Звезда и крест генерала Рохлина

Эпилог

На веранде охотничьего дома в Завидово сидел Борис Николаевич и лидеры думских фракций. Рядом на полянке горел костер, на нем варилась уха.

— Мужики, нам ведь делить нечего, — говорил президент. — Россия большая, всем места хватит. Что мы все боремся между собой, ведь договориться всегда можем? Давайте наши встречи у костерка сделаем традиционными. Мы должны держаться вместе. В любой стране есть оппозиция. Я же' понимаю, что оппозиция должна быть. Я доволен, что оппозиция у нас конструктивная, мы всегда можем обеспечить согласие, понимаешь.

Зюганов предложил тост:

— За единую и неделимую Россию!

Затем он отвел Андрея Андреевича в сторонку:

— Андрей Андреевич, а что будем делать с импичментом?

— Геннадий Андреевич, теперь берите инициативу в свои руки. Вы опять остались единственным реальным лидером. Готовьте осеннее наступление трудящихся. Чтобы пшика не получилось, как вы любите говорить.

Неопределенно хмыкнув, Зюганов направился обратно к костру. Андрей Андреевич долго и пристально смотрел ему вслед…

Президент Ичкерии Аслан Масхадов работал в кабинете с документами. Вошел помощник:

— Аллах акбар! Только что получили известие из Москвы. Убит Рохлин.

— Как убит? — опешил Масхадов.

— Подробности неизвестны. Говорят, на бытовой почве. Вроде бы как жена. Но очень вовремя для власти она это сделала.

— Это после стольких лет совместной жизни? — вслух подумал Масхадов. — Верится с трудом. У нее же на руках больной сын. Муж — единственный в семье кормилец.

— А кто их разберет, этих русских баб, — пожал плечами помощник. — Прокуратура возбудила уголовное дело. Аслан, Аллах сделал для нас великое дело! Рохлин в Кремле стал бы для нас самым худшим вариантом. Пусть лучше будет этот алкаш. С ним у нас есть шансы. А генерал стал бы наводить порядок железной рукой.

Как только за помощником закрылась дверь, Масхадов тяжело вздохнул. Ситуация в Чечне и вокруг нее складывалась неблагоприятно для бывшего полковника Советской Армии. Из Москвы в Грозный доставлялось оружие, но попадало оно не в руки президента Ичкерии, коим стал Масхадов после вывода федеральных войск и выборов, в которых он одержал безусловную победу. Оно текло в руки полевых командиров: Басаева, Радуева, Хоттаба. Его неоднократные обращения к президенту, правительству и министерству обороны России оставались без ответа. А тут еще похищения иностранцев. Мировое сообщество отвернулось от Чечни, международные организации свернули свою деятельность на ее территории. Уже не было того ореола борцов за независимость, который сопровождал чеченский народ в войну Масхадов строил светское государство, и хотел сделать из Чечни второй Кувейт. Но этому постоянно что-то мешало.

Молчание Кремля подтолкнуло его искать контакт с Рохлиным. Когда первый раз его эмиссары вышли на Рохлина, генерал послал их. по-русски. Но Масхадов упорно добивался встречи. Рохлин потребовал сдать всех его информаторов в Генеральном штабе и ФСБ и указать все источники денежных потоков в Чечню. Конечно, эти условия были неприемлемы для Масхадова, но что касается участия Березовского и поставок оружия Басаеву, эту информацию он не скрывал.

И вот Рохлина не стало. Зато остались до зубов вооруженные полевые командиры, не контролируемые Масхадовым, которые устремляли свои взоры на Дагестан; Удугов, который стремился к созданию исламского государства на Кавказе, международные террористические центры, делающие из Чечни полигон; униженная Хасавюртовскими соглашениями Российская Армия; нестабильная ситуация в России и олигархи, готовые поживиться за счет Чечни… Достаточно одной искры, чтобы ситуация взорвалась.

«Быть еще одной войне», — подумал Масхадов.

— У русских теперь не осталось настоящих генералов, — сказал своим боевикам Шамиль Басаев. — Да они только и умеют, что убирать с дороги своих. — И вспомнив бои в Грозном, добавил: — Той зимой Рохлин не спал. А в Москве на секунду расслабился и вот результат. Спящего Льва растерзали шакалы. Но мы спать не будем.

Когда Квашнин приехал в Генеральный штаб и зашел к себе в кабинет, он уже знал об убийстве Рохлина. Генеральный штаб гудел, как улей, обсуждая эту новость.

Квашнин знал, что это должно было произойти. Неважно — когда, где и как. Рано или поздно это случилось бы, Лев Яковлевич фатально шел к своей гибели. Нельзя же быть таким прямолинейным здесь, в Москве!

Анатолий Васильевич открыл бар, заполненный коньяками и импортными винами. «А я ведь остался должен Льву ящик коньяка», — вдруг вспомнил он разговор в Моздоке накануне штурма Грозного. Ему захотелось выпить водки. Он спросил адъютанта:

— У нас водка есть?

— Никак нет, товарищ генерал.

— Почему?

Адъютант пожал плечами:

— К вам приезжают люди все больше уважаемые…

Анатолий Васильевич налил себе рюмку коньяка, выпил залпом и задумался. Рохлин всегда критически относился к нему: и тогда, в Грозном, и здесь, в Москве. Когда, став начальником Генерального штаба, Квашнин подготовил план реформы армии, Рохлин спросил его: «А вы не боитесь, что получится, как в Чечне? Тогда ведь на бумаге тоже вроде все был правильно?» Квашнин ответил тогда: «Мы все спланировали правильно и не виноваты, что правительство не дает денег на реформы в армии».

Сколько перепалок было между ними, а сейчас Анатолий Васильевич почувствовал пустоту. Что-то важное ушло вместе с Рохлиным…

Сообщение адъютанта вывело Квашнина из задумчивости:

— Товарищ генерал, звонили из администрации президента, рекомендовали разослать директиву, чтобы действующие военнослужащие воздержались от участия в похоронах Рохлина.

Квашнин сказал рассеянно:

— Да-да, готовьте директиву.

На похороны Квашнин все-таки поехал. Он увидел там офицеров и генералов, которых он помнил по Чечне и знал по работе в Генштабе. Здесь были бывшие министры обороны Язов, Моисеев, Родионов, командующий ВДВ Шпак, Стаськов. Многие игнорировали его директиву. В том числе, он сам. Начальник Генштаба почувствовал, что стал выше в своих собственных глазах. Это чувство усилилось, когда он вспомнил, что министр обороны Игорь Сергеев рано утром отправился в госпиталь, сказавшись больным. Главный военный госпиталь имени Бурденко был в трех минутах езды от Дома офицеров Московского военного округа, где шло прощание с генералом Рохлиным.

Огромная очередь пришедших проститься с Львом Рохлиным протянулась от Дома офицеров до самой набережной Яузы. Весь парк перед Домом офицеров тоже был забит людьми. Под деревьями развевалось шахтерское знамя. Все пикетчики пришли проститься с генералом. Минуло обеденное время. Солнце клонилось к закату. Руководитель похоронной комиссии, заместитель председателя Государственной Думы Артур Чилингаров уже назначил время выезда на кладбище, но люди все шли и шли. Милиция перекрыла подходы к зданию. Позднее Артуру Николаевичу придется доказывать своим избирателям, что он не пытался сокращать траурные мероприятия. Ему не поверят, и он вынужден будет просить членов похоронной комиссии подтвердить это письменно…

На похороны приехали известные деятели культуры, люди разных политических взглядов.

— Последний раз я видел здесь столько народа, когда хоронили маршала Жукова, — делился своими наблюдениями старик, проживающий по соседству. — И ведь тоже никого не приглашали. Молчали. В опале он был.

— Такие люди всегда в опале, — откликнулся другой старик. — Их или поганят, или молчат про них. Но народ-то знает, кто чего стоит.

К зданию Дома офицеров подъехал мэр Москвы, и бывший соратник Ельцина Михаил Полторанин, толпа анпиловцев начала выкрикивать:

— Ельцин — убийца!

«А мне-то зачем это кричать? — подумал Юрий Михайлович. — Ельцину и кричите».

Пройдя мимо гроба с телом генерала, мэр оказался в окружении лидеров оппозиции, которые наперебой старались пожать ему руку, и создавалось впечатление, что, несмотря на невысокий рост Лужкова, окружившие его политики будто бы заглядывали ему в лицо снизу вверх. Широко шагая, к нему подошел Зюганов и крепко со значением пожал мэру руку. Встав с Лужковым рядом и рассматривая проходящую мимо гроба публику, он спросил у московского градоначальника:

— Юрий Михайлович, а как идет подготовка к спартакиаде?

— По плану, — сдержанно ответил Лужков, удивившись не к месту и не ко времени заданному вопросу.

17-го июля, в день восьмидесятилетия убиения царской семьи, в Санкт-Петербурге хоронили останки, которые Русская Православная церковь не признала царскими. А по всей России шли панихиды и Крестные ходы.

На Славянской площади в Москве начался большой Крестный ход. Когда он проходил мимо Старой площади, Чубайс наблюдал за ним из окна здания администрации президента. Березовский, проходивший по коридору здания, увидел Чубайса, стоящего у окна, подошел к нему и спросил:

— Что вы там разглядываете, Анатолий Борисович?

— Да опять православные куда-то идут Крестным ходом.

— Судьба у них такая, Анатолий Борисович, — ответил Березовский. — Что им еще остается? А нам делами нужно заниматься. У нас еще много дел в России…

Ольга Щедрина зашла в старинное здание, выстроенное в державном стиле, в центре Москвы и поднялась в приемную Соколова.

— Игорь Николаевич ждет вас, — сказала секретарша.

Ольга зашла в просторный кабинет. Соколов приветливо вышел из-за стола и пригласил ее к маленькому столику в углу кабинета. Он достал бутылку вина и разлил в фужеры:

— Сто лет с вами не виделся.

— Я только что с Крестного хода. Была рядом и решила зайти, — сказала Щедрина. — Знаете, у нас случилась беда, Игорь Николаевич.

— Что же? — озабоченно спросил Соколов.

— Убили нашего земляка, генерала Рохлина.

Соколов поставил фужер, лицо его стало серьезным:

— Конечно, знаю. Это беда не только у вас, это беда всех. Он единственный из высшего офицерского корпуса, кто прямо назвал причины бедственного положения страны и реально начал делать то, чтобы исправить ситуацию. Россия могла бы пойти совсем другим путем. Вокруг него группировались, казалось бы, несовместимые друг с другом, здоровые силы общества. Он должен был сделать то, что не сделали мы: выгнать команду Чубайса и Березовского, ввести в Правительство государственно мыслящих людей, и начать работу в интересах национальной экономики и развития страны. Я же работал в правительстве и знаю, кто там сегодня пытается сделать что-то полезное, и этот кто-то всякий раз получает по рукам. Там они защищают свои, чьи угодно, но только не интересы собственной страны. А ведь Россия может существовать только как великая держава. В этом ее суть. И править в ней могут только те, кто сознает эту суть, кто способен на великий и бескорыстный труд.

— Вы знаете, какое чудо произошло сегодня на Крестном ходе? — остановила его Щедрина. — Только прочитали акафист Державной иконе Божией Матери и государю, на глазах у всех икона царя с семьей преобразилась: была бледной, почти бесцветной, и в один момент лики обагрились, появились ярко-красные следы на ликах царевен, похожие на кровь, и все стали прикладываться к иконе. Я поняла и думаю, то же самое ощущали все присутствующие, — это Господь дает нам знак, что главное еще впереди. Меня же предупреждали! — неожиданно прервала она себя. — Человек из администрации президента. Я должна была его предупредить! Почему я этого не сделала? Почему?!

— Теперь это уже не имеет ни какого значения, — Соколов взял бокал и выпил его до дна: — Он и без вас знал, что может с ним произойти…

В Волгограде шло расформирование 8-го армейского гвардейского корпуса, наследника легендарной 62-й, впоследствии 8-ой гвардейской армии, защищавшей Сталинград, прошедшей Курскую дугу, освобождавшей Киев, штурмовавшей Берлин, в течение пятидесяти лет стоявшей на западных рубежах Варшавского Договора. Корпуса, прошедшего ад Чечни и не посрамившего честь русского оружия.

Верховный Главнокомандующий в услугах корпуса больше не нуждался. Сотни молодых офицеров, имеющих опыт боевых действий в современных условиях, увольнялись в запас. В то время, когда на Северном Кавказе оставался тлеющий очаг войны, которая в любой момент могла вспыхнуть вновь, из армии ушли профессионалы, имеющие за плечами достаточный багаж успешных военных действий именно там.

Быстрова, Лихого, Кузнецова и Павловского уволили сразу по возвращении с похорон. Новый командир корпуса генерал Владимир Булгаков запретил офицерам ехать в Москву на похороны. Но они не послушались.

— Да что сделал Рохлин для армии? — возмущался Булгаков. — Отсиживался в подвалах консервного завода в Грозном? Сделали из него героя, понимаешь!

Конечно же, Булгаков понимал роль Рохлина в те грозные для страны и армии дни. В глубине души он завидовал Льву Яковлевичу, понимая: сколько бы он не прогибался перед властью, ему не заслужить того народного признания, каким был отмечен Рохлин. Что поделаешь, зависть есть не лучшая черта русского народа и еще не нашлось того генерала, того врача, которые сумели бы победить этот недуг…

Приходченко, не дожидаясь решения о своей дальнейшей судьбе, написал рапорт об увольнении, молча положил его на стол Булгакову и уехал в Москву. Вскоре уволился и Волков. Он тоже уехал в Москву и женился на Галине. А других разослали служить в самые отдаленные российские гарнизоны.

Боевое знамя корпуса было сдано в музей-панораму Сталинградской битвы. О корпусе осталась только память.

В сороковой день гибели генерала над Волгоградом пронесся ураган. Он задрал крышу на здании областной администрации.

В Соборе Казанской Божией Матери, где собрались офицеры и казаки, отец Алексий вел панихиду. По окончании панихиды он обратился к собравшимся с проповедью:

— Вечна духовная брань. Кто готов к ней, тот принимает путь крестный, а без воли Божией ничего не получится. Пророк Иоанн Креститель боролся за правду, и ему отрубили голову. Так и наш Лев — боролся за правду, за нее и пострадал. Так что не гневайтесь, и так бывает: кто за правду, тот страдает и получает за это венец Божий на небесах.

После панихиды все отправились на Мамаев курган. Платов предложил:

— Ну что, помянем Льва Яковлевича?

Все выпили и закусили черным хлебом с салом.

— Было у меня сегодня ночью видение, — сказал отец Алексий. — Пришел ко мне генерал и говорит: «Не успел я, батюшка, при жизни построить часовню Петра и Павла, о чем сейчас жалею. Передайте моим друзьям боевым, зачем они медлят? Россию спасать нужно, потеряем ведь скоро Россию. Пусть срочно строят часовню Петра и Павла, и каждого офицера, каждого воина — через эту часовню проведут». Чувствую я, ребята, скоро с ним встречусь.

Платов посмотрел на батюшку, и ему пришла в голову неожиданная мысль: «Все сейчас только и говорят о том, кто убил Рохлина. Обществу всегда интересны подробности преступления, личной жизни, а не сам человек, как будто если назовут имя преступника, то человек воскреснет. А может быть, последние, земные мгновения таких людей должны оставаться тайной? Жил ярко и погиб загадочно… Как в названии старого фильма «Только погибший ответит»…»

— «Папы» нет, и никто ничего не сделает теперь, — сказал Быстров.

— А зачем на кого-то надеяться? — спросил Лихой. — Если не мы, его боевые товарищи, то кто же тогда?

— Серафим Саровский пророчествовал, — не торопясь, глядя куда-то вдаль, за волжские степи, сказал отец Алексий, — Господь помилует Россию и спасет, и через страдания приведет к великой славе. — И наложив крестное знамение, добавил: — С Богом!

Через три дня он скончался. Но за сутки до этого он успел благословить Ольгу Щедрину и Николая Платова. Свадьбу они не справляли: собрались только самые близкие люди, с которыми их когда-то познакомил генерал Рохлин.

Семнадцатого августа разразился финансовый кризис. Страна узнала слово «дефолт». Номинальные потери России от ГКО и других финансовых пирамид составили четыреста миллиардов рублей. Дефолт повлек за собой спад производства, сокращение бюджетных расходов, разрушение экономического пространства страны, вследствие чего понесли урон субъекты федерации. Россия утратила доверие инвесторов, произошла глубокая дестабилизация экономики, трехкратная инфляция, девальвация рубля, снижение доходов и уровня жизни населения. Под угрозой оказалась экономическая независимость России и ее национальная безопасность.

Решения принимались премьер-министром Сергеем Кириенко и председателем Центрального банка Сергеем Дубининым при участии экспертов, привлеченных Егором Гайдаром и Анатолием Чубайсом. Привлечение экспертов противоречило национальным интересам России, так как вело к раскрытию информации для иностранных коммерческих фирм, которые использовали ее в своих интересах. Усилился отток капиталов из России, банковская система страны потеряла доверие населения.

Временная комиссия Совета Федерации по расследованию причин, обстоятельств и последствий принятия решений Правительства Российской Федерации и Центрального банка Российской Федерации от 17 августа 1998 года о реструктуризации государственных краткосрочных обязательств, девальвации обменного курса рубля, введения моратория на осуществление валютных операций капитального характера приняла обращение к президенту и субъектам Федерации, в котором предлагалось привлечь к ответственности лиц, участвовавших в решениях 17-го августа. Но это обращение осталось без внимания. Во все времена в России существовали два главных вопроса: «кто виноват?» и «что делать?». И каждый раз оказывалось, что виноватых нет, но все знают что делать. Не нашлось виновных и в дефолте.

Выводить страну из кризиса премьером поставили Евгения Примакова. Через некоторое время его сменил Сергей Степашин, но и он пробыл в этом кресле недолго. Вновь о себе дала знать Чечня, и он уступил дорогу Владимиру Путину. Именно ему было суждено решать вопросы сохранения территориальной целостности России на Северном Кавказе, воссоздавать престиж России в мире и серьезно заниматься реформированием армии. Для решения последнего вопроса был назначен качественно новый тип министра обороны — Сергей Иванов: интеллигент, интеллектуал, тонко чувствующий проблемы военного строительства.

…Путин стал первым руководителем государства за последние восемьдесят лет, который носит крест и искренне почитает православные святыни России…

В Москву Ольга и Николай Платовы возвращались вместе с Кудиновым.

Атаман вел машину. Профессиональный автогонщик, он, как всегда, мчался по трассе с большой скоростью. Ольга сидела впереди, а Николай, откинувшись на заднем сидении, погрузился в размышления. Он думал: «Отчего все так случилось, где истина и где ложь? Лев Яковлевич был беззаветно предан Отечеству, армия для него была жизнь. В некотором смысле судьба его — это судьба армии 90-х годов: от советской идеологии ушли, а к русской по духу еще не пришли. Лев Яковлевич тоже проходил свой тернистый путь от звезды к кресту, приняв крещение в 50 лет. Он был на взлете, когда его настигла пуля, и он уже не успел осознать, что крестный путь России состоит в исполнении Промысла Божьего…» Вспомнились Николаю и когда-то давно прочитанные слова преподобного Серафима Саровского: «Дело благое, да не по времени, не только не угодно Богу, но и грех есть». Может быть, действительно, русский народ допивает последние капли горькой чаши, и еще не подошел срок? И Россия, по Божьему Промыслу возведенная на Голгофу, испытала еще не все страдания, требуемые для очищения души народа и осознания им своей судьбы? Ему казалось, что в генерале Рохлине воплощаются его собственные надежды, но Господь распорядился иначе…

Платов очнулся от резкого торможения машины.

— Заправиться надо, — сказал Кудинов, останавливаясь у бензоколонки.

Всю жизнь Николай Платов верил, что спасение России придет через сильную личность. В святость царя Николая Второго он верил потому, что считал его воплощением духовной силы. Он надеялся, что через покаяние за государя и его семью Россия вернет себе эту силу. Что через это Бог даст народу жизненные ориентиры, уважение к себе, к своим корням, к своей истории, поможет изгнать слепую жестокость, поселившуюся в душах людей.

Неожиданно для всех Николай сказал задумчиво:

— Да, все еще впереди… Вы знаете, государь Николай Второй через год после отречения записал в дневнике: «Сколько еще времени будет наша несчастная Родина терзаема и раздираема внешними и внутренними врагами? Кажется иногда, что дольше терпеть нет сил, даже не знаешь, на что надеяться, чего желать? А все-таки никто как Бог, да будет воля Его Святая!..»

Россия вступила в XX век под грохот орудий на Дальнем Востоке и закончила век под грохот бомб на Северном Кавказе.

За минувшее столетие Вооруженные Силы принимали участие в многочисленных войнах и конфликтах, вся тяжесть которых легла на плечи русского солдата и офицера.

Не раз менялась политическая власть в стране, но русский солдат выполнил свой долг перед Отечеством.

Армия в войнах и военных конфликтах XX века потеряла:

Русско-японская война (1904–1905) — 52 500 человек;

Первая мировая война (1914–1918) — 2 254 369 человек;

Конфликт на КВЖД (1929) — 28 человек;

Война в Испании (1936–1939) — 189 человек;

Военная помощь Китаю (1925–1941) — 227 человек;

Конфликт у озера Хасан (1938) — 960 человек;

Конфликт у Халхин-Гола (1939) — 9703 человека;

Советско-Финляндская война (1939–1940) — 126 875 человек;

Великая Отечественная война (1941–1945) — 8 668 400 человек;

Война в Корее и Китае (1945–1953) — 315 и 936 человек соответственно;

Интернациональная помощь Кубе (1961) — 69 человек;

Арабо-израильский конфликт (1967–1973) — 52 человека;

Подавление мятежа в Венгрии (1956) — 1540 человек;

Помощь чехословацкому народу (1968) — 87 человек;

Конфликт на Даманском (1969) — 58 человек;

Война в Афганистане (1979–1989) — 15 051 человек;

Конфликт в Нагорном Карабахе (1991) — 51 человек;

Война в Приднестровье (1992) — 24 человека;

Гражданская война в Таджикистане (1992) — 302 человека;

Абхазо-Грузинский конфликт (1992–1993) — 119 человек;

Чеченская война (1994–1996) — 5552 человека.

Вечная память солдатам и офицерам, павшим за Отечество! Они погибли с верой в Россию, в лучшую долю ее народа.

И рядом с солдатами всегда были генералы. Были и генералы-изменники, и генералы-бездарности, но их имена вычеркнуты из памяти. Но мы всегда будем помнить генералов и адмиралов — патриотов Отечества, вместе с солдатами и матросами разделившими их участь.

И ни один из них, по настоящему талантливых, честных, любимых своими солдатами и чтимых народом, не был обласкан российскими вождями и политиками. Но всякий раз, в тяжелую годину, их звали на помощь. Без них не могли одолеть врагов, без них не было спасения.

Мы навсегда сохраним в наших сердцах имена этих людей и слова, на протяжении XX века звучавшие для тех, кого воинские эшелоны увозили на войну: «По вагонам!» И звуки духового оркестра, исполняющего «Прощание славянки»…