было ничего ценного. Но клин мой он утащил.

— Страшноватое дело. Один из этих бродяг, значит? — Вилл сочувственно и озабоченно покачал головой. — Видно, хотел перерезать вам горло, да побоялся проливать кровь в храме божьем. Думаете, он еще где-то поблизости?

— Нет, я уверен — он давно успел убежать.

Вилл снова покачал головой.

— Что ж, сэр, разотрите руки и ноги получше, прежде чем спускаться. А я полезу наверх — у меня работа для господина.

— Работа?

— Да-а.

Вилл уже лез дальше. Судя по всему, он собирался взобраться до самого шпиля.

Стоя на четвереньках, Деррон осторожно выглянул из-за края платформы. Рыжеволосая фигура Винченто казалась игрушечной. Деррон вдруг понял, что делает здесь ученый. На старой Земле изобретатель подобного маятника дал своему детищу собственное имя — Фуко. Маятник Фуко.

— Уважаемый Винченто!

Ученый с раздражением обернулся. К нему в явном возбуждении спешил молодой человек, назвавшийся Валзаем, или как его еще там. Он явно только что спустился по узкой винтовой лестнице, по которой недавно поднялся Вилл.

Валзай так спешил, словно нес новость величайшей важности, хотя на самом деле это оказалась какая-то идиотская история о напавшем на него грабителе. Глаза молодого человека пристально рассматривали козлы, доски и насыпанный на них песок, а тем временем с губ срывались слова глупейшей истории, грозившей сбить мысли Винченто с правильного пути.

— Молодой человек, — прервал он Валзая, — советую вам рассказать свою историю солдатам.

После этого он повернулся к нему спиной. Итак, если это не раскручивание каната и не какой-то дефект подвески, то… Что же это? Сам собор, естественно, не мог поворачиваться против часовой стрелки. И все же…

Мысль его напряглась, устремляясь вперед, прощупывая еще не познанные глубины…

— Я вижу, мессир Винченто, что вы уже обнаружили мой маленький сюрприз.

Деррон уже ясно видел, как пошла игра. И видел, что для него открыта еще одна отчаянная возможность, за которую и ухватился, как за соломинку.

— Ваш… сюрприз? — медленно и отчетливо переспросил ученый. Брови его сошлись, предвещая грозу, пока сам он поворачивался лицом к Деррону. — Это вы прислали ко мне ночью монаха?

Это была деталь — если вообще требовались дополнительные детали — подтверждавшая догадку Деррона.

— Нет, я только организовал вот это! — Он с подобающей гордостью указал на маятник. — Должен признаться, сэр, я нахожусь здесь уже несколько дней. Первоначально со мной были друзья, которые помогли в сооружении маятника.

Разумеется, все это было полнейшей ложью, придумываемой на ходу, и если Винченто придет в голову проверить… Но она произвела впечатление именно той силы, на которую он рассчитывал. Старик мрачно молчал. Деррон в красках описывал, как он и его воображаемые товарищи подвешивали маятник, чтобы…

— …вы увидели перед собой, мессир, полное подтверждение вращения нашей планеты!

Но в старых глазах не было удивления. Отчаянная игра, несомненно, была оправдана. Теперь посмотрим, можно ли ее выиграть. Деррон продолжил:

— Конечно, я последовал, почтенный сэр, вашему примеру. Я решил охранить свое законное право на это открытие, послав для этого нескольким выдающимся лицам в разных частях мира письма-анаграммы, в которых зашифровал описание этого эксперимента. Таков был мой первоначальный план. Но когда до меня дошел слух о ваших… настоящих… трудностях, я понял, что не могу сидеть, сложа руки.

Винченто глядел на него, не моргая.

— Вы говорите, что это — подтверждение вращения нашей планеты?

Тон его был сух, в нем чувствовалась недоговоренность.

— О, простите! Я не думал, что детальное объяснение… гм… Понимаете, плоскость колебаний маятника не вращается, это наш шарообразный мир вращается под ней. — Деррон сделал паузу. Ему только что пришло в голову, что старый. Винченто стал немного медлителен в мыслях — сказывался возраст. Изобразив на лице снисходительную улыбку, он продолжал объяснение, произнося слова четко и громко. — На полюсах планеты такое устройство будет ежедневно описывать круг в триста шестьдесят градусов. На экваторе вращения вообще не будет заметно. — Безжалостно повышая темп, он обрушил на старика поток накопленных за три с половиной столетия знаний. — Между этими двумя крайними случаями величина отклонения пропорциональна широте. На этой широте оно составляет примерно десять градусов в час. А поскольку мы находимся в северном полушарии, вращение происходит по часовой стрелке…

С высоты раздался крик Вилла, обращенный к господину:

— Канат здесь укреплен так, чтобы он свободно вертелся во все стороны, но его ничего не вертит…

— Спускайся! — прервал его Винченто.

— …если нужен чертеж, так я еще немного погляжу…

— Спускайся! — рассвирепел старик.

Деррон постарался не потерять напряжения момента, переключившись на тему своего твердокаменного благородства:

— Единственным моим желанием было помочь вам, сэр. Я оставил в сторону мысли о личной выгоде и поспешил к вам на помощь. Мой клинок к вашим услугам, сэр. Если нужно, я с радостью повторю этот опыт в Святом Городе, чтобы весь мир мог убедиться собственными глазами…

— Довольно! Я не нуждаюсь ни в какой помощи! — Последнее слово прозвучало как ругательство. — Вы не смеете… вмешиваться… в мои дела. Не смеете!

Гнев и презрение превратили Винченто из старика в полного сил человека. Деррон невольно подался назад. Он выиграл эту игру, но обнаружил, что гордость ученого не уступает его гению!

Взрыв горделивого гнева скоро прошел. Деррон увидел, как Винченто, снова согнутый грузом годов, послал ему последний ненавидящий взгляд и отвернулся. Он никогда не использует маятник Фуко для доказательства, не поверит в него и даже не станет вести исследований в этом направлении. Поскорее выбросит это из головы, если сможет. Мелочность и зависть, которые довели его до трибунала, унижения, были сильны не только в его врагах, но и в нем самом.

Деррон знал, что в исторической реальности Винченто не только отречется от своих идей, но и пойдет дальше того, что потребуют от него судьи. Напишет новую брошюру, в которой будет доказывать, что солнце летает по кругу вокруг миллиона людей.

— Единственным желанием моим было помочь вам, сэр…

Шаркая, старый ученый добрел, наконец, до конца нефа, и дверь с гулким стуком закрылась за ним. Опустошенный, Деррон прислонился к колонне, слушая, как раз за разом со свистом рассекает воздух маятник. Вилл скатился с лестницы, непонимающе нахмурился, потом поспешил вслед за хозяином.

Теперь трагедию Винченто можно было забыть надолго. Реальная победа и реальная надежда оказались мощными стимуляторами. Деррон покинул собор через боковую дверь и, перепрыгивая через несколько ступенек, бросился к монастырю. Если берсеркер не уничтожил еще запасной коммуникатор в посохе, можно будет поделиться радостью победы с миром Современности.

Уже, в коридоре монастыря он почувствовал, как в кости за ухом пульсирует вызов Сектора.

Брат Саил громко пыхтел, хотя явно не прилагал усилий, чтобы поторопиться. Узкая коровья тропа, по которой следовали монахи, шла то вверх, то вниз по склону холма, петляя между колючими кустарниками, проходя через жидкие рощицы. Саил отставал и каждым вздохом пытался умерить прыть брата Иованна.

— Я думал… что вознесения нескольких молитв… будет достаточно. Эти крестьяне… ты ведь знаешь, брат… они зачастую глупы… могли все преувеличить… преувеличить ущерб от этого волка… якобы волка.

— В таком случае моя собственная крестьянская глупость не принесет вреда, — ответил брат Иованн, не сбавляя шага.

Они уже отошли от собора на несколько миль и глубоко вторглись в царство легендарного волка, терроризирующего округу. Сопровождавшие их поначалу крестьяне повернули назад, не совладав со страхом, уже давно.

— Да простит меня Святейший, если я слишком сурово сужу об этих людях. — Саил взобрался на вершину холма и перевел дыхание, чтобы произнести более продолжительную речь. — Ну хорошо, если это чудище и в самом деле натворило за несколько дней столько бед, как нам сообщили, то было бы ошибкой приближаться к нему с пустыми руками. Я не хочу сказать, что хоть на мгновение сомневаюсь в непостижимой мудрости Провидения, способной заставить рыбу плескаться в радости после того, как ты, брат, освободил ее, то так же не усомнился я в рассказе о том, как крохотные лесные пичужки слушали твои молитвы. Но волк, особенно такой волк — совсем иное дело…

Сжимая в руках посох, Деррон показывал лучшее в своей жизни время кросса по пересеченной местности, чередуя пятьдесят шагов бега с пятидесятые шагами быстрой ходьбы.

— Одегард! — услышал он голос Командующего Сектором. — Там, рядом с тобой, есть еще одна линия, так же жизненно важная, как и линия Винченто. Сейчас этот человек и еще один отодвинулись на пару миль и вот-вот покинут зону безопасности. Ты должен добраться до них и защитить любым способом. Если берсеркер ждет его в засаде…

Само собой, он будет в засаде. Нападение на Винченто было задумано всерьез, как и всякий первый удар в хорошей потасовке. Но пробить защиту должен именно второй удар. И сейчас человечество было подставлено под него.

Пятьдесят шагов бега — пятьдесят ходьбы… Деррон методично продвигался по пеленгу, выданному Сектором.

— Но кого я должен искать? — поинтересовался он.

И, выслушав ответ, подумал, что должен был и сам догадаться, должен был насторожиться, впервые взглянув в это безмятежное, полное любви ко всему живому, лицо…

В самой гуще деревьев показалась проплешина. Образовалась она, видимо, дня три назад — сломанные ветки не успели еще засохнуть. И хотя насекомые все еще роились над грудой костей и серого меха, пищи им осталось уже немного.

— Это был очень большой волк, — задумчиво сказал брат Иованн, поднимая с земли осколок челюсти.

Кость была раздроблена жестоким ударом, но часть зубов впечатляющего размера все же сохранилась.

— В самом деле, очень большой, — согласился брат Саил, хотя о волках ему мало что было известно. И он не имел большого желания узнать больше.

Солнце уже почти зашло, темнеющий лес был зловеще безмолвным.

— Но что же это за существо, которое так обошлось с большим волком, волком-самцом? Эти кости не тронул зуб. Они лишь переломаны, как будто некое существо, еще более буйное и дикое, чем этот волк, топтало его…

Для историков Современности имя брата Иованна символизировало любовь и мягкосердечие. То же самое можно было сказать и об ортодоксальных членах храмовых сообществ, благоговевших перед ним, как перед святым, и о людях, далеких от религиозности. Подобно Винченто, святой Иованн превратился в могучую личность из народных легенд.

— Мы только час назад уловили его истинную важность, снова зазвучал в голове Деррона голос Командующего Сектором. — Стабилизировав положение Винченто и сконцентрировав всех наблюдателей на твоем участке, мы смогли разглядеть его структуру. В историческом времени жизнелиния Иованна продолжается еще пятнадцать лет, оказывая по всей длине поддержку другим линиям. Эти линии, в свою очередь, излучают поддержку другим. Процесс распространяется по всей протяженности истории. Предполагается, что договор о разоружении, подписанный через триста лет после его смерти, может не осуществиться, и международная ядерная война сотрет с лица планеты нашу цивилизацию, стоит только прервать линию Иованна в твоей темпоральной точке.

Командующий сделал паузу, послышался торопливый голос девушки-информатора:

— Новое сообщение полковнику Одегарду.

— Лиза? — спросил Деррон, переходя на шаг.

Она заколебалась, но всего лишь на секунду, потом служебный долг взял верх:

— Полковник, жизнелиния, ранее описываемая как эмбрион, покидает зону безопасности. Скорость ее перемещения превышает возможную для человека или животного. Мы еще не имеем этому объяснения. Кроме того, возьмите на пять градусов левее.

— Понял.

Исполнив приказание с возможной в его положении точностью, он выбрался из низины. Грязь замедляла продвижение.

— Лиза?

— Деррон, они допустили меня к связи только после того, как я обещала не выходить за рамки дела.

— Я понял, ничего не говори. — Он снова бросился бежать, дыхание вырывалось из легких с хриплым свистом. — Я только хотел сказать… если бы… у тебя был мой ребенок…

Послышался тихий всхлип. Но когда Лиза заговорила, голос ее был спокоен. Она передала новую поправку курса.

Краем глаза брат Саил уловил вдали какое-то движение. Что-то быстро приближалось к ним сквозь деревья и кусты. Прищурившись, поражаясь собственному относительному спокойствию, он обнаружил, что их поиск пришел к концу.

Волк?

Вряд ли. Приближающееся существо следовало бы назвать монстром или демоном, и теперь оно настигало людей, осмелившихся выйти на его поиски.

Оно было размерами с человека и имело зловещий вид. Бесшумными кошачьими прыжками оно преодолевало густой подлесок. Брат Саил понял, что должен пожертвовать жизнью ради брата Иованна, должен оттолкнуть его в сторону и броситься вперед, отвлекая внимание на себя. И нечто внутри его стремилось осуществить этот подвиг, но ноги обратились вдруг в свинец, превратив его в неподвижную статую. Саил попытался хотя бы криком предупредить Иованна, но ужас парализовал горло. Все же ему удалось схватить брата Иованна за руку и повернуть в сторону надвигающейся опасности.

— О! — смог только произнести он, выходя из задумчивости.

В нескольких шагах от них монстр приостановился и присел на четырех стройных лапах, переводя взгляд с одного на другого, как будто решая, кто именно ему нужен. Мельком видевшие существо, крестьяне вполне могли принять его за волка. Куски серой шерсти свисали с его тела, как будто оно само разорвало на себе волчью одежду. Безволосое, бесполое, жуткое и красивое одновременно существо, словно капля ртути, двумя плавными прыжками покрыло расстояние между собой и людьми. Потом снова присело, обратившись в безмолвную статую.

— Именем Бога, пойди прочь! — прошептал брат Саил дрожащими губами. — Это сверхъестественное существо, уйдем отсюда, брат!

Но Иованн только поднял руки и знаком клина приветствовал серебряный ужас. Казалось, что он благословляет его, а не проклинает.

— Брат Волк, — произнес он тихим голосом, — ты и в самом деле не похож на всех зверей, которых мне приходилось встречать, и неведомо мне: откуда мог появиться такой зверь, как ты. Но в тебе теплится дух жизни, поэтому не забывай ни на миг, что наш небесный Отец создал тебя так же, как и всех остальных существ, и все мы, таким образом, дети одного Отца.

Волк кинулся было вперед, но остановился. Сделал еще шаг и снова замер. Саилу показалось, что он видит в раскрытой его пасти длинные и острые клыки, которые вдруг зловеще задвигались, сливаясь в блестящую полосу, словно зубья невероятной пилы.

Иованн опустился на одно колено, оказавшись лицом к лицу с приникшим к земле монстром. И развел руки, словно собираясь обнять его.

Из разверстой пасти послышался скрежет металла о металл. Саил едва не потерял сознание. Но в голосе Иованна не было ничего, напоминающего страх — только любовь.

— Брат Волк, ты убивал и разорял, как ненасытный разбойник, и за это заслуживаешь наказания! Но прими вместо него прощение всех тех, кому причинил ты зло. Идем же, вот моя рука! Во имя Святейшего, идем со мной и поклянись, что с этого дня ты будешь жить в мире с людьми. Идем!

Сначала Деррон, бегущий из последних сил, увидел брата Саила, неподвижно стоящего и смотрящего куда-то в сторону, на что-то, скрытое от глаз Деррона густыми кустами. Он резко остановился и вскинул посох, но стрелять не стал — знал, что Саил — не берсеркер. Сообщение Сектора о пунктирной эмбриональной жизнелинии и услышанное в соборе привело его к невероятной догадке, поразительному выводу… Этого не могло быть, но факты…

Сделав три шага в сторону, Деррон увидел то, что заставило брата Саила застыть с открытым ртом.

Волк-берсеркер сделал последний, нерешительный шаг. Медленно поднял металлическую лапу… Стальные когти осторожно прикоснулись к руке стоящего на колене монаха…

— Итак, я угадал верно — он превратился в живое существо, — рассказывал Деррон. Голова его покоилась на коленях Лизы, над ними сияло искусственное солнце подземного парка и шевелилась листва деревьев. — А будучи живым, оказался под влиянием личности святого Иованна. Под влиянием гуманизма, любви… Не знаю, как это можно выразить.

Лиза вопросительно подняла брови:

— Да?

Деррон чуть обиженно нахмурился.

— Да, имеются рациональные объяснения, конечно. Самая сложная и компактная машина, когда-либо построенная берсеркерами при перенесении через двадцать тысяч лет эволюционного градиента из точки опорного плацдарма во времена Винченто своеобразным образом пострадала — с ней произошло что-то вроде зарождения жизни. Так нам кажется сейчас. А у Иованна и некоторых других людей имеется поразительная сила влияния на живых существ — это зарегистрировано документально, хоть нам, рационалистам, и не понять, как именно это происходит.

— Я прочитала историю о святом Иованне и волке, — сказала Лиза, перебирая его волосы. Там говорится, что, приручив волка, он оставил его жить в деревне, как собаку.

— Это должно относиться к настоящему волку… Думаю, небольшое изменение истории не изменило легенды. Очевидно, с самого начала берсеркер планировал убить настоящего волка и занять его место в эпизоде с приручением. Убив Иованна, он бы выставил его в глазах людей как обманщика. Но разорвав на части волка, он совершил иррациональный, нелогичный с точки зрения машины поступок. Если бы мы узнали об этом раньше, то сразу догадались бы, что произошло с нашим врагом. Были и другие мелкие улики — поступки, бессмысленные для машины. Мне следовало догадаться еще в соборе, когда он завел речь о жизни и смерти. Во всяком случае, Сектор посадил его в клетку в Современности, и пусть теперь ученые решают, что…

Деррону пришлось сделать паузу, так как Лиза склонила к нему лицо с явным желанием, чтобы ее поцеловали.

— …Я рассказывал тебе, как чудесно выглядит местность там, наверху? — продолжил он немного спустя. — Большой холм, конечно, отдан под восстановление собора. Но, думаю, мы с тобой можем заглянуть на днях в контору Землепродажи, пока не началась послевоенная толкотня, и зарезервировать для себя один из холмов у реки…

И тут ему снова пришлось сделать паузу.